Б.Н. Гельман. «Памятник евреям-участникам обороны Севастополя в 1854-1855 годах»

Гордостью Севастополя всегда были памятники (их насчитывается здесь более двух тысяч). И все же есть в Севастополе обелиск, мало кому известный. Даже специалисты-историки, музейные работники если и слышали о нем, то никогда не видели.

Причин такого неведения, пожалуй, две. Во-первых, сооруженный на Северной стороне, на берегу Панайотовой бухты, он впоследствии оказался в запретной (режимной) зоне одного из цехов Севастопольского морского завода, куда можно только попасть по спецпропуску; во-вторых, в путеводителях и справочниках, в том числе дореволюционных, которыми пользуются севастопольские историки и краеведы,, нет сведений об этом памятнике, хотя высотой он более 4-х метров. В одной из самых обстоятельных книг, с рисунками академика Н. Самокиша, изданной в 1904 году к 50-летию обороны Севастополя, А.П. Валуева (Мунт) подробно описывает путешествие по городу, в том числе по берегам Панайотовой бухты, пишет: «От нее около версты до Братского кладбища», но не «замечает» четырехметровый обелиск.

Еще одна особенность: двуязычный текст. На одной из трех его граней надпись на русском: «Памяти еврейских солдат, павших за отечество при обороне Севастополя во время войны 1854—1855 гг.» и соответствующая же надпись — на иврите.

Года четыре назад в Музей героической обороны и освобождения Севастополя пришло письмо из Ленинграда с запросом о судьбе памятника. Но и тогда научные сотрудники не получили возможности его осмотреть. В ответе автору письма В. Гессену сообщили, что памятник состоит на государственном учете. Других сведений в музее не оказалось.

Как выяснилось, поводом для вопроса послужила заметка «К севастопольским торжествам», обнаруженная В. Гессеном в архиве своего отца, историка Юлия Исидоровича Гессена (1871—1931), труды которого недавно переизданы. В заметке, напечатанной в 1904 г., речь шла о подготовке к 50-летию начала обороны Севастополя, и Ю. Гессен выражал надежду, «что не будет забыт и военный памятник на еврейском кладбище в Севастополе».

Исследования В. Гессена позволяют проследить историю этого сооружения. Первым, кто проявил заботу об увековечении памяти павших, был севастопольский купец С.С. Шмерлинг. С его личным участием проходил сбор добровольных пожертвований. Созданный в 1863 г. в Одессе комитет из пяти человек составил план и смету на сооружение памятника и ограды.

Во все времена на подобные дела необходимо было разрешение властей. Первая докладная комитета от 28 апреля 1864 г. удостоилась резолюции военного губернатора в Севастополе о том, что с его стороны на установку упомянутого памятника не имеется препятствий, но так как местность на Северной стороне состоит в ведомстве Севастопольского порта, то надлежит обратиться к его командиру. Контр-адмирал Ключников послал докладную своему начальнику командиру Николаевского порта вице-адмиралу Глазенапу. Тот продержал ее два месяца и только после настойчивой просьбы Шмерлинга направил в Петербург. Там вопрос решился неожиданно быстро: управляющий морского министерства Краббе дал разрешение в июле 1864 г.

Как и когда проходило открытие памятника, установить пока не удалось. Обычно информация о событиях в российских портах печаталась в журнале «Морской сборник», но в подшивке за 1864— 1865 гг. такого сообщения не оказалось.

Известно, что автором памятника был одесский скульптор Вернет; расходы составили 2 330 руб. (вместо 1 800 по смете). В отчете комитета сказано, что кладбище представляет собой неправильный четырехугольник, у которого самая длинная сторона около 25 саженей (52,5 м), оно обнесено стеной из инкерманского камня. Посредине длинного фасада находятся чугунные ворота, отлитые в Одессе на литейном заводе Фалька. Напротив ворот, посреди кладбища, поставлен обелиск. На нем находятся внизу три четырехугольника, а повыше — три овальные плоскости для надписей на русском языке и иврите.

...За прошедшие почти полтора столетия многие огненные вихри пронеслись над Севастополем. Уже после Великой Отечественной войны были снесены английское, французское и итальянское кладбища времен Крымской войны. И все же каким-то чудом уцелел памятник на берегу Панайотовой бухты.

В пасмурный апрельский день мне удалось, вместе с Евгением (Евелем) Давидовичем Ямпольским осмотреть заброшенное еврейское кладбище. Это произошло благодаря содействию Валерия Васильевича Мятыги, который является активистом городского общества охраны памятников. Он и пробивал для нас пропуска.

...Узкий клин земли, заросший кустарником, пролегает на склоне оврага между высокой стеной и бетонной дорожкой. Под самой стеной — памятник из белого мрамора. Не только время оставило не нем свои следы. Немалые усилия приложили чьи-то варварские руки, откалывая ценный камень, царапая фамилии.

На мраморной плите перед глазами надпись на иврите. Часть слов сбита ломиком и зубилом. Все же Ямпольский, мысленно восстанавливая пропуски, прочитывает написанное и находит слова, соответствующие русскому тексту на боковой стороне: «Памяти еврейских солдат, павших за Отечество при обороне Севастополя во время войны 1854—1855 гг».

В основании трехгранного шпиля три овальные розетки: изображение ангела с флейтой, медали «За защиту Севастополя», на третьей — текст из псалмов: «Идущий от солдата к солдату да увидит знак Божий».

На одной из сохранившихся могильных плит можно разобрать написанное: похоронен солдат Дов-Бер Брозер, погибший честной смертью, «Да будет душа его заключена в списках для воскрешения».

Совсем не случайно выбрался на Северную сторону не очень здоровый 75-летний Евель Давидович. В начале 50-х он работал на морском заводе, ходил на кладбище. Он помнит, что там было еще 5—6 памятников из черного мрамора с двуязычным текстом. Их след простыл.

Евель Давидович признается, что опасался в то время показать повышенный интерес к этим захоронениям. Вовсю разворачивалась борьба с космополитизмом, возникло «дело врачей». А человек, знающий иврит, попадал под подозрение.

Много позже, в брошюре «Список памятников истории...», выпущенной управлением культуры Севастопольского горисполкома (1989), это захоронение будет обозначено как «Братская могила воинов русской армии...»

Это не совсем точно: могил было много — целое кладбище. И действительно: воинов русской армии. Но следовало добавить: иудейской веры.

Человек неравнодушный, относящийся к своему общественному поручению со всей серьезностью и ответственностью, Валерий Мятыга приложил немало усилий, чтобы как можно лучше сохранить памятник. При его активном участии был разработан план благоустройства кладбища и составлена смета расходов, утвержденная генеральным директором. Она была подписана 15 августа 1991 г.; цены с тех пор возросли в тысячи раз.

И все же заботливый Мятыга принимает меры, чтобы привести в порядок все памятники на территории завода.

Данные о количестве погребенных обнаружить не удалось, цифра в 500 человек могла появиться методом простого вычитания. Морское ведомство публиковало Памятные книжки. В 1853 г. на Черноморском флоте числилось всего 35 670 нижних чинов: православных — 28 232, лютеран — 148, католиков — 5 784, евреев — 1 081. После Крымской войны в 1856 г. нижних чинов — 23 145, из них: православных — 18 952, лютеран — 64, католиков — 2 443, евреев — 488. Так, возможно, и определились потери. Есть надежда, что где-то в архивах еще найдутся списки погибших.

Еврейская община в Севастополе, зарегистрированная в 1993 г., обращалась к городскому руководству с ходатайством о помощи в реставрации военного кладбища и памятника. На место выезжала авторитетная комиссия, которая направила свое заключение тогдашнему главе администрации (октябрь 1993 г.).

Комиссия отметила «историческую ценность памятника, не имеющего аналогов по всей территории бывшей Российской империи», пришла к выводу, что он органически входит в единый комплекс Братского кладбища защитников Севастополя 1854—1855 гг., и поставила вопрос о необходимости включить его в план реконструкции. Но до сих пор это не сделано.

Когда в Севастополе в сентябре 1994 г. в связи с 140-летием Крымской кампании проводился Международный день памяти павших, дипломаты и общественные деятели из Великобритании, Франции, Италии, Турции приняли участие в церемонии установления знака примирения вблизи Балаклавы.

К плановым мероприятиям добавилось еще одно: на военном еврейском кладбище. Вместе с представителями еврейской общины память погибших почтили председатель Еврейского совета Украины Илья Левитас и член правления Ассоциации еврейских организаций Украины Вадим Фельдман.

Они были затем приняты заместителем председателя горсовета Ириной Цокур. Речь шла о восстановлении памятника на военном еврейском кладбище.

Поддержка была оказана.

В марте 1995 года проект реставрации военного еврейского кладбища и памятника, который я представлял на семинаре «Шорошим» в Киеве, получил одобрение и представлен на получение гранта. Когда такое решение будет принято, появится возможность к его осуществлению. В Севастополе есть организации, которые сделают это на высоком уровне. И тогда перед современниками приоткроется еще одна трагическая и героическая страничка российского еврейства.

Я консультировался с историками, архивистами, краеведами в Севастополе, Москве, Киеве, Израиле, обращался в Иерусалимский университет, писал в посольства Израиля в Украине и России. На письменные запросы ответов вообще не пришло. А специалисты рассуждали глубокомысленно: надо искать. В Севастопольской морской библиотеке я внимательно изучал подшивки журнала «Морской сборник» за 1854—1855 гг., за 1864 г. (год установки памятника), но того, что искал, не нашел.

Натолкнулся зато на фамилии раненых, происхождение которых не вызывает сомнений. Вот они:

Лейба Гранштейн, Люблинской губ., Седлецкого уезда, дер. Энемблой, из евреев, в службе с 1852 года, ранен 29 марта на Корниловском бастионе. 7 апреля возвратился на службу;

Мастеровой Самуил Груз, Варшавской губ., Серадского уезда, дер. Ольховка, в службе с 1840 г.;

13 рабочего экипажа мастеровой Мордка Лизирович, Радомской губ., из мещан, г. Стопанцы, в службе с 1848 г., на 3-м бастионе; Айзик Войнаровский, местечка Качаху, из евреев, в вылазке на 4-м бастионе 30.XI ранен в правую ногу;

Мойсей Рот, Одесского уезда, морской арестантной роты арестант 33 флотского экипажа;

мастеровой Мошка Ливтребор, Седлецкого уезда Местечка Раки; мастеровой Семен Сатулоцкий 13 рабочего экипажа; мастеровой Лейба Фига 13 флотского экипажа, Радомской губ., Стопницкого уезда, дер. Хмельники;

Рафаил Фрухт, Менда Баум 13 флотского экипажа; мастеровой Берка Вольковский, Бессарабской обл., Измаильский мещанин;

матросы Ефим Столяр, Абрам Волкович, Хаим Болштай, Уриш Плот, Юзеф Соломон;

рядовые Шмуль Митников, Сендер Винокурник, Авив Горбик; мастеровые Шмуль Шварц, Семен Ленчик, Хаим Визенфельд, Янкель Сотман, Мосик Милерман; кантонист Соломон Качка.

В журнале есть и более раннее (1854 г.) упоминание о синагоге и о должности главного раввина на Черноморском флоте (его фамилии нет).