Т.М. Фадеева. Архипелагские экспедиции Русского флота (1769—1774) и появление новой греческой общины в Крыму

В процессе присоединения Крыма к России произошло достойное сожаления событие — выселение греков-христиан из Крыма в Приазовье в 1778 г. Вскоре греки здесь вновь поселились, но уже другие. Известный крымовед А. Бертье-Делагард в работе «Керменчик. Крымская глушь», посвященной одному из основных мест расселения этой новой волны эмиграции греков, пишет: «С выходом греков обезлюдел Керменчик, опустели его многочисленные церкви, — казалось, замерло все и повсюду; но столь же изумительное, как и неожиданное обстоятельство вновь вдохнуло здесь жизнь: явились новые поселенцы и к тому же опять греки, но родом из далекой Мореи и Архипелага. Совершенная феерия с превращениями. В первую турецкую войну, при императрице Екатерине II эскадра Орлова с войсками поддерживала восстание на турецких берегах Средиземного моря, населенных греками. По окончании войны участникам восстания — грекам были предоставлены особые права и льготы для переселения в Россию и службы в ней. Эти «албанцы» или «арнауты», как у нас тогда неправильно называли греков, были перевезены в Еникале: но во время присоединения Крыма в 1783 г. их двинули для занятия всего южного берега Крыма. Распространяя ужас между татарами, они дошли до Балаклавы, где и были поселены окончательно, на особых правах; там и доныне живут их потомки»¹

Их называли архипелагскими греками, имея в виду их участие в Архипелагской войне 1768—1774 гг., а также «албанцами»², хотя название это видные исследователи Крыма XIX в. считали неправильным. «Греческий пехотный батальон, — уточняет П.И. Кеппен, — был сформирован Орловым-Чесменским в 1769 г. из архипелажцев, которые, по окончании войны в 1776 г., были поселены в Керчи и Еникале, а по присоединении Крыма к России были водворены в Балаклаве и, вероятно, тогда же в деревнях Лаке, Керменчике, Алсу, Камаре и Карани»³.

Наиболее активную его часть составили маниоты или майноты — греческие жители полуострова Мани, Майна (средний южный мыс. Пелопоннесса). Мани — местность гористая и недоступная: еще недавно в большинство селений можно было попасть только морем. На протяжении своей истории маниоты были известны своим соседям и своим противникам как бесстрашные воины, соблюдавшие обычай кровной мести, и знаменитые пираты. Они жили в укрепленных селениях, в домах-башнях, где оборонялись против турок-османов. Османская империя, после падения Константинополя и оккупации османами Греции в XV в., так и не смогла покорить целый ряд горных местностей (горы Этолии, Пинда, Аграфы, особенно горный район Сули, а также целую большую горную область на юго-западе Пелопоннеса — Мани, Майна). Здесь велась непрерывная партизанская война. Жители долин укрывались в горах от притеснений османов и создавали там независимые общины, члены которых именовали себя «клефтами». Собираясь в дружины по 100—200 человек, клефты совершали дерзкие нападения на турецкие отряды. Иногда они объединялись в крупные отряды ради серьезных военных выступлений.

В труде Константина Багрянородного сохранилось описание Мани и его жителей: «Да будет ведомо, что жители крепости Майна происходят не от племени ранее упоминавшихся славян, а от более древних ромеев, которые и до сего дня называются у местных людей эллинами, ибо в более отдаленные времена были идолопоклонниками и почитателями идолов, наподобие древних эллинов, а стали христианами, будучи крещены [лишь] в царствование приснопамятного Василия. Место же, в котором они обитают, безводно и недоступно, однако богато оливами, что и доставляет им утешение»⁴.

Сами они считали себя потомками древней Спарты. Майнотов называли эллинами, то есть язычниками; они долее других сохраняли эллинские обычаи, сопротивляясь насильственному крещению, благодаря труднодоступности края. Однако, став христианами, они с тем же упорством продолжали сопротивляться османскому завоеванию. Французский историк Клод де Рюльер, небезызвестный автор книги о перевороте 1762 г. и восшествии Екатерины на престол, публикации которой так опасалась императрица⁵, является также автором фундаментального сочинения «История анархии в Польше и расчленений этой республики»⁶, изданного в 1807 г. В нем затронуты ряд внешнеполитических аспектов политики Российской империи, в том числе Архипелагские войны.

В одиннадцатой главе третьего тома содержится также интересное описание союзников России в этой войне — греков-майнотов и их отличий от остальных греков. «После завоевания Пелопоннеса турками, согласно традиции, признаваемой всеми греками и подтвержденной множеством признаков, значительное число лакедемонцев успешно вернулись в эти горы. Скалы и пещеры стали приютом их собственной независимости. В последнюю эпоху самые смелые среди греков, из тех, кто наиболее дорожит своей свободой, остатки императорских семейств Константинополя и Трапезунда, избежав ярости турок, спасались в этих горах. Майноты гордились тем, что, несмотря на свою бедность, сумели дать достаточно дорогой выкуп за многих из принцев, попавших в руки пиратов. И сегодня еще находятся среди них представители почти всех семейств, занимавших престол Греции: Фока, Кантакузины, Комнины, Ласкарисы, Палеологи. С удивлением замечаешь, что эти семьи сохраняют еще и спустя три столетия физиономию, отличную от уроженцев страны. Из смеси древних мессенцев, остатков спартиатов, самых известных семейств Греции, и тех, кто царствовал в Константинополе и Трапезунде, сформировалась эта маленькая народность, известная сегодня под именем майнотов, разделенная на множество племен, свободно живущих в горах, храбрых до жестокости, гордых тем, что кровь стольких императорских домов смешалась с кровью ее граждан, и еще более гордая тем, что спустя столько столетий и, невзирая на свое крайнее невежество, все еще состоит из потомков спартанцев. Спустя три столетия и еще в наши дни общие собрания их старейшин или геронтов именуют себя Сенатом Лакедемона⁷. Отсюда и противопоставление их остальной народной массе, подчеркивает Рюльер: «Остальных греков они считают рабами и трусами; последние, в свою очередь, смотрят на них как на разбойников»⁸.

Генеральная карта Архипелага

Тойнби отнес маниотов к «реликтам вымерших цивилизаций», обязанных своим сохранением двойной защите: сочетанию суровости природных условий с труднодоступностью. «Показателен, — продолжает он, — в этом плане пример греческих православных общин Мани и Сули в Оттоманской империи. Суровость и труднодоступная местность спасла Сули и Мани от тягот оттоманского гнета, тогда как греческие подданные падишаха в Спарте и Янине фактически были истреблены. Сулиоты и маниоты, стимулированные и защищенные суровостью и недоступностью своего края, сыграли, в конце концов, самую активную роль в создании современной Греции»⁹.

Алексей Орлов-Чесменский

1 ноября 1768 г. Турция объявила России войну. 4-го ноября Екатерина созвала совет из важнейших государственных деятелей и военачальников, на котором граф Григорий Григорьевич Орлов¹⁰ предложил послать в Средиземное море эскадру для диверсии в тылу противника. Этот план был обдуман братьями заранее. Еще в 1763 г. Алексей Орлов¹¹, брат фаворита, направил к «спартанскому народу» жителей Мани эмиссаров. Последние подтвердили решимость греков и балканских славян к восстанию против оттоманского правления. С давних пор народы Балканского полуострова рассчитывали на помощь России в своей борьбе против турецкого ига. Как писала Екатерина А. Орлову: «Признаться же должно, что в то самое время (1769 г.) множество греков, сербин и прочие единоверные авантурьеры зачали соваться ко многим с планами, с проектами, с переговорами...»¹².

Для агитации среди православных греков и славян был выбран граф Алексей Орлов, отправившийся вместе с братом Федором в Венецию. Вышеупомянутый Кл. Рюльер в 11-ой главе своей книги описывает появление братьев в Венеции, впечатление, произведенное как их весьма представительной внешностью, так и поведением. Не сомневаясь в истинной цели их появления, Рюльер ехидно отмечает: «Двое Орловых выбрали в качестве предлога путешествия по Италии простое любопытство... Но во время своего пребывания в Венеции, где терпимо относятся к греческой религии и куда по делам торговли постоянно прибывают славяне и греки, они ежедневно показывались в православных церквах, и проявлениями набожности, производили сильное впечатление на этих суеверных народов, воспринимавших их как представителей государя — защитника их религии. По выходе из церкви, в окружении толпы приверженцев, они останавливались, запускали руки в карманы, один полный золотых, другой — серебряных монет, раздавая их с величественной щедростью. Различные эмиссары приходили к ним с докладами. Но осторожная и недоверчивая Венеция вскоре заметила эти маневры и попросила братьев избрать другое местопребывание¹³.

Экспедиция требовала больших расходов, а между тем в итальянских городах российская империя не имела ни торговых, ни политических связей. И первым лицом среди множества эмиссаров и приверженцев стал грек Пано (Павел) Маруцци, чья семья с XVI в. обосновалась в Венеции, где занятия торговлей и банковским делом принесли ей большие богатства и связи. Маруцци, — пишет Рюльер, — «удовлетворив свое тщеславие титулом маркиза (от Австрии) и орденом св. Анны (от России), превратился в русского агента при всех дворах Италии. Он был готов пожертвовать все свое огромное состояние, состояние своей семьи и всех связанных с ним лиц в других городах и портах, успеху начинаний русского двора»¹⁴.

Заинтересованность Маруцци находит свое объяснение в ряде опубликованных документов¹⁵, которые свидетельствуют о стремлении итальянской стороны, прежде всего, Венеции и Генуи, установить взаимовыгодные торговые связи с Россией уже в 40—60-е годы XVIII в. Черноморская торговля России с Италией имела давнюю историю. Поездки итальянских купцов в Москву, а купцов-москвичей на юг известны с XIV в. Поэтому захват турками во второй половине XV в. Константинополя и итальянских колоний в Крыму был бедствием не только для Генуи и Венеции, но и для России. Несколько оживились русско-итальянские экономические связи в начале XVIII в., при Петре I. В Венеции было основано первое русское торговое консульство (1711 г.), начали действовать официальные торговые агенты.

Оживлению торговли России с итальянскими государствами способствовал Белградский мирный договор, заключенный между Россией и Турцией после войны 1735—1739 гг. Россия возвратила Азов, получила выход в Черное море, продвинулась в район южного Днепра, начала осваивать территории на юге вплоть до Буга. Если до этого почти вся торговля с европейскими странами велась через балтийские порты, то теперь появилась возможность вести ее через Черное море. С начала 40-х гг. XVIII в. заметно повышается интерес русских торгово-промышленных и правительственных кругов к торговле с восточными (Персией, Турцией) и средиземноморскими странами (Францией, Венецией, Генуей, греческим Архипелагом). Инициатором в обсуждении вопросов черноморско-средиземноморской торговли выступила Коммерц-коллегия¹⁶. С февраля по октябрь 1741 г. ее вице-президент И.А. Мелиссино (кстати, потомок знатной греческой семьи) разработал несколько вариантов проекта развития торговли по Черному морю. 30 октября 1741 г. окончательный вариант проекта был представлен Сенату. Были и встречные предложения со стороны Венеции и Генуи.

Именно в это время в Италию отправился вице-канцлер Михаил Илларионович. Воронцов¹⁷. В свете сказанного, надо полагать, что вице-канцлеру М.И. Воронцову было что обсуждать с главой богатого банкирского дома Маруцци и с другими заинтересованными в торговле с Россией лицами. К такому выводу склоняет одно из высказываний княгини Екатерины Романовны Дашковой¹⁸, будущего директора Академии наук и президента Академии Российской, совершавшей в 1781—1782 гг. путешествие по Европе с сыном Павлом Михайловичем (1763—1807) — выпускником Эдинбургского университета с целью осмотра самых прославленных достопримечательностей. Она так описывает встречу с П. Маруцци: «В Венеции наш представитель, маркиз Маруцци, приготовил для нас свой дом, окружив нас роскошью и великолепием. Он был очень многим обязан покойному моему дяде, государственному канцлеру графу Воронцову, и я приписывала великолепие оказанного нам приема его благодарности и тщеславию. Он только что получил орден св. Анны и поэтому повсюду в его доме, на дверях, на воротах, на экипажах красовались либо лента, либо звезда этого ордена. Он мне доставил самое большое удовольствие (и я им пользуюсь и поныне) уступкой двух великолепных картин Каналетти»¹⁹.

Во время своего пребывания в течение двух недель в Италии Орловы установили контакты и общались с представителями высшей итальянской аристократии, особенно греческого и южнославянского происхождения и православного вероисповедания. Кроме семьи Войновичей к их числу можно отнести графов Мочениго, Джика (Гика), Маруцци, впоследствии некоторые из них навсегда остались на русской службе. Все это послужило для подготовки Архипелагской экспедиции, имевшей целью поддержать сухопутные действия русской армии против турок. Венецианец Антонио Джика по поручению А.Г. Орлова занялся вербовкой волонтеров в воинский легион не только среди греков, южных славян и итальянцев, но и албанцев.

Грек в национальной одежде

Но, наиболее важную роль в подготовке российской военно-морской экспедиции в Эгейское море, наряду с тайной миссией Орловых сыграл привлеченный на русскую службу венецианский маркиз и банкир Пано (Панайотис, Павел) Маруцци. Переход на русскую службу и приобретение высокого российского покровительства были для П. Маруцци столь привлекательны, что он соглашался исполнять поручения русского двора безвозмездно²⁰. Кроме того маркиз взял на себя кредитование итальянских расходов Архипелагской экспедиции. По сути, заинтересованность в развитии черноморской торговли с Россией была взаимной. В 1767 г. П. Маруцци был представлен графом Г.Г. Орловым Екатерине II и имел с ней одну или несколько продолжительных бесед. Императрица должным образом оценила его дипломатические качества и средиземноморские связи и предоставила ему право письменно обращаться напрямую к ней. Помимо этого в порядке поощрения, а также для придания ему большего веса в дипломатических кругах, императрица наградила Маруцци орденом Св. Анны первой степени, прежде чем он приступил к исполнению своих обязанностей в Италии. 10 марта 1768 г. было официально объявлено о назначении П. Маруцци российским поверенным в делах при Венецианской республике и других торговых городах Италии, а также на Мальте.

Сфера деятельности Маруцци в Средиземноморье была достаточно обширной. Согласно его донесениям российскому Двору, он информировал о ситуации в Черногории, о ходе восстания на Корсике против Франции, о попытках тайных переговоров с корсиканским предводителем Паоли с целью в перспективе обеспечить на этом острове базы для русского флота. Ему предлагалось также способствовать переселению греков в Россию, предварительно выяснив их настроения и материальные возможности. «Если люди греческого вероисповедания обратятся с желанием переселиться в Россию, в таком случае имеете маркиз обнадеживать их Высочайшею Ее императорского Величества милостию и протекциею и, наведываясь о их состоянии и ремесле, обстоятельно сюда доносить... ожидая отсюда резолюции».²¹

Содействуя греческой эмиграции, Екатерина II не только стремилась привлечь к освоению земель юга России, тогда совершенно пустынных, население, отличавшееся разнообразными талантами и предприимчивостью и с древних времен колонизовавшее черноморское побережье. Покровительство греческим переселенцам было частью более обширных политических планов императрицы, нашедших воплощение в «Греческом проекте», который предусматривал изгнание османов из Европы, создание греческого государства во главе с внуком Екатерины — Константином. Поэтому императрица всячески стремилась упрочить свое влияние среди греков, предоставляя греческим переселенцам особые привилегии²².

Но вернемся к Алексею Орлову, который с помощью агентов приступил к подготовке населения Черногории, Мореи (Пелопоннеса) и островов Архипелага к вооруженному восстанию и в письме императрице предлагал «употребить» «себя к службе Отечества вместе с православными греческими и славянскими народами»²³. А. Орлов был назначен Екатериной руководить экспедицией. Отношения субординации не были сформулированы ею достаточно четко, что привело впоследствии к конфликтам между адмиралом Г.А. Спиридовым²⁴ и контр-адмиралом Дж. Эльфинстоном²⁵, А.Г. Орловым и контр-адмиралом И.Н. Арфом²⁶. За отсутствием опыта дальних морских плаваний, эскадра понесла большие потери.

Когда в конце февраля 1770 г. эскадра подошла к порту Витула (Итило) на побережье Мани, то в составе ее было три линейных корабля и два небольших судна, на борту которых находилось немногим более 2 тысяч 500 человек. Однако здесь почва была подготовлена агентами Орлова, и здесь проживал Мавромихали, начальник Греческих легионов, носивших тогда название «Спартанских». Именно к Мавромихали обратился с письмом от 22 января 1769 г. граф Панин²⁷, называя его «благородным капитаном» и указывая, что война, объявленная Портой России, предоставляет «всем православным народам Эллады» заслужить «милости, могущественную защиту и покровительство» русской императрицы, а себя освободить от ига порабощения²⁸. В ноябре 1769 г., а затем и в начале следующего года граф Орлов отправил Мавромихали письма с призывом собрать всех воинов и действовать против турок, «чтобы окончить начатое великое предприятие, которое всякому принесет честь, мзду и счастие»²⁹.

Несмотря на малочисленность русских сил, появление их в Морее вызвало большой энтузиазм у местного населения. К базе русского флота стали стекаться добровольцы. Из них были сформированы два легиона: западный, которым командовал генерал-майор князь Ю.В. Долгоруков³⁰, и восточный под командованием капитана Баркова³¹. Западный легион овладел Каламатой, Аркадией и очистил от турок всю Мессению. 10(21) апреля 1770 г. объединенными силами западного легиона и морского отряда под командованием деда А.С. Пушкина бригадира И.А. Ганнибала³² был взят Наварин (о. Зан-те). Успешно действовал и восточный легион. 8(19) марта 1770 г. Баркову сдалась центральная крепость Пелопоннеса Мистра (Мизитра, Лакония), гарнизон которой состоял из 2 тысяч человек.

Взятие Мистры было омрачено грабежами и жестокостями, привычными в ходе вековых столкновений турок и клефтов-майнотов. Турки, запросив капитуляции, по рассказу Рюльера, «мирно складывали оружие, и в это время «самое свирепое племя майнотов спустилось со склонов гор и начало грабить и убивать турок без различия пола и возраста. Последние в ужасе бежали из крепости и устремились в церковь. Архиепископ и все духовенство в облачениях и с крестами умоляли этих разбойников не осквернять храм»³³. По рассказу Баркова, турки, закрепившись в крепости, защищались семь дней, но, лишенный воды, 8 марта 3,5-тысячный гарнизон капитулировал. «При сем случае, — сообщает Барков, — не мог я удержать майнотов от наглости и кровопролития, при котором, в нарушение капитуляции, убито в предместий более 1000 турок и разграблены имения... С великим трудом и опасностию едва удалось мне сберечь начальников с остатками пленного гарнизона, который роздан был от меня по домам жителей греков по дальнейшей о них резолюции»³⁴. Эти жестокости так напугали турок, что в дальнейшем они отказывались от капитуляции и держались до конца.

Первоначальные успехи повстанческих отрядов, взятие Мистры вскоре сменились неудачами — последовало поражение у Триполицы (Триполис), под Модоном, что объяснялось как малочисленностью десанта, так и отсутствием дисциплины и недостатком военной подготовки среди восставших. Участие майнотов наводило ужас на население. Память об этом осталась надолго и откликнулась даже в поэзии Джорджа Байрона. В кратком предисловии к поэме «Гяур» поэт избирает временем действия «Пелопоннесское восстание майнотов с участием русских, когда в феврале 1770 г. русская эскадра, (фактически имевшая целью отвлечение турецкой армии с Дунайского фронта), прибыла в Коронский (ныне Мессенский) залив». В законченном виде, продолжает Байрон, рассказ должен был заключать в себе «историю невольницы, брошенной, по мусульманскому обычаю, в море за неверность, за которую мстит молодой венецианец, ее возлюбленный. Событие, это отнесено к тому времени, когда Семь Островов³⁵ были под властью Венеции и вскоре после того, как арнауты были прогнаны из Мореи, которую они опустошили несколько времени спустя после вторжения русских. Отпадение майнотов после того, как им не дозволили разграбить Мистру (Мизитру), помешало предприятию русских и привело к разграблению Мореи, во время которого жестокость, проявленная всеми, была беспримерной даже в летописях правоверных³⁶.

«Отпадение майнотов после того, как им не дозволили разграбить Мизитру, помешало предприятию русских...», — пишет английский поэт. Действительно, попытки русских офицеров остановить жестокости и грабежи приводили к ссорам предводителей повстанцев с Орловым. Жестокости греков к пленным и гражданскому населению значительно осложнили последующие действия союзников в Морее, вынудив турок к упорному сопротивлению. И хотя, воодушевленные успехом Баркова, в его лагерь стали стекаться греки и к концу марта численность восточного легиона возросла до 8 тысяч человек³⁷, успехи сменились неудачами.

29 марта (9 апреля) в районе Триполицы в Аркадии совместный отряд из около 600 русских и более 7 тысяч греческих повстанцев потерпел поражение от турок, потеряв около 2000 человек, и вынужден был отойти к Мистре, а вскоре оставить и ее. После ухода русских войск город был захвачен и разорен албанскими отрядами. Повстанцы, несмотря на их многочисленность, были слабо организованы и плохо вооружены, они нуждались в опытных инструкторах и контингентах регулярных русских войск. К тому же имевшиеся небольшие по численности десантные войска использовались неправильно. Вместо того чтобы подкрепить греческие силы, действовавшие во внутренних районах Мореи, они, вместе с наиболее боеспособными из греков — маниотами, — безуспешно осаждали турецкие крепости на юге полуострова.

Революционер из северной Греции

Пелопоннесское восстание потерпело поражение, дальнейшие военные действия велись уже на море. Остатки двух легионов присоединились к российским морским силам в качестве моряков, участвуя в операциях в Эгейском море и в восточном Средиземноморье. Два лидера этих добровольцев являлись представителями основных маниотских кланов — Стефан Мавромихали и Димитрий Григораки, оба были возведены в ранг майора.

Повстанцы во главе с Мавромихали способствовали победам российского флота в Архипелаге, за что он был награжден Екатериной II Большой золотой медалью. «Во все это время Спартанские легионы служили без всякого жалованья, — пишет С.В. Сафонов³⁸, — но неоднократно давали убежище и оказывали гостеприимство русским войскам в собственных домах и убежищах своих. Ведя, однако-же, такую упорную борьбу против врагов, разорвав с властелинами своими все связи подчинения и покорности, греки должны были думать о будущности, думать о том, что ожидало их семейства по окончании войны»³⁹.

По заключении Кючук-Кайнарджийского мирного договора (1774 г.), на основе которого Крымское ханство было объявлено независимым от Османской империи, но ни слова не было сказано о Греции, за свободу которой так храбро сражались архипелажцы, принимавшие участие практически во всех сражениях русских с турками, они обратились к Орлову с «единодушным прошением». В своем ответе от 2 сентября 1774 г. Орлов обратился ко всему албанскому войску с воззванием, в котором именем императрицы обещает всем, кто пожелает переселиться в Россию, убежище, чины, воинские почести и жалованье.

Получив эти заверения от Орлова-Чесменского, греки в 1775 г. отправили к императрице депутацию, возглавляемую капитаном Мавромихали, который «во время войны сражался с собственными его спартанскими легионами без всякого жалованья, получил золотую медаль за атаку и взятие Наварина, и отличался примерным мужеством, неустрашимостью, щедростью и неограниченным доверием и любовью к нему всех его соотечественников»⁴⁰. Депутация была принята «благосклонно и с особенным вниманием». Итогом встречи стал «Высочайший рескрипт», данный на имя графа Орлова за подписью Екатерина II от 28 марта 1775 г. В документе отмечалось, что служба греков в российском флоте вызывала уважение, а своими подвигами они прославили Россию. Императрица разрешила грекам, которые служили на флоте под руководством графа Орлова, поселиться в Керчи и Еникале и в Таганроге с предоставлением им особых льгот и приказала отправить их в Россию за казенные средства и на российских кораблях. Отдельные положения документа касались условий несения греками военной службы по охране границ Российской империи.

Это положило начало переселению в Российскую империю греков — военнослужащих «Греческого» или как их еще называли «Албанского» войска, прославившихся в боях под Чесмой, Наварином и в других сражениях. Среди них были выходцы из Пелопоннеса, Эпира, Македонии, Крита, различных островов Эгейского и Ионического морей, объединенные командиром Стефаном Мавромихали в «спартанские легионы». Прибывшие на российских кораблях греки и члены их семей (около 1500 человек) вначале были размещены в Керчи, Еникале и Таганроге.

Массовый исход начался в 1775 г., после того, как Мавромихали осмотрел выделявшиеся им земли в Керчи, Еникале (Ениколь) и в Азовской губернии. Решение покинуть родину давалось нелегко, да и сам процесс переселения в необжитые или разоренные войной земли был труден. Однако под угрозой турецких репрессий повстанцам и их семьям пришлось покинуть Грецию. В текст Кючук-Кайнарджийского мирного договора между Россией и Османской империей, заключенного 10 (21) июля 1774 г. и завершившего Русско-турецкую войну, была включена особая 17-я статья, на основе которой правительство султана должно было амнистировать греческих повстанцев и освободить греческое население на два года от любых налогов. Порта обязывалась разрешить свободный выезд с имуществом тем жителям, которые пожелают оставить Османскую империю на протяжении года со дня подписания договора.

Тем временем, хотя, согласно Кючук-Кайнарджийскому мирному договору, была объявлена независимость Крыма от Турции, последняя не оставляла надежд взять реванш. Опираясь на враждебную России татарскую знать, турки возмущали татар, засылали под видом мусульманских проповедников своих агентов, подстрекавших к мятежу. Кроме того, не прекращались провокации со стороны турецкого флота. В результате в 1777—1778 гг. произошел открытый мятеж крымских татар, в усмирении которого особую роль сыграли недавно переселившиеся греки. Учитывая их богатый опыт ведения боевых действий в горах и на побережье, российское командование зимой 1776—1777 гг. направило это военное формирование для сражения с турецким десантом и восставшими мусульманами в горных районах полуострова. К тому же, как говорилось в донесениях, оно действовало в Керченском уезде, при покорении городов Кафы и Судака, занятых турецкими войсками.

В аттестате генерал-поручика, командующего войсками, расположенными по левую сторону Днепра, в Крыму и на Кубани, Платона Прозоровского⁴¹ сообщалось, что во время мятежа с декабря 1777 по март 1778 гг. «войско Албанское взято мною из Ениколя и употреблено по сродности их в горы... во всех сражениях с татарами дрались от вышнего до нижнего с отменной храбростью, поражали всюду неприятеля и доказывали при всяком случае ревностное к Высочайшей службе усердие». Храбрость албанского воинства отмечалась непосредственным участником боевых действий генерал-майором Павлом Потемкиным⁴² в аттестате, завершавшемся словами: «Я сие свидетельство даю сему храброму войску тем охотнее, чем ближе был я очевидным свидетелем мужества его, и чем оно достойнее одобрения и похвал, ибо невозможно иметь более мужества и усердия к службе, колико (сколь) оное войско изъявило. Апреля 1 дня 1778 года»⁴³.

При этом следует отметить, что прибывшие в Крым греки-военнослужащие, вооруженные вековым опытом партизанской войны с османами, «войны без правил», со всеми ее средневековыми ужасами с обеих сторон, с особой жестокостью подавили выступления крымских татар и турок. Причем, во время этих военных действий пострадали и греки-старожилы, населявшие горные села. Кровь, которая пролилась с обеих сторон, стала причиной недоверчивого, а порой и враждебного отношения нескольких поколений крымских татар и урумов к этой группе греков-новопоселенцев. Это стало одной из важных причин усиленной эмиграции местного населения непосредственно после присоединения Крыма к России.

Этого вопроса касается в своих «Мемуарах» граф Олизар⁴⁴, один из ранних владельцев поместья в Крыму. Помимо земельных споров, пишет он, «другого рода тягостью для туземцев было учреждение Балаклавского греческого батальона, коему поручена охрана морского берега. Греки привнесли сюда из своего отечества сильный анти-мусульманский фанатизм и стали, благодаря ему, столь неудобными соседями для татар, что те, в значительном количестве случаев предпочитали удалиться. Понемногу южный берег очистился от прежних жителей и начал заселяться новыми»⁴⁵. «Антимусульманский фанатизм» был выношен маниотами за века притеснений и жестокостей, в ходе чего они уподобились своим врагам — туркам⁴⁶.

Мавромихали — портрет

Наконец, следует отметить еще одно обстоятельство, осложнявшее отношения греков-новопоселенцев с местным населением. Как отмечалось выше, греки-майноты и у себя на родине не испытывали уважения к остальным соотечественникам, обвиняя их в «раболепии» и «трусости» по отношению к поработителям-османам. Примерно так же отнеслись они к грекам-старожилам и татарам, не делая особых различий между ними. О весьма любопытных обстоятельствах заселения Балаклавы и окрестностей читаем у Кондараки⁴⁷:

«Греки начали бесцеремонно похищать у татар и караимов дочерей и, женившись на них, упрочнили свое племя»⁴⁸. А.В. Суворов⁴⁹ также принял участие в судьбе греков-переселенцев новой волны. В письме от 4—8 августа 1778 г. П.И. Турчанинову⁵⁰, он писал: «Бога ради, осемьяните албанцев, или, наконец, они вымрут, как древле-мекленбургская армия⁵¹. На ком им здесь женитца? Одна синица моря не зажжет. Они храбры, их немного; переселите их, пусть они плодятца, им же с Николаем Володимировичем очень скушно»⁵².

3 августа 1779 г. Екатерина II подписала указ о формировании из Албанского войска Греческого пехотного полка, на чем настаивал Потемкин. В его состав вошли восемь рот, названия которых — Афинская, Македонская, Спартанская, Коринфская, Эпирская и др. — напоминали о Древней Элладе. Основным заданием военнослужащих была охрана черноморского побережья от Севастополя до Феодосии. Формирование полка происходило в Таганроге и продолжалось на протяжении четырех лет, с конца 1779 г. по 1783 г. Если в конце 1779 г. в его списках было чуть больше тысячи воинов, то к завершению комплектования его численность составляла 850 человек, сократившись за счет естественной убыли. В этом составе полк прибыл в Керчь, в разгар событий, связанных с отречением от престола крымского хана Шагин-Гирея в пользу России.

8 апреля 1783 г. Манифестом Екатерины II Крым был присоединен к Российской империи. Вскоре последовало официальное признание этого факта со стороны Оттоманской Порты. Корабли Черноморского флота вошли в Ахтиарскую бухту, давно уже намеченную Потемкиным для строительства военно-морской базы; началось строительство Севастополя. 2 февраля 1784 г. была учреждена Таврическая область под управлением князя Г.А. Потемкина, возведенного в чин генерал-фельдмаршала. Высочайшим повелением от 18 февраля 1784 г. правителю Таврической области было предписано «Балаклаву исправя, как она есть, содержать ее поселенным тут греческим войском».

Переведенный в Балаклаву 3 августа 1784 г. полк получил название Балаклавского греческого дивизиона. Полк получил задачу: нести пограничную службу от Севастополя до Феодосии и, в случае войны, оказывать поддержку флоту десантными отрядами и абордажными командами, нести надзор за порядком на полуострове. В окрестностях Балаклавы грекам были выделены земли близ деревень Камары, Кады-Кой, Карань, Лака (находилась южнее Тепе-Кермена) и Керменчик (маленькая крепость) — между реками Бельбек и Кача, а также в Аутке, Алсу и в других местах (современные пригороды Балаклавы, с. Оборонное, с. Чернореченское и прилегающая округа). Указом Екатерины II в городе запрещалось иметь недвижимость лицам, не имеющим отношение к дивизиону. Согласно приказу Потемкина командир получил 240 десятин земли, офицеры — по 60 десятин, нижние чины — по 20 десятин земли; даровались грекам в пожизненное пользование, и они освобождались от обязательных податей⁵³.

В сложившейся обстановке необходимо было обезопасить морское побережье Крыма от возможной высадки турецкого десанта или очередных выступлений татар. Малоизвестная местность, горные леса и отсутствие дорог весьма способствовали развитию партизанской войны. По этой причине в Крыму было необходимо держать не столько регулярные части, сколько отряды подвижные, готовые к ведению действий небольшими группами в условиях горной местности. Вместе с тем Потемкин не оставлял попыток осуществить план реорганизации греческого войска, по которому на его основе создавался бы Греческий пехотный полк в составе регулярных войск. Однако план Потемкина имел много противников, и долго откладывался.

После смерти в 1796 г. Екатерины II и воцарения Павла I, 30 января 1797 г. императорским указом полк был переведен в ведомство военной коллегии под названием Балаклавского греческого батальона, основав его на положении донских казаков и в зависимости от гражданского суда. Тем же указом было велено вооружить их по их обряду и обмундировать цветом красным и зеленым «по их обычаю»⁵⁴. Солдаты батальона были одеты в красные рубахи, зеленые куртки, украшенные шитьем золоченой нитью, на головах красовались красные островерхие шапки, каждый из них был вооружен шашкой и ружьем. Балаклавский греческий батальон просуществовал вплоть до окончания Крымской войны, и в 1859 г. был упразднен.

Вклад «спартанцев» в историю освоения Крыма неоценим. Нет, пожалуй, ни одного события в ней, в котором они бы ни принимали деятельного участия: здесь и высадка десанта, и карантинная служба, и охрана границы, и подавление татарских мятежей и т. д. Но, не менее важна и другая сторона их деятельности: оживление и обновление мест расселения греков-христиан, восстановление и строительство церквей.

А. Бертье-Делагард сетовал, что столь яркая, полная приключений и проявлений героизма страница Русско-турецких войн не нашла своего историка, не записаны воспоминания участников. Его путешествие в «крымскую глушь» имело целью собрать уцелевшие остатки воспоминаний о героическом прошлом архипелажцев. «Меня всегда удивляло, — продолжал исследователь, — отчего никто из них не возьмется собрать в одно место все семейные рассказы, все воспоминания, все похождения, даже все легенды этих мнимых «албанцев». Не думаю, чтобы нашелся роман с большим подъемом чувств, с большим драматизмом и разнообразием..., громады кораблей блестящего Орлова, эпические бои, где дрались лицом к лицу, грудь с грудью (так в тексте. — Т.Ф.), Наварин, Корон, Хио, Метелино и многие другие, да и самая Чесма; надежда на уничтожение вековечного врага, грезы о независимости, свободе веры и родины; потом нежданный мир, необходимость удаления в далекую, чужую страну... Это было бы лучшим памятником всем этим безвестным борцам за веру и родину».

Устные воспоминания держались два-три поколения, но потомки этих греков расселились по лицу земли русской. И здесь оказалось, что память о них сохранилась не в писаниях, а в восстановленных и вновь построенных церквах на крымских землях, которые они считали искони православными. Именно это отметил в завершение своего повествования Бертье-Делагард: «Значительность населения Керменчика еще лучше доказывается обилием церквей. В его окрестностях и теперь известны развалины одиннадцати церквей; девяти сохранились и названия: Троицы, Космы и Дамиана, Феодора Тирона, Феодора Стратилата, Успения Богородицы, Евфимия, Иоанна Предтечи и Максима. Конечно, все это маленькие церковки, от которых большею частью сохранились только едва приметные развалины; но все же я не знаю в Крыму нигде ничего даже и близко подобного. Если прибавить три церкви в Лаке, то на пространстве не более четырех верст окажется четырнадцать церквей»⁵⁵.

Примечания

1. Бертье-Делагард А.Л. Керменчик. (Крымская глушь). Одесса, 1898 г. С. 3.

2. Иногда в документах и военнослужащих называли «албанцами», однако данное слово не подразумевало их этнической принадлежности. В описанный период этот этноним стал нарицательным и использовался как синоним военных наемников или волонтеров. См. об этом подробнее: Арш Г.Л. Греческая эмиграция в Россию в конце XVIII — начале XIX вв. // Советская этнография. 1967. № 3. С. 85—92.

3. Кеппен П.И. Крымский сборник. О древностях Южного берега Крыма и гор Таврических. СПб., 1837. С. 226. Прим. 329.

4. Константин Багрянородный. Об управлении империей.. М., 1991. С. 43—46.

5. Напечатано после смерти Екатерины II под заглавием «История и анекдоты о революции в России 1762 года» («Histoire ou anecdotes sur la révolution de Russie en 1762». Paris, 1797).

6. Клод Карломан Рюльер (Claude Carloman de Rulhière, 1735—1791) — французский писатель и историк, член Французской академии. Состоял при департаменте иностранных дел в качестве политического писателя. Фундаментальное сочинение Рюльера «История анархии в Польше и разделения этой республики» («Histoire de l'anarchie de Pologne et du démembrement de cette république», 1807, которое он написал для дофина, будущего Людовика XVI. (Вышло 4-м изданием под кратким названием «Превратности Польши» (Révolutions de Pologne. А 3 vol. Paris., 1862).

7. Rulhière Cl. De. Révolutions de Pologne. A 3 vol. Paris, 1862. V. 3. P. 128.

8. Ibid. P. 131.

9. Тойнби А.Дж. Золотая середина // Постижение истории: Избранное. М., 2006. С. 180.

10. Орлов Григорий Григорьевич (1734—1783), граф, князь Римской империи, российский военный и государственный деятель, один из организаторов государственного переворота 28 июня (9 июля) 1762. В течение первого десятилетия правления Екатерины II, будучи ее фаворитом, обладал огромным влиянием при дворе, активно вмешивался в решение государственных дел. С началом Русско-турецкой войны 1768—1774 гг. выдвинул идею об освобождении греков от турецкого ига; решительно поддержал предложение своего брата Алексея о проведении военно-морской операции в Средиземном море.

11. Орлов Алексей Григорьевич (1737—1807), граф. В 1768—1769 гг. разработал план военной операции против Турции в Средиземном море (Первая Архипелагская экспедиция). В 1769 г. получил командование эскадрой русского флота; за победу в Чесменском бою в 1770 г. получил право присоединить к фамилии наименование Чесменского.

12. Атлас Архипелага и рукописные карты Первой Архипелагской экспедиции русского флота 1769—1774 гг. М., 1997. С. 9.

13. Rulhière Cl. Op. Cit. P. 141.

14. Ibid. P. 140.

15. Документы об установлении прямых русско-итальянских торговых связей в середине XVIII века // Советские архивы. 1972. № 2.

16. Коммерц-коллегия — центральное правительственное, учреждение, созданное Петром I для покровительства торговле 12 февраля 1712 г.

17. Вышеприведенные слова Дашковой свидетельствуют о том, что контакты банкирского дома Маруцци с российской стороной в лице вице-канцлера начались гораздо раньше, задолго до появления братьев Орловых. Вероятно, они произошли уже в ходе первого заграничного путешествия Михаила Илларионовича Воронцова, в то время вице-канцлера, которое состоялось в 1745—1746 гг. В 1758 г. он занял пост канцлера. Однако дворцовый переворот 1762 г. изменил расстановку сил при дворе. Во второе путешествие заграницу он отправляется 7 августа 1763 г., после того, как получил отставку с поста канцлера. Оно продлилось до февраля 1765 г.

18. Дашкова Екатерина Романовна (1744—1810), княгиня, урожденная Воронцова. Указом императрицы от 24 января (4 февраля) 1783 г. назначена на пост директора Петербургской Академии наук при президентстве графа К.Г. Разумовского, который она занимала до 12 (23) августа 1794 г. (уволена в отпуск) и до 12 (23) ноября 1796 г. (уволена от дел вовсе); президент Императорской Российской академии (в те же годы).

19. Дашкова Е.Р. Записки. 1743—1810. Л., 1985. С. 125. Маруцци также разбирался в искусстве, хорошо знал художников, и ему поручали делать заказы и приобретать редкие полотна для пополнения Эрмитажа и частных коллекций. В этом контексте уместно упоминание картин Каналетто (1697—1768), итальянского живописца эпохи классицизма и офортиста, прославленного мастера панорамных видов Венеции.

20. Кадырбаев А.Щ. Российские военные моряки — выходцы из иностранных фамилий в Восточном Средиземноморье. 1767—1833 // Елагинские чтения. СПб., 2011. Вып. V. С. 18—34.

21. Там же. С. 31.

22. Греки России и Украины. С. 39.

23. См.: Долгоруков П.В. Сказании о роде князей Долгоруковых. СПб., 1840 г.

24. Спиридов Григорий Андреевич (1713—1790) — русский адмирал. В 1771—1773 гг. успешно командовал русским флотом в районе греческого Архипелага, а в 1774 г. ушел в отставку.

25. Эльфинстон Джон (1720—1785), английский контр-адмирал, на российской службе с 1769 г., участник Чесменской битвы. За потерю линейного корабля на скалах уволен от службы в 1771 г.

26. Иван Николаевич Арф, контр-адмирал; в 1770—1772 гг. служил на русском флоте по приглашению «из датского флота» императрицей Екатериной II.

27. Панин Никита Иванович (1718—1783), граф, русский дипломат и государственный деятель, наставник великого князя Павла Петровича, глава русской внешней политики в первой половине правления Екатерины II, автор плана «Северного Союза (Аккорда)» и одного из первых в России конституционных проектов.

28. Сафонов С. Остатки греческих легионов в России, или нынешнее население Балаклавы // ЗООИД. Т. 1. Одесса, 1844. С. 206.

29. Там же. С. 208.

30. Юрий Владимирович Долгоруков, князь, генерал-майор, был назначен под начальство графа А.Г. Орлова, и отправлен в Черногорию, для приведения населения в подданство России. За исполнение этого важного поручения и участие в Чесменской битве, где кн. Юрий Владимирович, никогда не служивший во флоте, командовал кораблем «Ростислав», он был награжден, по возвращении в Петербург (22 сентября 1770 г.), Георгиевским крестом на шею, и спустя два месяца (24 ноября 1770 г.) орденом Св. Александра Невского. Потом князь служил снова в Морее, и, наконец, по желанию своему, под знаменами Румянцева и произведен был в генерал-поручики (21 апреля 1775 г).

31. Корней Иванович Барков, поручик, за отличия в войне с турками был награжден орденом св. Анны 3-ой степени "За храбрость". Штабс-капитан Барков погиб без вести 26 сентября 1812 г., будучи в разведке.

32. Иван Абрамович Ганнибал, бригадир артиллерии (сын хорошо известного "Арапа Петра Великого"). Командовал взятием крепости города Наварин, организовал его полную блокаду с суши и моря, а также приказал установить на господствующих над городом высотах снятые с корабля две артиллерийские батареи, обстрел которых скоро вынудил турок к капитуляции. После их ухода русские войска вступили в город 10 апреля, а 17 апреля 1770 г. в порт вошла вся русская эскадра. За взятие крепости Наварин И.А. Ганнибал был удостоен ордена Св. Георгия 3-й степени.

33. Rulhière Cl. De. Op. cit. Т. 3. 1862. P. 169.

34. Плугин В.А. Алехан или человек со шрамом. Жизнеописание графа Алексея Орлова-Чесменского. М., 1996. С. 223.

35. Семь Островов... Острова Корфу, Левкас, Кефалония, Закинф и др. в Ионическом море принадлежали Венеции с начала XIII в. до 1797 г.

36. Байрон Дж. Гяур. Предисловие. (Перевод С. Ильина). Собрание сочинений в 4-х томах. Т. 3. М., 1981.

37. Арш Г.Л. Греция: Торговля. Просвещение. Война 1768—1774 гг. Восстание в Морее // История Балкан: Век восемнадцатый. М., 2004. С. 422—445.

38. С.В. Сафонов (1808—1862) — тайный советник, сенатор, личный секретарь, а затем директор гражданской канцелярии М.С. Воронцова в бытность его кавказским наместником, писатель, историк и общественный деятель. Действительный член Императорского Одесского общества истории и древностей, издававшего с 1844 по 1919 гг. «Записки», сокращенно ЗООИД, всего 33 тома, в которых представлен богатейший материал по истории южной России.

39. Сафонов С. Указ. соч. С. 209.

40. Там же. С. 211.

41. Судя по всему, речь идет об А.А. Прозоровском (1732—1809), князе, генерал-поручике, командовавшем корпусом войск в Крыму и на Кубани, которого в начале 1778 г. сменил А.В. Суворов. См. прим. 49.

42. Павел Сергеевич Потемкин (1743—1796), граф, русский военный и государственный деятель из рода Потемкиных, участник Русско-турецкой войны 1768—1774 гг.

43. Цит. по: Сафонов С. Указ. соч. С. 218.

44. Олизар (1798—1865), граф, польский поэт, публицист, мемуарист, общественный деятель. С 1821 по 1824 гг — киевский губернский предводитель дворянства. Подозревался в связях с декабристами, был связан с польскими патриотическими кругами. Знакомый А.С. Пушкина. После неудачного сватовства к Марии Раевской приобрел в Крыму близ Аю-Дага имение, названное им Кардиатрикон (Утешение сердца) и некоторое время жил в нем.

45. Мемуары графа Олизара // Русский вестник. 1893. Август. С. 110.

46. Образ «арнаута» или «грека-людоеда» прочно вошел в татарский песенный устный фольклор.

47. Василий Христофорович Кондараки (1834—1866) — видный краевед, историк и этнограф Крыма второй половины XIX в.

48. Кондараки В.Х. Указ. соч. С. 78.

49. В марте 1778 г. Суворова назначают командующим войск не только Кубани, но и всего Крыма. Он предпринимает ряд мер, способствующих интеграции южных территорий в состав России, а также защите новых границ от вторжения, для чего оборудовал прибрежную линию постами, разместив на них русские гарнизоны и вооружение.

50. П.И. Турчанинов (1746—1823), генерал-поручик, в 1778 г. правитель канцелярии Г.А. Потемкина; в 1791—1793 гг. кабинет-секретарь императрицы Екатерины II. Член Российской академии (1783).

51. Среди греков почти не было женщин, и Суворов, заботясь об их судьбе, ссылается на трагическую судьбу армии герцога Карла Леопольда Мекленбург-Шверинского, навербованную им для борьбы со своими вышедшими из повиновения подданными. После поражения герцог просил Петра I разрешить расквартировать армию на Украине. Петр уважил своего родственника (женатого на его племяннице Екатерине Иоанновне), и в 1720 г. армия оказалась на Украине. Брошенные на произвол судьбы солдаты бедствовали и, чтобы не умереть с голода, нанимались на полевые работы. Через несколько лет мекленбургская армия перестала существовать.

52. Суворов А.В. Письма. Изд. А.В. Лопатина. М., 1986. С. 45. Примечания к письму приводятся по тому же изданию. Комендантом крепости Еникале, где проживали «албанцы», был генерал-майор Николай Владимирович Борзов (1729-?).

53. Сафонов С. Указ. соч. С. 221.

54. Там же. С. 224.

55. Бертье-Делагард А.Л. Указ. соч. С. 34.