М. Левитов¹. «Корниловцы в последних боях»²

2, 3 и 4 сентября (ст. ст.). Строевые занятия и лекции митрополита Антония.

Состав 2-го Корниловского ударного полка³ после пополнения: офицеров и солдат в строю — 1303. В хозяйственной части — 158. Всего 1461. Казенных лошадей в строю — 107, в хозяйственной части — 20. Повозок в строю — 17, в хозяйственной части — 10. Без чего полк не может тронуться. Обывательских лошадей в строю — 220, в хозяйственной части — 48. Обывательских повозок в строю — 110, в хозяйственной части — 20. Подводчиков на довольствии — 130 человек. Рогатого скота — 50 голов.

С 5 по 20 сентября. Строевые и тактические занятия, стрельба боевыми патронами по мишеням. Лекции армейского проповедника и приезд труппы артистов во главе с Павлом Троицким. 3-й Корниловский ударный полк⁴ из самого слабого превратился в самый многочисленный благодаря широкому гостеприимству пленных. Его состав определялся числом гораздо больше 2 тысяч штыков, 1-й Корниловский ударный полк тоже имел более 3500 штыков. Самым трудным было пополнение пулеметных команд: пулеметов было достаточно, но выдавались они хорошо подготовленным командам. В противном случае они были только обузой, лишним грузом.

* * *

Итак, Корниловская ударная дивизия свои громадные потери под Каховкой пополнила, но по качеству она была уже не той, ¾ ее состава были бывшие красноармейцы. Своим поведением во время занятий и несения служебных обязанностей они внушали доверие, но среди них были и такие, что всюду шли просто за сильным, не вдаваясь в оценку общей обстановки. В дальнейшем при оценке боевых качеств Корниловской ударной дивизии необходимо принимать все это во внимание.

Общая обстановка дела нашей борьбы, по-видимому, отвлекла Главное командование Русской Армии от контроля над крупными операциями, а потому атаки Любимовки и Каховки превратили Корниловские ударные полки в роты. Но, несмотря на это, значение пролитой здесь русской крови было велико. С окончания атаки на Каховку, 24 августа и до 14 октября, когда началось общее наступление красных, гарнизон Каховки сидел довольно смирно и все укреплял плацдарм. Это дало командованию Русской Армии возможность произвести заднепровскую операцию и с достоинством покинуть Родину перед во много раз превосходящими нас силами красных. В дальнейшем, при отступлении из Таврии в Крым, Корниловская ударная дивизия встретится с 51-й стрелковой дивизией только на Перекопе, где характер наших арьергардных боев уже находился под впечатлением приказа об эвакуации.

Заднепровская операция

Для более объективной оценки действий Корниловской ударной дивизии в этой операции я буду чередовать тексты из книги «Корниловский ударный полк» и из журнала боевых действий 2-го Корниловского ударного полка, добавляя и уточняя со своей точки зрения командира полка кажущиеся недочеты.

Каховский плацдарм создавал постоянную угрозу всему тылу Русской Армии. Генерал Врангель решил форсировать Днепр и, очистив от красных его правый берег, закрепиться на нем. Но для того чтобы приступить к заднепровской операции, необходимо было предварительно обезопасить северный и восточный участки своего фронта. Для этого генерал Врангель разделил всю Русскую Армию, общей численностью в 25 тысяч штыков и 8 тысяч шашек, на две армии. Во главе 1-й армии остался генерал Кутепов, а 2-ю был назначен возглавлять генерал Драценко. Генералу Кутепову было приказано разбить восточную и северную группы красных, после чего генералу Драценко — произвести заднепровскую операцию. В течение сентября 1-й и Донской корпуса, входившие в состав 1-й армии, свою задачу выполнили блестяще. Они не только разгромили противника, но и выпрямили свой фронт от Мариуполя до Кичкасской переправы. Для заднепровской переправы руки были развязаны. Форсировать Днепр было решено в двух местах: в районе Никополя и в районе Александровска. Для переправы у Александровска были выделены из 1-й армии Корниловская ударная дивизия. Марковская пехотная и Кубанская казачья генерала Бабиева дивизии. 21 сентября 1-й и 2-й Корниловские ударные полки были погружены в эшелоны и направлены в город Александровск. 3-й полк со всеми обозами дивизии двинулся туда же походным порядком. Александровск жил нервной, напряженной жизнью. Он постоянно обстреливался тяжелыми снарядами, летевшими с правого берега Днепра. Глубокой ночью Корниловские полки выгрузились на городской станции и разошлись по квартирам. Против города, посередине Днепра, тянется верст на десять остров Хортица, покрытый густым кустарником и лесом и отделенный от правого берега Днепра, неглубоким рукавом Речище, шириной в 40—50 метров. Остров обороняли марковцы, неоднократно отбивая атаки красных. 23 сентября на острове собрали начальствующих лиц Корниловской ударной дивизии, чтобы на месте разобрать план переправы через Речище. Рассмотрев через кусты характер берега, все уселись на одной полянке и уткнулись в карты, выбирая места для батарей и батальонов перед атакой. Ветер подхватил у кого-то разворачиваемую карту, и белый лист мелькнул над кустами. Сразу же у красных затрещал пулемет и на головы посыпались срезанные ветки. Все убедились в бдительности противника днем. Было решено с наступлением темноты перевести на Хортицу по понтонному мосту всю Корниловскую ударную дивизию и артиллерийскую бригаду и в ту же ночь разведчикам отыскать брод и отметить его вехами, чтобы по ним вести штурмующие колонны. Перед намеченным бродом поставить две батареи так, чтобы можно было бить по неприятельским окопам. Начало атаки было назначено на 5 часов утра.

О том же по журналу боевых действий 2-го Корниловского ударного полка.

В 14 часов 21 сентября полк выступил со станции Федоровка и погрузился в эшелон. В 20 часов эшелон отошел в город Александровск. Боевой обоз направлен походным порядком.

22 сентября. В 2 часа полк прибыл на вокзал города Александровска. В 12 часов выгрузился и разместился по квартирам в южном поселке, что возле вокзала и к востоку от него. В 18 часов смотр полка корпусным интендантом.

23 сентября. Ночь прошла спокойно. В 18 часов был отслужен молебен, на котором присутствовал командир корпуса генерал Писарев. Молебен был перед иконой Божией Матери Курской-Коренной. С этой иконой, очень чтимой в России, у корниловцев связано много радостных и тревожных воспоминаний. Эта икона поочередно пребывала полгода в городе Курске и полгода в монастыре Коренная Пустынь. Оба эти пункта Корниловская ударная дивизия проходила при наступлении на Орел и при отступлении, в последнем случае сначала через монастырь, а потом через город. До сего времени неизвестно, почему при нашем отступлении икона не была вывезена и осталась в монастыре. Но после нашей новороссийской эвакуации два монаха доставили ее через красный фронт в Крым, и поэтому теперь корниловцы молились перед ней. Состав дивизии на ⅔ был из пленных, и меня поразило, с каким религиозным подъемом они молились. Их поведение в заднепровской операции показало, что молитва их была за дарование победы нашему христолюбивому воинству, доказав это в последующих боях. Вечером командный состав дивизии был приглашен на чашку чая генералом Писаревым, где мы ближе познакомились с ним.

24 сентября. Рекогносцировка острова Хортица ввиду предстоящего форсирования рукава Днепра — Речища начальствующими лицами до командиров рот включительно.

Продолжение по книге «Корниловский ударный полк».

Ночью остров Хортица оживился. Разговоры вертелись вокруг предстоящего купания. В одной яме собрались Скоблин⁵, Гордеенко⁶, Челядинов⁷ и поручик Федоров⁸, командир 3-го батальона, на которого пал жребий переправляться первым. Все изощрялись в остротах над Федоровым, давая ему счастливые советы, как делать по воде перебежки и чем укрываться от пуль. Около деревьев понуро дремали оседланные лошади. Стояли тачанки с пулеметами, за обрывом длинной лентой тянулись пушки и зарядные ящики. Мулы уткнулись в торбы, раздавался мерный хруст. «Ваше Превосходительство, — доложили Скоблину, — орудия у переправы готовы: наведены и заряжены». Скоблин посмотрел на часы — время тянулось медленно... В 4 часа 30 минут Скоблин приказал приготовить людей и разбудить всех, кто спит. Корниловцы вставали, потягивались, по телу пробегала мелкая дрожь. К 5 часам густой колонной, без кашля и стука винтовками, 3-й батальон подошел к реке. «Ну, ребята, вперед!» — сказал Федоров, и одновременно по цепочке побежала команда к батареям: «Огонь!» Пушки заревели. Батальон пробежал песчаную отмель и около самой воды вдруг остановился: не было никакой вехи. Разведчик ошибся и повел батальон не к тому месту. Командир полка полковник Гордеенко выругался и приказал тут же бросаться в воду. Через короткое время весь 1-й полк был уже на правом берегу Днепра. Оттуда уже доносились голоса: «Батарея — влево и дальше...» 3-й и 1-й батальоны с двух сторон ворвались в колонию Нижне-Хортица и без боя забрали в плен полк красноармейцев, беззаботно спавших по избам. С такой же легкостью пешие разведчики взяли в плен роту красных, стоявшую в заставе на кургане. Беспорядочные выстрелы красных прекратились, батарея, по-видимому, снялась с позиции, 1-й полк, выставив сторожевое охранение, стал поджидать переправы остальных полков. Чины 2-го полка перешли вброд, навесив свои брюки и сапоги на штыки, а 3-й полк вышел из воды совсем сухим, ему было разрешено переправиться на крупах лошадей Кубанской дивизии генерала Бабиева. К переправе подъехал генерал Кутепов. Узнав, что 1-й полк уже занял Нижнюю Хортицу, генерал Кутепов верхом переправился через брод и поблагодарил выстроившихся корниловцев за их лихую переправу.

Тремя колоннами потянулись корниловцы на запад. На рысях их обогнала Кубанская дивизия и скрылась из вида. Когда вечером корниловцы подходили к селу Орловка, севернее его, за селом Томаковка, были видны разрывы шрапнелей: генерал Бабиев отбивал тринадцатую атаку конницы Гая (2-я советская конная армия).

Продолжение о том же по журналу боевых действий 2-го Корниловского ударного полка.

25 сентября. В 20 часов 24 сентября был получен приказ по Корниловской ударной дивизии за № 030, от 24 сентября, 17 часов. В ночь на 25 сентября Корниловской ударной дивизии приказано форсировать реку Речище и атаковать красных, обороняющих колонию Нижне-Хортица, Разумовка, колонию Блюменгардт и развивать наступление далее в направлении деревни Томаковки, имея конечной целью занятие района деревень Томаковка и Анастасиевка. Задача: полку с 3-м Корниловским артиллерийским дивизионом приказано выступить из Александровска в 22 часа 24 сентября. К 4 часам 25 минутам сосредоточиться на острове Хортица, в затылок 1-му полку. С началом форсирования 1-м полком реки двинуться вслед за ним через реку Речиша и быстро выйти на бугор с курганами, что над словом «Нижне» надписи колонии Нижне-Хортица (на 3-верстной карте), после чего наступать на колонию Блюменгардт (Капустяны) с целью обеспечить фланг 1-го Корниловского ударного полка во время его действий против колонии Нижне-Хортица и разбить противника, занимающего район колонии Блюменгардт (Капустяна), колонии Шенеберг. Сведения о противнике: на правом берегу Днепра, на участке против Кичкасской переправы и острова Хортица, расположилась 3-я советская стрелковая дивизия. Ниже по течению реки — 85-я советская стрелковая бригада, части 2-й конной армии двигались из города Никополя на село Томаковка. Бригада курсантов находилась в резерве 3-й советской стрелковой дивизии, — ее положение не выяснено. Описание брода реки Речища: брод для переправы через реку Речища находился в юго-восточной оконечности острова Хортица. Глубина брода от полутора метров до двух с половиной. Ширина 15—20 сажен, длина по фарватеру 20 сажен. Берега пологие и песчаные. Течение 2—3 версты в час. Ветер восточный, холодный. Переправляться пешим путем.

В 23 часа 24 сентября полк построился в южном поселке Александровска и двинулся по назначению, за 1-м Корниловским ударным полком. В 4 часа 25 минут полк подошел к месту переправы и, встав в затылок 1-му полку, залег. В 5 часов 3-й Корниловский артиллерийский дивизион, заранее выдвинутый к самой переправе, открыл очередями бешеный огонь по противнику. Сосредоточение полка на вышеозначенном месте и установка артиллерии на свои позиции противником обнаружены не были. Затем 1-й полк переправился на другой берег. Вслед за 1-м полком перешел вброд и наш 2-й полк и тут же, выйдя на берег с курганами, что в 2—3 верстах от колонии Нижне-Хортица, двинулся вправо от балки Капустяна. Колония Блюменгардт занята без боя. Противник быстро отступил на юг и запад. В 10 часов полк вошел в Блюменгардт и, подождав боевые обозы, двинулся на Шенеберг. По ранее полученным сведениям, колония Шенеберг была оставлена большевиками, и полк вошел в нее без боя. В 15 часов полк выступил в дивизионном резерве за 1-м полком на село Томаковка, которое занималось противником. В 20 часов полк прибыл в хутор Котельник и остановился на ночлег в восточной части, а западную занял 1-й полк и штаб дивизии. Потери 2-го полка: при переправе утонул один ударник. Переход — 40 верст.

Продолжение по книге «Корниловский ударный полк».

От перехваченных по дороге красноармейцев генерал Скоблин узнал, что из города Никополя навстречу корниловцам двигается 1-я советская стрелковая дивизия. Оставив в Орловке 2-й Корниловский ударный полк для заслона Кубанской дивизии, 3-й Корниловский ударный полк отправил в Томаковку и поехал туда сам. Генералы Скоблин и Бабиев решили завтра, 26 сентября, совместными силами атаковать конницу Гая, отходившую главными силами к югу, в село Анастасиевка. Красные предупредили атаку. С утра со всех сторон начался ружейный обстрел Орловки. Небольшие конные разъезды маячили по буграм, то подскакивая к селу, то быстро скрываясь из вида. От одного захваченного разъезда была выяснена обстановка: Корниловская дивизия была окружена конницей Гая, ее разъезды перехватили часть корниловских обозов и порубили телеграфный взвод штаба дивизии. День прошел в неопределенном положении. Из Томаковки доносилась стрельба, Гай продолжал атаковывать кубанцев. Когда день уже клонился к вечеру, из-за бугра выскочили три эскадрона красных и поскакали вниз, к селу, на отдельно стоявший в сторожевом охранении 1-й батальон 2-го Корниловского ударного полка. Одновременно из балки выехали в тыл батальону три броневика и начали из пулеметов косить корниловцев. Из резерва бросились на выручку остальные батальоны полка, а Корниловские батареи сосредоточили огонь по красным, но кавалеристы все же успели врубиться в сомкнувшиеся роты. Командир батальона капитан Трофимюк⁹, обливаясь кровью от сабельных ударов, с револьвером в руках пробился сквозь всадников, но 68 корниловцев было зарублено или уведено в плен. На поле боя осталось убитыми до 200 красных. У многих кавалеристов в застывших руках были зажаты трофеи: черно-красные корниловские фуражки. На выстрелы из Томаковки примчался на тачанке генерал Бабиев, за ним шла на помощь вся его дивизия. Принцип взаимной выручки генерал Бабиев соблюдал свято. Оба начальника дивизий, генерал Скоблин и генерал Бабиев, совместную атаку села Анастасиевка отложили на следующую ночь. В Анастасиевку втянулись две дивизии Гая. Корниловцы должны были атаковать село, а кубанцы — отрезать красным путь отступления.

Продолжение о том же по журналу боевых действий 2-го Корниловского ударного полка.

26 сентября. Ночь прошла спокойно. На рассвете авангард конницы противника стремился сбить наши сторожевые заставы 4-го батальона с высот, что восточнее разъезда Орловка и к югу от железной дороги. Огнем застав батальон отбросил противника. К 10 часам полк был подтянут к разъезду Орловка и занял позицию по высотам, 3-й батальон фронтом на юг. Весь день противник большими силами вел атаки на участок полка, стараясь охватить нас с флангов, но удачными маневрами батальонов и энергичными действиями артиллерии противник бывал вынужден с потерями отходить назад.

В 18 часов противник перешел в решительное наступление по всему фронту полка и одновременно с этим три броневика скрытно спустились по балке почти к полотну железной дороги и, зайдя в тыл 1-му батальону, открыли по нему ураганный огонь, а три эскадрона кавалерии, внезапно выскочившие из балки, повели быструю атаку во фланг. Батальон, ясно сознавая безвыходность своего положения, стал упорно защищаться. Но назойливый противник, невзирая на наш огонь, врезался в ряды батальона, и начался рукопашный бой. Наша артиллерия била сосредоточенным огнем по броневикам, подбила один из них и заставила скрыться два других. Подошедшие на выручку 4-й, 3-й, 2-й и офицерский батальоны своими решительными действиями быстро опрокинули противника и, преследуя его артиллерийским, пулеметным и ружейным огнем, обратили его в бегство на юг. Около 20 часов, оставив 3-й батальон с одним орудием в сторожевом охранении, полк отошел в село Катешино на ночлег. В этом бою необыкновенное мужество и храбрость проявил помощник командира 1-го батальона есаул Колесников, который с револьвером в руках отбивался от красных до подхода наших резервов, получив 18 шашечных ударов. Потери 1-го батальона: 21 убитый, 15 раненых и 35 пленных. Ввиду ожесточенности противника, в плен красных не брали. Потери же полка, включая и вышеуказанные потери 1-го батальона, были около ста человек. Трофеи: один броневик и около 20 коней с седлами.

Мои впечатления о бое у разъезда Орловка. Участок, отведенный 2-му Корниловскому ударному полку для обороны в окружении нас 2-й конной армией Гая, охранялся 1-м батальоном, фронтом на восток, и 3-м батальоном, фронтом на юг. Промежуток между ними был в полторы версты. Три батальона были в резерве. Попытки противника с самого утра атаковать участок полка в разных местах заставили меня подтянуть мой резерв в три батальона с артиллерией к железной дороге, к переезду Орловка, и держать его, не переходя полотна линии железной дороги. Сам же я со своими ординарцами направился посмотреть на 1-й батальон, главное — на его настроение, так как после пополнения в Федоровке он на ¾ состоял из взятых в плен красноармейцев. Нажим красных на этот участок совпал с моим приездом туда. Красные усилили артиллерийский огонь по батальону, быть может, увидев мою группу в 10 коней, а потому я приказал отвести их за бугры. Огонь стал переходить в беглый. Настроение всех ударников было бодрым. Я тогда решил прервать свое наблюдение и отправился к резерву для выполнения своих обязанностей. Однако это было уже не так просто, беглый огонь красных по-кавалерийски сосредоточился как раз там, где были кони конвоя, и мой ординарец лишь с большим трудом смог подъехать ко мне. По дороге я увидел начало атаки трех красных броневиков и трех эскадронов в тыл и левый фланг 1-го батальона. Здесь наша артиллерия открыла огонь, и резерв полка под командой моего помощника полковника Бржезицкого уже выходил через полотно железной дороги на поле боя.

Несчастье 1-го батальона состояло в том, что мы за неимением при полках достаточно конных не могли освещать все скрытые подступы к нему, и противник удачно воспользовался этим. Три красных броневика заехали почти в тыл 1-му батальону, осыпая его градом пуль, а три эскадрона под их прикрытием шли в атаку на карьере прямо во фланг. Огонь красной артиллерии и броневиков был сконцентрирован на участке 1-го батальона и наносил сильное поражение собиравшимся в группы. Атаки кавалерии скоротечны и не представляют из себя затруднений, если поддерживаются таким огнем, как в данном случае. Не прошло и пяти минут, как все смешалось в общей схватке. Кавалерия рубила, а наши отбивались, пробиваясь навстречу нашему резерву. Полного успеха у красных не было, так как один броневик был подбит нашей артиллерией, а другой, тоже подбитый, был взят третьим на буксир, и таким образом они уже не могли помочь своей кавалерии уничтожить крупные группы наших отступавших. Красные рубили только тех, кто до этого был ранен или не успел присоединиться к большим группам. Но и из таких одиночек были исключительные герои, и первое место среди них принадлежит есаулу Кубанского войска Колесникову, помощнику командира 1-го батальона. Пока у него были патроны для нагана, он отбивался выстрелами, получая все же легкие шашечные удары, но когда патроны кончились и охотники за ним это подметили, тогда дело пошло хуже. Сначала кто-то ранил его выстрелом, и он упал, потеряв сознание. Придя в себя, он видит такую сцену: стоят перед ним два кавалериста, один собирается вскочить на коня, а другой хочет его «рубануть». Есаул Колесников напрягает все свои силы и правой рукой хватает шашку красного прямо за клинок, а тот спокойно крутит ее и еще приговаривает: «Отпусти, сволочь, все равно зарублю». Но на все воля Божия, которая чудесным образом решила здесь судьбу двух бойцов. Получилось так, что красный кавалерист не обратил внимание на то, почему его товарищ удрал, и спокойно разворачивал клинком ладонь мужественному есаулу Колесникову. Эта семнадцатая рана, нанесенная есаулу, повернула боевое счастье в другую сторону: перед идущими в контратаку нашими тремя батальонами неслись на тачанках наши пулеметы и впереди них — команда конных телефонистов с ее начальником капитаном Бешеновым¹⁰, которая как раз подлетела к месту казни есаула Колесникова. Красный стрелой вскочил на коня и бросился в первый свободный проход, но он оказался для него западней: он скакал между нашими идущими резервами и навстречу головной части конной дивизии генерала Бабиева. Наши лихие конные телефонисты преследовали его, около полотна железной дороги он почему-то бросил коня и думал было укрыться среди шпал, наложенных здесь в большом количестве, но оказался близко около полковника Бржезицкого¹¹, который и уложил его выстрелом. Есаул Колесников поправился, в эмиграции отработал 25 лет на заводе Рено в Париже, имеет сына, инженера-химика. Скончался 27 марта 1972 года в Париже. Мой внук, глядя на его изуродованную ладонь и на следы шашечных ударов, спрашивал, как он не умер от такой боли? В ответ на это я рассказал внуку историю ранения есаула Колесникова в первую Великую войну на турецком фронте, когда турок загнал ему в мягкие части тела свой штык и там его оставил, и как при общем сочувствии казаков этот штык тут же вытянули. Сам же есаул Колесников все время был здоров и только в глубокой старости стал прихварывать. Его спаситель, капитан Бешенов, тоже жив и под старость купил себе дом недалеко от Парижа и занимается небольшим хозяйством и рыбной ловлей. Полковник Бржезицкий, достойно наказавший современного защитника «равенства, братства и свободы своей интернациональной диктатуры пролетариата», до глубокой старости жил в старческом доме на юге Франции, где и скончался.

Что касается всего состава 1-го батальона, включая и его молодых ударников из пленных, то они, во главе со своим командиром батальона капитаном Трофимюком, выполнили свой воинский долг. Это относится и к попавшим в плен, которых мы на следующий день отбили, всех 35 человек, и я не поставил им это в вину, так как этот короткий своеобразный бой, где они храбро защищались, ошеломил их, а сила огня машин и ужас рубки обезоружили их. В следующих боях они вели себя как старые корниловцы. Ни с чьей стороны в этом бою я не видел упущений, в пределах наших возможностей и здесь мы сделали все от нас зависящее. От Буденного, под Ростовом-на-Дону, и до Жлобы, — все были жестоко наказаны нами за дерзость упорных атак на корниловцев. Данный бой я считаю простым лихим налетом противника, обошедшимся красным дороже, чем нам. Жаль только было, что этот бой потревожил конную дивизию генерала Бабиева, который и на этот раз показал, что он по-старому свято хранит чувство взаимной выручки в бою.

Привожу выдержки из письма командира 6-й батареи Корниловской артиллерийской бригады, стоявшей в момент атаки на позиции за левым флангом 1-го батальона 2-го Корниловского ударного полка. Командиром 6-й батареи тогда был доблестный полковник Гетц Викентий Иванович¹², мой однокашник по Виленскому военному училищу, по окончании которого он вышел в артиллерию. Его батарея была дежурной и стояла на позиции. Противник и ее не оставил в покое и открыл по ней ураганный огонь. По словам полковника Гетца, столбы дыма и земли от взрывов прямо на батарее сначала лишили ее возможности открыть огонь, но потом она могла все же полностью разбить один броневик красных, а другой только подбить, и его увез третий броневик на буксире. На батарее были значительные потери.

27 сентября. По журналу боевых действий 2-го Корниловского ударного полка. Ночь прошла спокойно. Обстановка на фронте: разбитый противник отступил на юг и силой не менее 1500 коней, с одним бронепоездом и двумя бронеавтомобилями, остановился на ночлег в селе Анастасиевка.

По книге «Корниловский ударный полк».

Окружение конницы Гая началось еще до рассвета. Пять верст до Анастасиевки прошли быстро. На востоке уже розовел горизонт и светлые полосы потянулись по небу. 2-й и 3-й полки построились густой резервной колонной, а 1-й полк развернулся для атаки. Батареи стали на позицию. Каждый батальон 1-го полка наметил для себя участок села, и корниловцы двинулись широким шагом. Сторожевого охранения у красных не было, их заставы всполошились, когда корниловцы были уже около крайних хат. Где-то затрещал пулемет, трубы заиграли тревогу. По улице понеслись отдельные всадники, затарахтели грузовики. Из переулка выскочил броневик и наткнулся прямо на корниловцев. В нем открылась дверца, из нее высунулся по пояс грозный усатый человек и разразился площадной руганью. Он был тут же пристрелен. Пока корниловцы атаковали село, кубанцы рубились с красными эскадронами, выскакивавшими из села. Один всадник схватил Бабиева за конец его красного кубанского башлыка и с криком: «Ага, попался?» уже замахнулся шашкой, но свалился сам от удара Бабиева. Генерал Бабиев при атаке держал поводья в зубах, а шашку в левой руке, правая была у него отнята. Добыча победителя была большая: 6 орудий, 3 броневика, грузовые машины, тачанки с пулеметами, кони, пленные. Были отбиты и взятые накануне в плен корниловцы. Все они были в одном белье. Конница Гая отошла на Никополь.

В Анастасиевку прилетел летчик и передал приказание: Кубанской и Корниловской дивизиям двигаться безостановочно на Никополь. Корниловская дивизия пошла вдоль полотна железной дороги, а Кубанская левее ее, по плавням. Верстах в шести от села Чернышевка произошел встречный бой с 1-й советской стрелковой дивизией, спешившей из Никополя на помощь коннице Гая. Корниловцы, хотя и выиграли бой без особого напряжения, понесли потери до 250 человек, среди которых были подполковник Челядинов и поручик Федоров. Перед самой Чернышевкой красные еще раз пытались оказать сопротивление. Пока головной полк вел бой, остальные два полка остановились около насыпи. Вдруг по полотну стали рваться гранаты, а над колонной — шрапнели. С хвоста колонны передали, что в тылу показалась конница. Генерал Скоблин поднял 2-й полк и повел его на выстрелы, выслав вперед свой конвой. Вскоре подскакал офицер конвоя и доложил, что какая-то конница с пышными хвостами на пиках разворачивается на лугу за ручьем. Корниловцы побежали к ручью и уже приготовились дать залп, но конница повернулась и ускакала на широком галопе. Тут только Скоблин опознал в скакавших один из полков Бабиева. Генерал Бабиев потом рассказывал, что он никак не мог предположить, что корниловцы в такой короткий срок прошли с боем 15 верст и очутились перед Чернышевкой, но, увидев такую решительность пехоты начать бой с кавалерией, он сообразил, что перед ним, наверное, корниловцы и потому вывел полк из-под обстрела. В полночь обе дивизии, Корниловская и Кубанская, втянулись на ночлег в Чернышевку. Генерал Скоблин пропускал мимо себя входившие в село полки. Около него и офицеров штаба собрались старые и пожилые крестьяне. «Видно, что солдаты!» — одобрительно говорил один старик. Всем хотелось выяснить, каково отношение крестьян к Русской Армии. Крестьяне отвечали уклончиво. Закона о земле, опубликованного генералом Врангелем, никто из крестьян не знал, и они ничего о нем не слышали. Когда офицеры стали излагать содержание этого закона, то услышали в ответ: «Закон хороший, сходный, а кто его знает, каков он будет на деле...» В прочность и силу Русской Армии крестьянин не верил, а потому и не придавал значения никаким словам и хорошим законам. Не задумывался он и о том, кто и каким образом может упрочить нужный для него порядок. Для деревни все имевшие власть были «паны», и на гражданскую войну они смотрели как на драку «панов», и при комиссарах и при генералах у мужиков одинаково трещали чубы.

На рассвете Корниловская ударная дивизия с конной дивизией генерала Бабиева атаковала конницу Гая в Анастасиевке, выбив ее, и тут же двинулась преследовать ее. Подойдя к Трем Могилам, что к югу от балки Оленева, 2-й полк получил приказание вести наступление на Чернышевку. Вправо наступал 1-й Корниловский ударный полк, влево — конница генерала Бабиева. К 10 часам полк подошел к Могилкам, что к югу от устья балки Оленева, в ожидании момента выступления 1-го полка. По приходе на Могилки конница красных, 3—4 эскадрона с одним броневиком, перешла в наступление. Огонь пулеметов и артиллерии разогнал противника, оставившего в одиночестве совершенно новенький броневик, только что прибывший из Москвы как подарок от рабочих какого-то завода, с запасом динамита на случай его уничтожения.

Это происходило на моих глазах. Отступающая конница отскочила по прямой от нас, броневик же почему-то, очевидно плохо ориентируясь на местности, спокойно спустился в широкую балку с высоким берегом с нашей стороны и с топким ручьем посередине и направился, как нам казалось, в обход нашего фланга. Я в это время со своими ординарцами выехал как раз на высокий берег балки и, видя эту картину, отдал приказание, чтобы одно орудие на карьере было здесь. Но орудию действовать не пришлось: увидев нас, броневик стал искать, где бы ему переправиться. Видно было, как он торопился, быстро меняя места, потом выехал на параллельную ручью дорогу, команда его выскочила и побежала через болотистый ручей. Как-то получилось, что восторгу нашему не было конца от такого прекрасного подарка, именовавшегося «Калиныч», и мы даже не стреляли по его хозяевам.

После этого 2-й полк повел безостановочное наступление на Чернышевку, громя противника огнем. У балки Успенкова противник задержался, открыл сильный огонь и бросился на нас в контратаку. Батареи, выдвинутые на линию цепей, открыли по красным огонь на картечь, а 4-й батальон перешел в наступление. Противник был отброшен на конницу генерала Бабиева и потерпел полное поражение. Самое село Чернышевка было занято без боя.

Перед самым Никополем красные оказали сопротивление только у села Красногригорьевка. Сбитые со своих позиций корниловцами, они попали под удары кубанцев и потеряли пленными до двух с половиной тысяч человек и все свои обозы. Никополь был занят без боя. Корниловцы и кубанцы расположились в городе со своими трофеями. Одних только пленных было до четырех тысяч человек. В тот же день к Никополю подошла конница генерала Науменко, переправившаяся через Днепр южнее Никополя, у села Ушкалка. Там же переправилась и пехота генерала Скалона. По словам генерала Науменко, красные атаковали пехоту и препятствовали ее продвижению вперед, сам же генерал Науменко сразу оторвался от своей пехоты и пошел к Никополю.

29 сентября из штаба 2-й армии прилетел летчик и передал приказание: генералу Науменко объединить всю конницу и идти с ней на узловую станцию Апостолово, где разбить красных, после чего повернуть на Бериславль и Каховку; генералу Скоблину спешно идти назад к Александровску, так как красные теснят марковцев и угрожают переправам на Хортицу. С грустью расстался генерал Бабиев с корниловцами, осиротелыми почувствовали себя и они. Перед Скоблиным встал мучительный вопрос, какой дорогой идти на Александровск? Если перейти на левый берег Днепра здесь, у Никополя, то одна переправа займет двое суток: был всего один небольшой паром и несколько лодок. Кроме того, переправа тотчас будет обнаружена красными, и они перейдут в наступление. Полк, который был бы назначен для защиты переправы, оказался бы в исключительно невыгодных условиях: переправа внизу, а над нею возвышается гора. Если идти к Александровску старой дорогой, то придется пробиваться через всю 2-ю конную советскую армию, сомкнувшуюся за Никополем. В случае затяжных боев красные за это время смогут овладеть переправами у Хортицы, и тогда корниловцы рискуют потерять всю свою артиллерию и обозы. Генерал Скоблин остановился на таком решении: под прикрытием дивизии немедленно переправить через Днепр пленных, раненых и обозы, а самой дивизии с наступлением темноты выступить из Никополя по старой дороге, налетом сбить конницу противника и открыть себе путь на Александровск. Сплошной колонной двинулись корниловцы из Никополя. Люди шли в строю без обычной на походе растяжки, не было и отстававших, — все понимали грозную опасность. Корниловская конная сотня, выбросив от себя разъезды, на рысях пошла вперед. Показались огни Красногригорьевки, колонна задержалась, поджидая донесения от конного разъезда. Вдруг слева в поле показался какой-то конный. Он выехал на дорогу, повернул к селу и поскакал. Ординарцы начальника дивизии быстро догнали всадника. Перепуганный крестьянин, верхом на лошаденке без седла и с веревочным недоуздком, рассказал, что он местный житель и что красные взяли его проводником и велели ему указать дорогу на станцию Апостолово. В Чернышевке конницы Гая тоже не было, она выступила из этого села часа за три до прихода корниловцев. На улице еще тлели в кострах головни, валялось разбросанное сено, пахло свежим навозом. Гай, по-видимому, обнаружил движение генерала Науменко на Апостолово и двинулся со своей дивизией туда же. Дорога на Александровск была свободна. Остаток ночи корниловцы провели беззаботно. Многие поджигали «перекати-поле», и подхваченные ветром круглые горящие шары носились над степью. На заре после 40-верстного марша был сделан привал около развалин сгоревшей и разграбленной усадьбы. Почерневшие дымоходы торчали памятниками среди груд мусора и обвалившихся стен, дорожки и клумбы заросли травой. С оголенных деревьев тихо падали листья. Среди безмолвной тишины вскоре затрещали костры, и люди в полном изнеможении валились около них. Через два часа отдыха Корниловская дивизия уже снова шла. Второй привал и обед были назначены через двадцать верст, в Строгановских хуторах. Из высоты донесся шум мотора, и на ясной синеве осеннего неба четко обозначился аэроплан. Он сделал несколько кругов над колонной и опустился. Летчик передал приказание генералу Скоблину двигаться как можно скорее на Александровск. Летчика обступили офицеры. На их вопросы, почему он так смело и решительно опустился на землю, он ответил, улыбаясь, что распознает красных и белых не столько по коду, сколько по тому, как относятся к аэропланам проходящие колонны: белые в большинстве случаев сохраняют порядок и свое движение, а красные расползаются во все стороны.

В Строгановских хуторах сорок дворов были поделены между всей Корниловской дивизией. Жители, переселенные сюда из Великороссии еще во время крепостного права, оказали полное радушие. Хозяин дома, степенный старик, бывший солдат, осведомился у Скоблина, сколько человек будут обедать. «Вы не беспокойтесь, ничего не готовьте. Мы сами справимся», — сказал ему Скоблин, но старик решительно запротестовал и угостил на славу офицеров и ударников на разных половинах своей хаты. «Среди всеобщей ненависти и озлобления, неизбежных спутников междоусобной войны, — вспоминал, генерал. Скоблин, — радушие и ласка нашего хозяина были совершенно необычны, тем более что у него не было никакого противного подлаживания к нам. Он не поносил красных, не восхищался белыми. Отнесся к нам просто, по-человечески, как к усталым, измученным людям.

30 сентября в 11 часов корниловцы подошли к позициям марковцев. После 70-верстного похода все заснули как убитые. 1 октября рано утром корниловцы и марковцы получили приказ отбросить красных на север, как можно дальше от переправ. Красных отогнали верст на пятнадцать. Летчик привез приказание — продолжать энергичное наступление, но уже в 3 часа дня было получено новое приказание: с наступлением сумерек идти в Александровск с таким расчетом, чтобы закончить переправу через Днепр до рассвета. Корниловцы ничего не понимали и, угрюмые и печальные, потянулись назад к переправам. В первую очередь были пущены обозы и часть артиллерии. Полки расположились в немецкой колонии, верстах в трех от Речища. Колонисты недоумевали, почему белые, так успешно дравшиеся с красными, теперь отступают.

Искренно сожалели об уходе корниловцев и в очень сдержанных выражениях говорили о грядущих неприятностях.

Генерала Скоблина отыскал немец-колонист, у которого Скоблин останавливался прошлый раз, и повел его к себе. Немец поставил на ноги весь дом, желая оказать своим гостям полное внимание. Хозяйка-старуха ласково уговаривала их остаться до утра и выспаться.

— Куда же вам идти в такую темень и поздноту, — сокрушенно вздыхала она.

Огромный костер на берегу освещал наскоро сколоченный мост. Лошади боязливо ступали на шатавшиеся, скрипевшие бревна. Черные воды Днепра колыхали среди отраженных языков костра силуэты лошадей, повозок, людей...

К назначенному времени переправа на левый берег Днепра была закончена. В городе к генералу Скоблину явился временно исполняющий должность начальника штаба дивизии капитан Месснер¹³. Вместо обычного вороха оперативных телеграмм он молча протянул всего три.

Первая гласила: «Поляки заключили мир с Советами. Красные начали переброску сил на фронт Русской Армии. Головные части конницы Буденного и две пехотные дивизии уже подошли к станции Апостолово». Вторая телеграмма: «Снарядом в бою под Апостоловом смертельно ранен генерал Бабиев. Не приходя в себя, он скончался. Части 2-й армии с большими потерями в людях и в материальной части переправились обратно на левый берег Днепра, не успев даже разрушить свой мост». Третья телеграмма: «Красная Кубанская дивизия численностью до 5 тысяч сабель на северо-восточном участке фронта проникла глубоко в наш тыл и с налета овладела Большим Токмаком, где захватила и уничтожила все наши интендантские и артиллерийские склады. Противник продолжает свой рейд по тылам».

Продолжение по журналу боевых действий 2-го Корниловского ударного полка.

Боевые записи 2-го Корниловского ударного полка за время заднепровской операции почти тождественны с вышеизложенными данными из книги «Корниловский ударный полк», а потому из них берутся только отдельные эпизоды. После отражения атаки красной кавалерии на 1-й батальон 2-го полка он до самого Никополя не имел больших потерь, и только при отходе из него для конвоирования больше чем четырех тысяч пленных был назначен 1-й батальон, что значительно уменьшило боеспособность полка.

30 сентября 2-й Корниловский ударный полк прибыл в 19 часов в Ново-Николаевку, где и заночевал.

1 октября. Дивизии поставлена задача: овладеть колонией Кронсталь, Арбузовкой, Михайловкой и Шенгорст. Около 9 часов 2-й Корниловский ударный полк повел наступление на Кронсталь, выбил оттуда противника, двинулся на Арбузовку и после упорного сопротивления противника овладел ею. У высоты, что к северо-востоку верст на четыре-пять, полк по приказанию остановился для обеспечения левого фланга 1-го Корниловского ударного полка и для этого около 14 часов офицерский и 3-й батальоны были выдвинуты к западу от Арбузовки для отражения атак конницы и пехоты противника, наступавшего в тыл дивизии со стороны Томаковки. Других два батальона, 2-й и 4-й, оставались на прежних высотах и сдерживали сильнейший натиск красных, наступавших со стороны севернее Томаковки. С наступлением темноты полк в составе дивизии выступил в Александровск. В этом бою было ранено 95 и убито 5 человек. Среди убитых были доблестный командир 3-го батальона поручик Нашивочников и его адъютант, подпоручик Честной.

2 октября в 8 часов полк прибыл в Александровск и расположился на старых квартирах. Переход был в 55 верст: Шенеберг — Арбузовка — Александровск, и ударники были сильно утомлены. Этим числом заканчивается заднепровская операция, обнаружившая прибытие частей Красной армии с Польского фронта после подписания теперь уже мира. Ненависть Пилсудского к национальной России была настолько велика, что он решил развязать руки Ленину, чтобы он имел возможность разбить Русскую Армию генерала Врангеля, рискуя впоследствии отдать ему и Польшу, что и случилось при Сталине во Вторую мировую войну. Перевес Красной армии в силах, как и в боях под Орлом, теперь решил участь Русской Армии определенно: она должна была покинуть родную землю. С этого числа начались арьергардные бои с целью дать возможность провести эвакуацию в обстановке, исключающей катастрофу.

3 октября. В 8 часов 2-й Корниловский ударный полк прибыл в город Александровск и погрузился в эшелоны для следования на станцию Пришиб. Обозы были направлены походным порядком в село Михайловка. В 12 часов получено приказание разгружаться и отправляться походным порядком в Камышеватку. В 15 часов обозы прибыли обратно, и полк по их прибытии выступил по назначению. В 23 часа полк прибыл в Камышеватку и занял позицию. Сторожевое охранение выставили на Жеребец и Внуково. Противник силой до тысячи сабель находился в районе сел Яковлевка — Щербаковка, но, заметив наш приход в Камышеватку, под прикрытием ночной темноты быстро проскользнул на север и увел с собой большие обозы, захваченные им в Большом Токмаке. Переход — 28 верст.

4 октября. День и ночь прошли спокойно.

5 октября. В 8 часов полк в составе дивизии выступил в Васильевку. В Янчекрак — большой привал. В 24 часа батальоны разошлись по квартирам в Васильевке. Обозы прибыли на рассвете. Дорога была тяжелая и грязная. Люди пришли сильно уставшими и промокшими от дождя. Переход — 34 версты. Всего в строю: 138 офицеров, 43 пулемета и 392 ударника (это без 1-го батальона).

6 октября. В 9 часов полк вышел из Васильевки и в 18 часов прибыл в Балки. Ночлег. Переход — 24 версты.

7 октября. В 9 часов полк вышел из Балки и в 18 часов разместился по квартирам в селе Белозерки. На переходах пища выдавалась два раза в сутки. Переход — 24 версты. Здесь к полку присоединились 21 ударник, бежавшие от красных. Оказывается, когда 1-й батальон конвоировал из Никополя более 4 тысяч пленных по плавням Днепра, то шествие такой большой колонны растянулось на много верст, и наш малочисленный батальон растворился по зарослям плавней среди нескольких тысяч конвоируемых им пленных. Несмотря на такую обстановку, пленные шли спокойно, но на хвост этого шествия красные партизаны или же их регулярные части сделали нападение и отрезали небольшую часть пленных, среди которых оказались и наши конвоиры. В свою очередь, и наши учли спасительность плавней и бежали в сторону нашего движения до соединения с полком.

8 октября. В 9 часов 2-й полк выступил из Белозерок и в 17 часов прибыл в Верхний Рогачик, где поступил в дивизионный резерв.

«ПРИКАЗ КОРНИЛОВСКОЙ УДАРНОЙ ДИВИЗИИ.
ВЕРХНИЙ РОГАЧИК
№ 031

8 октября 1920 г. 18 час.
Карта — 3 версты.
Согласно директиве штакора 1-го, вверенная мне дивизия 8 октября с. г. в 18 часов прибыла в Верхний Рогачик. Дивизии приказано занять и упорно оборонять участок от села Большая Знаменка до Малой Лепетихи (оба включительно). Правее — 42-й Донской стрелковый полк, занимающий участок Малая Знаменка (Каменка) — Балки (оба включительно); левее — временно части 6-й пехотной дивизии, которая 9 октября будет сменена Дроздовской стрелковой дивизией. Сведения о противнике будут сообщены дополнительно. Во всяком случае иметь в виду, что со стороны противника на участке Нижний Рогачик — Ушкалка заметно оживление.
Приказываю: 1) Полковнику Щеглову¹⁴ (3-й Корниловский ударный полк, 4-й артиллерийский дивизион, отдельный Корниловский конный дивизион), сменив части 6-й и 7-й пехотных дивизий, 8 октября занять и упорно оборонять участок Большая Знаменка — Малая Лепетиха, оба включительно, ни в коем случае не допуская переправы противника на левый берег Днепра. Поддерживать самую тесную связь с соседями вправо и влево. Разбить для обороны участок на три сектора. Схему расположения частей на участке и схему обороны участка представить мне не позже 10-го сего октября. Штаб полка и участковый резерв — колония Ольгофельд.
2) Полковнику Гордеенко (3-й Корниловский ударный полк и 1-й дивизион артиллерийской бригады), оставаясь в Верхнем Рогачике, составлять мой резерв. Командам конных и пеших разведчиков полка в течение 9 и 10 октября познакомиться с боевыми участками дивизии в таком порядке: 9-го разведать участок и подступы к нему от Большой Знаменки до Ушкалки (оба включительно), 10-го — от Ушкалки до Малой Лепетихи (включительно). Отчет о разведке участка и подступов к нему на случай боя полковник Гордеенко представит мне не позже 14 часов 11 октября.
3) Полковнику Левитову (2-й Корниловский ударный полк и 3-й артиллерийский дивизион), оставаясь в Верхнем Рогачике, составить мой резерв. Командам конных и пеших разведчиков полка в течение 9 и 10 октября познакомиться с боевым участком дивизии с таким расчетом: 9-го — Малая Лепетиха — Ушкалка (оба включительно), 10-го — Ушкалка (исключительно) — Большая Знаменка (включительно). Отчет о разведке участка и подступов к нему представить мне не позже 14 часов 11 октября.
4) Генералу Ерогину¹⁵ — организовать артиллерийскую оборону участка, наладить правильное и своевременное питание патронами и снарядами частей дивизии. Свои соображения по этим вопросам представить мне к 12 часам 10 октября.
5) Дивврачу — организовать в Верхнем Рогачике перевязочный пункт и наладить дальнейшую эвакуацию больных и раненых на Мелитополь. Совместно с комендантом штаба озаботиться устройством в расположении полков бани. Последняя должна быть налажена в самый кратчайший срок.
6) Все запасные батальоны и хозяйственные части полков перевести в село Веселое, с которым будет установлена телефонная связь.
7) Дивинту, оставаясь в Мелитополе, организовать подвоз продуктов и хлеба своими средствами до расположения хозяйственных частей полков, до села Веселое, где открыть полевой расходный склад. Каждые три дня по телефону или по телеграфу доносить мне, что выдано частям дивизии и какова наличность на складе. Принять все меры к своевременному снабжению частей продуктами. В селе Веселом организовать хлебопечение.
8) Начальнику связи штадива принять в свое ведение телефонную сеть на участке дивизии; кроме того, немедленно установить связь с селом Веселое, 42-м Донским полком и дроздовцами, а также наладить самую прочную связь с полками.
9) Штадив — в Верхнем Рогачике.

Подлинный подписали: Генерал-майор Скоблин
Вр. и д. начальника Штаба Генерального штаба капитан Месснер.
Верно: Капитан Полянин».

* * *

Бои за Нижний Рогачик представляют из себя один из самых тяжелых периодов боевой жизни Корниловской ударной дивизии, а потому описание их сначала помещается по книге «Корниловский ударный полк».

Заднепровская операция оставила в душе корниловцев горький осадок: опять все усилия, жертвы и победы оказались бесплодны. Энергия иссякала. Воля к победе надламывалась. Душа и тело требовали хоть кратковременного отдыха. Вместо этого, Корниловская дивизия из Александровска сразу была послана для ликвидации налета неприятельской кавалерии на Большой Токмак. Только что дивизия пришла походным порядком в село Камышево, как было получено новое приказание — изменить направление и перейти в район Большой Знаменки для смены частей 2-й армии. В дождь, снег, по непролазным дорогам потянулись корниловцы снова к Днепру. 8 октября 1-й и 2-й полки были сосредоточены в селе Верхний Рогачик, а 3-й полк, сменив 6-ю и 7-ю пехотные дивизии, стал на позиции около деревень Ушкалки и Бабины. В Знаменку был послан сводный отряд из нескольких рот, под командой полковника Пуха¹⁶. Настроение у корниловцев было тревожное, все чувствовали нарастание событий. По дивизии был отдан приказ к неуклонному исполнению: полковых дам и сестер милосердия отправить в тыл. Не поднял настроения и отряд генерала Бредова, прибывший из Польши на пополнение Русской Армии. Состоявший в этом отряде 75-й Севастопольский полк, под командой полковника Силина, был влит во 2-й Корниловский полк отдельным батальоном.

13 октября 1-й полк получил срочно приказание немедленно выступить на помощь 3-му полку, в районе которого противник, накопив большие силы, переправился на левый берег Днепра, 1-й полк встретился с красными, уже сильно продвинувшимися за Днепр, 1-й батальон погнал одну группу красных на село Нижний Рогачик, а 2-й батальон оттеснил другую группу на деревню Ушкалку. Остатки 3-го полка были спасены. К вечеру было получено приказание — совместными действиями 1-го и 3-го полков произвести ночное наступление на Нижний Рогачик и овладеть им. 1-й полк пошел по левому берегу реки Рогачик, а 3-й полк должен был идти по правому. 1-й батальон не прошел и версты, как заметил колонну противника, двигающуюся навстречу ему по соседней дороге. Корниловцы притаились. Когда красные поравнялись с ними, две роты ударили в тыл красных, а две — во фланг. Ошеломленные красные частью сдались, частью бежали назад. Преследуя их, корниловцы вошли в Нижний Рогачик, но были вынуждены сразу остановиться на южной окраине села: их встретили крупные силы противника. Всю ночь к красным прибывали свежие части с правого берега Днепра и накапливались в ста шагах от корниловцев.

14 октября. Атаковать красных без 3-го полка полковник Гордеенко не решался, между тем противник сам повел атаки. До 5 часов корниловцы отбивались и уже понесли большие потери, а 3-го полка все не было. Красные стали охватывать левый фланг полка, и полковник Гордеенко приказал отступить на бугры около села.

Командир 5-й роты подпоручик Пинский¹⁷, желая избежать артиллерийского обстрела, уклонился от указанного пути отступления и повел свою роту другой дорогой. Внезапно налетела неприятельская кавалерия, и рота была изрублена. К Пинскому подскакал кавалерист и выстрелом из нагана прострелил ему голову и левый глаз, причем пуля осталась во рту. Пинский очнулся, когда два кавалериста, ругаясь и чертыхаясь, отрезали ему шашкой палец руки, чтобы снять с него обручальное кольцо, и такова была сила воли у этого офицера, что он не издал ни одного стона, притворясь мертвым. После того как красные ускакали, он нашел в себе силы доползти до полка. Поручик Пинский, хотя и поправился от ранений уже в Константинополе, прожил не долго и скончался в Белграде, завещав свою фуражку и шашку Корниловскому ударному полку. При переезде к брату в Польшу подпоручик Пинский был у меня в Болгарии, чтобы попрощаться, и тогда тоже поделился со мною подробностями его собственной трагической судьбы и его роты. Я, в свою очередь, рассказал ему, что мне пришлось увидеть, когда я взял Нижний Рогачик. Судьба и здесь нас не баловала: противник просто давил нас своим превосходством в числе, а мы были измотаны до предела и вели последние арьергардные бои.

Спасся еще один офицер. Он шел в дозоре, когда на него наскочили два кавалериста. От первого удара шашкой он упал. Кавалеристы продолжали бить и колоть его, лежащего, потом соскочили с коней и принялись раздевать его. Сняли с него сапоги, галифе, стали стаскивать гимнастерку. «Ишь как разукрасился золотопогонник!» — сказал один, рассматривая офицерские отличия. «Жаль только, — промолвил другой, — что перемазали в крови новенькую одежду. Надо было бы сначала раздеть, а уж потом рубить». Офицер потерял сознание. Пришел он в себя, когда около него хлопотали два пехотных красноармейца. Они поддерживали его за плечи и лили из фляжки воду ему на голову. «Ну и изуродовали тебя эти сволочи кавалеристы, — сказал один красноармеец. — На, испей воды! — а потом спросил: — Хочешь идти к своим?» Офицер кивнул. Красноармейцы подняли его, поставили на ноги и сказали: «Иди вот в эту сторону, ваши там, недалече. Авось как-нибудь доползешь». Офицер молча пожал руки своим врагам-спасителям и побрел, шатаясь и опираясь на винтовку. В околотке у него насчитали двадцать ран.

В ночном бою в селе Рогачике 1-й полк потерял половину своего состава. Генерал Скоблин выехал к месту боя, приказав 2-му полку немедленно идти туда же.

* * *

Привожу показания полковника Бояринцева¹⁸, бывшего в этом бою в должности командира 3-го батальона 1-го полка: «13 октября поздно вечером все командиры батальонов 1-го полка были вызваны в штаб полка. Ознакомив нас с положением на фронте, где наш 3-й полк с трудом сдерживал давление красных, переправлявшихся через Днепр, полковник Гордеенко прочел директиву штаба дивизии. По диспозиции, 2-й полк должен был оставаться в резерве в Верхнем Рогачике, а 1-му полку приказывалось выступить на рассвете следующего дня на помощь 3-му полку. Оперативный план предусматривал обходное движение на Нижний Рогачик, заключительной фазой которого должен быть прорыв к переправе через Днепр, отрезая от нее красные полки. Одновременно 3-й полк должен атаковать Нижний Рогачик с фронта, гоня красных в мешок между собой и 1-м полком. Марш последнего был сделан с таким расчетом, чтобы захождение в тыл Нижнего Рогачика можно было начать с приближением сумерек. Полк в походной колонне, не встречая сопротивления, скрытно занял исходную позицию на буграх южнее Нижнего Рогачика. Впереди простиралась ровная как стол местность, упиравшаяся в деревню. Слева были видны темные заросли плавней на Днепре, поросшие камышом и кустарником. Где-то справа была слышна редкая стрельба, не то на участке 3-го полка или отряда полковника Пуха, не то даже дальше, у марковцев. Равнину пересекал ручей, уходя в плавни, 5-я рота капитана Пинского получает приказание рассыпаться вдоль этого ручья. Сумерки сгущаются. В направлении плавней маячат наши конные дозоры связи. Перевязочный пункт готовится к приему «гостей». Наконец, 1-й батальон полковника Ширковского¹⁹ получает приказание атаковать Нижний Рогачик и захватить переправу через Днепр. Как на параде, разворачивается батальон. Спускаясь с бугров, его роты растворяются в сумерках. В напряженной тишине мы ждем. Внезапно эту тишину разрывает бешеная стрельба и крики «Ура!»: роты бросились в атаку. На фронте 3-го полка по-прежнему тишина. По интенсивности огня можно судить, что атака 1-го батальона не была неожиданностью для красных. Вместе с тем огонь не приближался и не удалялся. Было ясно, что Ширковский напоролся на крупные силы, продвигаться к переправе не может, но за деревню зацепился. Тот факт, что артиллерия обеих сторон молчит, но время от времени слышны разрывы ручных гранат, тоже был показателен: идет бой на короткой дистанции. «Видно, Ширковскому жарко», — говорит полковник Лебедев, командир 2-го батальона. «Надо выручать!» — отвечаю я. В это время подходит к нам полковник Гордеенко и, обращаясь ко мне, говорит: «Бери-ка свой батальон и на рысях на помощь Ширковскому». Сгустившаяся темнота дает возможность вести батальон развернутым фронтом. Выйдя на линию огня и левого фланга 1-го батальона (он висел в воздухе), нам представилась жуткая картина: идет не бой, а свалка. Корниловцы и красные перемешались так, что был трагикомический случай: командир 2-й роты капитан Редько²⁰ вскочил в какой-то двор, полный солдат. «Какая рота?» — спрашивает он. «Вторая», — отвечают ему, и Редько, в полном сознании своего права, начинает командовать этой ротой, пока не выяснили, что рота красная. Одну сторону занимали роты 1-го батальона, а противоположную красные. Не только стреляли почти в упор, но и ругались витиевато. В этом кромешном аду нахожу Ширковского. Увидев меня, этот бесстрашный человек с железными нервами почти заплакал, обнимая меня, — мы были с ним очень дружны. «Ах как хорошо, что тебя прислал. Карпуша!» — несколько раз повторил он. «Выкрутимся, Митя», — старался я его подбодрить.

В это время какой-то ударник подвел к нам старика, местного жителя. По его словам, пехота красных целый день переправлялась через Днепр и ею набита вся деревня. Конница же уходила в плавни. Пробиваться к переправе было безрассудно. Условились с Ширковским оставаться на месте до тех пор, пока 3-й полк не начнет атаку с фронта. Угрозу с фланга и со стороны плавней я закрою своим батальоном.

Перевалило за полночь. Перекатами шла стрельба, 3-й полк все молчал, а наши потери росли. Часа в два ночи увели раненым моего помощника, штабс-капитана Миловидова²¹. Спустя еще некоторое время повисла плетью и моя раненая рука. Фельдшер наложил повязку, а батальон принял старший из ротных командиров подпоручик Новицкий. Предупредил его: на случай отхода не прижиматься к плавням, а идти открытым местом, не отрываясь от 1-го батальона, так как в плавнях, возможно, прячется красная конница. Найдя еще раз Ширковского, я пообещал ему доложить подробно командиру полка об обстановке и настоять или на отводе наших батальона из Нижнего Рогачика до рассвета, когда они попадут в ловушку, или на необходимости атаки 3-м полком с фронта, согласно диспозиции. Выслушав мой доклад, полковник Гордеенко посылает распоряжение: 1-му и 3-му батальонам отойти в исходное положение. Примерно через полчаса в штаб полка прибыл со своим адъютантом генерал Пешня. Ознакомившись с обстановкой, он карьером полетел в 3-й полк. Произошло драматическое объяснение между ним и полковником Щегловым. Мораль 3-го полка была сильно поколеблена неудачными попытками еще днем овладеть Нижним Рогачиком (почти целиком погиб батальон капитана Андрианова²²). Между тем 1-й и 3-й батальоны 1-го полка, оторвавшись от Нижнего Рогачика, начали отходить на бугры, к исходному положению. С фронта 3-го полка послышалось «Ура!». Полковник Гордеенко бросился навстречу своим батальонам и закричал: «Батальоны, назад, в деревню, 3-й полк наступает (атакует)!» Налево кругом, и батальоны вновь бросились в деревню, а меня увезли на санитарной повозке в Верхний Рогачик, где оставались наши обозы. О дальнейшем развитии боя за Нижний Рогачик я знаю от уцелевших его участников, 1-й и 3-й батальоны снова зацепились за окраину деревни и снова попали на стальную стену пулеметов. Надвигался рассвет. На фронте 3-го полка прекратились не только крики «Ура!», но и не было слышно даже стрельбы. Положение батальонов 1-го полка стало трагическим. Спасительная ночь уходила. Наступил полный рассвет. Батальоны стали отходить, расстреливаемые на ровном месте перекрестным огнем пулеметов. Ширковского это не смущало, и он продолжал отходить по равнине, хотя и нес тяжелые потери, но поручик Новицкий с 3-м батальоном, оторвавшись от 1-го батальона, стал инстинктивно искать укрытия прижимаясь к плавням, забыв мое предупреждение. Когда его батальон отошел на некоторое расстояние от деревни, из плавней вырвалась красная конница и началась рубка. Часть попала в плен, спаслись единицы. Та же конница заскакала в тыл 5-й роте, тоже погибшей почти целиком. Полк, меньше чем в половинном составе, был оттянут в резерв, а на его место был выдвинут 2-й полк. Бой за Нижний Рогачик закипел снова, но уже днем».

По журналу боевых действий 2-го Корниловского ударного полка.

С 9 по 12 октября на фронте спокойно.

13 октября. Противник переходит в наступление. В 4 часа 1-я рота офицерского батальона поступила в распоряжение командира 3-го полка и была отправлена в Большую Знаменку, в группу полковника Пуха. С 18 часов полк принял полную боевую готовность. В 20 часов полк перешел на северо-западную окраину села Верхний Рогачик и разместился по квартирам.

14 октября. В 4 часа 3-й и 4-й батальоны под командой полковника Силина отправлены в колонию Ольгофельд для усиления 3-го Корниловского ударного полка. В 8 часов полк в составе двух батальонов, 1-го и 2-го, с 5-й и 6-й батареями выступил в колонию Ольгофельд. В 12 часов полк прибыл в колонию и получил задачу овладеть Нижним Рогачиком.

2-й Корниловский ударный полк в полном составе, кроме 1-й офицерской роты, находившейся в отряде полковника Пуха, двинулся согласно приказу на Нижний Рогачик. Холодный октябрьский ветер бился в коротких полах английских шинелей, надувал однобокими пузырями фуражки и посвистывал на кончиках острые штыков. Вокруг шелестели засохшие листья обезглавленных подсолнухов. Перед самым наступлением сделали привал. Ударники, заправляя полы шинелей под колени, уселись в котловинках спиной к ветру. Все потирали глаза, покрасневшие и распухшие от бессонной ночи, ветра и пыли. Вяло принялись за скромный завтрак из хлеба и сала. Офицеры ушли на рекогносцировку. Начальство вернулось. По лощинам, овражкам и балочкам ударники потянулись гуськом за своими командирами. В стороны, на пригорки, были высланы дозоры. Оттуда сразу открылся вид: впереди — почерневшие избы, белая колокольня, ветряные мельницы упираются в днепровские плавни, вокруг — обнаженные поля, по серому небу низко ползут свинцовые тучи. Беспросветно было и на душе. Коченея от холода, дозоры всматривались в серую мглу. Раскачиваемые ветром стволы подсолнухов казались наступающей пехотой, скачками пронесшаяся на горизонте стая собак померещилась кавалерией. Охватывала жуть. Дозоры объехал полковник Левитов, не отрывая глаз от бинокля. Наконец из одного овражка показался весь полк, он рассыпался веером и побежал в гору. Бой начался. Красных сбили с горы. Над наступающими низко стлались белые облачка шрапнелей, быстро разгоняемые ветром. Оторвавшись от корниловцев, красные, подкрепленные резервами, перешли в контратаку. Из-за Днепра полетели тяжелые снаряды. Широкие столбы черного дыма с землей вздымались к свинцовым тучам, и тогда многие крестились мелкими частыми крестиками. Левый фланг полка стал отступать, рота, стоявшая на правом фланге, заметила это, когда она осталась в одиночестве. Ударники бросились наутек. То и дело падали раненые, они кричали и хватались за развевавшиеся полы шинелей и мелькавшие сапоги... Сзади неслось улюлюканье. Корниловцы остановились, как только увидели показавшуюся из-за холма резервную офицерскую роту... Сердце еще колотилось, но у всех точно камень свалился с души. Офицерская рота шла стройной цепью, со штыками наперевес. Застрекотал «льюис». Только что бежавшие корниловцы закричали «Ура!» и теперь покатились обратно красные, а за ними корниловцы. Из плавней забила беглым огнем батарея красных, 13-я рота дала несколько залпов по плавням и залегла. Люди отдыхали. Где-то недалеко залегли и красные. Началась перестрелка. Легко раненные корниловцы, точно пустые зерна, относимые на току ветром, скрывались из глаз за пригорком. Один ударник только что обернулся к соседу, как увидел его лежащим уже неподвижно — на его смуглом виске виднелось черное пятнышко. К убитому подошел его земляк, сокрушенно покачал головой, перекрестился и сказал: «Царство ему небесное», а потом обшарил карманы убитого и вытащил бумажник и хлеб, который тут же стал есть. Стрельба у красных усилилась. Над стеблями кукурузы стали видны тонкие струйки пара, поднимавшиеся от клокотавших пулеметов. Красные поднялись и цепями, одна за другой, пошли на корниловцев, 13-я рота стала отходить, но уже в полном порядке, непрестанно отстреливаясь. Следом за корниловцами ползли на локтях раненые. Один из них все время кричал: «Братцы, не оставляйте», а потом оглянулся назад и начал срывать погоны.

Какой-то красноармеец выбежал из своей цепи, снял фуражку и стал ею махать, что-то крича. Корниловцы прекратили стрельбу, и до них донеслось:

— Кадеты, сдавайтесь, а то, так вашу так, все равно всех перебьем.

Ему ответили еще большей руганью и усиленными залпами. Красноармеец стал стрелять с колена.

Вспоминая этот бой, ударник Дегтярев записал свои впечатления о том, как воевали отдельные ударники из бывших красноармейцев: «Был и у нас один ударник из пленных, который все время выбегал вперед и становился стрелять с колена. А история этого ударника такова: в 19-м году он попадает в плен к белым и назначается во 2-й Корниловский ударный полк, участвует в походе на Орел, но при отступлении заболевает тифом и остается в г. Харькове. По выздоровлении он отправляется к себе на родину, в Пензенскую губернию, где долго скрывается от повторных мобилизаций и от налетов заградительных отрядов, но в конце концов был вынужден идти служить. Его отправляют на-Южный фронт, он снова попадает в плен и опять оказывается во 2-м Корниловском полку, но уже со своим меньшим братом и несколькими земляками». А вот был и еще ударник, бывший пленный, мой земляк — Тихомиров. Получил он некоторое образование, слыл за белоручку и имел наклонность тереться около штаба, но вот попал на позицию и показал себя примерным героем. Последний раз я его видел уже к концу боя — он бежал впереди меня, заряжая на ходу винтовку, а за несколько дней до того он вытащил из кармана сторублевую царскую бумажку и говорит: «Если меня убьют, обязательно забери деньги, не хочу, чтобы они доставались красным»..

Бой под Рогачи ком длился до самого вечера. Много раз противники сходились вплотную, и корниловцы даже врывались в село. Офицеры-пулеметчики даже вскочили в один двор и со своими лопатками набросились на красных. Хозяин двора стоял около клети, глядел на свалку и только приговаривал: «Чи красные, чи белые?» Корниловцы захватили все село, когда уже стемнело. Посреди села, на площади около церкви, были положены трупы всех взятых в плен корниловцев, раздетых и перебитых. Холодным светом освещала луна искаженные лица. Корниловцы прошли село и остановились перед плавнями, полосой в несколько верст перед Днепром, заросшей кустарником и лесом. Никто не знал, ушли ли красные за Днепр или же притаились где-нибудь здесь. Корниловцы дали несколько залпов по плавням и разошлись по избам. Не раздеваясь, с винтовками под боком, все сразу завалились спать. Даже когда подъехали кухни, редко кто зазвенел своим котелком. Поставленные посередине улицы снятые с передков пушки охраняли тяжелый сон корниловцев.

В этом бою и 2-й Корниловский ударный полк понес большие потери убитыми и ранеными, около 200 человек. Трофеями полк тоже не мог похвалиться, так как в плен здесь не брали из-за жестокости со стороны красных, а собирать брошенное противником из-за усталости и ночного времени просто не было сил. Большое количество убитых и раненых, брошенных красными на поле боя, свидетельствовало о силе нашего огня, особенно пулеметного, и нашей превосходной артиллерии.

15 октября. На рассвете кавалерия противника сделала налет на Нижний Рогачик. О присутствии таковой 2-й полк знал от 1-го полка и к тому же воочию убедился в ее работе по многочисленным трупам как в самом селе, так и в поле. Поэтому, несмотря на полное переутомление от пережитого в бою 14-го, все были начеку. Артиллерия с вечера заняла соответствующие позиции на этот случай, а за ней наши 64 пулемета тоже устроились поудобней для боя с кавалерией. Передвижение в большом количестве кавалерии в условиях, для нее весьма неподходящих, по кустам и зарослям плавней, дало нам возможность обнаружить ее намерения и принять соответствующие меры. К ее подходу к селу почти все были на своих местах и потому красные были встречены нами всей мощью нашего огня с близкой дистанции. От пленных узнали, что вслед за кавалерией переправились две стрелковые дивизии, которые, услышав начало боя, спешили к селу. Уверен, что передвижения по плавням были затруднительны, и потому все это двигалось по центральной дороге от переправы к селу и благодаря этому само попадало под действие приготовленного нами здесь огня. Пока артиллерия красных вела пристрелку по нашим батареям и пулеметам, мы уже свое дело сделали, смешав передовые части красной пехоты. Ее повторные попытки наступать успеха не имели, мы загнали ее в заросли и громили артиллерией переправу. В это время был получен приказ начальника дивизии об оставлении Нижнего Рогачика и переходе в колонию Ольгофельд.

«Значит, опять где-нибудь неувязка», — думали корниловцы 2-го полка, покидая Нижний Рогачик, так дорого им доставшийся.

Когда 2-й полк подходил к колонии, все удивились, что полковник Щеглов со своим 3-м полком уезжает на подводах в тыл по направлению к Верхнему Рогачику. Туда же умчался генерал Скоблин с Конным дивизионом.

Отходом нашим противник не воспользовался, и полк выступил из села, имея нормальное распределение огня в ожидании налета больших сил кавалерии противника. По прибытии в колонию Николайсберг в 17 часов он тут же был вызван в Верхний Рогачик. Не доходя версты до села, полк, к своему удивлению, увидел, как к югу от него разворачивается полк кавалерии и идет на нас в атаку. Моему удивлению не было предела, и я срочно, через конных, отдал приказание колонне строиться к отражению атаки со стороны Верхнего Рогачика. Противник артиллерии не имел, а потому шаблонное построение полка прошло быстро и красные были встречены огнем в упор и просто сметены с поля боя. Профессор, Генерального штаба полковник Е.Э. Месснер в своей статье «Немного о тактике» высказывает сожаление о том, что корниловцы мало описывают в своем бюллетене эпизоды, создавшие славу Корниловских ударных полков и дивизии, и к таковым он относит переход колонной 1-й Корниловским ударным полком с острова Хортица на правый берег Днепра и... «как полковник Левитов построил свой полк в каре для отбития конницы подле Верхнего Рогачика. Все это и многое другое чрезвычайно важно для прославления Корниловской ударной дивизии и чрезвычайно поучительно для учебников тактики в будущем».

В этих боях был и сам полковник Месснер, тогда временно замещавший нашего начальника штаба дивизии полковника Капнина.

Эта вторая кавалерийская атака за день на полк была довольно легко нами отбита. Первая — ранним утром, из плавней, — была встречена дружным пулеметным и артиллерийским огнем, потому что полк еще не двигался, и все стояли на своих местах в ожидании этой атаки. Успех же отражения второй атаки заключался в обычном для 2-го полка распределении пулеметов и артиллерии в походной колонне, что часто и совершенно справедливо отмечается в нашем журнале боевых действий. Особенно строго это соблюдалось при наличии у противника кавалерии. Каждая пулеметная команда шла со своим батальоном, а батареи — через один или два батальона. Такое распределение огня легко и на все сто процентов могло быть использовано в любом направлении, до каре включительно, избегая в то же время опасного скопления от огня противника. Растянувшаяся походная колонна всегда имела при себе заранее приданные средства огня, а потому, смотря по обстановке, занимала свои места с подходом батальонов или же на линии, где их застала тревога.

Вот что теперь, в Париже, в 1965 году, дополнил к описанию этого боя 2-го полка капитан Кривошеев²³, бывший тогда при штабе дивизии и как раз передававший мне от начальника дивизии приказание отходить из Нижнего Рогачика в Верхний Рогачик через колонию Николайсберг, где 1-й Корниловский ударный полк должен был остаться в арьергарде (это определение места полку тогда не отвечало назначению, так как положение почти полного окружения дивизии обязывало ждать ударов противника отовсюду). Дополнительно к этому тот же капитан Кривошеев сообщает и то, почему 2-й Корниловский ударный полк по выходе из колонии Николайсберг был атакован с юга, от Верхнего Рогачика, где должны были находиться штаб дивизии, лазареты и обозы. Капитан Кривошеев еще до начала атаки привез мне в колонию Николайсберг приказание изменить движение по выходе из колонии, взяв направление на восток, по полевой дороге, на указанную высоту, куда отступала сводная группа полковника Пуха, окруженная кавалерией, и куда выехал сам начальник дивизии со своим конным дивизионом. Когда, после передачи мне приказания, капитан Кривошеев возвращался, то он видел, как красная конница пошла в атаку на 2-й Корниловский ударный полк, то есть прямо в лоб полку, а в это время помощник начальника дивизии генерал Пешня «удирал» с группой конных из Верхнего Рогачика, а сам капитан Кривошеев едва не попал под удар атаки красных. Оказывается, что отступавшая к Верхнему Рогачику сводная группа полковника Пуха была полностью окружена конницей, часть которой подошла к самому Верхнему Рогачику, но, увидев идущий туда же с севера 2-й Корниловский ударный полк, она лихо его атаковала и так же лихо от него и отскочила, будучи встречена сильным пулеметным и артиллерийским огнем. В данном случае части дивизии знали, что действует конница в больших соединениях, а потому применяли на походе распределение пулеметов и артиллерии побатальонно. Даже такая неожиданная атака противника имела дело с нашим моментально построенным каре, углы которого были заполнены по батальону пехоты со своими пулеметами и артиллерией. Таким образом атака противника в любом направлении всегда имела против себя ⅔ всего огня полка, если не больше.

В этот день, около 18 часов, по дороге на село Большая Знаменка и недалеко от той высоты, куда с похода был направлен 2-й Корниловский ударный полк, был ранен начальник дивизии генерал Скоблин, и во временное командование дивизией вступил генерал Пешня. В этот исключительно тяжелый для Корниловской ударной дивизии день даже ранение начальника дивизии было отмечено короткой фразой, хотя управление его дивизией в этом бою, при колоссальном превосходстве сил противника, не могло дать лучшего, и мы с достоинством отходили. Если где человеческие силы и сдавали, то только потому, что, не забудьте, с момента пополнения после штурма Каховки былое упорство корниловцев ушло в прошлое. Несмотря на это, нужно удивляться тому, как вчерашние красноармейцы жертвенно умирали за честь национальной России.

Описание ранения генерала Скоблина привожу с точки зрения трех лиц, где общим является Только факт ранения, но обстановка обрисовывается в зависимости от места их наблюдения. По традиции опрос мнений в военной среде начинают с младшего, а потому я и привожу копию записи по затронутому вопросу офицера 1-й офицерской роты 2-го Корниловского ударного полка поручика Дудниченко²⁴, роты, переданной в эти дни в отряд полковника Пуха. «1-я офицерская рота 2-го Корниловского ударного полка была назначена в распоряжение полковника Пуха, командовавшего группой из трех рот 3-го Корниловского ударного полка, одной Инженерной роты под командой полковника Добровольского и одной 4-орудийной батареи, охранявших село Знаменка на Днепре. В первую ночь по нашем прибытии в Знаменку мы испытали очередной набег местных коммунистов, скрывавшихся в днепровских плавнях, и в ту же ночь нам пришлось оставить село и расположиться на ночлег в огромном разрытом кургане (могиле), отстоявшем от села в двух верстах. Спать мы могли под открытым небом только тесно прижавшись спиной к спине и с винтовками в руках. Несмотря на то что был октябрь месяц, спать нам было тепло, потому что (о чем мы узнали, когда проснулись) мы были изрядно притрушены снегом. Рано утром мы были разбужены кавалерийским сигналом: «В атаку!» То был сигнал красной конницы, этой ночью перешедшей Днепр. Был страшный туман, и до приближения к нам противника ближе, чем на ружейный выстрел, мы ничего не предпринимали, так как не знали, да и не ждали ничего подобного. Когда мы спустились с кургана, туман оказался менее густым, чем он был наверху, и тем явственней представилась нам действительность нашего положения. По всему фронту нашего участка, от края до края, мы увидели несметные силы красной кавалерии, которая подходила к нам все ближе и ближе. Наконец дистанция между нами уменьшилась до того, что мы стали ясно слышать их крики и брань по нашему адресу. В ответ на это мы на минуту останавливались, давали два-три залпа то в одну, то в другую сторону, и продолжали отступать. Мы несли огромные потери убитыми и ранеными. Всех раненых нашей роты мы подбирали на пулеметные тачанки и нагружали их столько, что нельзя было уже и стрелять из пулеметов. У всех пулеметчиков, сидевших на конях, было по два-три человека раненых. Наша артиллерия при безостановочном отходе пехоты не могла стать на позицию всей батареей сразу и стреляла одним орудием, меняя позицию каждые пять минут. Красные обнаглели до того, что покушались идти на нас в атаку. Мы тоже пытались применить строй, принятый для отражения кавалерии, но нам это не удавалось, так как составлявшие группу части 3-го полка были деморализованы тем обстоятельством, что первый из храбрейших и храбрых не выдержал и на тачанке исчез. Через несколько минут был ранен и заместитель полковника Пуха полковник Удовицкий²⁵, который тоже оставил нас. Все солдатские части, составлявшие группу, прильнули к офицерам, ища у них защиты и спасения, но увы, многими из нас овладела паника. Даже такой огромной воли человек, как штабс-капитан Малик вынул револьвер и приготовился. Начальник пулеметной команды офицерского батальона 2-го Корниловского ударного полка бесстрашный подпоручик А.П. Бондарь 1-й²⁶, который тоже вез на своем коне двух раненых офицеров, приказал для прикрытия отхода всей группы к селу выставить пулеметы на мельницу, но напрасно... На нашем правом фланге Инженерная рота, оставленная своим командиром, обращается в бегство... Фланги кавалерии противника все больше и больше смыкаются и грозят отрезать нас от села. В этот поистине страшный момент на нашем левом фланге появляется наш Корниловский конный дивизион с начальником дивизии во главе и с криком «Ура!» бросается на правый фланг противника, а в это же время на нашем правом фланге командир 1-го батальона 3-го полка капитан Марченко с револьвером в руках останавливает бегущую Инженерную роту. Во всем наступлении красных происходит замешательство, и мы входим в село. Мы спасены, но ранен генерал Скоблин, начальник нашей дивизии, который в этом бою в последний раз подал нам пример беззаветной храбрости и тем спас многие, многие жизни для того, чтобы продолжать еще неоконченную борьбу за освобождение великой России».

Теперь я кратко приведу свое впечатление о ранении генерала Скоблина с точки зрения командира 2-го Корниловского ударного полка. После отражения 2-м полком атак кавалерии и пехоты у Нижнего Рогачика полк оттягивается начальником дивизии в Верхний Рогачик. 1-й полк, бывший в это время в резерве дивизии, был оставлен в колонии Ольгофельд, в арьергарде. Не доходя до Верхнего Рогачика, 2-й полк был атакован со стороны этого селения кавалерийским полком красных. Создавалось впечатление, что Верхний Рогачик уже занят красными, но потом узнали, что красные скорей всего были из группы, атаковавшей отряд полковника Пуха. Нашим огнем противник был разбросан во все стороны и исчез. В этот момент мной и было получено приказание выдвинуть полк на высоты к северо-востоку от Николайсберга. Полевой дорогой полк подходил к месту назначения, прикрываясь с севера легкой, параллельной движению возвышенностью. Я с командой конных разведчиков ехал по северному склону ее на уровне головы своего полка и хорошо видел впереди себя, в верстах, может быть, двух, генерала Скоблина со своим начальником штаба тогда капитаном Месснером в сопровождении своего конного дивизиона. С севера всюду маячили разъезды красных и слышались редкие артиллерийские выстрелы. Об отходе группы полковника Пуха я тогда еще не знал. Остановившись для осмотра местности в бинокль, я увидел такую картину: наш конный дивизион в походной колонне как будто смешался и часть его отскочила в сторону красных. Минут через десять узнали, что начальник дивизии ранен, но отступавшей группы полковника Пуха еще не было видно от меня.

Полагаю, что разгром моим полком красной кавалерии под Верхним Рогачиком и наше движение на высоты в сторону отступавшей группы полковника Пуха красные заметили и отказались от общей атаки подобно тому, как и разбитая нами этим утром под Нижним Рогачиком их стрелковая дивизия. По данным того времени, поведение полковника Пуха, начальника горячего, часто игравшего по пустякам со смертью, объяснялось тем, что он, видя неминуемую гибель отряда, — ведь он был окружен кавалерией красных в расстоянии не менее десяти верст от резерва дивизии и потому, не получая ответа на свои просьбы о помощи, он решил сам воздействовать на начальника дивизии. А может быть, еще и потому, что у отступающих тогда не было ни телефона, ни конной связи, так как все было занято под раненых. Вообще же здесь противник навалился на нас основными своими силами в колоссальном перевесе в его пользу и нам оставалось только почетное отступление. Нелегок был путь корниловца при наступлении, но при отступлении тяжесть его увеличивалась в несколько раз, особенно с моральной стороны, и не каждому, измученному и измотанному в ежедневных боях дано природой побороть в себе это чувство в нужный момент. К тому же полковник Пух только в Крыму вернулся к нам после тяжелого ранения в бою под Ставрополем в сентябре 1918 года с раздроблением пятки, перенеся несколько операций, но, несмотря на это, от ходьбы он страдал.

Взгляд рядового бойца на роль его начальника не всегда совпадает с требованиями обстановки. В данном случае порыв полковника Пуха для спасения своего отряда был рассчитан правильно, и его отряд движением моего 2-го полка был спасен. Мнение о том же временно исполнявшего обязанности нашего начальника штаба дивизии тогда капитана, а ныне профессора. Генерального штаба полковника Евгения Эдуардовича Месснера. В частном письме ко мне он так освещает это: «Генерал Скоблин предполагал с высоты стоявшей перед нами мельницы осветить картину происходящего, но был ранен разъездами противника». Вывод: появление начальника дивизии со своим Конным дивизионом и 2-го Корниловского ударного полка в направлении отступления отряда полковника Пуха оказало своим маневром с отбитием атак красных благотворное влияние на исход боя, и полагаю, что это согласованное появление в нужное время и в определенном месте было не без участи начальника отступавшей в окружении группы корниловцев полковника Пуха.

* * *

16 октября. В 4 часа 2-й Корниловский ударный полк в составе дивизии прибыл в Ново-Екатериновку. Сторожевое охранение от полка выставлено на северо-запад и северо-восток.

17 октября. В 13 часов полк с боем перешел в село Рубановка. Переход — 12 верст.

18 октября. Из Рубановки Корниловская ударная дивизия идет на Нижние Серагозы, откуда после часового привала — в село Агайман. От себя добавлю, что переход Нижние Серагозы — Агайман прошел для нас без боя, но мы были свидетелями блестящего для нас боя наших частей с пехотой и особенно с кавалерией красных. По пути на Агайман, когда стало едва светать, пехотная часть красных спешила в колонне опередить нас. Двигалась она быстро и, по-видимому, ворвалась в интервал между нами и нашими соседями. Мы готовились отбросить их, но в это время с запада от нас по красным был открыт сильный артиллерийский и пулеметный огонь, красные смешались, и в это же время с севера какая-то наша кавалерийская часть понеслась на них в атаку. В десять минут все было кончено, и мы продолжали наше движение спокойно. После мы узнали, что это были наши старые знакомые — латыши.

Днем же перед нами разыгралась картина другого масштаба. Обстановка к этому дню сложилась так, что на участке нашего движения 1-я Конная армия Буденного опередила нас и едва не ворвалась в Крым, но, получив отпор на перешейках, сама оказалась прижатой нами к Сивашам и должна была прорываться через отступающую 1-ю армию генерала Кутепова. Перед нами, прямо на Агайман, сам генерал Кутепов вел всю подчиненную ему конницу и Дроздовскую дивизию, составлявшие его ударную группу. Я мог наблюдать верст на пять все поле боя. Полки красной конницы развернулись раньше наших, и их излюбленный прием — устрашать врага блеском своих шашек, задолго до шока извлеченных из ножен, действительно производил довольно мрачное впечатление. Стальное громадное поле, зловеще сверкая, катилось в нашу сторону с юга. Наши шли «ящиками». Как после выяснилось, за этими «ящиками» маскировались 8 настоящих бронеавтомобилей и 22 «форда» с пулеметами. Когда расстояние между противниками сократилось до нормального перехода в атаку, наши кавалерийские «ящики» стали разворачиваться, как бы выбрасывая вперед свое содержимое, — броневики. Эффект был поразителен, красные смешались на близкой дистанции перед нашей кавалерией и, поливаемые огнем пулеметов и артиллерии, обратились в бегство. В этом бою одна из дивизий 1-й Конной армии Буденного сильно пострадала. Сам же Буденный не был захвачен дроздовцами только потому, что автомобиль, на котором он удирал, был принят за броневик. Его брошенным нетронутым обедом воспользовались наши артиллеристы, отдав должное гусям с яблоками и прочему.

Этот бой показал, что 1-ю армию генерала Кутепова, пока она в кулаке, красным не разгромить. Хотя общее положение от этого не менялось, но сознания наличия у нас данных для почетного выхода из критического положения возросло, и все приободрились. Я опять должен отметить здесь поражавшее меня в последних боях явление: это упорство бывших красноармейцев драться на нашей стороне. Они часто шли без шинелей, с соломой под рубахой, но с винтовкой в руках. В этом для меня открывалась вся трагедия русского народа, поддавшегося сначала разложению нашей милой так называемой «интеллигенции», а потом силой чекистов Дзержинского и обманом агента Германии Ленина, загнанного в Красную армию для борьбы с нами.

19 октября. В 20 часов Корниловская ударная дивизия через село Отрада шла на село Рождественское, которое занималось 14-й кавалерийской дивизией красных, тоже выходившей из-под нашего удара с тыла. В селе Отрада для Корниловской ударной дивизии квартир для ночлега не оказалось. Назначенная для освобождения села Рождественского конница из-за переутомления просто не могла двигаться, и потому корниловцам было приказано продолжать движение и занять квартиры 14-й советской кавалерийской дивизии. В авангарде шел 2-й Корниловский ударный полк. О том, кто и какими силами занимает село Рождественское, командир полка при выходе из села Отрада не знал. Только в пути, от подводчиков и наших конных разведчиков, было установлено наличие в селе 14-й кавалерийской дивизии Буденного. Застигнутый врасплох противник в панике бежал, обозначив попытку несколькими эскадронами отбросить нас. Конечно, кавалерию корниловцы переловить не могли, но трофеи были приятные: только нами было взято более 250 коней с седлами, одна батарея в полной запряжке, остальные орудия были брошены перед незначительными препятствиями, были захвачены офицеры-артиллеристы, много раненых, повозки с провизией и разным полезным для нас грузом. Переход — 42 версты.

Благодарность командующего 1-й армией генерала от инфантерии Кутепова за взятие села Рождественка (копия с собственноручно написанной им): «Несмотря на 80-верстный переход при тяжелых условиях, все время ведя бои, доблестные корниловцы блестяще выполнили возложенную на них задачу, чем дали возможность конкорпусу расположиться на ночлег. Благодарю родных корниловцев за блестящие действия, еще раз подтверждающие их доблесть. Командарм 1-й генерал Кутепов».

Этот ночной бой пехоты с кавалерией настолько интересен, что я приведу отзыв о нем начальника штаба нашей дивизии, ныне профессора Генерального штаба полковника Евгения Эдуардовича Месснера и свой. В информационном бюллетене «Корниловцы» № 49 за октябрь — декабрь 1961 года, в статье «Нападение с налета», после общего освещения положения прорвавшейся конницы 1-й Конной армии Буденного через 1-ю армию генерала Кутепова полковник Месснер пишет: «В селе Отрада генерал Кутепов сказал, что селение не может вместить всех войск, но пока что Рождественка занята одной из дивизий Буденного, а потому Корниловской ударной дивизии ставится задача выгнать оттуда красных, чтобы там мог стать на ночлег конный корпус. Корниловцам ночевать тоже там же, в Рождественке. Утомленные за сутки переходом, пошли корниловцы «застилать постели» кавалерии. Когда мы подходили к Рождественке, исполняющий обязанности начальника дивизии (раненого) генерал Пешня сказал мне: «Устали мы, чтобы драться... Давайте спугнем красных. Несколько выстрелов по селу из пушек, и красные зададут лататы». Я поехал распорядиться, чтобы одна из батарей открыла бы огонь. Но лишь только я возвратился к генералу Пешне, как к нему приехал офицер из головной заставы и доложил: «Красные не выставили сторожевого охранения, не имеют даже постов у входа в село. Головная застава остановилась в ожидании приказания, входить ли ей в село». Выслушав это, полусонный генерал быстро пришел в себя, в нем проснулся охотничий азарт. «Прикажите батарее огня не открывать! 2-й полк, вперед! Быстро!.. Захватим их спящими». И он поспешил к головной заставе. Я послал штабного офицера на батарею и со штабом нагнал начальника дивизии. Когда мы уже были у входа в село, раздался артиллерийский выстрел, посланный офицер опоздал на несколько секунд. Дальнейших выстрелов не последовало, 2-й полк ворвался в село, вытаскивая из хат сонных буденновцев, захватывая поседланных лошадей. Начальник дивизии и командир полка принимали деятельное участие в этой чистке села. К сожалению, артиллерийский выстрел разбудил часть красной дивизии, и ее полки, ночевавшие подальше от входа в село, куда мы ворвались, успели улепетнуть. Но нам все же достались сотни пленных и множество лошадей. Если бы генерала Пешню не соблазнила мысль накрыть сонного противника, если бы мы не взяли село с налета, то, вероятно, завязался бы бой. Мы понесли бы потери, мы бы не нанесли противнику столько урона и, может быть, до утра не очистили бы село для ночлега в нем конницы и для собственного отдыха. Неожиданность нападения и скорость нашего удара дали нам быструю победу без малейших потерь».

Теперь позволю себе и я привести свое, тогда записанное впечатление об этом лихом налете моего 2-го Корниловского ударного полка на село Рождественка после ряда тяжелых боев и больших форсированных переходов. В селе Отрада около полуночи мной был получен приказ от начальника дивизии занять село Рождественка. Предполагалось, что мы оставались в окружении конницы противника, но в пунктах неопределенных. Люди и лошади едва волочили ноги. До села было около 8 верст. С головным батальоном был мой помощник по строевой части полковник Лысань Антон Евтихиевич²⁷, я же был с главными силами полка. Не доходя до села двух верст, мы получили донесение от наших конных разведчиков и от побывавших в селе наших каких-то квартирьеров, посланных, по-видимому, кавалерией по первоначальному распоряжению, и от них узнали, что в селе стоит 14-я кавалерийская дивизия красных и части ее собираются в поход на север. В это время подскакивает ко мне и полковник Лысань с аналогичным докладом, дополненным тем, что головной батальон полка теперь уже в огородах села и что движение противника началось. Получив от меня приказание наступать не останавливаясь, он ускакал. В это время раздается артиллерийский выстрел. Меня это так удивило, что я сам решил узнать, почему мои батареи вдруг открыли огонь. Минут через пять, по пути, я встретил группу всадников и, приняв их за наших артиллеристов, спрашиваю довольно резко: «Кто приказал вам открывать огонь?» — «Это я», — отвечает мне генерал Пешня. Я был очень удивлен его присутствием здесь и его вмешательством в мои обязанности, не сдержался и ответил ему: «Ваше Превосходительство, может быть, разрешите мне исполнение полученного приказа мне и закончить?» Генерал что-то мне ответил, но я уже ехал на место начавшегося боя. После об этом генерал Пешня мне не напоминал, и я отношу это к тому, что я с ним был однокашником по Виленскому военному училищу. Несмотря на то что противник был хорошо покрыт почти в упор ружейным и пулеметным огнем, он все же сделал попытку двумя эскадронами атаковать полк в левый наш фланг. Это ему не удалось, так как к этому месту и подходил центр полка, наперерез красным. Отрезанная от своего пути следования масса красных бросилась все же на север через дворы и огороды, но это было не так просто сделать коннице и особенно артиллерии с обозами. Наступал рассвет, и мы воочию могли убедиться в успехе нашего налета. Неудачный артиллерийский выстрел у нас, в шутку и сгоряча, называли «предательским». С ним все село зашумело, как муравейник. Не будь его — это было бы вторым номером разгрома нами конного корпуса Жлобы. Происшедший здесь со мной случай характеризует, насколько красные были ошеломлены. Наступивший рассвет застал меня посередине довольно широкой улицы, передо мной группа ударников кому-то указывает руками в моем направлении. Я подъезжаю к ним и вижу: несколько красных офицеров ищут старшего начальника, ведшего этот бой. Отвечаю, что это я, и тут же спрашиваю их, какой они дивизии и где их начальник дивизии. Ответ: «Здесь была 14-я кавалерийская дивизия Буденного, а ее начальник только что убежал через огороды». Один из них вдруг говорит мне: «Разрешите в память блестящего для вас боя преподнести вам ценную для нас плетку». Чтобы прекратить ненужный разговор, я, не спрашивая даже, почему она была ценной для них, взял ее, а им отдал свою, калмыцкую.

Плетка оказалась самой простой и до сего времени хранится у меня, как память о действительно блестящем деле 2-го Корниловского ударного полка в особо критический для него момент. Я только напомнил красным офицерам о том, что некоторые полки 14-й кавалерийской дивизии совместно с 45-й пехотной дивизией, где я служил в первую Великую войну, ведь усмиряли первое восстание большевиков в Петрограде, и спросил, как теперь они дошли до жизни такой? Ответ одного из них был таким: «Да так, все слушались приказов». Отъезжая, я сказал им, что наше положение им известно, а потому нам пленные не нужны и поэтому лучше было бы с места боя им зайти в первую попавшуюся избу.

Трофеи превзошли все наши ожидания: только нами было взято согласно записи в журнале боевых действий полка 250 лошадей с седлами (с тем, что взяли другие наши полки и кавалерия, доходило до 600), батарея в запряжке, остальные орудия тоже были брошены перед незначительными препятствиями, и много повозок с ценным для нас грузом провианта. Досадным было только то, что мы не устроили погони за начальником 14-й советской кавалерийской дивизии, но виной тому было полное истощение физических сил корниловцев. Мой помощник — полковник Лысань — после подтвердил слова красных офицеров: по его словам, когда он с цепями головного батальона был около середины села, прямо на него на карьере в тумане налетели два красных кавалериста с заводным шикарным конем. Выхватив свой маленький испорченный револьвер, он закричал им: «Стой!» — и красные кубарем спешились. На вопрос, куда они скакали, ответили, что ищут начальника 14-й кавалерийской дивизии и что вот его конь. Конь был действительно красавцем.

Пусть не смущают читателя небольшие расхождения в описании боя нашим начальником штаба дивизии Генерального штаба полковником Месснером и моим, — оба отвечают действительности, но только наблюдения наши велись с разных занимаемых нами должностей. Генерал Пешня, как начальник дивизии, имел, конечно, право вмешаться, я же вести детали боя согласно полученному от него же приказу, что считал своей привилегией, о чем и осмелился напомнить своему начальнику.

* * *

Вечером 17 октября войска Кутепова подошли к хутору Отрада. Полки стали постепенно расходиться на ночлег, а для корниловцев места не хватило. Генерал Пешня вызвал к себе командиров полков и объявил, что Корниловской дивизии предложено переночевать в селе Рождественском, но предварительно необходимо выбить оттуда 14-ю советскую кавалерийскую дивизию.

Огромное село было расположено в лощине. Корниловцы подкрались к нему шагов на триста и открыли огонь залпами. Забили пушки и пулеметы. Когда Корниловские цепи подошли к хатам вплотную, в селе была полная паника. Через полчаса корниловцы сидели по теплым хатам и кончали прерванный ужин красных. Борщ, баранина, птица, яичница с салом дымились на столах. Сразу прошла усталость, все стали веселы, разговорчивы. Два перевернутых орудия, кухни, оседланные лошади, целые подводы с мукой, свиными тушами и всяким добром были добычей корниловцев. Красные кавалеристы отошли версты на три от села, зажгли сначала костры, а потом, видно, не выдержали холода и ушли искать для себя новый ночлег.

Одновременно с группой генерала Кутепова к Салькову со стороны Мелитополя приближались войска генерала Абрамова, заменившего отрешенного от командования армией генерала Драценко. Передовые части красной конницы пытались ворваться в Чонгарский полуостров, но были отбиты.

* * *

20 октября. Начинал с утра красная кавалерия повела яростные атаки на села Рождественское и Отрада. У нас отбивала атаки наша кавалерия, принимала участие и Корниловская артиллерийская бригада, а мы имели на окраине села дежурные батальоны. А в Отраде, как сообщалось, дроздовцы отбили до 11 кавалерийских атак. Надо полагать, что товарищ Буденный был сильно обижен на нас за Агайман и Рождественку.

В 10 часов Корниловская ударная дивизия выступила из села Рождественского в имение Струково, в Крыму. Остаток дня, ночь и следующий день корниловцы были в походе, останавливаясь только на небольшие привалы. Большинство ударников 2-го Корниловского полка были на повозках, очередь на повозки соблюдалась строго, но часто, в критические минуты, когда противник наседал, приходилось спешиваться, артиллерия поорудийно отстреливалась. Повозки шли в 5—6 рядов. С наступлением ночи, когда подобного рода движение «выматывало душу», прикрывавшая нас конная застава на карьере, молчком, пересекая наше движение, пронеслась куда-то к своим. Полк спешился, пулеметы выдвинулись вперед, подравнялась и артиллерия, обозы строго держались в порядке, движение почти приостановилось. Действительно, навстречу нам в темноте двигалась масса чьей-то кавалерии. Я со своим ординарцем, поручиком Дяйкиным²⁸, выехал немного вперед. Ясно стали доноситься слова: «Спокойно, товарищи, спокойно!» Расстояние настолько сократилось, что я крикнул ближайшим всадникам: «Какого полка?» Ответ: «Такого-то советского кавалерийского полка!» Рев нашего ружейного, пулеметного и артиллерийского огня был ответом на это. Кого я спрашивал — лежали вместе с конями. Минута, когда я в гробовой тишине кричал: «Какого полка?» — действительно была торжественной по своей трагичности. Ее и теперь, в 1963 году, в Париже, поручик Дудниченко вспоминал так: «Когда полк выстроился и шум кавалерии все нарастал, нервы у всех напряглись до предела, мой вопрос произвел такое впечатление, что один старый ударник, физически крепкий, — упал в обморок».

Сила нашего огня все смела. Сопровождавший меня поручик Дяйкин хотел по моему приказанию узнать у ближайшего лежавшего красного подробности, но он был уже мертв, пришлось взять его огромную кожаную сумку. Оказалось, что ее владелец был интендантом какой-то красной кавалерийской дивизии и что они, как сказали раненые красные, шли на прорыв из нашего окружения. Дальше ночной поход продолжался нормально, но по-старому, в несколько рядов.

20 октября войска генерала Абрамова под прикрытием группы генерала Кутепова стали втягиваться в сальковское дефиле. Корниловская дивизия в это время, на походе от села Ново-Михайловка до села Ново-Алексеевка, отбивалась от атак красной конницы. Врезаться в колонну корниловцев противнику не удалось ни разу. В одном хуторе около Ново-Алексеевки корниловцы нашли несколько повозок своей хозяйственной части, отосланной прежде из Верхнего Рогачика. Застигнутые на этих повозках сестры милосердия были зарублены, предварительно изнасилованы и изуродованы.

Когда Корниловская дивизии подошла к станции Сальково, она была занята красными. После большого и тяжелого боя корниловцы ее взяли. Целые составы поездов, груженных интендантским имуществом, стояли брошенными на подъездных путях. Это имущество разбирали проходившие части и местные жители. В один вагон влез казак и выбрасывал из него пачки кожаных безрукавок, приговаривая: «Хватай Гаврилыч!», перебрасывал их дальше оживленной хохочущей толпе казаков.

21 октября. День принес с собой опять массу неприятностей: кавалерия противника все время нас преследовала, и наша артиллерия снова поорудийно становилась перекатами на позиции и отгоняла красных. По ровной степи мы подходили с северо-запада к станции Алексеевка, и казалось, что мы скоро укроемся от противника обещанными укреплениями Чонгарского перешейка. Однако и красные учли это положение и их пехота спешила наперерез нам с севера с целью закупорить узкий проход на полуостров и прижать нас к водам лимана. В этот критический момент казавшаяся до этого мертвой станция Ново-Алексеевка ожила: беглый огонь нашего бронепоезда без промаха косил красных, сметая передовые их цепи, но их заполняли бегущие за ними. Строевой части полка пришлось остановиться, пропуская вперед, к Чонгарскому перешейку, наш обоз. Наша артиллерия тоже открыла огонь, затрещали пулеметы, И противник сначала смешался, а потом стал бежать назад, преследуемый артиллерийским огнем. Не скажу, чтобы с радостью корниловцы проходили за окопы с жидкой проволокой так называемых «Чонгарских укреплений», они их мало интересовали, а давила их горечь неудачи выхода на просторы Северной Таврии и приближавшийся конец Белого движения юга России. Это проклятое настроение усиливалось тяжестью перехода по Чонгарскому перешейку: сильно морозило, и пронизывающий до костей морской ветер убивал в человеке все живое, превращая его просто в автомат, да еще плохого качества. К моей группе всадников присоединился полковник Роппонет, командир нашего 3-го артиллерийского дивизиона, всегда тонный и подтянутый, а теперь, от холода, мороза и истощения представлявший из себя сосульку. Моя жена, сестра милосердия Корниловского ударного полка, вручила ему из своей запасной сумки теплое белье с требованием срочно добавить к тому, что у него было, для избежания рокового исхода. В этой ужасной обстановке меня более всего удивляли все те же ударники из недавних пленных красноармейцев. Полураздетые, с набитой под рубахами соломой, они не отставали от нас и гордо несли свои винтовки.

Во время перехода командиры полков и артиллерийских дивизионов направились, согласно приказу, на рекогносцировку района действий Корниловской ударной дивизии на своих старых позициях на Перекопском перешейке. 2-й полк продолжал движение на имение Струково, и 21 октября старшие начальники здесь узнали о неизбежности эвакуации Русской Армии. Оборона была теперь необходима только для нормальной посадки на суда. Днем 2-й Корниловский ударный полк прибыл в имение Струково. Переход — 105 верст (Агайман — Струково).

22 октября. Дневка.

23 октября. Корниловская ударная дивизия выступила в село Воинка.

24 октября. В 8 часов 2-й Корниловский ударный полк прибыл в Воинку и разместился по квартирам. Дневка. Переход — 25 верст.

25 октября. В 8 часов 2-й Корниловский ударный полк выступил из Воинки и в 15 часов прибыл в город Армянок. За неимением мест полк на ночлег расположился в лазарете и около него. Переход — 35 верст.

В полк прибыл из Египта, по выздоровлении, взвод офицеров. Получено приказание Корниловской ударной дивизии занять старые свои позиции по Перекопскому валу, сменив там гвардейские части. На правом фланге дивизии, по Сивашам, фронтом на восток стал 3-й Корниловский ударный полк. Правую половину Перекопского вала, фронтом на север, — 1-й полк и левую часть вала — 2-й полк.

Из-за сильного артиллерийского огня 2-й Корниловский ударный полк мог сменить гвардейцев только с наступлением темноты. При смене выяснилось, что красные режут наше проволочное заграждение. Ввиду этого, сменяемому гвардейскому полку было приказано с его 14 пулеметами занять наш правый фланг, а 2-му полку с его 60 пулеметами все остальное, влево от него, очистить район заграждений от противника и только тогда освободить задержанный гвардейский полк. Еще до утра гвардейцы отошли в резерв.

* * *

Перед общим наступлением Красной армии создаются 4-я и 6-я советские армии и образуется Южный фронт, во главе которого поставлен М.В. Фрунзе. План наступления Фрунзе сводился к тому, чтобы окружить и уничтожить Русскую Армию в Северной Таврии, не дав ей возможности уйти в Крым через перешейки Перекопский и Чонгарский. В общем наступлении на Крым принимали участие: 6-я, 13-я и 4-я армии, 1-я Конная армия Буденного, 2-я Конная армия Гая и банды Махно. Для атаки Перекопа назначается известная уже нам 51-я стрелковая дивизия Блюхера, которая для этого усиливается ударно-огневой бригадой, отдельной кавалерийской бригадой, кавалерийскими полками 15-й и латышской дивизий и автоброневой группой.

25 октября / 7 ноября. Фрунзе приказал взять Перекопский вал. Для этого Блюхер, объединявший на Перекопе всю ударную группу, разделяет ее: 1) Ударно-огневой и 152-й стрелковой бригадам штурмовать Турецкий вал; 2) 153-ю стрелковую и две кавалерийские бригады он выделяет в ударную группу для наступления через Сиваши на Литовский полуостров и для выхода в тыл Перекопских укреплений. Для подготовки штурма Перекопа вели огонь 55 орудий и 8 орудий сопровождения. Начало операции 7 ноября в 22 часа.

26 октября / 8 ноября. С утра противник в течение трех часов вел из двадцати батарей разного калибра настоящую подготовку к штурму вала. Наши старые окопы не только не были улучшены, но частично уже развалились или их теперь разбили красные. Линия окопов шла по самому гребню вала, а убежища были на нашем склоне его, таким образом, снаряды противника попадали в обращенный к нему скат вала или перелетали через вал и рвались уже за валом, что и спасало нас. Но беда была с подвозом — десятки лошадей были разорваны в клочья. Часов с десяти — насколько хватало глаз, цепей двенадцать красной пехоты покрыли все поле перед нами — штурм начался.

На участок приехал временно командующий дивизией генерал Пешня и отдал приказание не стрелять до подхода красных до самого рва. Перекопские укрепления состояли из громадного, массивного старого Турецкого вала и глубокого рва перед ним, когда-то наполнявшегося водой из залива, но теперь сухого, укрепленного проволочными заграждениями по обоим его скатам и расположенного на север от вала, то есть в сторону противника. С подходом пехоты красных их артиллерия всю силу своего огня переносит на наш тыл. Используя это, ударники заполняют собой окопы по гребню вала и подносят боеприпасы. Красные, по-видимому, были уверены в силе своего артиллерийского огня и быстро катились на нас. Явный громадный перевес в силах и наше отступление воодушевляли их. Быть может, и наше гробовое молчание создало у них иллюзию того, что мы уже перебиты, а поэтому «перли» они веселые, с воинственными криками. Я даже простым глазом видел, что первые цепи были в зипунах, подтянуты и, как после говорили оставшиеся на нашей проволоке, это была какая-то лучшая дивизия имени товарища Фрунзе. Первая цепь была уже на расстоянии 300 шагов от нас, у пулеметчиков уже чесались руки, но приказания стрелять не было. Красные совершенно осмелели, и некоторые подбегали ко рву. Хотя мы и были уверены в себе, но все же нервы были сильно напряжены, и первым нарушил наше молчание начальник дивизии генерал Пешня, отлично знавший пулемет и взявшийся за него. Эффект огня не менее 60 пулеметов и четырех батальонов, это только на участке 2-го полка, был поразителен: сраженные падали, задние цепи напирали и тем подбадривали остатки передовых цепей, которые местами добегали до рва. Наше преимущество, несмотря на нашу малочисленность, было в том, что артиллерия красных не могла бить по нам из-за близости к нам их стрелков, а пулеметы противника могли бы отлично поражать нас, но они почему-то только тянули их, а не стреляли через головы своих. Может быть, они не имели опыта в подобного рода применении своего оружия? Нам повезло и в том отношении, что с подходом красных ближе ко рву и валу они ясно себе представили все значение для них такого препятствия, которое, как они убедились, не могла разрушить даже их многочисленная артиллерия. Через четверть часа вся атакующая масса смешалась и залегла. Худшего положения для красных нельзя было придумать и нарочно: для нас, с высоты вала, они представляли отличные цели, без возможности где-либо укрыться, и вот здесь-то они и понесли самые большие потери. Наша артиллерия тоже била по ним, но не так, как всегда. Оказывается, что, помимо повреждений от огня артиллерии противника, она частично была отозвана вправо, на участок Дроздовской дивизии, где красные прорвались через лиман. До самого вечера вся эта масса не двигалась под нашим огнем, наполняя воздух криками раненых. Мне довелось читать в изданной в СССР истории Гражданской войны описание атак на Крым, где сообщалось, что их потери в это время были до 25 тысяч человек и что Перекопский вал они взяли штурмом и бомбами уничтожали нашего брата в железобетонных убежищах, которых мы там не имели, а были у нас простые землянки, прикрытые досками с землей. Но, несмотря на это, все поле было покрыто убитыми и ранеными во имя интернационала пролетарской революции Ленина и Троцкого, наше же положение все ухудшалось.

В книге «Блюхер» так описывается это наступление: «Около 18 часов вновь атакуем Турецкий вал. В первых рядах идут броневики. У самого рва, встретив неожиданно проволоку, пехота вновь остановилась. Целый день беспримерного боя не принес еще победы, но цель была уже близка. Около 200 орудий белых и до 400 пулеметов поражали наши части». Число орудий на нашем участке преувеличено в десять раз, а число пулеметов — в четыре раза. Перекопский вал занимали только два Корниловских ударных полка, а третий полк стоял лицом на восток, к Сивашам, для обеспечения от удара оттуда. За бой 26 октября/8 ноября 2-й Корниловский ударный полк потерял убитыми 8 человек и ранеными 40 человек. Было убито 35 лошадей. Все ранения были от артиллерийского огня.

27 октября / 9 ноября. Корниловская ударная дивизия к часу покинула Перекопский вал и отступила на Юшуньские позиции. Ночь была темная и беззвездная. В арьергарде дивизии был оставлен батальон полковника Трошина, который к часу тоже оставил Перекопский вал. Об этом так написано в книге «Корниловский ударный полк»: «Вечером 26 октября (ст. ст.) полковник Левитов вызвал к себе полковника Трошина и передал ему, что с наступлением темноты вся Корниловская ударная дивизия получила приказание отойти на Юшуньские позиции, а его 2-й батальон назначается в арьергард. Чтобы не обнаружить перед противником своего отхода, необходимо до последнего момента постреливать из винтовок. Неприступный Перекопский вал стал пустеть. Увозят пулеметы, уходят роты одна за другой. Полковник Трошин растянул свой батальон по окопам. Зловещую тишину изредка нарушал одиночный выстрел. Наконец снялся и 2-й батальон. Без одного огонька папиросы корниловцы прошли через Армянский Базар и глубокой ночью втянулись в первую линию Юшуньских укреплений». В журналах боевых действий всех трех полков Корниловской ударной дивизии отмечено, что эти укрепления были плохо приспособлены для обороны.

Посмотрим, как этот штурм Перекопских позиций освещает штаб Блюхера: «Ночью, около 24 часов (26 октября/8 ноября), Фрунзе приказывает возобновить атаку и требует захватить вал во что бы то ни стало. Вновь бросаем изнуренные части на штурм, и около 3 часов 27 октября/9 ноября неприступный Перекоп пал». На самом же деле Перекоп был оставлен корниловцами без боя и еще до подхода красных, согласно приказу от 26 октября/8 ноября, в 24 часа. В одной шикарно изданной истории СССР я читал такое же измышление о штурме Перекопских укреплений, где красные будто бы выкуривали офицеров бомбами и огнеметами из бетонных укреплений, каковых на самом деле на Перекопском валу не было, так же как не было и «легендарного штурма Перекопского вала красными» в 3 часа 27 октября/9 ноября.

28 октября. На рассвете противник крупными силами, при поддержке сильного артиллерийского огня, перешел в наступление на фронте дивизии. Несмотря на малочисленность полка и усталость людей от продолжительных и тяжелых переходов, сопровождавшихся беспрерывными и непосильными боями, полк с мужеством сдерживал натиск. Однако правофланговый 1-й полк атакой красных со стороны Дроздовской стрелковой дивизии был выбит из первой линии, 3-й полк оказался под угрозой удара с тыла. В это время временно командующий дивизией генерал Пешня берет от 2-го полка броневик и приказывает по телефону 3-му и 2-му полкам переходить в контратаку. Я, командир 2-го полка, осмелился было указать на опасность неустойки слабого 3-го полка, и тогда 2-й полк будет прижат к заливу, но в это время мне доложили, что 3-й полк уже выходит за проволоку для атаки.

Я тогда считал атаку ненужной и рискованной, но неуместной поспешностью командира 3-го полка был поставлен в необходимость подставлять и свой полк под пули красных, а не отбросить их еще раз силой своего огня. Когда 2-й полк выходил за проволоку, 3-й полк жиденькой цепочкой, во главе со своим командиром полка полковником Щегловым, на коне, уже двигался на окопы красных под вой пулеметов противника. Бесполезность контратаки в создавшихся для нас условиях тяготила меня. Снаряды и пули градом обрушились и на 2-й полк, который спокойно и дружно шел в контратаку. Занятый судьбой своего полка, я не обращал внимания на действия 3-го полка, но когда посмотрел на его участок, то увидел печальную картину отступления его, теперь уже без командира полка, раненного в этой вылазке. Тут и я приказал отходить под прикрытием пулеметов в свои окопы.

Проходя через проволочное заграждение, я остановился, чтобы еще раз взглянуть на обстановку на участке 3-го полка, но здесь пришел конец и моему командованию доблестным 2-м Корниловским ударным полком. Пуля попала мне в левый пах, пробив толстую сумку с картами, и остановилась в позвоночнике спинного хребта. Она сбила меня с коня, почти мгновенно парализовав обе ноги. Через 8 лет, в Болгарии, доктор Берзин сделал мне операцию и преподнес мне на память о Родине русскую остроконечную пулю с погнутым концом, нанесшую мне тринадцатую рану в борьбе за честь и достоинство национальной России. Одновременно со мной был тогда ранен и мой помощник, полковник Лысань Антон Евтихиевич, тоже в пах, но навылет. В командование полком вступил полковник Трошин²⁹, его помощником стал капитан Возовик³⁰.

В этом бою из лиц командного состава были ранены: временно командовавший дивизией генерал Пешня, и во временное командование дивизией вступил командир Корниловской артиллерийской бригады генерал Ерогин; командир 1-го Корниловского ударного полка полковник Гордеенко, и полк принял подполковник Ширковский; командир 3-го Корниловского ударного полка полковник Щеглов и его помощник полковник Пух, и полк принял полковник Минервин³¹. Несмотря на неудачу, дивизия все же удержалась на своем участке. В книге «Марковцы в боях и походах за Россию» они рисуют картину их подхода к правому флангу нашей дивизии для смены нас и неправильно указывают распределение полков, которые на самом деле занимали участки так: на правом фланге дивизии, до озера Соленого, стоял 1-й полк, левее — 3-й полк, и на самом левом фланге стоял 2-й полк, до самого Перекопского залива.

29 октября, на рассвете, под сильным нажимом противника Корниловская ударная дивизия согласно приказу стала отходить на Юшунь. Оттуда, в связи с осложнившейся обстановкой, дивизия отходит далее на юг, по дороге Юшунь — Симферополь — Севастополь.

* * *

По книге «Корниловский ударный полк».

Вечером 26 октября полковник Левитов вызвал к себе капитана Трошина и передал ему, что с наступлением темноты вся Корниловская дивизия получила приказание отойти на Юшуньские позиции, а его 2-й батальон назначается в арьергард. Чтобы не обнаружить перед противником своего отхода, необходимо до последнего момента постреливать из винтовок.

Неприступный Перекопский вал начал пустеть. Увозят пулеметы, уходит одна рота за другой. Трошин растянул по окопам весь свой батальон. Зловещую тишину изредка нарушал одиночный выстрел. Наконец снялся и 2-й батальон. В полном молчании, без одного огонька папиросы, корниловцы прошли через Армянский Базар и глубокой ночью втянулись в первую линию Юшуньских укреплений. 1-й полк занял правый фланг около Соленого озера, в центр стал 3-й полк, а на левом фланге до моря — 2-й полк.

В журнале боевых действий 1-го полка было занесено: «Позиция, занимаемая полком, была мало пригодна для обороны и во многих местах не имела обстрела; на некоторых участках противник мог скрытно подойти к самой проволоке. Окопы не были сплошными и не имели между собою ходов сообщения. Между 1-м и 3-м полком был прорыв в 500 шагов, не занятый никем». Так же записи и 2-го полка: «...Для пулеметов сделаны гнезда-капониры, но с очень малым кругозором и обстрелом...».

На другой день около 10 часов утра красные перешли в наступление, направляя главный удар в стыке 1-го и 3-го Корниловских полков. Вначале корниловцы отражали атаки успешно, но к полудню противник ввел более крупные силы и всю свою артиллерию. Пулеметчики вытащили из укрепленных гнезд пулеметы и стреляли прямо с бруствера. Пулеметная тачанка капитана Бурьяна³² выскочила перед окопами на открытую позицию. Словно маяк, заалела между проволокой красная фуражка Бурьяна. Вой и взрывы снарядов усилились. Около тачанки падают лошади. Пулемет еще надрывается, но вот по корниловской цепи пробежал взволнованный вздох: «Капитан Бурьян, капитан Бурьян...» Доблестный капитан был убит.

Красные ворвались в стыки между 1-м и 3-м полком и начали распространяться по окопам влево и вправо. Под сильнейшим обстрелом корниловцы стали отходить. В ногу был ранен полковник Левитов. Его поднимают и уносят. Он кричит: «Бейте их... бейте их...».

В этом бою был переранен почти весь командный состав Корниловской дивизии: генерал Пешня, полковник Щеглов, подполковник Лысань, подполковник Пух. В командование дивизией вступил командир Корниловской артиллерийской бригады генерал Ерогин, в командование 2-м полком — капитан Трошин, 3-м полком — полковник Минервин.

27 октября генерал Врангель по прямому проводу сообщил генералу Кутепову всю сложившуюся обстановку в Крыму и настаивал на необходимости продержаться на Юшуньских позициях хотя бы еще несколько дней, чтобы выиграть время для погрузки на суда тыловых учреждений, лазаретов и населения.

На последних Юшуньских позициях ночью 28 октября 1-й Корниловский полк был сменен. Не прошли корниловцы и полторы версты от своих позиций, как услышали сзади себя сильнейшую стрельбу. Полк приостановился. Уже стало рассветать. Перед 3-м батальоном показались густые цепи. Разобрать, кто идет, — свои или красные, — было трудно. Под прикрытием бронепоезда «Георгий Победоносец» корниловцы двинулись навстречу. Только когда цепи сблизились шагов на двадцать, враги узнали друг друга. С той и другой стороны раздались залпы. «Георгий Победоносец» подкатил вплотную к красным и в упор стал их расстреливать изо всех своих орудий и пулеметов. Красные побежали, корниловцы за ними. Бронепоезд ускорил ход и разогнал подоспевшие резервы красных.

Корниловцы огляделись — одни, совершенно одни... Вокруг притаившиеся красные... Под прикрытием «Георгия Победоносца» 1-й полк отошел за Юшунь. Когда командир подсчитал свои силы, в полку было всего 120 штыков.

29 октября генерал Врангель отдал приказ: войскам, оторвавшись от противника, идти к портам для погрузки. Главнокомандующий вызвал к себе еще хромавшего генерала Скоблина и сказал ему, что он назначается комендантом по погрузке войск в Севастополь и что здесь грузиться будут войска 1-й армии, за исключением Корниловской дивизии, для которой дан маршрут на Евпаторию. Скоблин запротестовал: «Корниловская дивизия должна грузиться в Севастополь. Если, ваше превосходительство, вы не измените своего решения, я немедленно выезжаю к дивизии, иначе казаки ототрут корниловцев от кораблей». Врангель изменил свое решение. Корниловцы пошли на Севастополь. Когда они вошли в город, около полутораста тысяч людей уже были посажены на пароходы.

Корниловцы были погружены на «Саратов». 2 ноября с наступлением сумерек «Саратов» поплыл. Корниловцы не отрывали глаз от берега. Еще виднеется узкая полоска земли и прибрежные огоньки. Огни исчезли, и тьма окутала родную землю.

Эвакуация

Корниловская ударная дивизия, под командой командира артиллерийской бригады генерала Ерогина, 2(15) ноября прибыла в Севастополь и приступила к погрузке на транспорт «Саратов».

В этот же день к генералу Врангелю в гостиницу «Киста» явились представители от полков 1-го армейского корпуса во главе с генералом Манштейном для принятия Знамен этих полков, стоявших в помещении Главнокомандующего. Генерал Врангель вышел к ним, бледный, в черной черкеске, и сказал собравшимся: «Я сожалею, что не могу сказать этого всем, и прошу вас передать всем то, что я скажу. Сейчас я убедился в том, что Европа и Америка нас предали. Результаты налицо: в моем распоряжении кораблей настолько мало, что я не могу на них посадить даже все остатки славной армии, которая, истекая кровью, подходит к Севастополю. Куда мы идем, я не знаю, так как на мои вопросы, которые я рассылал в течение двух дней со дня юшуньской катастрофы, ответов нет. Я продолжаю по радио вести переговоры и думаю, что они увенчаются успехом. Где мы пристанем, я не знаю, но где бы это ни было, я прошу передать эту просьбу частям: сохранять безусловный порядок, дисциплину и, самое главное, уважение друг к другу. Потому что я в состоянии говорить за вас только тогда, когда буду уверен, что мы и там останемся такими же, как и здесь, твердо веря в нашу идею и в то, что вина в нашей катастрофе не в нас самих».

К утру 13 ноября стали подходить к городу части 1-й армии генерала Кутепова, и погрузка началась. Утром 14 ноября в Севастополе было совершенно спокойно, по городу ходили патрули юнкеров. На рейде стоял крейсер «Генерал Корнилов». Днем караулы и заставы стали стягиваться к Графской пристани. Около 2 часов дня туда подошел генерал Врангель и поблагодарил юнкеров за службу. Затем он снял корниловскую фуражку, перекрестился, низко поклонился родной земле и на катере отбыл на крейсер «Генерал Корнилов». За ним на «Херсон» погрузились юнкера. Последним сошел с берега начальник обороны Севастопольского района генерал Стогов³³. Он остановился, перекрестился и заплакал. На берегу была масса народа. Люди благословляли и плакали. Это было около 3 часов дня, а в 4 часа 45 минут большевики вошли в город.

По данным штаба Главнокомандующего, из Крыма ушли все морские транспортные средства и боевые корабли — всего 126 судов. На них было погружено около 135 тысяч человек, и среди них до 70 тысяч бойцов с пулеметами и винтовками. Пароходы вышли в море переполненными до крайности, все трюмы, палубы, мостики, решетки у труб, все было буквально забито и наполнено людьми. Слава богу, море было совершенно спокойно. С тяжелым чувством покидали Белые воины русскую землю, на которой они три года боролись с врагами России — коммунистами и большевиками. Там оставались дорогие могилы, многие оставили там свои семьи, не зная, какая участь их постигнет, но отчаяния не было. Пароходы отходили, взоры всех были обращены на удаляющийся берег родной земли, не зная, увидят ли они ее когда-нибудь опять. Начало смеркаться, на далеком берегу кое-где зажглись огни, все туманнее становились очертания берега. Вот погас и последний огонек. Прощай, Россия!..

Примечания

1. Левитов Михаил Николаевич, р. в 1893 г. Из духовного звания. Духовная семинария, Виленское военное училище (1914). Поручик 178-го пехотного полка. В Добровольческой армии в партизанском генерала Корнилова отряде. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода в Корниловском полку, командир роты, в мае 1919 г. командир батальона во 2-м Корниловском полку, с июля 1919 г. командир 1-го батальона, с 10 ноября 1919 г. врид командира в 3-м Корниловском полку, затем помощник командира во 2-м Корниловском полку. 13 марта 1920 г. произведен из поручиков в подполковники, с 15 июня 1920 г. до эвакуации Крыма командир 2-го Корниловского полка. Полковник (с июня 1920 г.). Ранен 6 раз. Орд. Св. Николая Чудотворца. На 18 декабря 1920 г. в штабе 2-го батальона Корниловского полка в Галлиполи, с 24 декабря 1921 г. командир того же батальона. До осени 1925 г. в составе Корниловского полка в Болгарии. В эмиграции председатель полкового объединения, председатель Общества Галлиполийцев. Умер 15 декабря 1982 г. в Париже.

2. Изложено по изданиям: Корниловский ударный полк. Париж, 1936; Левитов М.И. Материалы для истории Корниловского ударного полка. Париж, 1974.

3. 2-й Корниловский полк (2-й Корниловский ударный полк). Сформирован во ВСЮР 12 июля 1919 г. на базе офицерского кадра Корниловского ударного полка (преимущественно из пленных махновцев). Входил в состав 1-й пехотной дивизии, с 14 октября 1919 г. — Корниловской дивизии. В сентябре 1919 г. насчитывал 2600 человек при 85 пулеметах (офицерский батальон 700 человек, 3 солдатских по 500 человек, команда разведчиков и эскадрон связи). На 5 октября 1919 г. имел 1150 штыков при 30 пулеметах. На 21 июня 1920 г. насчитывал 8 штаб- и 253 обер-офицеров и 793 солдата, на 9 июля — 349 офицеров и 1018 солдат. В конце августа, после Каховской операции, в полку осталось 120 человек. Наиболее крупные потери: в Орловско-Кромском сражении в сентябре — октябре 1919 г. — 1560 человек, 17 июня 1920 г. под Б. Токмаком — 57 офицеров и 62 солдата, 16 августа у Верхних Серагоз — 23 офицера и 56 солдат, 21 августа у Любимовки — 111 офицеров и 327 солдат, а всего в Каховской операции за семь основных боев — 804 человека, в бою 26 сентября на Днепре из 1-го батальона было зарублено 68 и пленено 80 человек. Командиры: капитан (полковник) Я.А. Пашкевич (май 1919 г. — 15 июля 1920 г.; убит), полковник М.А. Пешня (с 24 июля 1919 г.), капитан В.П. Щеглов (врид с 24 сентября 1919 г.), полковник М.Н. Левитов (с 15 июля 1920 г.), капитан Г.З. Трошин (врид с 26 октября 1920 г.).

4. 3-й Корниловский полк (3-й Корниловский ударный полк). Сформирован во ВСЮР 27 августа 1919 г. в Харькове на базе офицерского кадра и учебной команды Корниловского ударного полка. Входил в состав 1-й пехотной дивизии, с 14 октября 1919 г. — Корниловской дивизии. Летом 1919 г. среди 21 младшего офицера полка было 14 прапорщиков, 3 подпоручика и 4 поручика. В сентябре 1919 г. насчитывал 1900 человек при 60 пулеметах (3 батальона, офицерская рота, команда разведчиков и эскадрон связи). На 5 октября 1919 г. имел 1279 штыков при 17 пулеметах. В Орловско-Кромском сражении полк потерял 646 человек и почти полностью погиб около 6 декабря 1919 г. в лесах северо-восточнее Змиева (осталось 86 человек). 29 июля 1920 г. у Куркулака полк потерял 180 человек, в т. ч. 60 офицеров. В конце августа 1920 г. после Каховской операции в полку осталось 92 человека. Командиры: есаул Н.В. Милеев, капитан И.И. Франц (осень 1919 г. — январь 1920 г.; убит), полковник В.П. Щеглов (с января 1920 г.), поручик М.Н. Левитов (врид с 26 октября 1919 г.), полковник Р.Ф. Пух (врид, август 1920 г.), полковник М.М. Минервин (врид с 26 октября 1920 г.).

5. Скоблин Николай Владимирович, р. в 1894 г. Сын коллежского асессора. Штабс-капитан 1-го Ударного отряда и Корниловского ударного полка. В Добровольческой армии с ноября 1917 г. с полком. Капитан. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода, помощник командира полка, капитан. С 1 ноября 1918 г. командир Корниловского полка, с 12 ноября 1918 г. полковник, с 26 марта 1920 г. начальник Корниловской дивизии до эвакуации Крыма. Генерал-майор (с 26 марта 1920 г.). На 18 декабря 1920 г. в штабе Корниловского полка в Галлиполи. В эмиграции во Франции, в 1930 г. завербован ГПУ и участвовал в похищении генерала Миллера; в 1937 г. бежал в Испанию. Умер в 1938 г.

6. Гордиенко (Гордеенко) Карп Павлович, р. в 1891 г. Ялтинская гимназия, Владимирское военное училище (1914). Полковник Сибирского стрелкового полка, врид командира 13-го Особого полка. Георгиевский кавалер. В Добровольческой армии в Корниловском ударном полку; с 28 октября 1918 г. командир офицерской роты полка, в июле 1919 г. командир батальона в 1-м Корниловском полку, с сентября 1919 г. командир того же полка. В Русской Армии на той же должности до эвакуации Крыма. Орд. Св. Николая Чудотворца. На 18 декабря 1920 г. в штабе Корниловского полка в Галлиполи, с 24 декабря 1921 г. помощник кол!андира Корниловского полка. Осенью 1925 г. в составе того же полка в Болгарии. В эмиграции во Франции, фермер. Умер 29 июля 1969 г. в Грассе (Франция).

7. Челядинов Василий Васильевич. Штабс-капитан. В Добровольческой армии в Корниловском ударном полку. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода. Во ВСЮР и Русской Армии; с января 1920 г. врид командира, с августа 1920 г. командир 1-го Корниловского полка (подполковник) до эвакуации Крыма. Орд. Св. Николая Чудотворца. На 18 декабря 1920 г. в штабе Корниловского полка в Галлиполи, с 24 декабря 1921 г. помощник командира 1-го батальона полка. Осенью 1925 г. в составе того же полка в Югославии. Полковник.

8. Федоров Константин Георгиевич. Прапорщик. В Добровольческой армии в Корниловском ударном полку. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода; с 13 июля 1919 г. подпоручик. Во ВСЮР и Русской Армии в 1-м Корниловском полку (с сентября 1920 г. поручик, командир батальона) до эвакуации Крыма. Орд. Св. Николая Чудотворца. Капитан. Эвакуирован на корабле «Цесаревич Георгий». Галлиполиец, с 24 декабря 1921 г. командир 4-й роты Корниловского полка. Подполковник. Осенью 1925 г. в составе того же полка в Болгарии. В эмиграции в Болгарии, с 1932 г. в Софии Протоиерей. Умер 14 октября 1959 г. в Афинах.

9. Трофимюк Василий Петрович. Штабс-капитан. Во ВСЮР и Русской Армии во 2-м Корниловском полку до эвакуации Крыма (с сентября 1920 г. командир батальона). На 18 декабря 1920 г. в 7-й и 8-й роте Корниловского полка в Галлиполи.

10. Бешенов Георгий Ефимович, р. в 1893 г. Поручик. В Вооруженных силах Юга России; с июля 1919 г. начальник команды связи во 2-м Корниловском полку. В Русской Армии в том же полку до эвакуации Крыма. На 18 декабря 1920 г. в команде связи Корниловского полка в Галлиполи. Капитан. Осенью 1925 г. в составе того же полка во Франции. Умер 30 апреля 1983 г. в Сент-Женевьев-де-Буа (Франция).

11. Бржезицкий Александр Иосифович, р. около 1883 г. Полковник. В Добровольческой армии и ВСЮР командир Кавказского стрелкового полка, перешел в Корниловский полк в Новороссийске; в Русской Армии во 2-м Корниловском полку до эвакуации Крыма (в июне 1920 г. командир 3-го батальона, ранен 28 августа 1920 г.). Эвакуирован на транспорте «Ялта». На 18 декабря 1920 г. в 8-й роте Корниловского полка в Галлиполи, с 24 декабря 1921 г. помощник командира 2-го батальона того же полка. Осенью 1925 г. в составе полка в Болгарии. Полковник. В 1933 г. окончил политехнический институт, инженер. Служил в Русском корпусе. Умер 13 апреля 1971 г. в Грассе (Франция).

12. Воспоминания В.И. Гетца приводятся ниже.

13. Воспоминания Е.Э. Месснера приводятся ниже.

14. Щеглов Василий Павлович, р. 18 ноября 1883 г. в Туле. Из мещан. Казанское пехотное юнкерское училище (1904) (1907?). Капитан, командир батальона 303-го пехотного полка. В Добровольческой армии в Корниловском ударном полку. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода, рядовой в офицерской роте полка, затем командир батальона. Ранен летом 1918 г. С июля 1919 г. командир 2-го батальона во 2-м Корниловском полку, затем командир 3-го батальона в том же полку, с 24 сентября 1919 г. врид командира того же полка. С ноября 1919 г. (с января 1920 г.) командир 3-го Корниловского полка до эвакуации Крыма. Орд. Св. Николая Чудотворца. На 18 декабря 1920 г. в 9-й роте Корниловского полка в Галлиполи, с 24 декабря 1921 г. командир 3-го батальона Корниловского полка. Осенью 1925 г. в составе того же полка во Франции. Полковник. В эмиграции во Франции. Умер 17 октября (7 ноября) 1930 г. в Озуар-ля-Ферье (Франция).

15. Ерогин Лев Михайлович. Сын капитана. 2-й кадетский корпус, Константиновское артиллерийское училище (1904). Подполковник, командир батареи 18-й артиллерийской бригады. Георгиевский кавалер. В Добровольческой армии; в декабре 1917 г. — январе 1918 г. командир 3-й офицерской батареи. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода — командир 3-й отдельной батареи, затем 1-й батареи 2-й артиллерийской бригады. В 1918 г. переименован в полковники (утвержден с 6 ноября 1919 г.). Командир 2-й артиллерийской бригады, с 16 октября 1919 г. — Корниловской артиллерийской бригады; в Русской Армии на той же должности, с 27 октября 1920 г. начальник Корниловской дивизии до эвакуации Крыма. Генерал-майор. Галлиполиец. В февраля 1921 г., осенью 1925 г. командир Корниловского артдивизиона в Болгарии. В эмиграции в Польше, начальник отдела РОВС. Умер в 1943 г. в Варшаве.

16. Пух Роман Филиппович. Штабс-капитан. В Добровольческой армии с ноября 1917 г. в офицерском отряде полковника Симановского. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода, командир 3-й офицерской роты Корниловского полка. Тяжело ранен в сентябре 1918 г. под Ставрополем. В начале 1920 г. помощник командира 3-го Корниловского полка, с августа 1920 г. командир того же полка до эвакуации Крыма. Ранен. Галлиполиец, с 24 декабря 1921 г. командир 1-й роты Корниловского полка. Осенью 1925 г. в составе полка в Болгарии. Подполковник. В эмиграции в Люксембурге. Полковник, начальник подотдела 5-го отдела РОВС. Священник. Умер 17 июня 1958 г. в Люксембурге.

17. Пинский Густав Конрадович. Прапорщик. В Добровольческой армии в Корниловском ударном полку. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода. Во ВСЮР и Русской Армии в 1-м Корниловском полку, затем в 3-м Корниловском полку (с октября 1920 г. командир роты) до эвакуации Крыма. Орд. Св. Николая Чудотворца. Подпоручик. Тяжело ранен. Галлиполиец. Осенью 1925 г. в составе Корниловского полка в Болгарии. Капитан. В эмиграции в Югославии. Умер в 1929 г. в Белграде.

18. Бояринцев Митрофан Иванович, р. в 1894 г. Киевское военное училище (1915). Штабс-капитан, командир батальона 5-го пехотного полка. В Добровольческой армии; с сентября 1918 г. в Корниловском полку, затем командир сотни 5-го Кубанского пластунского батальона, затем вновь в Корниловском полку — командир роты и батальона. Во ВСЮР и Русской Армии в Корниловской дивизии до эвакуации Крыма. Полковник. На 18 декабря 1920 г. в 3-й роте Корниловского полка в Галлиполи. В эмиграции во Франции, председатель полкового объединения, сотрудник журнала «Военная Быль». Умер 17 сентября 1971 г. в Шелль (Франция).

19. Ширковский Дмитрий Иосифович. Штабс-капитан. В Добровольческой армии в Корниловском ударном полку. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода. С 8 марта 1920 г. врид командира 1-го Корниловского полка, в июле — августе 1920 г. командир 1-го батальона в том же полку (подполковник) до эвакуации Крыма. Орд. Св. Николая Чудотворца. На 18 декабря 1920 г. в 1-й роте Корниловского полка в Галлиполи, с 24 декабря 1921 г. командир 2-й роты полка. В эмиграции. Полковник. Умер в январе 1954 г. во Франции.

20. Редько Макар Иванович. Поручик. В Добровольческой армии и ВСЮР в 1-м Корниловском полку; с сентября 1919 г. командир взвода, в сентябре — октябре 1919 г. командир роты. В Русской Армии в том же полку до эвакуации Крыма (с октября 1920 г. командир 2-й роты). Капитан. Орд. Св. Николая Чудотворца. Галлиполиец. Осенью 1925 г. в составе Корниловского полка в Болгарии. В эмиграции во Франции. Умер 21 ноября 1959 г. в Грассе (Франция).

21. Миловидов Иван Федорович, р. в 1895 г. Офицер 311-го пехотного полка. Во ВСЮР и Русской Армии в 1-м Корниловском полку; с октября 1920 г. помощник командира 3-го батальона. Штабс-капитан. На 18 декабря 1920 г. в 4-й роте Корниловского полка в Галлиполи. Поручик. Осенью 1925 г. в составе того же полка в Болгарии. Капитан. В эмиграции в Парагвае, с 1936 г. капитан парагвайской армии. Умер 3—4 марта 1968 г. в Асунсьоне (Парагвай).

22. Андрианов Павел Семенович, р. 29 июля 1896 г. Павловское военное училище. Поручик. В Добровольческой армии и ВСЮР; весной 1919 г. в охране Императорской фамилии в Крыму, с 26 июля 1919 г. командир роты в 3-м Корниловском полку, в октябре — декабре 1919 г. командир 1-го батальона того же полка. Штабс-капитан. В Русской Армии в Корниловской дивизии до эвакуации Крыма. На 18 декабря 1920 г. в 10-й роте Корниловского полка в Галлиполи. Штабс-капитан. Осенью 1925 г. в составе того же полка во Франции; секретарь Общества Галлиполийцев (капитан). Умер 10 января 1974 г. в Париже.

23. Кривошеев Александр Порфирьевич. Из казаков ВВД. Прапорщик Корниловского ударного полка. В Добровольческой армии. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода. Автор гимна Корниловского полка. Во ВСЮР и Русской Армии в 1-м Корниловском полку до эвакуации Крыма. На 18 декабря 1920 г. в 1-й роте Корниловского полка в Галлиполи. Штабс-капитан. В эмиграции представитель монархических газет в Париже, после 1945 г. представитель «Часового» и «Нашей Страны» во Франции. Капитан. Умер 9 января 1975 г. в Нейи (Франция).

24. Дудниченко Алексей Ефимович. В Добровольческой армии и ВСЮР; в сентябре 1919 г., октябре 1920 г. в офицерском батальоне 2-го Корниловского полка до эвакуации Крыма. На 18 декабря 1920 г. в 5-й роте Корниловского полка в Галлиполи. Подпоручик. Осенью 1925 г. в составе того же полка во Франции. В эмиграции во Франции, член Общества Галлиполийцев. Поручик. Умер после 1979 г. в Париже.

25. Удовицкий Андрей Иванович. Вольский кадетский корпус. Офицер. Георгиевский кавалер. Во ВСЮР и Русской Армии в 3-м Корниловском полку до эвакуации Крыма. На 18 декабря 1920 г. в 9-й роте Корниловского полка в Галлиполи. Капитан. Осенью 1925 г. в составе того же полка в Бельгии. Подполковник. В эмиграции в Бельгии. Умер 4 марта 1962 г. в Льежской провинции.

26. Бондарь Артемий Потапович. Вахмистр. Во ВСЮР и Русской Армии; в июле — октябре 1920 г. начальник пулеметной команды в офицерском батальоне 2-го Корниловского полка до эвакуации Крыма. Подпоручик. Орд. Св. Николая Чудотворца. Галлиполиец. Осенью 1925 г. в составе Корниловского полка в Болгарии.

27. Лысань Антон Евтихиевич. Поручик. В Добровольческой армии в Корниловском ударном полку. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода. В мае (с июля) 1919 г. командир пулеметной роты во 2-м Корниловском полку. Ранен. В Русской Армии помощник командира того же полка до эвакуации Крыма. Подполковник (с октября 1920 г.). На 18 декабря 1920 г. в пулеметной роте Корниловского полка в Галлиполи, с 24 декабря 1921 г. командир той же роты. Осенью 1925 г. в составе полка во Франции.

28. Дяйкин Николай Пантелеймонович. Во ВСЮР и Русской Армии во 2-м Корниловском полку и Корниловском конном дивизионе до эвакуации Крыма. Орд. Св. Николая Чудотворца. На 18 декабря 1920 г. в составе того же дивизиона в Галлиполи. Подпоручик. Осенью 1925 г. в составе Корниловского полка в Болгарии.

29. Трошин Григорий Захарович. Капитан. В Добровольческой армии в Корниловском ударном полку. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода. В июне 1919 г. командир роты во 2-м Корниловском полку, с октября 1920 г. командир батальона в том же полку до эвакуации Крыма. Орд. Св. Николая Чудотворца. На 18 декабря 1920 г. в 5-й роте Корниловского полка в Галлиполи, с 24 декабря 1921 г. командир 7-й роты полка. Осенью 1925 г. в составе того же полка в Болгарии. Подполковник. В эмиграции во Франции, в 1931 г. возглавлял группу Корниловского полка в Бийянкуре, с 1936 г. глава объединения полка во Франции. Полковник. Умер 10(13) августа 1971 г. в Нью-Йорке.

30. Возовик Дмитрий Александрович, р. 31 августа 1894 г. Поручик. В Добровольческой армии. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода во 2-й роте Корниловского ударного полка. С июля 1919 г. командир роты во 2-м Корниловском полку, поручик. Тяжело ранен в 1920 г. Эвакуирован 2 марта 1920 г. из Одессы в Египет на корабле «Гленгорн Кастл». Вернулся в Крым. В Русской Армии в 1-м Корниловском полку до эвакуации Крыма. На 18 декабря 1920 г. в 7-й роте Корниловского полка в Галлиполи. Поручик. В эмиграции в Болгарии и Франции. Капитан. Умер 8 октября 1965 г. в Париже.

31. Минервин Михаил Михайлович. Сибирский кадетский корпус, Павловское военное училище (1908). Капитан 2-го Сибирского стрелкового полка. В Добровольческой армии в Корниловском ударном полку. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода: командир 2-й (3-й) роты полка. Ранен под Екатеринодаром. Во ВСЮР и Русской Армии в Корниловской дивизии до эвакуации Крыма. Полковник (с 5 ноября 1919 г.). На 18 декабря 1920 г. в 9-й роте Корниловского полка в Галлиполи, с 24 декабря 1921 г. командир 12-й роты того же полка. Осенью 1925 г. в составе полка в Болгарии. В эмиграции во Франции. Умер 23 января 1949 г. в Тарбе (Франция).

32. Бурьян Петр Александрович. Поручик. Участник выступления генерала Корнилова в августе 1917 г. Быховец. В Добровольческой армии в Корниловском ударном полку. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода. Во ВСЮР и Русской Армии командир роты 1-го Корниловского полка (в августе 1920 г. поручик). Штабс-капитан (капитан). Убит 26 октября 1920 г. под Карповой Балкой у Юшуни.

33. Стогов Николай Николаевич, р. 10 сентября 1872 г. Николаевский кадетский корпус (1891), Константиновское военное училище (1893), академия Генштаба (1900). Офицер л.-гв. Волынского полка. Генерал-лейтенант, командир 16-го армейского корпуса, начальник штаба и командующий Юго-Западным фронтом. Георгиевский кавалер. Служил в Красной армии (май — август 1918 г., начальник Всеросглавштаба). В 1918—1919 гг. член «Национального Центра» в Москве, начальник его военной организации (с августа 1919 г. возглавлял Штаб Добровольческой армии Московского района). Арестован, бежал через линию фронта. В Вооруженных силах Юга России с сентября 1919 г., начальник укрепленной позиции у Ростова, с 18 января 1920 г. начальник штаба Кубанской армии. В Русской Армии комендант Севастопольской крепости и командующий войсками тылового района до эвакуации Крыма. В эмиграции в Югославии (Земун), с 1924 г. в Париже, помощник начальника военной канцелярии РОВС, с 6 июля 1930 г. до 1934 г. начальник той же канцелярии, с февраля 1941 г. заместитель начальника 1-го отдела РОВС. Председатель Общества офицеров Генерального штаба, Союза Георгиевских кавалеров, почетный председатель Союза российских кадетских корпусов, с 1949 г. председатель объединения 3-й гвардейской пехотной дивизии, на ноябрь 1951 г. заместитель председателя объединения л.-гв. Волынского полка, заместитель председателя Распорядительного комитета Гвардейского объединения и представитель в Гвардейском объединении от 3-й гвардейской пехотной дивизии. Умер 17 декабря 1959 г. в Сент-Женевьев-де-Буа (Франция).