XIII. Снабжение войск топливом. Хлебопечение. Поставка хвороста на сооружение шалашей, бараков и землянок. Передача бараков населению. Выволочка соли в 1855 г. Сооружение шоссе между Симферополем и Севастополем. Движение дружин ополчения. Очистка от падали дорог и г. Симферополя

Громадных затруднений стоило и снабжение войска топливом. Затруднения эти усилились с весны 1855 г.

3 апреля 1855 г. нужно было заготовить топливо для 2-х пехотных дивизий с артиллерией в окрестностях Бахчисарая, или отвести для рубки дров участки леса или сады с малоценными деревьями. Подрядчик Личкус оказался крайне недобросовестным; на него постоянно поступали жалобы. Он же требовал надбавки денег против условия. Такой же был и купец Барбаумов, поставлявший топливо в Перекоп. С другой стороны войска стали делать значительные переборы топлива, т. е. требовали большого количества его (даже вдвойне) или на большее число людей, что особенно было чувствительно при громадном количестве войск, сосредоточенных у Севастополя, дороговизне топлива и затруднительности доставки. Севастопольский комендант уклонялся от проверки требований воинских частей, так как они постоянно передвигались. В конце 1854 и начале 1855 г. поставщик дров для госпиталя в Бахчисарае, по неимению никакой возможности нанять подводы, отказался от доставки топлива. Исправник предписал лицам, занимавшимся вывозкой и продажей дров, возить их к Севастополю (в мае 1855 г.), но на успех этого он положится не мог, потому что «с неприятельских батарей ядра и бомбы летали и на Северную сторону Севастополя, куда дрова должны были вывозиться для продажи, и нередко случались от этого несчастья, а при таком положении частный человек не только по доброй воле туда не поедет, но и силой его можно туда отправить только с военным конвоем». Это предписание действительно было отменено адмиралом Нахимовым. Возили на Северную сторону дрова для войск подводы Узеньбашской и Байдарской волостей, но с мая узеньбашские подводы стали перевозить лес в Симферополь на госпитальные бараки, и подвоз дров в Севастополь уменьшился. Нуждался в топливе и отряд, расположенный в восточной части полуострова.

Ввиду расстроившейся поставки дров, в мае 1855 г. были заключены кондиции на поставку 150000 пудов александровского антрацита для войск в Перекопский и Евпаторийский уезды, с учреждением главных складов в Перекопе — Армянском базаре и Айбаре, но с этим подрядом дело не налаживалось. Для войск, расположенных в Бахчисарае, заготовлялось топливо нарядом подвод и людей. В июле ожидалось прибытие большого количества войск к Бельбеку, и приняты были меры к заготовлению там топлива.

Губернатор и управляющий палатой государственных имуществ считали полезным разрешить на время военных действий рубку в казенных лесах не очередными кварталами, а где удобно, с соблюдением правил, не распространяя этой меры на подрядчиков. Главнокомандующий 23 июля согласился. В летние месяцы 1855 г. войскам в Симферополе выдавалось до 200 сажен, в Перекопе до 300 сажен.

Когда неприятель занял Байдарскую долину, весь рабочий скот был угнан жителями в горы, и число подвод уменьшилось. Движение неприятеля через д. Чоргун, до д.д. Уппу, Шули, Уркуста и Узеньбашчик еще более затруднило подвоз дров к Севастополю по этой дороге; нужно было ехать на Каралез. Жители Узеньбашской волости могли собрать 500 подвод, но требовали беспрестанного понуждения. С очищением означенной дороги (23 июля) было дано в распоряжение гражданских чиновников 10 казаков для успешнейшего подвоза дров к войскам. Но все-таки только с крайними затруднениями можно было получить людей и подводы из волостей Дуванкой, Мангушской и Узеньбашской для поставки дров в Севастополь, а между тем на р. Каче расположились новые войска, требовавшие также значительного количества топлива — по 40 сажен в день. За деньги нельзя было найти подводу и за 30 р.

На 1856 г. в Севастопольский порт нужно было поставить 2620 сажен дров и в Керченский — 30 сажен. Затруднение было в доставке. В апреле предложено губернатору заготовить 1000 сажен однополенных дров. Взялся за доставку подрядчик с платой по 4 р. за сажень на месте, в д. Алсу Ялтинского уезда. Перевозить надо было на Северную через Чоргун и Каралез, а не через Инкерманскую долину.

В начале августа количество подвод повсеместно в Крыму уменьшилось, несмотря на то, что степным татарам сделано было пособие раздачей им купленных на казенный счет 1400 пар волов. Нарядом подвод пользовались и подрядчики, отказываясь иначе от поставки дров. А тут предвиделось и устройство хлебопекарен близ Бахчисарая, где нужно было дров до 12000 кубических сажен. Брадке считал единственным исходом — немедленно, до порчи дорог, купить 400 пар отличных русских волов, заготовленных, было, для татар Евпаторийского и Феодосийского уездов и находившихся в Бердянском уезде (по 60 р. за пару); к волам сформировать телеги и дать погонцев из военных команд. При этом следовало положить нормальную плату с сажени из частных лесов, потому что цена дров возвысилась вдвое и даже вчетверо. Брадке предлагал купить дрова и для Симферополя, где предвиделось крайнее затруднение в подвозе дров для жителей. Но дело затянулось до конца августа, когда осуществить эту операцию было уже поздно.

Ввиду крайних затруднений в заготовлении топлива, председатель казенной палаты Княжевич предлагал возложить рубку, складку и перевозку дров на местных лесничих и окружных начальников, а земских чиновников от этого освободить. Между тем в начале сентября пришли в Мелитополь дружины государственного ополчения губерний: Орловской, Калужской, Тульской, Рязанской и Пензенской. За ними следовали другие. Нужда в топливе усиливалась. Так например, терпел большой недостаток в топливе лазарет 2-й бригады 16 пехотной дивизии, потому что окружный лес был совершенно уничтожен вследствие долговременного квартирования войск, а прилегающие лесные дачи в Теберти и Сююрташе были мелколесны, состояли почти исключительно из кустарника, и доставлять оттуда дрова было некому, потому что полки были на Северной. Госпиталь в Дуванкое отапливался кизяком.

Городской лес в Бахчисарае, где производилась рубка, весь был вырублен. Из неочередных лесосек, где заготовляли войскам дрова, дозволялось брать дрова военному госпиталю, казенным присутственным местам, богоугодному заведению и частным лицам городов Симферополя, Карасубазара и Феодосии. Чтобы этим не пользовались подрядчики и не было злоупотреблений, предложено лесничим следить за выдачей билетов, и частным лицам никому более 10 сажен не давать, и только тогда, когда казенные и правительственные места будут удовлетворены. Плата назначалась от 16 до 25 р. Но палата государственных имуществ не брала на себя поставку дров войскам в Севастополь, на Бельбек, Качу и в Дуванкой, полагая оставить для них по-прежнему Узеньбашскую волость и Фотисальское общество Байдарской волости; себе оно оставляло Зуйскую и Мангушскую волости. Казенная палата на этот порядок не согласилась, так как затрудняла главным образом именно доставка дров войскам в Севастополь и окрестности его до Бахчисарая.

В начале октября второй пехотный корпус переведен был из Алма-Кермена на р. Салгир, в Кара-Кият (на некоторое время). Потребовалось вдруг 50 сажен дров. Заготовленных не было, и у частных лиц куплено это количество по 50 р. за сажень, цене, существовавшей в Симферополе для частных лиц. Главнокомандующий предложил заменить дрова на будущее время кизяком, но губернатор писал главному интенданту, что кизяк употребляется преимущественно в Перекопском уезде, и доставка его будет стоить недешево.

В Феодосийском уезде в местах расположения войск не хватало топлива уже в конце октября¹.

Лесной материал отпускался в 1855 г. и на потребности войск крепости Кинбурн и на Арабате.

Нуждаясь в топливе, войска часто вырубали фруктовые деревья в садах близ мест их расположения. Так, например, вырублена была часть сада, принадлежавшая 25 владельцам — жителям г. Бахчисарая у д. Таш-Басты, при возведении там укрепления. По показаниям присяжных оценщиков, «деревья эти были хороших сортов», в полном росте, доставляли хороший доход и оценены были в 30350 р. по самым умеренным ценам, для соблюдения казенного интереса. Государь Император разрешил выдать владельцам 3000 р. немедленно, а дальнейшее вознаграждение произвести по окончании войны, если владельцы поведением своим окажутся достойными попечительного внимания правительства, и в такой же мере, в какой оно будет предоставлено вообще всем жителям края, лишившимся своего имущества во время войны².

Большого количества дров требовали и военные хлебопекарни, особенно в Симферополе. Еще со времени прибытия войск на позиции в 1854 г., в первых числах сентября, хлебопекам разных полков, кроме печей, нарочно устроенных за городом, были отведены все городские торговые пекарни, принадлежавшие горожанам и приносившие им каждая от 10 до 20 р. в месяц. Город сам оставался нередко без хлеба, хозяева пекарен несли убытки и просили о производстве им платы и удовлетворении убытков. Таких пекарен было в Симферополе 54. Отводились для хлебопекарен и варистые печи в частных домах. Так было до конца июня 1855 г. Постепенно пекарни освобождались, но без соблюдения должной очереди, что вызывало жалобы. Заведовали хлебопекарнями военные лица. Адлерберг и Жуковский ходатайствовали об удовлетворении хозяев перед военными властями, но с малым успехом³. В Симферополе было особое здание за городом, где производилось хлебопечение для госпиталей, так называемый сухарный завод, бывший в ужасном виде, с обвалившимся колодцем. Сухари приготовлялись здесь в огромном количестве. Расходы по перепечению хлеба обходились приблизительно в 1 р. за четверть сухарей.

В начале июля 1855 г. главный интендант писал губернатору, что хлебопечение в Симферополе и Перекопе идет слабо, потому что подрядчик, заготовляющий дрова на счет земской повинности, доставляет их очень неисправно и в малом количестве. Нужно было устроить новые хлебопекарни на 150000 четвертей сухарей в деревнях Мангуш, Саблы и Бия-Сала, в каждой по 50 печей, с приобретением 12500 сажен дров на счет интендантской суммы. Губернатор запрашивал помещиков о содействии пожертвованиями и строениями, о цене на дрова, рабочих, дежи, лопаты и другую посуду. Особо командированные лица подробно осмотрели места и забирали нужные сведения. Оказалось, что помещики в означенных местах могли продать 12500 сажен дров на корне, с вырубкой и кладкой в сажени на счет военного ведомства и его средствами за плату от 15—16 р. за сажень крупных дров и 6—9 р. за сажень мелких. Рабочих и подвод нельзя было достать на местах, потому что все ушли на постройку шоссе к Севастополю и доставку дров войскам. Людей можно было нарядить только из северных уездов, а рабочий скот купить⁴.

В июне 1856 г. эти хлебопекарни переданы были в гражданское ведомство, а посуда и другие материалы проданы с торгов. Переданы были в гражданское ведомство и дрова, заготовленные в д.д. Мангуш, Саблы и Бия-Сала для перепечения сухарей и оставшиеся неизрасходованными. Находилось на даче Пикино 204 сажени, Мачи-Сала — 3685 сажен, Лака — 120, всего 4069 сажени; кроме того в Саблынской экономии 15 сажен 40 вершков, в Мангуше 10 сажен. В казенных дачах Мангушской и Биясальской осталось 415 сажен хворостового леса (по 4 р. 97 к). Так как крестьяне соглашались перевезти эти дрова для госпиталя не иначе, как за 25 р. за сажень, а подрядчик доставлял дрова в госпиталь по 21 р., то решено было назначить эти дрова в продажу с публичных торгов. На торгах высшие цены были назначены в 3 р., на переторжке повышены мало. Приказ общественного призрения пожелал купить 345 сажен. Высшую цену дал купец Налбандов, уплативший за эти дрова 16455 р. 45 к.⁵

Цены на топливо страшно возросли в конце 1855 г. и начале 1856 г. Заготовление топлива в 1856 г. для Симферопольского, Севастопольского и Керченского временных госпиталей, а также для находившегося в Феодосии производилось комиссионерским способом, так как не явилось охотников взять его с подряда. В январе 1856 г. цена дров на симферопольском базаре, по заявлениям комиссариатских чиновников, дошла до 80 и 100 р. за кубическую сажень, на самом же деле она стоила от 50 до 70 р. Между тем надо было заготовить в Симферополе 2400 сажен. Чиновник коллежский секретарь Ворожбит поставил по 100 р. за сажень. Тут началась борьба с подрядчиками. Один их них, Крацбаршт, в апреле 1856 г. предложил цену — 54 р. за сажень. Тогда Ворожбит заявил 53 р., купец Коп и за ним Крацбаршт показали цены — 30 р. за сажень, Ворожбит 28 р., а Крацбаршт 23 р. уже в июле 1856 г.⁶

Выше упоминалось уже о начавшемся в 1855 г. сооружении шоссе между Симферополем и Севастополем. Работы должны были начаться с февраля месяца, но только в мае этого года было выставлено до 1000 человек татар, которые занимались земляными работами. Татары плохо работали; особенно мешала ураза — изнурительный месячный пост, наступивший с первых чисел мая. Затем рабочие были отпущены на 5 дней по случаю праздника рамазан-байрам. Таким образом, до июня было сделано очень мало. В июне и июле рабочие стали заболевать холерой. В помощь им было выслано 300 подвод с платой по 1 р. 60 к. и в нерабочие дни по 1 р. 20 к. В декабре некоторые части шоссе были окончены. С января 1856 г. работа продолжалась при помощи Калужской дружины ополчения и продолжалась до конца года с нарядом людей из ближайших деревень. В 1855 г. на эту работу отпущено было 60000 р.; в 1856 г. 72000 р. Губернатор граф Адлерберг в октябре 1855 г. ходатайствовал о распространении шоссе и на город Симферополь, именно о проведении его от Карасубазарского въезда по Базарной (теперь Салгирной) улице и до Перекопской и Севастопольских застав, так как по этим улицам двигались транспорты, проезжали курьеры и двигались войска. Скудные городские доходы не представляли возможности шоссировать эти улицы на городской счет. Просьба губернатора была удовлетворена⁷.

В июне 1855 г. войска 2-го пехотного корпуса, расположенные бивуаком по ту сторону р. Качи, требовали поставить хворост на постройку шалашей, так как у них не было с собой палаток, или отвести в натуре лес для вырубки хвороста. И другие войска при Бахчисарае требовали леса для сооружения балаганов. Начальник евпаторийского отряда в конце августа предлагал построить землянки для войск, составлявших блокаду г. Евпатории и расположенных в Тюп-Мамае, Орта-Мамае, Шибане и Алчине, так как эти деревни были совершенно разрушены. В сентябре 1855 г. в Алуште разрешено пользоваться казенным лесом для устройства землянок и навесов для находившихся там войск. Тогда же приступлено к постройке землянок для войск 3-го пехотного корпуса, расположенного на р. Бельбек и в ущельях Каралезской и Таш-Бастынском, в д. Ходжа-Сала. Лес на стойки, перекладки и стропила был отведен из частных дач Адиль бея Балатукова, жены вице-адмирала Рогуля и других ближайших помещиков. Землянки эти были окончены в начале октября 1855 г. Командир гренадерского корпуса признал необходимым уничтожить близ Евпатории некоторые деревни, а строительные материалы, которыми неприятель мог воспользоваться, перевести для улучшения зимних помещений нашей кавалерии, и главнокомандующий в ноябре 1855 г. с этим согласился. Нужное число подвод собрано было в д. Эльток. Землянки в д. Фоти-Сала, Ени-Сала и Аиргуль, а также и в других местах Крыма, были разобраны в конце июля 1856 г. Часть материала было предложено раздать жителям, наиболее пострадавшим и нуждавшимся в помещении, а остальную продать с торгов и вырученные деньги выдать в вознаграждение тем владельцам, в дачах которых для постройки этих бараков вырублен лес, или предоставить материал бараков и землянок бесплатно в пользу владельцев земель, на которых они находились, с зачетом их по примерной оценке в счет вознаграждения потерь от военных событий. Лес, оставшийся от землянок в Фоти-Сала, признан годным только на топливо и был роздан беднейшим окрестным жителям. В д. Лез Евпаторийского уезда, на земле мещанина Ханджиева, осталось 38 бараков длины в 16 сажен, ширины 5 сажен. Лес на их постройку доставлялся от казны из Екатеринославской и Херсонской губерний. Стоимость оставшегося леса определена в 4000 р.

В Симферопольском уезде бараки и землянки были: 1) на р. Альме, близ почтовой станции, у д. Кобазы. Лес куплен был у помещика Брамса за 1000 р. Оставшийся материал оценен в 300 р. 2) Близ Бахчисарая, при р. Каче, на городской земле в разных местах и на земле графа Мордвинова. Лес рубился тут же и стоил 300 р.; материал оценен впоследствии в 40 р. 3) Там же по другую сторону р. Качи, на землях мелких владельцев до д. Бички. Лес рублен в казенных лесах и частных лесах и садах, стоил 2000 р. Оценен в 500 р. 4) При р. Кабарте, вблизи Бельбека, и на землях помещика Говорова (в имении Биюк-Сюрень). Материалы брали из леса и сада Говорова, потерь было до 10000 р. Оставшийся материал оценен в 300 р. 5) На р. Бельбек, при д.д. Орта-Каралез, Юхары-Каралез, Ходжа-Сала, Таш-Басты, Заланкой; также при д. Шули у помещика Мартино и др.; при д. Черкес-Кермен были землянки на земле Мемет бея Балатукова. Лесной материал был из лесов его же и помещика Говорова. 6) На Инкерманских высотах, на земле севастопольского порта. Лес шел из дачи морского ведомства; материал оценен в 400 р. 7) На Мекензиевой горе, на земле севастопольского порта; лес был из дачи морского ведомства. Оценен в 1000 р. 8) На Северной стороне Севастополя.

В Днепровском уезде были землянки и бараки при Чонгарском укреплении и в Геническе.

В Ялтинском уезде особого рода бараки находились на земле, принадлежавшей Балаклавскому батальону, и на земле Мордвинова, при д.д. Камара, Кадыкой, Уркуста, Николаевка, при Балаклаве, в Байдарской долине, на частных землях. Это были бараки, привезенные союзными войсками из заграницы; они оставлены были в пользу жителей г. Балаклавы. Землянки в Байдарской долине оставлены французами в пользу экономии графа Мордвинова, а близ д. Камара — итальянцами в пользу помещицы Юсуповой и других жителей.

Англичане оставили 1184 деревянных бараков разной величины, кроме ординарных и разобранных, лежавших на земле. Они находились на землях помещиков Хомутова, Чернявской и бывшем казенном хуторе флотского ведомства, без полов, окон и дверей, которые были расхищены по удалении неприятеля от отсутствия надзора.

В конце сентября было высочайше повелено: «бараки и землянки на Крымском полуострове предоставить в пользу владельцев, на землях которых они построены, с зачетом стоимости раздаваемых таким образом построек, по примерной оценке их, в вознаграждение потерь, понесенных теми владельцами вследствие войны, а те постройки, которые состоят на казенных пустопорожних вблизи Севастополя местах, принадлежащих морскому ведомству, предоставить в распоряжение местного начальства для выгоднейшего употребления их в пользу нижних чинов, которые лишились на время своей собственности, или же топлива от казны». Все эти землянки были приняты от войск в инженерное ведомство, а потом, в конце 1856 г., переданы в гражданское и оценены особыми комиссиями; для сохранения к ним приставлены караулы. Лезские бараки оставлены в военном ведомстве. За сортировку и свозку разобранного материала в Лез уплачено крестьянам 1566 р. 60 к.

Помещик Деревянка, имение которого на Альме было совсем разорено, сад вырублен, дома заняты под интендантские склады, земля изрыта для сооружения бараков, просил уступить ему эти землянки. Разрешено отдать их ему по оценке в счет вознаграждения за понесенные в военное время потери. И многие другие владельцы, на землях которых построены бараки и землянки, просили об отдаче их им в вознаграждение за потери, понесенные во время войны. Предложено взять бараки тем помещикам, у которых был срублен лес на их постройку. Помещики Брамс, Говоров, Мордвинов, Ревелиоти и другие отказались от вознаграждения за убытки, понесенные в их имениях во время войны. Город же Бахчисарай, помещики Балатуков, Биярсланов, Таш-Бастынское общество и другие взяли бараки. Продажа и раздача бараков производилась до 1858 г.

В Геническе государственные крестьяне и жители других сословий единодушно решили материал от бараков и землянок продать с торгов и вырученные деньги обратить на устройство молитвенного дома. Так как разоренные жители этого местечка не скоро могли приобрести средства для сооружения церкви, то палата государственных имуществ этот приговор утвердила. Выручено было всего 2518 р. 18 к. Евреи просили их долю за означенные материалы, в количестве 200 р., выдать им для употребления на исправление их молитвенного дома⁸.

Еще в 1855 г. заготовлено было в казенных дачах 64 сажени орехового хвороста (за 88 р. 52 к.) в Бешуйских, Козских и Тавельских лесных дачах на постройку нар и топчанов для симферопольских госпиталей. По причине распутицы этот хворост не был вывезен и в конце апреля 1856 г. передан в гражданское ведомство, но оказался негодным ни на какую постройку, потому что пересох или сгнил и продан был по 20 к. за сажень.

Выволочка соли в течение 1855 г. в Крыму была очень затруднительна. Еще в начале мая сделано было распоряжение, чтобы транспорты чумаков, прибывшие за солью в Саки, следовали в обратном движении не на Перекоп, как шли в Крым, а на Чонгарский мост, во избежание попасть в руки неприятеля, но, впрочем, это распоряжение сейчас же было отменено. В Саках, для ускорения работы, взвешивали от всякой валки только одну фуру, а другие накладывали гуртом без веса, соразмерно с взвешенной фурой, так как все солевозные фуры были почти одной меры, а перевеску, если оказывалось нужным, делали уже в Перекопе. Рабочих было мало. Татары не допускались на 25-верстное расстояние от Евпатории не только для жительства, но и для работ, между прочим, для выволочки соли и даже покупки ее в Саках. Здесь в мае—июне 1855 г. было 22 бугра соли, из которых 13 были расположены под неприятельскими выстрелами, а 9 вне и были предоставлены на продажу до 9 июня. Забирали соль партиями до 130 фур в день под военным прикрытием. Распоряжение о прекращении продажи соли в Саках после 9 июня вызвало много неудовольствия среди фурщиков, возвращавшихся без соли, а также недостаток соли и крайнее возвышение цены на нее, например, в Харьковской губернии, где цена на соль доходила до 1 р. 15 к. и даже 1 р. 50 к. за пуд. Потом это запрещение было снято, и фурщики, отправившиеся без соли, снова возвращались за ней. Тогда скопилось их множество, например, в Тулатской заставе дошло в конце июня до 1500 фур. Произошел недостаток в воде и продовольствии, усилились среди чумаков заболевания и смертность. Для потребностей войск и Крыма оставлено было до 250000 пудов, остальную соль, до 1000000 пудов, разрешено продавать. Казенная цена оптовой продажи соли в Крыму была: из внешних озер — Генических, Кинбурнских, Перекопских 27 к. пуд, из внутренних — Евпаторийских, Керченских и Феодосийских 4 к. пуд.

Помещик Уманец, имение которого Биюк-Актачи было разорено французами, 11 июля просил разрешение употребить выселенных из его деревни татар на выволочку соли в одном из озер, так как актачинские татары не только не участвовали в возмущении, но даже не подавали ни малейшего повода подозревать их в каких-либо неприязненных замыслах. Хотя губернатор и соглашался с тем, что актачинские татары люди благонамеренные, но не считал удобным согласиться на просьбу Уманца, предложив ему обратиться с нею к высшему начальству.

В общем добыча соли из внутренних озер шла успешно. Военными властями разрешено было употребить в дело и татар. Из приморских озер правильная выволочка новосадочной соли не могла производиться, но чумакам дозволялось брать соль из приморских озер, собирая ее у берегов вне неприятельских выстрелов, без весу, который производился уже в Перекопе⁹.

Для выволочки до 20000000 пудов соли в Перекопских озерах в 1855 г. назначено было до 1500 человек государственных крестьян Феодосийского, Днепровского, Мелитопольского, Перекопского и Евпаторийского уездов. Кроме того на эту работу, как мы видели, употреблялись вызванные в Крым для сенокошения косцы из Полтавской губернии, многие из которых, измученные и больные, шли на эту работу крайне неохотно. К середине июля выгрузка соли, предназначенной к продаже в Саках, пришла к концу. Другие бугры находились под выстрелами неприятеля с 6 июля, и производить безопасно нагрузку соли было невозможно. Тогда усилен был вывоз соли из восточной части полуострова, из Элькенского соляного озера (сел. Аиб Эли), Чокракское), Кояшского, хотя и находившихся вблизи неприятеля, по 50 и 100 фур, под прикрытием казаков. Весной 1856 г. при Элькенском озере чиновника соляного ведомства не было на месте, и чумаки, приезжавшие туда по стрелке, возвращались ни с чем, 15 мая продажа соли снова была там открыта. Коллежский асессор Грамматиков подал главнокомандующему заявление, что из числа жителей д.д. Джанкой и Орта-Эли Феодосийского уезда два татарина намереваются передать неприятелю частную соль, сложенную в буграх при Тобечикском озере близ Керчи и Камыш-Буруна, занятых неприятелем, в 60 верстах от расположения наших войск. Соли там было, он говорил, до 500000 пудов. Были приняты меры надзора.

Ногайцы и жители Бердянска тайком брали ночью соль из ближайших озер, хотя первые могли пользоваться ею открыто по данному им в 1805 г. праву.

В июле 1855 г. главный штаб был озабочен заготовлением на зимнее время значительного запаса войлоков. Забирались сведения, в каких уездах губернии производится жителями выделка войлоков, имеются ли они в городах и по какой цене продаются за 1000 штук. В Бахчисарае было готовых в это время не более ста штук по 1 р. 15 к. за войлок длины 3 и ширины 1½ аршина. В других местах выделка войлока не производилась.¹⁰

Тяжело было населению Таврической губернии удовлетворять нужды войск во время их движения, переходов и пребывания в Тавриде. Урожай 1855 г. был весьма неудовлетворителен вследствие засухи и саранчи. Даже северная часть губернии не имела средств для фуражного довольствия войск. Овес и ячмень доставлялись из Херсонской и Екатеринославской губерний. А с середины 1855 г. потянулись в Таврическую губернию и дружины подвижного ополчения, которых потребности были также велики, и их нужно было удовлетворять.

В июне 1855 г. вошли в Тавриду 17 дружин Курского ополчения. Из них 8 были назначены в Мелитопольский и Бердянский уезды, в г. Орехов, с. Белозерку, Михайловку, Тимошевку. Сделаны были распоряжения о препровождении их и удобном размещении. На каждой станции было заготовлено по 24 подводы (10 от государственных крестьян и 14 за контрамарки, а нужных оказалось по 120). По новому расписанию, в июле 1855 г., 16 дружин направлены в Перекоп, на место 17-й резервной дивизии, а одна из Верхнего Рогачика в Геническ. Затем в Перекопе оставлено 12 дружин, а две направлены в Симферополь и две в Севастополь. В июле выступило Тульское подвижное ополчение, следовавшее в Бердянский уезд (Андреевку, Николаевку, Токмак, Черниговку) и Мелитопольский. Курские ополчения из Перекопа были передвинуты в Геническ, Севастополь, на Бельбек, в Бахчисарай и в Евпаторийский уезд и две в Симферополь для занятия караулов и других надобностей по гарнизону. При проходе их по губернии встречались большие затруднения, особенно в подводах.

В августе 1855 г. направились в Крым дружины ополчений Орловского, Калужского, Рязанского, Пензенского. Пензенское ополчение, по прибытии в сентябре в северную часть Мелитопольского уезда, было с пути переведено вместе с Рязанским в Херсонскую и Екатеринославскую губернии. Дружины же Орловского ополчения остановлены в 1 стане Перекопского уезда, а три дружины Тульского ополчения переведены в Геническ; затем в октябре одна Тульская дружина оставлена в Симферополе, другая отправлена в Бахчисарай (всех тульских было 11). Остальная Курская дружина передвинута в Симферополь, отсюда в д. Лез. В октябре двигались по губернии дружины Калужского ополчения и направлены были к Альминской почтовой станции. Из них две оставлены в Симферополе для инженерных работ. Две Калужские дружины вступили в конце октября в Феодосию и оттуда на зимние квартиры направлены в Старый Крым. Семь дружин Орловского ополчения направлены в Симферополь и Севастополь. Одна их них в середине ноября осталась в Симферополе для приготовления патронов и содержания караула в городе, одна была расположена в Алуште и ее окрестностях. В Симферополь в октябре 1855 г. переведена и дружина (№ 43) Курского ополчения — для хлебопечения. Симферополь крайне затруднялся отводом квартир для офицеров Калужского ополчения, за отсутствием их, и квартирная комиссия просила о выводе одной из Калужских дружин в д. Подгородне-Петровскую, а другой в д. Битак.

В конце февраля 1956 г. сводный полк из восьми дружин Орловского, Тульского и Курского ополчения отправлен на квартиры в Мелитопольский и Бердянский уезды. Тогда же из находившихся в Симферополе дружин Курских (№ 52 и № 43) и Орловской (№ 59) первая направлена в с. Троицкое Мелитопольского уезда, вторая в Инкерман, а третья в Бердянский уезд. Взамен Курской дружины № 43 для хлебопечения в Симферополе была назначена Калужская (№ 70). В конце февраля 1856 г. две Тульские дружины переведены в Мелитопольский уезд.

Керченский полубатальон карантинной стражи в июне 1855 г. был отправлен частью в Карасубазар (одна рота), частью в Симферополь (другая рота), для содержания караулов и других надобностей, например, конвоирования транспортов, военнопленных и проч. 13 декабря керченский полубатальон карантинной стражи был выведен из Симферополя в Битак, а дружина Калужская (№ 78) расквартирована в слободе Петровской, где уже была одна¹¹.

С 20-х чисел сентября 1855 г. потянулись из Севастополя назад транспорты, в Симферополь и далее в Берислав и Николаев, с орудиями, снарядами и другим артиллерийским имуществом. И в то же время, осенью и зимою 1855—1856 гг., двигались транспорты в Крым с госпитальными вещами, артиллерийскими тяжестями, конской сбруей для войск, остававшихся здесь. Повторилась известная уже нам картина ужасных дорог, измученных лошадей и волов, остановок транспортов в пути и всякого рода бесчинств, которые мы видели в зиму 1855 г. Еще не скоро наступило время облегчения для края и населения.

Закончим изложение повинностей, которые несло тогда население Тавриды, описанием еще одной, если не затруднительной самой по себе, то неприятной по существу и трудно исполнимой в связи с другими.

Крайне безобразное состояние дорог, недостаток корма и громадное количество разного рода обозов вызвали то, что по всем дорогам, ведшим к Симферополю и Севастополю, возле вагенбурга, даже по столбовой дороге и даже в самом Симферополе, валялось много трупов палых животных. Губернатор и главнокомандующий обратили на это внимание еще в декабре 1854 г. и требовали глубоко закапывать в землю эти трупы, а не стаскивать их лишь в кучи вправо и влево от дороги. Падали было огромное количество. Кое-где валялись и тела умерших в пути погонцев. Исправление дорог и уборка трупов были поручены, кроме полиции, инженеру штабс-капитану Шишко, но он, за неимением рабочих, не сделал ровно ничего. Губернатор, «зная совершенное изнурение и нищету обывателей», находил, что без особенных на то денежных средств решительно нет возможности выгонять людей на работы», и просил ассигнования на этот предмет суммы, хотя и при этом предвидел затруднения, ибо «перевозка провианта и фуража отвлекла население от всех других работ». Шишко находил нужным для этой работы не менее 600 человек в сутки. Губернатор просил, чтобы офицеры приказывали погонцам и другим людям зарывать немедленно павших животных. Меншиков приказал собирать их в кучи и сжигать, а для очистки таким образом дорог назначить рабочих от Черноморского резервного батальона. В Симферополе для этой работы наряжались рабочие-цыгане, «которые, писал Адлерберг, более других были изнурены бедностью и работами», а также и татары. В уездах нанимались рабочие из беднейших государственных крестьян с платой 25 к. в день. Дороги были разделены на дистанции. Работали под надзором особых смотрителей из сельских старшин. То же было и по дорогам в Евпаторийском и Перекопском уездах. «Что же касается до бесплатного наряда рабочих, писал губернатор Анненкову 19 февраля 1855 г., то зная бедственное положение поселян, отбывающих беспрерывно разного рода повинности в усиленном размере, я считаю даже в политическом отношении неудобным выгонять их бесплатно на столь трудную и отвратительную работу, особенно с приближением того времени года, когда они должны заняться собственными полевыми работами».

30 января в один день закопано было на городской земле г. Симферополя в общей большой и глубокой яме 70 лошадей. Были дни, когда закапывалось по 80 и больше. До принятия мер к уборке падали около города было ее свыше 3000 штук, особенно возле подвижного магазина. 4 февраля замечено свыше 100 трупов на берегу Салгира, у самых богоугодных заведений. Тогда же обращено внимание на городские кладбища в Севастополе, Бахчисарае и Симферополе, поля битв, где неприятель небрежно закапывал мертвых, часто пользуясь старыми могилами, и на отхожие места.

В середине марта 1855 г. был сделан медицинский осмотр Алминского поля и Инкерманских высот, где происходили сражения. На Алминском поле могилы были дурно зарыты, а также было много палого скота по дорогам между Симферополем и Северной стороной и от Бахчисарая до Алминского поля, и в местах расположения подвижных парков. Даже по столбовой дороге слышался смрадный запах. 17 марта было осмотрено симферопольское кладбище для умерших в здешних госпиталях. Оказалось, что: «а) место, отведенное для погребения умерших, очень низко; б) в ямы, вырытые длиной до 5 и шириной до 3 аршин, кладут 40 тел, так что телами занимается третья часть могилы, а потому впоследствии, когда начнется гниение, земля обвалится, а от дождя вода с гор будет стекать на кладбище, отчего заражение воздуха неизбежно; в) перевозка тел на кладбище производится очень медленно, и в настоящее время сарай, устроенный возле госпиталя, весь уложен трупами (в госпитальном сарае было обыкновенно до 80—90 трупов); г) на задней стороне военного госпиталя вообще страшная нечистота, воздух невыносимо тяжел, собственно потому, что из отхожих мест всю нечистоту отвозят не более ¼ версты, оставляют в поле, а на этот предмет необходимо рыть глубокие ямы».

В марте в Симферопольском уезде зарыто было падали 611 штук. В конце апреля палого скота по дорогам было уже меньше, но все-таки слышались жалобы на безуспешность этой работы. Были случаи нахождения падали по дорогам и в мае, июне, даже июле, августе и сентябре. Палата государственных имуществ бездействовала. В Симферополе вся падаль в окрестностях города зарыта была к 22 апреля. Принимались меры и на случай занесения от неприятельского лагеря чумы.

30 августа снова обнаружено было множество незарытой падали на городской земле Симферополя, возле хутора госпожи Славич и за вновь построенными госпитальными бараками, куда вывозилась падаль из города. Много палого скота находили и в р. Салгир, куда сваливали его вместо закапывания.

В ноябре 1855 г. количество падали на дорогах снова увеличилось, особенно в Симферополе и его окрестностях, где она бросалась погонцами, а уборка ее стала затруднительнее. В начале января 1856 г. приняты были экстренные меры к зарытию валявшейся в огромном количестве падали в окрестностях губернского города, которые в феврале сделались особенно энергичными. Кроме военно-рабочей роты высылались для этой работы и крестьяне.

В феврале близ Алминской станции, у пруда в имении графа Демезона, лежало сразу 80 штук палых животных. В апреле генерал-губернатор граф Строгонов видел много палого скота у Трех-Аблам и других станций, давно уже лежавшего. То же было и в Феодосийском уезде.

Много падали валялось по всем дорогам, особенно между Чонгарским мостом и Ярошиком вдоль моря. То же было на всех станциях, на которых было и невероятное количество навоза. В некоторых местах почти не было возможности проезжать по дорогам вследствие зловония от разлагавшейся падали. Губернатор Жуковский писал управляющему палатой государственных имуществ, что с открытием весны ни смотрителей ни рабочих на дорогах для уборки падали не было, и вообще эта уборка производилась, прибавлял он, не с таким успехом, как ожидало правительство.

7 апреля 1856 г. губернатор Жуковский рисовал такую картину Симферополя: «Город кругом в самом близком расстоянии завален навозом, который повсеместно разбрасывается, так что и внутри почти города, как, например, у сухарного завода, на Салгире, за каменным мостом, за Севастопольской заставой, лежат его огромные кучи, что составляет отвратительную и вредную для здоровья нечистоту. Отношу ото к тому, что симферопольской полицией не принимались должные строгие меры для прекращения произвольного склада навоза, и в настоящее время очищение окрестностей города от него будет требовать больших усилий с значительными расходами». В свалке навоза за Севастопольской заставой у самой дороги уличены были и пойманы рабочие купцов 1-й гильдии: Гвоздикова, Налбандова и Портохая Ахметова. Хозяев подвергли штрафу, с полицейских чинов губернатор взыскивал арестом.

С 29 февраля по 10 марта 1856 г. убрано было в городе и окрестностях 190 штук падали. Много ее было и в оврагах у места, отведенного для нового кладбища. С 12 по 18 марта убрано было падали 396 штук, за 18 и 19 числа еще 23 штуки¹².

Примечания

1. Дело о заготовлении для разных команд топлива. Св. 195, № 24. На 200 л.

2. Дело о вырубленных в садах у деревни Таш-Басты деревьях. Св. 191, № 57.

3. Св. 191, № 60.

4. Дело о продаже в казну помещиками 12500 сажен дров для перепечения войскам 150000 четвертей сухарей и устройстве всего необходимого для этой операции в д.д. Мангуш, Саблы и Бия-Сала. Св. 191, № 61.

5. Св. 192, № 136.

6. Дело о заготовлении топлива для госпиталей. Св. 190, № 15.

7. Дело об устройстве между Симферополем и Севастополем шоссе. На 108 л. Св. 99, № 16.

8. Дело о землянках и бараках. Св. 268, № 86. На 444 л.

9. О соли при Сакским соляном озере и в других местах. Св.191, № 56.

10. Св. 268, № 52.

11. Дело о следовании в Таврическую губернию дружин подвижною государственного ополчения. Св. 267, № 38. На 478 л.

12. Дело о принятии мер к уничтожению трупов палых животных. Св. 98, № 9.