XIV. Симферополь и окрестности его во время войны. Стеснение города от скопления складов, команд и пр. Пожарная команда. Жизнь в Симферополе. Справочные цены и дороговизна в Симферополе и Таврической губернии во время войны. Очистка Симферополя

В самом начале войны, 2 сентября 1854 г. около девяти семейств (Соханские, Арендты, Михно и др.) выехали из Симферополя в Берислав; впрочем, мужчины остались или сейчас же вернулись, водворивши женщин и детей в Бериславе. В Симферополь же переселилось множество семей из Севастополя и других приморских городов Крыма.

В конце 1854 г. жители Севастополя просили пособия на выезд в другие губернии, вследствие недостатка средств и крайней дороговизны жизненных припасов в Симферополе. Пособия эти назначались по усмотрению главнокомандующего постоянным жителям Севастополя, уезжавшим во время осады, и выдавались в Севастополе, при выезде оттуда, за подпискою не проживать в Симферополе. Но многие семейства все-таки оставались, в Симферополе, чем крайне стесняли полицию по отводу квартир даже в апреле 1855 г. Жены офицеров бездетные получали треть жалования мужей, имевшие детей половину. Солдатские семейства вывозились этапным порядком на обывательских подводах с выдачей по табели кормовых денег и квартир или квартирных на местах, где оставались. Многие обыватели Севастополя возвращались туда в начале 1855 г., но их не пускали в Севастополь, и значительная часть их оставалась в Симферополе¹.

В Карасубазаре собралось также очень много новых жителей, бежавших из Феодосии, Керчи и Еникале. То же было в Перекопе и Мелитополе.

В главе пятой говорилось о том, как стеснен был Симферополь госпиталями. Но кроме них в Симферополе в течение войны постоянно отводились помещения и для других военных надобностей, что доводило народ до крайнего положения. Представим сведения об этой повинности г. Симферополя, на основании имеющихся в наших делах данных.

Еще в декабре 1854 г. было предписано губернатору главнокомандующим не стесняться никакими препятствиями для отвода каких бы то ни было зданий под помещение войск, воинских управлений и лиц. С начала войны в Симферополе находилась особая команда хлебопеков, под начальством капитана Заварзина. Устроена она была за городом, по распоряжению губернатора Пестеля, на суммы, добровольно пожертвованные здешним купеческим обществом на перепечение 1000 четвертей сухарей. В октябре 1854 г. произошла сильная буря, сорвавшая крыши в хлебопекарне, которые и так протекали, и разломавшая печи. Исправление печей не входило в обязанности ни города, ни квартирной комиссии, но необходимо было их исправить, и они были исправлены. В конце сентября вследствие усилившегося прибытия больных необходимо было устраивать новые хлебопекарни. Разного рода войска и команды, дружины и госпитали имели свои пекарни. Летом 1855 г. пекли его и в земляных печах на берегу Салгира. За недостатком свободных печей отводились войскам даже варистые печи у обывателей.

В начале марта 1855 г., по причине чрезвычайного стечения в Симферополе разного рода воинских команд, громадного количества полковых и других складов, некоторым полкам отказывалось в отведении помещений для складов; так склады полков 4 и 6 корпуса в апреле были переведены в Карасубазар.

Склад готовых шитых вещей находился летом 1855 г. на открытом воздухе. Сделано было распоряжение об отводе для него закрытого помещения. Помещения были отведены в шести дворах, но неудобные, так что в октябре некоторые вещи оказались подмоченными дождем и поврежденными мышами. И вообще имущество симферопольского склада комиссариатских вещей, помещавшихся в 11 домах и сараях, от течи из крыш оказалось подмоченным. Затем оно переведено было в один из бараков. Особенно пострадали полушубки (21155) и палатки, принятые от войск, выступавших из Крыма, и оказавшиеся ни к чему не годными.

18 апреля 1855 г. прибыло в Симферополь полевое комиссионерство 4 пехотного корпуса. Нужны были помещения для канцелярии, чиновников и нижних чинов; нашли их с крайним затруднением.

За неимением квартир для офицеров прибывшего в начале мая Донского № 22 полка в лагерь в Симферополь, даны были квартиры только казначею и адъютанту.

В мае 1855 г. последовало высочайшее повеление о передаче полушубков, в которых летом надобности не будет, на хранение под квитанции. Вследствие этого главнокомандующий приказал войскам Евпаторийского отряда сложить свои полушубки в Перекопе, а всем остальным в Симферополе. Нужно было отвести удобные и сухие помещения для склада полушубков. За недостатком в городе помещений разрешено занять какое-нибудь большое строение по близости города, например, овчарный сарай. Было нанято помещение в городе, а за недостатком его в экономических строениях в имении Пушкиной Бор-Чокрак, 3 верстах от города, и Чистенькой Тараново-Белозеровой, в 7 верстах. Сараи и бани татарского училищного отделения были заняты также полушубками и другими вещами (до июня 1857 г.).

В августе 1855 г. город был так стеснен, что прибывшая сюда арестантская рота из Керчи расположена была на дворе без палаток. Не было места в городе и для других частей.

Для помещения лагерных палаток 4 пехотного корпуса уступил половину овчарных сараев под черепичной крышей статский советник Арендт в своем имении Тереклы-Эли.

В Симферополе были также громадные запасы провианта всей южной армии, помещения для которых было недостаточно. Например, в конце июня все подводы подвижного магазина и 8000 нанятых были назначены для перевозки провианта из Аэрчинских складов, между прочим, сухарей и крупы, которые требовали закрытых помещений. На беду, не было свободных кулей от муки для покрытия их, потому что все почти пошли на покрытие ранее доставленных крупы и сухарей. Необходимы были новые помещения, которых город не мог дать вследствие отвода домов под госпитали, скопления жителей из четырех городов, занятых неприятелем, и проч.

Не мог город отвести помещений и для других дружин ополчения. Были заняты госпитальные бараки².

В апреле 1855 г. отведены постоем помещения для чиновников № 6 подвижного госпиталя. В конце августа пришел в полном составе подвижной резервный госпиталь, который был раскрыт в бараках. Потребовалось много квартир для конторы, аптеки, доктора, офицера и помещений для складов, обоза и лошадей³.

В августе 1855 г. переведен был в Симферополь ордонансгаус и архив при нем. За недостатком места граф Адлерберг просил о переводе его в другой город.

В начале сентября 1855 г. перешло из Бахчисарая в Симферополь управление генерал-интенданта со всеми чинами⁴.

7 сентября 1855 г. главнокомандующий приказал учредить в Симферополе небольшую оружейную мастерскую с командой оружейных мастеров от полков и штатных оружейников или слесарей от каждого полка и дружины Курского ополчения. В городе, ввиду «сверхъестественных, как докладывал граф Адлерберг, затруднений», не было возможности отвести помещения для мастерской и команды. Наконец вывели жильцов из одного дома. Отвели квартиры и для девяти оружейников иностранцев, прикомандированных к этой оружейной мастерской. Заведующий мастерской штабс-капитан Ляхович задумал устроить там кузницу. Имея в виду, что устройство кузниц в городе запрещено законом, что в Симферополе не имелось вовсе пожарной команды, и что вследствие скопления большого чиста жителей и больных в случае пожара могли произойти величайшие бедствия, оружейная мастерская переведена на окраину города, в дом Цыгоева⁵.

Одесский купец Рафалович поставил в октябре 1855 г. для войск подрядом 15500 ведер квашеной капусты. Квартирная комиссия не могла найти подходящего помещения, и капусту разместили по частям.

В октябре 1855 г. была отведена квартира для канцелярии севастопольского портового казначейского отделения, остававшегося в Симферополе до середины ноября. В ноябре же переведена была из Симферополя в Николаев канцелярия комиссара и обер-провиантмейстера морского ведомства.

В ноябре 1855 г. отведено помещение для подвижной № 2 аптеки. В том же месяце казенное еврейское училище, помещавшееся в наемном доме (Жебровской), занято было корпусным штабом гренадерского корпуса без предупреждения учебного начальства, и учение прекращено, классное же имущество перевезено в сараи гимназии. В декабре 1855 г. по этому поводу князь Горчаков писал графу Адлербергу: «Принимая во внимание, что в Симферополе находятся теперь много войск и разных военных управлений, я предписываю Вашему Сиятельству, в качестве военного губернатора, не стесняться никакими препятствиями для отвода, по Вашему усмотрению, каких бы то ни было зданий под помещение войск, воинских управлений и мест, в том числе даже и зданий, принадлежащих учебным заведениям». Дом Жебровской очищен был в начале мая 1856 г.

В Херсонской и Екатеринославской губерниях приготовлялись полушубки для войск Крымской армии, и в конце 1855 г. прибыли в Симферополь первые партии полушубков (1700 штук). Губернатор просил скорее распределить их по войскам, потому что в Симферополе решительно не было ни одного помещения, даже для самого незначительного склада⁶.

В конце 1855 г. главнокомандующий распорядился удалить с Северной стороны и Инкермана проживавших там в большом количестве праздношатающихся женщин, нарушавших порядок и благочиние, и отправлять их в Симферополь, в распоряжение губернатора. Граф Адлерберг распорядился отправить их в Карасубазар⁷.

За отсутствием в Бахчисарае конюшен, казенные подъемные лошади стояли там на открытом воздухе. В конце 1855 г. предложено было 50 из них отправить в Симферополь с офицером и 15 нижними чинами. Требовались помещения и конюшни. Симферопольская квартирная комиссия за отсутствием помещений просила о переводе их на зиму в Карасубазар, а также и обозов с подъемными лошадьми, которые вследствие распутицы теперь были не нужны.

В декабре 1855 г. пришел в Симферополь штаб 4 артиллерийской дивизии. В распоряжении квартирной комиссии не было даже двух столов и стульев для канцелярии; не мог дать их и губернатор, который писал начальнику этой дивизии Безаку, что сам при учреждении временной канцелярии купил мебель для нее. Штаб донского № 56 полка в декабре же размещен в городе, а в январе 1856 г. комендант подполковник Сухарев ходатайствовал, в виду чрезвычайного стеснения города постоем, о выводе штабов № 9, 56 и 90 казачьих полков из города.

В конце марта 1856 г. предложено было перевести главную квартиру из Бахчисарая в Симферополь. Для главнокомандующего и начальника штаба отведена была дача князя Воронцова. Главнокомандующий пробыл в Симферополе 25 и 26 марта.

В апреле 1856 г. прибыл в Симферополь, хотя всего на три недели, штаб 4-го пехотного корпуса, а затем пришли штаб артиллерии и весь главный штаб. Требовалось много квартир, отвести которые «решительно было невозможно до выхода из города главной квартиры и особенно интендантского управления, которое писал губернатор, занимает почти все дома, сколько-нибудь удобные». Квартиру корпусному командиру и еще несколько кое-как нашли. В том же апреле месяце были отведены помещения для заручных вещей полков гренадерского корпуса, вблизи Симферополя, на даче Уманца, а также в Карасубазаре, Армянском Базаре и Бахчисарае. В апреле же 1856 г. прибыл донской № 57 полк «для состояния при интендантстве». В июне потребовались квартиры для канцелярии комитета по очищению Крыма, канцелярии Полоцкого резервного полка и др. 22 июля прибыл командующий войсками со штабом. В августе размещены в городе штаб Виленского полка и управление парков. В конце сентября отведены квартиры чиновникам, состоявшим при генерал-адъютанте князе Васильчикове и флигель-адъютанте полковнике Шеншине. За недостатком квартир нанято было четыре нумера (6 комнат) в гостинице «Золотой якорь». В октябре 1856 г. отведены помещения для двух рот прибывшего из Елисаветграда военно-рабочего № 2 батальона для устройства зимних бараков и прибывшей из Чугуева еще одной роты 1 батальона⁸.

В Симферопольском Александро-Невском соборе был склад вещей полковых и разоренных крымских церквей — керченских, евпаторийских, севастопольских и некоторых сельских. Свободного места для икон и книг Белостокского полка не было, и они в ящике хранились в Петропавловской церкви. Прекрасную иллюстрацию печального положения разного рода складов в Симферополе во время войны мы имеем в деле: «О причинах оказавшейся неявки вещей на 1416 р. 21½ к. в складе подпоручика Мельгунова при сдаче Симферопольских складов чиновнику Херсонской комиссии титулярному советнику Рукевичу». В объяснении Мельгунова, данном Московской комиссариатской комиссии, мы видим очень интересную картину того, что было в Симферополе во время войны.

«1) По прибытии моем 23 мая 1855 г. в Симферополь я нашел, что поспешно отправленные мною из комиссии транспорты с вещами сложены в Симферополе на открытом дворе, без часовых, вследствие чего я 24 и 27 мая того же года просил коменданта г. Симферополя о назначении часовых к вещам, которые оставались без караула более месяца до моего прибытия. 2) Прибывшие транспорты с вещами из Орла, Курска, Харькова и Волхова были помещены в худых плетневых сараях с худыми крышами с навозным земляным полом и большей частью под простыми, совершенно худыми плетневыми открытыми маленькими навесами, так что вещи почти полностью должны были помещаться на открытых дворах, около сих сараев или навесов, где не только вещи подвергались порче, но и не могли быть сохранены в целости счетом. О неудобствах помещения казенного имущества и продолжительном неприеме вещей я доносил рапортами коменданту г. Симферополя неоднократно, в комиссариатский департамент, в Херсонскую комиссариатскую комиссию, дежурному генералу главного штаба и военному губернатору г. Симферополя. 3) При таких дурных помещениях я имел в ведении своем 61000 шинелей, 28800 зимних панталон, рейтуз кавалерийских 5187, шитых сапог 52176 пар, полушубков более 25000, сукон темнозеленого 21000, серого 27000, холста подкладочного до 100000. Кроме того значительное количество сапожного товара, холстов и других амуничных и госпитальных вещей, принятых от войск и для государственного ополчения. На рапорты о неудобствах складов и отсутствии средств и способов сберечь казенные вещи от расхищения дежурный генерал главного штаба и военный губернатор г. Симферополя предписал мне ограничиться отведенными складами, так как нет возможности отвести в Симферополе другие помещения. До такой степени Симферополь был завален складами казенных вещей, в буквальном смысле занятый под госпитали. 4) Я был должен принимать в свое ведение и вещи, свезенные из Херсонской и Кремечугской комиссариатской комиссий и поступившие в мое ведение, часто нешитые взамен шитых, так равно и прием вещей от всех родов войск, по случаю передвижения или выступления их из Крыма. Я должен был сверх сего принимать и поверять транспорты вещей, шедшие из комиссий для войск в Крыму, но неизвестно каким именно войскам по случаю пропажи или смерти извозчиков, конвоировавших служителей и издохших лошадей. Это случилось с тремя транспортами, шедшими из Кремечугской комиссариатской комиссии для войск, расположенных по ту сторону Бахчисарая. 5) К вещам вновь прибывших транспортов по рапортам моим не вдруг по тесноте в городе отводились сараи и назначались часовые, например, сарай во дворе Дереверза мурзы занят был 15 ноября 1855 г., а часовой поставлен 15 января 1856 г., а между тем случилось воровство, о котором я доносил 14 января; неоднократно лично получал я приказания от коменданта уменьшить, если возможно, часовых при складах по неимению людей для сего предмета, по множеству складов и других потребностей; управление коменданта просило уменьшить посты или охранять вещи под одними замками иди под охранением домовладельцев, тогда как отведенные помещения были ничто иное, как худые и разваленные сараи и находившийся в ведении моем один пустой дом, который занят мною по необходимости и взят был впоследствии под госпиталь, и во всех этих помещениях отверстия были заткнуты рогожами или собранными мною щепками, и целость казенного имущества оберегалась недостаточным числом часовых и беспрерывными моими осмотрами. 6) Где и были поставлены часовые, но и при них случалось воровство, например, у складов около гостинного двора на улице, на дворе в доме Ахметова и в доме Саус-хана были в первых двух складах пойманы воры с украденными вещами, а в последнем учинена покража неизвестно кем. Неоднократно случалось, что когда я выдавал приемщикам вещи, в то время проходящий какой-либо солдат схватывал вещи и уходил; ни крик, ни погоня солдат и приемщиков не помогали, и все розыски оставались тщетными в том городе, где в тылу действующей армии было большое скопление людей. 7) Неоднократно случалось мне занимать навозный двор или худой сарай с помощью полиции, а другие команды занимали их силой, потому что жители, стесненные в домах госпиталями, стечением большого количества войск и складами, совершенно не могли исполнять повинностей отводом сарая или двора. Так, например, на дворе Шейх Ахмета были помещены вещи в ведении моем находящиеся; в один день в сентябре 1855 г. внезапно двор был занят вещами самопроизвольно неизвестной мне команды, о чем было донесено коменданту».

У Мельгунова недоставало всего 123 шинели, 350 панталон зеленого сукна, 397 аршин рубашечного холста, 2611 подкладочного и 779 пар сапог, а тысячи гнили в складах.

Губернатор Жуковский, которому был сделан запрос комиссариатского департамента военного министерства, уведомил, что в опровержение оправданий поручика Мельгунова о причинах оказавшейся у него недостачи вещей решительно ничего не может сказать и считает обязанностью подтвердить, что все описанные им обстоятельства совершенно справедливы, при которых нельзя обвинять его за оказавшийся недостаток в вещах, в столь огромном количестве состоявших на его ответственности без всяких средств к охранению.

Были заняты и все ближайшие к городу деревни и помещичьи усадьбы.

Еще в октябре 1854 г. не было в Симферополе удобного и безопасного помещения для пороха и снарядов, доставленных из Херсона. Остановились на имении помещицы Нестроевой, урожденной Доброславской, в 4 верстах от города, где был занят господский дом со всеми службами. 2 декабря 1854 г. закрыто было, по требованию заведовавшего пороховыми складами, действие водяной мельницы, находившейся всего в сажени от дома и бывшей в аренде у поселян д. Сарчи-Кият. Мельница была употреблена на хранение патронных гильз. В конце августа 1855 г. начальник парков и лабораторной роты, бывших в Сарчи-Кияте, просил на зиму помещения в городе. На первое время он приискал три дома, принадлежавших ботаническому саду, и гарнизонную казарму № 2, где было отделение госпиталя, и просил о передаче этих зданий в его ведение. Дом ботанического сада занимал смотритель с учениками, два же боковые флигеля были свободны. Они переданы капитану Скрипченке. Но их было недостаточно. Тогда предложены был и строения и сарай за сельским хлебным магазином, принадлежавшие тому же ботаническому саду, а затем вместо них отдана казарма № 2, очищенная от больных. Затем был отведен один флигель ботанического здания для несгораемых материалов лабораторной роты и сверх того дом с двумя сараями, где было шелковичное заведение, на исправление которых была отпущена сумма заведовавшему ботаническим садом, помощнику инспектора сельского хозяйства южных губерний Келлеру. Заведовавший в Симферополе местными парками полковник Храповицкий просил отвода помещений для приготовления конгревовых ракет и указывал дома: Тодорова, Уманца и двух соседних маленьких домов Росте и богадельного сторожа. Но ракетная команда, изготовлявшая конгревовые ракеты, размещена была в соседней деревне Ботке.

В конце октября 1855 г. в виду близости жилых строений крестьян наследников Доброславского и поселенных там татар от помещений парков и патронной лаборатории и опасности с наступлением топки печей, начальник парков просил переселить этих крестьян в другие деревни вблизи Симферополя. Главный штаб решил перевести их, если это необходимо. Разместить же жителей этой деревушки по другим домам решительно не было возможности, потому что во всех домах помещались офицеры и нижние чины, а жители ютились по два и по три семейства в одной хате. Владелица и ее поверенный заявляли, что не имеют возможности перевести крестьян и не могут дать им вспомоществования. Исправник полагал выдать деньги на подъем самим крестьянам для переселения, куда пожелают, а если не согласятся, то расселить по семейству по деревням, прилегающим к Карасубазару, потому что деревни вблизи Симферополя тесно заняты военным постоем; заботы же о государственных крестьянах предоставить палате государственных имуществ. Русских семейств было 7, татар 5 — всего 12 семейств и 63 души. На подъем дано 180 р., и предложено со временем дать пособие за убытки в хозяйстве. Крестьяне переселились в ноябре 1855 г. Между тем занят был артиллерийскими парками и недостроенный дом в имении помещицы Бурачковой.

В декабре 1855 г. увеличились работы во 2 артиллерийской лабораторной роте, и требовалось усилить две роты № 59 дружины Орловского ополчения для приготовления патронов и зарядов еще одной ротой; но она не могла быть отделена от гарнизона вследствие большого требования рабочих к симферопольским провиантским магазинам. В то же время, в начале 1856 г., дружина № 78 Калужского ополчения откомандирована была в полном составе для работ на шоссе между Симферополем и Бахчисараем, дружина № 79 того же ополчения откомандирована в симферопольскую оружейную мастерскую, а дружина Орловского ополчения в лабораторную роту. Симферопольского гарнизона было недостаточно для караульной службы, и губернатор просил усиления⁹. В феврале—марте 1856 г. сосредоточены были в городе и ближайших к нему деревнях для караульной службы и работ в симферопольских провиантских складах три батальона гренадерского короля Нидерландского полка, вместо № 52 и 59 дружин ополчения. 10 апреля они были сменены Елецким пехотным полком.

В ноябре 1856 г. хранившиеся в Нестроевской мельнице 534090 патронных гильз пришли в негодность от подмочки вследствие неисправности здания. Имение было очень разорено. Госпожа Нестроева насчитывала до 10000 убытков; выдано ей, уже в 1864 г., около 4000 р.

Дом Бурачкова очищен был в конце 1856 г., а имение Нестроева только в конце сентября 1857 г. Татары-поселяне, жившие в городе на квартирах, вернулись в Сарчи-Кият в 1857 г. и, по ходатайству губернатора, получили вознаграждение за понесенные убытки¹⁰.

30 июня 1855 г. в виду большого скопления пороха в Севастополе, был учрежден в Симферополе склад пороха на 20000 пудов. Назначенный к доставлению из Шостенского завода порох, в количестве 9000 пудов, оставлен был в Симферополе и отправлялся в Севастополь по мере надобности. Помещен он был в д. Сарайлы-Кият, где также были расположены артиллерийские парки. Для других 10000 пудов было отведено помещение в имении князя Шаховского Абдал. Кроме того были отведены для склада пороха верхние закрома находившегося близ Симферополя центрального хлебного магазина ведомства государственных имуществ¹¹.

В сентябре 1855 г. нужно было отвести помещения для чинов севастопольской инженерной команды, ее канцелярии и депо. Команда в палатках у Перекопской заставы помещались до ноября. В январе 1856 г. два отделения 2 осадного инженерного парка вышли из Крыма, а находившиеся в них математические инструменты сданы в инженерное депо в Симферополе.

В конце сентября 1855 г. необходимо было отвести в Симферополе помещения под склад излишних вещей и заручной амуниции. За полнейшим отсутствием помещений губернатор просил принять их в склады военного госпиталя до выдачи прибывавшим рекрутам. Но пришлось их складывать на открытом воздухе, что было и в Бахчисарае. Эти вещи были перемещены в более удобные помещения только в конце 1856 г.

В декабре 1855 г. войска 2 и 3 гренадерской дивизии заняли деревни между Симферополем и Карасубазаром, причем штабы назначались в Симферополе, а три батареи 16 артиллерийской бригады в его окрестностях. Отвод помещений и заготовление топлива потребовали страшных усилий. С приходом в Симферополь штабов гренадерских дивизий, в начале 1856 г., стеснение в городе было ужасное. Лица из военных, не имевшие права проживать в городе, выселялись, и все-таки не было помещений для некоторых штабов и складов. Гренадеры, без уведомления местных властей, расположились по деревням, и произошло страшное стеснение, например, в Кильбуруне, где в каждой из десяти небольших хат в имении помещалось по 16 человек. Гренадеры вышли в Мелитополь в апреле 1856 г.

Картина Симферополя в 1855 г. представляется в общем крайне печальной. В городе и окрестностях повсюду была страшная грязь, по дворам и площадям было много навоза и валялась падаль. С января 1855 г. начали принимать меры к очистке города; покупалась негашеная известь, как лучшее средство для уничтожения вредных испарений, а также хлорная известь, железный купорос для засыпки слишком смрадных могил¹².

В июле обращено усиленное внимание на очистку города: улиц, площадей и дворов. В октябре необходимо было серьезно исправить улицы от Перекопской заставы до Севастопольской, пришедшие от постоянного движения транспортов в ужасное состояние.

По городу шаталось много разного звания людей (июнь 1855 г.), которые производили бесчинства, воровство, нарушали спокойствие жителей. Воинские нижние чины в пьяном виде и нередко большими партиями нападали на обходы, почему эти последние были усилены: в каждую часть города наряжалось по 5 пеших солдат и 5 конных крымского эскадрона и 5 жандармов и казаков¹³.

Для сохранения в городе возможного порядка при чрезмерно значительном стечении здесь людей разного звания приходилось назначать строгие наказания нижним чинам при комендантском управлении и лицам, позволявшим себе бесчинства и нарушение установленного порядка. Например, два казака за то, что разбросали на базаре фрукты и собирали их себе, были наказаны пятидневным арестом и розгами. Наказания действовали сильнее, чем высылка в полки¹⁴. Ввиду большого количества сложенного вблизи складов сена, овса, хлеба, казенного и частного, было строжайше предписано в октябре 1855 г., чтобы фурщики и погонцы не разводили вблизи складов огня для варки пищи, не курили трубок, и чтобы никто из жителей города не курил по улицам сигар и пр.¹⁵ Позволяли себе в городе бесчинство и офицеры, приезжавшие из Севастополя без билетов. Для расследования в октябре 1855 г. прислан был в Симферополь генерал-полицмейстер армии Плац-бек-Кокум.

С выходом войск из Севастополя и Крыма вообще положение Симферополя не стало лучше. Число проходящих штабов, команд, полков было очень велико. В феврале 1856 г. общий караульный наряд в сутки в Симферополе составлял 558 нижних чинов, т. е. унтер-офицеров, музыкантов, ефрейторов и рядовых. В конце февраля он уменьшен был на 16 человек. Вместо 75 пеших нижних чинов, назначавшихся до того времени на ночные обходы, предписано было наряжать конные патрули из казаков, крымского эскадрона и гренадерской команды, так что общий наряд от пехоты составлял 473 человека. Такая масса была складов продовольствия и вещей. В октябре 1856 г. наряжалось в караулы немного более 300 человек, в декабре около 200, а с февраля 1857 г. вступил в силу высочайше утвержденный сокращенный караульный наряд Симферополя¹⁶.

При выступлении гренадерского корпуса из Крыма в Симферополе в апреле 1856 г. осталось более 1000 человек нижних чинов, по слабости здоровья; выступили они через месяц, в конце мая. Слабосильная команда, под начальством начала Громеки, находилась в Чокурче, где в 1855 г. помещался лазарет Люблинского полка.

Узнав из донесения генерал-интенданта о том, что в симферопольских провиантских складах весьма много продовольственных припасов подмочено, вследствие чего часть их пришла в совершенную негодность, и что для предохранения от порчи остальных припасов необходимо их перебрать, главнокомандующий в январе 1856 г. приказал, чтобы для этой надобности ежедневно назначалось от войск гренадерского корпуса до 1000 человек, а если окажется нужным, то и более. Для этого было размещено в Симферополе и ближайших окрестностях до 2000 человек, четыре батальона — два гренадерских короля Нидерландского полка в городе и два от гренадерского генералиссимуса князя Суворова полка в окрестностях. В городе было крайнее стеснение, поместить гренадер было невозможно. По указанию начальника главного штаба Коцебу, были высланы из города все лица, которым не следовало проживать в городе, например, приказано было вывести заведовавшего южно-бережными дорогами со штабом (занимал два дома), стеснить штаб главного директора госпиталей, занимавшего 11 домов, а также штабы 5, 7, 10, 11, 12 и 14 полубригад подвижного магазина, занимавших 16 домов; выведены были также два штаба донских полков и другие штабы, убавлено число домов, отведенных под склад шитых вещей (8), и высланы 22 офицера, занимавшие 22 дома без надобности. Вывод поручен генерал-полицмейстеру южной армии Плац-бек-Кокуму в марте 1856 г.

Слабосильную команду, помещавшуюся до конца 1855 г. в д. Битак и на даче Стевена в палатках и сараях, теперь предложено было перевести на дачу Нотары, в дом, занимаемый госпожой Распоповой. Но там свободного помещения не было. Велено было разместить их в татарских домах вблизи госпитальных бараков, где они размещены были и в предшествовавшую зиму. В Битак же переведена керченская полубригада карантинной стражи, в слободе Петровской размещены две роты дружины № 78. В марте 1856 г. предполагалось перевести слабосильную команду (до 400 человек) из Симферополя в д.д. Орта-Саблы и Юкары-Саблы, где были расположены две роты лейб-екатеринославского гренадерского полка, которые переводились в д. Бешуй. Но вопрос не был решен, так как невозможно было перевести в Саблы всю слабосильную команду.

В отношении воинского постоя подгорные деревни Битак и Петровское в декабре 1855 г. были подчинены симферопольской квартирной комиссии, вследствие чрезмерного стеснительного положения Симферополя и непреодолимых затруднений в отводе квартир для воинских чинов и помещений для складов. В 1856 г. слабосильные команды гренадерских полков расположены были в д.д. Бахчи-Эли, Чокурча, Джемрек и Ак-Шейх. В начале мая 1856 г. были отведены для помещения раненых офицеров дачи Чарыкова и Натары.

При таких крайних затруднениях, которые испытывали горожане Симферополя, обидно было пребывание в нем праздных людей и обременение домохозяев незаконными постоями.

Еще 3 декабря 1854 г. флигель-адъютант Гербель сообщил графу Адлербергу, что главнокомандующий лично приказал ему выслать из Симферополя без дела проживающих в нем офицеров: «По прибытии моем в город я встретил затруднения к отысканию их, а потому во избежание укрывательств господ офицеров по городу считаю нужным постановить за правило, чтобы домохозяева в городе не иначе принимали к себе господ офицеров, как по предъявлении ими отпускных их билетов, засвидетельствованных комендантом Симферополя с приложением казенной печати. Домохозяева должны сообщать полиции о принятых ими офицерах, а если окажутся проживающие без вида, то подвергать хозяев ответственности, а офицеров арестованными высылать к полкам». Оставались в городе обыкновенно бывшие на излечении и выздоровевшие, под предлогом болезни. Они помещались в глухих улицах и производили беспорядки. Несколько таких офицеров отправлены были из города в январе и феврале 1855 г.

В марте 1855 г. состоялось высочайшее повеление, чтобы офицеров, находившихся в госпиталях, освидетельствовать строжайшим образом, и тех из них, которые окажутся по болезни не могущими продолжать службу, представить к увольнению в отставку по положению, а если бы, паче чаяния, в числе их нашлись такие офицеры, которые под видом болезни уклоняются только от исполнения служебных обязанностей, то таковых предать военному суду. В Симферопольском госпитале освидетельствование офицеров состоялось под личным наблюдением графа Адлерберга.

В марте 1855 г. главнокомандующий писал, что до сведения его дошло, что многие офицеры, прибывая в Симферополь под видом командировок от своего начальства, для освидетельствования складов, проживают долгое время без всякой надобности, не являясь к местному военному начальству. Велено было ограничить отпуски и выдавать командированным билеты, которые должны быть предъявлены коменданту в день приезда. Но это, как видно из дел, не исполнялось. Так, 5 мая подполковник Сухарев докладывал губернатору, что многие офицеры не дают ему знать о своем прибытии в город, и просил сделать распоряжение, чтобы приезжающие генералы уведомляли комендантское управление записками, а штаб и обер-офицеры являлись лично. Содержатели гостиниц и постоялых дворов и хозяева частных домов обязаны были подпиской немедленно уведомлять полицию о приезжающих к ним на квартиры офицерах. Но злоупотребления продолжались. Были случаи розыска и ареста офицеров на частных квартирах в городе, продолжительного самовольного проживания в окрестностях Симферополя и в других городах. 23 апреля 1856 г. Главнокомандующий 2 армией Лидерс, заметив, что в Симферополе проживает весьма много офицеров разных частей войск, по-видимому без всяких служебных обязанностей, и что многие числящиеся больными офицеры живут не в госпитале, а на квартирах, приказал всех больных переосвидетельствовать вновь и всех, проживающих напрасно в городе, немедленно отправить к местам своего служения. Тогда много офицеров оказалось сразу выздоровевшими: в один раз было выписано из госпитального отделения в благородном пансионе 82 и в доме Мейера 92, более половины всех больных офицеров. За оставшимися губернатор Жуковский строго следил, чтобы они не уклонялись от выезда из города, но злоупотребления бывали¹⁷.

Симферопольская квартирная комиссия крайне также затруднена была в отводе квартир и выдаче квартирных денег офицерам и их семействам. В конце 1854 г. прибыло сюда много семейств из Севастополя; они требовали отвода квартир, квартирная комиссия просила губернатора о препровождении их в другие города. Приезжали в Симферополь и раненые, выписавшиеся из севастопольского госпиталя. Много приехало сюда из Евпатории, Балаклавы, Ялты и Феодосии посте появления там неприятеля. Переехали в Симферополь и чиновники балаклавской таможенной заставы, правления севастопольского военного карантина и др. С начала 1855 г. предлагалось всем им избирать для жительства другие города Таврической губернии или оправляться на родину. Отводились им помещения и в окрестностях города¹⁸.

Материальное положение города было отчаянное. Невыполненных городских расходов к 1 января 1856 г. было 39232 р. 80 к. Квартирного сбора в июне 1856 г. было в городской кассе всего 10 р. с копейками. Генерал-губернатор разрешил выдать в пособие симферопольской квартирной комиссии 15000 р. Строительные материалы и рабочие руки, в которых была настоятельная нужда, крайне вздорожали.

Домохозяева жаловались на злоупотребление постоем. Был случай, что офицер, занявший по билету комнату на три дня 23 октября 1854 г., оставался в ней до конца июня 1855 г. Некоторые офицеры, получая квартирные деньги, брали квартиры по отводу, или занимали большие помещения, чем на какие имели право. Жалуясь на занятие под постой, от которого город был избавлен, верхнего этажа в ее доме в течение нескольких месяцев, домовладелица Анна Чех писала губернатору: «Я имею несчастье быть хозяйкой дома на Сенной площади, несчастье потому, что в настоящее время права собственности до того потеряли свою силу, что имение становится крайней тяжестью своему хозяину». У купца Черкеса погреб был занят 25 января 1855 г, на 28 дней и удержан до декабря. С другой стороны бывали разные уклонения домохозяев от отвода квартир в их домах, например, богатого купца Ицки Берка¹⁹. И по окончании военного времени постой отводился натурой, а не деньгами. В начале сентября 1856 г. жители Симферополя отказались отводить квартиры под постой. Губернатор предписал взыскивать до конца года квартирный сбор, а кто не будет уплачивать, тем назначать постой. Тогда стали вновь отводить квартиры, а для нижних чинов, цейхгаузов и прочих помещения нанимались за плату.

Подобные стеснения испытывали и другие города Таврической губернии: Феодосия, Мелитополь, Перекоп, Бахчисарай.

На основании наших дел нельзя однако представить полной картины состояния Симферополя в эпоху Крымской войны. Наряду с крайними стеснениями и невзгодами жителей, здесь шло и разгульное веселье интендантов и приезжающих из Севастополя офицеров, крупная карточная игра. Шли и театральные представления; цены местам были очень высоки, и афиши печатались на шелку. В июле 1855 г. играла в Симферополе артистка Императорских театров Орлова-Копылова. Дни тезоименитства государя и государыни были отпразднованы в городе особенно торжественно. 22 июля было куплено для 6000 больных 45 ведер водки по 3 р. из экстраординарных сумм, а 30 августа приготовлен был особый обед для симферопольского гарнизона, ополчения и других нижних чинов. В эпоху войны получил громкую известность и трактир по дороге в Севастополь на 13 версте, получивший название: «До приятного свидания». Хлеб и другие жизненные продукты были очень дороги, и в то же время денег было много и у многих; но легко они доставлялись, легко и исчезали...

Вот картина Симферополя в то время, нарисованная очевидцем: «Раздирающие душу стоны больных и раненых, погребальные марши и заунывный звон колоколов, звуки бешеных вальсов и полек, безумных кадрилей и глубоких воплей несчастных, потерявших близких сердцу людей, все каждую секунду сливалось в один чудовищный гул. Люди, обозы и гробы массами толпились по улицам. Смерть, разврат и грабеж достигли апогея... Симферополь в это время, с пришлым населением и войсками имея более ста тысяч жителей, был похож на страшный громадный водоворот, в котором вертелись с напряжением всех сил люди и животные, перегоняя и давя друг друга между гробами покойников и обозами промышленников»²⁰.

Пожарной команды в Симферополе до войны не было. Ввиду большого скопления в городе больных и раненых, до 12000 человек в день, и обширных складов военных запасов, губернатор ходатайствовал перед главнокомандующим о безвозмездном даровании г. Симферополю, во внимание к исключительному положению города по военным обстоятельствам и незначительности его доходов, пожарной команды в полном составе, с командой и лошадьми, по нормальной табели, принимая во внимание число жителей города (20000). Содержание команды губернатор находил возможным производить на счет страховой суммы. Главнокомандующий входил по этому вопросу в сношение с военным министром для испрошения высочайшего повеления. В начале октября 1855 г. оно состоялось. Команда сформирована была в размере Санкт-Петербургской части, из людей санкт-петербургской и московской пожарных команд поровну, и состояла из 1 брандмейстера, 4 унтербрандмейстеров и 67 рядовых, с пожарным инструментом, изготовленным в санкт-петербургском и московском пожарном депо (между прочим было: 4 трубы средней величины с принадлежностями к ним, 8 рукавов по 5 сажен и пр.). Израсходовано 4254 р. 90 к. Лошадей нужно было купить 35. На покупку их и инструментов ассигнована сумма из особого военного капитала. Но нужно было содержать команду. Губернатор писал, что город совершенно не имеет средств содержать ее. Каланча на доме полиции была осмотрена и приведена в безопасное состояние для постоянного дежурного; полиции предписано завести пожарные сигналы, дневные и ночные, для каждой части города особые. Команда была помещена вблизи полиции, во дворе инженерного ведомства, а лошади в большой конюшне, переделанной из цейхгауза гарнизонного батальона. Флигель при этом дворе, в котором помещалось 65 больных, был передан для размещения пожарных; для пожарных инструментов был построен сарай. Затем для помещения пожарной команды отведена была отремонтированная старая жандармская конюшня, и построены конюшня, сарай и кухня. 3 декабря команда прибыла в Симферополь. Люди продовольствовались из провиантских средств, лошади из городских. На рядовых пожарной команды возложено было освещение города и чистка фонарей. Постройка линейки, багрового хода, бочек и проч. продолжались до июня 1856 г.; они были заказаны в Екатеринославе, окончены были в феврале 1856 г., но доставлены в Симферополь только в июне, но в неисправном виде. Лошадей было меньше нормы, всего 14. По окончании войны военное ведомство спрашивало губернатора, нужно ли оставить в Симферополе пожарную команду. Жуковский отвечал в утвердительном смысле, так как хотя в городе постройки большей частью каменные, но при тесноте зданий случаи пожаров могли быть весьма опасны. Расход на содержание команды относился на счет суммы страхового сбора, а потом на общий земский сбор. Лошади пожарные были очень худы. Сарай, наскоро построенный для пожарного обоза и покрытый одними шелевками, стал протекать. Инструменты подвергались порче, полы выгнили, лошади портили ноги. В конце 1857 г. министр внутренних дел запрашивал, необходима ли в Симферополе пожарная команда, и если да, то не следует ли ограничиться меньшею. В конце 1857 г. был составлен новый штат в уменьшенном виде, а из оставшегося свободным состава губернатор предполагал сформировать особую команду для Бахчисарая увеличить состав Бердянской пожарной команды²¹.

В конце февраля 1856 г. губернатор предложил строительной и дорожной комиссии упорядочить симферопольскую базарную площадь, которая была страшно загрязнена, а балаганы были поставлены в беспорядке. В то же время назначен был комитет для освидетельствования пригоняемого на убой скота и свидетельствования съестных припасов. Приняты были меры против перекупщиков. Бойни были отведены дальше за город. Хозяева домов, выходивших на базарную площадь, обязаны были подпиской очистить площадь от нечистот; для надзора командированы урядник и десять казаков. Заведование работами по расположению балаганов и исправлению улиц поручено было инженер-капитану Шишко, который не окончил работы, так как вверенная ему рота была переведена для других работ на Южный берег Крыма²².

Затем 4 марта 1856 г. Жуковский поручил приставам осмотреть все площади и дворы и сосчитать находившуюся на них падаль. В 3 части оказалось 19 штук разной падали, убрать которую поручено старосте курбетского (цыганского) общества. Во 2 части найдено палого скота и лошадей 80 штук на открытом месте, под кручей оврага. Они оказались разбросанными командами подвижных магазинов. В 1 части найдено 16 штук, и потом ежедневно подбиралось по десятку и более штук. Жуковский велел их вывозить за город на пожарных лошадях и закапывать под наблюдением особокомандированного офицера. Нечистоты продолжали сваливать сейчас же за городом, у каменного моста и возле водочного завода. Против этого также были приняты меры. По требованию графа Строганова, начались в конце марта заботы о приобретении большого количества негашеной извести для очистки в Симферополе и других городах Крыма всех мест, где помещались больные, войска, происходили сражения и т. д. Известь имелась только в Симферополе и Феодосии; в Карасубазаре, Евпатории совсем ее не было. Феодосийскому купцу Дуранте заказано было 15000 пудов по 50 к.; были заказы и в других местах. На покрытие расходов отпущено было 10000 р.

В конце апреля 1856 г., за транспортировкой больных и выводом их в лагерные помещения, можно было приступить в Симферополе к очищению домов, отданных под госпитали. Но прежде всего нужно было основательно очистить сам город — дворы и площади, что представляло серьезную задачу. Жуковский доносил графу Строганову о намерении составить три особые рабочие команды для каждой части города; в число рабочих предполагалось назначить арестантов тюремного замка тоже за плату. Нужно было ассигновать особую сумму на приобретение нужных инструментов. Кроме навоза и других нечистот прежде всего необходимо было подвергнуть уничтожению огромные запасы негодных мундирных и амуничных вещей, сложенных в двух дворах внутри самого города, о негодности которых представлен был особый акт комиссариатом, хотя проверить его не было никакой возможности. При наступлении теплого времени они могли иметь весьма вредное влияние на заражение воздуха. Их нужно было истребить на месте посредством eau de Bitum, или немедленно все перевезти за город и сжечь особой командой из 50 человек со 100 подводами; перевозить частями было опасно. Граф Строганов разрешил 11 апреля 1856 г. приступить к очищению города, разделив каждую часть на три квартала, для каждого квартала нанять 25 подвод по 1 р. 50 к., а 50 рабочих отделить из арестантов с платой по 10 к. в день, за городом назначить места для свалки нечистот для каждого квартала, очистку каждого квартала произвести в 2—3 дня и по первому кварталу определить потребность в числе рабочих и подвод. На покупку инструментов прислано 300 р.

В основу были положены общие меры к очищению на основании карантинных правил и особая инструкция относительно городов, селений и домов, в которых учреждены были госпитали, равно местностей, где были расположены войска. Руководство исполнением было поручено особому инженерному офицеру. 1 мая для вывозки навоза и нечистот около благородного пансиона употреблено было 20 подвод, из дома Взметнева 15, на Салгир и госпитальную площадь взято 10. Того же числа вывезено и сожжено 20 больших возов старой солдатской амуниции. 2 мая к благородному пансиону и выезду из Сенной улицы поставлено 20 подвод, на Салгир и госпитальные бараки 15. Но работы производились безуспешно, потому что дворы и площади при обилии в городе войск и гуртов загрязнялись снова, а навоз и нечистоты, вывозимые частными лицами из домов, выгружались, как было и прежде, возле самого города. Вместо вольных рабочих дана инженеру Сеславину рота погонщиков из подвижного провиантского магазина. Еврей Фурман соглашался вывезти амуничные вещи за ½ версты от города за 8 к. серебром с пуда. Вместо этого наряжены были подводы от подвижного магазина.

В мае 1856 г. Жуковский составил подробные правила для очистки домов и местностей в городах и селениях, ведомости о количестве материалов и посуды, о числе врачей, карантинных и других чиновников и нижних чинов, нужных для очистки местностей в Таврической губернии, список городов и других местностей, подлежащих очистке. На покрытие расходов по очистке, разъезды и суточные прислано было Жуковскому 20000 р. Материалы выписывались графом Строгановым из-за границы. Особенное внимание обращали на места и дома, где находились тифозные больные, военновременные госпитали и лазареты. В мае начали освобождать дома от госпиталей. В городе был учрежден комитет для принятия мер против заразительных болезней. Доктор действительный статский советник Розенбергер, руководивший карантинной очисткой домов, бывших под госпиталями, нашел в городе очень много нечистот, а также и за городом, например, в канаве за Перекопской заставой множество старого платья и тряпья.

С конца мая было освобождено много бывших под госпиталями домов. Очистка г. Симферополя, окурка домов и 8-дневное проветривание производились под наблюдением командира керченского полубатальона карантинной стражи майора Муханова. Дома принимались особой комиссией из депутата от квартирной комиссии, архитектора и частного пристава. Госпитальное начальство крайне медлило с очисткой домов к сдаче, довело ее до конца июня (59 домов, бывших под госпиталями), а члены комиссии отказывались от участия в этом деле. Больные переведены тогда в лагерь и главный госпиталь. Летом 1856 г. все госпитали в Симферополе были закрыты. Остался один местный 3-го класса на 600 больных. К 1 марта 1857 г. в Симферопольском военном госпитале состояло 643 человека больных²³. Многие дома были приняты в гражданское ведомство, но с большими неустройствами, так что многие хозяева не хотели их принимать. Отхожие места не были вычищены, на дверях везде была грязь, полы и окна не были вымыты, главным образом потому, что после карантинной очистки в домах этих ставились новые команды. Даже здание губернских присутственных мест было очищено так небрежно, что гражданский суд не мог в него перейти. Беднейшим лицам давали бесплатно известь от комитета по очистке Крыма. Составлены были акты расходам на исправление частных домов в Симферополе и других городах, где очистка частных домов происходила по окончании ее в Симферополе, в июле месяце. Расход был принят на счет государственного казначейства.

Из домов, взятых под госпитали, преимущественно перед другими были освобождены дома гимназии, благородного пансиона, уездного училища и татарского училищного отделения, чтобы можно было произвести в них нужный ремонт к началу учебного года. Дома эти должны были быть очищены в начале мая. К середине июня очистка их по медико-полицейским правилам приводилась к концу. По сметам требовалось: на очистку верхнего этажа здания гимназии 912 р. 19 к., уездного училища — 1219 р. 8 к., татарского училищного отделения 1538 р. 5 к. Дом пансиона предложено совсем перестроить; на исправление его нужно было 4218 р. 81¼ к. Расход этот был непосилен учебным заведениям, и управление учебного округа ходатайствовало об отнесении его на суммы военного ведомства. До 18 июля не было сделано никаких исправлений в указанных зданиях, и почетный попечитель гимназии Кашкадамов ходатайствовал о скорейшем их исполнении. Здание гимназии было в ужасном виде, так что губернатор разрешил приступить к его исправлению, не ожидая разрешения от военного ведомства. Только к концу сентября верхний этаж здания был исправлен. При сдаче благородного пансиона многих вещей не оказалось налицо, оцененных в 630 р. 45 к. Херсонская комиссариатская комиссия не соглашалась платить за них, несмотря на ходатайства директора и губернатора, и министерство народного просвещения разрешило исключить их из описи²⁴.

«Ни одному губернскому городу не пришлось вынести того, писал Жуковский председателю комитета для очищения местностей Крыма генерал-майору Плац-бек-Кокуму, что вынес Симферополь: он был завален в огромнейшем количестве навозом, всякого рода другими нечистотами, тряпьем, хламом, падалью и костями от истлевших на поверхности лошадиных и верблюжьих трупов; на многих дворах лежали огромные склады оставшихся после умерших в госпиталях полусгнивших вещей, назначенных к уничтожению, и все почти дворы загромождены были навозом, потому что одни из домов были заняты госпиталями, другие имели на постое команды с лошадьми, и притом на дворах и площадях стояли постоянно и постоянно двигались по городу обозы: ото всех и везде оставались грязь, нечистоты, разный хлам. Одна базарная площадь вместила в себе столько грязи и навоза, производивших зловоние, что всякому могло казаться невозможным очистить ее».

Для свозки нечистот из отхожих мест и падали избраны были места: 1) за провиантскими складами, 2) за р. Салгир, по правой стороне Карасубазарского тракта, и 3) за Севастопольской заставой, на второй версте с левой стороны дороги. Копались для свалки их ямы в 2½ аршина глубины. За провиантскими складами эти ямы были размыты дождем, а также в овраге по дороге в Курцы и др., потому что не были глубоки. Много сора и навоза не было сожжено; смрад был ужасный, по вечерам доходил до города, а при ветре и днем. Особенно между Собачьей (Петровской) балкой и Севастопольским шоссе вся степь была завалена нечистотами и падалью, а также овраг под еврейским кладбищем и правее. «Этот овраг, писал Розенбергер, надобно видеть самому, чтобы иметь понятие о всех гадостях, в нем накопившихся, но не закопанных». На возвышенности над этим оврагом находились хлебные склады, причем повсюду лежали огромные кучи гнилого провианта, гнилых сухарей, сгнивших мешков и проч.

18 августа доктор Розенбергер заметил еще много тряпья и навозу в канаве у Перекопской заставы и за ботаническим садом, где помещались погонцы, а за заставой Севастопольской лежали навоз, множество тряпья, остовы полусгнивших животных; во многих местах была и падаль. В яме близ склада казенного провианта и по краям ее замечено много разного тряпья и дохлая лошадь. Близ госпитальных бараков, где помещались еще больные, лежали остовы животных, в яме было много тряпья, хламу, который собирали цыганки. На второй версте за городом по Карасубазарской дороге лежало много остовов дохлых животных. Несмотря на все это, очищение города, по словам доктора Розенбергера, производилось тщательно и подвигалось вперед.

В середине сентября 1856 г. были очищены дом губернатора, гимназия, палата государственных имуществ и многие частные дома, где помешались больные.

С 27 апреля по 19 июня употреблено на очистку города 18300 возов, а всего при очистке Симферополя было вывезено из города и ближайших окрестностей 20000 возов. Нечистоты сваливались в овраги и там сжигались. С одного базара вывезено 4300 возов; старой амуниции из дома Городецкого и базарной площади вывезено 2100 возов. Из провиантских магазинов вывезено до 1000 пудов испортившейся солонины. Главные улицы города и базарная площадь у фонтана засыпаны были щебнем, привозимым из Салгира, слоем до 6 вершков. Заваливалось щебнем и топкое место на берегу Салгира у фонтана.

В начале октября действия комитета, учрежденного для очистки местностей, занимавшихся войсками, приходили к концу. Из суммы, отпущенной в ее распоряжение, оставалось до 28000 р. (всего отпущено было 30000 р.), и Жуковский, «не имея в своем распоряжении особых сумм для улучшения наружного вида Симферополя и при совершенном недостатке городских доходов, которыми не могли быть удовлетворены даже расходы на необходимейшие городские надобности, относимые постоянно на счет земского сбора», просил у графа Строгонова разрешения на передачу комитетом в распоряжение губернатора особой суммы для употребления ее на исправление улиц и площадей, устройство фонарей и другие надобности к приведению Симферополя в более благоустроенный вид и порядок, но ему в этом было отказано.

Учрежденный в Симферополе комитет для принятия мер против заразных болезней окончил свою деятельность в середине марта 1857 г.²⁵

В феврале 1855 г. главнокомандующий предписал, в отвращение непомерного возвышения цен «от духа спекуляций», определить, по сношению с губернатором, постоянные нормальные цены действительной стоимости продуктов на случай приобретения их для казны. В виду этого были собраны справки о существовавших в то время действительных ценах в губернии. Оказалось, что:

В Симферопольском уезде продуктов в запасе не было, а также и фуража в части уезда между Симферополем и Бахчисараем.

Все покупалось на базаре в Симферополе и Бахчисарае, где муки четверть стоила 8 р., четверть овса и ячменя 14 р., пуд сена 60 к. — 1 р. 20 к., соломы 25—45 к.

В Евпаторийском уезде муки и круп никогда не производилось; в зерне же стоимость была: ржи четверть 5 р., пшеницы 6 р., ячменя 7 р. и до 8 р., овса не было, пуд сена 25—30 к. без доставки, пуд соломы 15 к.

В Феодосийском уезде муки и круп ни в запасе ни в продаже не было, четверть ячменя стоила 3 р. 50 к. и больше, пуд сена 20—40 к., соломы 5—10 к.

В Ялтинском уезде ничего в продаже не было; пуд сена стоил 90 к. В Ялте четверть муки 16 р.

В Мелитопольском уезде четверть муки (7 пудов 10 фунтов) стоила 3 р. 50 к. — 3 р. 75 к., четверть круп (10 пудов) 3 р., ячменя 3 р. 50 к., овса 6 р., летом пуд сена 25 к., соломы 12 к. Запасов везде было мало и цены быстро возрастали.

В Перекопском уезде четверть ячменя стоила 8—9 р., пуд сена 45—50 к.

В Днепровском уезде четверть муки продавалась по 4 р. 50 к. — 4 р. 80 к., четверть круп 5 р. 20 к. — 5 р. 45 к., четверть проса 2 р., ржаной муки 5 р., четверть ячменя 5—6 р., овса 6 р. 10 к., пуд сена 40—50—60 к., соломы 15—20 к.

В Бердянском уезде четверть муки пшеничной продавалась по 4 р., ржаной 3 р., крупы 4 р., ячменя и овса 3—5 р., пуд сена 20—35 к., соломы 10 к.²⁶

В 1855 г. в Симферополе и уезде цены были:

За перевозку на 100 верст с пуда в начале года 1 р. 50 к., в конце 70 к.

За пароконную подводу, для перевозки военных тяжестей, поднимающую клади от 25 до 30 пудов, употребляемую в северной части губернии, назначена была в мае 1855 г. на все время войны цена по 3 к. на версту. На полуострове назначена была за такую же подводу плата в 7½ к. за версту, но в июне уменьшена до 6 к., когда цены на все предметы понизились.

Поденный работник с лошадью получал 2 р. 70 к., с парой волов 2 р.; чернорабочий 75 к.

Пуд мяса стоил 3 р. — 3 р. 50 к. (в продаже было очень мало).

Фунт сахара стоил 50 к.

Пуд сена 1 р. 35 к. — 1 р. 50 к., соломы 30—60 к.

Пуд соли 65 к. — 90 к.

Муки ржаной четверть 12 р., ржи четверть 11—13 р.

Круп гречневых четверть 16 р.

Овса и ячменя четверть 13 р. 50 к.

Угля четверть 2 р. 80 к.

Сала свиного 5 р. пуд.

Дров сажень в горной части Крыма 10 р. 50 к. — 12 р.; в Симферополе 46 р. — 50 р., даже до 70 р. Воз дров от 6 до 13 р.

Особенное возвышение цены на дрова происходило оттого, что подрядчик Личкус и другие, не имея заготовленного топлива для войск, госпиталей и казенных пекарен, закупали ежедневно почти все количество дров, привозимых на базар.

Лука пуд 1 р. 95 к., редьки 85 к., хрена 20 к., чеснока 5 р. пуд.

Картофеля пуд 1 р. 30 к. — 1 р. 50 к.

Бумаги, железных, стальных и деревянных изделий, перцу, рыбы, постного масла и уксуса в продаже не было²⁷.

В октябре произошел в Симферополе падеж кур, и цены на птицу очень возвысились.

Подрядчик, поставлявший припасы в симферопольский госпиталь, просил надбавки цен по существующим справочным ценам, ввиду возвысившихся до крайности цен на припасы.

Смотрители провиантских магазинов открывали обыкновенно очень высокие цены. Губернское начальство не утверждало их и указывало цены, объявленные исправниками и окружными начальниками²⁸.

В июне 1855 г. губернатор, входя в положение жителей Симферополя, покупавших белый хлеб неустановленной доброты по высокой цене, образовал комиссию, которая установила следующие цены на хлеб: мука совершенно свежая первого сорта — четверть 10 р. 50 к. серебром, белая несколько испортившаяся 8 р. и 2 сорта четверть муки 7 р. Но хлеб продавался в городе плохой и меньшего веса. 19 августа 1856 г. хлебопеки прекратили печение хлеба, и цены были еще увеличены: 1 фунт хлеба 1 сорта крупичатой муки стоил 6 к., 2-го 5 к., пшеничной 1 сорта 4½ к. 2-го 3 к., ржаной 3 к. Мясо возвысилось в цене в это время до 5 к. за фунт.

Из 37 одноконных водовозов, бывших тогда в Симферополе, 17 были отделены для доставки воды в лагери, бараки и кухни, с платой по 25 к. за полубочку. Горожанам доставляли воду по 35 к. за полубочку.

Цены за номера в гостиницах также возвысились, что очень затрудняло город ввиду необходимости отдавать их под постой. В декабре 1855 г. губернатор утвердил следующие цены за номера: 1 комната 1 р. 75 к., комната с передней 2 р. 25 к. и две комнаты 2 р. 75 к. в сутки; приказано было отнюдь не брать больше. Утверждена была полицмейстером и такса на кушанья и напитки в гостиницах и трактирах.

Частные лица брали за комнату по 3 р. в сутки.

Содержатель торговых бань в Симферополе Товчианов, ссылаясь на дороговизну дров и высокую арендную плату, брал в 1855 г. крайне большую плату: с мужчин по 60 к., с женщин по 75 к. В мае 1856 г., по требованию начальства, «желая оказать пользу жителям», понизил цену до 40 к. с мужчин и 60 к. с женщин. Содержатель русской бани Платонов взимал за вход по 70, 40 и 15 к. по пятницам и субботам, а в остальные дни отводил баню бесплатно нижним чинам, но с тем, чтобы они сами отапливали ее.

По смете 1855 г. доходы и расходы города были сведены к 11136 р. 70¼ к. Недоимок было 1779 р. 77¼ к. Запасного капитала было 850 р. 95 к.; поступило в 1855 г. 13753 р. 2½ к.; израсходовано 10809 р. 37½ к.

Примечания

1. Дело о выдаче иногородним жителям, проживающим в Симферополе, денежного пособия на подъем, для выезда во внутрь края или в другие губернии. Св. 267, № 6.

2. Дело об отводе помещений для складов провианта, доставленного в Крым для довольствия действующих в нем войск. Св. 267, № 5.

3. Св. 267, № 24.

4. Св. 268, № 64.

5. Св. 268, № 62.

6. Св. 268, № 80.

7. Св. 268, № 82.

8. Дело об отводе помещений для полковых штабов, канцелярий и других управлений разных частей войск и лиц. Св. 268, № 64. На 300 л.

9. Св. 269, № 1.

10. Св. 268, № 77; Св. 267, № 28. Св. 268, № 76.

11. Св. 267, № 46.

12. Св. 100, № 88.

13. Дело о распоряжениях, относящихся до благоустройства г. Симферополя. Св. 100, № 101.

14. Св. 268, № 53.

15. Св. 268, № 75.

16. Дело о караульных постах в Таврической губернии. Св. 269, № 6.

17. Дело о наблюдении, чтобы в Симферополе и других местах не проживали без дела офицеры. Св. 257, № 7.

18. О квартирном довольствии воинских чинов и их семейств, а равно и об отводе им квартир натурой. Ч. 1. Св. 265, № 2. Ч. 2. Св. 269, № 2.

19. Дело об удовлетворении претензий хозяев на стеснения, причиняемые помещением в их домах постоев и складов. Св. 267, № 37. На 262 л.

20. Завадовский. Сто лет жизни Тавриды. Стр. 175.

21. О приобретении для Симферополя пожарных инструментов с командой при них. Св. 191, № 104.

22. Св. 197, № 33.

23. Св. 191, № 46.

24. Дело о вещах благородного пансиона в Симферополе. Св. 197, № 42.

25. Дело о полицейском очищении г. Симферополя. Св. 192, № 126. Дело об освобождении учебных заведений от помещения больных и исправлении их. Св. 192, № 140. Св. 266, № 34.

26. Св. 260, № 26.

27. Св. 190, № 162; Св. 100, № 100.

28. Св. 191, № 71; Св. 192, № 124. Св. 191, № 100.