3.4.6. О пребывании адыгов на территории Готии

Ассами обычно именовали алан. Вот что по этому поводу писал И.Э. Тунманн: «Со времени владычества хазар над Крымом этот полуостров стал называться Хазарией (Гацарией). Горная часть его по готам, жившим там, получила название Готии, а также по сохранившимся еще цихийским (язским) аланам — Зихией. Зихи — черкесы или адыгейцы, занимавшие когда-то значительно большие территории, чем теперь. Зихией называют западную часть Северного Кавказа, Кубань» [Тунманн, 1991, с. 19]. К этому он добавляет: «Эти Черкассы называют себя адыге. Греки и итальянцы называют их цихами, русские ясами. Они были известны также под именем ас (sic!). Еще теперь жители Тамани и других островов, известны у русских под именем ясы. Татары называют их адаларами, турки — кара-черкеслер. Они разделяются на различные племена <...>» [Тунманн, 1991, с. 64]. Т. е. «зихами», «черкесами», «ассами» зачастую именовали народы Западного Кавказа, относящиеся к адыгской языковой группе. Немногим ранее тот же автор замечает, что «Кабарта — прежнее название р. Бельбек. Возможно, что у нее когда-то были поселения черкесов-кабардинцев» [Тунманн, 1991, с. 16].

Ю.А. Кулаковский, пытаясь найти объяснение часто встречаемому смешению этнонимов «черкес» и «алан» у средневековых авторов, высказал предположение, что «татары могли перенести имя Черкес на Алан, употребляя этот термин в значении общего этнического имени» [Кулаковский, 1899, с. 64—65]. Но подобное «предпочтение» алан адыгам (= черкесам) Ю.А. Кулаковский ничем не обосновывал, хотя очевидно, что многие места Северо-Западного Кавказа, ранее населенные аланами, в XIV—XV вв. занимали уже адыгские племена (роды). Подобная смена этносов, по-видимому, и привела к смешению этнонимов.

Вопрос о пребывании адыгов в Крыму до настоящего времени не вышел за рамки дискуссии, открытой еще в конце XVIII в. [Мыц, 1989, с. 69—70; 19916, с. 81—82; Бубенок, 2004, с. 30—34]. Письменные источники XIII—XV вв. отмечают пребывание адыгов (собирательное название «черкесы», «черкасы», «зихи») в качестве купцов, но значительно чаще — в качестве рабов на рынках городов Газарии. Подробнее крымско-кавказские этнокультурные и военно-политические контакты освещены источниками конца XV—XVI вв. [Некрасов, 1990, с. 36—96]. Но в них не говорится о сколько-нибудь значительном компактном расселении адыгов на территории полуострова [Дортелли д'Асколи, 1902, с. 127—129].

Рис. 104. Лепные кувшины (1—2) и фляга (3) рубежа XIII—XIV вв. из раскопок Лусты (Алушты) золотоордынского периода

Путешественники, посетившие Таврику в XVIII—XIX вв., обратили внимание на ряд топонимов, которые должны были, по их мнению, свидетельствовать о пребывании в Горном Крыму (средневековой Готии) «черкесов» (кабардинцев): Черкес-Кермен, Кабарта, Хабарта, Черкез-Эли, Черкесс-Тюз и др. (всего порядка 14 различных наименований) [Кеппен, 1837, с. 250—251; Мыц, 19916, с. 81—82]. Некоторые из этих названий доживают до начала XX в. [Суперанская, Исаева, Исхакова, 1995, с. 17, 95], например, среднее течение р. Бельбек называлось «Хабарда», «Кабарда», «Кабарта» совсем недавно [Рухлов, 1915]).

После И.Э. Тунманна предположение о пребывании черкесов в Крыму поддержал Я. Рейнегс (1796 г.). По его мнению, черкесы в XII в. перекочевали с Северного Кавказа к Дону, а оттуда были вытеснены в Крым, где от речки Кабар получили название кабардинцев. П.С. Паллас (1794 г.) слышал предание о том, что в верховьях Кабарты (Бельбека) некогда жили кабардинцы или черкесы, а междуречье Качи и Бельбека называлось «Черкестюзом». Э. Кларк считал, что в Черкес-Кермене в древние времена жили черкесы. Я. Рейнегсу, П.С. Палласу и Э. Кларку в категорической форме возражал П.И. Кеппен [Кеппен, 1837, с. 250—251], считавший, что черкесы искони назывались «кабар». При этом он ссылался на свидетельство Константина Багрянородного о «кабарах» или «каварах» (κάβαροι), происходящих от хазар, но отделившихся от них при переселении в земли печенегов [Константин Багрянородный, 1989, с. 162, 163, 394]. Как уже отмечалось ранее, все рассуждения о черкесах или кабардинцах в Крыму П.И. Кеппен считал недоразумением, полагая, что названия со словами «Черкес» или «Черкас» произошли от имени владельцев и были в обращении татар с давних времен [Кеппен, 1837, с. 250—251].

Рис. 105. Пампук-Кая. Дом XIV в., из которого происходит комплекс сосудов «западно-кавказского» типа

На этом спор о «Крымской Кабарде» был надолго прерван. Хотя позже к нему вернулся Ф.К. Брун, повторивший практически дословно критическую аргументацию П.И. Кеппена, не ссылаясь при этом на своего предшественника [Брун, 1879, с. 118—119]. Впоследствии исследователи средневекового Крыма, касаясь данного вопроса, основывались в своих суждениях на авторитетных мнениях П.И. Кеппена [Кулаковский, 1899, с. 64—65, прим. 1] или Ф.К. Бруна, считая их убедительно аргументированными.

Вновь обратиться к рассмотрению темы о пребывании черкесов в Горном Крыму позволили археологические материалы из раскопок Алустона (1989 г.) и укрепления Пампук-Кая (1980 г.). В одном из помещений рубежа XIII—XIV вв. Алуштинской крепости найден комплекс лепных сосудов (кувшины, горшки, фляга), аналогичных керамике из мест расселения адыгов в XIV—XV вв. на Западном Кавказе (рис. 104).

Рис. 10б Керамика и бытовые предметы конца XIII—XIV вв. из раскопок на г. Пампук-Кая

Городище Пампук-Кая (рис. 94: 2) располагается в среднем течении р. Бельбек (именно эта территория и называлась в недавнем прошлом «Кабарда»). Здесь в доме, построенном после тотального пожара 70—90-х гг. XIII в. (рис. 105), найден необычный комплекс керамических сосудов и глиняный штамп с солярным знаком (рис. 106: 1—21). По условиям залегания в слое культурных отложений памятника, данные находки можно отнести к концу XIII — началу XIV в. [Мыц, 1991а, рис. 37, 1—21]. Ближайшие аналогии также обнаруживаются на территории Кавказа. Формы сосудов, их орнаментация, техника изготовления — все это говорит о том, что в конце XIII — начале XIV в. городище занимало иное, чем прежде, население (рис. 105; 106: 22—26).

Ареал археологических находок, сходных с материалами, происходящими из предполагаемых мест расселения адыгов на территории Готии, следует расширить. Например, в 1978 г. при изучении некрополя, образовавшегося вокруг башни Сюйреньской крепости в XIV—XV вв., обнаружена лепная фляга, аналогичная алуштинской находке (исследования проводились Ю.С. Ворониным, но эти материалы до настоящего времени не опубликованы).

Рис. 107. Двухапсидный храм второй половины XIV—XV вв. некрополя Фуны. План (по Е.А. Айбабиной [1991, рис. 3])

При раскопках золотоордынской и генуэзской Лусты, а также в крепости Чембало, среди массового материала культурных напластований XIV—XV вв., неоднократно встречались фрагменты пифосов со следами весьма своеобразных «зачесов», сделанных мастером при изготовлении сосудов, что весьма характерно для прибрежных памятников западного побережья Кавказа, где в это время проживали абхазы и адыги.

К этому следует добавить, что в некоторых могильниках Горного Крыма (Алуштинский, Фунский, Сюйреньский, Чембало и др.) на рубеже XIII—XIV вв. наряду с безинвентарными появляются погребения, содержащие разнообразный вещевой материал, в том числе и керамические сосуды с заупокойной пищей [Когонашвили, Махнева, 1974, с. 119—120, рис. 9; Айбабина, 1991, с. 201—203, рис. 8, 1, 2; Семин, 1998, с. 179, 181, рис. 1] (рис. 107—111). По мнению О.А. Махневой, присутствие сосудов в христианских плитовых могилах этого периода являлось сугубо местным обычаем, связанным с пережитками языческого культа [Когонашвили, Махнева, 1974, с. 119].

Рис. 108. Двухапсидный храм. XIV—XV вв. на некрополе Фуны: 1 — виде востока; 2 — вид с запада (по Е.А. Айбабиной [1991, рис. 1, 2])

Подобные «новации» в погребальном обряде следует, по-видимому, связывать с появлением в Таврике населения, для которого христианский погребальный обряд являлся только общепринятой формой, наполняемой содержанием с иными традициями.

В качестве примера можно также привести материалы из раскопок могильников в устье р. Псекупса (Адыгея). Здесь погребения XIV—XV вв. сопровождались практически идентичным погребальным инвентарем, состоящим из наперстков, женских украшений (подвески, браслеты, бусы, перстни, серьги и пуговицы), керамических сосудов, в том числе и поливных чаш явно крымского производства [Ловпаче, 1985, с. 28, 62, табл. XXXI].

Рис. 109. Находки из раскопок двухапсидного храма некрополя Фуны и могил: 1, 5—12, 14, 15 — могила № 7; 2 — могила № 4; 3, 4 — из слоя разрушения храма; 13 — могила № 2; погребение 2 (по Е.А. Айбабиной [1991, рис. 8])

Особый интерес представляет некрополь Мангупа, где в районе Большой базилики в ходе раскопок открыто 482 грунтовых захоронения. Н.И. Бармина обратила внимание на своеобразную манеру сопровождения погребенных заупокойной трапезой, о чем свидетельствуют скопления в могильной засыпи костей козы, овцы и свиньи. Остатки тризны помещались в неглубокие (до 0,10—0,15 м) ямки, имевшие овальную или круглую форму (диаметр составлял 0,15—0,23 м). В них укладывались кости животных, фрагменты битой стеклянной или керамической посуды. Многообразие сопровождающих захоронения ритуалов, отмеченных в процессе изучения погребальных комплексов, позволило исследовательнице прийти к заключению о сосуществовании на Мангупе в XIV—XV вв. различных этнических групп, которые, «с одной стороны, уже представляли христианизированное сообщество, т. к. были похоронены "под защитой" христианского храма, а с другой — сохраняли присущие им языческие представления о загробном мире» [Бармина, 1995, с. 82—83; Бармина, Пономарев, 2001, с. 387—392]¹.

Находки из раскопок Мангупа, Сюйрени, Пампук-Кая, Лусты, Малого Маяка и Фуны позволяют заново, уже на основании археологических материалов, поставить вопрос о пребывании в Горном Крыму (Готии) в XIV—XV вв. «черкесов» (адыгов). По-видимому, они были расселены компактными группами в междуречье Качи и Бельбека («Черкестюз»), Мангупе, а также в Алуштинской долине, образуя своеобразные родовые анклавы.

Рис. 110. Керамические изделия из погребений при двухапсидном храме некрополя Фуны: 1 — поливная чаша XV в. из могилы № 4; 2 — коричневоглиняный кувшин с росписью белым ангобом (конец XIV—XV в.) из могилы № 7 (по Е.А. Айбабиной [1991, рис. 9—10])

К этому следует, очевидно, добавить наблюдения антропологов, отмечающих среди краниологических серий Северного Кавказа сходство с брахикранными европеоидами некоторых средневековых памятников Крыма (Алушта, Пампук-Кая, Мангуп, Каламита, Херсон и др.). Хотя для более детальных сопоставлений, позволяющих судить об этнических связях с Кавказом, явно не достает палеоантропологического материала, происходящего с данной территории [Беневолинская, 1970, с. 206—207].

В связи с этим интересно отметить упоминание в генуэзских источниках 70-х гг. XV в. господина Лусты Дербиберди или Биберди (Derbiberdi, Biberdi), обладавшего к тому же 10 селами ее округи [Vigna, 1879, III, p. 412]. Включение в это имя этноопределяющего компонента «Берди» (Берда, Кабарда), характерного для выходцев из черкесской (адыгской) родовой среды, позволяет отнести его к адыгским «князьям».

Рис. 111 Коричнево-глиняные сосуды XIV—XV вв. из погребений некрополя Фуны (из раскопок О.А. Махневой 1966 г.)

О распространенности в ономастике северо-западного Кавказа имени Биберди свидетельствуют и имеющиеся данные генуэзских источников. Например, в 1471 г. из Каффы в Зихию в качестве посла был направлен Кавалино Кавало для заключения договора с правителем Коппы (il signore di Copa) и другими адыгскими князьями. Среди них как важная персона упоминается и Биберди: «Cum domino Biberdi et Petrezoc dodomino Zichiae ac cum Belzeboc et socio domino Copari» (с господином Биберди и Петризохом господином Зихии, а также с Бельзебохом и товарищами господина Копарий) [Atti, 1879, VII, 1, p. 784; Heyd, 1886, II, p. 395].

В одном из донесений консула и массариев Каффы протекторам Банка Сан-Джорджо (датировано 4 марта 1475 г.) опять же упоминается господин Биберди (dominis Biberdi). Он жил по соседству с Копой и оказывал ее владельцу (domino Coparij) помощь в возведении оборонительных сооружений. Это вызывало недовольство и опасения со стороны оффициалов фактории [Atti, 1879, VII, 2, p. 212].

Рис. 112. Надгробная пелена 1477 г. Марии Асанины Палеологина из монастыря в Путне (по J. Tafrali [1925, pl. XLIII]

И. Барбаро, проживавший в Тане на протяжении 1436—1452 гг., сообщает: «Если ехать из Таны вдоль берега упомянутого моря, то через три дня пути вглубь от побережья встретится область, называемая Кремук. Правитель ее носит имя Биберди, что значит "богом данный". Он был сыном Кертибея, что значит "истинный господин". Под его властью много селений, которые по мере надобности могут поставить две тысячи конников. Там прекрасные степи, много хороших лесов, много рек. Знатные люди этой области живут тем, что разъезжают по степи и грабят, особенно [купеческие] караваны, проходящие с места на место. У [здешних жителей] превосходные лошади; сами они крепки телом и коварны нравом; лицом они схожи с нашими соотечественниками» [Барбаро, 1971, с. 153]. Из приведенного текста следует, что Биберди был владетелем Кримука (более подробно см. [Кузнецов, 2000, с. 29—36; Волков, 2006, с. 278—327]. В данном случае, становится очевидным, что имеется в виду не столько владелец Лусты, сколько целый адыгский княжеский род, представители которого также носили имя «Биберди». Из него могла происходить и ветвь правителей Лусты, связанных со своими кавказскими соплеменниками через обычай аталычества узами родства (?).

В этой связи особый интерес представляет недавно обнаруженный А. Ассини в Государственном архиве Генуи (Канцелярии Сан-Джорджо, № 223)² документ, представляющий собой письмо консула Каффы Мартино Джустиниани, провизоров и массарии Бартоломео Джентиле и Луки Сальваго, отправленное в Геную 5 мая 1460 г. Попечителям Банка Сан-Джорджо. Во второй его части повествуется о том, что тогдашний господин Лусты (Lusta) Бердибек (Бердибех?) (Berdibech) выступал посредником в переговорах между Хаджи-Гиреем и владетелем Зихии Биберди (Biberdi), договорившись об их встрече в Воспоро. Однако Биберди в самый последний момент отказался участвовать во встрече с Хаджи-Гиреем. Разгневанный хан на обратном пути, находясь близ Солхата, приказал схватить и предать смерти Бердибека, на что, как говорится в письме, он получил согласие его старшего брата Кейхиби (Cheyhibi), являвшегося в тот момент правителем Готии.

Рис. 113. Погребальная пелена мангупской княжны Марии Асанины Палеологины из монастыря в Путне (фото Виктора Борташа по [Gorovei, Šzekely, 2004, fig. 1])

После смерти Бердибека Луста перешла в управление одного из его сыновей [Assini, 1999, p. 15]. По всей видимости, им являлся упоминаемый в генуэзских документах 70-х гг. XV в. Биберди (Дербиберди). Сходство имен правителей Зихии (Кримука) и Готии (в том числе ее прибрежной части с Лустой) с учетом их тесных политических контактов позволяет (пусть и предположительно) говорить не только об их этнической, но и кровнородственной близости.

Обратимся еще к сообщениям нескольких источников, свидетельства которых длительное время вызывали у исследователей недоумение [Vasiliev, 1936, p. 240—241]. Например, в молдавско-немецкой летописи 1457—1499 гг. мангупская «княжна» Мария (14 сентября 1472 г. вышла замуж за Стефана III) названа «черкешенкой» [Славяно-молдавские летописи, 1976, с. 49]. Однако если судить по «гербам» и монограммам, вытканным на ее надгробной пелене из Путны (рис. 112—117) [Tafrali, 1925, p. 51—55, pl. XLIII; Buchtal, 1984, p. 97; Gorovei, Šzekely, 2004, fig. 1—4], и надписи в наосе каталикона афонского монастыря Григориу [Божилов, 1994, с. 416], считалась по происхождению Асаниной Палеологиней [Степаненко, 2001, с. 339]³.

Рис. 114. Деталь верхней части погребальной пелены мангупской княжны Марии (фото Виктора Борташа по [Gorovei, Šzekely, 2004, fig. 18])

Через семь лет, после захвата Каффы турками-османами, 12 августа 1482 г. владелец Матреги Заккариа де Гвизольфи (генуэзец, рожденный от адыгской княжны) пишет протекторам Банка Сан-Джорджо, жалуясь на неких «готских князей», среди которых один иногда называется просто «черкесом» [Vasiliev, 1936, p. 241].

На фоне представленных материалов выглядит не столь уж экстравагантным предположение В.П. Кирилко об «эвентуальной генетической связи мангупских князей с черкесами Таврики» [Кирилко, 1999, с. 139—140]⁴. Но вызывает большие сомнения выдвинутый им тезис о том, что появление в Крыму черкесов (адыгов) «следует относить ко времени Хазарского каганата» [Кирилко, 19996, с. 140]. Этому противоречат данные археологии, к тому же об их пребывании на территории полуострова умалчивается в письменных источниках X—XIII вв.

Рис. 115. Медальон с изображением двуглавого орла на погребальной пелене мангупской княжны Марии (фото Виктора Борташа по [Gorovei, Šzekely, 2004, fig. 2])

Имеющиеся в нашем распоряжении материалы раскопок указывают на смену части «византинизированного» населения Горного Крыма (Готии), произошедшего на рубеже XIII—XIV вв. Поэтому логично поиски причин данного явления вести в направлении анализа политических событий, связанных с междоусобной борьбой 1296—1300 гг. в Золотой Орде, вызванной сепаратизмом Ногая и роли всемогущего беклярибека в изменении этнокультурной карты полуострова, перешедшего к нему в 1298 г.

После гибели Ногая в 1300 г. за его сыновьями сохранились обширные владения, представлявшие собой западный улус Орды. Арабский историограф Рукнеддин Бейбарс Эльмансури Эль-мысри (ум. 4 сентября 1325 г.) в своей «Летописи» довольно подробно рассказывает о дальнейшем ходе событий. Старший сын Ногая Джека (при жизни отца он являлся также и его соправителем) объявил себя наследником всех земель, что «вызвало вражду» со стороны его брата Теки. После неудачного покушения на Теку между ними началась междоусобная война. В первом сражении, произошедшем в 700 г. х. (16 сентября 1300 — 5 сентября 1301 гг.) или 701 г. х. (6 сентября 1301 — 25 августа 1302 гг.) Джека потерпел поражение и вынужден был бежать «в страну Асов, в которой находился предводитель и 10000 войска его <...> Часть войска Джеки тайком переправилась в страну Асов. Тогда Джека вернулся, чтобы воевать с Тунгузом и Тазом <...> одержал верх над ними <...> Тунгуз и Таз обратились за помощью к Токте. Токта помог войсками <...> Джека не был в состоянии противиться им. Он бежал и прибыл в земли валахов, царь и правитель которой (Тертер — В.М.) был женат на одной из родственниц его. Джека укрылся в одной из крепостей его, надеясь на безопасность у него. Джека был схвачен и переведен в крепость <...> Тырнов и известил [Тертер] о произошедшем Токту, который приказал убить его <...> Так освободилось царство Токты от противников <...>» [Тизенгаузен, 1884, с. 115—117].

Рис. 116. Медальон в левом нижнем углу с монограммой Палеологов погребальной пелены мангупской княжны Марии (фото Виктора Борташа по [Gorovei, Šzekely, 2004, fig. 3])

Есть основания полагать, что упоминаемая Бейбарсом «страна Асов» находилась в Таврике [Тизенгаузен, 1884, с. 116; Кулаковский, 1899, с. 66], а не на Северном Кавказе. Иначе трудно представить, что Джека и остатки его войска могли из Подунавья проникнуть на Северный Кавказ через территории, контролируемые Токтой, и уйти обратно «незамеченными».

Дополнительные сведения о событиях междоусобной борьбы между сыновьями Ногая находим у Пахимера, который под 1300 г. сообщает о поступлении на византийскую службу «аланской орды». После гибели Джеки западный улус перешел под контроль Токты. Путь к возвращению алан на родину (в Таврику) был отрезан. Поэтому православные «изгнанники», оставшиеся «верными сподвижниками Ногая», при посредничестве епископа г. Вичины Луки обратились с просьбой к императору Андронику II Палеологу (1282—1328 гг.) принять их на византийскую службу [Кулаковский, 1899, с. 66]. Очевидно, что уход из «Крымской Алании» более 10000 человек (?) привел к запустению части территории Юго-Западной Таврики.

Рис. 117. Медальон в правом верхнем углу с монограммой Марии Асанины на погребальном пелене из монастыря в Путне (фото Виктора Борташа по [Gorovei, Šzekely, 2004, fig. 4])

По-видимому, при Токте эти земли заселяются черкесами (адыгами)⁵, что и нашло отражение как в материалах раскопок памятников Бельбекской и Алуштинской долины, так и в реликтах топонимики данного района [Бушаков, 1991, с. 20]. Исторически этот процесс мог начаться в последней трети XIII в. (после разгрома монголами византийских городов Юго-Западного Крыма в 1278 г.) и растянуться на несколько десятилетий, а соседство оставшихся алан с переселенцами адыгами вызвало впоследствии употребление единого термина «черкесы» в значении уже общего для них этнонима (?) [Поркшеян, 1957, с. 363—364].

В связи с установленными фактами пребывания черкесов (адыгов) на территории Горного Крыма становится более ясным указание И. Барбаро, который, описывая Готию, дает оригинальное объяснение формированию названия готалан от смешения двух народов. В завершение он счел нужным подчеркнуть: «И те, и другие следуют обрядам греческой церкви, также следуют и черкесы» [Барбаро, 1971, с. 157]. Как видим, автору «Путешествия» в Тану было известно о пребывании в Готии среди готов и алан («готалан») черкесов.

Примечания

1. Сходные признаки обрядовых действий поминального характера прослежены в ходе археологического изучения И.Б. Тесленко и А.В. Лысенко некрополя у с. Малый Маяк близ Алушты, где в пределах раскопа зафиксировано 42 могилы; 26 из них исследовано полностью [Тесленко, Лысенко, 2004, с. 263—267]. Исследователи отмечают «наличие значительного количества древесных углей в заполнении практически всех могил, в том числе и с перезахоронениями». Кроме того, захоронения сопровождались обломками керамических сосудов. Среди них преобладали изделия открытых форм (поливные чаши, тарелки), а также донных частей горшков и кувшинов. Причем некоторые удалось восстановить. «Кроме того, у могилы № 20 изучена яма (тризна, жертва?) с большим количеством углей, крупными фрагментами поливной чаши и монетой» [Тесленко, Лысенко, 2004, с. 267, рис. 14].

2. Возможности познакомиться сданной работой А. Ассини я обязан С.П. Карпову. Ее перевод (в том числе и латинских текстов) любезно выполнен Л.Г. Климановым.

3. В своей тезисной работе «Молдавия и Княжество Феодоро в 1475 г.» А.Г. Герцен пишет: «Важнейшим источником для исследования вопроса о происхождении Мангупской династии остается погребальная пелена Марии, хранящаяся в монастыре Путна. Изображенные на ней гербы (sic!) Палеологов и Асанов (выделено мной — В.М.) указывают, если не на родственные, то на свойские отношения мангупских динасов с этими знатнейшими фамилиями империи» [Герцен, 2004, с. 158 и сл.]. Приходится обратить внимание читателя на конфуз, допускаемый автором. На пелене отсутствует герб Асанов. Она содержит изображение «герба» (двуглавого орла) Палеологов, а также монограмму этого императорского рода и монограмму самой Марии [Tafrali, 1925, p. 51—55, pl. XLIII], в которую, по предположению Х.А. Бухталя, в качестве важного компонента включены четыре греческие литеры Α Ϲ Α Ν (т. е. «Мария Асанина»), указывающие на ее связь с родом Асанов [Buchtal, 1984, p. 97]. Еще более «оригинально» А.Г. Герцен решает вопрос с «этническим» происхождением Марии. Для этого он акцентирует внимание на том, что «черкесами в XIV—XV вв. называли также алан-асов, появившихся в Таврике, по крайней мере, в IV в. Находящийся рядом с Мангупом средневековый город, разгромленный ордой эмира Ногая в конце XIII в., именовался Черкес-Кермен, как и соседняя с ним деревня. Это название зафиксировано Мартином Броневским в 1578 г. Аланы и готы были основными этническими компонентами, из которых формировалось средневековое население горной и приморской областей полуострова» [Герцен, 2004, с. 158]. Далее А.Г. Герцен ссылается на предположение Х.-Ф. Байера о том, что «отпрыск мангупской династии княжич Иоанн, умерший в Трапезунде, то же самое лицо, что и Иоанн Тсиарис ("Тзиаркасис" по Байеру [Байер, 2001, с. 392] — В.М.), т. е. Черкес, скончавшийся в 1435 г. и похороненный в монастыре Георгия Перистериона близ Трапезунда». Данный сюжет автор завершает: «Если это так, то прозвище Иоанна позволяет, конечно, с большой осторожностью, высказать предположение об аланских (sic!) 1корнях (выделено мной — В.М.) Марии Мангупской» [Герцен, 2004, с. 158]. Не трудно заметить, что автор, увлеченный идеей поиска «аланских корней» правителей Мангупа XV в., идет на явное искажение свидетельств разнохарактерных и разновременных источников [Мыц, 2006, с. 97—98]. Не думаю, что требует дополнительных комментариев «этнологический кульбит» А.Г. Герцена.

4. Недавно Х.-Ф. Байер также пришел к заключению, что в XV в. «над Готией господствовала династия черкесского происхождения» [Байер, 2001, с. 74, 150, 222, 224—226, 241, 281, 389; 2004, с. 152—153].

5. О пребывании в армии Токты черкесов (по всей видимости, наемников) свидетельствуют письменные источники [Тизенгаузен, 1941, т. 2, с. 33; Хотко, 2001, с. 105].