IV. Праздник в монастыре. — Татарское суеверие

Что он описывает все праздники да праздники? пожалуй спросит читатель.

Ничего не поделаешь, когда во время праздников всего лучше наблюдать и нравы, и обычаи. Народа тогда много, народ свободен и действует и живет по душе... Мало того, что наблюдаешь русских, татар и болгар самих по себе в отдельности, но видишь и их отношения между собою, которые в общем представляются вполне миролюбивыми. В самом деле, всех этих христиан и магометан связывает общая природа и одинаковый тяжелый труд за право существования. Но приступаю. В горной части, той, которая прилегает к Феодосийской степи¹, по скату гор, среди зелени дуба и бука расположились постройки женского монастыря в память св. Параскевы, празднование которой совершается 26 июля. Окружающее монастырь селение называется Топлу. Оно состоит из десятка небольших хат, занимаемых греками, одного помещения, в котором идет торговля местным виноградным вином, табаком, и наконец помещичьего дома, весьма некрасивого по своей архитектуре и довольно ветхого. Монастырские жилища, напротив, блещут красотой и новизной, да кроме того они расположены в живописной нагорной части местности. Вот в этот монастырь мы и отправились после обеда, накануне праздника.

Был прелестный июльский вечер. Жара спадала, солнце близилось к закату. Такие вечера в горной части Крыма бывают особенно хороши. С гор несется прохлада; в тишине слышатся разнообразные звуки погасающего дня; дивные краски догорающих лучей переливаются и трепещут по горным вершинам; небо принимает особенный, чрезвычайно нежный, фиолетовый оттенок. Человеком овладевает покой, но покой не сна и дремы, а покой бодрого наслаждения желания смотреть и любоваться. В такой вечер я понимаю слушать тихую, нежную мелодию, которая непременно тронет сердце даже черствого человека. Не правда-ли, в такие минуты даже охотничий рог запоздалого стрелка и то произведет впечатление?!

Мы ехали тихо и молча, не хотелось нарушать торжественной тишины обыденным разговором. Было уже недалеко, версты две, когда, мы миновали ущелье, и навстречу нам послышался шум, неясный, какой-то неопределенный.

— Что это? спросил я.

— Подъезжаем... Праздник!.. отвечал Захар.

Темнело быстро, по южному.

По мере приближения шум становился громче, пестрее: отделялись голоса, крики, слышно было ржанье лошадей; но когда мы подъехали, снова шум слился в общий нелепый аккорд.

Тем не менее картина была великолепная, прямо живописная. Горная зелень леса, теперь совершенно темная, освещалась сотней огней, среди которых мелькали тени, отражались фигуры. Костры повсюду горели. В горах расположились, лагерем богомольцы, торговцы и всякий иной приехавший на праздник люд. Все это устраивалось, приспособлялось, приготовляло пищу, веселилось и шумело и гудело, радостное, живое. Общее оживление охватывало каждого, праздничное настроение переходило от одного к другому, и было так ново и странно среди обыкновенно тихого уединения такое, многолюдство, такой шум и ликованье.

Толпа, тянула, влекла к себе, и мы, как только приехали, так и отправились бродить, смотреть, искать оригинального, любопытного.

Все закоулки, все тропы были заняты, по большой дороге тянулись дилижансы, с трудом и окриками двигавшиеся вперед. Торговля шла своим чередом: продавали разную городскую мелочь, больше женские украшения: платки, бусы, ленты и проч. Пестро! Преобладают болгары. В белых чистых рубашках, черных высоких!, смушковых шапках, с широкими кушаками и загорелыми лицами — их фигуры были оригинальны, среди блеска огней в особенности. Молодежь, очевидно, была навеселе. Девушки, нарядные, украшенные венками из цветов, ходили отдельными группами, веселые, живые, и при встречах с парнями обменивались фразами, восклицаниями. Несомненно, вся болгарская колония была на празднике. Колония Кишлав, верстах в пяти от монастыря, еще со времен императрицы Екатерины II заселена болгарами, выходцами из Турции. Тогда крымские степи были пустынны. Болгар щедро наделили землей, при том плодородной, и они, исконные земледельцы, зажили на новых местах привольно. Запашки производились насколько хватало средства и силы.

приумножали и разводили скот, мало-помалу скупали у береговых татар сады, выделывали вино для своего употребления и, образовав сильную, вполне обособленную земледельческую колонию, стали покупать новые земли, куда и расселяли прирост народа. Несомненно, болгары — полезный и трудовой народ, при том опытные овцеводы. Чабаны (пастухи) из болгар очень ценятся и всегда могут рассчитывать на хороший заработок на стороне, у богатых овцеводов. Болгары живут замкнуто своим миром, — они крепко держатся за свою национальность и не роднятся и не смешиваются ни с русскими, ни с греками.

Праздник св. Параскевы для них праздник важный, а главное, удобный по времени: хлеб собран, работы кончены, и время наступает свадебное, веселое. Обыкновенно в этот день, на этом празднике, на вольном просторе происходят обручение и сватовство молодежи; и здесь под широколистными дубами старики и старухи начинают впервые пить во здравие и многолетие будущей четы.

Не мало немцев присутствуют на празднике в Топлу.

Немецкие колонии, также зажиточные, занимают в степи лучшие черноземные места. Промысел немцев земледельческий, запашки обширные, урожаи бывают при благоприятных условиях блестящие Немцы живут тоже замкнуто, ни с русскими ни с болгарами компании не водят и относятся к ним довольно пренебрежительно.

Внешний вид их селений не только опрятный но даже богатый... Прекрасные дома, крытые железом, с балконами и ставнями, выкрашенными обыкновенно зеленой масляной краской, окружены садиками. Двор чистый, службы исправные, а внутренность дома и обстановка не заставляют желать лучшего. Комод, шкаф, непременно диван, удобные стулья-кресла, крепкий стол и даже фортепьяно — все вы найдете в комнатке немецкого колониста. Болгары хотя и имеют исправные и просторные помещения, но чистотой и обстановкой не могут равняться с немцами. Братушки-славяне в этом отношении приближаются к родственному племени, — к нам, русским.

Прибавлю кстати, заговорив о крымских жилищах, о татарских хатах, бедных, но чистых и опрятных до такой степени, что могут поспорить с немецкими жилищами.

Итак, вот какое пестрое население составляло праздничную публику в день св. Параскевы.

Всю ночь галдел, веселился народ, и каждая национальность по своему. То здесь, то там налаживались и подыгрывали разные: инструменты между которыми, конечно, резкостью своею выделялась татарская зурна. Татары присутствовали на празднике в большом количестве, но они держали себя скромней других.

— Так всю ночь и будет продолжаться такое веселье?.. спрашивал я.

— Конечно, отвечали мне, — эта ночь самая интересная и многолюдная... Завтра уже разъезжаться начнут! Болгары подолгу веселиться не любят... Народ жадный на работу... Вот татары останутся... Будет борьба завтра днем, а к вечеру наверно скачки.

Я долго не мог заснуть от возбуждения. Сильное и оригинальное впечатление оставлял этот нарядный праздник с его смешением «наречий». В ушах моих еще долго переплетались татарские, немецкие слова и болгарский говор, образуя в голове какой то сумбур, с которым я заснул тем не менее крепким и здоровым сном.

Утро совсем не представляло той оригинальной живописности, которая меня поразила ночью. Правда, было многолюдно, пестро и шумно, но вместе с тем пыль, жара, стоптанная трава, навоз, зола от погасших костров и эти потные, усталые и подвыпившие лица — нет, совсем не то, что было вечером.

Мы пошли вверх, к самому монастырю. Было трудно подниматься, навстречу часто с криком спускались дилижансы, наполненные болгарами, из которых многие были, что называется на седьмом взводе... С криками и песнями такая компания мчалась под гору сломя голову; этих молодцов провожали проклятиями... По сторонам дороги, под тенью деревьев сидели группы пирующих, выше, в горах, пищала зурна и стучал думбал. По дороге встречались верховые, бежали, разыскивая друг друга, пешие. Происходила какая-то бешеная суматоха и крик и визг, и руготня. У церкви народа было очень много, преимущественно городского. Внутрь храма мне не пришлось войти по причине тесноты. Да и здесь, на воле, было жарко, душно, — стенной ветер напоминал собою дыхание гигантской раскаленной печи... Это не был вчерашний горный ветер, после которого так легко и отрадно. Обыкновенно печальный кабачок теперь торговал на славу: около него стояла толпа народа, дожидаясь очереди получить вино. Хозяин, бойкий грек Юрко, совсем сбился с ног и улыбался жалкой, беспомощной улыбкой; он положительно не успевал удовлетворять желающих.

Праздник в монастыре

Вообще веселье и праздник принимали какой-то нервный характер сумятицы. Одни запрягали лошадей, другие спорили, искали своих; торговцы укладывали свой товар, ржали лошади, кричали люди и визжали зурны. Около кабака очищалось место для борьбы, но место это было пыльное, неуютное, не то что там на зеленой лужайке, когда я увидел борьбу в первый раз Настроение мое было не то, что ночью... Эта пыль этот шум, жара, возбужденные лица так не гармонировали с окружающей горной природой, которая была так же величава и прекрасна и которая манила к себе под свои скалы и тень развесистых вековых гигантов.

Я не стал дожидаться конца праздника и поехал в сообществе с одним знакомым арендатором, полурусским-полугреком, по своему остроумным.

— Как понравился вам праздник? спрашивал он меня дорогой.

Я затруднялся ответить.

— Вижу, что не очень, продолжал он, — хотя должен сказать, что на этот раз он сошел по-видимому благополучно.

— Что вы этим хотите сказать?..

— Народность, знаете, разная бывает: и татары, и немцы, и болгары... Ну, выпьют, обидят друг друга — и пойдет катавасия!..

— Бывают и серьезные столкновения?.. поинтересовался я. — А, кто скажите, начинает ссору?..

— Кто? задумался мой спутник. — Только не татары, которые обыкновенно служат жертвой... Вот в прошлом году болгары затеяли ссору и драку, и до ножей дошли... Во время борьбы победителями обыкновенно остаются татары... Болгары неуклюжи, неловки и не могут с этим примириться. Как?! Меня поборол татарин?! Ну и в зубы его!..

— А что, не любят они друг друга?..

— Как вам сказать?!. Кого болгары кроме себя любят, — я не знаю. Татары ко всем относятся доверчиво и добродушно... а немцы и болгары нет!.. Говорю вам живут для себя... ну а другого обмануть не прочь... Не зевай!.. Татары нет... Вот я продаю по поручению одного помещика на сруб лес участками и татарам даю право рубить в долг, а немцам и болгарам нет, — всегда на наличные деньги!..

— Почему же?

— Потому что не отдадут... езди к ним, проси и кланяйся, тогда получишь, и то еще может быть!.. А татары сами привозят, привозят по частям, и не было примера, чтобы за татарином пропала когда-нибудь копейка... Удивительно честный народ!

В это время мы проезжали близ небольшого хутора; через дорогу текла речка, и около этой речки все деревья сплошь были увешаны разноцветными лоскутками. Десятки, сотни лоскутков крепко были привязаны к веткам и внизу и вверху.

— Что это такое? указал я на обезображенные деревья. — Откуда такая масса тряпья? Зачем?

— А—а!.. Это... разве не знаете?.. засмеялся спутник... — Хутор называется Безбайлан, что в переводе на русский язык означает «тряпичная экономия» Татарами это место считается целебным... Собственно вода, но их мнению, имеет чудодейственную силу. Больного привозят из дальних гор сюда, поят его этой водой, затем отрывают от одежды лоскут и вешают на дерево... Тогда проходит болезнь... остается здесь вместе с тряпкой... Не правда ли, как просто? Ни докторов ни больниц не нужно!.. Но Боже вас сохрани снять с дерева тряпку... о, тогда сейчас заболеете!..

— Странное лечение!.. И давно татары сюда ездят лечиться?..

— О, с незапамятных времен!.. И говорят, что отлично помогает!.. Я, впрочем, не пробовал!..

— Вода, точно, здесь целебная, прибавил кучер: — на хуторе скот никогда не болеет!.. В позапрошлом году во всей округе чума скот валила страсть, а на хуторе ни одной головы не пало!..

С гиком почти налетел на нас дилижанс, полный болгар, — я думаю, человек двенадцать: все были навеселе и мчались вперед, немилосердно погоняя лошадей.

— Ишь, лошадей как замучили, черти!.. проворчал кучер. — Татарин этого не сделает... Нет, татарин не станет так мучить!.. Накось!!!

Примечания

1. Степь заселена русскими, немцами и болгарами.