А.В. Посадский. «Белый Юг и махновщина: к проблеме взаимоотношений»

Махновщина — народное движение, о котором стали писать еще до его завершения. При этом свои свидетельства оставили и сами махновцы (редкий случай для «бесписьменных» движений!), а также красные, белые, гражданские наблюдатели, оказавшиеся в ее орбите. Н. Махно написал воспоминания. П. Аршинов составил апологетическую историю. В мемуарной литературе красного и белого лагерей взаимоотношения с махновцами — частый сюжет, так как движение распространилось на несколько губерний. С самого начала 1920-х гг. в советской военной прессе стали появляться подробные разборы конкретных боевых операций против Махно. В их числе был и цикл статей Я.А. Слащова — белого противника Махно в 1919 году, а с 1921-го — советского военспеца. Дальнейшая советская историография делала упор на якобы кулацкий характер движения, что нельзя признать справедливым¹(и что яростно отрицалось самими махновцами), и знаменитые «измены» Махно советской власти в 1919-1920 гг., что представляет собой классическую иллюстрацию присловья «валить с больной головы на здоровую». В то же время ряд и ранних, 1920-х годов, и «постперестроечных» работ по махновщине следует признать весьма ценными. Назовем известную книгу М. Кубанина² и тонкое исследование В.Я. Голованова³.

Махно, его армия и своеобразная квазигосударственность всегда оставались на революционно-демократических позициях, враждебных любому реставраторству, и с большевиками боролись именно как с насильниками и узурпаторами народной власти. Внутренняя логика махновской эпопеи, характеристика вождей, типичное и особенное (анклавность, вожди из народа и земляки, своеобразие Степной Украины по сравнению с Правобережной), — все эти позиции можно считать в значительной степени проясненными. Однако представляется достойным внимания и вопрос о взаимоотношениях махновцев с белой властью, несмотря на кажущуюся элементарность ситуации прямого жестокого противостояния.

Махновщина охватила главным образом малороссийское население. В этой связи интересно отметить следующее. В годы Первой мировой войны солдаты-малороссы проявили яркие боевые качества, в частности, полтавчанами на значительный процент комплектовалась гвардейская пехота⁴. Н.Н. Головин, оценивая моральную упругость войск, отметил, что «призванные из малороссийских губерний, а в особенности из казачьих областей, дают наименьший процент пленных». Он установил, что наилучшие боевые качества проявили русские (в прежнем широком понимании слова). Внутри же выстраивалась следующая иерархия: казаки, малороссы, великороссы, белорусы. Головин замечает, что различие в боевой стойкости великороссов и малороссов — интересный социальный вопрос, и предлагает возможные объяснения⁵. Будущая «махновская» Екатеринославская губерния по соотношению кровавых потерь и потерь пленными пропустила вперед себя всего 12 губерний и областей из 73, что надо признать весьма высоким результатом⁶. Во время развала армии в 1917 г. «украинизация» могла выступать средством стабилизации положения войсковой части, так как малороссы оказывались более рассудительными и менее склонными бросаться в анархию⁷. «Украинизация» в 1917 г. не сопровождалась массовым русофобством в солдатской массе. При этом важно, что для большинства великороссов тыл ассоциировался с далеким домом, а многие малороссийские территории примыкали к фронту и находились под непосредственной угрозой оккупации. В конце лета и осенью 1917 года «украинизированный» 34 корпус (с августа 1-й Украинский), две казачьи «сердюцкие» дивизии и 56-я дивизия держали фронт и заслужили самый лестный отзыв главкома Л.Г. Корнилова⁸. Эта «генеральская» украинизация сверху составила яркий контраст с украинизацией снизу, с заурядно-шкурными побуждениями и поддержкой Центральной Рады (полк им. Б. Хмельницкого, полк им. гетмана П. Полуботка и т.п.)⁹. В 1918-1922 гг. Малороссия дала пеструю картину региональных «атаманских» властей. В 1920 г. в девяти малороссийских губерниях насчитывалось до 200 атаманов, воевавших против белых и красных¹⁰. Такого разлива «атаманщины» в великорусских губерниях не наблюдалось. Можно предположить, что распад армии и всех вообще государствообразующих структур оживил военно-исторические роли: «казачью» для Малороссии и «солдатскую» для Великороссии. В начале 1920-х гг. малороссы интенсивно воевали с коммунистической властью, а великороссы демонстрировали стремление к созданию политических крестьянских организаций¹¹. При этом до некоей критической точки в революционном процессе именно малороссы были спокойнее.

Деятельность Махно вызывает в памяти точную пушкинскую формулу: «Пугачев бежал. Но бегство его казалось нашествием». Махно много раз приходилось бежать. Бежал он и из-под Умани в конце сентября 1919 г. Но это бегство было как раз из разряда нашествий. У Махно по большей части «под руками» было не более нескольких тысяч человек. Но его сила была в известности, массовом сочувствии, статусе «батьки» и возможности молниеносно перемещаться, пополняться, «восставать из пепла» после тяжелых поражений. Поначалу небольшой махновский отряд использовал провокации для «раскачивания» крестьян, но с развитием гражданской войны Махно стал признанным хозяином и заступником для обширнейшего района, всегда мог рассчитывать на пристанище, снабжение, информацию, пополнение людьми. В январе — апреле 1919 г. в Донецком бассейне тяжелые бои с превосходящими силами красных вели старейшие белые полки — группа генерала В.З. Май-Маевского, малочисленная, но стойкая, «интеллигентская» по составу. При этом белые проводили мобилизации, но громадные массы крестьян переходили фронт и присоединялись к Махно. К февралю у него были уже десятки тысяч человек, а белые теряли драгоценные кадры в неравной борьбе. Схожая ситуация, в иных эмоциональных тонах, состоялась в августе того же года: отступление с Украины породило развал красных частей. Остававшийся же «дома» и готовый защищать очаги Махно притянул массы красных бойцов. Возможно, этот настрой был подкреплен и какими-то организационными шагами со стороны Махно¹². К нему, уже объявленному вне закона, перешли многие бойцы Крымской Красной армии (затем — 58-я стрелковая дивизия), руководимой бездарным и своенравным Дыбенко¹³.

Общепризнанна ненависть Махно к помещикам, офицерам, полиции, интеллигенции. Одна из сводок комиссии по расследованию злодеяний большевиков дает краткий очерк возникновения «разбойничьих банд» Махно и следующее резюме: «Махновские банды отличаются особенной беспощадной жестокостью по отношению не только к офицерам, но и к сельским священникам, жителям и вообще к местной интеллигенции. Большевистское военное командование обычно посылает эти банды передовыми отрядами, и, занимая известный район, они не щадят никого и силой заставляют крестьян выступать вместе с ними». Далее приводятся случаи убийств полицейских стражников и офицера в феврале 1919 г. в Таганрогском округе. Характерно выражение «красноармеец-махновец». Подобные расправы упоминаются и в других сводках¹⁴. П. Аршинов пишет с известным пафосом о возвращении махновцев после Уманского прорыва: «Помещики, кулаки, урядники, священники, старшины, припрятавшиеся офицеры — все падали жертвами на пути движения махновцев... Всякий, кто изобличался, как обидчик крестьян и рабочих, погибал. Больше всего в этот период погибло помещиков и крупных кулаков»¹⁵.

Внимательный историк махновщины В.Я. Голованов отмечает принципиальную невозможность состыковки белого и махновского, мужицкого миров¹⁶. Яркие примеры приводит и генерал П.Г. Григоренко, вспоминая о своей юности в степи под Ногайском. Тавричанская Борисовка была «красной». В Красной армии и у Махно, что не очень различалось, служили 149 человек, у белых — двое. Некоторые переходили к Махно, когда Красная армия отступала от родных мест, и возвращались в ее состав при новом появлении. Окрестные русские и украинские села имели такой же настрой. «Белыми» являлись германские и болгарские колонисты. Об украинских движениях в Борисовке знали мало, Петлюру и гетмана не различали, считали, что они «за помещиков», к тому же привели оккупантов. Весной 1920 г. в село прибыла красная «тройка» по разоружению. Инструментом «разоружения» было заложничество, 7 уважаемых стариков расстреляли. Это считалось удачей, так как в соседних селах погибали по три партии заложников подряд. «Но вот феномен. Мы все это слышали, знали. Прошло два года и уже забыли. Расстрелы белыми первых советов помним, рассказы о зверствах белых у нас в памяти, а недавний красный террор начисто забыли, хотя ЧК у нас в селе расстреляла семь ни в чем не повинных людей-заложников, в то время как белые не расстреляли ни одного человека. Несколько наших односельчан побывали в плену у белых и отведали шомполов, но голову принесли домой в целости. И они тоже помнили зверства белых и охотнее рассказывали о белых шомполах, чем о недавних чекистских расстрелах»¹⁷. Естественно, белые также были беспощадны к махновцам. Одно из недавно обнародованных свидетельств: «Если, как правило, пленных красноармейцев мы не расстреливали... то махновцев расстреливали поголовно, благодаря чему и случаи сдачи с их стороны в плен были чрезвычайно редки. Они дрались упорно, после чего разбегались по домам и, не нося отличительных знаков, легко растворялись среди сочувствующего им населения, выжидая удобного случая, чтобы снова ударить на нас с тыла»¹⁸.

В более широком контексте тот же вопрос освещает митрополит Вениамин (Федченков). Он описывает встречу крестьянской делегации с П.Н. Врангелем. Крестьяне явились просить повышения твердых цен. Врангель выступил перед делегатами неудачно. Вместо ожидаемого определенного решения — ведь он главнокомандующий! — стал отсылать к своим министрам, обещал «узнать», сделать что-либо, «если можно» (по закону). Крестьяне ушли и без решения, и разочарованные¹⁹.

Таким образом, махновцы на всем протяжении гражданской войны — враги помещика, офицера, полицейского, интеллигента, враги «белой кости». Соглашение с белыми трудно себе вообразить.

Однако легко находятся примеры другого рода. Пленные махновцы (на тот период, собственно, — красноармейцы-махновцы), ставшие в 1919 г. солдатским составом Второго ударного корниловского полка, превратились не просто в надежных белых бойцов, но и образцовых солдат, устаивая, например, перед великим (повстанческая школа плюс хромающее довольствие) и распространенным в годы гражданской войны соблазном продажи обмундирования. Полк оказался крепким. Офицеры, включая командира полка Я.А. Пашкевича, сами были крестьянского происхождения и легко развеяли стереотипное предубеждение против «золотопогонников». Пашкевич был начальником учебной команды Первого Корниловского полка, а затем стал создателем Второго²⁰. Такая картина заставляет вспомнить А.П. Кутепова, тоже в свое время командовавшего учебной командой. В декабре 1919 г. в отступающей Марковской дивизии хорошие бойцы начинают «по-хорошему» расходиться по домам. Вот один из подобных эпизодов: «В команде конных разведчиков одного батальона было 11 человек махновцев. Их навербовал один из них, старший унтер-офицер, еще когда полк шел на север. Отличные были бойцы. А когда отходили по лесам, тот же унтер-офицер сказал своему начальнику: "Армия отходит, и мы решили разойтись по домам". Начальник отговаривать не стал»²¹. Герасименко пишет и о смене настроений боровшегося с Махно осенью-зимой 1919 г. Слащова: сначала пленных махновцев «вешали, как бандитов, потом стали расстреливать, как храбрых солдат, и под конец их всеми способами старались переманить на свою сторону». В результате, якобы, многие бывшие махновцы были выведены Слащовым в Крым и хорошо служили в белых рядах²². Правда, сам Слащов задним числом никаких восторженных отзывов об этом противнике не давал²³. У корниловцев 28 мая 1920 г. при обстреле погиб Лебеденко, ординарец помощника командира полка подполковника М.Н. Левитова. Командир пишет о нем так: «Бывший адъютант Махно, перешедший к нам где-то за Курском, он был трезв и честно служил России, заняв у меня беспокойное и опасное место ординарца...»²⁴ В степной Украине мужик, послуживший у красных, махновцев и ставший затем хорошим белым солдатом, не редкий персонаж. Встречаем такого в воспоминаниях С. Мамонтова²⁵, очень похожий герой находится у Г. Газданова в автобиографическом романе²⁶. Летом — осенью 1919 г. уезды Екатеринославской губернии дали крайне мало пополнений в войска ВСЮР из-за махновского движения. Но в 1920 г. ситуация оказалась иной. Александровский (вотчина Махно!) уезд был очищен от большевиков в сентябре 1920 г., и объявленная белыми мобилизация оказалась выполненной на 75%²⁷. Это высокий процент для гражданской войны. Видимо, такой поворот создало хозяйничание красных. Кроме того, естественно, что наиболее непримиримые махновцы ушли или распылились. В это время в Гуляй-Поле некоторые махновские командиры неофициально интересовались, есть ли формальный союз у Махно и Врангеля, ждали мобилизации, будучи готовы идти в Русскую армию, но желая застраховать свои семьи от репрессий. Известие о соглашении, естественно, означало бы забвение прежних антибелогвардейских выступлений. Эти переговоры велись с агентом разведотделения Русской армии²⁸. Таким образом, вчерашний махновец в белых рядах, не исключая самых прославленных частей, явление обычное. И солдатами бывшие «анархисты» оказываются хорошими.

Отметим, что в условиях изобилующей резкими поворотами военного счастья гражданской войны, в условиях дефицита достоверной информации всякие попытки политически сформулировать настроение тех или иных частей или местностей давали невнятную картину. Вот как особый отдел Кавказского фронта в середине лета 1920 г. оценил корниловцев: «Новые пополнения, мобилизованные в Полтавской и Харьковской губ(ерниях), сменили старую окраску корниловцев; в национальном отношении в некоторых частях 65-85 проц[ентов] украинцев, а в VI роте 1-го Корниловского полка до 30% бывш[их] гайдамаков. Настроение украино-малоросское: с большим удовольствием перешли бы к Петлюре»²⁹. Вне контекста «украино-малоросское» настроение вообще неизвестно что означает. Трудно представить, чтобы харьковские контингенты «с удовольствием» перешли бы к Петлюре. В этой же сводке марковцы оценены как «душа контрреволюции» с монархическим настроением, состоящие «из старых кадровых офицеров, большей частью гвардейцев, и вообще — из представителей буржуазного класса»³⁰. Нетрудно оценить мифологичность этой характеристики. Сам Махно тоже понимал убеждения и «ориентации» довольно колоритно. Летом 1919 г., при отступлении красных, матросский бронепоезд, попавший на линию махновских войск, предложил свои услуги, но был махновцами разоружен. Через несколько дней Махно настойчиво приглашал к себе окруженный стрелковый полк красных, едва ли не упрашивал. Красные не согласились и тоже были разоружены. На вопросы окружения Махно пояснил, что матросы все большевики, а пехота без убеждений³¹. Герасименко настаивает на том, что бандитское постоянное ядро махновской армии не было уважаемо многочисленными крестьянскими ополченцами, которые только себя считали «настоящими» махновцами³². Революционно-повстанческая армия, как всякое повстанческое формирование, имела свою динамику существования, свои приливы и отливы. Так, в начале 1921 г. Запорожская губчека считала, что в махновских отрядах преобладали донцы, екатеринославцы и полтавцы плюс дезертиры Красной армии и уголовники³³. Поэтому расширительно «махновцами» можно считать многие тысячи крестьян степной Украины, которые более или менее активно участвовали в боевых операциях «батьки», подчинялись его мобилизационным требованиям, понимали себя как махновцев среди многочисленных вооруженных групп.

Если красные цинично использовали Махно³⁴, то и белые были готовы на сотрудничество с «зелеными» атаманами, поскольку это позволяло решать тактические задачи. Белые по крайней мере ответили атаману Григорьеву, когда тот, уклоняясь от боев с ними, очевидно, пытался наводить мосты³⁵. Это был период его союзничества с Махно. В махновский штаб вместо григорьевского, по ошибке, прибыли два офицера с письмом и деньгами, что изобличало Григорьева в «преступных» связях. Как раз уклонение от столкновений с белыми и резкий антисемитизм стали камнями преткновения в отношениях и привели к известному финалу атаманской карьеры Григорьева. В случае со Струком белые пошли еще дальше. Несколько месяцев его подкармливали дотациями, а в сентябре 1919 г. его Первая повстанческая украинская армия вошла во ВСЮР, не меняя внутренней организации. За октябрьские бои в Киеве Струк был награжден и получил чин полковника, хотя погромные приемы нисколько не утратил³⁶.

После катастрофы ВСЮР Врангель активно пытался расширить социальную базу белой борьбы и избавиться от язв, губивших фронт и тыл. Его правительство, обозначив новый аграрный курс, сменило и организационные приоритеты. Потерял поддержку и сошел на нет Всероссийский союз земельных собственников. В то же время был организован (можно считать — возрожден) Крестьянский союз России. Эта организация не успела за летне-осенние месяцы 1920 г. встать на ноги, развернув в основном пропагандистскую работу. Немногочисленные местные организации появились, очевидно, по следам земельных советов, организованных в рамках земельной реформы. Однако сама тенденция показательна³⁷. В этом контексте возникла идея о сотрудничестве с антибольшевистскими партизанами. Во второй половине мая 1920 г., сразу после выхода из Крыма, последовали приказ Врангеля и доклад начальника разведотделения, в которых были мотивы «сообразовывания» действий с махновскими отрядами при соприкосновении с ними. Однако в июне махновцы показательно казнили офицеров, присланных для переговоров. В сентябре, после успехов Русской армии, занявшей как раз махновский район, красная сторона «услышала» июльское предложение Махно о союзе. В октябре последовало обращение командования Русской армии к Махно об общности борьбы с предложениями оперативного взаимодействия, оставшееся без ответа³⁸. Интересно, что обширный доклад П.С. Махрова от 8 апреля 1920 г., внимательно и доброжелательно прочитанный главкомом, не упоминает Махно и называет в качестве силы, с которой необходим военный союз на Украине, «так называемые петлюровские войска»³⁹. Но по выходе из Крыма военная значимость Махно, очевидно, в достаточной степени прояснилась.

Таким образом, союз Русской армии и Революционно-повстанческой армии не состоялся. Но этот союз рекламировался, о нем как состоявшемся факте писали крымские газеты. Возникла волна слухов о то ли заключенном, то ли предстоящем союзе. Этому отчасти способствовали большевики своей антимахновской пропагандой. В. Оболенский описывает имевшие место в Крыму представления о союзе с Махно. Тут и мнимая записка Махно Врангелю с обещанием прийти на помощь, и мнимая вера Врангеля в союз с Махно. Выпущенный из тюрьмы махновец Володин навербовал отряд с уголовной окраской и в юнце концов был повешен за бесчинства⁴⁰. В то же время ряд махновских командиров пошел на союз с Русской армией. Из перешедших к Врангелю М. Кубанин называет Володина, бывшего командира Крымского направления, Яценко, Гришина, Савченко, Чалого, Прочана, Хмару, Голика и других⁴¹. Те же фамилии называет Н. Росс⁴². Некоторые из них сдержанно и вне связи с Махно упоминает и Врангель: в июле 1920 г. «были получены сведения о работе в тылу противника партизан. С некоторыми из партизанских отрядов Гришина, Прочана, Яценко и других удалось установить связь. По мере возможности мы снабжали их деньгами и оружием»⁴³. Г. Раковский пишет о нравах и манерах небольшого володинского отряда («за народ», цветистая демонстрация лояльности главкому и т.п.). Показательно, что Володин считал в своем подчинении (вопрос — насколько основательно) до 10000 дезертиров, скрывавшихся в днепровских плавнях. В этой среде, якобы, была даже «объединенная организация дезертиров» из красных, белых и махновских войск⁴⁴.

Совместная боевая работа с днепровскими партизанами не раз отмечена в мемуарной литературе. В дроздовской истории есть такое обобщение: «Сформированный в районе Симферополя партизанский отряд атамана Володина (из повстанческой организации имени батьки Махно), отправленный в тыл красных, переправившись через Днепр, захватил город Никополь, взяв там пленных и приличную военную добычу, и в том числе бронепоезд красных. Теперь партизаны типа Махно работают на нашей стороне, получая от командования денежную помощь, оружие и остальное снаряжение». В. Липеровский описывает передачу бронепоездом груза — патронов — партизанскому отряду Прочана в днепровских плавнях. Характерно, что для белых ожидание было довольно напряженным: о белых партизанах не знали и опасались засады. В. Рыхлинский: «Таврия — это преданная Махно область. Слух о соединении Махно с Врангелем сильно увеличивал популярность белых. Откуда-то появились приверженцы «батьки» и поступали добровольцами в регулярные части или же формировали свои партизанские отряды, которые, прекрасно зная местность и отличаясь большой отвагой, наносили большой вред красным». Отсутствие грабежей и арестов выманивали из днепровских плавней тех, кто уже отстал от большевиков, но опасался белых по прежним делам. А.В. Туркул весьма иронично описывает союзного «батьку», получавшего довольствие от дроздовцев. Он указывает на непримиримую ненависть партизан к красным, но скептически оценивает собственно боевую ценность «заднепровских ребят». Правда, однажды они привели пленных, чем помогли дивизии одержать серию красивых побед⁴⁵.

Некоторые представления о настроенности и численности этих союзников дает советский документ. Особый отдел красного Южфронта 19 ноября так оценил состояние участка железной дороги Лозовая — Синельниково — Александровск — Мелитополь. Крестьяне передавали слова Махно: «Разобьем Врангеля, пойдем против красных». В районе Синельниково оставалось 5-6 банд Браиля, Чалого, Матвиенко и других общей численностью около 2000 человек. «Банды большие ранее на всем участке ушли с белыми» — весьма интересная фраза документа. Красные части грабили население. «Рабочие и крестьяне относятся к Соввласти несочувственно. Преобладает махновское настроение»⁴⁶. Но все же это был паллиатив. Наладить контакт с самим Махно не получилось, и Революционно-повстанческая армия осталась силой, враждебной белым. Конное соединение Каретника сыграло видную роль на красной стороне в заключительных боях за Крым.

Следует иметь в виду, что в самых «махновских» по настроению краях на протяжении 1918-1920 гг. сохранялись элементы, готовые активно выступить на белой стороне. Осенью 1918 г. махновский отряд был одним из многих подобных. Карательные акции австро-германцев в ответ на боевые вылазки повстанцев очень утяжеляло участие в них местных добровольцев — хуторян, германских колонистов, зажиточных крестьян. В этой среде шли процессы самоорганизации, в Таврической губернии появились отряды, объединенные генералом Тилло. С уходом германцев махновцы стали хозяевами обширного района и имели возможность свести счеты с соседями⁴⁷. Затем эти силы стали одной из кадровых опор белого движения в регионе. В ряде уездов Екатеринославской губернии организовалась самооборона на базе «союза хлеборобов», частично на ее основе была сформирована госстража. В борьбе с местными повстанцами госстража показала свою эффективность, но осенью 1919 г. была сметена основными силами Революционно-повстанческой армии⁴⁸. Летом 1919 г. из зажиточных крестьян самого сердца махновского района — Гуляй-Польской и Покровской волостей — белыми формировался Добровольческий отряд для борьбы с повстанцами⁴⁹. Осенью в большом селе Гайчур, настроенном явно враждебно к белым (и вскоре организовавшем нападение), им все же удается с помощью старосты и нескольких наиболее пострадавших от махновцев сельчан с ходу составить списки «беспокойного» и уголовного элемента⁵⁰. В. Голованов, разгадывая подоплеку октябрьского, 1920 года, союза Махно с большевиками, обращает внимание на то, что в сентябре белые заняли «махновский» район. Здесь начиналась — в прифронтовой обстановке, в первых прикидках, с самыми гадательными перспективами, но все же начиналась — земельная реформа. По мнению этого автора, Махно мог опасаться потерять влияние в «родном» районе, требовалось срочно стать хозяином положения. Это стало одним из аргументов за союз с красными⁵¹.

Таким образом, и Деникин, и Врангель стремились использовать антибольшевистских повстанцев. Это удавалось с большим или меньшим успехом, на тот или иной срок. При этом белая власть «подкармливала», вооружала союзные отряды, не вторгаясь в их внутреннюю организацию и образ ведения войны. В 1919 г. это были Григорьев, Струк, в 1920-м — атаманы махновских губерний. Однако даже декларированный поворот Врангеля во внутренней политике смог оторвать от Махно сравнительно немногих и не главных повстанческих вождей. Боевая ценность этих партизан, очевидно, была довольно скромной, к тому же бесчинства повстанцев бросили тень на армию. Революционно-повстанческая армия Махно осталась антибелогвардейской силой.

Вместе с тем даже в самых преданных Махно районах белая власть и в 1919-м, и в 1920-м могла найти опору в зажиточной части деревни. Самостоятельно противоборствовать с Махно эти слои не могли, но могли служить деятельной поддержкой войскам.

Наконец, самое парадоксальное наблюдение. И в 1919-м, и в 1920-м годах недавние махновцы оказываются вполне привычным контингентом в белых войсках, в том числе знаменитых «цветных» полках. Это происходило явочным порядком, через вербовку и добровольчество, без всяких политических авансов и договоренностей. Могли быть и удачные мобилизации в «махновских» районах, готовность перейти к белым на условиях забвения прежней вражды. Причем это относится не только к рядовым махновцам, но и командирам.

Объяснение следует искать не столько на путях изучения военной конъюнктуры или белой политики, сколько в понимании того, в борьбе с каким врагом вырастала и крепла махновщина. С самого начала это были сословные, этнические, социально-культурные «чужаки». После аграрной революции пришли оккупанты. Под их защитой началась жестокая помещичья реставрация, сопровождавшаяся соответствующей деятельностью полиции и самочинных карательных формирований. Практически сразу открылась вражда русских крестьян и многочисленных в Новороссии зажиточных германских колонистов. Затем на белом фронте противником махновцев стали «городские», «офицерско-интеллигентские» по составу части сначала и казачьи соединения впоследствии. Причем это были кубанские, а затем и терские казаки с кавказскими навыками добычливости и казачьей «хозяйственностью» за счет «мужика», к тому же партизанской, шкуровской выучки. В белых частях аккумулировались старые враги 1917—1918 гг. Например, Симферопольский полк включал большое количество германских колонистов. Затем, во время больших осенних боев 1919 г., на белой стороне появилась Чеченская конная дивизия. Офицер Третьей конной дивизии, наследницы Чеченской, дал ей такую характеристику: «Грабеж и война были для наших всадников синонимами. А грабить наши туземцы умели: едва бывал взят нами какой-нибудь населенный пункт, как они рассеивались по хатам, откуда тащили все, не брезгуя даже женской одеждой... Эта туземная дивизия, мало пригодная для линейного боя... отступая с Украины в Крым, была... пугалом для жителей Юга России. Екатеринослав, в частности, очень запомнил прохождение наших частей, чеченцев и других представителей кавказских племен...»⁵² В таких условиях и смогло сформироваться боевое ядро махновцев, имевшее наглядное представление о том, что с белыми им не по пути. Личный опыт Махно и его анархистское окружение дополнили и оформили этот опыт множества крестьян обширного «махновского» района. Красные, «за вычетом» продразверстки и коммун, которых не допускал Махно в контролируемых районах, были сословно и психологически ближе. Сложилась парадоксальная ситуация: дружное многонациональное крестьянство (малороссы, великороссы, греки, евреи) противостояло защитникам единой и неделимой России, которые были представлены «чуждыми» группами населения. А борьба с «чужаком» всегда ведет к эскалации ожесточенности.

Однако в условиях строевой службы в общевойсковых белых частях бывшие махновцы проявили свои хорошие солдатские боевые качества, подтвердив высокую боевую репутацию малороссийских губерний. Строевые части оказались тем местом, где исчезали наслоения сословной вражды, социальные фобии и реальные обиды. В понятных и привычных армейских условиях махновцы становились хорошими русскими солдатами. Попытка же политического решения, даже вкупе с продекларированной и начатой земельной реформой, не смогла разрушить боевое братство махновцев или перетащить его целиком на белую сторону.

Примечания

1. В 1920-е годы в литературе встречаем признания широкой социальной базы махновщины, завуалированные партийной риторикой. Например: «В социальном отношении махновщина, будучи в основном по своим устремлениям кулацким движением, в определенные моменты увлекала за собой широкие середняцкие массы, массу бедноты и даже отдельные группки деклассированных и деморализованных рабочих». Далее тот же автор указывает, что махновские «вольные советы» — это не только проявления «кулацкого анархизма», но и стремление трудовых слоев деревни найти золотую середину: обойтись без пролетарского руководства при вражде к буржуазии. Кин Д. Крестьянство и гражданская война // На аграрном фронте. 1925. № 11/12. С. 124, 125.

2. Кубанин М. Махновщина. Крестьянское движение в Степной Украине в годы гражданской войны. Л., 1925.

3. Голованов В.Я. Тачанки с Юга. Художественное исследование Махновского движения. М.; Запорожье, 1997.

4. Обобщение солдатских писем привело его автора к такому выводу: «...за год-полтора свыклись ли с военной обстановкой, или же война для нашего малоросса — стихия, но в каждом письме два-три слова о семье, а все об одном: снарядах, коих много везут, о диких схватках, о том, как бы скорее вернуть Галицию...» («Близок час, когда дерзкий враг запросит у нас пощады». Русский солдат и его служба в народных воззрениях // Военно-исторический журнал. 2004. № 3. С. 72).

5. Их два. Это — общинный строй и историческая усталость от многовекового собирания земель как факторы, «отбросившие» великороссов назад (Головин Н.Н. Военные усилия России в мировой войне. Жуковский; М., 2001. С. 151, 152.

6. Головин Н.Н. Указ. соч. С. 157-158.

7. Будберг А. Дневник // Архив русской революции. М., 1991. Т. 11-12. С. 259.

8. Серба А. «Украинский Бонапарт». Гетман Павло Скоропадский и Украинская держава // Станица. 2002. № 1(37). С. 23.

9. См. подробнее: Бондаренко Д.Я. Кризис патриотического сознания и украинизация Русской армии в 1917 году // Клио. 2000. № 12. С. 129-130.

10. Савченко В.А. Авантюристы гражданской войны: историческое расследование. Харьков; М., 2000. С. 221-223.

11. Маслов С.С. Россия после четырех лет революции. Париж, 1922. Кн. 2. С. 145.

12. Голованов В.Я. Указ. соч. С. 99, 170-175.

13. Савченко В.А. Указ. соч. С. 32-34.

14. Красный террор в годы Гражданской войны: по материалам Особой следственной комиссии по расследованию злодеяний большевиков М., 2004. С. 125— 126, 263, 248-249.

15. Аршинов П.А. История махновского движения (1918-1921 гг.). Запорожье, 1995. С. 137.

16. Голованов В.Я. Указ. соч. С. 329-330.

17. http://lib.ru/POLITOLOG/GRIGORENKO/PODPOL.txt.

18. Де Витт Д. Чеченская конная дивизия. 1919 год// Звезда. 2005. № 10. С. 159.

19. Вениамин. На рубеже двух эпох. М., 1994. С. 253-258, 227-228.

20. См.: Левитов М. Корниловцы в боях летом — осенью 1919 г. // Поход на Москву. М., 2004. С. 24-25; Прянишников Б.В. Незримая паутина. ОГПУ — НКВД против белой эмиграции. М., 2004. С. 45; Волков C.B. Трагедия русского офицерства. М., 1999. С. 140.

21. Марков и марковцы. М., 2001. С. 343.

22. Революция и гражданская война в описаниях белогвардейцев: Деникин, Юденич, Врангель. М., 1991. С. 240, 241.

23. Он написал, что в декабре 1919 г. у его корпуса был «полный успех» против Махно, когда пришлось отходить в Крым. Задача добраться до Крыма через махновские районы также не виделась трудной «ввиду полной деморализации его банд». План Слащова вполне удался, 27 декабря махновцы потеряли Кичкасскую переправу, понеся тяжелые потери. См.: Слащов-Крымский Я.А. Белый Крым. 1920 г. Мемуары и документы. М., 1990. С. 41, 42.

24. Русская армия генерала Врангеля. Бои на Кубани и в Северной Таврии. M., 2003. С. 270.

25. См.: Мамонтов С.И. Не судимы будем: походы и кони. М., 1999. С. 184-185.

26. См.: Газданов Г. Вечер у Клэр // С того берега: писатели русского зарубежья о России. Произведения 20-30-х гг. Кн. вторая. М., 1992. С. 123-125.

27. Цветков В.Ж. Белые армии Юга России. 1917-1920 гг. (Комплектование, социальный состав Добровольческой армии, Вооруженных сил Юга России, Русской армии). М., 2000. Кн. 1. С. 27, 38.

28. В то же время другой агент едва смог бежать, будучи приговорен махновцами к смерти (Росс Н. Врангель в Крыму. Frankfurt/Main, 1982. С. 260-262).

29. Русская военная эмиграция 20-40-х годов. Документы и материалы. Т. 1. Так начиналось изгнанье. 1920-1922 гг. Кн. первая. Исход. М., 1998. С. 102 104

30. Там же. С. 104.

31. Кубанин М. Указ. соч. С. 84-85.

32. Революция и гражданская война в описаниях белогвардейцев... С. 246-249.

33. Кубанин М. Указ. соч. С. 160.

34. Обратим внимание на работу: Беленко С. Махно и Полонский (из истории союза «левых» сил на Украине в 1919 г.) // Минувшее: исторический альманах Вып. 4. М., 1991. С. 274-297.

35. См.: Голованов В.Я. Указ. соч. С. 167-170.

36. Савченко В.А. Указ. соч. С. 123-124, 247-248.

37. См. справочный материал В.Ж. Цветкова на сайте «Антибольшевистская Россия».

38. Росс И. Указ. соч. С. 255-259.

39. Махров П.С. В белой армии генерала Деникина. Записки начальника штаба Главнокомандующего Вооруженными Силами Юга России. СПб., 1994. С. 290.

40. Революция и гражданская война в описаниях белогвардейцев... С. 376-377.

41. Кубанин М. Указ. соч. С. 150-151.

42. Росс Н. Указ. соч. С. 263.

43. Врангель П.Н. Воспоминания. Ч. II. M., 1992. С. 226.

44. Революция и гражданская война в описаниях белогвардейцев... С. 421-422.

45. Русская армия генерала Врангеля... С. 409, 464-466, 634, 748.

46. Русская военная эмиграция... С. 203-204.

47. См.: Голованов В.Я. Указ. соч. С. 66-77.

48. См.: Цветков В.Ж. Государственная стража Екатеринославской губернии в борьбе с повстанческим движением в Новороссии (август — начало октября 1919 г.) // Белая Гвардия. Альманах. 1997. № 1.

49. Росс Н. Указ. соч. С. 259.

50. i>Де Витт Д. Указ. соч. С. 163.

51. Голованов В.Я. Указ. соч. С. 335-336.

52. Русская армия генерала Врангеля... С. 634.