Н.Д. Карпов. «А.И. Деникин и П.Н. Врангель: от несогласия к антагонизму»

Взаимоотношения А.И. Деникина и П.Н. Врангеля, двух ключевых фигур Белого движения, в советский период для широкой аудитории были известны мало, что, в общем-то, вполне объяснимо. Было принято писать о том, что Красная армия разгромила сильного, единого и сплочённого белой идеей противника, и останавливаться на некоторых его слабых сторонах было невыгодно. За рубежом же, наоборот, многие участники Белого движения, исследователи его истории, делали особый акцент на разобщённости белых сил и крупных разногласиях между их руководителями. И это тоже легко объяснить. На отсутствие единства взглядов, личную неприязнь вождей можно было списать многие их неудачи, просчёты в командовании войсками, и даже не брать во внимание некоторые объективные причины поражения Белого движения. Такой вывод позволяет сделать анализ воспоминаний, публикаций и работ как известных, так и малоизвестных военных белоэмигрантов, как, например, Ф.И. Елисеева, Д. Леховича, Г.А. Орлова, Я.А. Слащова, К.Н. Соколова и других.

Сразу же следует подчеркнуть, что противоречия между Деникиным и Врангелем не носили политического характера. Они касались только вопросов выбора союзников и определения стратегии боевых действий. «Чёрная кошка» на этой почве между двумя генералами пробежала ещё в начале апреля 1919 г., когда Деникин проигнорировал секретный рапорт Врангеля. В нём тот предлагал главнейшим и единственным операционным направлением планируемой кампании считать царицынское. По мнению Врангеля, это давало возможность соединиться правым флангом добровольческих войск с армией А.В. Колчака и вместе с ней развивать наступление на Москву. Это предложение не нашло поддержки у Деникина, и как бы ответом на него послужил приказ ставки от 20 июня 1919 г., получивший потом известность под названием «московская директива». В ней Врангелю предписывалось наступать на Москву по другому операционному направлению — через Курск, Орёл и Тулу. Как известно, это решение привело к растягиванию флангов белых войск, распылению их сил, что в конечном итоге лишило ставку возможности маневрировать ими. Захватив огромную территорию сравнительно небольшими силами, соединения и части белых армий не смогли закрепиться на ней и вскоре под ударами Красной армии покатились на юг.

То, что не удалось соединить фронты — восточный Колчака и южный Деникина, генерал Врангель переживал очень болезненно. Он утверждал потом, что так называемая «московская» директива явилась смертным приговором армиям Юга России и гражданская война была проиграна белыми именно по этой причине.

Справедливости ради следует сказать, что обвинения Врангеля имели основания лишь отчасти. Со стороны Деникина меры по объединению Вооружённых сил Юга России (ВСЮР) и войск Колчака всё же принимались, и одно время даже казалось, что оно вот-вот произойдёт. Вообще, идея объединения Добровольческой армии с войсками адмирала Колчака владела в то время умами многих руководителей Белого движения, как на юге России, так и во влиятельных политических кругах русской эмиграции. Было очевидно, что объединение всех противобольшевистских сил России в единый фронт значительно повышало шансы на победу, а главное, способствовало усилению помощи белым армиям со стороны союзников. В принципе эта идея не была чужда и Деникину, и он сам изъявлял желание войти в подчинение Верховному правителю. Для организации взаимодействия с армией Колчака он в апреле 1919 г. направил в Омск, где располагалась в то время ставка Колчака, свою делегацию во главе с генерал-майором А.Н. Гришиным-Алмазовым.

Однако эта затея окончилась трагически. 5 мая пароход, на котором делегация переправлялась через Каспийское море, был захвачен большевистским эсминцем, и, чтобы избежать плена, Гришин-Алмазов застрелился. По другой версии он был застрелен одним из членов команды эсминца.

Потом из Франции к Деникину приезжали русские видные политические деятели, которые рекомендовали ему как можно скорее войти в подчинение к Колчаку, как Верховному правителю России. Однако министры особого совещания при ВСЮР в то время очень осторожно подошли к предложениям парижских делегатов. Но неожиданно для всех кардинальный шаг к объединению с Колчаком по собственной инициативе предпринял сам Деникин. В тот самый день, 30 мая 1919 г., когда особое совещание решало, какой ответ дать делегатам из Парижа, Деникин огласил свой приказ № 145. В нём, в частности, говорилось: «Спасение нашей родины заключается в единой верховной власти и нераздельном с нею едином верховном командовании. Исходя из этого глубокого убеждения, отдавая свою жизнь служению горячо любимой родине и ставя превыше всего ее счастье, я подчиняюсь адмиралу Колчаку, как верховному правителю Русского государства и верховному главнокомандующему русских армий. Да благословит Господь его крестный путь и да дарует спасение России». Скорее всего, Деникин был искренен в своём решении. Во всяком случае, членам особого совещания он говорил потом, что не будет подчёркивать необходимость сохранения за собой всей полноты власти на Юге России: «Я человек военный. Раз я подчинился, я стою, держа руку под козырёк, и жду приказаний»¹.

Однако вскоре Деникин, похоже, утратил интерес к проблеме объединения фронта с Колчаком. Тот отступал всё дальше на восток, в то время как армии Юга России успешно продвигались вперёд к Москве, и создавалось впечатление, что победа будет одержана только своими силами. Идея подчинения Деникина Колчаку приобрела характер бессодержательной фикции. Вскоре между ними совсем прервалась даже эпизодически поддерживавшаяся телеграфная связь, а тяжёлые времена пришли и для ВСЮР.

Масла в огонь разгорающегося конфликта между Врангелем и Деникиным подлил также отказ последнего отступать левой группой своих войск, как это предлагал барон, в Крым, без донских казаков. Кубанцы к тому времени практически бросили фронт, и в расчёт их уже не принимали. Тем не менее Деникин посчитал тогда, что отрываться от Донской армии не следует, так как добровольческие части понесли большие потери. В этих условиях Врангель сделал последнюю попытку убедить Деникина изменить всю стратегию борьбы.

«Зная хорошо настроение казаков, — писал он, — считаю, что в настоящее время продолжение борьбы для нас возможно, лишь опираясь на коренные русские силы. Рассчитывать на продолжение казаками борьбы и участие их в продвижении вглубь России нельзя. Бороться под знаменем "единая неделимая великая Россия" они больше не будут, и единственное знамя, которое, быть может, ещё соберёт вокруг себя, — может быть лишь борьба за "права и вольности казачества"; и эта борьба ограничится, в лучшем случае, очищением от врага казачьих земель.

При этих условиях главный очаг борьбы должен быть перенесён на Запад, куда должны быть сосредоточены все наши главные силы.

Имея на флангах русские силы... и в центре — поляков, противобольшевистские силы займут фронт от Балтийского и до Чёрного моря, имея прочный тыл и обеспечение снабжением. В связи с изложенным необходимо... принять меры к удержанию юга Новороссии, перенесению главной базы из Новороссийска в Одессу, постепенной переброске на запад регулярных частей, с выделением ныне же части офицеров для укомплектования Северо-Западной армии (ген. Юденича), где их огромный недостаток». Деникин написал на этом рапорте: «Болгары и сербы хотели помочь, но не могут. Поляки могут, но не хотят. Северо-Западная армия генерала Юденича интернирована и разоружена»².

После преобразования Кавказской армии в Кубанскую Врангель, сыгравший не последнюю роль в организации и проведении переворота на Кубани, больше не мог быть её командующим, поэтому Деникин принял решение поставить его во главе Добровольческой армии, сняв с должности окончательно спившегося генерала В.З. Май-Маевского. Врангель принял предложение, но с условием, что он тут же удалит из армии командиров корпусов конной группы: кубанского — генерала Шкуро и донского — генерала Мамонтова. Врангель считал их главными виновниками разгрома красными белой конницы и последовавшего за ним полного развала этих формирований. Но Деникин по-прежнему возлагал большие надежды на союз добровольцев с казачеством и, естественно, был против крутых мер против полководцев, которых казаки считали народными героями. Деникин предостерёг нового командарма, чтобы он воздержался от столь радикальных мер, но тот не прислушался и во главе конной группы назначил генерала С.Г. Улагая.

После этого Врангель предложил Деникину принять срочные меры по восстановлению боеспособности Добровольческой армии, для чего свернуть её в корпус. Такое решение было принято, но, вопреки желаниям Врангеля, добровольцев после этого ввели в состав Донской армии генерала В.И. Сидорина. Это был новый удар по самолюбию Врангеля. Перспектива нахождения под командованием Сидорина его совершенно не устраивала. Он просит ставку помочь ему реализовать новую идею, поручить ему убыть на Кубань, чтобы заняться там формированием новых корпусов. В будущем он планировал объединить их с конницей Донской армии, Терским корпусом, остатками добровольческой кавалерии, а затем создать из этих формирований конную армию наподобие той, что была у красных, и возглавить её.

Деникин вроде бы согласился, но после этого его и без того не простые отношения со строптивым бароном ещё более усложнились, а вскоре совсем зашли в тупик, так как дальше «стараниями главнокомандующего» для Врангеля началась новая полоса злоключений. Сдав переформированную в корпус Добровольческую армию генералу А.П. Кутепову, он прибывает на Кубань для формирования новых корпусов, но оказалось, что эту задачу уже выполняет генерал А.Г. Шкуро. После этого Врангель получает задачу убыть в Новороссийск для организации обороны его района, но там этими вопросами уже занимался бывший председатель особого совещания генерал А.С. Лукомский, и Врангель получил только должность его заместителя по боевой части.

Врангель тяготился своим новым положением, оно не соответствовало ни свойствам его характера, ни боевому опыту. Он открыто высказывал это, в том числе и давая интервью корреспондентам газет. В довершение всего Врангель узнаёт, что ему приписывают главную роль в заговоре по свержению Деникина. О готовящемся заговоре и, якобы, участии в нём Врангеля становится известно и самому главнокомандующему. Его об этом 11 декабря 1919 г. проинформировали: генерал А.Г. Шкуро, терский атаман генерал Г.А. Вдовенко, председатель Терского круга П.Д. Губарев и главноначальствующий на Северном Кавказе генерал И.Э. Эрдели³.

В итоге всех этих неприятностей Врангель написал рапорт об увольнении со службы и, не дожидаясь ответа на него, самостоятельно уехал в Крым, как он сам сказал, «на покой», там у него была дача. Однако отдыха не получилось, а конфликт с Деникиным этим исчерпан не был. Не таким человеком был Врангель, чтобы отрешиться от дел в то время, когда решалась судьба Белого движения на юге России.

Получилось так, что одним днём позже Врангеля, 31 января 1920 г., в Крым прибыл скомпрометировавший себя неудачной эвакуацией Одессы генерал Шиллинг. Эти два случайно совпавших по времени обстоятельства окончательно взбаламутили жизнь в Крыму, и без того насыщенную местными интригами. Несколько раньше в Симферополе произошло событие, которое ярко свидетельствовало о том, до какой степени дошёл развал армейского тыла, флота и администрации на этом полуострове. Речь идёт о вооружённом выступлении капитана Орлова. Неожиданно для Врангеля и этот мятеж увеличил разрыв между двумя генералами. По убеждению Деникина, Орлов был лишь исполнителем, инициаторами же и организаторами мятежа были люди значительно солиднее его. Конечно, он имел в виду прежде всего Врангеля.

Ситуация в Крыму в конце 1919 и начале 1920 г. во многом напоминала ту, что была в то время в уже начавшем готовиться к эвакуации Новороссийске. Здесь тоже процветали коррупция, спекуляция и безвластие, у населения и военных копилось недовольство положением, как на фронте, так и в тылу, усиливалась тревога за своё будущее. Сюда тоже стекались состоятельная буржуазия, представители интеллигенции и различный чиновничий люд, по какой-либо причине не пожелавшие оставаться при коммунистах; как буря в стакане воды бушевали политические страсти. В Севастополе, Симферополе и других крупных, особенно портовых, городах тоже накопилось немало откровенных дезертиров и просто уклоняющихся под разными предлогами от фронта офицеров.

Слащов и его штаб, не разобравшись в истинных намерениях Орлова, вначале покровительствовали его отряду, обеспечивали его оружием, снаряжением и деньгами. А между тем среди горожан просочились слухи, что он готовит захват власти в городе. Орлов и его единомышленники не имели чёткой политической ориентации, и по большей части его отряд состоял из людей, вступивших в него случайно. Тем не менее, когда подпольный большевистский комитет Симферополя попытался воспользоваться ситуацией и привлечь Орлова к себе, он, как потом сообщалось в крымской печати, отказался от сотрудничества с ним и даже арестовал комитетчиков, заявив при этом, что всякое их выступление будет пресекаться в корне. Сам же Орлов характеризовался как храбрый офицер, но страдавший неврастенией и болезненным самомнением. Его мятеж не мог бы иметь такого резонанса и был бы расценен как авантюра, если бы, как сказал генерал Деникин, «он не разыгрался на вулкане»⁴. Слащов, почувствовав, что ситуация выходит у него из-под контроля, 20 января 1920 г. потребовал от Орлова прибыть с отрядом на фронт, но тот 22 января поднял мятеж.

Это было уникальное в своём роде выступление. Своим противником Орлов объявил не белые войска вообще, а тех военачальников, которые развалили тыл армии. Он заявил, что чаша его терпения переполнена, так как Перекоп защищает горстка людей, а штабы, тыловые части и учреждения пухнут от их избытка. «Строгие приказы генерала Слащова, — говорил он, — результатов не дают. Медицинские комиссии вместо здоровых на фронт направляют не долечившихся в госпиталях и инвалидов»⁵.

Орлов объявил себя начальником Симферопольского гарнизона, арестовал таврического губернатора Татищева, а также случайно находившихся в городе начальника штаба Новороссийской области генерала Чернавина, коменданта Севастопольской крепости Субботина и некоторых других военачальников. По городу был расклеен приказ № 1, в котором Орлов, подписавшись командиром 1-го полка добровольцев, сообщал о формировании им «армии правопорядка», о карах, которые ожидают спекулянтов и тех, кто будет совершать насилия над личностью, о запрете торговли спиртным и др.

В Севастополе в эти дни тоже сложилась непростая обстановка, назревал арест молодыми морскими офицерами командования Черноморского флота: командующего флотом адмирала Д.В. Ненюкова и его начальника штаба А.Д. Бубнова. Причина та же, что и в Симферополе: недовольство безвластием, нераспорядительностью, запущенностью управления. Существовали и серьёзные трения между Морским управлением штаба Деникина и командованием флота в Севастополе. Если Морское управление было озабочено тем, чтобы как можно эффективнее организовать поддержку боевых действий войск морскими силами, то командование флота было больше занято тем, чтобы воссоздать российский флот в дореволюционных масштабах. Под эту идею вместо того, чтобы заниматься пополнением флота судами, создавались для него всякие новые штабы и раздвигались штатные рамки уже имеющихся.

В этой обстановке и развернулись события, которые по замыслу их основных участников должны были привести к передаче всей власти в Крыму Врангелю. Прибыв в Севастополь, генерал Шиллинг, ставший теперь, по положению, старшим в Крыму, встретился с адмиралами Ненюковым и Бубновым. Однако они напрямую сообщили ему, что его подорванный в Одессе авторитет не будет способствовать наведению порядка в Крыму, и будет лучше, если этим займётся генерал Врангель. На следующий день к Шиллингу с предложением уступить власть Врангелю обратилась делегация офицеров, в основном морских.

В обоих случаях Шиллинг заявлял, что за власть он не держится, но всё должно происходить с согласия главнокомандующего. В эти дни с Шиллингом дважды встречался и Врангель. В первый раз он сказал, что согласится принять командование крымской группировкой, но без разрешения Деникина, чтобы быть независимым от него. Во второй раз Врангель смягчил свою позицию и говорил, что примет должность с согласия главнокомандующего. Шиллинг тут же послал телеграмму Деникину с предложением заменить его Врангелем, но, как и следовало ожидать, главнокомандующий не только отказал в этом, но и подчинил Шиллингу в оперативном отношении весь Черноморский флот. Неожиданно в этот процесс втянулся и генерал Лукомский, который тоже стал рекомендовать Деникину разрешить передать власть в Крыму Врангелю и свою позицию сообщил Шиллингу, послав ему соответствующую телеграмму.

В итоге Шиллинг подчинил Врангелю Севастопольскую крепость, флот и все тыловые отряды. Он рекомендовал ему всеми имеющимися средствами наводить порядок на полуострове, а главным образом прекратить бунтарство Орлова. Дело в том, что тот 6 февраля спустился с гор и, воспользовавшись отсутствием в этом районе войск, занял последовательно города Алушту, затем Ялту, ограбив там, как и накануне в Симферополе, казначейства.

После этого он потребовал отставки тех, кто, по его мнению, развалил армию и флот: генерала Шиллинга, его начальника штаба генерала Чернавина, градоначальника Симферополя генерала Субботина, а также руководство Черноморским флотом. Дело принимало серьёзный оборот. По приказу Деникина из Севастополя была направлена группа мелких судов и пароход с несколькими подразделениями. Предполагалось сначала обстрелять Ялту из орудий, а потом высадить отряд и ликвидировать мятежников, при этом личному составу было объявлено, что Орлов коммунист. Так было проще объяснять людям, почему им приходится воевать со своим офицером.

Однако командование этого отряда знало истинное положение дел, а поэтому решили дело закончить миром. К Орлову направили делегацию парламентёров для переговоров. Им Орлов заявил, что если его будут обстреливать, он отвечать не будет, так как считает, что все они, как и его отряд, горят желанием спасти родину, а для этого «нужно искоренить негодяев, спрятавшихся в тылу». Корабли вернулись в Севастополь, не выполнив приказа и прихватив с собой воззвания Орлова. Как только Врангель прибыл в Крым, Орлов в очередном из своих воззваний тут же сообщил: «По дошедшим до нас сведениям, наш молодой вождь генерал Врангель прибыл в Крым. Это тот, с кем мы будем и должны говорить. Это тот, кому мы все верим...»⁶

Генерал Лукомский в двух телеграммах обрисовал Деникину тревожное положение дел в Крыму, говорил о том, что в связи с брожением в офицерской среде все, кто будут посланы против Орлова, тут же перейдут на его сторону. И делал вывод, что только срочная замена Шиллинга Врангелем может спасти дело, завтра уже может быть поздно. Но теперь сам Врангель стал отказываться принимать те полномочия, которые ему передавал Шиллинг, мотивируя это тем, что в такой ответственный момент разделение власти в Крыму только усложнит обстановку и приведёт к полному развалу тыла. Теперь к Деникину с просьбой разрешить ему передать всю военную власть в Крыму Врангелю обратился уже и сам Шиллинг. Но главнокомандующий оказался непреклонным и телеграфировал Шиллингу, что «уверен в его способности положить предел той разрухе, которая имеет место в Крыму».

Ободрённый Шиллинг тут же сообщил генералу Лукомскому решение Деникина и просил его: во-первых, принять самые решительные меры против Орлова, во-вторых, снять с должностей адмиралов Ненюкова и Бубнова, и, в-третьих, посоветовал Лукомскому, чтобы тот сам предложил Врангелю покинуть пределы Крыма.

В это же время было наконец покончено и с мятежом Орлова. Сначала он подчинился требованиям Слащова и прибыл с отрядом на фронт. Однако узнав, что начато расследование его выступления и ему инкриминируется хищение 15 млн рублей, снова решил взять Симферополь. 11 марта с отрядом в 500 штыков он начал движение к этому городу, а подчинённым сказал, что получил приказ Слащова ликвидировать там восстание. Причём, как подчеркивал потом сам Слащов, «...был настолько военно-безграмотен, что такой же приказ дал стоявшим около него танкам, но там сейчас же усомнились в том, чтобы я мог дать приказ танкам идти походным порядком в Симферополь, и донесли мне»⁷.

За Орловым была организована погоня сводным полком 9-й кавалерийской дивизии (400 шашек) с 8 конными орудиями и 100 шашками личного конвоя Слащова. Эти силы поддерживали два бронепоезда. Наконец мятежник и его отряд были разгромлены. Князь Романовский, поддерживавший его, в надежде привести к власти великого князя Николая Николаевича, за связь с Орловым понёс лишь символическое наказание. Вскоре Врангель отправил его к отчиму в Италию, посоветовав великому князю держать пасынка при себе.

А фронт на Кубани в это время катился к Новороссийску, и флоту предстояло выполнить важнейшую задачу по эвакуации войск. Нужно было принимать меры по укреплению его командного состава и одновременно что-то делать с генералом Врангелем. Деникин решил эту проблему, как он считал, деликатно, попросив английского генерала Хольмана посоветовать барону уехать из Крыма. Хольман в дружелюбном тоне написал Врангелю письмо, в котором говорил о том, что размолвка двух истинных патриотов России, не понявших друг друга, сильно вредит делу, и что он поэтому просит его покинуть страну. Это письмо Врангелю в Севастополе от имени Хольмана передал адмирал Сеймур. Барон однозначно воспринял эту просьбу как требование Деникина об оставлении им пределов России. Врангель выехал в Константинополь, предварительно отправив Деникину обличительное письмо, которое потом стало достоянием общественности. Его копии длительное время ходили по рукам на всей территории России, занятой белыми войсками.

В итоге такого «хождения» текст письма постепенно терял свой исходный вид. Обычно в литературе ссылаются на ту копию, которая опубликована в книге В. Дрейера «Крестный путь во имя Родины» (Берлин, 1921). Есть все основания утверждать, что и этот вариант был отредактирован, в результате чего в нем появились неточности и произвольное толкование отдельных фраз, допущены ошибки при указании номеров приказов и некоторых дат, отдельные фрагменты письма выпали вообще. В данной статье использована другая копия письма, которая в числе других документов передана в 1994 г. Центральному музею Вооружённых Сил из архива общества «Родина»⁸.

В этом письме Врангель снова указывал на ошибки Деникина, и прежде всего на его нежелание объединиться с Колчаком, уличал главнокомандующего в том, что он своей нераспорядительностью и либерализмом разложил армию. «В то время, когда добровольцы победоносно двигались к сердцу России, — пишет он, — и слух Ваш уже улавливал перезвон московских колоколов, в сердца многих из Ваших помощников закрадывалась тревога. Армия, воспитываемая на произволе, грабежах и пьянстве, ведомая начальниками, примером своим совращая и войска, — такая армия не могла создать Россию», — писал он.

Врангель возмущался той слежкой, которую за ним в Новороссийске установила деникинская разведка, объяснял свою непричастность к мятежу Орлова и т.д. Заканчивая письмо, Врангель писал: «Столь доблестно начатая Вами и столь недостойно проигранная борьба приходит к концу. В неё вовлечены сотни и тысячи лучших сынов России, не повинных в Ваших ошибках. Спасение их и их семейств зависит от помощи союзников, обещавших эту помощь Вам.

Кончайте же начатое Вами дело, и, если моё пребывание на Родине может хоть сколько-нибудь повредить Вам защитить её и тех, кто Вам доверился, я, ни минуты не колеблясь, оставляю Россию»⁹.

Деникин ответил Врангелю кратко: «Ваше письмо пришло как раз вовремя — в наиболее тяжкий момент, когда мне приходится напрягать все духовные силы, чтобы предотвратить падение фронта. Вы должны быть вполне удовлетворены...

Если у меня и было маленькое сомнение в Вашей роли в борьбе за власть, то письмо Ваше рассеяло его окончательно. В нём нет ни слова правды. Вы это знаете. В нём приведены чудовищные обвинения, в которые Вы сами не верите. Приведены, очевидно, для той же цели, для которой множились и распространялись предыдущие рапорты-памфлеты.

Для подрыва власти и развала Вы делаете всё, что можете»¹⁰.

Письмо Врангеля, помимо разных его достоинств и недостатков, ценно тем, что в нём впервые на таком высоком уровне ещё до окончания гражданской войны на Юге России была сделана попытка разобраться в причинах поражения Белого движения. Конечно, нужно учитывать, что написано оно в сердцах, в состоянии обиды, горечи и досады, а это всегда вредило объективности. Это письмо в армии оценили тогда по-разному, но большинство сходилось во мнении, что в условиях, когда решалась судьба Белого движения на Юге России, оно только ускорило развязку. Вот мнение начальника 2-й Кубанской дивизии полковника Ф.Е. Елисеева по этому поводу: «Оба письма страшные. С точки зрения этики письмо Врангеля совершенно недопустимое, тем более, если учесть, что с таким письмом он обратился к своему главнокомандующему. Но по сути дела Врангель ничего нового не сказал. Став командующим Добровольческой армии, он почти всё это уже говорил в своем рапорте»¹¹.

Итак, генерал Врангель вынужден был уехать в Константинополь. Вскоре остатки белых войск, разгромленных на Кубани, были морем переправлены на Крымский полуостров, а несколько кораблей с войсками, не заходя в Крым, сразу направились к турецким берегам. Сам Врангель, будучи человеком острого аналитического ума, наверняка воспринимал эвакуацию из Новороссийска и Одессы как своеобразную репетицию того, что пришлось потом пережить при не менее драматичных обстоятельствах в портах Крыма.

18 марта 1920 г. он, как и другие видные генералы белых армий Юга России, получил телеграмму от генерала Деникина, предлагавшую им прибыть вечером 21 марта в Севастополь на заседание Военного совета для избрания преемника главнокомандующего ВСЮР.

Получив телеграмму, а затем и предложение стать главнокомандующим, Врангель прекрасно понимал, что придется принимать армию, находящуюся в катастрофическом состоянии, и шансов на успех практически нет. Об этом убедительно свидетельствует бывший главный священник Русской армии митрополит Вениамин. Во время перерыва в заседании Военного совета, состоявшегося 22 марта 1920 г., Врангель обратился к митрополиту за советом, принимать ли предложенный ему пост главнокомандующего разгромленной армии.

«По человеческим соображениям, — говорил он, — почти никаких надежд на дальнейший успех добровольческого движения. Армия разбита. Дух пал. Оружия почти нет. Конница погибла. Финансов никаких. Территория ничтожна. Союзники ненадежны. Большевики неизмеримо сильнее нас и человеческими резервами, и вооруженным снаряжением»¹². Митрополит благословил Врангеля, подчеркнув, что речь идёт о спасении людей и этот тяжкий крест придётся нести.

Врангель вступил в командование войсками ВСЮР. Это был отчаянный шаг, если учесть тот факт, что англичане, например, считали капитуляцию русских войск неизбежной. Зная о том, что у Деникина и Врангеля разные взгляды на исход войны, они решили предложить Врангелю войти в переговоры с советским руководством, целью которого должно было стать перемирие при их посредничестве. Для этого в тайне от Деникина они подготовили соответствующую делегацию, и та прибыла из Константинополя в Севастополь практически одновременно с Врангелем. Он же свою главную задачу видел в том, чтобы спасти армию.

В отличие от англичан, он планировал не ее капитуляцию, а эвакуацию, и в то же время не хотел так скоро сдавать свои позиции. Врангель решил готовить наступление. Видимо, он захотел показать иностранным союзникам, что Русскую армию нельзя списывать со счета, даже если она потерпит окончательное поражение и оставит свой последний бастион — Крым. Врангель неоднократно повторял при этом свой принцип: «хоть с кем, лишь бы против большевиков!» Но идею Врангеля опереться в Крыму на «общерусские силы» и поляков, а затем выиграть войну осуществить оказалось невозможно. В итоге из Крыма Русской армии Врангеля пришлось уйти.

Примечания

1. Соколов К.Н. Правление генерала Деникина// Белое дело. М., 1992. С. 125,129.

2. Елисеев Ф.И. Кубань в огне // Новое Русское Слово. 1984. 19 октября.

3. Лехович Д. Белые против красных. Судьба генерала Антона Деникина. М., 1992. С. 201.

4. Соколов К.Н. Указ. соч. С. 150.

5. Орлов Г.А. Дневник // Центральный музей Вооруженных Сил (ЦМВС). Ф. 4. Д. 47389. Л. 210.

6. Лехович Д. Указ. соч. С. 335.

7. Слащев-Крымский Я.А. Крым, 1920 г. // Гражданская война в России: Оборона Крыма. М., 2003. С. 60.

8. «Родина» — русско-американское культурно-просветительное и благотворительное общество. Создано в 1954 г. в русской колонии Хеуел (штат Нью-Джерси, США). Основная цель общества — объединение выходцев из России и их потомков на принципах взаимопомощи, общности духовных и культурных интересов без различия национальности, происхождения и религии.

9. ЦМВС. Ф. 4. Д. 7792. Л. 5.

10. Деникин А.И. Очерки русской смуты. Берлин, 1926. Т. 5. С. 339.

11. Елисеев Ф.И. Указ. соч.

12. Вениамин. На рубеже двух эпох. М., 1994. С. 239.