Опять в Джанкое (С 8 по 20 июля)

В ночь на 5 июля главнокомандующий внезапно выехал из Мелитополя в Севастополь, откуда только в полдень он вернулся. Отъезд был совершенно неожиданным. В 9 часов вечера началось первое торжественное заседание кавалерской думы ордена Св. Николая-Чудотворца при участии генералов Драгомирова, Павлова, первого кавалера ордена поручика Любич-Ярмоловича и других.

По окончании заседания в вагон главнокомандующего быстро прошел генерал-квартирмейстер.

Спустя минут десять в вагоне последнего состоялось секретное совещание со всеми начальниками отделений, а несколько позже, после их ухода, беседа с главкомом и с генералом Шатиловым, которые прошли в вагон генерала Коновалова. Вслед за тем личный состав главнокомандующего, к которому был прицеплен вагон генерал-квартирмейстера, отошел в Севастополь.

Причину экстренного выезда объяснили в свое время, если не ошибаюсь, некоторыми осложнениями в связи с подготовкой предстоящего кубанского десанта.

7 июля вся остальная полевая ставка во главе с генералом Шатиловым отошла обратно на юг — в Джанкой.

8 июля.

В 10 часов вечера возвратились из Севастополя главнокомандующий и генерал-квартирмейстер.

Говорят, первым вопросом генерал-квартирмейстера полковнику Шкеленко было:

— Почему вы уехали из Мелитополя?..

Полковник Шкеленко ответил:

— По приказанию начальника штаба главнокомандующего.

Вернувшиеся из Севастополя привезли три новости: первая — разбиты поляки, вторая — генерал Махров с полковниками Г. и ГЦ. уехали в Варшаву (до Константинополя на американском миноносце), третья — прибыла какая-то таинственная миссия якобы из Берлина.

О приезде последней передают такие подробности: за несколько часов до отъезда главнокомандующего — часа в два дня — комендант "Киста" приказал одному из дежурных ординарцев следующее: "Будьте добры спуститься вниз и попросите сюда нашего офицера, сопровождавшего немецкую миссию".

В вестибюле, кроме молодого человека в спортсменской полускаутской рубашке, оказавшегося нашим офицером, находились двое или трое штатских, сидевших в плетеных креслах у круглого стола, посреди вестибюля. Кругом шепотом говорили, что это — немецкие офицеры. У подъезда стоял скромный "драгал" с потертыми чемоданами — имуществом "миссии". По общему мнению, вся эта обстановка очень мало импонировала обычному представлению о приезде знатных иностранцев — в особенности миссии, а сами "знатные" гораздо больше походили на коммивояжеров. Но при чем же тут тогда "Кист"?..¹

9 июля.

Приезжала таинственная миссия и около получаса пробыла у генерал-квартирмейстера. Потом уехала обратно в Севастополь.

Все в полном недоумении.

10 июля.

На фронте упорные бои, в общем, говорят, для нас удачные, но без определенного стратегического результата. Тяжелые потери понесли корниловцы. Командир Корниловского полка убит². Наше наступление на Александровск задерживается контрманевром большевиков, упорно атакующих нас со стороны Орехова и Полог. На польском фронте, судя по радиоперехватам из Москвы, дела отвратительны. Это сильно понижает настроение у тех, кому эти перехваты доступны.

Чуть не у всех бодрость и хорошее настроение по несколько раз в день сменяются унынием, и наоборот. Какая-то эпидемическая неврастения. Но вера в Врангеля и Коновалова у всех огромная.

11 июля.

Бои.

12 июля.

Все то же. Бои продолжаются. К главкому явился и добивался приема неизвестный в черкеске, утверждавший, что имеет сообщить главнокомандующему нечто столь важное, что доверить это третьим лицам абсолютно невозможно. Все попытки адъютантов и ротмистра графа Т. добиться от него чего-нибудь ни к чему не привели.

По его словам, тайна не может быть доверена никому, кроме самого главнокомандующего. Целый день охотился за главкомом, выслеживая выход его из вагона. После обеда продержал главкома на осадном положении, пока граф Т. не спровадил его от вагона. Однако едва главком вышел и прошел в вагон Коновалова, неизвестный очутился у вагона последнего. Генералу Врангелю пришлось прибегнуть к хитрости и спасаться через вагон разведывательного отделения и экспедиции, так как выйти прямо из вагона генерал-квартирмейстера было невозможно. Главкому доложили, что казак в черкеске, видимо, сумасшедший. Большинство, впрочем, не согласно с этим. Многие с ним разговаривали.

Вечером узнал, что главком послал Кутепову телеграмму приблизительно такого содержания: "Слыхал, что черноморцы князя М. опять принялись за грабежи. Так до добра не дойдем. Буду взыскивать беспощадно".

13 июля.

Бои продолжаются. История с неизвестным тоже. Около полудня он вновь появился у вагона главкома в сопровождении каких-то полковника и сотника, которые сопровождали его и раньше. Полковник заявил вышедшему адъютанту, что неизвестный отнюдь не производит на него впечатления сумасшедшего, что знает он нечто в самом деле исключительно важное. В доказательство полковник передал маленький замшевый мешочек с просьбой вручить его немедленно главнокомандующему.

В купе адъютантов мешочек был раскрыт, и из него извлекли золотой яблоковидный шарик с четырехлистником сверху. При нажиме на лепестки весь шарик раскрывался, причем внутренность его не то платиновая, не то вороненой стали была разбита на шесть маленьких сегментов. На четырех гранях каждого такого сегмента имелись изображения того или другого масонского знака. В общем вся эта штука изображала, несомненно, какой-то масонский амулет или знак. Работа замечательно тонкая.

Эффект получился поразительный. Такого, по-видимому, не ожидал никто. Доложили главнокомандующему. Главком внимательно осмотрел амулет, приказал вернуть и положить, наконец, предел этой истории. В приеме, по настоянию генерала Шатилова, отказал.

До вечера в поезде много болтовни по поводу происшедшего.

14 июля.

Загадка с масонами разъясняется. Неизвестный подал прошение на имя главкома. Все прошение полно перлов вроде (привожу буквально): "Я тот, которого ждал мир...", "Я мессия"... и т. д. Сумасшедший, несомненно. Непонятно одно, каким образом могли заодно с ним стараться и здоровые³.

15 июля.

Упорные бои продолжаются без всякого определенного в стратегическом отношении результата. Александровск обойден кавалерийским рейдом, но красные продолжают нажимать на нас в районе Орехов — Пологи. Генерал-квартирмейстер лично полетел на фронт. В полночь главком говорил по прямому проводу со штабом группы, причем выразил большое неудовольствие действиями только что назначенных для руководства операциями конной группы генерала Калинина и генерала Г. Удачнее всех действовали сегодня донцы, разбившие наголову 40-ю советскую дивизию. Главком благодарил Богаевского, который, говорят, лично руководил операциями. Ночью главнокомандующий долго не спал и даже, когда разделся, вдруг в одной сорочке прошел в вагон начальника штаба, чем-то, видимо, обеспокоенный.

Отмечаю этот факт как достаточно характерный. Он все-таки довольно показательно иллюстрирует отношение самого генерала Врангеля к своим обязанностям.

16 июля.

Утром главком, подойдя к вагону генерал-квартирмейстера, беседовал с ним по поводу действий конницы, которой он не доволен с вечера.

Про генерала Г. было сказано:

— Это задница, а не офицер генштаба... Не подпускайте его, Герман Иванович, к кавалерии ближе чем на кавалерийский переход... Если хочет, пусть сидит на Перекопе и укрепляет артиллерийские позиции. Я это говорю вам, Герман Иванович, как генерал-квартирмейстеру...

Г. смещен.

После обеда главком, увлеченный спором во время прогулки по платформе, вытащил кинжал, присел на корточки и принялся чертить на асфальте какую-то схему. Собравшаяся в стороне публика смеялась, созерцая громадную фигуру генерала Врангеля в таком оригинальном положении.

Последние три дня пребывания полевой ставки на станции Джанкой не были отмечены ничем исключительным. Обычная, трафаретная работа полевого штаба.

20 июля в 2 часа дня составы отошли обратно в Севастополь, куда и прибыли в тот же день вечером.

Примечания

1. Гостиница, где помещались штаб главнокомандующего и большинство иностранных миссий.

2. Имеется в виду полковник Пашкевич Яков Антонович (1891-1920) — из крестьян, участвовал в первой мировой войне, в декабре 1917 г. в чине капитана вступил в Добровольческую армию, с 1918 г. — начальник пулеметной команды Корниловского ударного полка, в мае 1919 г. был назначен командиром сформированного им в Ростове-на-Дону 2-го Корниловского полка, в марте 1920 г. был произведен в полковники, 15 (28) июля был смертельно ранен в голову под Большим Токмаком.

3. Некоторые склонны были подозревать во всей этой истории сорвавшуюся игру известных севастопольских кругов, специализировавшихся на сенсационных разоблачениях "жидомасонства".