Н.И. К¹. Последние дни Большого дворца

27 октября.

С 9 часов утра идет обычная для Большого дворца работа. Приходят, уходят посетители. Трещат телефоны. Являются с докладами к главнокомандующему и начальнику штаба. После обеда генерал Врангель в сопровождении начальника штаба должен выехать на фронт. Делаются необходимые приготовления к отъезду, переносятся в автомобиль и отправляются на вокзал новенькие, еще не освященные знамена для вручения частям Корниловской, Марковской и Дроздовской дивизий. В 3 часа дня главнокомандующий уезжает, начальник же штаба остается в Севастополе.

28 октября.

Ночью главнокомандующий возвратился. Он доехал только до Джанкоя и там имел продолжительное совещание с генералом Кутеповым, совещание, на котором была решена судьба Крыма. Знамен раздать не успел.

Непривычно рано — в начале 10-го часа — приходит адмирал Мак-Келли². После его ухода докладывают о приезде графа де Мартель³. Во дворец вызывается командующий флотом, и больше часа в кабинете главкома идет совещание. Затем почти до самого обеда продолжается прием иностранных представителей.

Настроение у всех подавленное, чувствуется растерянность. Никто не сомневается в полном крахе, всех интересует одно — как пройдет эвакуация. В порту судов на 30000 тонн. Усиленно говорят о том, что де Мартель обещал вызвать из Константинополя транспорты и военные суда для защиты, в случае надобности, подступов к Севастополю. Пока что все находящиеся в порту коммерческие суда, независимо от национальности, реквизированы; уже начинают грузить лазареты на транспорт "Ялту" и некоторые центральные учреждения — на "Рион".

В городе чувствуется большая нервность, встречаются телеги с вещами, автомобили с больными и ранеными. Цены лихорадочно растут, фунт стерлингов дошел до 600 тысяч.

По последним известиям с фронта, войска занимают укрепления на линии Казак — Соленые озера. Напор большевиков продолжается с невероятной силой. За ночь они подвезли тяжелую артиллерию и при ее поддержке предпринимают одну атаку за другой.

В Севастополе боятся главным образом выступления местных коммунистов и беспорядков в порту.

По приказанию начальника штаба из чинов управлений генерал-квартирмейстера и дежурного генерала составлены отдельные команды. Все вооружены, кроме винтовок, еще и ручными гранатами, чтобы иметь возможность, в случае нападения, отстоять штаб собственными силами. Часть конвоя главнокомандующего еще днем переведена во дворец, в 8 часов вечера по приказанию коменданта главной квартиры туда же прибывает взвод офицерской роты и размещается в обоих этажах здания.

Во дворце работа кипит. Никто не думает от отдыхе. По телефонам ежеминутно отдаются распоряжения. В 9 часов в помещении главнокомандующего начинается заседание членов правительства, посвященное вопросам текущего момента. На заседании присутствуют по особому приглашению митрополит Антоний и епископ Вениамин. Генерал Врангель почти не выходит из своего кабинета.

В 2 часа 30 минут ночи во дворец вызывается генерал Слащов, и главнокомандующий предлагает ему выехать на фронт. Об этом, видимо, желая успокоить общество, сейчас же дают знать во все газеты.

29 октября.

Вчера сданы позиции у Соленых озер. Войска отошли к станции Юшунь на третью и последнюю линию укреплений. Такой быстрой сдачи "укреплений" у Соленых озер, кажется, мало кто ожидал. Всюду деятельно готовятся к эвакуации. В штабе — в полутемных и узких коридорах гостиницы "Бристоль" — суета. Спешно строятся и вооружаются чиновники и писаря штаба. Во всех отделениях идет упаковка бумаг, карт, увязываются сундуки. Берется только самое необходимое, все остальное беспощадно сжигается. Жгут, конечно, не разбирая, и наряду с ненужными бумагами бросаются в огонь и весьма ценные с исторической точки зрения документы. Менее нервно идут приготовления к отъезду в Большом дворце.

По соглашению с командующим флотом назначены суда для эвакуации; все наличные пароходы распределены примерно так: 1-му армейскому корпусу будут предоставлены крупные транспорты Добровольного флота "Херсон" и "Саратов", транспорты "Сиам", "Седжет", "Рион", "Кронштадт", "Якут" и "Алмаз" предназначены для центральных военных и морских учреждений и семей офицеров гарнизонов Севастополя и Симферополя. Гражданскому населению будут предоставлены оставшиеся от погрузки войска корабли.

Согласно разработанному ранее плану, корпус генерала Кутепова будет отходить на Севастополь, регулярная конница генерала Барбовича — на Ялту, кубанцы — в Феодосию и донцы — в Керчь.

С раннего утра и штаб, и Большой дворец осаждаются желающими узнать о положении вещей. Обыватель, наученный несладким опытом пережитых эвакуаций, старается выяснить размеры надвигающейся опасности и заранее запастись пропуском на пароход. Наплыв посетителей заставляет вывесить на дверях Большого дворца объявление, гласившее, что по всем вопросам относительно отъезда надлежит обращаться к командующему войсками армейского тылового района генералу Скалону⁴. Официального приказа об эвакуации еще не было опубликовано, но эта краткая записка сообщала всем, что мы оставляем Крым.

В два часа дня прибывает из Константинополя крейсер "Waldeck — Rousseau" и французский миноносец. На пристани выстроен почетный караул. Транспортов нет; по-видимому, и не придут.

Во дворце все готовятся к отъезду. Часть семьи генерала Шатилова уехала еще утром 28-го. Сегодня ночью должны погрузиться некоторые чины личного штаба генерала Врангеля, присутствие которых в данный момент не является необходимым. Укладка вещей идет полным ходом.

В 2 и в 6 часов дня во дворце состоялись заседания, на которых присутствовали все члены правительства.

30 октября.

Красные, сосредоточив небывалое количество артиллерии (свыше 20 легких и 15 тяжелых орудий), овладели Юшуньскими позициями. Войска стремительно отступают на Джанкой.

Город нельзя узнать. Главные улицы буквально запружены народом, по Нахимовскому и Екатерининской тянутся подводы, груженные скарбом, вещами, в сопровождении вооруженных военных. Приказ об эвакуации явился для всех громом средь ясного неба. Все идут с озабоченными лицами, все торопятся к пристаням на погрузку. На Нахимовском поперек тротуара лежит окровавленный труп, около него толпа.

"Кто убит? За что?" Никто не знает...

Магазины торгуют бойко, распродавая последний товар по баснословным ценам. Некоторые магазины уже закрыты. У булочных стоят громадные очереди, ожидая выпечки. Возле меняльных лавочек и банкирских контор оживленно переговаривающиеся группы "дельцов". Валюты нигде нет. За нее готовы отдать все. Правда, знаки главного командования еще принимаются, но рубль потерял всякую покупную способность. За фунт стерлингов предлагают свыше миллиона.

Около пристаней толпы народу, груды вещей. Грузится гражданское население, грузятся военные учреждения. Автомобили подъезжают и отъезжают, уступая место следующим. Толкотня, суета невообразимая.

Штаб главнокомандующего погрузился почти целиком. В гостинице "Бристоль" остались только некоторые высшие чины штаба, поддерживающие еще связь с погибающим фронтом. В пустых номерах навалены груды бумаг, карт, патроны, лежат винтовки. Где-то звонит телефон. Бегают сбившиеся с ног ординарцы, исполняя поручения. В нижнем этаже в аппаратной осталось несколько телеграфистов и дежурный офицер. Трещат аппараты Юза и Морзе, принося известия с фронта. Линия проходит уже южнее станции Юшунь. В предупреждение внезапного налета "зеленых" отдано приказание генералу Скалону и коменданту Севастопольской крепости генералу Стогову озаботиться защитой Севастополя с северной стороны. Боятся, что "зеленые" могут перерезать линию железной дороги где-либо между Бахчисараем и Севастополем.

У Большого дворца стоят автомобили и подводы. Кривошеин, чины его канцелярии и Чебышев погрузились сегодня ночью, погрузились и некоторые лица из личного штаба главнокомандующего. Во дворце не видно обычной для последних дней суеты. В вестибюле пусто. Одиноко стоят конвойцы с обнаженными шашками. В углу стоят два-три посетителя.

В верхнем этаже у камина сидит ординарец и жжет бумаги, дела, карты, телеграммы. Проходит главнокомандующий. Усталый, измученный вид.

— Сидите, сидите, — обращается он к ординарцу, — Что, холодно стало, так камин затопили?..

Он постоянно проходит к командующему флотом справляться относительно вопросов эвакуации. Эвакуация проходит в общем спокойно. Благодаря распорядительности и присутствию воинских команд, несущих караулы, в корне пресекается возможность проявления разных бесчинств. Правда, рассказывают, на одной из пристаней какой-то офицер пытался стрелять и ссаживать уже погрузившихся, но он был расстрелян, и главнокомандующий заявил представителям города на их просьбу о поддержании порядка:

— Я прикажу расстрелять еще сотню, но наведу порядок...

Предназначенный для раненых транспорт "Ялта" нагружен, но раненых и больных остается еще порядочное количество. Санитарный инспектор совещался по этому поводу с главнокомандующим и генералом Шатиловым.

— Англичане обещали взять пятьдесят раненых, — докладывает главкому генерал Шатилов, — но ведь это капля в море; всех все равно нельзя взять и вывезти...

— Раненые должны быть вывезены, и они будут вывезены, — нетерпеливо перебивает главнокомандующий.

— Что они должны быть вывезены — я согласен, но невозможного нельзя сделать...

— А я тебе говорю, что пока не будут вывезены раненые, я не уйду...

Около 4 часов приходит из города адъютант генерала Врангеля и сообщает, что только что умер генерал Май-Маевский. Все поражены. Часа за полтора до этого Май-Маевский был во дворце и просил у начальника штаба автомобиль для перевозки вещей на пароход. Машина ему сейчас же была дана, и он, заехав домой за вещами, отправился на пристань, но, проезжая по Екатерининской улице, умер в автомобиле от разрыва сердца.

Вечером, часов в 5, генерал Врангель приказал позвать пять человек казаков из конвоя. Робко вошли они в кабинет и столпились у двери, тихо ответивши на приветствие главнокомандующего. Он указал им на большую рельефную карту, занимавшую всю стену и изображавшую Перекоп-Сивашские позиции:

— Вот, молодцы, мне когда-то подарили эту карту, взять ее с собой я не могу, и не хочу, чтобы она досталась этой сволочи, разрубите и сожгите ее.

Карту с надписью "Нашему вождю от защитников Крыма 1920 года" вынесли из кабинета, и до самых сумерек по опустевшим комнатам дворца гулко отдавались удары шашек.

Вечером прибыл во дворец де Мартель и французские морские офицеры. В приемной находилось несколько чинов личного штаба главнокомандующего, ожидавших конца совещания. Спустя некоторое время генерал Врангель вышел и с облегчением обратился к присутствующим:

— Вопрос улажен. Армию, семьи и беженцев принимают. Чтобы показать, что мы находимся под покровительством французов, я поеду на французском миноносце. Подходя к Константинополю, миноносец поднимет мой флаг, наши суда, кроме андреевского, поднимут еще и французский. Нужно будет перенести вещи с "Генерала Корнилова" на миноносец⁵.

Несмотря на благоприятное решение вопроса о беженцах и армии, до сих пор никому не известно о нашей дальнейшей судьбе. Среди обывателей, офицеров и даже среди чинов штаба полная неуверенность в своем будущем, ходят всевозможные слухи, строятся самые невероятные, фантастические предположения. Одни говорят об отходе к Ак-Манайским позициям и удержании за собой Керченского полуострова с целью перенесения потом операций на Тамань и Кубань, другие говорят о приезде в Константинополь, сидении на островах и о переброске армии на Западный фронт к Балаховичу и Перемыкину, третьи говорят о десанте на Одессу, и наконец четвертые фантазируют о... переезде армии к атаману Семенову. Но ни эта полная неизвестность, ни лишения впереди немногих, кажется, удержат от отъезда из Крыма. Лучше полная неизвестность и какие угодно неприятности "там", чем господство большевиков "здесь".

Вечером начинают собирать последние вещи и готовиться к переходу из Большого дворца. В кабинете главкома забирают бумаги, складывают карту с помеченной линией фронта к 2 часам дня. Входит главком. Лицо похудело, выражает невероятную усталость. Медленно направляется к окну и долго смотрит на огоньки судов. Через комнату пролетает его заглушённый шепот: "Ох, как тяжело". Затем так же медленно идет обратно к двери и долго ходит по опустевшей зале и приемной.

Как-то холодно и неуютно сделалось сразу во дворце. Тихо шелестит бумага, толстые ковры скрадывают звук шагов. Все говорят шепотом, точно вблизи покойник.

В 9 часов главнокомандующий и начальник штаба переходят в гостиницу "Кист", где уже находится генерал Скал он со своим штабом.

До сегодняшнего утра гостиница занималась иностранными миссиями и представителями, сейчас она стоит почти пустая. В нижнем коридоре, около комнат, занимаемых штабом генерала Скалона, группа (только что прибывших из Симферополя) военных читает и оживленно комментирует вышедший сегодня утром приказ главнокомандующего об эвакуации. Вот он:

"Русские люди! Оставшаяся одна в борьбе с насильниками Русская армия ведет неравный бой, защищая последний клочок русской земли, где существует право и правда.

В сознании лежащей на мне ответственности я обязан заблаговременно предвидеть все случайности.

По моему приказанию уже приступлено к эвакуации и посадке на суда в портах Крыма всех, кто разделял с армией ее крестный путь, семей военнослужащих, чинов гражданского ведомства с их семьями и тех отдельных лиц, которым могла бы грозить опасность в случае прихода врага.

Армия прикроет посадку, памятуя, что необходимые для ее эвакуации суда также стоят в полной готовности в портах, согласно установленному расписанию. Для выполнения долга перед армией и населением сделано все, что в пределах сил человеческих.

Дальнейшие наши пути полны неизвестности.

Другой земли, кроме Крыма, у нас нет. Нет и государственной казны. Откровенно, как всегда, предупреждаю всех о том, что их ожидает.

Да ниспошлет Господь всем силы и разума одолеть и пережить русское лихолетие.

Генерал Врангель".

Внезапно половина неба покрывается ярким заревом. Издалека, со стороны вокзала, доносятся звуки отдельных выстрелов. То загорелся склад американского Красного Креста, и городская чернь пытается громить его. Затакал пулемет, разрастается зарево, где-то вдали стелется едкий черный дым.

Прибывает из Симферополя Офицерская кавалерийская школа и размещается на площади перед "Кистом". Они были вызваны по тревоге, все предполагали, что в Севастополе не эвакуация, а лишь местное восстание, и выехали налегке, не взяв с собой даже ничего из вещей.

Около 11 часов распространяется слух, что в районе вокзала вспыхнули беспорядки. Еще днем было отдано распоряжение сосредоточить все свободные машины около штаба, дабы в нужный момент, в случае восстания, иметь возможность сразу ликвидировать его. Почему-то машин на площади нет, и приходится звонить по телефону в гараж. Звонят, отвечают, что через 20 минут автомобили будут. Проходит полчаса, час — никаких результатов. Выясняется, что нет бензина, нет шоферов. Наконец, автомобили прибывают. Грузятся юнкера и едут в район вокзала. Все с нетерпением ожидают известий. Часа через полтора юнкера благополучно возвращаются, выяснив, что на вокзале все спокойно.

В 2 часа ночи главнокомандующий просыпается и приказывает узнать о положении на фронте. С телеграфа, пока все еще находящегося в "Бристоле", сообщают, что линия фронта проходит южней Джанкоя. Штаб 1-го корпуса по-прежнему стоит в Симферополе.

Остаток ночи протекает спокойно.

31 октября.

Утром прибыло из Симферополя Атаманское училище и расположилось на площади перед гостиницей "Кист". Вышел главнокомандующий и, обратившись к юнкерам с краткой речью, поблагодарил их за службу и обещал продолжение борьбы на другом фронте. Возвращаясь после смотра в гостиницу, он проходит мимо групп офицеров, только что прибывших с фронта. Из среды их выделяется один и сильно взволнованным голосом просит разрешения переговорить с главнокомандующим.

— В чем дело?..

— Ваше превосходительство, я старый офицер, несколько раз ранен, не бросайте меня...

— Чего вы волнуетесь, ведь вы видите, я еще здесь. Вы офицер? Стыдитесь!..

В 10 часов утра главнокомандующий идет в "Бристоль" к генерал-квартирмейстеру. Через некоторое время возвращается. Фронт проходит около Сарабуза. Отступление идет почти без сопротивления противнику.

На улицах гораздо спокойнее. Почти все учреждения уже погружены. Эвакуация протекает значительно нормальнее, чем это предполагали. Некоторые пароходы уже вышли на рейд. В 1 час дня на буксире выводят дредноут "Генерал Алексеев".

Магазины все закрыты, действуют только кафе. Деньги главного командования совершенно обесценены. Фунт стерлингов котируется около двух миллионов, хлеб стоит 10-15 тысяч фунт. Ординарец донского атамана за кусок колбасы в пять фунтов заплатил полмиллиона. Все, что где-либо появляется на лотках или в киосках, расхватывается моментально.

К обеду на английском миноносце прибывает из Константинополя баронесса Врангель. Главнокомандующий отдает категорическое приказание не пускать ее на берег.

Постепенно у всех начинает появляться уверенность, что эвакуация пройдет благополучно. Части местного гарнизона уже все погружены, лазареты — также, охрана штаба и города фактически осуществляется юнкерами Донского и Симферопольского училищ. Кто-то сообщает, что у понтонного моста через Южную бухту находится девять раненых, их забыли погрузить. Генерал Шатилов тотчас же отдает приказание, и раненые принимаются на борт одного из кораблей.

Вечером из Симферополя прибывает со своим штабом генерал Кутепов и долго совещается с главнокомандующим и начальником штаба, а затем направляется на крейсер "Генерал Корнилов" для совещания с командующим флотом.

Вечером в "Кист" переходят и остальные чины штаба — генерал-квартирмейстер, генерал Коновалов, начальник оперативного отделения, начальник связи, несколько ординарцев.

Отдается директива на следующий день, 1 ноября. Войска должны занять примерно линию укреплений 1855 года. Генералу Скалону приказано защищать северную сторону от моря до линии железной дороги. Генералу Кутепову — от железной дороги до вокзала и дальше к морю. Командующему флотом приказано закончить всю погрузку к 12 часам дня, посадить все заставы и к 1 часу вывести суда на рейд. Заставы генерала Кутепова будут грузиться у пристаней в Южной бухте, остальные — вместе с войсками в Килен-бухте. Это место внушает наиболее серьезные опасения, так как там должен быть погружен весь 1-й корпус.

К вечеру снова начинают опасаться волнений и беспорядков, но ночь проходит вполне спокойно.

Рейд сильно опустел. В Южной бухте виднеется серый массив "Генерала Корнилова" и парохода "Херсонес", который должен забрать последние заставы тех, кто обслуживает до последней минуты штаб.

За понтонным мостом, в глубине бухты, сквозь дымку утреннего тумана вырисовываются силуэты "Иоанна Златоуста", "Трех Святителей" и других старых служак, которые не могут выйти в море даже на буксире. На рейде вырисовывается шеститрубный "Waldeck — Rousseau" — герой Новороссийска, несколько иностранных миноносцев и большие транспорты, предназначенные для погрузки главной массы войск.

В 10 часов утра в "Кист" прибывают 10 офицеров Корниловских, Марковских и Дроздовских полков и проходят к номеру, занимаемому главнокомандующим, для принятия знамен, которые не смогли им быть вручены при последней поездке на фронт. Просто проходит церемония. Офицеры скромно, как бы чувствуя неловкость, становятся в коридоре. Звонко отбивая ногу, приносят конвойные казаки знамена, и главнокомандующий вручает их.

Почти три года существовали полки — дети революции или, вернее, "контрреволюции", три года сражались, и сражались геройски, и какая насмешка судьбы! Получили знамена лишь в тот день, когда покидали последний клочок русской земли, прекращали борьбу, а может быть, и свое существование. Впрочем, кто знает, это могло быть насмешкой и не судьбы...

Собираются последние вещи, постепенно переносятся на Графскую пристань и на катер для отправки на "Генерале Корнилове".

По лестнице Графской пристани спускается в сопровождении командующего флотом генерал Врангель, садится на катер и едет в Килен-бухту. Часа через полтора возвращается и с чувством глубокого удовлетворения сообщает:

— Войска погружены. Сейчас грузятся заставы...

Пустеет площадь, пусто и на пристани. Несколько беженцев садятся на французский катер и едут на "Waldeck — Rousseau".

Главнокомандующий обходит грузящиеся заставы. Здоровается. Слышно "ура". Где-то раздается стрельба. Это, вероятно, громят последние склады, несмотря на приказ о том, что все имущество является народным достоянием и передано под охрану рабочих. А может быть, ссаживают с пароходов население, чтобы дать возможность погрузиться последним заставам.

Вот от здания "Киста" отделяется небольшая группа. Проходит к пристани и грузится на "Херсонес". Это последние телеграфисты, державшие связь, и дежурные офицеры. Последняя связь с фронтом была прервана симферопольским телеграфным узлом, сообщившим в ставку, что чины узла занимают нейтральную позицию и не будут более обслуживать ни одну из воюющих сторон. После этого дежурные телеграфисты ставки и Симферополя обменялись взаимно только несколькими частными вопросами и распрощались.

Подходят последние ординарцы во главе с ротмистром Е. Последние чины армии, остававшиеся на берегу

до последней минуты. На пароходе не хватает места. В воду сбрасывают ящики со снарядами, мешки с солью.

Вот на белых ступенях Графской пристани появляется высокая фигура главнокомандующего в серой офицерской шинели и фуражке Корниловского полка. За ним идут начальник штаба, генерал Коновалов, генерал Скалон, начальник связи, генерального штаба полковник П., адъютант, несколько лейб-казаков. Все садятся на катер, казаки становятся по бортам. В 2 часа 40 минут дня катер отваливает от пристани.

Медленно обогнув с носа крейсер "Генерал Корнилов", он приближается к правому борту.

У Андреевского флага видна высокая фигура в серой шинели.

Команда выстроена у борта.

Главнокомандующий поднимается по трапу. Оркестр играет встречу.

Рапорт.

Генерал Врангель произносит речь, указывает на то, что Русская армия принуждена оставить родную землю, и выражает надежду на продолжение борьбы.

Вспоминается солнечное утро 25 марта. Первый парад в Крыму. Вспоминается другая речь, другое настроение.

При взгляде на эту высокую фигуру, на осунувшееся, похудевшее лицо в памяти воскресает вдруг образ старого, железного рыцаря средневековой легенды.

Главнокомандующий проходит в отведенное ему помещение. Все устраиваются с радостным чувством, что отделались, что эвакуация Севастополя прошла благополучно.

Примечания

1. Инициалы автора не расшифрованы, и личность не установлена.

2. Глава американской миссии.

3. Верховный комиссар Франции на Юге России.

4. Генерал-лейтенант Скалон Михаил Николаевич (1874-?) — из дворян, окончил Пажеский корпус в 1894 г., откуда был выпущен корнетом в лейб-гвардии гусарский полк, в 1901 г. вышел в отставку. Вернувшись в армию в феврале 1904 г., участвовал в русско-японской войне, в 1905 г. за боевые отличия был назначен флигель-адъютантом императора, числился в списках лейб-гвардии гусарского полка, в августе 1912 г. был произведен в полковники. Участвовал в первой мировой войне; с ноября 1914 г. — командир 36-го пехотного Орловского полка, в декабре 1914 г. был произведен в генерал-майоры, с апреля 1915 г. — командир лейб-гвардии 4-го стрелкового полка, в 1917 г. — начальник 33-й пехотной дивизии. С ноября 1919 г. командовал отрядом, входившим в состав войск Новороссийской области, в феврале-марте 1920 г. командовал Сводно-гвардейской пехотной дивизией, во главе которой участвовал в "Бредовском походе", по окончании похода был зачислен в резерв чинов при штабе генерала Н.Э. Бредова. После переброски группы войск генерала Н.Э. Бредова в Крым был произведен в генерал-лейтенанты и в конце августа (старого стиля) назначен командиром 3-го армейского корпуса. Во время эвакуации Крыма (с 25 октября по 1 ноября старого стиля) исполнял обязанности таврического губернатора, начальника Гражданского управления и командующего войсками тылового района, с остатками Русской армии генерала П.Н. Врангеля эвакуировался из Крыма в Турцию.

5. Когда было отменено это распоряжение и почему генерал Врангель поехал все же на "Генерале Корнилове", неизвестно.