Историография вопроса о ранних славянах в Крыму

В литературе неоднократно предпринимались попытки обосновать раннюю (до IX—X вв.) колонизацию Крыма славянами. Однако первое письменное свидетельство о походе русов на северное побережье Черного моря относится только к первой пол. IX в. В «Житии Стефана Сурожского» описан поход князя Бравлина: «...приде рать велика роусская из Новаграда, князь Бравлин силен зело, плени от Корсуня и до Корча...» [402, с. 11]. 988—989 гг. датируется поход князя Владимира на Корсунь, но ни один из сохранившихся раннесредневековых источников не говорит о славянах или русах как о постоянном населении Крыма. Не убеждает в обратном и «Житие Константина Философа», в котором сообщается, что Константин, будучи в Херсоне, «нашел же здесь евангелие и псалтырь, написанные русскими письменами, и человека нашел, говорящего на том языке» [17, с. 77]. Большинство исследователей в настоящее время считают, что в этом месте «Жития» речь идет о сурских (т. е. сирийских), а не русских письменах [17, с. 117]. Ввиду же полного отсутствия свидетельств раннесредневековых авторов о каком-либо проникновении славян в Крым до IX в. исследователи, поставившие вопрос о пребывании ранних славян в Крыму, пытались подобрать для его решения памятники материальной культуры, причем некоторые из них необоснованно привлекали для этой цели теорию Н.Я. Марра о стадиальности. Автохтонное происхождение славян в Крыму доказывали П.Н. Надинский и П.Н. Шульц, которые относили их к потомкам скифов и тавроскифов [339, с. 45—48; 499, с. 117, 119, 128; 501, с. 89—93]. На основании изучения археологического материала П.Н. Шульц пришел к выводу, что культура скифов является одним из источников русской культуры. Самый убедительный аргумент, по его мнению, — это мотив богини-прародительницы, очень сходный по своей семантике у скифов, сарматов и славянских народов. Но ничего специфически скифо-сарматского в иконографии ни русского, ни украинского народного творчества нет. Сюжет богини с прибогами (который, кстати, отмечен и на греческих архаических вазах), как и древо жизни, был присущ многим народам [99, с. 68—75]. Тенденциозность точки зрения об автохтонном происхождении славян в Крыму настолько очевидна, что ее не нужно разбирать детально. Отметим лишь, что во времена разгрома теории Н.Я. Марра мнение П.Н. Шульца и П.Н. Надинского подверглось резкой и справедливой критике [394, с. 10—12; 395, с. 6; 414, с. 276].

Совершенно иное решение вопроса о ранних славянах в Крыму предложили Е.В. Веймарн, С.Ф. Стржелецкий и А.П. Смирнов [155, с. 94—99; 413, с. 32—45; 414, с. 277—278]. Изучая особенности Ай-Тодорского, Чернореченского и нескольких других крымских могильников III — первой пол. V в., содержащих трупосожжения и некоторые Черняховские вещи, указанные исследователи отнесли их к культуре полей погребений Черняховского типа и на основании этого пришли к выводу об их славянской принадлежности, а значит, и о ранней колонизации Крыма славянами. В целом верно определив направление проникновения в Крым — с севера — пришлых племен, оставивших указанные могильники, Е.В. Веймарн, С.Ф. Стржелецкий и А.П. Смирнов примкнули к господствовавшему до середины 50-х годов мнению о славянской принадлежности всех без исключения памятников Черняховской культуры. П.Н. Третьяков [472, с. 141], В.В. Мавродин [316, с. 11] и некоторые другие исследователи поддержали точку зрения о ранней колонизации Крыма славянами, поскольку она вполне согласовывалась с намечавшейся в те годы тенденцией повсеместно искать и «находить» славян. Тем не менее многие ученые подвергли эту концепцию резкой критике [306, с. 27—28; 265, с. 13—14; 266, с. 160—161; 269 с. 182—185; 463, с. 322, примеч. 3; 465, с. 178, примеч. 11; 520, с. 487, примеч. 6; 358, с. 102—109].

Некоторые концепции тех лет, в частности точка зрения об этническом единстве Черняховской культуры как славянской, уже пересмотрены. Многие советские археологи (М.И. Артамонов, В.В. Кропоткин, Ю.В. Кухаренко, М.А. Тиханова, П.Н. Третьяков, В.Д. Баран, Г.Б. Федоров, М.Б. Щукин и др.) неоднократно высказывались о разноэтничности ее носителей, в числе которых, кроме славянских, в первую очередь называют германские, фракийские, сарматские, позднескифские племена. Причем в каждом регионе Черняховской культуры прослежены различные сочетания этнических признаков. В Северном же Причерноморье отчетливо выделяются вельбаркские и сармато-аланские черты (см. главу 2 нашей работы).

Среди популярных когда-то доказательств существования раннеславянского населения в Крыму, а именно на Боспоре, чаще всего упоминалась надпись III в., в которой дан перечень главных должностных лиц Боспора [256, с. 38—43]. Среди нескольких десятков имен в ней упоминается Ант, сын Папия ('Άντασ Παπιου). Созвучие этого имени с этнонимом «ант» неоднократно использовалось для подтверждения точки зрения о проникновении в Крым ранних славян уже в III в. [339, с. 44; 193, с. 19]. Однако имя «'Άντασ» никакого отношения к славянам не имеет. Это греческое имя [538, с. 360].

Не менее спорной является также высказанная в литературе точка зрения о смешанном славяно-аланском населении Тепсеня и других поселений Восточного Крыма VIII—IX вв. [115, с. 95, 101, 127, 135, 138, 145; 413, с. 44—45;414, с. 278; 111, с. 511; 193, с. 40]. В качестве славянского этнического признака представлена группа серой гончарной керамики — горшки яйцевидной или шарообразной формы с плоским дном и отогнутым венчиком, сплошным рифлением и многорядной врезной волнистой линией в верхней части сосуда. Однако данная керамика сильно отличается от современных ей лепных горшков ромено-боршевс-кой культуры с соседних территорий и принадлежит к кругу признаков салтово-маяцкой культуры. Она в значительном количестве обнаружена на Салтовском, Саркелском и других городищах и степных поселениях в бассейне Донца и Дона [315, с. 107—111, рис. 6; 363, с. 220—222, рис. 9; 364, с. 20—23, рис. 11—12; 365, с. 106—108]. Поводом для неверного определения части салтовских горшков VIII—IX вв. послужило их внешнее сходство со славянской керамикой X—XI вв., распространенной от Новгорода и Смоленска до Чехии. Кроме хронологического разрыва не менее чем в 100 лет, славянские горшки отличаются примесями в тесте (мелкая дресва вместо песка) и, как правило, более отогнутыми венчиками и более конусовидным туловом с округлыми плечиками [364, с. 23; 365, с. 107].

Исследования салтово-маяцкой культуры и синхронных, связанных с ней крымских памятников [520, с. 480—487; 521, с. 116; 523, с. 292—293; 190, с. 96—99; 121, с. 1—23] полностью опровергают концепцию о славянах VIII—X вв. в Крыму, которая в 50-е годы была настолько популярной, что даже отразилась на выводах антропологов. Так, по мнению К.Ф. Соколовой, краниологические серии из Судака (VIII—XII вв.) и Коктебеля (VIII—X вв.) имеют сходство с приднепровскими сериями, относящимися к восточной ветви средиземноморской расы (к так называемому «Понтийскому» типу) [423, с. 75—77]. При этом даже не было оговорено, что «Понтийский» антропологический тип характерен для многих народов Причерноморья. Более верным представляется нам предположение К.Ф. Соколовой о сходстве краниологических серий из Судака и Коктебеля с долихокранным, узколицым типом черепов из Верхне-Салтовского могильника и Саркела [423, с. 77]. Это наблюдение в сочетании с выводами Ю.Д. Беневоленской о вхождении ранних болгар, обладавших брахикранным типом, в состав населения раннесредневекового Крыма, представляется более правдоподобным, так как оно согласуется с наблюдениями археологов о близости материальной культуры населения Крыма VIII—IX вв. (в особенности его восточной части) салтово-маяцким древностям Таманского п-ва, низовьев Кубани и Дона. В качестве возможных компонентов сложившегося здесь конгломерата могут выступать аланы, болгары и даже хазары [110, с. 235—239; 525, с. 183—193; 527, с. 131—138].

Средневековые топонимы с корнем «рос», отмеченные в Крыму, также не свидетельствуют о проживании здесь славян. В работах Д.Л. Талиса [457, с. 229—234; 458, с. 87—99] приведены вполне убедительные доказательства того, что крымские росы, судя по письменным источникам и массовому археологическому материалу второй пол. I тыс. н. э., этнически близки одновременному им населению Подонья и Приазовья. Выводы Д.Л. Талиса, вероятно, согласуются с предположением Д.Т. Березовца об идентификации носителей салтово-маяцкой культуры с русами арабских географов [125, с. 59—74].

Из всех существующих гипотез о славянах в Крыму наиболее правдоподобно выглядит мнение А.Л. Якобсона [516, с. 35; 521, с. 119—128] и Г.Ф. Корзухиной [255, с. 135—137] об эмиграции каких-то групп населения из древней Руси в XIII в. во время татаро-монгольского нашествия. Это предположение основано на археологических материалах (новгородские гривны, кресты, сосуды) из раскопок Херсонеса. Русское население Каффы, Судака и Солхата XIII—XVIII вв. (преимущественно, вероятно, торговый люд), иногда упоминавшееся вместе с кыпчаками и аланами, засвидетельствовано письменными источниками [437, с. 147—154; 367, с. 50]. Для периода позднего средневековья можно говорить и о невольниках из славянских земель, попадавших в Крым в результате татарских разбойничьих набегов. О ранних же славянах в Крыму нет пока убедительных свидетельств — ни письменных, ни археологических. Все попытки найти их носили тенденциозный, иногда даже псевдонаучный характер. Ведущие советские исследователи уже отказались от большинства предложенных концепций о ранней колонизации Крыма славянами.