«Херсонес Таврический и Скифский...» (IV в. до н. э.)

В IV в. до н. э. в истории народонаселения степного Причерноморья и Крыма произошло событие, которое специалисты с полным основанием могут именовать «демографическим взрывом». В течение нескольких десятилетий население, судя по количеству погребений, резко возросло: в степях севернее Перекопа — не менее чем в десять раз, в степях Крыма — приблизительно в пять-шесть раз. Возможно, причины этого не только в благоприятных природных условиях, но и в особенностях социально-экономического развития скифских племен.

Основным источником изучения скифской культуры Крыма IV в. до н. э., как и в предшествующий период, являются многочисленные погребения, неравномерно распределенные по территории полуострова. В северном Крыму и Присивашье их относительно немного. Но именно здесь, у сел Филатовка, Чкалово, Бережное, Кураевка, Черноземное, найдены скифские захоронения в катакомбах, ничем не отличающиеся от одновременных погребений Поднепровья, Побужья, Поингулья. Одна из могил (у с. Чкалово) сопровождалась конским захоронением в отдельной яме, что также характерно для более северных степных районов. Тем самым подтверждается активная роль Перекопа и Присивашья как своеобразного моста, связывающего Крым со степями Херсонщины.

Заметно увеличивается численность скифского населения в западном Крыму. Грунтовые погребения здесь пока не обнаружены, курганы же группируются в довольно большие могильники. Наибольшее их число исследовано на территории Сакского района — у сел Колоски, Приветное, Суворовское, Крыловка, а также в Первомайском, Раздольненском и других районах. Особенности геологического строения этой части Крыма, выходы камня прямо на поверхность отразились и в погребальном обряде скифов. Камень широко использовался при создании погребальных и намогильных сооружений. Среди погребений наряду с ямами популярностью пользовались каменные ящики из установленных вертикально плит либо небольших плоских камней. Перекрывались ящики одной или несколькими каменными плитами.

С IV в. до н. э. скифы западного Крыма начинают сооружать и каменные склепы, которые, в отличие от ящиков, имели в одной из стенок специальное отверстие — вход, прикрытый закладной плитой. Дно склепов обычно выстилалось хорошо подогнанными каменными плитами неправильной формы. Появление склепов, очевидно, было связано с распространением практики разновременных захоронений, так как наличие входа облегчало подзахоронение. Каменные ящики и склепы нередко обкладывались снаружи дикарными камнями, а затем перекрывались грунтовой насыпью. Изредка камнем облицовывалась вся поверхность насыпи, а по ее периметру выкапывался кольцевой ровик глубиной до метра. Подобное оформление кургана, помимо чисто практической функции — предохранения насыпи от оползания, — несло и несомненную религиозно-мифологическую нагрузку, связанную с древней символикой кургана. Кольцевая крепида или ровик разделяли мир мертвых и живых. В ходе похорон и в течение какого-то времени после совершались поминальные обряды, в частности заупокойная трапеза. Следы ее — кости животных и фрагменты керамических сосудов нередко обнаруживаются при снятии насыпей.

При сооружении курганных комплексов в западном Крыму весьма распространенным обычаем была установка на вершине насыпи каменного антропоморфного изваяния. Их здесь найдено не менее 20 — подавляющее большинство известных в Крыму изваяний V—IV в. до н. э. Антропоморфы воспроизводят стоящую мужскую фигуру, одна рука которой опущена, а вторая прижата к груди или животу. В ней иногда помещен ритон — сосуд из бычьего рога, который считался у скифов ритуальным предметом, возможно, символом богатства, знатности, плодородия. Кроме него, на изваяниях нередко воспроизводилась одежда (кафтан, пояс), оружие (меч, лук в горите), бытовые предметы и украшения (гривна, оселок и др.). Изваяния скорее всего воплощали образ героизированного предка-родоначальника, который отождествлялся с изображением конкретного умершего человека¹. Изваяния либо вкапывались на вершине кургана, либо устанавливались нижней частью в отверстие массивной горизонтальной плиты-базы. Антропоморфы демонстрируют различный уровень мастерства их ваятелей. Большая их часть изготовлена, несомненно, скифами. Некоторые же экземпляры выполнены столь «профессионально», что не оставляют сомнения в принадлежности их резцу греческого мастера.

Закономерности развития скифской погребальной обрядности, отмеченные на материалах западного Крыма, проявляются и при рассмотрении предгорных памятников. Здесь господствует захоронения в каменных ящиках, реже встречаются погребения в ямах и каменных склепах, крайне редки катакомбы и деревянные гробницы.

Скифские изваяния V—IV вв. до н. э.: 1 — из кургана 1 у с. Колоски; 2 — из кургана 2 у с. Приветное

Одно из хорошо сохранившихся погребений исследовано Н.И. Веселовским в 1891 г. у с. Грушевое в кургане № 1, который известен в литературе под названием «Талаевский»². В большой — 3,9×7,8×2,1 м — яме был сооружен каменный ящик, заваленный камнями. В центре ящика, головой на запад, лежал мужской скелет в железном пластинчатом панцире и боевом поясе с подвешенным к нему боевым топориком. Деревянную рукоять топорика обвивала золотая лента. Рядом с погребенным лежал целый набор оружия: два копья, три дротика, стрелы, бронзовый греческий шлем. В углах могилы стояли амфоры, лежала каменная плитка с костями быка (остатки жертвенной пищи) и железным ножом. Помимо двух импортных керамических сосудов и оправленного в золото точильного камня — оселка, в погребении находился большой ритон из рога оленя, устье которого было оковано орнаментированной серебряной пластинкой. Хотя предметов из золота в погребении найдено немного (гривна, перстень, кольцо), сочетание трех престижных предметов — ритона, гривны и топорика — свидетельствуют о довольно высоком социальном ранге погребенного воина.

Одно из наиболее богатых предгорных погребений IV в. до н. э. находилось в кургане первой группы Дорт-оба у с. Мирное³. Там под пятиметровой облицованной камнем насыпью в деревянной гробнице был погребен воин с богатым набором оружия. Одежду его украшало более 500 золотых нашивных бляшек. Здесь же находился ритуальный деревянный сосуд, украшенный золотыми накладками, и пять амфор из-под вина. Интересна и следующая деталь. Геродот, описывая захоронение скифского царя, упоминает о воткнутых в дно могилы «по обеим сторонам трупа» копьях. Несколько воткнутых в грунтовое дно наконечников копий было найдено и в описанном погребении, а также в ряде других захоронений степного Причерноморья. Погребенный в дорт-обинском кургане воин, очевидно, являлся не царем, а племенным вождем.

Особенно заметно увеличилась численность скифского населения в IV в. до н. э. на Керченском полуострове, где исследовано более половины известных в Крыму скифских погребений этого времени. Обычно они группируются в могильники, насчитывающие от 5—10 до 50 погребений. Продолжают существовать появившиеся ранее бескурганные могильники Золотое, Рыбное, Фронтовое, причем в последнем фиксируются уже и редкие катакомбы-подбои.

Территорию, заключенную между Киммерикским (Аккосовым) валом и рвом «потомков слепых» на Акмонае, населяли не только потомки ассимилированных скифами аборигенов, по и более этнически «чистые» скифы. Им принадлежали интересные курганные группы, исследованные у сел Ленино, Ильичево, Астанино, Бранное Поле, Зеленый Яр, Кирово⁴. Большая часть захоронений, совершенных в каменных ящиках и склепах, а также в ямах с каменными перекрытиями, социально однородна. Среди них нет очень богатых, но и очень бедные почти отсутствуют. Широкое распространение обычая бескурганных, а также разновременных захоронений в каменных склепах, ящиках и даже в ямах свидетельствует об оседлости или по крайней мере о полуоседлости населения. К сожалению, скифские поселения этого времени в Крыму пока археологически не исследовались, наличие же их на Керченском полуострове и в предгорьях вполне вероятно.

Захоронения богатых и знатных скифов, датируемые IV в. до н. э., находились восточнее Киммерикского (Аккосова) вала. Почти все они расположены на расстоянии не более 20 км от Пантикапея, столицы Боспора, а некоторые даже входили в состав его курганного некрополя на хребте Юз-оба («сто холмов»). Найденные в них шедевры греческого ювелирного искусства легли в основу коллекции Золотой кладовой Государственного Эрмитажа и приобрели широкую известность. Опишем некоторые наиболее интересные погребальные комплексы⁵.

Гробница в кургане Куль-оба («холм пепла») была обнаружена случайно в 1830 г., но, к счастью, исследовалась специалистами-археологами, а не «любителями древностей». Прежде всего интересна сама гробница, построенная из тесаного камня. Она почти квадратная в плане — 4,6×4,2 м — со входом в северной стенке. Высота сужающегося уступами свода — 5,3 м. Характер архитектуры и кладки не оставляет сомнения в том, что строили склеп греки. Вместе с тем, устроенный в склепе своеобразный деревянный потолок, напоминающий деревянный шатер и доходящий до свода склепа, украшенный пологом с золотыми бляшками, ничего общего с греческим погребальным ритуалом не имеет. У восточной стенки склепа на роскошном деревянном ложе покоился знатный скиф, возможно, царь. О том, что умерший был именно скифом, свидетельствует набор сопровождающего инвентаря и другие черты ритуала. Так, на голову погребенного был надет традиционный скифский головной убор, остроконечная войлочная шапка-башлык с нашитыми на нее золотыми бляшками. Драгоценная диадема дополняла убор. На шее погребенного находилась золотая гривна весом 461 г, на каждой руке — от одного до трех золотых браслетов с фигурными окончаниями.

Погребение Талаевского кургана (IV в. до н. э.)

В Специальном отделении ложа помещались оружие и ритуальные предметы: железный акинак с обложенной золотом рукоятью, нагайка, горит (футляр для лука), покрытый золотой пластиной с изображениями животных, оселок в золотой оправе, золотая чаша — фиала.

Слева от ложа, в саркофаге из кипарисового дерева и слоновой кости, была погребена женщина (жена или наложница?) в расшитых золотыми бляшками одеждах. Ее погребальный убор был очень богат: электровая^* диадема с крупными золотыми подвесками, ажурные серьги, гривна, ожерелье, два браслета (все из золота). Рядом лежало бронзовое зеркало с обложенной золотой фольгой ручкой, а между голеней стоял электровый шаровидный кубок с изображением эпизодов скифского эпоса, как считают некоторые исследователи.

У южной стенки склепа лежали останки возницы-оруженосца, рядом с которыми в особом углублении находились кости коня, два наконечника копий, бронзовые поножи и шлем. Вдоль стенок склепа стояли металлические сосуды — бронзовые котлы с костями барашка, два серебряных позолоченных таза с набором ритуальной посуды, а также амфоры, в которых сохранился осадок от испарившегося вина. По всему склепу были разбросаны бронзовые наконечники стрел, а под полом находился тайник, сразу не замеченный исследователями и разграбленный «золотоискателями» из числа местных жителей. Среди находившихся в нем предметов особенно интересна выкупленная у грабителей большая золотая бляха в виде лежащего оленя.

Несмотря на то, что сам склеп и большинство предметов погребального инвентаря изготовлены эллинами, нет сомнения в скифском происхождении погребенных. Как уже упоминалось, умерщвление слуг и наложниц, помещение в могилу большого количества оружия, посуды, жертвенной пищи — характерные черты богатых скифских погребений степного Причерноморья.

Каменные склепы с уступчатым перекрытием, содержавшие богатые варварские захоронения, были найдены также в курганах Пантиниотти, Кекуватского, Старшем Трехбратнем.

Старший Трехбратний курган высотой около девяти метров находился в километре к югу от греческого Ортельского поселения у с. Огоньки⁶. Один из двух устроенных под его насыпью склепов уцелел от разграбления. В нем найдены останки женщины и девочки-подростка, помещенные на каменной лежанке головой на восток. Над лежанкой был натянут полог, расшитый бронзовыми позолоченными веточками лавра. Женский скелет принадлежал знатной особе, о чем свидетельствуют драгоценный головной убор, золотые серьги, бусы, браслеты и перстни, расшитая золотыми бляшками обувь и погребальное покрывало. Рядом с останками девочки, по-видимому, служанки, находился лишь глиняный кувшин — ойнохоя. В большом ларце и рядом с ним лежало «имущество» погребенных: многочисленные сосуды, в том числе для косметических веществ, два позолоченных зеркала, талисманы, предметы туалета, амфора с бронзовым черпаком, деревянное блюдо с коровьими костями и железным ножом. Лежавшая у левой ступни погребенной бронзовая пантикапейская монета — чисто греческая черта погребального ритуала. Монету эллины вкладывали в рот или руку умершего либо оставляли возле него в качестве «платы» Харону — перевозчику душ умерших в «царстве теней». Монета («обол Харона») в данном погребении может свидетельствовать как о сильной эллинизации погребенной скифянки, так и о том, что погребенная была гречанкой, выданной замуж за скифского аристократа. У основания курганной насыпи был установлен выполненный греческим резчиком надгробный рельеф с изображением богини в повозке и мужчины-всадника. У входа же в склеп лежал скелет коня. Таким образом, отдельные черты греческого погребального ритуала вошли в традиционные скифские похороны.

Скифские воины IV в. до н. э. (реконструкция по материалам Талаевского кургана)

Отметим еще одно немаловажное обстоятельство: различия между погребальными обрядами скифов и автохтонов, обитателей предгорий и степей, хорошо заметные в VII—V вв. до н. о., стираются в IV в. до н. э. Почти выходит из употребления и лощеная керамика с резным орнаментом.

Итак, судя по археологическим материалам, первые три четверти IV в. до н. э. были периодом расцвета культуры населявших Крым скифских племен. Скифское и ассимилированное скифами аборигенное население в количественном отношении значительно выросло. Употребляемое Страбоном наименование полуострова — «Херсонес Таврический и Скифский»⁷ — вполне применимо и к Крыму IV в. до н. э. По сообщению Псевдо-Скилака, «на Меотийском озере прямо при входе в него по левую руку живут скифы»⁸. Это подтверждение того, что в IV в. до н. э. скифы обитали и в самом «сердце» боспорской территории, в восточной части Керченского полуострова. Находки оружия в погребениях говорят о том, что они были политически независимыми от Боспора и в основной своей массе свободными. Однако и эллинское население продолжало оставаться значительным. Более того, в IV в. до н. э. оно существенно выросло, и не только за счет иммигрантов из Греции, но и путем естественного прироста. Это свидетельствует о благоприятных тенденциях в развитии античной экономики.

Чем же занимались эллины в Крыму? В городах Боспора, а также на юго-западе и северо-западе (Керкинитида, Прекрасная Гавань) интенсивно развивались ремесла, связанные с удовлетворением запросов не только греческого, но и части варварского населения. Продукция бронзолитейных, ювелирных, керамических, деревообрабатывающих и косторезных мастерских, отличающаяся высоким художественным уровнем, пользовалась большим спросом у скифов Крыма. Дорогие изделия, конечно, попадали в руки скифской знати: ювелирная продукция и оружие, чернолаковая и металлическая посуда, поделки из кости и дерева (шкатулки, саркофаги), ткани. Греческие мастера-каменотесы сооружали усыпальницы скифским царям или вождям, находившимся в особо дружественных отношениях с правителями Боспора. Рядовые скифы, наряду с вещами собственного изготовления, пользовались и недорогими импортными изделиями, в основном украшениями и гончарной керамикой. Привозное и местное греческое вино, меньше оливковое масло, судя по обилию амфорной тары в погребениях, потреблялось и скифской знатью, и рядовым населением.

Другой очень важной отраслью хозяйства эллинов было сельскохозяйственное производство. В IV в. до н. э. и позднее целая сеть неукрепленных усадеб существовала на Керченском полуострове и в окрестностях Херсонеса. Усадьбы тянулись прерывистой цепочкой по побережью Тарханкута от Керкинитиды до Прекрасной Гавани⁹. Поселенцы культивировали в основном пшеницу, ячмень и виноград. Виноград использовался для приготовления вина, зерно поступало на внутренний рынок и в большом количестве шло на экспорт, в первую очередь в Афины. В середине IV в. до н. э. Спартокиды только из Пантикапея отправляли в Аттику ежегодно не менее миллиона пудов пшеницы, не считая других портов Боспора. Вполне вероятно, что часть зерна боспоряне путем обмена получали у местного оседлого варварского населения, с согласия скифских «царей» Крыма. Последние могли быть и посредниками в хлебной торговле, передавая эллинам хлеб, полученный в виде дани или своеобразной платы за землю и гарантию безопасности (прямые указания на это есть в более поздних источниках).

Погребение в кургане Куль-Оба, план и разрез

Боспорские прядильно-ткацкие и кожевенные мастерские нуждались в сырье, которое в большом количестве могли поставлять им кочевники-скифы, при посредничестве своих вождей. Кочевники, вероятно, доставляли эллинам скот и рабов — захваченных и лишенных свободы противников.

За вывозимый из Крыма в большом количестве хлеб, а также рыбу (Меотида давала ее в избытке), кожи, рабов боспоряне получали много первоклассных аттических товаров и драгоценных металлов, что позволяло им чеканить собственную монету. Часть этих товаров, а также столь ценимое скифами золото в виде ювелирных изделий попадало в руки скифской аристократии как плата за зерно, продукты скотоводства и рабов. Слияние торгово-экономических интересов скифской и боспорской знати гарантировало стабильные, преимущественно дружеские отношения между греками и варварами.

Скифская военная мощь заставляла правителей искать благосклонности варварских царей, выплачивая им регулярную дань в виде так называемых даров. Об этом свидетельствуют более поздние авторы — Страбон и Лукиан. Без помощи скифов боспоряне вряд ли ли смогли бы покорить и удерживать в повиновении многочисленные варварские племена Тамани, Прикубанья и Приазовья. Да и не только с варварами воевали владыки Боспора.

Сатир I, второй царь из династии Спартокидов, стремясь расширить владения Боспора на западе, осадил эллинский город Феодосию, но взять его не смог. Это удалось сделать его сыну Левкону I (389/88—349/48 гг. до н. э.), который, помимо наемных греческих гоплитов (тяжеловооруженных пехотинцев), располагал союзной скифской конницей. Левкон не доверял наемникам и настолько был уверен в своих союзниках — скифах, что расположил их позади, приказав расстреливать боспорскую пехоту из луков в случае ее отступления.

Золотая подвеска из кургана Куль-оба

После смерти в 311 г. до н. э. боспорского царя Перисада I между его сыновьями — Евмелом, Сатиром и Пританом — началась междоусобная война. Законный наследник Сатир располагал при этом четырьмя тысячами наемников — греков и фракийцев, а также войском из 20 тыс. пехотинцев и 10 тыс. всадников союзников-скифов. Отметим, что скифская пехота могла формироваться из оседлого варварского населения, а конница — из кочевых скифов. Против Сатира выступил Евмел, располагавший 44-тысячным войском фатеев — варваров, обитавших в Прикубанье. На первом этапе войны Сатир с помощью скифов одерживал победы. Однако после его гибели при осаде крепости где-то в Прикубанье ситуация изменилась. Занявший трон Притан не сумел противостоять Евмелу (возможно, потому, что не поладил со скифами). Поражение Сатира и Притана, однако, не привело к разрыву скифско-боспорских связей. Конфликты между скифами и боспорянами из-за неуплаты Боспором дани, судя по источникам, иногда случались и раньше. Известно, что Перисад, сын погибшего царя Сатира, спасаясь от захватившего власть Евмела, бежал «на коне» к скифскому царю Агару. Ставка Агара находилась западнее Пантикапея. Вероятно, в пределах Керченского полуострова.

Итак, весьма прочные военно-политические и экономические связи Боспора и скифов, иногда нарушаемые конфликтами, определяли ситуацию в Крыму, на Тамани и в Прикубанье в течение всего IV в. до н. э. Боспор, возможно, стремился освободиться от скифской «опеки», но сделать это ему удалось лишь значительно позднее. А у скифов на рубеже IV—III вв. до н. э. появился новый враг — кочевые племена савроматов (сарматов), которые в VI—IV вв. до н. э. обитали в степях Поволжья и южного Приуралья. Они уже упоминались как соседи скифов в период скифско-персидской войны. Постепенно продвигаясь на запад, к концу IV в, до н. э. сарматы достигли «официальной» (по письменный источникам) границы Скифии по Танаису (Дону) и даже кое-где перешли ее¹⁰.

Образ жизни, язык, многие черты материальной культуры и погребальной обрядности у сарматов схожи со скифскими, они тоже были кочевниками-скотоводами. Вооружение их состояло из копья, лука со стрелами, длинного железного меча. Знали они и защитные доспехи из металла, кожи и кости. Так что это был противник серьезный.

Движение сарматов, первоначально в виде набегов военных отрядов, постепенно приобретало характер миграции, переселения целого племенного союза. Оно не могло не привести к прямому столкновению со скифами, которым пришлось защищать территорию своих кочевий и зимников. В течение III в. до н. в. сарматы вытеснили скифов из степей между Доном и Днепром. По словам Диодора Сицилийского, сарматы «опустошили значительную часть Скифии и, поголовно истребляя побежденных, превратили большую часть страны в пустыню».

Примечания

*. Электр (электрон) — сплав золота и серебра.

1. Шульц П.Н. Скифские изваяния Причерноморья // Античное общество. — М., 1967. — С. 226, 236.

2. Манцевич А.П. Ритон Талаевского кургана // История и археология древнего Крыма. — К., 1957.

3. Кашпар А.О. Раскопки курганов в окрестностях Симферополя, произведенные профессором Н.И. Веселовским в июле и августе 1892 года // ИТУАК. — 1892. — № 16. — С. 115.

4. Яковенко Б.В. Скіфи східного Криму в V—III ст. до н. э. — К., 1974.

5. Цветаева Г.А. Сокровища причерноморских курганов. — М., 1968.

6. Кирилин Д.С. Трехбратние курганы в районе Тобечикского озера // Античная история и культура Средиземноморья и Причерноморья. — Л., 1968.

7. Латышев В.В. Известия древних писателей, греческих и латинских, о Скифии и Кавказе // ВДИ. — 1947. — № 4. — С. 202.

8. Латышев В.В. Известия древних писателей, греческих и латинских, о Скифии и Кавказе // ВДИ. — 1947. — № 3. — С. 241.

9. Щеглов А.Н. Северо-Западный Крым в античную эпоху. — Л., 1978.

10. Смирнов К.Ф. О начале проникновения сарматов в Скифию // МИА. — М., 1971. — № 177.