Сражение

Некоторым из полковых офицеров уроки 26 октября казались очевидными: противник нащупал слабое место и постарается использовать ситуацию, если не исправить положение за счет упрочения позиций путем подачи подкреплений или/и строительства дополнительных укреплений. 2-й дивизии хватало дел и без того, чтобы еще и самой заниматься повышением обороноспособности рубежа, в то время как никаких рабочих партий извне не поступало и передислокация войск не велась. Если не считать некоторых улучшений, касавшихся артиллерии на Внутреннем кряже, ничего фактически не делалось, несмотря на постоянные тревожные донесения шпионов и перебежчиков и даже на сведения из официальных источников в Санкт-Петербурге в отношении неминуемо предстоявших в скором времени наступательных действий. Да и этого мало, передвижения войск и прочие признаки оживленной административно-хозяйственной суеты никак не могли укрыться от внимания пикетов, располагавшихся на высотах в долине Черной речки, а 4 ноября очень приметная желтая карета появилась во вражеском лагере, вызвав бурную реакцию радости со стороны собравшихся солдат. В то время как британцы на позициях едва ли знали, что неприятельские войска салютуют царским сыновьям, было нетрудно заподозрить противника в намерении затеять нечто особенное. В ту ночь на холмах и взгорьях в районе будущего сражения скопился густой туман, сделавший задачи пикетов особенно трудными, а существование еще более невыносимым. Несмотря на ватную глушь тумана, звук колес в долине внизу можно было расслышать, так что некоторые бдительные британские солдаты понимали, какую помощь неприятелю оказывает погода.

Взгляд авторов «Панча» на способы поддержания боевого духа в русских войсках! В то время как алкоголь, безусловно, входил в рацион русских солдат так же, как и ром — в паек британских, нет оснований думать, будто русские шли в бой пьяными. Возможно, их стоицизм под огнем побуждал британцев строить предположения, что враг-де опоен водкой, но то же самое думали о британцах русские под впечатлениями от столкновений на Альме и под Балаклавой! («Панч»)

Однако внимание союзнического командования всецело приковывала осада — на 7 ноября запланировали штурм, а четвертого числа созывался военный совет для обсуждения подробностей. Там, в частности, обговаривалась возможность переброски французских подкреплений в помощь 2-й дивизии на случай нанесения повторного удара по ней русскими, но ни до чего, если не считать согласия подать помощь, когда она потребуется, высшие командиры не договорились. Возможно, будь на совете де Лэйси Эванс, приходивший в себя после падения с лошади в Балаклаве, высокопоставленному командованию удалось бы выработать какие-то конкретные механизмы реализации его обобщенных намерений. Дивизия находилась в руках даровитого и толкового заместителя, генерал-майора Пеннефатера, но и он не присутствовал на совещании. Ему, однако, предстояло в скором времени сполна показать свои способности на поле сражения.

Начальные действия

Колонна Соймонова стартовала раньше предписанного времени, выйдя из Севастополя около 2 часов пополуночи, и прибыла на Снарядную горку где-то три часа спустя. Две роты 6-го стрелкового батальона шли впереди, восемь батальонов Томского и Колыванского егерских полков возглавляли арьергард, а Екатеринбургский пехотный полк маршировал следом за ними. С ними передвигались 22 орудия, в то время как еще 15 батальонов и 16 орудий придерживалось в тылу. Более того, по Килен-балке наступали силы флангового прикрытия численностью несколько сот человек.

На этом рисунке, изображающем атаку русской пехоты, ее солдаты показаны такими, какими они и выглядели в реальности. Большую часть урона обеим сторонам наносила вражеская артиллерия, но сомкнутые русские колонны оказывались особенно уязвимыми перед снарядами. Осколочные и шрапнельные бомбы взрывались среди пехотинцев, носивших на головах фуражки, а не остроконечные кожаные каски, в какие обычно облачались солдаты перед Инкерманом. (Клиффорд)

Когда примерно около 6 часов утра лучи восходящего солнца осветили туман, состоялся первый обмен выстрелами. Новые пикеты — четыре из 55-го полка справа и по два от 41-го и 47-го полков слева — только накануне заступили на вахту, и скоро им пришлось вести бой в условиях сильного количественного перевеса на стороне противника. К вящему их ужасу, винтовки начали давать осечки из-за подмокших от сырости патронов, но все же стрельба велась довольно оживленная — настолько, чтобы послужить сигналом тревоги для основных сил дивизии, в том числе и остальных промокших, голодных и измученных участников пикетов, которым то и дело приходилось с немалым трудом вытаскивать из своего оружия отсыревшие заряды. Имея против себя куда больше русских войск, чем 26 октября, пикеты начали подаваться назад, и скоро Пеннефатер утвердился в убеждении, что имеет дело с крупномасштабным наступлением, а не с очередной вылазкой неприятеля.

Битва при Инкермане — ситуация в период с 5.45 до 7.30

Пеннефатер, однако, решил вести сражение совершенно иным способом, нежели Эванс 26 октября. Поскольку русская артиллерия быстро развернулась на позициях и начала обстреливать метким огнем как лагерь, так и Внутренний кряж, Пеннефатер передислоцировал основные силы дивизии — всего шесть батальонов — и разместил их в мертвой зоне, позади за кряжем, в то время как пикеты продолжали сопротивление. Имея две 9-фунт. пушки, которые он держал наготове как раз на такой вот случай, командир оценил обстановку и пришел к выводу о необходимости подхода подкреплений, без которых удержать позиции оказалось бы решительно невозможно. Соответственно, он предпочел вступить в битву на дальних подступах к передовым позициям, пользуясь туманом и зарослями кустарника для сокрытия факта истинной численности своих войск и полагаясь на пикеты как на главную линию обороны.

Битва при Инкермане — ситуация в период с 5.45 до 7.30

Поступая так, он стремился держать как можно большую дистанцию между противником и Внутренним кряжем, выигрывая время до подхода помощи. Когда наступление неприятеля стало принимать все более массированные формы, Пеннефатер отослал большинство своих пехотинцев на передний край как пикеты, оставив при себе в качестве резерва только две роты 47-го полка, свободную от пикетов часть 56-го полка, 95-й полк и 12 пушек. Скоро все передовые войска вели тяжелые бои в утративших подобие строя отдельных очагах сопротивления, купаясь в тумане и пороховом дыму. Безветренная погода в то утро не позволяла туману и дыму подниматься выше, и они продолжали скапливаться вблизи земли, а при наличии зарослей подлеска на ней видимость и вовсе оставляла желать лучшего, крайне затрудняя ведение организованного боя. Несмотря на большое численное преимущество русских, британские войска упорно держались. Когда лорд Раглан прибыл на угрожаемый участок около 7 часов утра, то не нашел оснований лично вмешиваться в сражение. Он уверил командование на месте в скором подходе гвардейцев и ободрил известием о ведущихся приготовлениях к выступлению Легкой дивизии, которую он застал за этим занятием перед своим приездом. Позаботившись поднять по тревоге 4-ю дивизию, он к тому же принял важное решение, которое существенным образом повлияло на исход битвы. Командующий велел перебросить два 18-фунт. орудия из расположения осадного парка для противодействия нараставшему огневому давлению противника со Снарядной горки.

Генерал-майор Джон Лайсат Пеннефатер более чем кто-либо другой из британских военных заслуживает права считаться главным архитектором победы под Инкерманом. Немало прослужив в Индии и нажив там изрядный боевой опыт, склонный к сквернословию генерал пользовался огромной популярностью у подчиненных. На Альме и 26 октября он хорошо показал себя, командуя 2-й бригадой 2-й дивизии, но из-за отсутствия де Лэйси Эванса 5 ноября ему пришлось возглавить всю дивизию. (RMAS)

Тем временем генерал Соймонов счел нужным приступить к широким действиям, не дожидаясь Павлова, который замешкался с переправой через реку Черную. Когда войска Соймонова ввязались в ожесточенные стычки с пикетами, он отправил разведывательное формирование на свой правый фланг с целью прощупать неприятельскую оборону в Килен-балке и далее в направлении Микрюковой балки. Здесь они могли бы соединиться с колонной, уже обеспечивавшей фланговое прикрытие в овраге. Но он не принял во внимание крыло из состава 49-го полка, посланное вперед с Внутреннего кряжа [этим крылом командовал майор Томас Нортклифф Долтон. — Прим. ред.]. Бойцы этого крыла (4 роты) встретили русских меткими залпами, а потом ударили в штыки, заставляя противника откатываться к Снарядной горке. Разрывы в пелене тумана позволили Соймонову увидеть неудачу своих войск, и солдаты 49-го полка, пытавшиеся перевести дух, сами стали объектом атаки со стороны русских, уже перегруппировавшихся после первых стычек. 49-й полк не выдержал и подался назад, но русские, угодившие под артиллерийский огонь, утратили строй в кустарнике и стали прижиматься к земле, дабы избежать смертоносных картечных выстрелов. Когда их правофланговые колонны вышли из Микрюковой балки, они столкнулись с первыми подкреплениями из состава Легкой дивизии — четырьмя ротами 88-го (Коннотского рейнджерского) полка [эти роты — гренадерскую, 5-ю, 7-ю и легкую — возглавлял подполковник Эдмунд Джеффриз. — Прим. ред.]. В условиях плохой видимости и изрезанной местности обе стороны оказались застигнутыми врасплох этой встречей; завязался запутанный и беспорядочный бой. Часть 88-го полка оттеснила некоторых из русских обратно к Западному выступу; остальные же подразделения Коннотских рейнджеров сами откатились назад под огневым прикрытием батареи «Р» Королевской артиллерии, присланной из 4-й дивизии. Но все же численное превосходство Екатеринбургского пехотного полка оказалось столь значительным, что после ожесточенной схватки ему удалось овладеть тремя пушками [по русским данным, тогда было захвачено не три, а четыре из шести орудий британской батареи. — Прим. ред.]. Эта борьба за орудия, тем не менее, остановила два батальона екатеринбуржцев, весьма ободренных своими трофеями, но упустивших момент для инициативного развития успеха [по мнению английского историка Александра Уильяма Кинглейка, автора капитального труда «The Invasion of the Crimea», это были 2-й и 3-й батальоны Екатеринбургского пехотного полка, но по русским источникам, британскую батарею атаковали 1-й и 3-й батальоны указанного полка, тогда как его 2-й и 4-й батальоны поддержали атаку Томского и Колыванского егерских полков. — Прим. ред.].

Группа офицеров и солдат 88-го (Коннотского рейн-джерского) полка на фотографии, сделанной в 1855 г. (Штабной колледж)

Справа от вышеназванных батальонов, однако, дела у русских шли не так гладко. Другой батальон Екатеринбургского полка пришел в сильное расстройство и отступил, когда 47-й пеший полк осыпал его смертоносным градом пуль Минье [по утверждению А.У. Кинглейка, в этом эпизоде с русской стороны участвовал 1-й батальон екатеринбуржцев (насчитывавший, согласно примерным расчетам, 824 чел.), против которого британцы задействовали только одно крыло 47-го полка (285 чел.) под командой майора Чарльза Фордайса. — Прим. ред.]. Аналогичным образом, когда колонна, изначально следовавшая Килен-балкой, вышла из оврага Уэллуэй и оказалась в идеальном положении для губительного удара в тыл левому флангу 2-й дивизии, она была встречена бригадным генералом Джорджем Буллером, возглавившим контратаку четырех рот 77-го пешего полка из состава Легкой дивизии, которые обрушились на противника и помешали ему осуществить столь опасные для британцев намерения. Далее отдельный гвардейский пикет в овраге выдвинулся вперед и закончил дело, начатое Буллером, поливая русские колонны внизу сосредоточенным огнем из винтовок. Неприятель отступил и рассеялся — опасную угрозу удалось отвратить.

Джеймс Эман, запечатленный молодым офицером 41-го (Уэльского) полка с медалью за Первую Афганскую войну. Под Инкерманом он, тогда уже в звании майора, принял командование 41-м полком вместо убитого подполковника Джорджа Карпентера. Сам Эман был убит при штурме Редана 8 сентября 1855 г. (IN)

Пока Соймонов проводил свой хук с правой, Томский и Колыванский егерские полки напирали в юго-восточном направлении на пикеты и подошедшие к ним подкрепления из 30-го пешего полка, которые вели продолжительный и ожесточенный бой. Столь малочисленные силы не могли стать серьезным препятствием для противника, особенно в свете появления передовых частей Павлова — Бородинского и Тарутинского егерских полков — на Снарядной горке. Но на пути Томского полка неприступной стеной неожиданно встали четыре роты 77-го полка под командой подполковника Томаса Грэма Эджертона, которые высвободились после разгрома ими батальона екатеринбуржцев. После нескольких смертоносных залпов Эджертон воскликнул: «Приготовиться к броску! В атаку!», и его послушные дисциплине солдаты смяли Томский полк, едва не отбросив противника к исходной позиции, в чем им помешали только русские пушки, расчеты которых принялись бить по 77-му сверху [объектом этой контратаки четырех рот 77-го полка, изначально насчитывавших 259 чел., был не весь Томский егерский полк, а только два его батальона (более 1600 штыков). — Прим. ред.]. Видя разгром своих, остатки двух батальонов Екатеринбургского полка, скопившиеся вокруг захваченных ими орудий, тоже подались назад под убийственным огнем 49-го полка и бросили добытые с боя пушки без каких-то серьезных попыток заклепать их.

Капитан Марк Уокер, кавалер креста Виктории, сфотографированный в бытность свою адъютантом 30-го (Кембриджширского) полка. Ему предстояло лишиться руки при штурме Редана 8 сентября 1855 г. (Штабной колледж)

Судьба остальных подразделений Томского и Колыванского полков слева от данного направления складывалась более удачно. Они потеснили пикеты 2-й бригады, оказавшиеся на линии огня батареи «G» на Внутреннем кряже. Русские находились уже вблизи цели, когда капрал Патрик Конуэй выбежал вперед и крикнул отступавшим, чтобы те залегли. Пушки осыпали русских картечью. Неприятель остановился и, захлебываясь кровью, принялся отходить. Случившееся заставило три батальона Колыванского полка прекратить движение, но четвертый, находившийся к востоку, создал угрозу центру британских позиций на изгибе Внутреннего и Переднего кряжей. К счастью, там их поджидали три роты 49-го полка под командой капитана Уильяма Беллэйрса (всего 183 чел.). Подбадривая себя громкими возгласами, они бросились на врага, поливая его огнем и разя штыками направо и налево. Разгром противника на данном участке ознаменовал собой конец атаки первой линии Соймонова. Повсюду неповоротливые, неспособные к маневру колонны вымуштрованных солдат сталкивались с разбросанными там и тут осатанело сражавшимися британцами, и везде побеждали последние.

И тут словно бы специально вмешавшаяся судьба устранила Соймонова. Он пал смертельно раненный, и, не прошло и считанных минут, как заместители его приступили к отходу.

Русский план наступления. Вид с юго-востока. Первые проблески рассвета воскресенья 5 ноября 1854 г. Русские внезапно переходят в наступление численно превосходящими силами, действуя против слабого участка союзнической обороны. Неожиданным образом на помощь русским приходит густой туман, однако атака их развивается не в соответствии с планами командования

Далее к востоку от только что рассмотренного района боевых действий в бой начали вступать передовые войска Павлова. Бородинский и Тарутинский егерские полки — оба они ранее сражались на Альме — подобрали по пути отклонившийся батальон Екатеринбургского полка, а затем спустились в Каменоломный овраг и двинулись по нему и дальше из него на юго-восток. Здесь Тарутинский полк, следовавший в голове колонны, натолкнулся на бывшую позицию защищенной мешками с песком батареи, где держала оборону горстка солдат из 56-го пешего полка со своим сержантом. Довольные захватом, как им казалось, некой крайне важной тактической позиции, тарутинцы остановились, словно бы празднуя успех. Данный эпизод положил начало серии кровопролитных столкновений, породивших не забытые и по сей день фольклорные традиции многих британских полков.

Бородинский полк повернул на юг по балке в направлении Барьера, где его ожидали пикет 55-го полка и крыло 30-го [это было левое крыло 30-го пешего полка, насчитывавшее 202 чел. — Прим. ред.]. Когда противник приблизился к расположению крыла 30-го полка, подполковник Джеймс Молеверер отдал приказ открыть огонь. Вместо сплошной стены дыма и огня раздались отдельные нестройные голоса винтовок Минье — промокшие патроны повсеместно давали осечку. Вместе с последовавшим за ним полковым адъютантом, лейтенантом Марком Уокером (награжденным за Инкерман крестом Виктории в 1855 г.), Молеверер бросился вперед и вниз по склону прямо на неприятеля, возглавив солдат в отчаянной атаке и сумев ошеломить русских.

Генерал-майор А.О. Сабашинский командовал под Инкерманом Селенгинским пехотным полком. Из всех частей русской пехоты на долю этого полка в тот день досталось больше других — он отчаянно сражался у позиции защищенной мешками с песком батареи, и он же принял на себя основной удар контратаки Кэткарта. (RMAS)

Такая же история случилась и на батарее. Возглавляемый бригадным генералом Генри Адамсом (командиром 2-й бригады 2-й дивизии) 41-й пеший полк устремился против Тарутинского полка и поддерживавшего его батальона Екатеринбургского полка, которые не смогли дать достойный отпор огню и стали британцев [перед сражением в 41-м полку насчитывалось 599 чел., но за вычетом одной роты, находившейся в пикетах, он имел в строю 525 чел. — Прим. ред.]. Пораженные и недоумевавшие — они сочли, будто у них в тылу ведет стрельбу Бородинский полк, а потом увидели, как тот отступает у Барьера, — русские посыпались с Китспура, и Адамс едва сумел сдержать собственных солдат от преследования.

Итак, к 7.30 утра все попытки русских были отражены с большим для них уроном. Затея Пеннефатера с ведением боя на передовых рубежах и «подпиткой пикетов», как представлялось, вполне оправдывала себя. Но в то время, как некоторые действительно получили подкрепления, другие оказались не в столь благоприятном положении. Командование на себя на данном этапе принял Данненберг; в то время как 15 батальонов Соймонова оставались пока в резерве, на Снарядной горке стояло 86 орудий, а на помощь своим спешили 12 свежих батальонов Павлова. Словом, британцы быстро поняли, что настоящее сражение еще только ожидает их.

«Quel Abattoir!»¹ — Бой за позицию защищенной мешками с песком батареи

Прибытие Павлова способствовало увеличению количества орудий на Снарядной горке до 90 единиц, и под прикрытием их огня 10 000 чел. свежего войска начали атаку. Двенадцать батальонов Охотского егерского, Селенгинского и Якутского пехотных полков, поддержанные 4-м саперным батальоном, ринулись вниз по склонам Снарядной горки на восток-юго-восток с целью, как казалось, смять правый британский фланг. Солдаты Адамса какое-то время сдерживали их, но сам по себе численный перевес не мог не сказаться, и обороняющиеся, которым противник угрожал обходом, были вынуждены отступить. Они отошли к Внутреннему кряжу под прикрытием огня полевой батареи, прибывшей под начальством капитана Хэмли [имеется в виду батарея «Н» капитана Эдвина Воудхауза, при которой тогда находился капитан Эдвард Брюс Хэмли, адъютант подполковника Ричарда Дейкрса, командующего артиллерией, приданной 1-й дивизии. — Прим. ред.], однако защищенная мешками с песком батарея, или, вернее, бывшая ее позиция, вновь перешла к русским. Те же самые русские колонны стали напирать и на защитников Барьера. Мы уже видели, как крыло 30-го полка разделывалось с Бородинским полком, но подавляющее превосходство в численности четырех батальонов Якутского полка, появившихся из Каменоломного оврага, сказало свое веское слово. 30-й полк, испытывавший нехватку боеприпасов, начал отходить к Внутреннему кряжу, с боем отдавая каждый метр территории. Когда стало складываться крайне тяжелое положение, Пеннефатер ввел в бой первые резервы.

Против Якутского полка были посланы два развернутых в линию крыла — одно из 1-го батальона Стрелковой бригады, другое из 95-го пешего полка [крыло стрелкового батальона, насчитывавшее всего 139 чел., возглавлял его батальонный командир, подполковник Альфред Хорсфорд, а крыло 95-го полка (222 чел.) — майор Джон Чэмпион. — Прим. ред.]. Они начали продвижение, ведя огонь, и загнали неприятеля обратно в Каменоломный овраг. Но правофланговая колонна якутцев охватила левый фланг 95-го полка и решительно устремилась вверх по северному склону Внутреннего кряжа в тыл британцам. Единственными войсками, потенциально способными отразить угрозу, оказались смертельно измотанные солдаты 30-го полка, многие из которых, невзирая на грохот битвы, повалились спать прямо за бруствером. Практически при полном отсутствии боеприпасов оставалось полагаться на штыки, и 30-й полк показал мастерство владения ими. Несчастный Якутский пехотный полк подвергся контратаке солдат, и так уже сделавших все возможное, но столь высокий дух царил в британских войсках под Инкерманом, что они заставили врага присоединиться к его товарищам из ранее разгромленных частей, откатившихся в спасительный Каменоломный овраг.

Бой за позицию защищенной мешками с песком батареи. В самый разгар сражения гвардейцы Гренадерского и Колдстримского подков, а также армейские пехотинцы 41-го (Уэльского) полка дрались за каждую пядь земли с солдатами Тарутинского егерского полка из 17-й пехотной дивизии генерала Павлова.

Во время этого боя Пеннефатер обнаружил брешь, возникшую между Барьером и бывшей позицией батареи, где почти не осталось защитников. Упорный Якутский полк перегруппировался в Каменоломном овраге и, пользуясь поддержкой сосредоточенного артиллерийского огня, выступил из безопасного пункта в направлении правого края Внутреннего кряжа. Большую часть резервов 2-й дивизии ее командование уже истратило в ходе первой контратаки против того же самого русского полка, и лишь очень малые силы пехоты можно было использовать для поддержки орудий, преграждавших путь русским. И вновь ситуация казалась чрезвычайно плачевной, но снова пришло спасение.

Два полубатальона из 4-й дивизии, принадлежавшие к 1-й бригаде генерала Томаса Голди — по крылу от 20-го и 57-го пеших полков, — появились вдруг, ведя огонь из гладкоствольных ружей [в крыле 20-го полка, которым командовал полковник Фредерик Хорн, насчитывалось 180 чел., а в крыле 57-го — 196 чел. под командой капитана Эдварда Стэнли. — Прим. ред.]. Их стрелковое оружие по смертоносности не могло сравниться с винтовками Минье, но за ружейными залпами в дело вступила холодная сталь штыков. Полки крепко помнили достижения славного прошлого: так, 20-й (Ист-Девонширский) полк шел в бой с «Минденским кличем», который личный состав никогда не забывал, благодаря не санкционированной свыше заботе унтер-офицеров и младших офицеров, а 57-й (Уэст-Миддлсексский) — со своим «Die hard!», впервые прозвучавшим под Альбуэрой. [Победоносная для англичан и их немецких союзников битва при Миндене, в которой отличился 20-й пеший полк, произошла 1 августа 1759 г. в Германии (во время Семилетней войны), а сражение при Альбуэре, где 57-й полк потерял 428 чел. из 647, — 16 мая 1811 г. в Испании. В обоих случаях противником англичан были французы. Восклицание Die hard! Fifty Seventh! Die hard! («Умирай твердо, Пятьдесят седьмой! Умирай твердо!») прозвучало под Альбуэрой из уст раненого подполковника Уильяма Инглиса, командира 1-го батальона 57-го полка. — Прим. ред.]. Истекающие кровью якутцы откатились туда, откуда пришли, и примерно к 8.30 утра британцам удалось исправить положение на данном участке.

Отчаянная рукопашная вокруг позиции защищенной мешками с песком батареи в самом разгаре. Здесь 3-й батальон гвардейского Гренадерского полка вновь бросается в схватку за батарею при поддержке зуавов. Несколько полков претендовали на то, что в тот день сражались на батарее со своими знаменами, в том числе и три гвардейских батальона, 20-й (Ист-Девонширский) и 95-й (Дербиширский) полки. Однако есть основания считать, что в бою знамена не разворачивались, но оставались зачехленными, в отличие от того, как показано на этой картине. (Штабной колледж)

Однако осталась неучтенной еще одна часть Якутского полка. Когда его основные силы прорывались вперед и сталкивались с подразделениями 20-го и 57-го полков, слева сквозь брешь и через вершину Китспура развернулась следующая колонна этого полка, чтобы стать участницей очередного эпизода отчаянного противостояния на этом участке. Данная колонна вместе с другими создавала угрозу всему правому флангу. Потому важно разобраться в деталях ожесточенной битвы вокруг позиции защищенной мешками с песком батареи.

Позиция оставалась в руках Охотского полка, за левым флангом которого находился подтянувшийся Селенгинский полк. Никакие значительные подкрепления к британцам пока еще не прибыли. Генерал-лейтенант Кэткарт выдвинул вперед свою 4-ю дивизию, однако ее очень скоро раздергали на части [всего из состава 4-й дивизии на поле боя прибыли 2066 чел. пехоты. — Прим. ред.]. Бригада Голди и 63-й полк действовали слева и в центре, а одно крыло 1-го батальона Стрелковой бригады и крыло 20-го полка поступили в распоряжение генерал-майора Пеннефатера. Осталось только шесть рот — четыре из 68-го полка и две из 46-го — всего 384 чел., объединенных под начальством бригадного генерала Артура Торренса (командира 2-й бригады 4-й дивизии) [68-м полком командовал подполковник Генри Смит, а двумя ротами 46-го полка — капитан Уильям Харди. — Прим. ред.]. Имея их под рукой, Кэткарт встретился с сэром Джорджем Брауном для обсуждения сложившейся обстановки, когда с двумя батальонами появился французский дивизионный генерал Боске [вместе с ним прибыли части пехотной бригады генерала Бурбаки: 1-й батальон 7-го легкого полка под начальством коммандана Вассье, 2-й батальон 6-го линейного полка во главе с полковником Фийолем де Кама и подполковником де Гозом и четыре роты 3-го пешего егерского батальона коммандана Тиксье, всего 2115 чел.; кроме того, подошли еще две резервные батареи конной артиллерии (12 орудий) под начальством коммандана де Ла Буссиньера. — Прим. ред.]. Он верно оценил действия Меншикова под Сапун-горой как отвлекающий маневр, но немало поразился услышанным ответом двух британских офицеров, сказавших ему, что ситуация находится у них под контролем и в помощи французов нет никакой нужды. Столкнувшись со столь неожиданной реакцией, Боске с войсками остановился, но не ушел.

Атака Кэткарта, изображенная капитаном Генри Торренсом (участвовавшим в сражении при Инкермане в качестве адъютанта своего отца, бригадного генерала Артура Торренса). На верхнем рисунке под №№ 1 и 2 значатся подразделения 46-го и 68-го полков, возглавляемые генералом Торренсом. № 3 — атака русских. №№ 4 и 5 — защищенная мешками с песком батарея. № 6 — русское наступление на батарею. № 7 — русские на Восточном выступе. На нижнем рисунке сэр Джордж Кэткарт со своим штабом во главе остатков 4-й дивизии. (Штабной колледж)

Тем временем в район боя форсированным маршем следовали Гвардейская бригада генерал-майора Генри Бентинка и две батареи. В голове шел 3-й батальон гвардейского Гренадерского полка, за ним 1-й батальон гвардейского Шотландского фузилерного полка, и далее несколько отставший 1-й батальон гвардейского Колдстримского полка, который только что вернулся из охранения, а потому выступил позже других частей [командирами этих батальонов пешей гвардии были, соответственно, полковники Эдвард Рейнардсон, достопочтенный Джордж Аптон и Эдвард Форестьер Уокер; за вычетом пикетов Гренадеры и Шотландские фузилеры вместе имели в строю 757 чел., а вся бригада Бентинка — 1244 чел. — Прим. ред.]. Гренадеров немедленно бросили в атаку на позицию защищенной мешками с песком батареи. Устремившись к цели по склонам Переднего кряжа, они обрушились на Охотский егерский полк и сбросили его солдат с края Китспура. Как и Адамс до них, гвардейские гренадеры осознали безрассудство преследования противника и остались на занятой территории, готовые защищать никому не нужное приобретение.

Когда подтянулись два других батальона, гвардейцы очутились перед необходимостью противостоять оставшимся воинам Охотского и Селенгинского полков, которые принялись охватывать Китспур, создавая угрозу обхода британцев. Но вместо развития натиска дальше по долине в поисках бреши в британской обороне русские никак не могли оторвать внимания от позиций батареи и продолжали вновь и вновь драться за нее, словно за вожделенный приз. У защитников скоро закончились боеприпасы, и пришлось полагаться на штыки, когда же те ломались, сгибались или застревали в телах убитых врагов, в ход шли камни, солдатские башмаки и кулаки. Всякий раз, когда русские с трудом карабкались по склону Китспура, их воинственными кличами встречали британцы, которые давали залп, потом, не тратя времени на перезарядку, бросались на врага и оттесняли его за край выступа. Иногда количество атакующих не позволяло обороняющимся справиться с ними, и те отдавали позицию батареи, но всякий раз озверевшие британские солдаты отбивали территорию у врага. На протяжении трех четвертей часа злосчастная позиция батареи переходила из рук в руки четырежды, с каждым разом потери росли, но бой не прекращался.

Гибель Кэткарта. Какая из ран генерала стала причиной его смерти, сказать с точностью трудно, так как после того, как он упал с коня, его захлестнула волна неприятельской пехоты. В большинстве рассказов о данном эпизоде упоминается ранение в голову, однако у семьи Кэткарта хранится продырявленный пулей бумажник, который был к тому же залит кровью, вследствие чего есть прямой резон предполагать, по крайней мере, еще одну пулевую рану на теле. (Из коллекции автора)

Видя угрозу для левого фланга гвардейцев, герцог Кембриджский связался с Пеннефатером и попросил подкреплений с целью растянуть тот фланг и как-нибудь закрыть брешь между позицией батареи и Барьером. Вперед пошли оставшееся крыло 95-го полка [левое крыло майора Генри Хьюма. — Прим. ред.] и по крылу от 20-го полка и 1-го батальона Стрелковой бригады. Но участие в боях вокруг позиции батареи оказалось для этих подразделений столь же магнетически притягательным, сколь и для вражеских войск. 95-й полк выдвинулся слева в поддержку Шотландским фузилерам гвардии, а стрелки левее от него — в начало Свято-Климентовской балки, в то время как 20-й полк оказал помощь гвардейским гренадерам. Новые части скоро оказались вовлеченными в такой же водоворот ожесточенных схваток вокруг батареи, что и гвардейцы. Всякий раз русские откатывались, однако британским офицерам удавалось сдержать естественное желание их солдат преследовать противника и добивать его внизу, в овраге. Попытки покончить с ними в защищенных пунктах сосредоточения были бы чреваты катастрофическими последствиями, и в любом случае пришлось бы потом, утратив все преимущества действий с возвышенности, карабкаться обратно вверх.

События справа от батареи скоро изменили ситуацию и создали угрозу британскому флангу. Сэр Джордж Кэткарт все еще наблюдал за развитием ситуации с шестью оставшимися у него ротами. Сначала пришла просьба от герцога Кембриджского заткнуть этими войсками брешь слева от гвардейцев на вершине Китспура, но Кэткарт отказал. Затем уже бригадный генерал Ричард Эйри, Генерал-квартирмейстер армии Раглана, прислал непосредственный приказ главнокомандующего сделать ровно то же самое. Как просьба, так и приказ исходили от двух личностей, которых Кэткарт презирал более всех на свете. Как военачальник, получивший «скрытое назначение» на высшую должность, он стремился оправдать оказанное ему доверие, да к тому же, памятуя об опозданиях и несвоевременном появлении его дивизии на Альме и под Балаклавой, хотел поддержать собственную репутацию и доказать свое превосходство в плане тактического мышления.

Контратака Кэткарта. Вид с юго-востока. «Ложная победа», 8.00 воскресенья 5 ноября 1854 г.

Внизу среди тумана генерал видел Селенгинский пехотный полк, который, судя по всему, стремился смять правый фланг защитников позиции батареи. Он не принял во внимание двух важных обстоятельств: численности противника и возможности пользоваться прикрытием пушек на Восточном выступе. Но солдаты и офицеры 46-го и 68-го полков до того все время сидели в траншеях на осадных линиях и теперь горели желанием хорошенько подраться. Итак, Кэткарт устремился вниз по склону и поначалу успешно прорубил себе путь через порядки Селенгинского полка, однако скоро был окружен и очутился под вражеским огнем с возвышенности.

В ходе попытки выпутаться из скверной ситуации генерал упал с коня, сраженный пулей, и скоро сам он и большая часть офицеров его штаба погибли от рук неприятеля. Солдаты крыла 20-го полка на Китспуре [это было крыло, возглавляемое подполковником Хью Деннисом Крофтоном, всего 160 чел. — Прим. ред.] увидели, в какую переделку смелая атака Кэткарта завела их товарищей по дивизии. Сражавшиеся без шинелей пехотинцы 46-го и 68-го полков в своих алых мундирах были издали заметны для своих, но одновременно служили отличными мишенями для вражеской артиллерии. Они несли тяжелые потери. Чтобы поддержать их, бойцы 20-го полка устремились вниз по склонам, а три батальона гвардейцев и одно крыло 95-го полка (майора Чэмпиона) последовали их примеру, по всей видимости, думая добить противника и покончить с постоянными попытками русских захватить позицию батареи. Однако, очутившись внизу, в долине, под губительным артиллерийским огнем, гвардейцы и подразделения линейных полков скоро ощутили нехватку боеприпасов, в то время как свежие части русской пехоты отрезали им пути отхода. Тогда одни британские пехотинцы принялись карабкаться обратно вверх по склону, другие попрятались в зарослях кустарника в ожидании возможного шанса на спасение, третьи пали под вражеским огнем, но все успели осознать, что их бросок был слишком опрометчивым, а победа — ложной.

Старший сержант Эндрю Генри из батареи «G» Королевской артиллерии получил 12 ран во время обороны пушек и заслужил крест Виктории. (RMAS)

Русскими частями, продвинувшимися к вершине Китспура, были два батальона Охотского полка, выступившие из Свято-Климентовской балки, и колонна Якутского полка, которая пошла в сторону по косой от остальных сил полка, наступавших на Барьер. Оборону на пути у этих трех батальонов держали примерно 100 гвардейцев, вместе с которыми на позиции защищенной мешками с песком батареи находились знамена гвардейского Гренадерского полка и герцог Кембриджский. Этот маленький отряд в диком порыве пробился сквозь массы русской пехоты. Большинство его бойцов сумело спастись, вынеся оба знамени, однако с их уходом злосчастную позицию батареи некому было защищать, поскольку остальные британские формирования разбросало тут и там по долине внизу. И снова ситуация сложилась крайне острая, и опять помощь пришла вовремя, на сей раз в виде французов.

Успех контратаки 55-го (Уэстморлендского) полка против якутцев стал возможен во многом благодаря отваге сержанта Уокера — «замечательного силача», как назвал его один из офицеров полка. (Из коллекции автора)

Два батальона из 6-го линейного и 7-го легкого полков (всего 1665 чел.) еще раньше прибыли к месту сражения с генералом Боске, но Браун и Кэткарт задрали носы и не пожелали воспользоваться любезным предложением союзника. Потом же, несмотря на последовательные попытки британских штабных офицеров задействовать их, эти французские части не пожелали вступать в бой без приказа своего командира.

Капитан Макдоналд и Якутский полк. Капитан Александр Макдоналд участвовал в битве под Инкерманом как адъютант 95-го (Дербиширского) полка, хотя на иллюстрации он изображен с форменными отличиями офицера легкой роты, из рядов которой он вышел, получив повышение после Альмы. Когда Макдоналд скакал обратно вверх по Китспуру, чтобы собрать солдат из частей Гвардейской бригады, 2-й и 4-й дивизий, пуля сбила его с коня перед наступающими русскими пехотинцами Якутского полка. Рядовой Патрик Мерфи пришел на помощь офицеру, и вдвоем они какое-то время отбивались от противника, пока раненый Макдоналд не признал их положение безнадежным и не приказал Мерфи уходить, несмотря на жалобы последнего: «Как же я покажусь в полку, если оставлю вас здесь, ваша честь?» Макдоналд получил более 20 штыковых ран, но все же уцелел, чтобы рассказать о случившемся

По счастью, появился бригадный генерал Шарль-Дени Бурбаки, который возглавил 2-й батальон 6-го линейного полка (757 чел.) и повел его вперед, сделав это крайне своевременно. Когда настала пора действовать, застоявшиеся французы бросились в битву с истинным бойцовским напором, сметая Охотский и Якутский полки обратно в Свято-Климентовскую балку. В условиях по-прежнему густого тумана французские солдаты заняли Клык, о чем впоследствии им предстояло пожалеть, поскольку крутизна в восточной оконечности его лишила их возможности маневра. Как бы там ни было, коль скоро Барьер держался, а положение на правом фланге стабилизировалось при наличии в поле французов и потихоньку собравшихся британских защитников, в бою наступила передышка.

Внутренний кряж под угрозой

К 8.30 утра затишье уже почти закончилось. Несмотря на понесенный урон, боевой дух в войсках Павлова оставался высоким. Генерал Данненберг, имея в резерве 15 батальонов, а в качестве поддержки свыше 100 орудий, помнил о наличии 22-тысячного корпуса князя Горчакова, ожидавшего момента для соединения с его войсками. В то же время он не заметил сколько-нибудь значительного увеличения сил у противостоявших ему британцев. И хотя его предыдущие попытки серьезно продвинуться вперед провалились, Данненберг все еще считал, что может выйти из битвы победителем. Он приказал четырем батальонам Якутского полка построиться эшелонами и атаковать британцев по линии почтового тракта прямо на Внутренний кряж. Наступление на основном направлении должны были поддержать многочисленные отряды застрельщиков и силы флангового прикрытия в составе еще восьми батальонов, вероятно, из остатков корпуса Соймонова. Британцы отмечают, что в этом наступлении русские шли под знаменами, тогда как в центре колонны виднелся один флаг с более крупным полотнищем, чем у остальных. Подполковник Перси Херберт наблюдал, как большое количество солдат противника со Снарядной горки спешит сосредоточиться на исходных позициях в Каменоломном овраге. Они шли очень быстро, и вряд ли можно было предположить, что после такого броска у них останется достаточно сил для энергичного наступления.

Войска Пеннефатера получили усиление лишь в виде 63-го полка и одного крыла 21-го полка в центре, и он понимал, что для обеспечения верного шанса выстоять ему придется вести бой на отдаленных подступах [63-й пеший полк (466 чел.) возглавлял подполковник Эксэм Суини, а правое крыло 21-го фузилерного полка (201 чел.) — подполковник Фредерик Джордж Эйнсли. — Прим. ред.]. Против вражеских застрельщиков он отправил своих — смешанные силы из состава 20-го, 30-го, 49-го, 95-го полков и 1-го батальона Стрелковой бригады, — каковые и встретили противника из густого подлеска, затянутого резко пахнущим пороховым дымом. Последовали ожесточенные стычки, но группы неприятельских солдат сумели обойти защитников, и вскоре отряды русских, которых британцы в очередной раз приняли за своих из-за сходства шинелей, атаковали Внутренний кряж.

Прапорщик Джеймс Халтон Клаттербак из 63-го (Уэст-Саффолкского) пешего полка. Он погиб пол полковым знаменем, когда 63-й полк контратаковал русских пехотинцев Якутского полка возле Барьера. В письме родителям рядовой Эванс из того же 63-го так написал о Клаттербаке: «Не назову никого, кто показал бы больше храбрости на поле в тот день; как жаль, что приходится писать об этом, когда он мертв». (Музей Манчестерского полка)

На кряже Пеннефатер имел весьма скромные силы: подразделения 47-го и 55-го полков располагались слева от бруствера, а 57-й полк и две роты Колдстримцев, которые не участвовали в бою у защищенной мешками с песком батареи, — справа. На развалинах лагеря 2-й дивизии стоял 1-й батальон французского 7-го легкого полка (908 чел.), поднявшийся туда по заднему склону кряжа и пока еще не вступавший в бой. Первый неприятный сюрприз ждал британцев к западу от вышеназванной позиции, где одна из русских колонн возникла из тумана и захватила три орудия батареи «G» (капитана Джона Тёрнера), не имевшие пехотного прикрытия.

Несмотря на всю отвагу артиллеристов, отбивавшихся от врага саблями (за храбрость в том бою старший сержант Эндрю Генри был награжден крестом Виктории), русские захватили пушки, но ненадолго. Случилось нечто вполне типичное для описываемого сражения — вдруг откуда ни возьмись появился отряд зуавов, который и отбросил русских прежде, чем те успели заклепать трофейные стволы. Аналогичным образом группа пехотинцев 56-го полка, находившаяся чуть дальше к востоку, оказалась застигнутой врасплох, когда ее солдаты помогали прислуге гаубицы вывести орудие на позицию для стрельбы, и понесла потери пленными (в ходе битвы русским удалось захватить в плен лишь небольшое количество британцев). Когда отдельные отряды противника стали просачиваться даже не на сами высоты, а на южные их склоны, ситуация и впрямь начала принимать скверный оборот.

18-фунт. гаубица на лафете — такая же, как те две, что нанесли своим огнем столь громадный урон русской артиллерии на Снарядной горке. (RMCS [Королевский военно-научный колледж] Шривенгем)

Перед вырвавшимися вперед русскими солдатами открылась манящая картина. Покуда британские защитники с головой окунулись в ожесточенные бои на флангах, фронт перед русскими вплоть до лагеря 2-й дивизии казался чистым, если не считать батальона французского 7-го легкого полка. Поначалу продвижение французов шло хорошо, затем, словно бы обеспокоенные из-за использования непривычного для них линейного строя, они сбавили темп, замешкались и вовсе остановились. Оставшийся безымянным британский штабной офицер, понимая всю критичность положения, обратился к французам с зажигательной речью, как поступили и их собственные командиры. Они возобновили наступление, но ружейный огонь врага расстроил шеренги, британский офицер погиб, а французы рассеялись по склону. Собравшийся 55-й полк постарался выиграть время для французов и произвел великолепную контратаку, воспользовавшись тем удачным обстоятельством, что русские орудия стали по ошибке обстреливать собственный авангард [в этой контратаке участвовало не более 100 пехотинцев 55-го пешего полка во главе с полковником Чарльзом Уорреном (временно командовавшим 1-й бригадой 2-й дивизии вместо Пеннефатера) и подполковником Генри Барнстоном Добени. — Прим. ред.]. Тем временем крыло 77-го полка выдвинулось слева от французов и образовало линию, что подействовало на союзника ободряюще и успокаивающе. Когда офицеры французского батальона восстановили порядок, шеренги его вновь пошли вперед, прокладывая себе путь меткими залпами и вытесняя головные части русских с кряжа.

Битва при Инкермане — обстановка на момент около 10.30

Слева мимо отбитых у врага орудий крыло 21-го полка и 63-й полк развивали наступление, осью какового служил почтовый тракт. Они успешно отбросили русских застрельщиков в заросли кустарника. Очутившись под артиллерийским огнем, британцы и сами растворились в тех же кустах, ожидая штурма силами основной колонны почти на одной линии с войсками к востоку от них.

Битва при Инкермане — обстановка около полудня

Ждать пришлось недолго, но Якутский полк закрывали собой британские застрельщики, с боем отступавшие после столкновения с противником. Они очень мешали артиллерии, и несколько французских офицеров поспешили вперед, чтобы отвести застрельщиков и очистить пространство перед войсками по кряжу. Но на сей раз русские оказались очень близко к французам, которые, несмотря на то что справа от них действовал 57-й полк, а в тылу располагалось крыло 77-го полка, вновь утратили присутствие духа. К счастью, подполковник Генри Добени и примерно 30 солдат из 55-го полка предприняли нечто вроде миниатюрной контратаки во фланг второй колонны. В сочетании с огнем британских тяжелых гаубиц, начавших обстрел противника, эта контратака возымела эффект, и русские дрогнули, а затем рассыпались, когда батальон 7-го легкого полка и британцы обрушились на них с кряжа, загоняя обратно в Каменоломный овраг.

Французские зуавы, похожие на тех, которые так своевременно появились и помогли своим союзникам-британцам 5 ноября. Несмотря на экзотическое обмундирование, почти все они являлись европейцами. Один британский офицер вспоминал свой разговор с зуавом-англичанином, состоявшийся во время преследования русских в Свято-Климентовской балке. К его удивлению, тот солдат оказался «образованным человеком»! (RMAS)

Тем временем слева 21-й и 63-й полки перегруппировались и принялись сминать правый фланг противника по косой в том же направлении. По мере их продвижения боевые порядки русских сжимались, и они обменивались с британцами яростным огнем. Над толпой сражающихся гордо реяли знамена 63-го полка, хотя несшие их прапорщики один за другим выбывали из строя. Оба полка столкнулись с упорным противодействием, когда вступили в бой с задним батальоном Якутского полка. Двигаясь впереди французских преследователей, два полка 4-й дивизии развивали натиск за пределы Барьера и остановились там, где кончалась дорога. Здесь они обстреливали отступавших в беспорядке русских, пользуясь рельефом местности, прикрывавшим их от орудий врага с Восточного выступа. Контратакованная русскими небольшая группа пехотинцев, которую теперь возглавлял подполковник 21-го (Королевского северобританского) фузилерного полка лорд Уэст, начала отходить, но встала у Барьера, где образовался заслон из солдат разных британских полков [Чарльз Ричард Сэквилл, лорд Уэст командовал левым крылом 21-го полка. — Прим. ред.]. Вместе они сдержали натиск русских, и к 9.15 утра защита Барьера и Внутреннего кряжа была обеспечена, по крайней мере на время.

Данненберг упускает шанс

На протяжении следующих двух без четверти часов характер сражения изменился, и исход его словно бы повис в воздухе. Прибытие пары 18-фунт. осадных орудий, приказ о переброске которых на угрожаемый участок лорд Раглан отдал почти за два часа до того, возымел весьма значительный эффект. Доставка артиллерии задержалась из-за ошибки штабного офицера. Когда тот, наконец, добрался в расположение осадного парка, командующий этим парком подполковник Глостер Гамбьер, который после 26 октября находился в известной готовности к некому подобному развитию событий, немедленно распорядился о транспортировке двух орудий. Прислуга сделала все от нее зависящее для быстрейшей доставки материальной части на значительное расстояние по плохим дорогам, но в конечном итоге орудия пришлось передвигать силами солдат, что лишь сильнее замедлило процесс. Однако к 9.30 утра орудия находились на позиции в месте изгиба Внутреннего и Переднего кряжей, указанного подполковником Коллингвудом Диксоном, который принял командование, поскольку подполковник Гамбьер получил ранение. К 10 утра батарея уже существенным образом влияла на ход сражения, выпуская свои тяжелые снаряды по позициям русских орудий на Снарядной горке. За счет большей дальности огня и мощности заряда более крупного 18-фунт. выстрела гаубицы сумели посеять смерть и разрушения среди русских артиллеристов, и после нанесенных им серьезных потерь тем пришлось менять позиции. Огневое давление русских пушек снизилось, и, несмотря на множество убитых и раненых среди британских подразделений, орудия их не пострадали.

12 пушек французской конной артиллерии под начальством коммандана де Ла Буссиньера, прикрывавших 2-й батальон 6-го линейного полка на Клыке, поддерживали британцев, однако пехотинцы 6-го линейного все-таки стали объектом новой неприятельской атаки, которая ознаменовала собой окончание периода относительной стабильности на правом фланге. В помощь им Боске двинул 1-й батальон 7-го легкого полка вниз по Внутреннему кряжу, но, невзирая на огонь пехоты и артиллерии, враг напирал, и бригадный генерал Бурбаки прислал донесение с просьбой прислать подкрепления для предотвращения дальнейшего отхода. До того Боске намеревался отправить 4600 чел. пехоты при поддержке конницы, и в том числе остатки британской Легкой кавалерийской бригады, на Внутренний кряж, дабы закрепиться на выгодных позициях. Но ввиду положения у Бурбаки он изменил планы и велел частям пехотной бригады генерала Шарля-Франсуа-Ксавье д'Отмарра — двум батальонам 3-го полка зуавов (1406 чел.), 2-му батальону алжирских стрелков (757 чел.) и двум батальонам 50-го линейного полка (1507 чел.) — выступить в направлении Клыка [первыми туда двинулись 2-й батальон 3-го зуавского полка под начальством коммандана Дюбо и 2-й батальон Алжирского стрелкового полка во главе с полковником де Вимпффеном — эти части вел сам генерал Боске; следом выступил бригадный генерал д'Отмарр с 1-м батальоном 3-го зуавского (под начальством коммандана Монтодона), 1-м и 2-м батальонами 50-го линейного полка, а также двумя артиллерийскими батареями коммандана Барраля. — Прим. ред.].

Транспортировка 18-фунт. гаубиц. После вражеской вылазки 26 октября начальник осадного парка, подполковник Гамбьер, отдал распоряжение держать два 18-фунт. орудия наготове для выдвижения на открытые позиции под Инкерманом. Лорд Раглан приказал перебросить орудия, и после допущенной поначалу курьером ошибки прислуга принялась вручную выводить гаубицы на огневой рубеж по сильно пересеченной местности. С более чем двухчасовым опозданием орудия в конечном итоге достигли Внутреннего кряжа, откуда незамедлительно начали оказывать влияние на ход событий, нанося огневые удары по русским пушкам. Несмотря на тяжелые потери среди орудийных расчетов, стрельба гаубиц оказалась столь эффективной, что их сочли едва ли не главным фактором, подорвавшим решимость русских продолжать сражение.

Несмотря на отход 2-го батальона 6-го линейного полка с Клыка, русские не сумели развить успех и топтались на краю горной гряды, не видя ничего в тумане. Как бы там ни было, такая нерешительность предоставила русским куда более удачную возможность, поскольку французы выдвинулись на столь же уязвимую позицию, на которой прежде очутился батальон 6-го линейного. Они тотчас же стали объектом применения сил двух сильных колонн — Якутского полка из Каменоломного оврага и Селенгинского полка из Свято-Климентовской балки. На этом непростом участке, который не смогли удержать их товарищи, поливаемые среди клубов тумана грамотно координированным огнем, французы окончательно растеряли весь кураж и побежали с той же скоростью, с какой прежде наступали. Нестойкие батальоны 6-го линейного и 7-го легкого полков вернулись на безопасные южные склоны Внутреннего кряжа, откуда так не хотели уходить ранее в тот же самый день. Правый фланг и центр вновь оказались почти лишенными защитников и открытыми перед решительным наступлением врага.

Настал момент для Данненберга сделать выбор. Если бы он продемонстрировал те же настойчивость и напор, каковые показывал в центре ранее, то вбил бы клин в оборону противника на Внутреннем кряже. Вылазка Тимофеева могла предотвратить дальнейший отток французских войск с осадных линий перед Севастополем, и тогда стало бы возможным соединение с Горчаковым. Но инертность, становившаяся настоящей бедой русских всякий раз, когда они достигали частичного успеха, и на сей раз сковала их командиров, и топчущиеся в замешательстве колонны очутились под сильным огнем 18-фунт. гаубиц и французских орудий Ла Буссиньера.

Обрадованные таким зрелищем французские зуавы и алжирские стрелки возглавили атаку. Британские солдаты, находившиеся в районе защищенной мешками с песком батареи и в Свято-Климентовской балке, говорили, что бойцы этих африканских частей наступали, как пантеры. Они, конечно же, быстро вытеснили Селенгинский полк с позиции батареи и отбросили его по оврагу до самого акведука. Сопровождаемые теперь группами британцев из числа тех, кто прятался в кустарнике после опрометчивого преследования врага полтора часа назад, французы вернулись к Китспуру и соединились со своими основными силами, вследствие чего общая численность их достигла 8000 чел., сосредоточенных на Переднем кряже и на Китспуре.

21-й и 63-й полки, вцепившиеся зубами в Барьер, подвергались до того постоянным атакам. Теперь же, при наличии весомого подспорья в виде 18-фунт. орудий, частично прикрытые от вражеского огня со Снарядной горки выступами в рельефе местности, они получили хоть какие-то подкрепления, поскольку отряды из 20-го и 95-го полков, стрелков и гвардейцев подошли в тот район, привлеченные грохотом сражения. Подполковники лорд Уэст и Фредерик Хейнс из 21-го полка командовали там все то время за исключением момента, когда вперед — словно бы только для того, чтобы получить смертельное ранение, — вышел бригадный генерал Голди [подполковник Фредерик Пол Хейнс принял командование правым крылом 21-го полка вместо смертельно раненного подполковника Фредерика Джорджа Эйнсли. — Прим. ред.]. Когда же противник предпринимал атаки против расположенных рядом французов, это смешанное формирование контратаковало русских с флангов.

В остальное время британцы немилосердно поливали винтовочным огнем артиллерию противника на Восточном выступе и отражали все попытки русской пехоты выбить их с занимаемых позиций. Эти безуспешные штурмы прекратились лишь после того, как атакующие завалили своими телами подступы к брустверу на глубину четыре или пять человек. Около 11 часов утра защитники рубежа получили подкрепление в виде остатков роты лейтенанта Уильяма Эктона из 77-го полка и крыла 1-го батальона Стрелковой бригады подполковника Альфреда Хорсфорда, а также одной роты 49-го полка, возглавляемой капитаном Ричардом Эстли. И вот, имея справа и в центре сосредоточенные и приведенные в полный порядок французские силы, союзники почувствовали, что наступило время для перехода в атаку.

Тупиковое положение

И снова Пеннефатер продемонстрировал великолепную командирскую интуицию. Дивизия, которой он временно командовал, вместе с поступившими к ней подкреплениями час за часом подвергалась серии атак волевого и отважного врага, обладавшего к тому же подавляющим численным превосходством. Обороняющимся досталось в тот день немало. Когда настало время подсчетов ущерба, оказалось, что из примерно 7000 британских военнослужащих, участвовавших в бою с рассвета, свыше трети — с большим процентом офицеров и унтер-офицеров — пополнили списки потерь. Соединение давно уже перестало представлять собой нечто целое на поле и вело трудный бой в центре, где на него наседали русские войска, по-прежнему располагавшие резервами. И все же на том этапе Пеннефатер оценивал шансы ответной атаки как успешные, поскольку считал русских выдохшимися. Он послал сказать Раглану, что при наличии подкреплений «вышибет их к дьяволу». Оставался только один вопрос: откуда взять эти подкрепления?

Оборона Барьера. Здесь правое крыло 21-го (Королевского северобританского) фузилерного под командой подполковника Фредерика Хейнса сдерживает за импровизированным бруствером яростную атаку численно превосходящего их противника. Если фузилеры 21-го полка изображены художником весьма достоверно, то про русских так не скажешь — у них на головах какие-то странноватые шапки, похожие на меховые, а не полевые фуражки, которые они носили в реальности. (Штабной колледж)

Все войска, которые британцы могли бы выделить для контрнаступления, и так уже находились на боевых позициях, а посему единственной альтернативой оставались французские части. Командовавший ими генерал Канробер поначалу согласился с предложением Пеннефатера задействовать в операции 8700 сравнительно свежих солдат при поддержке 24 орудий [к тому времени к частям пехотных бригад Бурбаки и д'Отмарра присоединились три батальона из состава дивизии принца Наполеона, приведенные бригадным генералом Адольфом де Моне (2-й батальон 20-го легкого полка, 1-й батальон 22-го легкого и 2-й батальон 2-го зуавского, всего 2434 чел.), а также 4-й полк африканских конных егерей (700 сабель) из кавалерийской бригады генерала Армана-Октава-Мари д'Аллонвиля. — Прим. ред.]. Однако когда для Канробера стало очевидным, что британцы могут предложить для данного дела всего лишь остатки потрепанных 2-й и 4-й дивизий, мнение его переменилось. Французы останутся в обороне, будут стойко держать правый фланг и присоединят огонь своих орудий к огню британских в обстреле Снарядной горки, но наступление исключается. Раглану не оставалось ничего иного, как согласиться. Французы выполнили обещание в отношении поддержки британских позиций под Инкерманом и, возможно, спасли положение в тот день. Чего же еще требовать от них?

У русских сложилась в чем-то схожая картина. С точки зрения британцев, противостоявшие им войска вели наступление с огромным потенциалом, а посему остановить их могло только чудо. В то же время сами русские, как мы видели, придерживались иного мнения относительно своих возможностей и перспектив — план был изначально непродуманным, а боевой дух и уверенность в собственных силах у командования находились на низкой отметке. И вот теперь, после пяти часов боев и огромных потерь, удалось добиться лишь каких-то незначительных достижений. Британцы с пользой для себя задействовали созданные самой природой укрепленные и почти неприступные позиции, да к тому же грамотно применили удачно расположенную артиллерию, кроме того, у Данненберга быстро заканчивались ресурсы. В то время как он все еще располагал резервом из 15 батальонов Соймонова, русские пушки потеряли господствующее положение, а ему не хотелось бросать в бой новые пехотные части без надежного прикрытия артиллерии. Более того, его войска на подступах к плато, в Каменоломном овраге, оставались блокированными разными формированиями противника, которых трудно было поражать огнем по причине характера местности, делавшей вражеские отряды почти неуязвимыми перед артиллерией. В то время как Тимофеев из Севастополя действительно предпринял попытку связать боем правый фланг французов [для отражения этой вылазки командующему французским осадным корпусом генералу Эли-Фредерику Форе пришлось задействовать всю 4-ю дивизию, причем был убит командир ее 1-й бригады, генерал Фредерик-Анри Ленорман де Лурмель. — Прим. ред.], отсутствовали решительно какие-нибудь признаки выдвижения Горчакова с Балаклавской равнины. Он стоял там фактически на месте. Никаких указаний от Меншикова тоже не поступало. В сложившейся обстановке Данненберг не видел альтернативы — окапываться, продолжать пробовать на прочность Барьер и ждать развития событий. Союзники в большинстве своем тоже предпочитали не совершать резких движений.

Отход русских

Однако на одном крайне важном участке инициатива все же проявлялась. Эпическая битва за Барьер продолжалась. Все попытки, осуществлявшиеся преимущественно силами Якутского полка, неизменно заканчивались неудачно, даже и после того, как прикрывающий огонь 18-фунт. орудий ослабел, а затем и вовсе прекратился по причине отсутствия боеприпасов. Когда же боеприпасы подвезли и русские пушки вновь стали подвергаться обстрелу, подполковник Хейнс усмотрел выгодный шанс для перехода к более агрессивным действиям. Он приказал капитану Эстли с его ротой из 49-го полка и лейтенанту Эктону с остатками роты 77-го полка выдвинуться к Снарядной горке и постараться создать дополнительное огневое давление на расчеты неприятельских орудий. Эстли и Эктон предпочли интерпретировать команду как прямое указание штурмовать русскую артиллерию, а не стрелять по ней с расстояния, и повели своих солдат в атаку. Количество их, вероятно, было крайне ограниченным — ряды поредели, к тому же приходилось оставлять кого-то в прикрытии у Барьера, не говоря уж об утомлении после многих часов боя, испытываемом этими людьми. Поначалу среди личного состава роты 77-го полка возникло некоторое нежелание следовать командам, но лейтенант Эктон двинулся вперед с огромной решимостью. Он увлек людей собственным примером, и скоро его маленький отрад бывалых воинов перебегал от куста к кусту, стараясь не отстать от командира. Роты 49-го и 77-го полков не были в одиночестве, к ним присоединился подполковник Хорсфорд с частью своих стрелков, и скоро пули Минье засвистели в опасной близости от вражеских канониров.

Русские канониры сражались упорно и неустанно весь день, а совсем недавно сделались объектом губительного обстрела со стороны британских 18-фунт. гаубиц и орудий французской конной артиллерии [помимо двух конных батарей коммандана де Ла Буссиньера, по русским также вели огонь две полевые батареи коммандана Барраля, причем управление всеми четырьмя батареями принял на себя полковник Форжо, командующий артиллерией 2-й дивизии генерала Боске. — Прим. ред.]. Однако страх потерять пушки был вбит в них весьма глубоко, как, впрочем, и в их противников. Русские не тратили времени попусту, когда отводили орудия с большого редута на Альме, а посему и сейчас они взяли на передки, не дожидаясь приближения британцев. Эстли захватил два передка, но все остальные, вместе с прицепленными к ним пушками, канониры успели вывезти. Около 12.45 пополудни, во многом в духе того, как ранее излишне поспешно последовали за Кэткартом защитники Барьера, русские начали отводить пушки. Британский отряд был крошечным. К изначальному ядру присоединилась рота 21-го полка, но даже и тогда он не насчитывал больше 400 штыков, оказавшихся вблизи русских резервов.

Две 18-фунт. гаубицы начинают наносить потери русским артиллеристам на Снарядной горке. В то время как многие технические подробности на иллюстрации переданы просто великолепно, топография, что можно считать вполне типичным для незнакомых с реальным ландшафтом тех мест художников, способна сбивать с толку. На протяжении большей части сражения под Инкерманом поле боя почти повсеместно загораживал туман, затруднявший обзор, так же как и заросли высокого кустарника и низких деревьев, словом, таких превосходных условий для ведения огня ни у кого там попросту не существовало. (RMAS)

Примерно около 13.00 пополудни генерал Данненберг принял решение отступать без предварительной консультации с Меншиковым, который позднее обрушился на него с упреками и пробовал даже уговорить изменить приказ. Данненберг бросил вперед Владимирский пехотный полк для прикрытия маневра и велел наиболее пострадавшим от врага батареям уходить первыми под защитой оставшихся восьми батальонов. Поступки командира 4-го пехотного корпуса могут показаться странными, так как он располагал еще свежими войсками, но в данном случае на ход его мыслей влияло несколько факторов.

Во-первых, он не очень-то верил в себя или в свое дело, как показало нежелание начинать операцию в годовщину Ольтеницы. Во-вторых, по причине весьма далеких от идеала приказов, отданных ему накануне битвы, Данненберг — и, как выяснилось, совершенно напрасно — ожидал попыток Горчакова выйти на соединение с ним. В-третьих, войска Данненберга, несмотря на всю проявленную ими отвагу и стойкость, почти ничего не достигли — все завоеванное оказывалось отбитым врагом, причем с громадным уроном для русских. В-четвертых, когда сражение началось, он не получал практически никаких указаний от главнокомандующего. Ну и, наконец, следует отметить, что Данненбергу противостоял противник не просто укрепившийся на весьма выгодных для обороны позициях, но и отстаивавший их с поистине дьявольским упорством. Добавить к тому следует и приход французских частей большой численности, готовых, как могло показаться, перейти к наступательным действиям. Данненберг счел, что настал момент сделать все возможное для спасения людей, уцелевших после провала рожденного под несчастливой звездой плана.

Оборона Барьера. Ближе к окончанию утра русские, прекратив наступление на остальных участках поля сражения, сосредоточили свои усилия, чтобы прорвать британскую оборону на Барьере. Здесь мы видим, как солдаты из разных частей 4-й дивизии, а именно из 21-го (Королевского северобританского) фузилерного и 63-го (Уэст-Саффолкского) полков, поддерживаемые бойцами 2-го батальона Стрелковой бригады из Легкой дивизии, отражают натиск 3-го батальона Охотского егерского полка из состава 11-й дивизии Павлова

Между тем командир Владимирского пехотного полка [полковник барон Н.И. Дельвиг, командующий полком вместо полковника Е.С. Ковалева, раненного на Альме. — Прим. ред.] непонятно почему — то ли из стремления проявить героизм и повторить, на сей раз на лучшем уровне, отважную, но закончившуюся печально контратаку на Альме, то ли по причине такого понимания собственных задач в сложившейся обстановке — предпочел вместо того, чтобы прикрывать отступление ружейным огнем, пойти в атаку. Три батальона Владимирского полка, пока еще никак не пострадавшие в бою под Инкерманом, но ощущавшие недостаток численности после Альмы, покатились вниз со Снарядной горки. Их плотные колонны служили отличной мишенью для союзнической артиллерии на Внутреннем и Переднем кряжах. Огромные просеки образовались в боевых порядках несчастного полка, который на протяжении какого-то времени продолжал наступать, несмотря на быстро редеющие ряды. На той стадии туман уже рассеялся, что позволяло союзникам с успехом вести прицельную стрельбу, и в конечном итоге Владимирский полк повернул назад в поисках укрытия за вершиной Снарядной горки.

Противник явно смешался и утратил точку опоры, а посему от союзников требовалось лишь подтолкнуть русских как следует, чтобы их отступление превратилось в кровавый разгром. Но кто мог нанести тот решительный удар? От вымотанной британской пехоты ждать уже ничего больше не приходилось, в то же время местность не подходила для действий Легкой кавалерийской бригады, даже если бы у нее хватило численности для выполнения подобного рода задачи (в реальности эта бригада имела в строю не более 200 всадников). Оставались только французы, у которых помимо 8000 пехотинцев имелись еще 700 африканских конных егерей — ловких наездников, чьи лошади арабской и берберской породы были способны преследовать врага и на равнине, и в горах. Канроберу стоило лишь приказать начать общее наступление, как русские были бы отброшены к Севастополю. Казалось бы, к чему повторять собственные ошибки? Ведь точно так же аналогичная возможность оказалась упущенной после битвы на Альме. Но и на сей раз русским дали уйти. Французские части стояли неподвижно и начали двигаться только около 3.00 пополудни, когда с поля исчезло последнее русское орудие.

Заключительные выстрелы в том сражении сделала, вероятно, рота 50-го пешего полка, которая, получив разрешение выйти из окопов, поспешила спуститься с кряжа Виктория. Когда русские батареи на Западном выступе взяли свои орудия на передки, подполковник Ричард Уэдди, командир 50-го полка, позволил роте спуститься в Килен-балку и выбраться на другую сторону, после чего она принялась поливать залпами оставшихся без пехотного прикрытия артиллеристов и лошадей. Канонирам досталось слишком много свинца и железа за один день, а потому их стала быстро охватывать паника после того, как под огонь попала сначала одна, потому другая конная упряжка. К счастью для русских, при этом присутствовал полный холодного самообладания полковник Тотлебен. Он бросил вперед роту Углицкой) полка, а следом за ней все четыре батальона Бутырского полка. Перед лицом такого противодействия солдаты Уэдди поспешили раствориться в зарослях. Итак, русские отступили, а странное, но кровопролитное сражение подошло к концу.

Примечания

1. «Какая бойня!» (фр.) — восклицание французского генерала Боске, которое вырвалось у него, когда он вечером 5 ноября осматривал заваленное трупами место боя у защищенной мешками с песком батареи. — Прим. пер.