Руда и сталь

За поселком Краснопартизанским, если дальше ехать по шоссе, ведущему от Керчи на юг, вскоре возникает перед глазами город. Вначале проплывают кварталы жилых домов. Двух-трехэтажные здания, украшенные легкими балконами и лепным орнаментом, не теснятся на улицах вплотную одно к другому, как бывает это в городах старой застройки. Они стоят просторно, целиком открываясь солнцу и воздуху. Высаженные на площадках между зданиями и вдоль улиц деревья намечают будущие потоки зелени, в которые окунется город через несколько лет.

В нижних этажах зданий мелькают витрины магазинов. На обширных площадках, окруженных деревьями, — школы, детские сады. Справа проплывают резные колонны массивных ворот с надписью: "Стадион". Толпится народ, дежурят у ворот легковые автомашины, мотоциклы: очевидно, идут на стадионе соревнования. Потом опять тянутся жилые кварталы. Зданий старой архитектуры не видно совсем. Чувствуется, что город не наслаивался постепенно на то, что вырастало столетиями, — он создан совсем недавно и сразу, по единому плану.

Центральная магистраль ведет дальше. Там, где обрываются жилые кварталы, перед глазами развертывается промышленный пейзаж: дымят трубы теплоэлектроцентрали, двух фабричных корпусов, по железнодорожным путям, проложенным от них в сторону порта, обозначенного вдали фермами портальных кранов, проносятся грузовые поезда.

Город, где люди живут и отдыхают, кончился, перед глазами город, где люди трудятся. И в этом размещении двух городов по соседству, но совсем отдельно, видно продуманное планирование труда и отдыха людей большого коллектива.

Но промышленная часть города не ограничивается производственными корпусами, она тянется еще далеко в степь, к оголенным рыжим холмам. Они составляют основной "цех" предприятия. Здесь под глинистой толщей лежит та самая тяжелая земля, из которой ковали свои изделия кузнецы древнего Пантикапея и средневекового Корчева, — керченская руда.

Все это вместе — и обширные пространства рыжей земли, и промышленные корпуса, и белокаменный город, выстроившийся вдоль шоссе, — и есть Камышбурунский железорудный комбинат, одно из крупнейших горнорудных предприятий страны.

С незапамятных времен копают люди керченскую руду. И всегда рудники были каторгой, сначала подневольной — рабской, потом "свободной", куда "добровольно" стекались гонимые голодом грабари и рудокопы долбить с утра до ночи ломами трехсаженный пласт железной руды.

Камышбурунский комбинат тоже занимается добычей руды.

У края широкого рва, откос которого, словно бритвой, срезан под определенным углом, высится гигантское сооружение. Его темные ажурные фермы, издали напоминающие фермы моста, перекинутого через ров, резко выделяются на фоне неба. Это грабарь наших дней — отвально-транспортный мост. Грабарь-великан, достигающий высоты двенадцатиэтажного дома, снимает многометровый слой земли, которым покрыта руда, и почти на триста метров перебрасывает его через ров. Он готовит рабочее место рудокопам.

Передвигаясь по рельсам вдоль рва, отвально-транспортный мост захватывает бесконечной чередой мощных экскаваторных ковшей землю, покрывающую рудный слой, и переносит ее по своему мосту через ров, где сбрасывает на выработанное место. От одного конца рва до другого — почти два километра. Пройдя их, гигант направляется обратно и снова идет вдоль края рудника, сам, с помощью специального путепередвигателя, перенося впереди себя железнодорожное полотно, по которому движется.

С помощью отвально-транспортного моста восемнадцать рабочих производят огромную работу. Если бы вооружить их дедовскими лопатами, кирками, ломами и кувалдами да ручными вагонетками, они все вместе должны бы были работать несколько лет непрерывно, чтобы перебросить столько земли, сколько перебрасывают, управляя рычагами отвально-транспортного моста, в одну смену. Какой странной и нелепой показалась бы фигура такого землекопа, появись она здесь в наши дни.

Так умерла на Камышбуруне древняя профессия страдальца-грабаря.

Иной теперь и рудокоп. Вдоль откоса рудника, очищенного от земли отвально-транспортным мостом, вслед за ним движутся вдоль рудного пласта многоковшовые экскаваторы. Это и есть современные рудокопы, только в полторы тысячи раз более сильные, чем те, кто долбил руду ломом. Ковши, плывущие в воздухе непрерывно, вгрызаются в кирпично-бурую руду и порция за порцией уносят ее куда-то внутрь сложной машины. Под экскаватор, как в небольшой тоннель, заходят поезда с пятидесятитонными саморазгружающимися вагонами — думпкарами. Экскаватор автоматически заполняет думпкары поочередно рудой, и мощный электровоз уводит груженый состав по направлению к городу.

Так умерла здесь и профессия рудокопа и откатчика. Вместо них родились новые: экскаваторщика, машиниста, механика.

Механизмы шаг за шагом вынимают из керченской земли ее железный пласт, оставляя за собой ровную земляную поверхность, на которой когда-нибудь вырастут и сады и леса. А железная руда отправляется в свой путь. Еще здесь, на комбинате, она пройдет сквозь огонь и воду (не в переносном, а в буквальном смысле), прежде чем станет материалом для выплавки чугуна и стали, превратится в готовое сырье для металлургических заводов. Комбинат не только добывает руду, он "подправляет" то, что природа создала не вполне удачно. В керченской руде довольно много примесей, в том числе и глинистых частиц. Они представляют собой ненужный балласт. Кроме того, ее рыхлая, рассыпающаяся масса мало пригодна в металлургическом производстве. Комбинат ликвидирует эти недостатки.

Электропоезд, груженный рудой, направляется на обогатительную фабрику. Поворот рычага — и вагоны автоматически высыпают шоколадно-рыжую массу в огромную рудную яму, служащую резервом сырья для бесперебойной работы предприятия.

Четыре грейферных мостовых крана непрерывно вычерпывают яму, подают семитонные "щепотки" руды внутрь фабрики в бункер, оттуда — на транспортеры. Здесь прежде всего автоматические весы учтут и сообщат в диспетчерскую ее вес. Потом прощупает ее магнитный уловитель: нет ли в руде чего-либо постороннего, рискованного. Предосторожность необходимая: здесь не так давно прошла война. Однажды магнитный уловитель задержал неразорвавшийся артиллерийский снаряд.

Затем целая система машин будет дробить и сортировать руду, мыть ее, снова дробить и снова мыть. Людей на фабрике почти не видно: каждый из них направляет работу целой группы машин. А все вместе машины связаны с диспетчером. Диспетчерская — мозг фабрики. Здесь известно все, что происходит в любой момент в любом самом отдаленном уголке предприятия. Диспетчер читает разноцветные огоньки, то зажигающиеся, то потухающие на широкой доске, отправляет ответные сигналы-приказания. Диспетчеру моментально станет известно о неполадке в любом из звеньев процесса. И механизмы, все на линии, сразу прекратят подавать на неисправную машину поток руды. Автоматическая блокировка остановит всю цепь предыдущих аппаратов, начиная с погрузки руды на первый транспортер. Благодаря этому на фабрике не бывает аварий.

Пока руда пройдет сквозь здание фабрики, перебираясь с одного транспортера на другой, шоколадно-рыжая глыбистая земля превратится в мелкие, с горошину, тяжелые комочки бурого цвета — концентрат. Железа в нем значительно больше, чем в руде. Но ему еще не хватает некоторых необходимых качеств, в том числе слитности. Этим качеством должна его снабдить вторая фабрика — агломерационная, стоящая рядом и служащая продолжением обогатительной. Она как бы производит окончательную отделку руды.

По воздушным крытым галереям концентрат перебирается в шихтовое отделение. Там, смешавшись в определенной пропорции с мелко раздробленным коксом — "коксиком", он становится "шихтой". Спускаясь с этажа на этаж агломерационной фабрики, шихта начинает новый путь, превращения.

Транспортер проводит ее сквозь пылающий горн. "Коксик" зажигается, и вся медленно ползущая лента шихты превращается в "пирог", как его называют агломератчики. Плотная иссера-черная остывающая корочка закрывает сверху огненную начинку, температура которой достигает тысячи градусов. Пока пылающий "пирог" ползет по транспортеру к выходу, в нем происходят важные процессы. Выгорает сера и, частично, вредный для металла фосфор, добавляется в процессе горения важный для него углерод. Рыхлые, рассыпающиеся частицы концентрата сплавляются вместе. Получается агломерат, плотный и удобный в доменном процессе, содержащий уже пятьдесят и даже больше процентов железа.

Огромные ломти "пирога", еще пышущие жаром и разбрасывающие искры, вываливаются транспортером в думпкары непрерывно подходящих к фабрике поездов и отправляются в порт, в трюмы морских пароходов.

Суда повезут керченскую руду на металлургические заводы юга. Она превратится в чугун, сталь. Полезные примеси и высокое качество обработки делают ее пригодной для выплавки ценных сортов стали, нужных в машиностроении. Какая-то частица добытой из земли и обработанной камышбурунцами руды наверное вернется к ним вновь в виде новых экскаваторов, электропоездов и других механизмов, облегчающих труд, поднимающих человека-труженика на новый уровень.

Уже теперь без решающего участия механизмов здесь немыслим ни один производственный процесс. Весь путь с подземной глубины до погрузки в трюмы пароходов керченская руда проходит через непрерывную взаимно связанную систему машин. Человеческие руки не прикасаются к ней непосредственно, они управляют механизмами.

На комбинате все меньше становится чернорабочих. Почти каждый здесь должен уметь управлять машиной, а это требует технической грамотности. С ростом производства, его технической оснащенности растут и люди. Многие из них прошли с комбинатом весь его трудовой путь, с самых истоков.

Начало комбината, его истоки восходят к годам первых пятилеток, когда партия направляла страну на путь индустриализации. Машины, как можно больше машин, нужны были стране, чтобы идти независимым путем социалистического развития.

Тогда понадобилась стране руда Керченского полуострова.

Она лежит сравнительно недалеко от поверхности земли, чтобы добраться к ней не требуется ни подземных, ни взрывных работ. Железную землю тут можно добывать открытым способом. Ее легко обрабатывать, легко отправлять морем. Керченская руда дешевый и хороший источник сырья для развития отечественной металлургии и машиностроения.

В те годы и приехали на Камышбурун первые строители. Были среди них семья курских печников Рыжих, молодой парнишка с Мелитополыцины Яков Корниенко, тридцатилетняя крестьянка с Кубани Прасковья Гноевая.

Выгрузили с подвод у пыльной дороги мешки и деревянные сундучки с незамысловатым скарбом, аккуратно обмотанный в холстину инструмент и огляделись вокруг.

Обширная, чуть всхолмленная степь лежала перед ними. Лишь кое-где одиноко торчат из земли, словно грибы, убогие домишки рыбаков и камнерезов. Кругом ни деревца. Только косматый бурьян судорожно вздрагивает под сердитыми порывами ветра. Да где-то внизу море глухо бьется о высокий пустынный берег.

— Ну что ж, сыны, — сказал, помолчав, Петр Матвеевич Рыжих, курский печник и каменщик, обращаясь к своим сыновьям — Егору и Федору, в нерешительности стоявшим с ним рядом, — как говорится, не место красит человека. Приехали на новые места, значит должны их обживать.

И, взвалив на плечи сундучок, он решительно направился к одинокому бараку, где размещалась контора рудника.

Прошло десять лет, и берег Камышбурунской бухты преобразился. На бурьянных пустырях, там, где стояли домишки-грибы, вросшие в землю, разместился рабочий поселок, рядом обширные заводские корпуса, крупная электростанция. Она не только снабдила энергией рудники, обогатительную и агломерационную фабрики, но дала дополнительный свет и энергию Керчи, ее улицам и предприятиям.

Среди квалифицированных рабочих электростанции была Прасковья Гноевая — аппаратчица водоочистки. Глядя на эту уже немолодую женщину, легко и точно управляющую сложной аппаратурой, трудно было узнать в ней ту самую кубанскую крестьянку, что приехала сюда, туго повязанная полушалком, с удивлением и некоторым страхом рассматривавшая все, в том числе и обыкновенную электрическую лампочку, которую она здесь увидела впервые. Прасковья Гноевая оказалась удивительно жадной к знаниям, к технике. Начав свой трудовой путь чернорабочей на строительстве обогатительной фабрики, она тянулась к машинам. Поступила на вечерние курсы и вскоре заняла место у мотора.

Закончились строительные работы. Фабрики, электростанция вступили в строй. Гноевая начала посещать вторые курсы — по изучению электроаппаратуры. И вот она аппаратчица, одна из передовых на электростанции.

Тихая, пустынная бухта превратилась в оживленный морской порт. Два мощных портальных крана непрерывно грузили рудой приходившие с Азовского моря суда. Длинные составы с рудой тянулись неподалеку от порта на север по проложенной здесь железнодорожной линии. Чугун и сталь из керченской руды варились и на мариупольских заводах "Азовстали" и на своем, Керченском металлургическом заводе имени Войкова, который в эти же годы вырос по другую сторону Керчи, северо-восточнее города.

В сентябре 1941 года больше тысячи заводских ребят должны были сесть за парты в новой, похожей на дворец, школе имени Орджоникидзе. Эту школу, красивейшее здание поселка, как и многие другие дома, строил Федор Рыжих, ставший одним из лучших каменщиков комбината.

На агломерационной фабрике в том году к двум конвейерным лентам добавлялись еще две. На руднике, где уже работали одноковшовые экскаваторы, летом была смонтирована последняя новинка техники — многоковшовый экскаватор. Активнейшим участником введения многоковшового экскаватора был Яков Корниенко.

И в судьбе этого застенчивого украинского паренька создание комбината открыло новые пути. Он был среди тех, кому довелось выбрасывать из котлованов стройки первые кубометры земли, укладывать камень в фундаменты первых зданий. Но строительство не увлекало его так, как увлекло Федора Рыжих. Якова Корниенко пленил экскаватор.

Он увидал его впервые в 1932 году. Это был паровой экскаватор с емкостью ковша в два с половиной кубометра, громоздкое и довольно нескладное сооружение. Но он казался Якову верхом совершенства, а люди, работавшие на нем, недосягаемо умными и сильными.

Яков поступает на экскаватор нижним рабочим. Не беда, что все его обязанности заключаются в том, чтобы во время поднести к машине воду или уголь, которые подвозились на бричках. Все-таки он тоже был среди тех, кто управлял гигантом, поднимающим, как пушинку, тонны тяжелой земли.

Вскоре Яков стал безошибочно разбираться в режиме работы парового котла. Его назначили кочегаром. Он становился уже одним из тех, от кого зависит работа экскаватора. Теперь Яков почти не отлучается от машины, захватившей все его помыслы. Он часто и ночует возле нее. Поздно вечером или рано утром, пока все спят, можно спокойно, не спеша, разобраться, почему и как все в ней устроено.

Невысокого коренастого парнишку с серыми внимательными глазами, постоянно крутящегося возле машины, приметил старый опытный механик Алексей Иванович Герасимов.

— Ты, парняга, что надо спрашивай, не бойся, — сказал при случае. — Люди тут свои, помогут. Привыкай, а тогда и за рычаги посадим.

Через два месяца Яков стал помощником машиниста экскаватора, одним из тех, на кого он еще совсем недавно с нескрываемой завистью поглядывал снизу.

И тут он почувствовал, как мало знает. Теперь все вечера напролет он сидел за книгами, ходил на курсы, занимался дома. С багажом четырехлетней школы нелегко было разбираться в технических терминах. Тогда брал книги подмышку и отправлялся к Алексею Ивановичу.

Экзамен на машиниста экскаватора Яков сдал отлично. Теперь уже на него с завистью поглядывали пареньки, ходившие вокруг экскаватора. И когда прибыл на рудник новый экскаватор, электрический многоковшовый, монтировать его пригласили Якова Корниенко, хотя было много людей и старше и опытнее его.

Но испытать новый экскаватор на работе, так же как и открыть новую школу, не пришлось — грянула война.

Комбинат работал до последней возможности. Керченская руда была нужна теперь фронту, и ее старались дать как можно больше. А затем ценнейшее оборудование отправили морем в тыл. Многие рабочие, в их числе и Федор Рыжих, ушли на фронт, Прасковья Гноевая, Яков Корниенко уехали вместе с оборудованием продолжать работу в тылу. Последними покидали комбинат директор Александр Трофимович Петрухин и те, кто решил остаться на керченской земле в подземном партизанском отряде.

Пронесся над Камышбуруном ураган войны, и снова потянулись к нему люди, те, кто создавал его своими руками, кто оставил здесь и свой труд и десятилетие своей жизни, отмеченное ясными вехами совершенствования, продвижения вперед. Вернулась старая гвардия строителей и металлургов.

Пришел с фронта Федор Рыжих. Четыре боевых ордена и медали говорили о том, что солдатскую честь Федор нес высоко. Вернулись из эвакуации Прасковья Гноевая и Яков Корниенко. Ордена, трудовые медали, почетные грамоты свидетельствовали, что и они были среди первых на трудовом фронте.

Все, что только поддавалось разрушению, на комбинате было уничтожено войной. В развалины превращен комбинат. Не сохранилось ей жилья, ни воды, ни света, разрушена железнодорожная ветка на Керчь.

Поселились в землянках. За водой ходили с банками и ведрами за два километра, в поселок Краснопартизанский, где сохранился колодец.

Самым неотложным делом стало жилищное строительство.

В Краснопартизанские каменоломни снова спустились люди. Среди них Владимир Андреевич Жученков, бывший партизан, вновь назначенный начальником каменоломен. Камень, служивший убежищем партизанам, теперь нужен был на стройке.

Федор и Егор Рыжих поднялись на строительные леса. Взял в руки кельму и отец их Петр Матвеевич, хотя и перевалило ему уже за семьдесят. Старик учил ручной кладке женщин.

Одной из первых его учениц была Прасковья Гноевая. Она собрала женщин и пришла с ними на стройку.

— Обучай, дедуся, будем и мы пока за каменщиков.

Бригада коммунистки Гноевой стала одной из передовых на строительстве комбината. Днем женщины трудились на стройке жилых домов, после работы отправлялись сажать новый общественный парк, расчищать завалы у здания школы. Гноевая стала мастером-строителем. Она почти догнала Федора Рыжих по производительности и мастерству. Но в 1948 году была вновь построена электростанция, и Гноевая вернулась туда аппаратчицей.

На строительстве жилого городка в послевоенные годы с увлечением работал каменщик-коммунист Федор Петрович Рыжих. Многие дома он строил во второй раз, но они не были повторением прежних. Теперь каждое новое здание было прекраснее предыдущих, все они снабжены центральным отоплением, водопроводом, ваннами и телефоном.

— Люблю широкий фронт, — часто повторяет Федор Петрович. И он широким фронтом идет по пути новаторства сам и ведет за собой остальных.

Еще в 1947 году, в самый разгар восстановительных работ, используя все возможности и резервы, он выполнял по две-три, а то и до десяти норм в смену.

Пример знатного мастера поднял остальных каменщиков, вызвал ответное движение за высокую производительность труда на строительных работах по всему Крыму.

Коллектив комбината послал Федора Рыжих своим делегатом в Москву на Всесоюзную конференцию сторонников мира. В свободное от заседаний время этот удивительно подвижной и моложавый для своих пятидесяти лет человек отправлялся на стройки столичных зданий, ходил вокруг них, любовался работой московских мастеров, новой строительной техникой, записывал в блокнот свои наблюдения: "Может быть, пригодится и на Камышбуруне".

Возвратившись, с новой энергией взялся за работу. К четырем боевым наградам прибавилось у Федора Рыжих за это время три трудовых. Больше двадцати мастеров, обученных Федором Петровичем, работают на стройках по всему Союзу.

В то время как строители восстанавливали поселок, другая часть коллектива заново создавала производственное оборудование. Среди этой части коллектива был и коммунист Яков Корниенко. Он был назначен мастером центральных механических мастерских, ставших в ту пору центром восстановления разрушенного оборудования. Собственными силами здесь делали ежегодно свыше трех тысяч тонн оборудования для своих цехов, для электростанции, разрушенной совершенно.

Государство не жалело средств на возрождение предприятия, которое должно было стать первоисточником других предприятий тяжелой и легкой промышленности, оснащения техникой возрождающегося сельского хозяйства. И рабочие комбината оправдали надежды, возлагавшиеся на них народом.

Каждый год вступали в строй все новые производственные объекты. Не прошло и семи лет с окончания войны, как на развалинах вновь вырос красавец комбинат. В первый год нормальной работы он уже перекрыл проектную мощность, а сейчас дает в два с половиной раза больше высококачественной руды, чем давал в предвоенные годы. Почти во столько же более производительным стал труд рабочих. Сказались трудовая школа, которую прошел коллектив, восстанавливая предприятие, новый уровень механизации.

По вечерам в школьном здании зажигаются огни. Сюда после трудового дня приходят токари и слесари, фрезеровщики и плотники, штукатуры и каменщики. Это те, кто хочет иметь общее среднее образование. В других аудиториях молодые и пожилые рабочие собираются для занятий на технических курсах. Сюда приходит и Яков Корниенко. Но не в качестве слушателя, а преподавателем. Вместе с опытными инженерами он, украинский паренек, когда-то с изумлением смотревший на паровой экскаватор, как на недосягаемое совершенство, а теперь всеми уважаемый человек, специалист, первым осваивающий на комбинате все новые землеройные машины, обучает машинистов экскаваторов самому передовому и новому, что есть в их специальности.

Молодежь, да и весь коллектив комбината, тянется к технике, к ее совершенствованию. Рационализаторов, изобретателей на комбинате множество. Их искания, творческая инициатива окружены умной и ненавязчивой поддержкой командиров производства, партийной организации. Таков стиль работы комбината, его постоянные традиции, установившиеся еще много лет назад.

В создании этого стиля немалая заслуга директора комбината Александра Трофимовича Петрухина. Потомственный донецкий шахтер, сам с одиннадцати лет работавший в шахте, полной мерой хлебнул он горькой шахтерской доли. Революция подняла его к настоящей жизни. В ленинский призыв стал коммунистом. Линия партии и была его жизненной линией везде, куда партия его посылала. Депутат Верховного Совета РСФСР, А.Т. Петрухин почти бессменно руководит Камышбурунским комбинатом на протяжении всей его истории. При нем возводились первые корпуса комбината на пустынном морском берегу; при нем возрождается из руин новый комбинат, несравненно более мощный и совершенный, чем был прежде.

Но то, что сделано, только начало настоящего расцвета. Александр Трофимович рассказывает о том, что ждет предприятие в ближайшие годы.

Коллектив комбината сделает в эта годы новый крупный шаг вперед и по объему производства и по его уровню.

Камышбурун вовлечет в свое производство и так называемые табачные руды — огромнейшие запасы более крепких руд, которые до сих пор использовать считалось невозможным. Уже найдены новые способы обогащения, которые позволят повышать в них содержание железа с сорока до пятидесяти двух процентов.

Для добычи этой руды будет создан новый рудник с многоковшовыми экскаваторами и отвально-транспортным мостом, а для ее обработки — специальная агломерационная фабрика, почти вдвое более мощная, чем существующая.

Керченская руда станет источником новых видов продукции, в том числе фосфорных удобрений. Фосфор, вредный в металлургическом производстве, будет извлекаться из руды, превращаться в средство повышения урожаев на полях.

По уровню механизации горных разработок, оснащенности техникой комбинат занимает одно из первых мест в Союзе. В ближайшие годы в работу рудников, фабрик и морского порта будут внедрены новейшие механизмы, широкое применение получат автоматика и телемеханика.

Комбинат готовится к строительству следующей очереди комбината, которое превратит его в одно из крупнейших горных предприятий Союза.

Еще красивее и благоустроеннее станет поселок металлургов, который носит теперь имя героя боев за Керчь, генерал-майора Аршинцева.

Он уже теперь превосходит по размерам всю дореволюционную Керчь (без пригородов) не только численностью населения, но и количеством домов. Качество же зданий и сравнивать не приходится. В дореволюционной Керчи не было ни одного многоэтажного дома, каких в Аршинцеве теперь десятки. Вдоль морского берета протянулся обширный парк культуры, где все сделано руками рабочих во внеурочное время и куда собираются они по вечерам отдохнуть, подышать свежим морским воздухом. Одна из аллей парка ведет к скромному памятнику, утопающему в цветах. Здесь могила героев-партизан: Зябрева, Шустова, Важенина, Макарова, Бондаренко, Дубинина.

Аршинцево увеличится почти вдвое, станет большим городом. Троллейбус и морской трамвай, в дополнение к автобусному сообщению, соединят его с Керчью. Поднимутся новые кварталы домов. Возле парка культуры, который превратится в сплошной зеленый массив протяжением в два с половиной километра, вырастет новый Дворец культуры со зрительным залом на восемьсот пятьдесят мест. В самом парке будет построен театр, а неподалеку на берегу моря откроется пионерский лагерь санаторного типа на двести человек и дом отдыха металлургов. Будет построена комфортабельная гостиница с рестораном, Дом связи, детские сады и ясли, универмаги, третье, еще более замечательное здание школы.

Второй такой же город вырастает по другую сторону Керчи, там, где во время войны лежала "малая земля" — главный керченский плацдарм. Здесь воссоздается мощный металлургический завод имени Войкова. Трижды разрушался завод до основания: в Крымскую войну, гражданскую и Отечественную. И каждый раз возникал из руин вновь более совершенный и обширный.

Сейчас мы свидетели его третьего рождения. Завод не восстанавливается, он создается вновь. И поскольку он растет последним среди металлургических предприятий, восстановленных после войны, он будет одним из наиболее совершенных по уровню производства, по оснащению. Завод впитает, вберет в себя все новейшее, что создала техника последних лет. Несколько современных крупных доменных печей, несколько новых непрерывных станов позволят выпускать более обширный сортимент продукции. Это будет одно из крупных предприятий южной металлургии.

Керченская руда здесь же, в Керчи, будет превращаться в сталь, в разнообразнейшие изделия.