Сюжеты и символы

Чеканенные монеты Керкинитиды известны достаточно давно — еще до открытия реальных остатков самого древнего города. Уже в середине прошлого века немецкий нумизмат Г. Фридлендер опубликовал три бронзовые монеты, поступившие из южной России в Минцкабинет Берлинского кайзеровского музея. Из них две принадлежали одному типу. На лицевой стороне их был изображен сидящий на скале скиф, на оборотной — конь. В 1875 г. П.О. Бурачков описал еще одну ранее неизвестную монету Керкинитиды с Тихе на лицевой стороне и всадником на реверсе. Вскоре были предприняты первые попытки систематизировать все известные в то время монетные выпуски Керкинитиды в «Общем каталоге монет» (1884) последнего из названных авторов и в специально посвященной этому статье А.В. Орешникова (1892 г.) Однако Н.Ф. Романченко сначала в 1893, а затем в 1897 г. при раскопках некрополя Керкинитиды обнаружил еще два новых выпуска. На первом — изображение крылатой Ники на лицевой стороне и льва, нападающего на быка, — на оборотной; на втором — голова Геракла и орел на молнии. Монетой с Никой пополнилась также коллекция Минцкабинета в Германии.

Чеканенные монеты Керкинитиды середины IV — начала III в. до н. э. из коллекции П.О. Бурачкова (по А.В. Орешникову, 1892).

Монеты Керкинитиды середины IV — начала III в. до н. э. I — из собрания Великого князя Александра Михайловича (по А.В. Орешникову, 1915); II — из собрания Минцкабинета Берлинского музея (по А. Заллету, 1888, 1897).

С тех пор новых денежных знаков, несмотря на широко проводимые полевые исследования античного города, больше обнаружено не было. По всей видимости, последнее указывает на крайне невеликую возможность существования каких-либо новых монетных типов Керкинитиды (не скроем, хотелось бы надеяться на ошибочность этого прогноза!). Керкинитидские монеты благодаря описанным открытиям были включены в основные нумизматические справочники и каталоги мира.

Таким образом, в нашем распоряжении сейчас оказалось пять различных монетных разновидностей Керкинитиды. Прежде чем перейти к их анализу, приведем подробное описание монет в последовательности, примененной А.Н. Зографом и не потерявшей своего принципиального значения до настоящего времени¹.

1. Л.C. Крылатая Ника вправо; руки вытянуты вперед, в левой — пальмовая ветвь, в правой — трудно различимый предмет. Под руками вдоль туловища — буквы «ΚΑΡΚ». О.с. Лев, терзающий быка, голова последнего на четверть повернута вправо. Под сценой борьбы — палица Геракла и надпись «ΗΡАΚΑ».

2. Л.с. Голова богини в короне, украшенной пальметтами и розетой между ними, с тремя зубцами сверху. Волосы, охватывающие головной убор, перехвачены в пучок и волнистыми локонами спадают на плечи; в ушах серьги, на шее — ожерелье. Вдоль края монеты — обод из точек; гурт — острый. О.с. Всадник на низкорослой скачущей лошади, передние ноги которой оторвались от земли; на ее шее уздечка, повод которой воин держит левой рукой; в правой, высоко поднятой над головой руке — копье, за спиной всадника — лук в колчане. Под лошадью — «ΚΑΡΚΙΝΙ»; над ней — одно из имен магистратов — «ΗΡΑΚ, ΗΡΟΝΥ, ΡΟΛΥΧ.»

3. Л.с. Голова вправо молодого Геракла в львиной шкуре. О.с. Орел влево на молнии. Внизу по ними «ΚΑΡΚΙΝΙ»; сверху над орлом «ΗΡΑΚ, ΗΡΟΝΙ».

4. Л.с. Бородатый скиф влево, сидящий на скале (?), опираясь левой рукой на сиденье, в правой держит секиру, упирающуюся в колено, вдоль нее надпись «ΚΕΡΚΙ»; на левом боку — лук в колчане. О.с. Конь, ступающий влево; под ним черта и одно из имен сменявшихся чиновников — ΓΕΛΩ, ΕΡΜΑ, ΙΠΠΟΚΡΑ, ΙΣΤΙΕΙΟ, ΚΑΛΛΙΑ, ΚΑΛΛΙΠΠΟ, ΠΑΣΙ.

5. Голова Артемиды вправо с серьгами в ушах и ожерельем на шее; волосы богини собраны на затылке в пучок, под которым — колчан со стрелами. Над ней надпись «ΚΕΡ». О.с. Олень с ветвистыми рогами влево с высоко поднятой правой ногой. Над ним или вокруг животного в поле имя очередного магистрата — ΓΕ, ΕΡΜΑ, ΚΑ.

К сожалению, при разработке относительной хронологии монет А.Н. Зограф не обратил внимания на верное замечание Е. Миннза о синхронности двух последних типов с одними и теми же магистратскими именами². Дополнив это наблюдение английского ученого указанием на стилистическую и технологическую близость этих монет, П.О. Карышковский вполне обоснованно объединил их в одну нумизматическую серию³. В такую уже устоявшуюся схему недавно попытался внести коррективы В.А. Анохин. Так, после выпуска с Никой он поместил не монету с Тихе, а с изображением Геракла, поменяв их, таким образом, местами. В основу именно такого распределения монетных типов упомянутый автор положил степень полноты описания городского этникона⁴. Вместе с тем, дополненная им восьмая буква в полисном дематиконе «дельта» не соответствует употребляемому правописанию наименования апойкии — ΚΑΡΚΙΝΙΤΙΣ, но ни разу не встречено ΚΑΡΚΙΝΙ(ΔΟΣ). В таком случае, на обеих монетах в одинаковом сокращении воспроизведено имя города, что не дает основания для их перегруппировки. Однако не в этом суть вопроса, даже если в дальнейшем на каком-то экземпляре удастся распознать следующую букву рассматриваемого топонима — «тау». Более плодотворным, с нашей точки зрения, является подмеченное В.А. Анохиным сопоставление между собой монетных типов «Тихе-всадник» и «Геракл-орел», из которых первые служат двойным номиналом вторых. Развивая эту мысль, В.Ф. Столба справедливо предложил объединить их в одну серию⁵. Но тогда описанная выше перестановка последовательности монетных выпусков теряет какой-то бы ни было смысл. Иначе говоря и резюмируя все сказанное выше — монетный чекан Керкинитиды распадается на две отдельные серии, ранняя из которых примыкает к одиночному выпуску.

Чеканные монеты Керкинитиды середины IV — начала III в. до н. э. из собрания Евпаторийского краеведческого музея.

Остановимся на топографии монетных находок Керкинитиды. Значительная часть их, особенно из ранних поступлений, как приходится сейчас признать, не имеет точного паспорта и происходит из различных коллекционных собраний, нередко с весьма расплывчатым обозначением места их нахождения, например, «из южной России». Это вполне объяснимо, если учесть те масштабы кладоискательства, которыми отличалась уже в дореволюционные годы Евпатория — популярный курорт, где среди отдыхающих всякого рода «меценатов» был велик спрос на древние монеты. Тем не менее некоторые наблюдения можно сделать и сейчас. Так, паспортизированные монеты трех первых типов были обнаружены исключительно в районе турецкого Гезлева (15 шт.) Наиболее распространенный выпуск с сидящим скифом-конем концентрируется, в основном, в пределах Херсонесского государства, в районе Керкинитиды (городища и некрополя) —24 шт.; невдалеке от последней, на городище Чайка —12 шт.; в Калос-Лимене —1 шт. (из раскопок 1989 г.); на Сакской пересыпи —1 шт. (1986 г.) и в самом Херсонесе — 25 шт. Несколько экземпляров тех же монет (4 шт.) встречено в Ольвии и еще один в Очакове. Весьма любопытно полное отсутствие керкинитидских эмиссий на территории Боспорского царства, в то время, как монеты Пантикапея, хотя и в небольшом, но по отношению ко всей денежной массе достаточно стабильном количестве постоянно встречаются на внутреннем рынке Керкинитиды. Такое положение в сочетании с находками многочисленных пантикапейских монет в Херсонесе, скорее всего, говорит о том, что экономические связи между Керкинитидой и государством Спартокидов не имели самостоятельного значения и могли носить опосредованный характер — через Херсонес.

Монеты Керкинитиды начала III в. до н. э. из коллекции Эрмитажа.

Монеты Керкинитиды начала III в. до н. э. из коллекции Эрмитажа.

Пространственное распределение нумизматического материала, по-видимому, указывает на локальное значение монетного чекана Керкинитиды, рассчитанного на обращение преимущественно на внутреннем рынке. Это утверждение в еще большей степени относится (в силу крайне небольшого количества монет) к первым трем типам: их выпуск носил в значительной степени декларативный характер — своего рода показатель автономии гражданской общины, пережившей военную опасность, угрожавшую суверенитету полиса (см. ниже). Многочисленность же позднейшей монетной серии свидетельствует о ее ориентации скорее на денежное обращение. Однако продолжает удивлять частая встречаемость этих монет на всей территории Херсонесского государства и особенно в столице полиса. Это можно объяснить только тем, что Керкинитида к тому времени была прочно включена в экономическую систему Херсонеса.

Обратимся теперь к рассмотрению сюжетов на самих монетах. Реверс наиболее ранних из них полностью совпадает с изображением на, вероятно, синхронных им херсонесских денежных знаках, с которыми они также близки по весу и хронологически — IV в. до н. э. Вместе с тем, совпадая в сюжетах, изображения на монетах обоих городов отличаются в трактовке деталей: на херсонесских изделиях представлена предсмертная агония животного, которого оседлал хищник; на керкинитидских же воспроизведен сам момент атаки льва, не успевшего еще закинуть на быка все свои лапы. Одной из них он отталкивается от земли во время броска. Животное по инерции еще в движении, его голова на четверть повернута к зрителю. Рисунок на монетах Керкинитиды представляется более содержательным, сцена борьбы — более экспрессивной.

Тихе в башенной короне монетной чеканки Керкинитиды находит самые близкие аналоги в изображении богини на реверсах гераклейской серии времени тирана Сатира (352—345 гг. до н. э.), представленной двумя номиналами, а также монет Амиса (после 360 г. до н. э.), Кромны (второй половины IV в. до н. э.) и Тарса (IV в. до н. э.)⁶. Все эти центры, как нетрудно заметить, расположены на противоположном побережье Понта (кроме Тарса). Обратим прежде всего внимание на стефану, покрывающую голову божества: так, на всех малоазийских экземплярах головной убор украшен растительным элементом, помещенным между двумя розеттами, в то время как на монетах Керкинитиды отмечено обратное сочетание названных признаков. Причем, если на гераклейских типах, в том числе и мелких, помещена хорошо проработанная пальметта, то на монетах остальных городов — лишь сильно стилизованное ее изображение, обозначенное несколькими черточками. На старшем номинале гераклейской серии зубцы стефаны гладкие, на младших же монетах Кромны, Тарса и на большинстве амисских типов они обозначены двумя валиками. На денежных знаках Керкинитиды, как, впрочем, и на некоторых амисских, последние смоделированы тремя валиками. И наконец, на керкинитидских и амисских, а также кромнинских изделиях вдоль всего края имеется точечный обвод, который полностью отсутствует на остальных предметах. Этникон на выпусках Гераклей и Кромны расположен над или за головой богини, Керкинитиды и Амиса — на другой стороне. Детальное сравнение чекана всех четырех причерноморских центров позволяет с полной очевидностью судить о том, что мастер, вырезавший керкинитидский штемпель, творчески переработал сюжеты перечисленных южнопонтийских городов. Однако далеко не все приведенные нумизматические параллели равнозначны. Среди них доминирующую роль, несомненно, занимают гераклейские монеты, послужившие для остальных образцом подражания. Вероятно, именно поэтому, сравнивая образ Тихе на монетах Керкинитиды и Гераклей, трудно отделаться от впечатления идентичности профилей воспроизведенной на них богини. Одинаковый рисунок глаз, надбровные дуги, уста и овал лица в целом создают улыбчивый (даже лукавый) облик обоих изображений женщины. Сходство мимики позволяет признать высокое профессиональное мастерство керкинитидского мастера, сумевшего уловить и передать характер и стиль оригинала. Эти бронзовые монеты Керкинитиды без преувеличения следует назвать памятниками искусства.

Обратимся к обратной стороне данного монетного типа. Сцена на последнем находит ближайшие параллели с сюжетом на монетах первой группы сицилийского города Гелы, относящихся к 490/485— 480/475 гг. до н. э., и в еще большей степени Тарента, датированных 344— 334 или, по новым данным, 330—320/315 гг. до н. э.⁷, где также воспроизведен осадивший лошадь всадник вправо с поднятой и согнутой в локте рукой, в которой он держит копье. Наездник на этих изделиях обнажен, четко проработана его мускулатура, в то время как на монетах Керкинитиды бородатый воин одет в скифский двуполый кафтан, подпоясанный на талии, с большим треугольным вырезом на груди, полы распахнуты, из-под них выступают ноги в узких штанах — анаксиридах. В экипировке лошади четко различаются петля повода и более широкий нагрудный ремень, прикрепленный к седлу в полном соответствии со скифской конской сбруей. Детали оголовной части узды не различимы. Художественная трактовка изображения коня сближает рассматриваемые керкинитидские монеты с показом животного на денежных знаках киликийского города Келендерида⁸. Однако на первых, в отличие от всех монет упомянутых выше древнегреческих городов, несомненно, воспроизведена местная низкорослая порода лошади, встречающаяся у скифов. Все сказанное еще раз подтверждает весь реализм данной композиции и хорошие знания мастером местных условий.

Все построение композиции, динамизм сцены передают момент то ли атаки неприятеля (как например на Солохинском гребне), то ли охоты на хищного зверя. Наиболее близкими, почти полными аналогами этого изображения являются всадники из рельефной композиции на серебряной с позолотой чаше из кургана Солоха⁹: они облачены в такую же одежду и снабжены таким же вооружением. Здесь мы можем наблюдать не только стилистическую близость, но и полное совпадение поз и жестов наездников со взмахнувшей над головой в момент метания копья рукой, движений лошадей с той лишь разницей, что на сосуде морда испуганной лошади обращена к зрителю. В этом отношении обоим образам — на монетах Керкинитиды и на солохинской вазе — очень близка по своей экспрессивности сцена атакующего лучника на монетах Атея середины IV в. до н. э.¹⁰. Однако мы бы не стали объявлять чекан Атея предметом подражания керкинитидских монетариев¹¹. Прежде всего, монеты Керкинитиды в художественном отношении нисколько не уступают выпускам скифского правителя, а в передаче отдельных деталей, их трактовки, они более точны и утонченны. К тому же в них гораздо больше сходства не со вторым, а с первым — ранним типом скифских монет.

Момент атаки скифским лучником, воспроизведенный на монетах Атея (это любопытное совпадение следует отметить), полностью повторяет до мельчайших деталей образ всадника на том же самом серебряном сосуде из кургана Солоха. Разница лишь в том, что, естественно, бородатый Атей натягивает лук над головой лошади и, следовательно, стреляет вдаль, в движущегося противника; на чаше же стрелок целится в львицу, и поэтому его лук направлен вниз. Более того, всадник с копьем на монетах Керкинитиды и воин с натянутым для стрельбы луком на чекане скифского царя — это не что иное, как варианты в одной и той же сцене травли фантастического зверя, запечатленной древним торевтом на рельефе неоднократно упомянутой выше солохинской чаши. Все эти сюжеты (возможно эпические) столь близки между собой, что надо признать синхронными украшенные ими предметы. Они, несомненно, относятся к одной исторической эпохе — к расцвету Скифской державы в Причерноморье — непродолжительному периоду, подарившему нам целую серию первоклассных высокохудожественных произведений искусства. Среди других аналогов всадника на монетах Керкинитиды можно привести гравировку атакующего наездника на золотой пластине и на бляшке из кургана Куль-Оба| относящихся однако, к несколько более позднему времени.

Рельеф на сосуде из кургана Солоха, особенно с той стороны, где изображена схватка со львом, очень близок сцене на так называемом саркофаге Александра Македонского, хотя на нем показаны не скифы, а конные перс и грек. Композиция здесь усложнена еще одним персонажем в центре — пешим персом, замахнувшимся на льва секирой. Во всем же остальном — в выборе критического момента охоты, в позах всадников и сопровождающих их собак, в повадке хищника — они очень схожи¹².

Не лишено определенного смысла, несмотря на разные выразительные средства, сопоставление солохинского, а следовательно, и керкинитидского всадника с Беллерофонтом, поражающим Химеру, на одной из олинфских мозаик первой половины IV в. до н. э.¹³. Все приведенные выше аналоги, как нумизматические, так и на памятниках изобразительного искусства, позволяют нам распространить вывод Н.А. Онайко по отношению к наездникам на сосуде из кургана Солоха и на монетный сюжет Керкинитиды¹⁴: верховой на них (при всем скифском этнографическом реализме) воспроизведен в полном соответствии с классическими греческими традициями.

Следующий монетный тип с безбородым Гераклом и орлом на молнии встречается достаточно редко. Лицевая его сторона полностью копирует уже упоминавшийся выше аверс серебряных монет Сатира. Реверс рассматриваемых изделий содержит изображение, очень близко напоминающее обратную сторону монет Абидоса 411 — 387 гг. до н. э. и последующего времени с той лишь разницей, что орел на последних имеет вертикальное положение с выставленной вперед грудью¹⁵. Два последних монетных типа, как уже отмечено выше, принадлежат, скорее всего, к одной нумизматической серии. Сказанное вытекает не только из сопоставления их весовых характеристик и имен магистратов, но также (и это, пожалуй, самое главное) из того факта, что обе они копируют сюжеты сторон одного и того же гераклейского оригинала.

Последняя эмиссия Керкинитиды — наиболее обильная, часто встречаемая как при раскопках, так и в различных коллекциях. На лицевой стороне старшего ее номинала изображен сидящий бородатый скиф в традиционном одеянии, хорошо нам известном по рельефным композициям торевтики причерноморских курганов. Можно даже предположить, что здесь помещен спешившийся всадник предыдущего выпуска, а лошадь его перенесена на оборотную сторону. Иначе говоря, мастер мог преследовать цель как-то увязать между собой сюжеты различных в хронологическом отношении монет. Однако резчику штампа явно не хватило настоящего профессионального мастерства и технических средств для придания подлинно художественной выразительности своему изделию: штемпель его выполнен (как приходится признать) на ремесленном уровне. Его произведение явно уступает монетным выпускам предшествующей эпохи. Естественно, центральное место на рассматриваемой монете занимает изображение лицевой стороны, которое мы (по этнографическому признаку) назвали сидящим скифом. Уже М.И. Ростовцев сравнивал сюжет керкинитидской монеты с одним из персонажей на Воронежском серебряном сосуде¹⁶, а А.В. Орешников и В.А. Ильинская (менее обоснованно) — с очень схематическим рисунком на аксютинской поясной пластине¹⁷. С тех пор количество памятников «скифской» жанровой торевтики значительно возросло. Однако и до настоящего времени указанная М.И. Ростовцевым аналогия иконографически является самой близкой, хотя и несколько более ранней.

Местные варварские мотивы, воспроизведенные на описываемых монетах Керкинитиды в эпоху раннего эллинизма, по стилю напоминают наиболее популярные нумизматические серии таких греческих городов, как, например, Гераклей Понтийской 302—289 гг. до н. э. и Кизика 330—280 гг. до н. э.¹⁸, испытывающих влияние статеров и тетрадрахм Лисимаха. При этом, разумеется, они различались по уровню своего художественного исполнения. Поза молодого Диониса на реверсе первых и Аполлона на вторых в общих чертах и некоторых деталях совпадает с положением бородатого скифа. Еще большее сходство можно отметить между сценой на монетах Керкинитиды и фессалийского полиса Гомфи (Филипнополя) 302— 286 гг. до н. э. На последних в том же, что и скиф, ракурсе показан сидящий на скале Зевс со скипетром в вытянутой правой руке¹⁹.

Надо сказать несколько слов и о том основании, на котором сидит мужская фигура. Большинство нумизматов, анализирующих монеты Керкинитиды, видит в этом скалу (А. Заллет, А.В. Орешников, Б. Хэд, Б. Кене и др.). Вероятно, поэтому Б. Хэд и называет сидящую персону Посейдоном. Напомним также, что именно на камнях восседают или полулежат скифы с рельефных сосудов из курганных погребений. Однако при всем том на лучших из рассматриваемых монет в качестве сиденья изображен не бесформенный камень или скальный массив, а небольшой предмет — нечто вроде табурета на четырех рельефно обозначенных ножках, выступающих из-под двух косых полос, параллельно которым воспроизведен колчан с луком. Однако такой знаток античных монет, как А.Л. Бертье-Делагард, не решился как-либо назвать этот предмет. Он не исключал возможность того, что к сиденью прислонен щит в виде пельты амазонок²⁰. К сожалению, невысокое качество большинства штампов не позволяет нам детально рассмотреть эту часть изображения на монетах. При этом вспомним, что на уже упомянутых выше выпусках Кизика и Гераклей божества сидят именно на стульях; причем моделировка табурета под Аполлоном весьма сложна и он перекрыт краем ниспадающего гиматия. К тому же и на так называемой аксютинской бляшке (из курганного погребения в Полтавской области) показан бородатый скифский царь с секирой и ритоном, сидящий именно на табурете с четырьмя ножками. Вместе с тем, при осмотре нумизматической коллекции Керкинитиды не возникает сомнения в том, что на монетах, наряду с искусственными сиденьями, встречается бесформенная каменная глыба (на нечто подобное усажен в той же позе, например, Зевс со скипетром в руках на фессалийских монетах или молодой Геракл на выпусках Лами (все вместе взятые относятся к 302—286 гг. до н. э.²¹). Ксли это так, а в этом можно убедиться еще раз на серии новых хорошо чеканенных монет, то перед нами, быть может, некоторое переосмысление первоначального сюжета: замена не свойственного варварам типично греческого сиденья аморфной грудой камней, на которых, как правило, они и усажены во множестве случаев (Воронежский курган, Гайманова могила, Куль-Оба).

И наконец, наиболее существенный для нас вопрос: кто изображен на аверсе монет Керкинитиды? Обычно ограничиваются лишь указанием на этническую принадлежность бородатой фигуры. Только Г. Фридлендер, а вслед за ним В.И. Павленков недавно предприняли попытки атрибутировать его в качестве скифского божества или героя. Действительно, иконография сюжета близка уже указанным выше образам божеств на эллинских монетах. Подчеркнутая официально-торжественная поза скифа с секирой в правой руке как раз свидетельствует не в пользу того, что перед нами «местный житель в туземном костюме»²² или отражение мирных бытовых сценок, как посчитал А.Н. Зограф²³, а скорее напротив — почитаемый в скифской среде героизированный деятель или, быть может, царь. Подобное предположение становится вполне правдоподобным, если учесть предложенную Д.С. Раевским интерпретацию многоплановых сцен на памятниках местной торевтики как иллюстрации скифской генеалогической легенды²⁴. Такие рельефы, как уже сказано, представляют в художественно-стилистическом отношении наиболее близкие параллели образам монет Керкинитиды.

Не последнюю роль в интерпретации сюжета играет предмет в правой руке сидящей фигуры, в котором усматривают обычно секирусагарис. Только А.В. Орешников одно время принимал его, и это как будто отчетливо видно на некоторых оттисках, например, эрмитажной коллекции (кат. №№ 3, 7, 9), за дельфина на жезле; следовательно, сидящего можно было принимать как речное божество — что-то вроде Борисфена. Однако большое количество новых находок с достаточно четким чеканом аверса, а также близкое изображение на пластинке поясного набора из Аксютинского кургана заставило московского нумизмата вернуться к общепринятой точке зрения. Такая форма ритуального топорика с широким луновидно изогнутым или плоским треугольным лезвием и отогнутым кверху обухом позволила Е. Миннзу сравнивать его с секирами на синхронных монетах Керкинитиды ольвийских «борисфенах»²⁵. По мнению М.И. Ростовцева, они являлись не боевым оружием, а одним из знаков царской власти наряду с ритонами и скипетрами²⁶. В.А. Ильинская принимала оформленные в зверином стиле сагарисы за отличительные знаки предводителей отдельных родов, отрядов или каких-либо других небольших подразделений скифского войска²⁷, но это противоречит их воспроизведению на изобразительных памятниках с мифологическими сюжетами (например, на Воронежском сосуде).

П.О. Карышковский, признавая подобное, преимущественно декоративное оружие знаком власти и достоинства, атрибутом военачальника, не рискнул, тем не менее, определить, какого именно ранга особам они принадлежали — царям или военным предводителям среднего уровня²⁸. Ряд других исследователей трактовали подобные предметы тоже как признаки власти, но не раскрывали конкретного содержания последней (Б.Н. Граков, М.И. Артамонов, А.М. Хазанов). Носящие символический смысл однолезвийные секиры, опирающиеся на правую ногу воина (на монетах Керкинитиды), как нам представляется, требуют более обобщенной трактовки этого образа: в нем можно, прежде всего, увидеть Колаксая — первого царя скифов и как бы основателя целого слоя скифской военной аристократии, атрибутом и символом которого была именно золотая секира. Культ родоначальника скифских царей в свое время стал более значительным, чем почитание его отца и прародителя всех скифов — Таргитая²⁹.

В настоящее время количество известных штампов обратной стороны рассматриваемого монетного типа Керкинитиды превышает число магистратских имен на них. Их стилистическая близость друг другу, а вернее, упрощенная до предела трактовка сюжета, может указывать на изготовление всех монетных штемпелей этой серии одним и тем же резчиком. Конечно, в идеальном случае следовало бы построить относительную хронологию монетных выпусков и магистратских имен на них, воспроизведенных по аверсам, штемпели для чеканки которых менялись не при смене чиновников, а по мере их физического изнашивания. Однако последнее затруднено, ибо сопоставление почти не выполнимо из-за крайне небрежной в большинстве случаев чеканки, нечеткости оттисков, нередко смещенных во время удара.

Монеты последнего типа стилистически и типологически полностью примыкают к предыдущему выпуску, который являлся старшим номиналом серии. Они, составляя половину крупной монеты, полностью совпадают с ней по форме монетного кружка, фактуре металла, потрескавшегося по краям в результате деформации линзообразной заготовки при ударе. Эта монетная чеканка более других связана с предыдущими монетными типами Керкинитиды. На ее реверсе помещен олень вправо, так же как и на старшем номинале конь — с высоко поднятой правой ногой. Причем ремесленник совершенно в той же манере передал и анатомию животного, на удивление похожего на изображение лошади. Очень много общего также между Тихе в башенной короне на ранних эмиссиях и Артемидой на монетах рассматриваемого типа. Богиня на последних украшена серьгами и ожерельем. Более того, мастеровой попытался в невысоком рельефе обозначить надбровные дуги. Однако глаза Артемиды чрезмерно выпуклы, а нос заострен, да и лицо в целом получилось с чересчур остро обозначенными чертами. В результате, в отличие от плавных и мягких очертаний облика богини на ранних монетах, на позднейших ее образ оказался слишком упрощенным; монетарий в данном случае был менее искусным, хотя, с нашей точки зрения, этот резчик если и не копировал, то во всяком случае имел перед собой первую монету.

На монетах рассматриваемого типа было известно до недавнего времени лишь два из семи знакомых нам по старшим номиналам магистратских имени — ΕΡΜΑ и ΓΕΛΩ, что могло послужить основанием для предположения о менее продолжительном их выпуске. Однако совсем недавно нам попался оттиск аналогичной малой монеты с двумя буквами на реверсе «КА», видимо, сокращение одного из имен, воспроизведенного в более полной форме «ΚΑΛΛΙΑ» или «ΚΑΛΛΙΠΠΟ» на крупном номинале. Первая буква — над оленем, вторая — сзади. Эта новая находка, тем не менее, вряд ли меняет общую картину, связанную с последней нумизматической серией Керкинитиды: общее количество монет с Артемидой-ланью невелико, а новые поступления незначительны. Так, по каталогу Л.И. Медведевой их в шесть раз меньше, чем монет типа скиф-конь; в Херсонесе же приходится только одна такая монета на тридцать обнаруженных здесь крупных выпусков³⁰. Из раскопок последних лет на шесть монет старшего номинала приходится всего два экземпляра младшего. Данное соотношение весьма показательно, но в таком случае мы вправе признать монетные выпуски с именами «ΓΕΛΩ» и «ΕΡΜΑ» наиболее ранними, в то время как в последующий период, по каким-то пока неизвестным нам причинам, более мелкие типы не чеканились.

Итак, монетный чекан Керкинитиды в художественно-стилистическом отношении и технологически распадается на две обособленные группы, эволюционно не связанные между собой. Следовательно, между ними был определенный хронологический разрыв, настолько длительный, что была утеряна стилистическая преемственность. Такое заключение, в частности, подтверждается отсутствием одних и тех же магистратских имен на разновременных выпусках и, напротив, их встречаемость на разных монетных типах внутри самих групп. Монеты первых трех выпусков, две из которых принадлежат к одной нумизматической серии, в художественном отношении на порядок выше последующих и, повторяем, в полном смысле слова являются произведениями искусства малых форм, в то время как позднейшая монетная серия — обыкновенные ремесленные изделия, к тому же выпущенные достаточно массовым тиражом.

Абсолютная хронология монет Керкинитиды представляется следующим образом: за первым монетным типом, выпущенным в самой середине IV в. до н. э., последовала серия из двух номиналов, синхронная ранним монетам Атея. Все они столь тщательно копировали монеты гераклейского тирана Сатира, что, вероятно, должны быть отнесены ко времени его правления —352—345 гг. до н. э. Отправным моментом для датировки позднейшей и наиболее обильной монетной серии Керкинитиды, помимо приведенных выше нумизматических параллелей, послужило для наших предшественников вполне обоснованное сопоставление ее с херсонесским монетным типом — Дева, поражающая лань, — бодающий бык. Все они чеканились на двояковыпуклых линзообразных заготовках с острыми краями. Такая техника применялась в Херсонесе очень короткое время — в течение первого десятилетия III в. до н. э.³¹.

Иначе говоря, не приходится говорить о ритмичной и непрерывной чеканке монет Керкинитиды на протяжении четырех десятилетий. Напротив, после весьма краткосрочного и малочисленного выпуска одиночных монет с Никой и серии из двух номиналов — Тихе-всадник и Геракл-орел — в середине IV в. до н. э. произошел длительный хронологический разрыв в работе керкинитидского монетного двора. Возобновление монетного производства Керкинитиды в начале третьего столетия ознаменовалось выпуском в обращение самой многочисленной за всю историю города нумизматической серии — Колаксай-конь и Артемида-олень. Эта эмиссия действительно осуществлялась на протяжении примерно десятилетия. Однако за прошедшее время (достаточно длительное) были утеряны местные традиции чекана, столь характерные для изделий постоянно действующего монетного двора.

Об этом говорит и сам состав нумизматической коллекции Керкинитиды. Если даже судить только по магистратским именам, то монеты ранней группы чеканились не более чем тремя штампами (Ника-лев-бык — 1 штемпель; Тихе-всадник — 3 шт; Геракл-орел — 2 шт.), тогда как последняя серия насчитывает семь имен чиновников. Кроме того, детальное сопоставление между собой реверсов позднейшей группы позволяет говорить, что обратная их сторона билась, по крайней мере, в два раза большим количеством матриц (ΓΕΛΩ — 3; ΕΡΜΑ — 1; ИΠΠΟΚΡΑ — 2; ΚΑΛΛΙΑ —2—3; ΚΑΛΛΙΠΠΟ — 2—3; ΙΣΤΙΕΙΟ —2; ΠΑΣΙ —1). Весьма показательно также само соотношение между собой ранних и поздних монетных экземпляров —19 против 95, то есть 1:5 (по каталогу Л.И. Медведевой). Практически, оно полностью совпадает с сопоставлением, вытекающим из изучения монетных штампов.

Самый последний, с нашей точки зрения, решающий довод в пользу неэволюционного развития монетного чекана Керкинитиды состоит в том, что в разных хронологических группах сокращенное воспроизведение городского имени различно — ΚΑΡΚΙΝΙΤΙΣ и ΚΕΡΚΙΝΙΤΙΣ. Причина перерыва кроется, вероятно, прежде всего в изменении самого статуса Керкинитиды, в превращении ее из хотя и небольшого, но самостоятельного полиса в подчиненный Херсонесу город. Письменные источники практически не сообщают нам о том, как именно складывалась судьба древнего полиса на протяжении IV в. до н. э. Попытаемся поэтому извлечь возможную информацию опять же из самих монет.

Прежде всего обращает на себя внимание четко выраженная военная символика ранних типов Керкинитиды (Ника, сцена терзания, башенный с зубцами головной убор Тихе). Причина ее появления на эмиссиях по-разному объяснялась в литературе. Так, А.Н. Гилевич, сопоставив между собой синхронные монетные выпуски Херсонеса и Керкинитиды с подобными триумфальными мотивами, пришла к выводу, что они, вместе взятые, отображают одно и то же событие — победу над скифами в ходе подчинения Северо-Западного Крыма дорийскому государству³². Естественно, в таком случае, Керкинитида активно выступила на стороне Херсонеса (на правах союзного города)³³. Совсем иная, в полном смысле противоположная, точка зрения была высказана недавно не только автором, но и В.А. Анохиным. Суть ее в том, что весь характер изображений на монетах Керкинитиды имеет скорее антихерсонесскую направленность. Причем ранний монетный тип с Никой, равно как и с Тихе, по высказанному ранее мнению автора этой работы отражает успешное противостояние Керкинитидского полиса экспансии Херсонеса. Напротив, В.А. Анохин оценивал появление монет того же вида как результат обретения вновь независимости от Херсонеса, будто бы потерянной городом в самом начале IV в. до н. э. Это событие совпало, по его мнению, с падением власти олигархов в Херсонесе в 330 г. до н. э. Столь различное понимание политической ситуации заставляет вновь обратиться к рассмотрению данного вопроса.

В первую очередь отметим целый ряд фактов, противоречащих всем вышеизложенным взглядам и попробуем нащупать новое решение проблемы. На лицевой стороне самой ранней монеты Керкинитиды помещено изображение богини победы — Крылатой Ники, на оборотной — схватка льва с быком. На старшем номинале следующей серии изображена Тихе — божество случая и счастья, благополучия, а также, учитывая характер головного убора, спасительница и охранительница государства от какой-то внешней опасности. Например, на монетах Кизика вместо зубчатой короны на голове Коры воспроизведена надпись — Сотера (спасительница). Такая военная символика монетной чеканки Керкинитиды, по-видимому, отражает изменчивый характер тех исторических событий, которые пережил город в IV в. до н. э.: какой-то военный успех, неизвестный нам по письменным источникам, а вслед за тем — новая угроза, избежать которую полису удалось благодаря «чудодейственному» вмешательству богини — покровительницы гражданской общины. Это и получило отражение в монетном сюжете. Аналогичное изображение, как известно, на монетах Гераклей (послуживших керкинитидским монетариям образцом) появилось во времена внутренних смут и внешней угрозы. Голова Девы с таким же головным убором была помещена на монетах Херсонеса в критический для него период — накануне походов Диофанта, когда город был практически на осадном положении, а скифы то и дело нападали на него (однажды даже во время праздничного шествия в честь Диониса).

На обратной стороне монеты с Тихе помещен атакующий скифский всадник — символ той реальной силы, которая, по всей видимости, помогла божеству, а вместе с ним и полису уйти от военного поражения. Но в данном случае почти невероятно участие Керкинитиды на стороне Херсонеса и их совместная победа над скифами. С другой стороны, заимствование керкинитидскими монетарними гераклейских сюжетов (Тихе, Геракл в львиной шкуре) и символов (палица Геракла), совпадение сцены терзания с образом на монетах Херсонеса, все это, казалось бы, не отвечает открытой конфронтации между двумя таврическими полисами. В.А. Анохин пытается снять такое противоречие признанием «участия Гераклей в освобождении Керкинитиды от олигархического Херсонеса около 330 гг. до н. э.». Представляется, однако, маловероятным предположение о такой враждебности между метрополией и колонией даже при разном государственном устройстве. Поскольку немыслим без участия Гераклей столь бурный экономический и территориальный рост тогда еще небольшого в середине IV в. до н. э. Херсонеса.

Приведенное выше попарное сравнение монетных типов понтийских городов не исчерпывает всех возможных сопоставлений сразу нескольких синхронных монетных выпусков разных политических образований. Поясним сказанное на конкретных примерах, которые открывают новые возможности в интерпретации всего нумизматического материала. Так, голова Геракла в львиной шкуре на лицевой стороне гераклийских монет была одновременно воспроизведена на аверсе монет Атея и младшей серии Керкинитиды с той лишь разницей, что в первом случае была полностью сохранена ориентация силуэта, а во втором лицо героя обращено в противоположную сторону — вправо. На реверсе керкинитидского выпуска помещен орел на молнии — символ Зевса, отца этого легендарного персонажа. Таким образом, обе стороны мелкой монеты семантически прочно связаны друг с другом. Богиня в башенном уборе с реверса гераклейского чекана украсила лицевую сторону старшего номинала той же серии Керкинитиды. Помимо того, всадники на керкинитидских и атеевых выпусках стилистически близки между собой. Приведенные выше сравнения не исчерпывают вопрос о возможных контактах между противоположными берегами Понта. Штемпель для изготовления как монет Гераклеи, так и Атея был вырезан несомненно одним и тем же художником, в обоих случаях отчетливо прослеживается рука одного мастера. Однако из этого еще не следует обязательное признание их чеканки в самой Гераклее. Они могли биться и на одном из северо-западнопричерноморских монетных дворов, хотя бы и (учитывая сказанное выше) в Керкинитиде или другом зависимом от скифов пункте. Следует также вспомнить, что второй монетный тип скифского базилевса был выпущен в гераклейской колонии — Каллатии.

Заимствование гераклейских сюжетов отмечено и для несколько более раннего кратковременного чекана Фанагории и Феодосии (бодающий бык, голова Геракла и палица)³⁴. Дорийская эмблематика, по всей видимости, отражает не просто дружеские контакты и политическую ориентацию на крупный южнопонтийский центр, а прежде всего на союзные отношения (симмахию) между причерноморскими полисами, что особенно ярко проявилось в войне Гераклей на стороне Феодосии против Левкона. Западная экспансия Боспорских правителей, захват Феодосии делали весьма вероятным (при существующей конфигурации полуострова) распространение влияния Спартокидов на всю Таврику. Такое развитие событий ни в коей мере не устраивало ни Гераклею, чьи экономические интересы были прочно связаны с Северным Причерноморьем, ни скифскую державу. На этой почве между этими двумя вполне реальными силами мог сформироваться временный, направленный против Боспора союз, к которому примкнули и гераклейские колонии — Херсонес, Каллатий и, быть может, Керкинитида, что и получило отражение в их синхронной монетной символике. Последняя, как стало недавно известно из нового эпистолярного документа, находилась, по крайней мере, в конце V в. до н. э., в трибутивной зависимости от скифов (см. ниже). Такое положение этого ионийского полиса могло сохраняться и в последующее время. Естественно, реконструируемая нами политическая ситуация в регионе предполагает распространение власти Атея на всех причерноморских скифов, а не только на территорию Добруджи.

Все сказанное выше, конечно, является гипотезой, основанной преимущественно на анализе понтийских монет. Попутно отметим, что в нашем случае речь идет лишь о 50—40-х гг. IV в. до н. э. За столь же длительное правление этого скифского царя его отношения со Спартокидами могли не раз меняться.

У рассматриваемой проблемы есть и еще одна важная сторона: при таком характере взаимоотношений между Гераклеей и Атеем трудно допускать вероятность захвата северо-западного побережья Крыма Херсонесом. Напротив, освоение этой части полуострова дорийским полисом осуществлялось, скорее всего, по инициативе метрополии, ибо без прямого ее содействия немыслима организация столь значительного мероприятия. Такая возможность могла быть оговорена заранее. К тому же, эта территория не имела оседлого скифского населения.

Итак, прекращение монетной чеканки вскоре после середины IV в. до н. э., вероятно, отражает факт полного подчинения ионийской Керкинитиды дорийскому Херсонесу. До сих пор, однако, остается открытым вопрос о том, как произошло присоединение этого небольшого города: путем простого поглощения (абсорбции) более крупным государством с последующим вливанием членов его гражданской общины в филы херсонесского сообщества или они образовали новую четвертую филу?

Не менее важным для нас остается вопрос о том, как воспринимать возобновление монетного производства Керкинитиды в самом начале III в. до н. э., после более или менее значительного перерыва: как чисто экономическое мероприятие или акт кратковременной автономии города? Ранее автор данной работы отдавал предпочтение второму предположению, основываясь на соотношении их с херсонесской присягой, относимой вслед за Е.И. Леви и другими авторами к 80-м гг. третьего столетия до новой эры. Не скрою, определенным образом на нас повлияла господствующая в советской нумизматической литературе оценка факта возобновления выпуска монет ранее зависимых городов как тенденция к сепаратизму. Правда, в последнее время все больше оспаривается и вполне справедливо «прочно осязаемая связь между абстрактным понятием суверенитета и правом чеканки»³⁵. Это особенно относится к эпохе Филиппа II, Александра Великого и его ранних преемников, то есть рассматриваемому нами периоду.

Вернемся, однако, к упомянутой клятве граждан Херсонеса. Только что вышла работа, в которой Ю.Г. Виноградов предложил расширенную аргументацию датировки данного документа рубежом IV—III вв. до н. э. или, по крайней мере, не позднее самого начала следующего столетия. Таким образом, он несколько детализировал хронологию надписи, предложенную В.В. Латышевым и принятую другими авторами³⁶. Из сказанного следует, что и присяга, и последняя монетная серия Керкинитиды синхронны. Но в таком случае позднейшие ее монеты не могут свидетельствовать в пользу независимости города, поскольку в рассматриваемом эпиграфическом памятнике Керкинитида дважды названа как неотъемлемая часть Херсонесского государства без обозначения ее какого-либо особого положения. Подтверждением сказанному в еще большей степени служит бесспорная реальность перевода названия города с ионийского диалекта на ранних типах на дорийских на позднейших — ΚΑΡΚ, ΚΑΡΚΙΝΙ — ΚΕΡΚΙ. Выпуск в обращение многочисленной серии бронзовых монет не только для местного городского, но и всего внутрихерсонесского рынка с принудительным курсом сулили немалые поступления в бюджет Керкинитиды. Следовательно, эта чеканка — суть экономическая уступка с целью предоставления городу возможности поправить свое финансовое положение в непростой период его существования. Вместе с тем, в представлении древних греков несомненно имелась определенная связь между идеей их независимости и выпуском в обращение собственной монеты. В свете сказанного, керкинитидская бронза начала III в. до н. э. могла восприниматься как проявление лояльности Херсонеса по отношению к недавно подчиненной ионийской общине. Все эти послабления были той последней компенсацией, на которые пошел Херсонес с целью умиротворения населения поглощенного им керкинитидского полиса, прекратившего свое самостоятельное существование. Такие уступки со стороны Херсонеса были вызваны резким обострением внешнеполитической обстановки в Таврике в связи с переносом сюда центра скифского царства, его возросшей агрессивностью, а также острой борьбой партий внутри полиса, способствовавшей расколу самой гражданской общины.

Помещенные на рассматриваемых монетах Керкинитиды имена чиновников хорошо известны также в ономастике Херсонеса. Так, ΙΣΤΙΕΙΟ повторяется с той же полнотой на херсонесских монетах 320—310 гг. до н. э., с коленопреклоненной Девой и грифоном³⁷. Причем небольшой хронологический разрыв между ними — лишь одно десятилетие — может объясняться неточностью их абсолютной датировки, вполне возможно, что они стыкуются. Имя магистрата Каллия в той же форме написания (ΚΑΛΛΑ") встречено на одном из остра-конов IV в. до н. э. в отчестве некоего Сириска³⁸, а также на керамических клеймах середины того же столетия метрополии Херсонеса—Гераклеи Понтийской. И наконец, аббревиатура ΠΑΣΙ может принадлежать астиному ΠΑΣΙΩΝ. известному на амфорных штампах Херсонеса начала III в. до н. э.³⁹. Если же приведенные выше ономастические сопоставления дополнить использованием одинаковой техники литья монетных заготовок, близостью их фактуры, химического состава металла, единством монетной весовой системы и к тому же сходством стиля, то мы должны признать большое влияние Херсонеса на монетное дело Керкинитиды. В чем оно конкретно заключалось: заведыванием монетным чеканом Керкинитиды херсонесскими магистратами или их выпуском на херсонесском монетном дворе? Но в этих случаях эмиссия монетных знаков Керкинитиды находилась под контролем херсонесской администрации и носила больше декларативный с точки зрения политики характер. Однако это не исключает всего вышесказанного о финансовой стороне дела.

Такая интерпретация нумизматического и эпиграфического материала является, разумеется, весьма спорной, и это, прежде всего, определяется недостаточностью нашей современной научной базы. Но автора не покидает ощущение того, что мы все находимся на рубеже крупного источниковедческого прорыва, в результате которого может появиться возможность наполнить конкретным содержанием и реальными историческими лицами картину политической борьбы в Херсонесском государстве, а следовательно, и в Керкинитиде, на рубеже IV—III вв. до н. э. Но уже и сейчас становится очевидным, что политическая ситуация в полисе была более сложной и динамичной, чем нам ранее представлялось, соперничество между партиями — ожесточенным и переменчивым. В целом же в Херсонесе протекали те же процессы, что и во всем эллинском мире.

В литературе конца прошлого века упоминалось несколько монет скифского царя Скилура, изготовленных, судя по присутствию на них имени города, в Керкинитиде. На основании этих предметов делался вывод о завоевании Керкинитиды Скилуром, что само по себе вполне возможно и отвечает общей ситуации, сложившейся в Крыму. При этом город, по мнению целого ряда исследователей, находился по отношению к скифам в тех же условиях, что и Ольвия. О двух монетных типах сообщает П.О. Бурачков. Причем имя скифского правителя нумизмат «прочел» на аверсе малой монеты серии конца V в. до н. э., описанной выше. Изображенная здесь рыба была принята им за колос пшеницы. Изучение же монет коллекции самого П.О. Бурачкова, равно как и найденных в наше время, не выявило какой-либо иной надписи, кроме первой буквы имени города на реверсе. Более значительные трудности вызывает оценка второго монетного типа с изображением на лицевой стороне головы Скилура, позади которой — сагарис (топор) и этникон ΚΕΡ, а на оборотной стороне — лук с палицей и надпись «царь Скилур». К сожалению, Бурачков не опубликовал рисунок монеты, хотя и упоминает ее в более поздней своей работе, а также в письме к московскому нумизмату А.В. Орешникову. Из последнего, кстати, становится ясным, что П.О. Бурачков лишь однажды видел эту монету, но не имел таковой в коллекции. Видимо, какие-то сомнения по поводу когда-то увиденной монеты возникали и у самого херсонского нумизмата, поскольку он не включил ее в свой капитальный труд «Общий каталог монет», опубликованный в 1884 г. в Одессе.

При рассмотрении этих так называемых монет Скилура сразу бросается в глаза их типологическое и стилистическое сходство с монетными сериями данного скифского правителя, выпущенными в Ольвии. На них, в отличие от керкинитидских, этникон города не был помещен на лицевой стороне. Плохая сохранность почти всех известных в настоящее время ольвийских экземпляров склоняет нас к той мысли, что в действительности монет Скилура, чеканенных в Керкинитиде, не существовало. Заблуждение П.О. Бурачкова, быть может, вытекало из неверного прочтения и ошибочной интерпретации одной из наименее выразительных ольвийских монет, увиденных известным нумизматом в период его увлеченных поисков древнего города. В пользу сказанного, помимо близости ольвийским монетам, говорит неправильное восстановление самого имени скифского царя, орфография которого хорошо известна по документальным ольвийским монетам Скилура, а также из повествований античных авторов, из эпиграфических памятников. Причина такой досадной ошибки кроется, вероятно, в том, что часть монет скифского царя имела на лицевой стороне надчеканку города Истрии в виде круга с четырьмя спицами. Поскольку же эта позднейшая надчеканка на некоторых экземплярах плохо пропечаталась, перекрестие колеса легко могло восприниматься за первую букву названия Керкинитиды, а неясная рельефная моделировка волос и головного убора, при определенной «целевой установке», позволила реконструировать еще две следующие буквы имени города. Кроме того, против факта существования такой монеты свидетельствуют и археологические данные — прежде всего то, что в руках скифов оказался не город, а лишь его руины. К тому же монетный двор прекратил свою работу за более чем полуторастолетие до захвата города скифами.

Итак, изучение денежных знаков одного из малых, предоставленных самим себе полисов Северного Причерноморья приоткрывает новые грани изучения исторического развития Керкинитиды. Это позволяет по-иному подойти к освещению некоторых аспектов истории древнегреческой колонии на отдаленной периферии эллинской ойкумены. Нумизматический материал не позволяет нам согласиться с мнением тех авторов, которые лишают керкинитидских монетариев самостоятельного художественного творчества, приписывая им простое копирование разнообразных сюжетов и символов денежных знаков других центров. В действительности создателей монетных штемпелей ранних серий Керкинитиды мы вправе назвать настоящими художниками малых форм; даже заимствуя те или иные сцены, они творчески перерабатывали их в соответствии с конкретными целями, насыщая эти сюжеты местным скифским колоритом. Так возникали оригинальные монеты, не только отвечающие требованиям денежного обращения, но и политической символике, созвучные эстетическим вкусам граждан полиса. Новые монетные находки, возможно, откроют и новые перспективы их изучения и исторического интерпретирования.

Познакомив читателя с нумизматической проблематикой интересующего нас древнего города, автор надеется, что это вызовет не столько стремление к частному коллекционированию, сколько желание выявить каждую новую монетную находку уже известного типа или (если кому-то особенно повезет) ранее неизвестной серии. Главное — сделать такие находки достоянием науки, как поступали наши предшественники. К примеру, еще в 1899 г. евпаторийский купец И.Ю. Захио передал в Археологическую комиссию коллекцию своих монет из бронзы. Эрмитаж далеко, но свой Евпаторийский музей — совсем рядом. Таким благородным поступком вы снискаете уважение не только современников, но и потомков. Ведь только детальное изучение всех нумизматических серий и подробное знакомство с каждой отдельной монетой позволяет более детально разработать их типологию и хронологию, прийти к важным историческим выводам. Новые монетные находки несомненно откроют и новые перспективы их изучения.

Список использованной литературы

1. Зогpаф А.Н. Античные монеты // МИА. — 1951. — № 16— С. 160—161.

2. Minns E.H. Op. cit. — Р. 490—491.

3. Карышковский П.О. Еще раз о книге А.Н. Зографа «Античные монеты» // ВДИ. — 1953. — № 1. — С. 108.

4. Анохин В.А. Монеты античных городов... — С 83—84.

5. Столба В.Ф. Еще раз о керкинитидских монетах II—III вв. до н. э. // Древнее Причерноморье. Чтения памяти проф. П.О. Карышковского: Тез. докл. конф. — Одесса, 1989. — С. 49—50.

6. Wroth W. Catalogue of Greek Coins. Pontus, Paphlagonia, Bithynia and the Kingdom of Bosporus. — London, 1889. — Tab. II. 11—12; XXIX, 19—20; XXX, 1—2; Waddington W.H., Babelоn E., Beіnach Th. Recueil général des monnaies grecques d'Asie Mineure. — Tome 1, fasc. 2 — Paris, 1908. Pl. LV, 26—32; Babelоn E. Traité des monnaies grecques et romaines. — 2 partie, tome 2. — Paris, 1910. — Pl. CLXXXIII, 1—8; CLXXXIV, 1—3; CLXXXV, 8—10; Кraay C.M. Archaic and Classical Greek Coins. — London, 1976. — P. 283, № 1041.

7. Evans A.J., M.A., F.S.A. The «Horsemen» of Tarentum // The Numismatic Chronicle and Journal of the Numismatic Society. — 1889. — 3 series. — Vol. 9. — P. 79; Jenkins G.K. The Coinage of Gela (Deutsches Archäologisches Institut / Antike Münzen und Geschnittene Steine. Band 2) — Berlin, 1970. — Pl. 1—6; 42—44, 53; idem. Monnaies grecques. — London, 1972. — № 494; idem. A Tarentine Footnote // Greek Numismatics and Archaeology. Essay in Honor of M. Thompson. — Wetteren, 1979. — P. 113.

8. Вabelоn E. Op. sit. — Pl. CXL, 5—6, 8.

9. ОАК за 1913—1915 гг. — Рис. 187 б; Веселовский Н. Серебро скифского царя из кургана Солоха // Старые годы. — 1914 — март — С. 29; Манцевич А.П. Курган Солоха. — Ленинград, 1987. — № 61.; Scythian Art. The legacy of the Scythians Word: mid 7-th to 3-rd century В. C. — Leningrad, 1986. — №№ 157—160.

10. Анохин В.А. Монеты скифского царя Атея // Нумизматика и сфрагистика. — 1965— № 2. — Табл. 5; он же. Монеты Атея // Скифские древности. — Киев, 1973. — Рис. 1.

11. Павленков В.И. О монетах Керкинитиды со скифскими сюжетами // Проблемы исследования античного и средневекового Херсонеса. 1888—1988. — Севастополь, 1988. — С. 14—15.

12. Уварова П.С. Саркофаги Оттоманского музея // Древности. Труды Московского археологического общества. — Т. 21. — 1907. — Вып. 2. — Табл. 13.

13. Манцевич А.П. Курган Солоха... — С. 91.

14. Онайко Н.А. Античный импорт в Приднепровье и Побужье в II—II вв. до н. э. / Свод археологических источников. — М., 1970 — С. 36.

15. Wroth W. Catalogue... Pontus... — Pl. XXIX, 19—20; idem. Catalogue of the Greek Coins of Troas, Aeolis and Lesbos. — London, 1894. — Pl. 1, 9—12; Babelon E. Traité des monnaies... — Pl. CLXVIII; CLXXXIII, 1—8.

16. Ростовцев М.И. Воронежский серебряный сосуд // Материалы по археологии России. — 1914. — № 34. — Таб. 1; он же. Скифия и Боспор. — Л., 1925. — С. 442; Rostowzev M. Scythien und Bosporus. — Band I. — Berlin, 1931. — S. 391—392.

17. Орешников А.В. Об изображении скифа на монетах Керкинитиды // Нумизматический сборник. — 1911. — Том 1. — С. 629; Iллінська В.А. Скіфські сокири // Археологія. — Т. 12. — 1961. — С. 43.

18. Wroth W. Catalogue... Pontüs... — Pl. XXX, 7—8; idem. Catalogue of the Greek Coins of Mysia. — London, 1892. — Pl. IX, Babelon E. Traité des monnaies... — Pl. CLXXIX, 5—6.

19. Gardner P., M.A., F.S.A. Catalogue of the Greek Coins. Thessaly to Aetolia. — London, 1883. — Tab. III, 2—3.

20. Бертье-Делагард А.Л. Монетные новости древних городов Тавриды // ЗООИД. — 1912. — Т. 30. — С. 40.

21. Gardner P. Op. cit. — Tab. III, 2—3; IV, 1—2.

22. Орешников А.В. Об изображении скифа... — С. 629— 630.

23. Зограф А.Н. Античные монеты... — С. 161.

24. Раевский Д.С. Очерки идеологии скифо-сарматских племен. — М., 1977. — С. 30—39; он же. Модель мира скифской культуры. — М., 1985. — С. 17—19, 156—157.

25. Minns E.H. Op. sit. — Р. 72, 491.

26. Ростовцев М.И. Представление о монархической власти в Скифии и на Боспоре // ИАК. — 1913. — № 49. — С. 8—9; он же. Воронежский серебряный сосуд. — С. 82.

27. Iллінська В.А. Скіфські сокири... — С. 47.

28. Карышковский П.О. Ольвийские «борисфены» // Нумизматика и сфрагистика. — 1968. — № 3. — С. 81—82.

29. Бессоновв С.С. Религиозные представления скифов. — Киев, 1983. — С. 17.

30. Медведева Л.И. Монеты Керкинитиды // Нумизматика и эпиграфика. — 1984. — Т. 14. — С. 44—49; Гилевич А.М. Античные иногородние монеты из раскопок Херсонеса // Нумизматика и сфрагистика. — 1968. — № 3. — С. 10, 42.

31. Анохин В.А. Монетное дело Херсонеса. — Киев, 1977. — С. 139, №№ 77—81.

32. Гилевич А.М. Кучук-Мойнакский клад херсонесских монет II—III вв. до н. э. // Нумизматика и эпиграфика. — 1970. — Т. 8. — С. 6.

33. Щеглов А.Н. Северо-Западный Крым в античную эпоху. — Л., 1978. — С. 120.

34. Анохин В.А. Монетное дело Боспора.—Киев, 1986. — Табл. 2; 77, 82, 90.

35. Martin Th. В. Sovereignty and Coinage in Classical Greece. — Princeton, 1985. — P. 219.

36. Виноградов Ю.Г., Щеглов А.Н. Указ. соч. — С. 335.

37. Бертье-Делагард А.Л. Монетные новости... — С. 40; Анохин В.А. Монетное дело Херсонеса. — № 74.

38. Соломоник Э.И. Inedita // Iноземна філологія. — 1987. — № 85. — С. 112.

39. Кац В.И. Типология и хронологическая классификация херсонесских магистратских клейм // ВДИ. — 1985. — № 1. — № 25.