V. Контрреволюционная работа Милли Фирка в условиях диктатуры пролетариата

После полного и окончательного разгрома белогвардейщины в Крыму, после установления Советской власти в 1920 г. миллифирковцы снова пытаются выйти на политическую арену. Они не сложили оружия, они не отказались от осуществления своих целей и пытаются приспособиться к новым условиям — перестроить партию для работы в условиях диктатуры пролетариата. В особой докладной записке, за подписью нескольких членов Центрального комитета, они говорят о том, что Милли Фирка «является отражением мусульманской общественности», что партия много сделала уже для трудящихся татар; что она отобрала вакуфы и доходы с них обратила на культурные цели, что она раскрепостила женщину, что она много сделала в области народного просвещения. А «так как в настоящее время коммунистической партии нужны работники»,¹ то партия — «вполне, может принять на себя сотрудничество... расходясь с коммунистической партией не в принципе, а лишь по времени, месту и способу осуществления (социализма, А.Б.), так как для этого необходимо устранение целого ряда препятствий, издавна укоренившихся в мусульманском быту».

Ну, и само собой понятно, что миллифирковцы считают, что эти препятствия еще не устранены, что татарские массы «не созрели» для большевистского «эксперимента», и что поэтому — «пути достижения социального счастья мусульманского народа», пишут они, «совершенно отличны от средств и путей, избранных европейским трудовым народом». А эти пути, конечно, лучше всех знает «интеллигенция, вышедшая из недр мусульманского народа, Знакомая с бытом и особенностями, психологией и традициями мусульман», — отсюда простой и убедительный вывод должен сделать Крымский революционный комитет: без миллифирковцев не обойтись, надо принять их предложение. В конце докладной записки миллифирковцы выставляют следующие свои требования:

«Все нами изложенное сводится к следующему: 1) по нашему убеждению, на Востоке буржуазией являются колонизаторы — обладатели европейского капитала и поддерживаемые ими группы; 2) развитие и рост революционного движения в мусульманском мире зависит от степени интенсивности революционной деятельности мусульманской интеллигенции. Если будет признано, что Милли Фирка вела в Крыму общественную борьбу и сыграла революционную роль, то Милли Фирка добивается: 1) легализации Милли Фирка, 2) передачи татарских религиозных, просветительных дел и вакуфов в ведение Милли Фирка, 3) разрешения издания газеты «Мил-лет», литературных и научных журналов и книг. 1920 г. 25 ноября г. Симферополь. Пред. Центр, ком. — Хаттатов. Члены Центрального к-та (первая подпись неразборчива), Чабан-Заде, Х. Чапчакчи, Б. Ядабаши, С.У. Таракчиев, Осман-Муединов, Ф.Я. Ябдураман. Секретарь М.Ф. Яджи-оглу».²

Крымский революционный комитет не пошел, конечно, на сотрудничество с этой контрреволюционной группкой буржуазии и буржуазной интеллигенции. Она полно, до конца, в течение ряда лет демонстрировала свою преданность интересам буржуазии. Но это не значит, что отказ сломил, обезоружил миллифирковцев. Они начали свое «сотрудничество» с Советами по собственному почину. Партия перестраивает свои ряды для работы в новых условиях — в условиях диктатуры пролетариата, — она уходит в подполье. Отсюда осуществляется руководство легальной работой отдельных миллифирковцев, здесь решаются вопросы политики в каждом отдельном случае. Основными исходными пунктами в работе партии в этот период является уверенность в постепенном буржуазном перерождении Советов, надежда на выхолащивание классовой их природы, прежняя ориентация на Турцию и надежда на осуществление лозунгов буржуазно-национальной независимости.

Что партия вела нелегальную работу, этот факт является бесспорным, доказанным и следственными материалами, и отдельными документами.

В 1924 году у гр-на Темир Хая Дерменджи при обыске обнаружен ряд документов. В одном из писем мы находим такое указание:

«Хотя я в настоящее время не вмешиваюсь в работу (он был болен туберкулезом, А.Б.), но как о ялтинских, так и о центральных партийных делах осведомлен. Также знаю психологию товарищей, даже знаю о том, что не «Ширнет» является орудием партии, а партия — «Ширкет».

В другом месте в документах, обнаруженных там же, мы находим такое сообщение:

«Я только хотел было поделиться с вами моими впечатлениями, полученными из вашего информационного доклада, о делах Центра, но в эго время приход посторонних посетителей лишил меня этого счастья, поэтому я вынужден был все это передать письменно».

О каком центре идет речь в этих документах, о каких партийных делах? У того же Дерменджи обнаружена краткая инструкция для членов партии, в которой имеются такие пункты:

«Членам партий категорически воспрещается критиковать друг друга в присутствии посторонних лиц, а что касается критики внутри партии, то это допустимо лишь в рамках логичности и принципов, при условии, чтобы эта критика не дошла до степени оскорбления. При соблюдении этих условий каждый член партии может и обязан подвергать деятельность партии самой строгой и жесткой критике» (§ 5).

Что же касается лиц, изменивших партии, то новые условия, в которых приходится работать, требуют сурового к ним отношения, и в этой инструкции говорится: 66

«Все лица, сознательно изменившие партии, будь он член партии или посторонний, ему применяется террор».

Наконец, нельзя не упомянуть еще об одном документе, найденном у того же Дерменджи: это список Чрезвычайки. В этом списке мы находим следующих лиц: 1) Чобан-Задэ, 2) Озен-Башлы, 3) Чапчакчи, 4) Хаттатов, 5) Булушев, 6) Дерен-Яйерлы, 7) Бекир-Баев.

Вот эта группа и руководила работой миллифирковцев в 1920—1924 гг. Это был нелегальный Центральный комитет Милли Фирка. Он даже сохранил часть своих старых членов: в него, как и в 1920 году, входил Чобан-Задэ, Хаттатов, Чапчакчи. И, конечно, только при наличии Центрального комитета получает свое объяснение та расстановка сил миллифирковцев, которую мы имеем в Крыму.

По директиве своего Центрального комитета миллифирковцы, с первых же дней организации советского аппарата в Крыму, проникают в отдельные его звенья и проводят там свою разрушительную работу. В первый момент это было особенно нетрудно сделать: лица, руководившие работой, мало знали миллифирковцев, нужда же в работниках была большая. Внешне лояльные, культурные миллифирковцы легко проникли во все поры советского государственного организма.

Члены Центрального комитета проникают в такие организации, как Наркомпрос (Чобан-Задэ, Озенбашлы), в Наркомздрав (Чапчакчи) и целый ряд других органов. Там они пытаются проводить свою линию и кой-где добиваются успехов.

Наркомпрос пользовался особым вниманием миллифирковцев и одно время они целиком считали его «своим» — так много они сгруппировали в нем своих людей.

Отсюда, из Наркомпроса, они вели бешеную борьбу против введения нового латинизированного алфавита, ибо это ставило преграду влиянию старо-тюркской клерикальной и пантюркистской печати. И надо отметить, что часть местных миллифирковцев, вроде Чобан-Заде и Ясан-Сабри Яйва-зова, стали сторонниками нового алфавита не потому, что они изменили свою политическую ориентацию, а больше потому; что их «пристыдил» Кемаль своими реформами в этом направлении. Ну, а тут уже нельзя было плестись в хвосте...

Из Наркомпроса же они обеспечили за собой влияние на подготовку учебников. Учебники первых лет почти все написаны крупными националистами. Отличительной их чертой является аполитичность; в школах они устно дополнялись политиками... от Милли Фирка. Дело доходило до того, что на конференции учителей требовали ввоза турецких учебников и организации «своего» татарского издательства (помимо существующего Гос. издательства).

Националистические элементы в органах Наркомпроса были до последнего времени. Обследование Наркомпроса в конце 1929 года выявило, что «аппарат Наркомпроса в известной части засорен политически чуждыми элементами, которые продолжают свою работу»...³

Этим, однако, не ограничивалась деятельность миллифирковцев. Среди молодежи под их влиянием возникали особые националистические организации. Такая организация, например, «Олтун-Орду», была в Евпатории. Были они и в других районах. Логика здесь была, очевидно, такая: есть Советы, но обстановка может измениться, как она менялась несколько раз в Крыму. Значит, надо готовиться, надо обеспечить себе сторонников, которым было бы дорого голубое знамя национализма, которые по первому зову пришли бы на помощь и пополнили ряды партии.

Миллифирковцы всячески пытаются с этой целью выдавать себя перед молодежью «революционерами», вождями в прошлом, которые имеют особые заслуги перед нацией. С этой целью искажаются исторические факты:

«В Ялте, в Бахчисарае началась кровавая война; собрался парламент, начали искать выхода. Председатель национального правления Челибиджан, видя тяжесть положения, снял с себя полномочия. Но пока парламент уладил вопрос, большевики заняли Симферополь и с парламентом заключили мир»,⁴ — пишет в 1927 году в советском журнале для молодежи Айвазов. Если бы он мог сказать правду, он сказал бы примерно так: начали мы борьбу против восставших трудовых масс, возглавляемых коммунистической партией, нас разбили, правительство посадили в тюрьму, кой-кого расстреляли, а кой-кто, вот, как я, — уцелел. Но сказать так, — значит потерять аудиторию: молодежь перестала бы слушать маститого миллифирковца. Или вот другой пример политической саморекламы. В статье «Я и мои стихи», присланной для татарского литературного журнала «Иллери», мы читаем:

«Сказать — «я революционер» гораздо более ответственно, чем сказать: «я поэт», но я могу сказать это про себя вместе со всяким, кто чувствует в себе волю и чувство своего класса. Я могу более или менее вместе с теми лицами, в которых имеется воля и чувство своего класса, сказать, что я в качестве интеллигента революции, в особенности вышедшего из народа, возложенные на меня культурной революцией задачи стараюсь изучить самым серьезным образом и выполняю их честно».

Так пишет Чобан-Заде, активнейший член Милли Фирка, член Центрального комитета этой партии, в письме татарскому журналу «Иллери». Такая политическая самореклама рассчитана, главным образом, на молодежь, на лиц, не знающих истории национально-буржуазного движения.

Исключительное внимание миллифирковцы уделяли печати. И надо сказать, что здесь они также добились заметных результатов: вплоть до 1927 года в наши советские (татарские) журналы они протаскивали свою мелкобуржуазную мешанину. В газете «Ени-Дунья», журналах «Иллери», «Оку-Ишлери» и других опубликованы ряд их статей, прививающих националистические, буржуазные и пантюркистские настроения.

В завуалированной форме, эзоповским языком вели миллифирковцы пропаганду своих взглядов.

Вот один образец такого разговора «эзоповским» языком:

«На тюрко-татарскую интеллигенцию Советского Союза с его 20 и более разделенными областями и автономными республиками, имеющими по сравнению с турками Турции по количеству населения приблизительно в 2 с половиной раза и по территории в 10—15 раз больше, до и после революции были возложены и некоторые другие задачи» («Иллери» № 4 за 1926 г. Ч.-Заде).

В скобки берется вся Тюрко-татарская интеллигенция (и миллифирковцы и олашордынцы — все). Подчеркивается разобщенность тюрок в Советском Союзе на «20 и более» областей, и из этого выводятся «другие задачи», возложенные на тюрко-татарскую интеллигенцию в Советском Союзе. По ту сторону Черного моря кемалистская Турция ведет борьбу с наседающим империализмом, Кемаль-паша и его буржуазная партия сохранили видимость «суверенного» государства. Значит, тюрки (читай тюркская буржуазия) могут и исторически подготовлены к самостоятельному государственному строительству. «Соль», цемент тюркских масс — это интеллигенция — вот на эту-то интеллигенцию и возложены некоторые другие задачи (читай задачи объединения тюрок Советского Союза, т. е. осуществление идеи пантюркистов). Такова логика рассуждений профессора.

Профессор недоволен ролью тюркской интеллигенции в Советском Союзе. Эта роль скромна. Ряд вопросов разрешается без ее участия, с ней недостаточно считаются. «Если интеллигенция в Турции прошла политический и управленческий путь и очутилась в отдалении от рабоче-крестьянской массы, то Тюрко-татарская интеллигенция этого края (в старой России) могла в течение ста лет встречать перед собою только научные и культурные задачи... И у нас в Советском Союзе в среде тюрко-татарских народностей, как выше упомянуто, большое внимание обращается на «школьничество» и «просвещенство», и происходящие споры, как мы видим, охватывают, главным образом, не земельные, промышленные и правовые вопросы, а только программы школ первой и второй ступени, литературы, языка, алфавита и учебников»... («Иллери» № 4 1926 г. Ч.-Заде).

Это лишь отдельные иллюстрации использования советской печати, которые могут быть умножены десятками, сотнями других фактов.

В последнее время миллифирковцы, убедившиеся в невозможности так упрощенно использовать в своих целях нашу печать, — пытаются сделать это для своей политической реабилитации. Нельзя не проиллюстрировать одну такую попытку того же профессора Чобан-Заде в книге «Курултай и и народничество в крымско-татарской литературе». Попутно с разбором крымско-татарской литературы он приводит ряд исторических справок о Милли Фирка, о Курултае и о себе самом. Вот что он пишет: «Так как до этого времени ни о Милли Фирка, ни об организовавших первые ряды этой Милли Фирка крымско-татарских учениках-интеллигентах, учившихся в Турции, не было ничего написано, то в этих местах статьи я должен опираться только на собственную память. Другими словами, материалы о Милли Фирка будут носить характер мемуаров-воспоминаний. Естественно, что я буду стараться ознакомить читателя только с важными моментами этих воспоминаний».

И вот профессор вспоминает. Он говорит о том, что в Турции крымцы организовались в «Общество взаимопомощи», что потом они были разочарованы положением в Турции, так как «местная турецко-татарская буржуазия не могла... достигнуть реальных экономических результатов», и что по существу это уже было «основой создания Милли Фирка».

Потом профессор вспомнил, что он увлекался национальным духом — национальной идеологией и что «все это (у него) не так глубоко», что он был «вторым в Крыму, который был сторонником нового алфавита», что он занимал роль «во всесоюзном масштабе для проведения в жизнь этого алфавита», что он «издал 15—20 произведений — около 3000 строк», что в этих его работах «можно найти... ключ методов и науки».

Вспомнил профессор и о том, что в Крыму про него говорят, что он «авантюрист» и «буржуазный интеллигент» и что иногда он занимается «плагиатами»...

Спрашивается — для чего пишется все это? В какой мере это относится к крымско-татарской литературе?

При ближайшем рассмотрении нетрудно заметить, что этот новый документ создан со специальной целью политической реабилитации автора.

Профессор особенно много «вспоминает» о Милли Фирка и миллетчиках: «Против Милли Фирка в Крыму выступили три силы: царизм, черные, зловещие муллы, Гаспринский и пантюркизм. Борьба против этих трех сил началась в 1913 г».

Итак, по утверждению Чобан-Заде, Милли Фирка существовала уже в 1913 году. Это его утверждение является абсолютно неверным. Теперь уже точно установлено, что партия создана в 1917 году, и профессор знает это. Он знает программу этой партии, т. к. был членом ее ЦК. Зачем же он искажает факты? Делает он это для того, чтобы сказать, что Милли Фирка существовала с 1913 г. по 1923/24. гг. и, дальше, что пребывание в ней Чобан-Заде в течение 2—3 лет — случайный эпизод.

Дальше он пишет: «Мы в свою очередь будем продолжать раскрывать качество буржуазии и интеллигенции — Милетчи». Но это только декорация. На самом деле он далек от этого. Профессор путает факты, ходит вокруг до около, прячет концы в воду. Во всех его выступлениях последнего времени, во всех его «покаяниях» мы не находим ни одного-факта о вредительской, контрреволюционной работе миллифирковцев, кроме общих фраз об их подлой роли.

В одном из своих выступлений он говорит, что «Ширкет» был экономической базой миллифирковцев. Но «Ширкет» существовал до 1923 года. В новой же своей книге профессор пишет: «у пишущего эти строки общение с Милли Фирка было до конца 1920 года». Но, ведь, профессор принимал участие в работе «Ширкета», ведь есть живые свидетели особых совещаний и даже особо активной агитации профессора. Значит, это неверно, что он порвал с миллифирковцами в 1920 г. Впрочем, в другом месте Чобан-Заде и сам пишет: «Одним из самых ярких примеров... был вопрос о новом алфавите. Интеллигенция Милетчи, сознавая превосходство техники этого алфавита (в технике ли только дела и в этом ли политический смысл реформы, профессор? А.Б.) на все 100%, выступала против него. Для пишущего эти строки это послужило первым шагом, чтобы в 1924 году решительно порвать связь с буржуазией и интеллигенцией».

Таким образом, Чобан-Заде и другие миллифирковцы в наших советских журналах в течение ряда лет активизируют в своих целях буржуазную молодежь («Вперед, Тюрко-татарская молодежь»), подталкивают робкую националистически-настроенную миллифирковскую часть интеллигенции, которая ограничивается охватом одной области — культурного строительства. Они ведут свою единую линию (в основном) от 1917 года до последнего времени. Все эти декларации, подобные декларации Чобан-Заде о том, что с 1924 года он порвал со старым, — являются лишь политикой дальнейшего отступления перед растущими успехами социалистического строительства, своеобразным маневром классового врага.

Чобан-Заде и другие миллифирковцы не раскрывают сущности миллифирковщины, они молчат о своей контрреволюционной роли в прошлом. А им есть чего порассказать.

Наряду с пантюркизмом уже после разгрома белогвардейщины в Крыму не прекращают своей агитации панисламисты. Они также не могли примириться с провалом своей химерической затеи о создании великой Исламии, объединяющей все народности, исповедующие ислам. Эта проповедь панисламизма переплетается с махровой, явной контрреволюцией. Вот каким языком говорит одно из воззваний панисламистов, разосланное по Башкирии, Казахстану, Поволжью и Крыму и другим районам Советского Союза:

«Товарищи, товарищи мусульмане! Вставайте, оглянитесь внимательно по сторонам, соберите свою мысль и обратите особое внимание — кто у вас отнял свободу. Еще обратите внимание на то, кто сковал ваши руки и ноги, кто пришел и насилует на вашей земле»... Дальше воззвание указывает «врагов» мусульманского народа. Их три, по мнению авторов воззвания:

1. «Старые наши враги — европейские империалисты (Франция, Англия, Италия и др.)...»

2. «Второй наш враг — это воры, люди безвестных людей, имеющие название коммунистов-большевиков, которые и стали топтать трудящиеся народы...»

3. «Третий враг — у нас внутренний, т. е. поступившие в ряды коммунистов... работают против своей родины и нации...»

«... Аллах дал свое приказание всему народу Исламии, что нужно соединиться в одно и иметь согласие между собой, тогда только можно достичь своей цели».

Это воззвание относится, примерно, к 1923 году. В нем ярко выражена основная идея панисламистов: создание единой, объединяющей всех мусульман, Исламии, борьба с Советской властью и коммунистами; борьба с «предателями» — коммунистами-татарами.

Таким образом, проповедь пантюркизма переплеталась с проповедью панисламистов, и оба эти контрреволюционные движения национальной буржуазии и клерикалов мешали трудящимся в их героической борьбе в первые годы советского строительства в Крыму.

Особую роль играла в Крыму кооперативная организация «Ширкет». Теперь даже такой махровый миллифирковец, как Чобан-Заде, считает его роль антисоветской. «Ширкет» был экономической базой Милли Фирка в условиях пролетарской диктатуры и легальной организационной формой существования Милли Фирка. Через «Ширкет» партия связывалась с районами, здесь она черпала необходимые средства, где-то здесь, около «Ширкета» существовал нелегальный миллифирковский центр. Чтобы увидеть, что в «Ширкете» были сосредоточены лучшие силы, — достаточно сопоставить старый состав Милли Фирка и «Ширкета».

Рука «Ширкета» сказывалась и в Ялте, и в Евпатории, и в Наркомпросе и в ряде других заполненных миллифирковцами пунктов.

Другими пунктами, где сосредоточивались силы миллифирковцев, были постоялые дворы, в частности кофейня «Миллет». Членами правления этой кофейни были: Озенбашлы, Чапчакчи, Одабаш... В этой кофейне встречались, вели беседы. Это было удобное место для встреч. Наконец, миллифирковцы серьезное внимание уделяли «домам крестьянина» и постоялым дворам, где тоже были размещены свои люди. Если теперь вспомнить ряд приведенных фактов, то получится интересная картина: миллифирковцы были хорошо «представлены» в Наркомпросе и сети учебных заведений, в Наркомздраве, имели такую экономическую организацию, как «Щиркет», с отделениями на местах, своеобразный клуб в кофейне «Миллет», сеть «домов крестьянина», усилено использовали нашу советскую печать, — стройная система, обеспечивающая широкое влияние. Было ли это случайностью... Конечно, нет. Подпольный Центральный комитет («Чрезвычайка») руководил расстановкой сил, давал политические лозунги, руководил борьбой. Необходимое, полезное использование национальной буржуазной интеллигенции в этих условиях на отдельных участках работы превращалось в свою противоположность: в некоторых случаях советский аппарат был использован националистами. Партия не оставляла своих надежд на изменение политической обстановки и готовилась к этим изменениям.

Миллифирковцы усиленно интересовались внутрипартийными делами Крымской организации ВКП(б). Они внимательно следили за всеми изменениями и пытались использовать каждый удобный случай, способствующий их националистическим целям. С этой целью они искали и находили себе сторонников среди наименее устойчивых членов ВКП(б) и через них пытались быть постоянно в курсе внутрипартийных дел. С этой целью отдельных членов партии подвергали усиленной идеологической обработке и делали своими сторонниками. Вот что пишет один товарищ, раскусивший позднее миллифирковцев:

«Эти националисты при каждом случае старались обработать меня. Рассказывали об истории национального движения татар в извращенном виде... Это движение рисовали мне таким образом, что якобы причина всего движения лежит в том, что они проявляют героизм, жертвуют всем своим имуществом и жизнью за освобождение татарского народа, у которого якобы нет классов, что классовая борьба является следствием искусственного разжигания, что она есть выражение заката западной культуры, которая погибнет под ударами этой культуры. С особым искусством развивал эту идеологию профессор Чобан-Заде, подводя под нее философию и исторические примеры».

Такого рода «работой» миллифирковцы постепенно подчиняли своему влиянию отдельных членов коммунистической партии. Часть их из числа, так называемых, правых находилась под постоянным влиянием миллифирковцев и объективно отражала давление национальной буржуазии и кулачества.⁵

Такие товарищи в Крымской партийной организации мешали работе, задерживали темп социалистического строительства. В самом деле, что можно сказать о «члене партии», который подобным образом отзывается о националистах-миллифирковцах:

«В вопросе о националистах мы совершили ошибку. Они в качественном отношении сильнее нас. Если несколько товарищей подпадают под их влияние — это не беда. Нужно было бы коллективно работать. В этом мы виноваты. Отчасти я сам виноват».⁶

Такие люди только мешали партии в огромной работе социалистического строительства.

Миллифирковцы активизировали таких «партийцев», подталкивали их на постановку антипартийных вопросов, отражающих националистические мелкобуржуазные стремления и цели. Они делали их рупором, орудием своего-буржуазно-националистического влияния.

Одновременно с этим существование, так называемых, «левых», осложняющих партийное руководство, мешающих успешной борьбе парт. организации за генеральную линию, объективно помогало работе миллифирковцев, усиливало их позиции, отвлекая внимание организации. Работа миллифирковцев была поставлена достаточно гибко, с полным учетом обстановки. Вот что говорит о методах работы один из участников работы миллифирковцев: »...должен заметить, что метод работы у этих людей, организованных в священном названном «товариществе» (аркадашлык); был приспособлен, что называется, на ходу: сейчас они будут сидеть с тобой, поговорят об одном каком-нибудь вопросе и разрешат его, через несколько минут... или через несколько дней уже с другими обсудят тот же вопрос...»

В связи с такой обстановкой в 1928 году Центральный комитет партии дает следующую оценку положения в Крыму: «ЦК отмечает, что основная задача советского строительства в Крыму — ликвидация помещичьего землевладения — была проведена неудовлетворительно и с явным нарушением неоднократных директив ЦК и советского законодательства (невыселение помещиков, возвращение угодий прежним владельцам, закон о нормах оставления земли и т. д), что привело к известному замедлению темпа хозяйственного и культурного подъема трудящихся масс Крыма и способствовало усилению роли и влияния кулачества в крымской деревне».

«В отношении работы советских органов в Крыму ЦК указывает на ряд выявившихся, особенно в связи с делом В. Ибраимова, серьезнейших недочетов, явившихся результатом слабой связи соворганов с массами, большой их засоренности чуждыми рабочему классу элементами и влиянием в ряде случаев на соворганы кулацких и буржуазно-националистических групп».

И дальше в том же решении мы находим:

«в руководящих органах не прекращалась борьба групп, некоторые элементы которых дошли до установления связи с буржуазными националистами (миллифирковцам и)».⁷

И только большевистская стойкость и постоянная решительная борьба и с «правыми», и с «левыми» под руководством Крымского областного комитета партии предотвращали это влияние миллифирковцев.

То же самое необходимо сказать и в отношении Комсомола. Там также сказывалось влияние миллифирковцев. Там это проходило с большой легкостью по двум причинам — перед мало искушенными в политической жизни комсомольцами легче было выдавать себя за «революционеров», за лиц, пострадавших за «народ»; обработке комсомольцев, кроме того, помогали «правые» члены партии.

Миллифирковцы внимательно следили за тем, что делается в КСМ. Вот какое решение было вынесено миллифирковцами на одном из совещаний в 1924 г.:

«Во-вторых, нужно быть осторожными с комсомольцами. Они по своей молодости идут за русскими, забывают свою нацию. Если у наших комсомольцев будет крепкое единение, то они могут нам сильно мешать, и поэтому мы должны взять в свои руки отдельные подходящие личности из комсомольцев и через них внести вражду среди комсомольцев и через них же быть всегда осведомленными об их поступках и секретах и тогда нам легко будет отражать их поступки и нападки на нас и мешать им в организации бедноты».

Ставились, таким образом, определенные цели мешать Комсомолу в осуществлении его классовых задач.

В борьбе за большевистско-ленинскую линию Крымская организация Комсомола в течение ряда лет вела решительную борьбу с миллифирковской буржуазной молодежью и отдельными членами Комсомола, находящимися под влиянием Милли Фирка.

В этой развернутой классовой борьбе миллифирковцы были наголову разбиты и потеряли всякое влияние в Комсомоле, т. к. не находят в нем и не найдут больше «подходящих личностей» — проводников миллифирковского влияния.

Нельзя, наконец, не остановиться на таком факте в Крыму, как велиибраимовщина. Почему он был возможен? Чем объяснить этот социальный гнойник на здоровом теле советского государственного организма?

Что мы имели в первые годы Советской власти в Крыму? Малочисленность пролетарской прослойки, ее распыленность при почти полном отсутствии пролетариата коренной татарской национальности; остатки межнациональной розни, как наследие старой царской системы (антисемитизм, великорусский шовинизм, татарский национализм); большую хозяйственную разруху — как наследство хозяйничания многочисленных белогвардейских правительств в Крыму; наличие бандитизма в первые годы советизации Крыма; слабость советского аппарата, обусловленную слабостью пролетарской прослойки; большой удельный вес кулачества; наконец, наличие организованной буржуазной, контрреволюционной Милли Фирка. Только вся совокупность этих моментов и могла обусловить наличие такого явления, как велиибраимовщина в Крыму. В чем сущность ибраимовщины? В засоренности советского аппарата националистическими, контрреволюционными элементами, ослаблении, а местами отрыва его от партийного влияния, в контрреволюционном перерождении в этих условиях отдельных клеток государственного аппарата; в ослаблении пролетарского классового наступления в городе и деревне.

В этом деле за миллифирковцами большие «заслуги». Кто такой Вели Ибраимов? Это был «правый» — рупор буржуазных националистов. Это был миллифирковец,⁸ скрывший свою принадлежность к М.Ф., пролезший в коммунистическую партию и проводивший там влияние М.Ф. Миллифирковцы требовали прекращения дела кулака Муслюмова, который в течение ряда лет терроризировал бедноту южного берега Крыма, и Вели Ибраимов принимал все меры к ликвидации процесса:

«В результате... не только... ослаблены меры социальной защиты, направленные против обвиняемых Муслюмовых, но из сферы судебного воздействия вышел прикасавшийся к преступной деятельности Муслюмовых — Амет Хайсеров».⁹ Кстати, по процесу братьев Муслюмовых миллифирковцы мобилизовали все свои силы и им действительно удалось ослабить наказание преступника.

Миллифирковцы решительно недовольны намечающимся переселением в Крым трудящихся евреев, и они проводят целую агитационную кампанию, разжигая антисемитизм. Вели Ибраимов выступает в печати со статьей о нецелесообразности переселения. Для центральных органов миллифирковцы подготовляют ему «обстоятельную записку» о нецелесообразности и невозможности переселения. По мысли миллифирковцев снова поднимается вопрос о возврате из Турции эмигрантов татар (а одно время разрабатывается даже устав особого союза возвращения на родину татар, эмигрировавших в Турцию); они же настаивают на переселении татар из горной части Крыма, где особенно остро чувствуется малоземелье. Вели Ибраимов с компанией правых оформляет это законодательным актом.

Этот последний факт особенно возмутителен. Миллифирковцы пытаются убить здесь двух «зайцев»: оставить неприкосновенными кулацкие земельные угодья на Южном берегу, за счет которых надо было наделить малоземельных татар; занять выселением в степь этих малоземельных бедняков пустующие пространства земли, предназначенные под переселение трудящихся евреев. Интересы бедноты не беспокоят их. Их не трогает, что бедняк татарин перебрасывается в совершенно новые условия производства, что это в корне ломает условия его быта, что он будет ряд лет вынужден терпеть острые недостатки во всем, так как организация хозяйства в новых условиях требует огромных затрат труда и крупных денежных средств.

В борьбе за степные пространства Крыма миллифирковцами же выдвигается идея организации овцеводческой кулацкой организации для развития промышленного овцеводства (позднее, особым постановлением правительственных органов, она была распущена). Вели Ибраимов послушно осуществляет это — создается кооперативная организация овцеводов.

«С 1920 года он (В. Ибраимов) связан с ними (речь идет о бандите Хайсерове и других, А.Б.). В 1927 году они творили те же безобразные дела, что творили и несколько 80 лет тому назад. Они его знают, он их знает... все это доказывает, что они идеологически связаны между собой... идейно они не разоружились».¹⁰ Это в полной мере относится к связи не только с таким типом, как Хайсеров, но и с миллифирковским центром.

Усложнившаяся обстановка, укрепление Советов, огромный рост авторитета и влияния коммунистической партии заставили миллифирковцев пересмотреть программу партии. На одном из совещаний такая переработка была поручена отдельным лицам. В связи с разногласиями одно время в партии усилилась борьба групп по вопросам тактики и произошла смена руководства. Однако, найти в архивах набросок новой программы не удалось, не удалось точно установить и причину разногласий. В основном она сводилась к тому, чтобы приспособиться еще лучше к условиям нелегального существования. Другая группа требовала изменить программу настолько, чтобы она соответствовала конституции Советской власти. Проектировалось изменить и самое название партии, причем выдвигался ряд вариантов: «Уриети-Миллие-Джемиети» (о-во нац. революционеров), «Иттихади-Миллие» (нац. единение), «Джемиет-Ильми-е-ве-Миллие» (нац. научное о-во).

Это было уже в момент полного абсолютного распада, когда партия превратилась в оторванную группку сектантов;в десяток лиц, потерявшую всякую связь с массами, потерявшую всякую социальную опору. В момент, когда тяжелая рука пролетарской диктатуры и успехи соц. строительства положили конец ее существованию.

Партия завершила свой бесславный путь.

Но Милли Фирка — это не изолированная организация. Она является одним из отрядов султангалиевщины, крепкой, сколоченной организации, своеобразным «цветом» султангалиевских отделов на местах. Если рассмотреть некоторые основные положения, которые выдвигал Султан-Галиев, и сопоставить их с программами-положениями и действиями миллифирковцев, то мы найдем полное тождество и основных принципиальных положений и действий.

Султан-Галиев пишет: «Я выдвинул принцип необходимости прежде всего, образования, так называемого, Туранского государства, как народной демократической республики на основе государственного капитализма». Это обуславливает изоляцию Крыма, как замкнутого национально-буржуазного государственного объединения, от Советского Союза, обуславливает «народно-демократический» характер этого образования.

Миллифирковцы в Крыму практически работали над этими задачами. Все их усилия до 1920 года и за время нелегального существования уже при Советской власти сводились в первое время к задержке социалистической революции, к тому, чтобы удержать революцию на ее буржуазном этапе («народно-демократической»), и во второй период — к тому, чтобы приспособить Советы, как организационную форму, к тем же буржуазно-демократическим целям.

Султан-Галиев ждет непременной гибели Советской власти и считает, что вопрос этот предрешен, что дело только во времени. В одном из воззваний, разосланном султангалиевским центром, мы читаем: «Россия двинуться вперед не сможет. Бросая знамя марксизма и делая крутой поворот, не сможет отступать и назад. Остается лишь один путь: подготовка почвы правизне, постепенное создание внутри партии правого уклона».

Султан-Галиев говорит о неизбежном перерождении пролетарско-классовой природы Советской власти. Миллифирковцы же, начиная с 1920 года, проникая во все органы Советской власти, исходили из этой именно предпосылки и практически работали над этим. В статье «По поводу татаризации советских учреждений»¹¹ один из лидеров Милли Фирка Я. Озенбашлы дает развернутую программу политических устремлений нового периода существования партии (с 1920 г.); он говорит, что татаризация советских учреждений (не Коренизация, т. е. вовлечение в органы власти представителей всех местных Национальностей — этого охваченные узким национализмом лидеры М.Ф. не хотят знать), признание татарского языка государственным — есть начало своеобразной эволюции и, следовательно, имеются все основания ждать «от Советской власти, правильно произнесшей в разрешении национального вопроса букву «а», и букву «б».¹²

Каким же образом миллифирковцы представляют себе эту букву «б»?

Формы государственного строительства должны устанавливаться, — говорит Озенбашлы, — «с точки зрения их жизненности», а раз это так, то вывод отсюда он делает такой:

«...в центральной России, где промышленный капитал достиг высшей степени своего развития, советский режим управления, представляющий собой диктатуру и власть только одного рабочего класса, если и может быть принят исторически закономерным... то желание применить такой режим управления в отношении мусульманских масс, проводящих еще частью кочевой образ жизни и частью только вступивших в период торгового капитала, решительно не может быть жизненным делом».

Чем это отличается от рассуждений Султан-Галиева? Здесь полное тождество исходных положений. Восточные нации должны пережить предшествующие фазы общественного развития, они должны дозреть для осуществления диктатуры пролетариата, Советская власть, видите ли, должна помочь им в этом, находясь в постоянном блоке со всеми восточными национальностями против империалистического Запада.

«Мы хотим... чтобы помогли нам, восточным народам, пройти предначертанные нашими экономическими предпосылками периоды, а не то, чтобы повели нас, заставляя перепрыгивать через эти периоды, к образу правления, которого мы не сможем понять и с которым мы не сможем освоиться».

Иначе говоря — не мешайте росту национального торгового капитала на Востоке, а в частности, в Крыму; не навязывайте диктатуру рабочего класса; для этого нет предпосылок; ваша задача должна лишь сводиться к зашите восточных национальностей от натиска империалистов. Остальное — наше внутреннее, национальное дело:

«Для Туркестана, Киргизии, Башкирии, Татаристана, Кавказа и Крыма должен быть принят принцип не классовой, а национальной власти».

Читай — национально-буржуазной власти, которую с упорством в течение ряда лет практически выпестовывали миллифирковцы в Крыму.

Миллифирковцы практически работали над удушением Советской власти в Крыму в первый период своего существования и позднее, когда они были уже организационно связаны с султангалиевским центром, они работали над выхолащиванием пролетарско-классовой сущности Советской власти, работали над ее перерождением «в народно-демократическую», читай — в буржуазно-капиталистическую.

Султан-Галиев в одном из документов говорит: «Партию я мыслил как массовую рабоче-крестьянскую, социалистическую партию, основные кадры которой должны состоять из замаскированной части правых туземных коммунистов. Актив ее должен вербоваться из среды туземных рабочих и крестьян, «туземной интеллигенции».

Миллифирковцы к этому вопросу подходили так же, они мыслили, что —

«Не стремясь во что бы то ни стало создавать в указанных странах классового характера коммунистическую партию, нужно помогать развитию зародившихся в них революционных сил».

В течение длительного периода упорно из года в год, хотя и безуспешно в итоге, они работают над этой задачей. Они пытаются обработать отдельных членов коммунистической партии и добиваются того, что подчиняют себе нескольких человек (Вели Ибраимов, Ногаев и пр.).

Верные директиве султангалиевского центра, они работают над объединением махрово-националистической контрреволюционной национальной интеллигенции.

Основное руководящее ядро этой партии как раз состояло из такой буржуазной интеллигенции: в руководящей группе из 35 человек мы имеем: учителей — 25, врачей — 2, юристов — 1, торговцев — 7, земледельцев — 2, служителей религиозного культа — 2, без профессии — 1.

Тождество основных принципиальных политических положений и тождество практической работы обусловливается не только классовой природой обеих этих организаций. Оно обусловливается постоянной, систематической связью и руководством султангалиевского центра в практической работе миллифирковцев за последний нелегальный период их существования. Они были связаны с султангалиевским центром через целый ряд лиц, в частности, эту связь осуществлял Вели Ибраимов, Ногаев, Фирдевс и другие. Через них осуществлялось руководство и оказывалась помощь миллифирковцам. Что миллифирковцы были не плохим отрядом султангалиевского центра, об этом свидетельствует такой факт — миллифирковцам одно время было предложено подготовить на южном берегу Крыма совещание, созываемое султангалиевским центром.

Через султангалиевский центр миллифирковцы были связаны с заграницей. Кроме того, непосредственно они были связаны с Турцией и всей зарубежной эмиграцией из Крыма.

Героические усилия трудящихся не только перекрыли миллифирковское вредительство, но и обеспечили на сегодняшний день могучий размах коллективизации крестьянского хозяйства, в том числе среди татарского трудящегося населения, правильное решение земельного вопроса в Крыму, обеспечивающее в первую голову интересы бедноты и среднего трудового крестьянина, общий рост всего хозяйства при дальнейшем уменьшении удельного веса капиталистических элементов на Крымском полуострове.

Таким образом, с начала своего возникновения в 1917 году Милли Фирка вела единую линию задержки перерастания буржуазно-демократической революции в Крыму в революцию социалистическую. Она ничего не дала за весь период ее существования татарской крестьянской бедноте и рабочему классу. Свою контрреволюционную сущность она ярко демонстрировала — в период первой схватки революционных масс c, так называемыми, демократическими элементами, в период существования первой Советской власти в Крыму, в период правительства Сулькевича, правительства Соломона Крыма, в период второй Советской власти в Крыму, во время Деникина и Врангеля. Наконец, во время установления Советской власти в Крыму в 1920 году она не сложила оружия и продолжала борьбу, стремясь выхолостить сущность Советской власти и использовать ее как форму для своих буржуазно-демократических целей.

Успехи социалистического строительства, разгром султангалиевского и миллифирковского центров, широчайшая поддержка мероприятий Советской власти трудящимися национальными массами, единственно правильно разрешающей национальный вопрос, обусловили изоляцию национально-буржуазных элементов от влияния на трудящиеся массы. Надежды Милли Фирка на перерождение классовой природы Советской власти биты жизнью. Еще один организованный отряд международной национально-буржуазной контрреволюции сходит со сцены.

Практикой советского строительства в Крыму сейчас в период обострения классовой борьбы, особенно в связи с ликвидацией кулачества как класса, в частности национального кулачества, надо предотвратить всякие попытки влияния осколков Милли Фирка, пытающихся использовать отдельные затруднения социалистического строительства, путем неустанного разоблачения контрреволюционной националистической, буржуазной сущности их выступлений.

Примечания

1. Из докладной записки Крымскому революционному комитету. Полностью записка дана в конце книги особым приложением.

2. Полный текст приложен в конце книги, стр. 115.

3. Из решения Обл. К-та ВКП(б) от 27/XII—1929 г.

4. С. Айвазов. Октябрьская революция и татарская интеллигенция. «Иллери» № 18, 1927 г.

5. Речь идет о единицах, а не о всей группе, так называемых, «правых». Всякое отождествление «правых» с миллифирковцами неверно и недопустимо.

6. Протокол совещания от 28-го марта 1923 года. Пред. Сеит Галиев-Дерен-Айерлы. Из выступлений Ногаева (исключен из ВКП(б).

7. Из решения ЦК ВКП(б) о работе Крымской парторганизации от 8 августа 1928 года.

8. Что В. Ибраимов был миллифирковцем, скрытым буржуазным националистом, — об этом говорит не только вся его «деятельность», вскрытая судебным процессом, но и тот факт, что от выставлял свою кандидатуру в сейм по списку «М. Фирка» в Симферополе в 1919 г. (см. снимок списка на стр. 63).

9. Обвинительное заключение. См. брошюру — «Дело В. Ибраимова и других». Изд. Крымгосиздата.

10. «Дело В. Ибраимова и других». Речь государственного обвинителя. Изд. Крымгосиздата.

11. Статья напечатана в татарской газете «Ени-Дунья» № 12 от 12/II—1922 г. со следующим примечанием: «Хотя в статье Озенбашлы имеются некоторые принципиально-противоположные моменты, мы печатаем ее в порядке дискуссии. Ред. кол.» (перевод Леманова).

12. Из статьи Я. Озенбашлы. Последующие цитаты взяты оттуда же.