VI. Программа буржуазной контрреволюции

Но представление о Милли Фирка будет не полно, если хотя бы коротко, хотя бы по основным вопросам не затронуть ее политической программы.

В свое время кое-кто из активных работников Милли Фирка пытался прикинуться простачком и утверждать, что партия не существовала, что была лишь группа единомышленников, не скрепленная организацией и дисциплиной. Вздорность, близорукость этого утверждения, рассчитанного на простачков, теперь всем очевидна.

Партия, как мы видели из материалов, существовала ряд лет и представляла собою разветвленную организацию с единым центром (Центральный комитет — Чрезвычайка), с низовыми отделениями на местах, с партийной дисциплиной, совещаниями, борьбой групп и т. д. Наконец, партия имела свою политическую программу. В архивных документах мы находим две программы: одну, относящуюся к моменту самого возникновения партии — к июлю месяцу 1917 года, короткую, отличающуюся большой политической наивностью. Авторами этой программы были — Челебиджан-Челебиев, Джафер Сейдаметов, Хаттатов, Абляким Хильми, Озенбашлы, Айвазов, Аблаев и др. И другую, более подробную, текст которой написан почти тем же составом лиц позднее, когда руководители партии прошли уже большую политическую школу и кое-чему научились. Эта программа отдает большой либеральной «левизной», появление которой можно объяснить лишь революционным напором масс. Партия «полевела» для того, чтобы овладеть движением масс, вправить его в русло контрреволюции и потом спустить на тормозах. Наибольший интерес представляет собой этот второй вариант по следующим соображениям.

Разбор первого варианта программы дал бы возможность националистам оправдываться ссылкой на то, что в рамках буржуазной февральской революции эта программа ничем, не отличалась от десятка программ других «социалистических» партий. Поэтому разбор второго варианта программы М.Ф., «умудренной» опытом ожесточенной классовой борьбы 1917 и 1918 гг., задача куда более интересная.

Второе соображение, которое заставляет заняться разбором именно этого второго варианта, сводится к следующему: она наиболее законченно выражает политические стремления партии. Программа подробно охватывает все области общественно-экономической жизни: вопрос о власти, земельный вопрос, рабочее законодательство, дело народного образования, юстиции, религии, организационное строение самой партии и т. д.¹

Мелкобуржуазная, контрреволюционная сущность партии сказывается уже в первой части программы — в вопросе о государственной власти.

В годы жестокой классовой борьбы (в 1917, 18 и 19 гг.) этот вопрос имел исключительное значение. Две борющиеся силы противостояли друг другу: трудящиеся и буржуазия. Партия рабочего класса — коммунистическая партия — открыто заявляла, что в советском государстве:

«Вся власть принадлежит всему рабочему населению страны, объединенному в городских и сельских Советах». Так формулирован один из пунктов «декларации прав трудящихся» в 1918 году.

Вопрос о власти решался не голосованием, не парламентскими резолюциями, а оружием, борьбой. Так именно и было в Крыму.

Группа большевиков во главе с т.т. Островской, Гавеном и др., вела энергичную работу по революционизированию матросских и рабочих масс в Севастополе. Незначительные по численности группки большевиков вели такую же работу в Феодосии, Евпатории, Ялте, Симферополе. Первая Советская власть в Крыму была создана в результате вооруженной борьбы с силами контрреволюции — русской и национальной татарской буржуазией.

Не так ставила, да и не могла ставить так вопрос о власти Милли Фирка. Она не могла говорить открыто о диктатуре национальной мелкой буржуазии. В вопросе о власти она свою тактику целиком заимствовала от русских конституционалистов-демократов (кадетов) и диктатуру над трудящимися прятала под вывеской народных «свобод», «равноправия» и прочих буржуазных прелестей.

«Партия требует создания в Крыму подлинной н а родной республики и признания в широком смысле свободы всех наций, заселяющих Крым, как в национальном, так и в культурном отношении» (§ 1 программы).

«Партия требует, чтобы все население (без различия религии, секты, нации, класса) как мужчины, так и женщины, перед законом были равными» (§ 7 программы).

За кадетами она повторяла в Крыму отвратительную ложь о внеклассовом государстве, перед которым все «равны». Она стирала грань между трудящимися и эксплуататорами: между мурзаками и безземельной, нищей татарской беднотой, между русскими помещиками и батраками, между кулаком и деревенским пролетарием, наконец, — между капиталистом и рабочим. На деле такое «равноправие» означало оттеснение от всякого участия в руководстве государственным строительством трудовых слоев населения, задавленных нуждой, жестокой эксплуатацией на фабрике, в мастерской, на скопщине, у кулака. Сейчас даже для наиболее отсталых слоев трудящихся ясно, что означает на Западе в капиталистических странах «быть равными».

Кстати сказать, равенство наций, провозглашенное в первом пункте программы, ограничивается вторым пунктом: «Партия свои решения проводит через парламент, выбранный лицами только крымскими (имеющими связь с Крымом, т. е. оставшимися в Крыму 5—10 лет), достигшими 21 -летнего возраста, путем всеобщего, равного и тайного голосования» (§ 2 программы).

Иначе говоря, все население, прожившее в Крыму менее пяти лет, устранялось от участия в политической жизни. Но в связи с этим пунктом нас интересует другой вопрос — основной верховной властью в стране Милли Фирка считает парламент. Парламент, который избирается от всего населения, в том числе и от нетрудовых его слоев, наиболее искушенных в общественно-политической жизни, активных, развитых. Место в этом парламенте при темноте масс, в частности трудовых татарских масс, их политической неосведомленности, обеспечивалось за беями, мурзаками, капиталистами, крымскими помещиками. За ними обеспечивалось и руководство всей хозяйственной и политической жизнью страны. А все «свободы», при том условии, что буржуазия по-прежнему владела фабриками, заводами, банками, типографиями и всеми другими средствами и способами экономического и идеологического воздействия, — эти «свободы» ничего не давали рабочим и крестьянской бедноте. «Свободное, равное и тайное» голосование — эта излюбленная мишура всех мелкобуржуазных партий — было только приманкой на контрреволюционный крючок. Диктатура помещиков, капиталистов, кулачества — так должна бы написать партия на своем боевом знамени. Но она не могла и не сделала этого.

Права «личности» были ограждены всеми традиционными установлениями, которые полагаются по штату во всяком добропорядочном буржуазном государстве:

«Партия признает свободу слова, т. е. каждый может говорить и помещать в печати то, что мыслит и думает» (§ 10).

«Партия защищает основу создания обществ и союзов без всяких разрешений» (§ 12).

«Партия защищает основу, чтобы никто без постановления судов или юстиции не подвергался бы аресту, а также ни у кого не производился бы обыск и не просматривались бы письма и переписка» (§ 13).

«Партия стремится, чтобы арестованное лицо в течение 24 часов было передано в суд» (§ 14).

Особой иронией звучит этот последний пункт сейчас, когда с достоверностью установлено, что первое правительство Советской республики Тавриды расстреляно эскадронцами, организованными под руководством Милли Фирка.

Теперь на тяжком, кровавом опыте трудящиеся в полной мере убедились в прелести «свободы» слова, печати, совести, создания обществ и т. д. и т. п. во время керенщины, в Крыму при Врангеле, Деникине, в Сибири при Колчаке, на Украине во время петлюровщины. А ведь везде и всюду во время гражданской войны буржуазно-помещичий террор неизменно сопровождался декларациями всяческих свобод. Все эти «свободы» в Крыму в конечном итоге должны были прикрывать наготу политического господства буржуа, помещика, кулака. Эти «свободы» должны были служить шорами на глазах трудящихся, ловким тактическим маневром более опытного политического противника, — не больше.

Вся эта часть программы не содержит пунктов, ограждающих интересы рабочего класса, интересы обезземеленной, задавленной нуждой татарской бедноты. Классовые интересы трудящихся замазывались туманными, лживыми лозунгами. Ибо без политической власти нельзя получить политических свобод, без ее завоевания нельзя отобрать землю у мурзака, у помещика, фабрику у капиталиста.

И если сегодня бывшие миллифирковцы кое-где, среди нашей молодежи, еще себя выдают за борцов национальной независимости, за непризнанных «революционеров», — надоим сказать, что с того момента, когда они противопоставили себя Советам, — они делали контрреволюционное дело.

Еще более ясно контрреволюционная сущность Милли Фирка сказалась в программе по земельному вопросу. Казалось бы, что наличие 40—50 процентов безземельных крестьян в Крыму, особенно резкое обезземеление татарской бедноты — обязывало партию, руководительницу «подлинной народной республики», какой она себя считала, к быстрому, коренному изменению землепользования.

Экспроприация обширных площадей земли у помещиков, мурзаков, захват их трудовыми слоями крестьянства, и в том числе татарского крестьянства, — вот что стояло на очереди. Именно так, по-революционному, и ставится вопрос (в Крыму) Советами рабочих и крестьянских депутатов в 1918 году:

«Все земли нетрудовых частновладельческих хозяйств и могущие остаться неиспользованными... воды местного значения и леса переходят в ведение и распоряжение Советов рабочих и крестьянских депутатов на местах».²

Землю эту, — говорит дальше Совет, —

«Предоставить гражданам, не имеющим как своей земли, так и арендной, а также и малоземельным, но желающим заниматься сельским хозяйством, на весенний посев 1918 г.»

Представители рабочего класса и трудового крестьянства, только так и могли решать земельный вопрос в Крыму, где всей массе крестьянства принадлежало только 18 процентов земли, т. е. 424 000 десятин из 2360 тыс. десятин всей площади.

Иначе этот вопрос решает Милли Фирка. Партия считает,, что такой (революционный) подход будет неправилен, что он противоречит «священному» праву собственности.

«Партия, оставляя нетронутыми земли, виноградники и сады мелких хозяев, для казны будет выкупать по справедливой цене часть земель у крупных землевладельцев с тем, чтобы их распределить безземельным» (§ 23 программы Милли Фирка).

Частновладельческой земли к 1917 году было 1 534 250 десятин. Сколько же надо было средств, чтобы выкупить у баев, мурз, русских дворян и помещиков эту землю?

При скромной цене по 100 руб. за десятину потребовалось бы дать помещикам 153 мил. рублей. Да и кто мог поверить, что помещик продаст всю землю. А если он и продаст — где могло взять правительство деньги на эту операцию, если не с того же крестьянства.

Где, в какой срок можно было получить такую сумму?

Выкупить землю в переводе на простой язык — значит купить землю самому крестьянину. И в этой части программа Милли Фирка повторяет старую песенку русских кадетов о выкупе и «справедливой оценке» земель.

Даже на земли религиозных организаций Милли Фирка не решалась посягнуть. Параграф 22 так определяет судьбу этих земель:

«Партия стремится, чтобы те земли, которые принадлежат национальным религиозным учреждениям, по возможности этими учреждениями давались бы народу на дешевых началах в аренду...»

Трогательная заботливость о судьбе этих земель звучит в программе: «по возможности» и «в аренду». Разве этого ждало от революции трудовое крестьянство? Разве аренда могла когда-нибудь удовлетворить?

До 80 000 десятин земли принадлежало различным религиозным организациям. Крестьянство арендовало эти земли по высоким ценам, и партия санкционирует, узаконивает это положение.

Есть в программе еще одно «утешение» для крестьянства — требование партии, направленное к вакуфным органам:

«Вакуфные учреждения будут стараться оказывать помощь в закупке для деревень средств производства, могущих улучшить и повысить земледелие».

От мулл, от матерых реакционеров должна придти агропомощь и помощь в машинизации крестьянских хозяйств. Кто мог поверить этой глупой болтовне?

В заключение успокаивающее заявление:

«Вакуфные учреждения будут стремиться не к выгодам от сдаваемых в аренду вакуфных земель, а к передаче за минимальную цену в аренду беднякам путем правильного распределения» (§ 8 раздела о финансово-вакуфных делах).

Основные разногласия между миллифирковцами и наиболее контрреволюционной частью духовенства и буржуазии возникали как раз по вопросу о доходах от вакуфов. Молодое национальное правительство нуждалось в средствах. Вакуфы были единственным серьезным источником этих средств, по крайней мере, на первое время.

Прогрессивный налог, о котором говорит программа, на деле встретил бы бешеное сопротивление со стороны хозяина положения — национальной татарской буржуазии, и единственным верным источником средств были вакуфы. Маловероятного в этом последнем заявлении партии о дешевизне вакуфных земель, о минимальных ценах.

Вместо того, чтобы национализировать землю, отобрать ее у мурз, русских помещиков, монастырей, — дается обещание выкупить «часть их для передачи крестьянству».

И все это сдобрено очень туманными, сбивчивыми заявлениями партии в § 19 программы:

«Владельцами всех земель являются общества».

Каких «всех земель»? Речь идет о тех 18% земельной площади Крыма, которые принадлежали крестьянским обществам на правах общинной собственности, но ведь это не «вся» земля. Где же остальные 82%? Кто же поверит, что этот пункт говорит и о помещичьей земле, раз ее надо еще купить.

Но даже в отношении этих 18% провозглашается владельцем не государство, не трудящиеся, а общества, включающие и тунеядцев — кулаков.

План «разрешения» земельного вопроса четко вскрывает буржуазную сущность партии. Так решать вопрос могли только буржуа — собственники земель.

И разве позднее в кампании антисемитизма, поднятой в связи с переселением трудящихся евреев, миллифирковцы. не были первыми застрельщиками? В этом акте они видели ущемление своих национальных интересов, здесь в них говорило и чувство хозяина-собственника.

Разве не миллифирковцам принадлежит «авторское право» на проект обратного вселения в Крым татар, эмигрировавших раньше из Крыма? Разве не им принадлежит проект массового выселения татарской бедноты из южных районов в степь при условии оставления кулаков на их прежних местах?

Разрешение земельного вопроса так, как его ставила Милли Фирка в период 1917—1920 гг., противопоставлялось лозунгу национализации земли и было контрреволюционным. Под лозунгом национализации земли объединялась деревенская беднота и все трудящееся крестьянство Крыма, руководимое коммунистической партией; под лозунгом «справедливого выкупа» — кулачество, помещики, капиталисты. Их интересы были основательно предусмотрены и отражены в программе Милли Фирка.

Пусть знает татарская беднота и все крестьянство, что преподносили миллифирковцы под сладкий напев о «справедливом» выкупе земель: готовили кабалу и безземелье бедноте, а кулакам и помещикам привольное хозяйничанье и возможность широкой эксплуатации и обогащения.

Еще более консервативно, контрреволюционно выступала партия в области религиозного вопроса. При разрешении этого вопроса в прошлом столетии буржуазия всех стран, всех мастей проявила большой радикализм. А революция 1871 года стоит недосягаемо высоко над потугами миллифирковцев. В одном из решений Парижской коммуны мы находим следующее место:

«Принимая во внимание, что основным принципом Французской республики является свобода... что в действительности духовенство было соучастником в преступлении монархии против свободы, постановляет:

§ 1. Церковь отделяется от государства.

§ 2. Церковный бюджет упраздняется.

§ 3. Так называемые неотчуждаемые имущества, принадлежащие религиозным конгрегациям, как движимые, так и недвижимые, объявляются национальной собственностью».

В начале двадцатого века национальная татарская буржуазия осталась далекой от такого решения. Милли Фирка, в своей программе заявила:

«Партия, считаясь со свободной совестью, признает, чтобы никто за свою религию, секты, верования, а равно из-за перехода из одной религии в другую не преследовался и не притеснялся бы» (§ 7 программы).

И дальше в программе говорится:

«Партия осуществляет тот принцип, чтобы ни одна религия или секта не предпочиталась бы перед другой и не бралась бы под защиту» (§ 9).

Чем на первый взгляд отличается такое решение вопроса от решения Советского пролетарского правительства?³ Но присмотримся ближе. Если первый из приведенных выше пунктов (7) звучит некоторым либерализмом, то второй является наглой, ничем не прикрытой ложью со стороны Милли Фирка. И не потому только, что руководитель партии и руководитель первого национального правительства Челебиджан Челебиев вместе с тем был главой церкви — муфтием и, таким образом, помогал церкви. А потому, что дальнейшие пункты программы находятся в вопиющем противоречии с заявлением § 9-го. Потому, что в следующих пунктах программа обуславливает полное слияние церкви с государственным аппаратом, опекает ее, предоставляя широчайшее поле действия и помощь со стороны государства по целому ряду вопросов: в подготовке религиозных кадров; в захвате влияния в школе и религиозном воспитании молодежи; в вмешательстве в целый ряд судебных дел.

Просмотрим по порядку группу этих вопросов.

Как уже отмечено — партия ставит своей целью — «чтобы ни одна религия или секта не предпочиталась бы перед другой». Это значит — партия своим влиянием не оказывает помощи ни одной религиозной организации, ни одной религии. А между тем в другой части программы она проявляет трогательную заботливость прежде всего об основных кадрах религиозных заправил:

«Партия требует от религиозного директората периодически созывать религиозных служителей для прохождения кратковременных курсов» (§ 24 2-го раздела программы).

Поистине — правая рука не ведает, что творит левая. Ведь тут уж не предпочтение, а прямая помощь. Партия заботится о своеобразной политической переподготовке мулл и других служителей религиозного культа, чтобы тем крепче обеспечить их влияние (не за «прекрасные глаза» это делается), а через них — свое воздействие на массы.

Но муллы нуждаются не только в идеологической переподготовке в соответствии с изменившейся обстановкой. На первом месте забота о хлебе насущном. И партия не обходит этого вопроса в своей программе.

«Для того, чтобы учителя и религиозные служители не терпели бы недостатка в жизни, партия будет стараться осуществить принцип страхования и пенсии» (§ 10 2-го раздела).

«Будет защищать, чтобы вакуфы полностью подчинялись бы национальному правлению и доходы, получаемые от них, расходовались бы на просвещение... и на улучшение жизни религиозных служителей» (§ 4 2-го раздела).

Партия откровенно берет под свою опеку мулл — их подготовку (а русских попов и раввинов? Надо бы заодно и им помочь, раз «все религии равны»). О муллах она заботится в такой же мере, как и об учителях. Отбирая доход от вакуфов, этот источник обогащения бездельников и тунеядцев, партия вместе с этим хочет, чтобы муллы «не терпели бы недостатка в жизни». Доходы от вакуфа, т. е. в основном от вакуфных земель, до которых так крепко тянулось изголодавшееся по земле татарское крестьянство, партия хочет использовать — «на улучшение жизни религиозных служителей».

Заботу о мечетях партия, по-видимому, ставит даже выше, чем заботу о школах. Практически это было целесообразнее: мечети есть везде, в них можно вести обучение, школ мало, поэтому надо сначала восстановить мечети — это потребует меньше средств. А учить и в мечети можно, да и мулле это удобнее. Поэтому по директиве партии —

«Вакуфное учреждение будет расходовать деньги на улучшение деревень, на постройку, постепенно, как в городе так и в деревнях, новых зданий, на ремонт мечетей и школ» (§ 6 разд. 2).

Забота о мечети впереди. Очень туманно обусловлена помощь по другим направлениям.

В самом деле, — как это понимать — «деньги на улучшение деревень»... Или — «на постройку... новых зданий». Каких зданий? Кому, как, когда будут помогать в деревне? R насчет постройки зданий включена очень хорошая оговорка строить будут «постепенно». Зато о мечетях сказано определенно — «ремонт мечетей» и даже не постепенный. Партия, таким образом, поддерживает религию и вовсе не бесцельно: она обеспечивает свое влияние на широко-разветвленный религиозный аппарат и делает это следующим образом: при правительстве для руководства религиозной работой должен быть созван особый орган — директорат религии и —

«Поскольку смещение и назначение религиозных служителей относится исключительно к директорату религии, то он раз в три месяца должен докладывать в парламент» (§ 27 2-го раздела).

Директорат этот — и «агитпроп», и «учраспред» национального правительства с широко разветвленными отделениями, со штатом по своему подготовленных, послушных иі фанатичных агитаторов-мулл с хорошо обставленными аудиториями-мечетями.

Будучи в известной мере автономным нанизу — вверху он полностью сливается с государственным аппаратом, составляет его часть, и яркое неприкрытое завершение эта «смычка» находит в назначении руководителя национального правительства — Челебиджана-Челебиева — муфтием. В одном, лице, таким образом, совмещается руководство государственно-политическое с религиозным.

Все эти хорошие обещания не могли, однако, сломить непримиримое отношение духовенства к миллифирковцам: и Курултаю. Почти все время часть его находилась в оппозиции национальному правительству и всякий раз, когда последнее ослабевало (так было, например, при Деникине), — на смену ему появлялось магометанское духовное управление со съездом своих улемов (ученых священнослужителей). Лакомая «синица» в руках — вакуфы, с верным источником доходов, были лучше тощего миллифирковского журавля в небе.

Советы во главе с коммунистической партией с первых же дней изгнали из школ преподавание религиозных вопросов и не только отделили церковь от государства, но и школу от церкви.

От мерзкого разлагающего влияния религии, размагничивающего волю трудящихся к борьбе, — надо было прежде освободить юные поросли трудящейся молодежи.

Иначе подходят к этой задаче миллифирковцы. Вначале для левой фразы (очень туманной и двусмысленной) они декларируют так в своей программе:

«Обучение должно быть свободным, причем в делах просвещения государство не должно преследовать каких-либо политических целей» (§ 34).

От кого, от чего должно быть свободным обучение? Если речь идет о свободе от политического воздействия — это звучит большой наивностью. Нет в мире страны, где школа не находилась бы под влиянием, прямым или косвенным, государственной политической системы. Но этот пункт программы является единственным, где настоящие цели Милли Фирка не произнесены достаточно внятно. По целой группе других вопросов она откровенно до цинизма оголяет клерикальную идеологию руководителей партии.

Милли Фирка «будет стремиться, чтобы во всех наших национальных школах действительно преподавалась бы религия» (§ 26 2-го раздела).

«Партия соглашается с тем, что в медресе преподавались бы основательные знания и науки, вместе с этим будет стараться, чтобы в медресе обучались истинно религия и чтобы арабские сочинения были бы улучшены» (§ 25 2-го раздела).

Напоить религиозным дурманом молодежь, начиная от первой ступени обучения, кончая высшей школой («для тщательного исследования религии посылать учеников и учениц в высшие мусульманские религиозные учреждения»), обособить ее, крепче подчинить своему влиянию — вот цель.

Какой бы другой вопрос мы ни взяли — мы не найдем в программе отражения интересов трудящихся масс. Это — программа буржуазной контрреволюции, программа закабаления широких трудящихся масс национальной буржуазией. Она должна стать известна массам, чтобы они оценили еще более «заслуги» Милли Фирка — этого отряда международной контрреволюции.

И программа Милли Фирка и, еще в большей мере, ее борьба против надвигающегося социалистического переворота в Крыму подтверждают оценку тов. Сталина⁴ роли окраинных национальных правительств:

«Иные изображают борьбу окраинных «правительств» как борьбу за национальное освобождение против «бездушного централизма» Советской власти. Но это неверно. Ни одна власть в мире не допускала такого широкого децентрализма, ни одно правительство в мире не предоставляло народам такой полноты национальной свободы, как Советская власть в России. Борьба окраинных «правительств» была и остается борьбой буржуазной контрреволюции против социализма. Национальный флаг пристегивается к делу лишь для обмана масс, как популярный флаг, удобный для прикрытия контрреволюционных замыслов национальной буржуазии».

Примечания

1. Первый набросок, помимо того, что краток и обходит ряд актуальных для того времени вопросов, в значительной своей части переходит в перечень мероприятий, которые должен проводить Курултай. Программа политической партии, таким образом, целиком сливается с программой действий нац.-буржуазного правительства. И это неудивительно: одна и та же группа возглавляла партию и Курултай и не допускала, очевидно, возможности воздействия на Курултай со стороны других политических партий.

2. Из Инструкции Совета рабочих и крестьянских депутатов по земельному вопросу 1918 года. §§ 1 и 2.

3. Конституция на этот счет содержит следующий пункт:

«В целях обеспечения за трудящимися действительной свободы совести церковь отделяется от государства и школа от церкви, а свобода религиозной и антирелигиозной пропаганды признается за всеми гражданами».

4. И. Сталин. Октябрьский переворот и национальный вопрос. (1918 г.). Сборник «Маркс, и национальный вопрос» Изд-во «Пролетарий», 1923 г.