IX. Первые дни осады Севастополя

«Народ герой! В борьбе суровой
Ты не шатнулся до конца;
Светлее твой венец терновый
Победоносного венца!»

Некрасов.

Когда союзники 1 сентября 1854 года подошли к крымским берегам, Севастополь не был готов к обороне. Войск было очень мало для защиты города и укреплений. Мало было артиллерийских запасов и материалов, не было шанцевого инструмента.

С уходом войск на реку Алму, в городе остались всего четыре батальона Виленского и литовского полков, четыре десантных батальона с двумя подвижными морскими батареями и разные морские команды, находившиеся частью на судах, частью на берегу.

Но никто не приходил в уныние. Все знали, что, кроме того, город защищался еще славным черноморским флотом. Флот этот состоял из 15 кораблей, 7 фрегатов, 2 корветов, 2 бригов, 11 пароходов. Все они, защищая вход в Севастопольскую бухту, были расставлены так на рейде, что могли помогать и сухопутной обороне.

Северную сторону охранял адмирал Корнилов, а южную — Нахимов. Но как этот последний, так и генерал Моллер, которому князь Меньшиков сдал командование, позабыв свое старшинство и власть, принося всякие личные интересы долгу и присяге, уговорили Владимира Алексеевича Корнилова, как человека с выдающейся энергией и знанием, принять начальство надо всем.

Корнилов долго отказывался, говоря:

— Сухопутные войска не обязаны мне подчиняться.

Тогда генерал Моллер предложил Корнилову принять на себя должность начальника штаба севастопольского гарнизона и прибавил:

— Тогда все войска будут непосредственно подчинены вам.

Севастополь был объявлен в осадном положении.

Не зная отдыха, покоя и сна, не щадя своих сил и здоровья, не раздеваясь, позабыв часто о том, что надо пообедать, адмиралы Корнилов и Нахимов, не теряя присутствия духа, стали приводить город в оборонительное положение. Их можно было видеть повсюду и днем и ночью: они распоряжались, советовали, ободряли и работали сами без устали.

Жителями осажденного города все более и более овладевали уныние и страх.

Но Корнилов и другие начальники не унывали и бодро, энергично отдавали приказания, готовились встретить стойко врага и грудью постоять за правое дело.

Вокруг города был совершен крестный ход. Войска были поставлены в боевые позиции: одни баталионы были раскинуты по оборонительной стене и завалам; другие были собраны в колонны к атаке.

— Пусть прежде поведают войскам слово Божие, а потом я передам им слово царское, — сказал Корнилов.

Духовенство с образами, хоругвями и крестами совершало крестный ход по южной оборонительной линии, на дистанциях служили молебны и кропили солдат святою водою. Горячо и пламенно молились воины.

Адмирал Корнилов, одетый в блестящую генерал-адъютантскую форму, окруженный многочисленной свитой, обходил войска и торжественно всем говорил свою памятную речь:

— Царь надеется, что мы отстоим Севастополь!.. Да нам и некуда отступать: позади нас — море, впереди — неприятель. Помни же, не верь отступлению!.. Пусть музыканты забудут играть ретираду! Тот изменник, кто протрубит ретираду!.. И если я сам прикажу отступить, коли меня!

Повторяя эти достопамятные слова каждому батальону, Владимир Алексеевич, кроме того, к каждому обращался особо, всех ободрял, поддерживал, успокаивал. Армейским батальонам он толковал:

— Ваше дело сначала строчить неприятеля из ружей, а если ему вздумается забраться на батареи, так принимайте его по-русски. Тут знакомое дело, — штыковая работа.

Батальонам, состоящим исключительно из матросов, он сказал;

Подвозка орудий на строящиеся укрепления

— Давно знаю вас за молодцов, а с молодцами и говорить нечего.

С необыкновенным одушевлением, восторженными кликами приветствовали русские войны напутствие любимого начальника:

— Ура! Ура! Умрем за родную землю! Нс выдадим!.. Постоим за Севастополь!

В день появления неприятельского флота адмирал Корнилов отдал приказ всем судам быть готовыми во всякое время сняться с якоря. Вице-адмирал Нахимов поднял сигнал: «Приготовиться к походу», и составил диспозицию на случай выхода в море.

Из матросов сформировали флотские батальоны, на которые и возложили главным образом защиту города.

В Севастополе закипела необыкновенная, спешная деятельность. Все рабочие, какие только нашлись под рукою, торопились строить укрепления, возводить грозные бастионы. Писаря, музыканты, певчие, даже арестанты, которых с доверием отпустил Корнилов, все поспешили на работу и трудились в поте лица, не покладая рук. Все жители города, старики, женщины, дети, богатые и бедные, знатные и простые, — все бросились помогать туда, где строились укрепления, чтобы устроить преграды врагу. У кого была лошадь, вол, телега, тачка, — все было отдано на бастионы: возить землю, снаряды, инструменты.

Женщины строят батарею

Батареи и укрепления насыпались по всей линии, верст на семь. Мужчины долбили каменистый грунт, подвозили орудия, снаряды и т. п., а женщины издалека носили землю в корзинах, в мешках, в подолах. У каждой на уме были близкие, ребята, муж, брат, отец, домишко, нажитый тяжелыми трудами... И сжималось сердце несчастных от страха при мысли, что неприятель может разрушить и отнять все.

Появилась и такая батарея, которая была насыпана одними женщинами. Она до конца осады Севастополя называлась «девичьей» и осталась свидетельницей любви женщины к родине и ее неутомимой посильной деятельности.

Под руководством инженера Тотлебена работы по укреплениям производились день и ночь. Ночью работали при свете факелов и фонарей, и никого не надо было заставлять, принуждать. Каждый работал от души, чувствуя, что готовится защищать самое близкое и дорогое сердцу.

Полковник Тотлебен севастопольскими укреплениями приобрел себе всемирную славу.

Английский историк Кинглек, в своем описании осады Севастополя, вот что говорил о Тотлебене:

Тотлебен

«В Севастополе был инженер, все время служивший волонтером, который как нельзя более предназначен был для защиты города от нападения».

Остзейский уроженец, Тотлебен был тот инженер — практик, способности которого развертываются в исключительных случаях. Если Корнилов и Нахимов, вызывавшие любовь и энтузиазм в окружающих, были душою обороны, то Тотлебен был ее умом... При всей трудности задачи, лежавшей на Тотлебене, он находил время побалагурить с солдатами, поднять их дух веселою шуткою, добрым, ласковым обращением.

В самое короткое время перед глазами неприятелей выросли твердыни севастопольские, мощные силою русского духа, героизмом народа.

Между тем, Севастополь переживал томительные минуты ожидания.

Жители не имели никаких известий о движении войск с князем Меньшиковым.

Под видом новостей и слухов рассказывали самые небывалые вещи. И чего только ни говорили.

В городе распространилась сказка, что будто к одному из часовых, стоявших в карантине у колодца, являлась какая-то таинственная женщина. Она вся дрожала и просила часового спрятать ее. Тот ответил, что спрятать ему ее негде. Тогда женщина сказала: «Я спрячусь сама. Но меня будут искать. Не говори, что видел меня, если даже тебе станут грозить смертью».

Лишь только женщина скрылась, как к тому же часовому подъехал всадник на черном коне, вслед за ним — всадник в красном одеянии и, наконец, вооруженный всадник на белом коне и в белой одежде. Все трое настойчиво расспрашивали часового о том, не видел ли он проходившей женщины. Тот отрекся. Всадники уехали. Таинственная женщина тотчас же явилась перед часовым и рассказала ему, что означают виденные им всадники: «черный, что в Севастополе не останется камня на камне; красный, что в городе будут кровопролития и пожары, и белый, что Севастополь оправится и станет краше прежнего».

В то тревожное время люди готовы были верить всякой небылице. Толпы жителей ходили в карантин разыскивать и расспрашивать часового. Но часового у колодца не нашли, и сказка долго передавалась из уст в уста.

Наконец, наступило утро 8 сентября. С возвышенных мест города можно было видеть целый лес мачт неприятельского флота за мысом Лукулл, около устья реки Алмы. Клубы черного дыма с неприятельских пароходов высоко подымались в воздухе.

Все жители знали, что там же, поблизости где-нибудь, находятся и наши войска. Туда мысленно неслись благословения и горячие напутствия.

В церквах горячо молились, служили молебны. Церкви были переполнены народом.

Около часу пополудни до Севастополя донеслась отдаленная канонада с неприятельских судов, а затем телеграф дал знать, что «армия вступила в бой».

Страшные, тягостные наступили минуты для жителей Севастополя. У многих в том неравном бою были близкие, родные. У кого отец, у кого муж, сын, брат, друг... С замиранием сердца все прислушивались к канонаде, устремлялись на возвышенные места и с мучительной тревогой смотрели вдаль.

Канонада то вдруг стихала, прекращалась на мгновение, то вдруг опять рассыпалась грохотом и треском. Около пяти часов выстрелы затихли. Вдали, над полем, колыхались облака порохового дыма. Еще страшнее было это зловещее молчание.

Стемнело. Но улицы Севастополя были полны народом. Раздавался сдержанный говор, шепот, слышались рыдания... Все находились между страхом и надеждою.

Еще при первых выстрелах, услышанных в Севастополе, адмирал Корнилов и Тотлебен ускакали на поле сражения.

Ночью в Севастополь привезли первого раненого — полковника Сколкова, с отнятой рукой, и от него севастопольцы узнали, что сражение было кровопролитное, что наши войска дрались славно, лихо, по-русски, но все-таки должны были отступить. Неприятель был втрое многочисленнее и гораздо лучше вооружен.

Поздно вечером в Севастополь вернулся Корнилов. Князь Меньшиков поручил ему принять самые решительные меры к защите города и бухты.

Неприятель двигался к Севастополю.

Прежде всего адмирал Корнилов озаботился размещением по госпиталям и лазаретам раненых, прибывающих с ноля сражения. На северной стороне рейда их ожидали шлюпки, переправлявшие их через бухту, а на пристанях стояли люди с носилками. Дорога была освещена факелами, и всю ночь тянулись по ней мрачные тени, говорившие о наших потерях. Такая переправа продолжалась два дня. Вся бухта была усеяна гребными судами, перевозившими раненых.

С первым рассветом улицы переполнились народом. Всюду грустные лица... Не слышно было ни радостных приветствий ни восторженных возгласов. Большинство сознавало предстоящую опасность и тяжелое положение Севастополя. Все отлично понимали, что настало время, когда каждый должен стать на защиту отечества и родного гнезда.