XXIII. Буря 2 ноября

«За нас Господь: Она. тучи водит,
Трясет основами земли.
Сам по волнам во гневе ходит,
В щепы ломает корабли».

Шевирева.

Государыня императрица, желая ободрить и поддержать севастопольцев в тяжелое время, прислала им в дар и благословение икону Спасителя. Это был чудный лик Христа.

На площади, перед Николаевской батареей, перед новой иконой было совершено молебствие. Народу собралось множество. Все, кто только мог, явились из Севастополя помолиться.

По окончании молебна протоиерей Лебединцев сказал речь. Он указал на икону. Спаситель был изображен благословляющим одною рукою, а в другой держал Евангелие, раскрытое на словах: «Приидите ко Мне вси труждающиеся и обремененные, и Аз упокою вы».

«Видите ли, братие, — сказал проповедник, — как утешительны слова Господа Вседержителя и как прямо идут они к прискорбным сердцам нашим.

«Господь Вседержитель, во власти Коего судьбы царств и народов, обещает покой всем труждающимся, как вы теперь, до крови и смерти на поле брани за веру, царя и отечество.

«Господь Вседержитель обещает покой обремененным, тем паче тем, кои, подобно нам, обременены неправедно, не какою-либо обыкновенною в мире скорбию, а ужасным и едва не беспримерным, по самому продолжению, бременем огня, меча и смерти.

«Итак, будем трудиться с живою верою, и Господь подаст нам покой и радость; будем нести тяжкое бремя наше с благодушием и упованием, и Он, Всемогущий, снимет с пас те лютые иго и бремя, кои так долго тяготеют над нами».

Под вечер икону обнесли по всей оборонительной линии. Встречая икону, благословение царицы, защитники падали перед ней на колени и горячо молились. Прикладываясь к святому образу, они принимали благословение Спасителя на новые беспримерные подвиги. Затем икону поставили на приготовленное для нее место у входных ворот Николаевской батареи.

В тот же день вечером поднялся сильный ветер, пошел проливной дождь. Погода разыгрывалась.

— Господь милостивый нам Свое знамение посылает.

— Это оттого, что мы икону подняли, — говорили солдаты.

Ночью на 2 ноября заревела такая страшная буря, что и старожилы не запомнят.

Черное море на этот раз стало черным не только по имени. Оно ревело, как разъяренный лев, вздымалось ожесточенно и высоко и, казалось, сливалось с черным небом. Страшный, порывистый рев ветра, стон, визг, свист, — все эти отчаянные звуки сливались в один общий вой... Мрачные волны боролись с грозными небесами.

На суше было то же самое. Ветер рвал и метал, засыпая глаза песком и мелкими камнями. Порывами шел то град, то снег, в виде мелкой крупы, то дождь. Днем становилось темно. Ветер все сильнее и сильнее бушевал и злился. Он разрушал дома, ломал и вырывал с корнями деревья, срывал с домов черепицу и железные листы крыш и уносил их, как листы писчей бумаги.

Плохо было севастопольцам. По улицам, по бастионам невозможно было ходить.

Буря 2 ноября

С нашей стороны опасались, чтобы волны бушующего моря не размыли наших затопленных у входа в бухту кораблей. С одним так и случилось. Кроме того, пароход «Громоносец», стоявший на якорях в бухте, был выброшен на берег.

Зато неприятелю эта буря причинила такие беды, что и передать не возможно.

Грешно, конечно, радоваться несчастью даже и врага. Но на этот раз, надо сознаться, сердца исстрадавшихся севастопольцев трепетали от радости.

— Господи, продли эту бурю, — просили все.

— Эта буря — наша единственная союзница.

— Само Небо посылает нам чудо и защиту.

Так думали и говорили тогда все.

А буря все свирепела. Волнение в море достигло необыкновенных размеров.

Среди неприятельского флота видно было всеобщее смятение. Корабли и другие суда, стоявшие прежде неподвижно на якорях, теперь бросались из стороны в сторону, сталкивались между собою, цеплялись снастями и наносили друг другу важные повреждения. Некоторые затонули, другие были выброшены на берег. Повсюду слышались сигналы, возвещавшие о гибели неприятельских судов.

К князю Меньшикову прискакал казак и донес, что против устья реки Качи море выбрасывает на берег неприятельские суда.

— Отправить туда немедленно камчатский полк с батареей, — распорядился главнокомандующий.

Отряд, под начальством поручика Алабина, едва двигался среди порывов ветра. Дождь и град, как кнутом, секли лица солдат, ветер валил с лошади.

Через ущелье отряд подъехал к берегу моря. Даже и во сне трудно представить себе такую картину. Один Айвазовский мог передать на полотно это грозное, бушующее море. Какое это было поразительное и величественное зрелище!

Казалось, будто какое-то гигантской величины чудовище открыло свою бездонную пасть и в ней точно борются и трепещут перед смертью множество неприятельских кораблей. Несколько судов уже лежали на берегу, словно трупы. Между эскадрою бились корабли без мачт. Другим готовилась та же участь, и их старались спасти союзники. Эта борьба между жизнью и смертью была ужасна. У самого устья Качи восемь судов лежали на берегу, разбитые в щепы. Остовы их наводили ужас на зрителя; только флаги трепетали и бились на уцелевших обломках мачт, подобно крыльям подстреленной птицы. Вся эта страшная гибель кораблей происходила на громадном пространстве, темном, страшном, как ад. Рев разъяренного моря доносился издали.

Батальоны живо стали в ружье и с огромным усилием, борясь против ветра, двинулись к самому берегу. Ветер сбивал с ног людей сильных и крепких, и они падали на землю.

Корпусный командир сам приехал со свитою. Он приказал забрать в плен французских и английских матросов, выброшенных на берег. Осмотрев положение неприятеля, поговорив с союзниками, он приказал пехоте и артиллерии уйти, оставив около моря одну роту.

— Это — суда купеческие, — объявил он. — Было бы бесчеловечно открыть против них огонь, когда они и без того на краю гибели.

Корпусный командир уехал. Отряд был недоволен, что ему не позволили заставить все эти суда спустить флаг и сдаться.

Лагерю союзников и вообще их войскам буря наделала много горя. Прежде всего были опрокинуты высокие палатки английских госпиталей. Несчастные больные и раненые остались под дождем и бурею без крова. Первою заботою солдат было отыскать помещение и призреть этих страдальцев. Два большие деревянные барака, в которых был устроен перевязочный лазарет главной квартиры Канробера, были уничтожены бурей до основания, и несколько больных убиты. Ту же участь потерпели и магазины с одеждой и съестными припасами. Пространство, где находился неприятельский лагерь, живой и шумный, с его белыми палатками, представлялось теперь бурным потоком, уносившим все в своем стремлении. Сорвавшиеся с привязи лошади бегали, как бешеные. Солдаты спасались, кто куда мог. Ветер был так силен, что сбросил с Инкерманских гор тяжелую татарскую маджару, запряженную двумя волами. Целый отряд солдат сдуло с высот в долину реки Черной. Артиллерийские орудия откатывались со своих мест. Траншеи быстро наполнились водою, и многие не могли оттуда выбраться и погибли.

На море представлялась картина выше всяких описаний. Громадные волны разъяренного моря силились сравняться с прибрежными скалами. То на пенистых гребнях, то в открывавшихся пропастях между ними вздымался и опускался целый флот. Суда большей величины напрягают все силы и борются. Но из их среды выделяются слабейшие и на волнах несутся все ближе и ближе... Вот поднялась волна, рухнула на берег и оставила на нем принесенное ею судно; вот тем же путем летит другая несчастная жертва.

На берегу лежит уже много сраженных гигантов. Волны, как бешеныя, прыгают через них, рвут, ломают на части, бичуют и терзают, то приподымая с берега, то вновь о него ударяя.

Буря бушевала два дня.

В неприятельском флоте погибло более 30 судов.

Севастопольский гарнизон ждал большой помощи от бури. Неприятельские суда прибивало близко к берегу. Они не могли защищаться. Все ждали распоряжений поставить орудия на высотах морского берега и нанести большой вред неприятелю. Но начальство не сумело воспользоваться благоприятным случаем, который нам посылала сама природа. Прошлого не воротишь.

Буря стихла. В обоих лагерях надо было спешно исправлять беды, ею причиненные. Подошла зима. Наступили холода и морозы. Союзники повели правильную осаду. Севастопольцы, подставив могучую грудь, мужественно защищались.