Беженцы. Возвращенцы

Миграция, т. е. перемещение населения в пределах страны, из одной страны в другую, и даже из одной части света на другой континент, известна с древних библейских времен и характерна даже для современного мира. Причины миграции могут быть разными, как могут быть разными все мыслимые и немыслимые обстоятельства, побуждающие людей к выезду с обжитых территорий, заселению новых земель и поиску лучшей жизни.

Понятие беженства более узко. Термин «беженцы» появился в международном праве впервые после Первой мировой войны. Беженцами называли людей, которые во время войны добровольно покинули опасные для жизни или занятые противником территории или были выселены из этих территорий военными или гражданскими властями¹. Добровольность оставления мест постоянного жительства и переселение в другие места или иные страны весьма условны, поскольку причинами бегства, как правило, являются угроза жизни, благополучию, преследование по политическим, религиозным или этническим мотивам, т. е. бегство всегда бывает вынужденным.

Проблема миграции и беженства в период гражданской войны и после нее была непосредственно связана с утратой гражданства беженцами, приобретением прав гражданства в иной стране и восстановлением его в случае возвращения (реинтеграция). Проблема миграции в то время стояла остро, а потому вынуждала и советское правительство, и правительство УНР принимать решения относительно гражданства населения страны, а также сохранения или утраты гражданства беженцами.

В законе «О гражданстве СССР» от 19 августа 1938 г. указано:

«...гражданами СССР признаются все, кто по состоянию на 7 ноября 1917 года был подданным Российской империи и не утратил гражданства»².

Под утратой здесь понималась утрата гражданства на основании декрета ВЦИК и СНК от 15 декабря 1921 г. «О лишении прав гражданства некоторых категорий лиц, которые находятся за границей»³. Согласно декрету гражданства лишаются все лица, которые выехали из России после 7 ноября 1917 г. без разрешения советской власти, добровольно служили в армиях, воевали против советской власти или принимали участие в какой-либо форме в контрреволюционных организациях. В УНР 2 марта 1918 г. был принят закон «О гражданстве Украинской Народной Республики», в соответствии с которым гражданином УНР считался каждый, кто родился на территории Украины и связан с ней постоянным пребыванием и на этой основе получил свидетельство о принадлежности к гражданам УНР⁴. Гражданство могли получить и другие лица, которые прожили три года на территории Украины и «не замечены были никогда в деятельности, направленной против Украинского государства и до этого связаны с его территорией своим промыслом или занятием».

Беженцы из российских губерний, наводнившие Украину и Крым, по нескольким позициям указанного закона, естественно, не могли быть гражданами УНР. Однако и в то сложное время правительство Украины не осталось безучастным к условиям проживания беженцев. 23 ноября 1917 г. Генеральный секретариат УНР принял «Проект временных правил управления делами беженцев на Украине»⁵. Во всех губерниях были назначены уполномоченные и выделен 1 млн рублей для оказания помощи беженцам. В апреле 1918 г. вопрос о беженцах снова был рассмотрен и еще выделено на эти цели более 60 млн⁶.

От разрухи, репрессивной и грабительской политики новой власти России масса людей эмигрировала не только на территории России и Украины. Миллионы беженцев выехали в Китай, Персию, Турцию, Румынию, Польшу, Прибалтийские страны. Бежали все, кому это удавалось, но прежде всего это были люди интеллектуального труда. Захваченные паникой, очевидной безысходностью и общим потоком, в эмиграции оказалось также немало граждан, не относящихся ни к привилегированным, ни к чиновничьим слоям общества. Всего Россию покинуло приблизительно 2— 3 млн человек. Это зачастую сломанные судьбы, загубленные на чужбине жизни и разрушенные надежды.

Такое грандиозное переселение в чужие страны, пожалуй, можно сравнить только с переселением европейцев в Америку. Различие лишь в том, что она пополнялась людьми столетиями и абсолютно добровольно, а Российскую империю население покинуло за два-три года, причем беженцами стала значительная и невосполнимая часть представителей интеллектуальной элиты страны. Не беря в данном случае во внимание десятки тысяч русских военнопленных, оставшихся или удерживаемых в европейских странах после окончания Первой мировой войны, у которых был несколько иной статус, все беженцы из России оказались в положении апатридов, лишенных родины, т. е. лиц, утративших право гражданства в одном государстве и не приобретших его в другом. Кроме беженцев — гражданского населения, которое неудержимым потоком заполнило города соседних стран, в таком же положении были солдаты и офицеры, выехавшие из России сухопутным путем в те же страны, а также 70 тыс. военнослужащих армии Врангеля, которые, бежав из Крыма, прибыли 17—18 ноября 1920 г. в Константинополь. Армия была переформирована и поделена на три корпуса: 1-й армейский корпус был размещен в лагерях на Галлиполийском полуострове. Донской корпус — на острове Лемнос, Кубанский корпус — в районе поселка Читалджи.

В лагерях был установлен строгий режим, за нарушение которого предусматривалось и нередко применялось наказание вплоть до расстрела. Несмотря на это отдельные отряды самовольно оставляли воинские части и проводили наводящие ужас на местное население «лихие рейды» по окрестным поселкам и деревням Турции и Греции в целях обычного грабежа. Казаки, видимо, переняли практику набегов на турецкие провинции своих далеких предков — запорожских казаков. Командование пыталось сохранить боеспособность войска для будущих походов в Россию, а потому во всех дивизиях и корпусах непрестанно проводило командные и штабные учения. В войсках было создано множество учебных команд, где отрабатывались различные боевые операции наступательного характера. Сохранились и военные училища с преподавательским составом и краткими учебными программами, готовящими офицерские кадры. Присваивались очередные воинские чины офицерам. Но неудержимое разложение армии, наметившееся еще в самом начале, продолжало усиливаться из-за неопределенности ее пребывания на чужбине.

Эвакуированные в Турцию российские войска поначалу финансировались правительством Франции на условиях долгосрочного кредита, т. е. выдаваемые ссуды предполагали возврат этого долга через определенное время с процентами. Видя бесперспективность белого движения, влиятельные финансовые круги Франции наконец пришли к выводу о нецелесообразности дальнейших расходов на содержание армии Врангеля вне пределов России. Их выводы были вполне логичны. Ведь если Белая армия при значительно благоприятных условиях на своей территории не смогла удержаться и одержать победу, то как она с ограниченным контингентом сможет преодолеть сопротивление Красной армии сейчас извне? А главное — когда это возможно? Кроме того, премьер-министр Франции Аристид Бриан не желал дальше обострять отношения с советским правительством и тем самым упускать возможность занять приоритетное место на российском рынке для сбыта товаров французской промышленности. Законы и интересы капитала оказались намного сильнее традиционной солидарности с белым движением и стремления изолировать и бойкотировать Россию. Французы всеми силами старались склонить эмигрантов к выезду в Бразилию, где якобы они смогут получить земельные участки и жить безбедно. На деле же оказалось, что тех, кто согласился на уговоры и выехал, местные бразильские плантаторы превратили фактически в белых рабов⁷.

Весной 1921 г. французское правительство поставило в известность Врангеля и Кутепова, что с 1 апреля все русские эмигранты снимаются со всех видов довольствия. После этого отношение французов к солдатам и офицерам Белой армии резко изменилось. Обычное человеческое сочувствие переросло в пренебрежительное отношение.

Врангель и его генералы искали возможность сохранения армии и нашли пристанище в Болгарии и Сербии. Теперь ее называли не «Русская армия», а «Контингенты армии». В конце 1921 г., с учетом западной добровольческой армии под командованием генерала Авалова-Бермонта, находящейся на содержании германского правительства, белогвардейская армия в Европе насчитывала около 45 тыс. человек. В азиатских странах, в основном в Китае и Маньчжурии, пребывало примерно такое же количество Белой армии. Таким образом, за границей находилось более 150 русских генералов, большинство из которых занимали в армии штатные командные должности. Кроме Деникина А.И. и Врангеля П.Н., наиболее известны и деятельны в эмиграции были генералы Абрамов Ф.Ф., Авалов-Бермонт П.М., Бискупский В.В., Богаевский А.П., Глазенап П.В., Дитерихс М.К., Кедров М.А., Кельчевский А.К., Краснов П.Н., Кусонский П.А., Кутепов А.П., фон Лампе А.А., Лукомский А.С., Семенов Г.М., Миллер Е.К., Хорват Д.А., Шатилов П.Н., Шкуро А.Г. У многих из них во время Первой мировой войны проявился подлинный талант военачальников. Их враждебность к советской власти сохранилась на долгие годы.

В Белой армии, находящейся в эмиграции, при внешнем, казалось бы, благополучии наступил серьезный кризис. Солдаты и офицеры, оторванные от родины, испытывали щемящее чувство тоски и безысходности. Их угнетало сознание того, что по злой доле они оказались в изгнании, где ощущают себя чужими и никому ненужными, полностью зависящими от благоволения стран их пребывания. Померкла и казачья доблесть. Все меньше оставалось тех, кто еще верил в бодрые обещания похода на Россию, в то, что очень скоро «сгинет большевизм, рухнут препоны и откроются запретные на родину пути». Бесконечные позерские призывы к подготовке наступления, подбадривания и объяснение задержки похода накапливанием сил многих уже не убеждали. Не было ни единства путей к достижению цели, ни твердой всеобщей идеи, ни воли, ни решимости. А главное — армия лишилась фактической и безусловной поддержки западных стран. Даже отдельные генералы высказывали сомнения в успехе дальнейшей борьбы.

Тем временем ряды армии «таяли». Офицеры и солдаты покидали лагеря группами и, направляясь в разные страны Европы, бесследно исчезали в малых и больших ее городах. Вначале эмигрантов ошеломил блеск европейского изобилия во всем. С удивлением и с немалой долей зависти они смотрели на вызывающие витрины шикарных магазинов с умопомрачительными нарядами и ценами, на пресыщенную праздношатающуюся публику, на рестораны, заполненные бездельниками из высших слоев общества. Иногда эти самодовольные физиономии бросали мимолетные взгляды на русских эмигрантов свысока, как на вещь. Эмигрантов, продавших все, что удалось вывезти из России, вплоть до обручальных колец, такое пренебрежительное отношение стало раздражать. Не имея никаких средств, независимо от чинов, не имеющих здесь никакой стоимости и какого-либо авторитета, они брались за любую работу. Утратив все иллюзии, проклиная судьбу, они жили в малопригодных для нормальной жизни помещениях без надежды на лучшее будущее. В качестве дешевой и бесправной силы их в основном поглощали города Франции и Германии, где в то время наметился некоторый экономический рост. Бедственное положение эмигрантов в Европе, в том числе старших офицеров и даже генералов, описывали многие очевидцы в своих литературных произведениях. Горькую судьбу офицеров в изгнании интересно описывал даже генерал А.И. Деникин⁸.

Многие эмигранты были зачислены во Французский экспедиционный корпус и уехали обеспечивать повиновение народов Северной Африки и Ближнего Востока власти метрополии. Такие же группы, завербованные англичанами, были направлены в Египет для пополнения английских вспомогательных войск, находящихся в пустынях.

В это время по миру рассеялось много тысяч бывших солдат армии УНР, которая дислоцировалась в основном в Польше в режиме полузаключенных. В поисках пристанища и работы все больше эмигрантов из Российской империи выезжало в США, Канаду и страны Южной Америки. Только в США в начале 20-х годов их выехало более 30 тыс. Кроме Америки, к 1924 г. эмигранты, по исследованию кадетского историка и политика П.Н. Милюкова, жили в 25 странах мира.

Со временем Белая армия еще несколько раз меняла своих покровителей и названия, а ее деморализованный личный состав продолжал «растворяться» в Европе. Только наиболее стойкие и фанатично настроенные генералы и офицеры все еще призывали к сплочению своих рядов, строили победные планы и надеялись на близкий реванш.

После революций и во время гражданской войны Россию, в том числе Крым, покинули десятки тысяч работников науки, культуры, искусства, высококвалифицированных инженеров. Большинство из них, не найдя применения своим профессиональным навыкам, вынуждены были менять в эмиграции профессию и влиться в общую серую массу, в европейский чернорабочий рынок, и без того переполненный желающими и готовыми к любой работе. Волна миграции захватила и ученых. По сведениям эмигрантских изданий, к 1930 г. в европейских странах проживало около 500 ученых-эмигрантов, среди которых было более 150 профессоров российских университетов. Парижское общество инженеров разной специализации состояло из 3 тыс. выходцев из России. Таким образом, Россия лишилась многих интеллектуалов, отдавших свой талант для расцвета чужих стран. Во Франции, Германии, Чехословакии, США некоторых ученых заметили, им создали все необходимые условия для научных исследований и достойной жизни. В результате их имена стали известны всему миру благодаря выдающимся научным открытиям. Среди них С.Н. Виноградский, член Французской Академии наук, основоположник микробиологии, С.И. Метельников, разрабатывавший перспективную тему иммунитета, Н.И. Андрусов, член Петербургской Академии наук, основоположник палеэкологии, профессор В.К. Агафонов, создатель мировой научной школы в области почвоведения, К.Н. Давыдов, член Французской Академии наук, автор научных трудов по сравнительной эмбриологии, академики А.Е. Чичибабин,

В.Н. Ипатьев, С.П. Тимошенко, профессора Б.П. Уваров, В.С. Ильин, С.С. Чахотин, авиаконструктор И.И. Сикорский и многие-многие другие сыны России, вынужденно приобретшие другую благодарную им родину, которая вместе со всем научным миром признала и оценила их по достоинству.

Однако все беженцы свое сердце все же оставили в России. Испытывая постоянное и мучительное чувство ностальгии, они жадно ловили каждое приходящее с родины известие. Исключением могли быть только отъявленные авантюристы, которым неведомо чувство родины. В первые годы жизни в эмиграции мысль о возвращении в Россию не покидала беженцев. Их останавливали лишь слухи о репрессиях, применяемых чекистами в отношении возвращенцев, особенно бывших офицеров Белой армии.

Моральное опустошение, отчаяние, нищета и унижение на чужбине все же толкали многих эмигрантов на принятие решения о возвращении в Россию. Боль утраты отчего дома была известна с древних времен и, наверное, ничем не отличалась от таких переживаний людей в XX веке. Древнегреческий драматург Еврипид еще в V веке до нашей эры писал: «Существует ли более сильное и более мучительное страдание, чем бегство из родной страны!»⁹.

Начиная с 1921 г. большие группы солдат и казаков в организованном порядке и в одиночку стали возвращаться из Турции и Балканских стран в Новороссийский, Ялтинский, Севастопольский и Одесский порты. В этих странах возникли «Союзы возвращения на родину», или «Совнарод», которые регистрировали всех желающих вернуться в Россию. Преодолевая различные препоны со стороны командования армии, они организовывали выезд на родину. В течение 1921 г. была организована отправка на родину, по разным данным, от 100 до 120 тыс. солдат и гражданского населения. В последующие годы при содействии миссии общества Красного Креста и Верховного комиссара Лиги Наций по делам русских беженцев, известного полярного исследователя норвежца Фритьофа Нансена, назначенного на эту должность в феврале 1921 г. Международным комитетом Красного Креста, в Россию возвратились еще многие тысячи эмигрантов, среди которых были солдаты и офицеры Белой армии. Получили разрешение вернуться на родину генералы Слащев. Секретов, Гравицкий, пополнившие генералитет из 250 царских и белогвардейских генералов, состоявших на службе в Красной армии. Впрочем, высокая квалификация и добросовестная служба не спасли генералов и офицеров от произвола новой власти.

Как оказалось, большевики во все времена проповедовали главный принцип управления страной — принцип подавления. Они постоянно учитывали все былые «прегрешения» любого человека, которым, следуя большевистской идейной концепции, прощения нет ни при каких условиях и никогда. Известно, что многие старые кадры, перешедшие на сторону Красной армии, активно участвовали в гражданской войне и занимали высокие воинские должности. Они командовали полками, дивизиями, армиями. Свой богатый военный опыт они передавали курсантам военных училищ и Академии генерального штаба Красной армии. Но война закончилась, власть укрепилась, богатый опыт и знания переданы молодым командирам, и они уже стали ненужным балластом. При этом они еще осмеливались критиковать высшее, но малограмотное командование Красной армии в вопросах обеспечения обороноспособности страны. Большевики и на этот раз применили свое неизменное правило — использовать временных попутчиков, пока в них есть необходимость, для достижения цели, а потом от них можно избавиться. Именно так они поступили с бывшими офицерами и генералами, большинство из которых были награждены советскими государственными наградами за свои заслуги перед родиной.

Маскируя необоснованные репрессии, чекисты выдумывали и искусственно создавали несуществующие контрреволюционные организации, в которых якобы принимали участие эти ветераны Российской, Белой и Красной армий. В делах против генералов фигурируют и военно-фашистские заговоры, и троцкистское подполье, и троцкистские террористические центры, и левые, и правые, и праволевацкие. Первый наиболее серьезный удар по военнослужащим органы ГПУ в 1930—1932 гг. нанесли в связи с «разоблачением» «антисоветской военной организации "Весна"» и арестом более 3 тыс. командиров Красной армии, большинство из которых ранее служили в царской и Белой армиях. В 1936—1938 гг. по таким же сфальсифицированным делам были расстреляны оставшиеся, почти все... В газетах и на специально подготовленных партийных собраниях предприятий и воинских частей их называли не иначе, как «врагами народа», пробравшимися на командные должности в армию для ее разложения, вредительства и ослабления обороноспособности государства.

О возвращении эмигрантов после окончания гражданской войны сообщали разные газеты, которые восторженно описывали их торжественную встречу. В газете «Правда» в апреле 1921 г. была опубликована заметка о прибытии в Одесский порт турецкого парохода «Кизил-Ермак», на борту которого находилось 2700 эмигрантов — бывших солдат, казаков, офицеров. Какое радушие было проявлено в отношении возвращенцев на свою землю, видно по реакции ЦК РКП(б). 4 апреля 1921 г. М.В. Фрунзе доложил в Реввоенсовет о прибытии эмигрантов и высказал о сложившейся ситуации свое крайне отрицательное мнение:

«Нет помещений и продовольствия. Кроме того, такое большое скопление неопределенного (в) политическом отношении народа невыгодно».

Уже 5 апреля по инициативе Ф. Дзержинского Политбюро ЦК РКП(б) приняло постановление:

«Подтвердить постановление Политбюро о недопущении в РСФСР врангелевцев. Исполнение возложить на т. Дзержинского»¹⁰.

Дзержинский, без сомнения, ИСПОЛНИЛ постановление должным и привычным для него образом. Как именно это было исполнено, сведений не сохранилось, но легко предположить реальное развитие событий.

Немного ранее, в феврале 1921 г., в Новороссийск прибыл турецкий корабль «Рашид-Паша» с 3600 эмигрантами. О трагической их участи на родине, со ссылкой на очерк корреспондента Русского национального комитета за рубежом под названием «Возвращение на родину», рассказывает С.П. Мельгунов в своей книге «Красный террор в России»¹¹. Он сообщает, что все вернувшиеся под патронатом доктора Фритьофа Нансена эмигранты были репрессированы в Новороссийске. 500 бывших белогвардейцев, видимо, офицеров, расстреляли сразу, а остальных заключили в концлагерь. И.С. Шмелев в своей эпопее «Солнце мертвых» приводит рассказ очевидца, доктора медицины М.В. Игнатьева о расправе с возвращенцами:

«...Но... третьего дня в Алупке расстреляли двенадцать офицеров! Вернулись из Болгарии на фелюге, по семьям стосковались. И я как раз видел тот самый автомобиль, как поехали расправляться за то, что вернулись к родине, от тоски по ней»¹².

В архивах найдено несколько дел о возвращенцах:

1. Астафьев Платон Степанович, 1883 г. р., уроженец д. Стеновецкой, Орловской губернии, чернорабочий, в Белой армии был подхорунжим, писарем.

На допросе 14 мая 1921 г. показал, что он 3 года служил в Российской армии и был на фронте Первой мировой войны. В августе 1920 г. по мобилизации Донским правительством призван в Белую армию и служил в команде учебной батареи запасного полка писарем в чине подхорунжего. В ноябре 1920 г. вместе с полком из г. Керчи выехал в Турцию, где, имея намерение вернуться на родину, полк самовольно оставил и через Болгарию прибыл в Крым. По постановлению чрезвычайной тройки особого отдела ВЧК Южного и Юго-Западного фронтов от 18 мая 1921 г. Астафьев заключен в концлагерь на 5 лет¹³.

2. Барбашин Александр Павлович, 1894 г. р., уроженец Д. Жерновогородной, Вятской губернии, младший офицер.

В ноябре 1920 г. из Крыма вместе с войсками выехал в Турцию, а в сентябре 1921 г. вернулся в Россию. По постановлению тройки особого отдела ХВО от 16 сентября 1921 г. заключен в концлагерь на 5 лет¹⁴.

3. Беловодов Назар Петрович, 1890 г. р., уроженец станицы Филипповской, Донской области, унтер-офицер.

В ноябре 1920 г. из Крыма выехал в Турцию, откуда через Болгарию вернулся в Крым. По постановлению тройки особого отдела ВЧК 6-й армии от 17 мая 1921 г. заключен в концлагерь на 5 лет¹⁵.

4. Беляев Иван Андреевич, 1899 г. р., уроженец г. Алешки, Таврической губернии, проживал в Севастополе.

На допросе Беляев показал, что в Севастополе он служил командиром катера в чине офицера. С ноября 1920 г. был рулевым плавучей мастерской «Кронштадт». За отказ выехать в Турцию при эвакуации армии контрразведкой был арестован и насильно вывезен в Константинополь, где служил рулевым на шхуне «Первенец» и пароходе «Жан», на котором 16 сентября 1921 г. прибыл в Крым. На второй день — 17 сентября чекистами арестован. По постановлению тройки особого отдела ХВО от 20 ноября 1921 г. как офицер, служивший в Белой армии, и «неблагонадежный элемент» заключен в концлагерь на 3 года¹⁶.

5. Бобров Порфирий Антонович, 1899 г. р., уроженец с. Плоское, Тираспольского уезда, Одесской губернии, крестьянин, младший офицер в армии Деникина.

Выехал в Румынию еще в 1919 г. из Крыма и вернулся в Одессу в ноябре 1920 г. Обвинялся в незаконном пересечении границы и шпионаже. Вину не признал. Доказательств в шпионской деятельности в деле нет. По постановлению коллегии Одесской ЧК от 17 ноября 1920 г. расстрелян 29 ноября 1920 г.¹⁷

6. Бородин Семен Иванович, 1899 г. р., уроженец станицы Усть-Быстрянской, Донской области, младший офицер.

В мае 1921 г. вернулся из Турции в Крым. По постановлению тройки особого отдела ВЧК 6-й армии от 16 мая 1921 г. за службу в Белой армии заключен в концлагерь на 5 лет¹⁸.

7. Горшков Корней Макарович, 1877 г. р., уроженец станицы Белокняжеской, Сальского округа, Донской области, проживал в Севастополе, командир конной стражи в Евпатории.

В сентябре 1921 г. из Турции вернулся в Севастополь. По постановлению тройки особого отдела ВЧК ХВО от 20 ноября 1921 г. заключен в концлагерь на 3 года¹⁹.

8. Долгинов Санжи Николаевич, 1882 г. р., уроженец станицы Власовской, Донской области, калмыкский священник.

В ноябре 1920 г. вместе с войсками выехал в Турцию, потом в Грецию. В июле 1921 г. вернулся в Крым и направлялся на родину. По постановлению судебной тройки ВУЧК в составе Евдокимова, Королькова и Зотова от 23 июля 1921 г. заключен в концлагерь на 5 лет²⁰.

9. Лобов Ксенофонт Иванович, 1888 г. р., уроженец станицы Камшатской, Донской области, хорунжий.

В марте 1921 г. вернулся из Турции в Одессу. По постановлению тройки особого отдела ВЧК 6-й армии 18 мая 1921 г. заключен в Нардынский концлагерь на 5 лет²¹.

10. Мальчевский Павел Михайлович, 1874 г. р., уроженец с. Хошеватка Подольской губернии, младший офицер.

В августе 1921 г. вернулся из Турции в Крым. По постановлению тройки особого отдела ХВО от 16 сентября 1921 г. заключен в концлагерь на 5 лет²².

11. Нехаев Григорий Иванович, 1877 г. р., уроженец станицы Урупинской, Донской области, вахмистр.

В сентябре 1921 г. вернулся из Турции в Севастополь. По постановлению тройки особого отдела ХВО от 20 ноября 1921 г. заключен в концлагерь на 5 лет²³.

12. Свеколкин Андрей Антонович, 1886 г. р., уроженец станицы Екатерининской, Донской области, проживал в Севастополе, офицер.

В сентябре 1921 г. вернулся из Турции в Севастополь. По постановлению тройки особого отдела ХВО от 20 ноября 1921 г. заключен в концлагерь на 3 года²⁴.

13. Станюкевич Николай Федорович, 1887 г. р., уроженец г. Глухов, Черниговской губернии, проживал в Киеве.

В ноябре 1920 г. выехал из Крыма в Турцию, где состоял во «Всероссийской организации им. Касьмы Минина». В феврале 1922 г. вернулся в Киев и был арестован. По приговору чрезвычайной сессии Киевского окружного суда от 14 октября 1926 г. согласно ст. 60, 66 УК УССР (участие в контрреволюционной организации и шпионаж) осужден к 10 годам лишения свободы с поражением в правах на 5 лет²⁵.

14. Степсков Петр Владимирович, 1892 г. р., уроженец станицы Ольгинской, Донской области, хорунжий.

В марте 1921 г. прибыл из Турции в Крым и был арестован за службу в белой армии. По постановлению чрезвычайной тройки особого отдела ВЧК 6-й армии от 18 мая 1921 г. заключен в концлагерь на 5 лет²⁶.

15. Суховерхов Петр Иванович, 1895 г. р., уроженец д. Рождественская, Воронежской губернии, поручик.

В декабре 1920 г. вернулся в Одессу из Турции через Болгарию. По постановлению чрезвычайной тройки особого отдела Одесской ЧК за службу в Белой армии заключен в концлагерь на 5 лет²⁷.

16. Тинский Михаил Ефимович, 1890 г. р., уроженец Псковской губернии, подпоручик.

В феврале 1920 г. выехал из Крыма на остров Капри на лечение. В октябре 1921 г. вернулся в Одессу. По постановлению тройки особого отдела ХВО от 4 февраля 1922 г. заключен в концлагерь на 3 года²⁸.

17. Ясиновский Владимир Семенович, 1893 г. р., уроженец д. Машлыкино, Таганрогского округа, мичман.

В ноябре 1920 г. выехал из Крыма с войсками Белой армии в Турцию на пароходе «Дыбич», которым управлял. В Турции самовольно оставил пароход и работал по найму в разных пароходных компаниях. В сентябре 1921 г. на пароходе «Минерва» прибыл в Ялту и был арестован. По постановлению судебной тройки ВУЧК от 12 сентября 1921 г. заключен в концлагерь на 5 лет²⁹.

Представленные записи свидетельствуют, что службу в Белой армии большевики всегда считали преступлением и не собирались никого прощать. Не прощали они выезд за границу и гражданским лицам. Наказание преследовало их даже после того, как они, испытав всех «прелестей» европейской цивилизации, осознали, что роднее своей земли на свете нет, а потому разными путями возвращались домой.

Правомерны ли были эти репрессии? Ответ, без сомнения, однозначен — нет. Они свидетельствуют о грубейшем произволе и беззаконии, перечеркивающим принятые международными конвекциями правила, запрещающие применение какого-либо насилия в отношении военнопленных и беженцев. Кроме того, в законодательстве советского государства той поры вообще отсутствовала прямая норма, предусматривающая расстрелы и заключение в концлагерь таких лиц. Законодательство было, впрочем, построено таким образом, что при желании всегда можно было толковать закон по-своему, т. е. принимать решение на свое усмотрение. Это относится и к амнистиям в отношении возвращенцев. Так, по постановлению V Всеукраинского съезда Советов от 5 марта 1921 г. «Об амнистии» в ст. 2 указано:

«Граждан УССР, а также всех, имеющих на ее территории постоянную оседлость, эмигрировавших за границу во время гражданской войны и в связи с нею, если они возвратятся на территорию УССР, добровольно явятся в распоряжение советской власти и дадут искренне обязательства стать лояльными гражданами УССР, — от ответственности освободить»³⁰.

Итак, от ответственности освобождаются граждане УССР и лица, имеющие в УССР постоянную оседлость. А как же быть с жителями российских губерний, возвращающихся, как правило, вначале на территорию Украины и пытающихся затем добраться до России? О них речи вообще нет. Получается, что к ним амнистия не применима? Кроме того, в постановлении не указано, применяется ли амнистия к бывшим солдатам и офицерам Белой армии, гражданам УССР. Казалось бы, амнистия должна применяться, ведь они являются гражданами Украины. Умышленно или нет, но законодатели этот весьма важный момент в постановлении упустили, т. е. чекисты получили возможность решать судьбу человека на основе «революционного правосознания». Этот пробел в украинском законодательстве об эмигрантах был частично восполнен в декрете ВЦИК от 3 ноября 1921 г. «Амнистия лицам,

участвовавшим в качестве рядовых солдат в белогвардейских организациях». После довольно сентиментальной преамбулы, наполненной откровенно лицемерным сочувствием к лицам, находящимся в эмиграции, в ст. 1, 2 декрета указано:

«Объявить полную амнистию лицам, участвовавшим в военных организациях Колчака, Деникина, Врангеля, Савинкова, Петлюры, Булак-Булаховича, Перемыкина, Юденича в качестве рядовых солдат, путем обмана или насильственно втянутых в борьбу против советской власти и находящихся в настоящее время в Польше, Румынии, Эстонии, Литве и Латвии... Предоставить им возможность вернуться в Россию на общих основаниях с возвращающимися на родину военнопленными»³¹.

В декрете прямо указано об амнистии бывшим солдатам, «путем обмана или насильственно втянутых...». Солдаты-добровольцы не упоминаются. Об офицерах и даже младших командирах — ни слова. О чиновниках и иных гражданских лицах, выехавших за границу во время войны и возвращающихся, речи нет. Декрет также ограничил и круг стран, откуда могут возвращаться эмигранты. В связи с этим возникают вполне естественные вопросы: а будет ли применяться амнистия к рядовым солдатам, которые возвращаются, скажем, из Турции, Балкан, Франции или Германии? Судя по конкретному тексту декрета — нет. Так появились лазейки для удобной трактовки декрета, т. е. для принятия решения исходя из «пролетарского чутья». Кроме того, удивляет содержание ст. 2 декрета о предоставлении возможности рядовым солдатам вернуться на родину вместе с военнопленными. Неизвестно, как применялось это требование на практике, но, следуя тексту, возвращение их в одиночку, без военнопленных, якобы не предусматривалось.

Исправляя довольно широкие условия применения амнистии, принятой Всеукраинским съездом Советов 5 марта 1921 г. об освобождении от ответственности всех граждан УССР, находящихся за границей, ВУЦИК 30 ноября 1921 г. принял очередное постановление, резко отличающееся от прежнего. Само его название «Об амнистии рабочих и крестьян, служивших во вражеских армиях и находящихся за границей» уже говорит о нераспространении данной амнистии на офицеров. Однако и здесь есть существенная недомолвка. Известно, что среди офицеров было немало выходцев из рабочих и крестьянских семей. Применима ли к ним амнистия? Видимо, для них в ст. 2 постановления допускалось исключение на усмотрение чекистов. В ней, в частности, указано:

«Предоставить Народному комиссариату иностранных дел право применять к находящимся за границей лицом командного состава, указанных в пункте 1-м армий (рабочих и крестьян. — Авт.), амнистию в отдельных случаях по индивидуальным ходатайствам»³².

Известно еще одно постановление ВУЦИК от 12 апреля 1922 г. под названием «Амнистия в дополнение к постановлению ВУЦИК от 30 ноября 1921 г.». В нем снова «даруется» полная амнистия всем находящимся за границей лицам украинского гражданства, которые участвовали в военных организациях Скоропадского, Петлюры, Деникина, Врангеля и других генералов. Здесь опять нет разделения эмигрантов на рабочих, крестьян и солдат, с одной стороны, и офицеров — с другой. При искреннем раскаянии в Украину был разрешен въезд даже генералам, членам бывших правительств, членам комитетов антисоветских партий и клубов по индивидуальным ходатайствам. Вместе с тем, этим же постановлением объявлены «вне закона» Скоропадский, Петлюра, Тютюнник, Махно, Врангель, Кутепов и Савинков³³.

Указанные противоречия в статьях различных постановлений в отношении возвращенцев, принятых ВЦИК, ВУЦИК и Всеукраинским съездом Советов, вызывали в эмигрантских кругах непонимание, неуверенность и сомнения. Еще большее замешательство вызвало принятие 23 августа 1922 г. ВУЦИК Уголовного кодекса УССР. Согласно ему статья 71 предусматривала высшую меру наказания за самовольное возвращение в пределы УССР.

Примечания

1. Международное право. — М., 1966. — С. 291.

2. Сборник действующих договоров... — М., 1955. — Вып. 10. — С. 223—224.

3. Сборник законодательных и нормативных актов о репрессиях и реабилитации жертв политических репрессий. — М., 1993. — С. 130.

4. Українська Центральна Рада. — К., 1997. — Т. 2. — С. 173—174.

5. Там же. — Т. 1. — С. 472.

6. Там же. — Т. 2. — С. 291—292.

7. Карпов Н.Д. Крым — Галлиполи — Балканы. — М.: Русский путь, 2002. — С. 81.

8. Деникин А.И. Офицеры. — К., 1993; Карпов Н.Д. Крым — Галлиполи — Балканы. — С. 82—83.

9. Энциклопедия мысли. — Симферополь, 1997. — С. 455.

10. Карпов Н.Д. Крым — Галлиполи — Балканы. — С. 78—80; Шмелев И.С. Солдаты. — Париж: Русский науч. ин-т, 1962. — С. 263.

11. Мельгунов С.П. Красный террор в России 1918—1923 гг. — Симферополь, 1991. — С. 96—97.

12. Шмелев И.С. Солнце мертвых. — М., 1991. — С. 122.

13. Архив СБУ, № 68736 фп.

14. ЦГАООУ, № 71915 фп.

15. Там же, № 68763 фп.

16. Там же, № 72882 фп.

17. Архив СБУ, № 73407 фп.

18. ЦГАООУ, № 798 фп.

19. Там же, № 72882 фп.

20. Архив СБУ, № 73212 фп.

21. ЦГАООУ, № 943 фп.

22. ЦГАООУ, № 71915 фп.

23. Там же, № 72882 фп.

24. Там же.

25. Там же, № 62341 фп.

26. Там же, № 943 фп.

27. Там же.

28. Там же, № 2010 фп.

29. Там же, № 2938 фп.

30. Амнистия и помилование в СССР. — М.. 1959. — С. 140—141.

31. Амнистия и помилование в СССР. С. 91.

32. Там же. — С. 149.

33. Там же. — С. 149—151.