Ханская столица — пригород Стамбула (1523—1524)

Саадет Герай мирится с врагами Крыма — Новые порядки при ханском дворе, недовольство и раскол среди знати — Ногайские беи предлагают польскому королю освободить Шейх-Ахмеда и вместе ударить на Крым — Прибытие Сахиба Герая из Казани и его арест в Крыму

Прибыв на Перекопский перешеек, Саадет Герай приказал укрепить его и вместо старых фортификаций, оказавшихся бесполезными при недавнем их штурме, построить здесь новую крепость. Закипели строительные работы, а сторожевые отряды были распущены за Перекоп по степным дорогам, чтобы не проглядеть новое наступление противника.¹

Людей у хана было мало — тысячи жителей Крыма до сих пор находились за пределами полуострова, скрываясь от неприятеля. По мере того, как их убежищ достигала новость об уходе преследователей, беженцы возвращались по домам — но это возвращение растянулось на полгода и закончилось лишь к зиме. А пока что по всему Крыму хан смог собрать только 15 тысяч войска, которое лишь с большой натяжкой можно было назвать «конницей»: лучших коней увели ногайцы, и теперь крымским всадникам приходилось довольствоваться старыми клячами и жеребятами.² Но, несмотря на это, Саадет Герай чувствовал себя вполне уверенно. Под его командой находились сотни стволов турецкой артиллерии, и при такой огневой мощи Крым мог успешно отбить новые набеги из степи. Мамай узнал, какую силу приготовил для встречи с ним Саадет Герай, и счел за лучшее не приближаться к Перекопу.

Хан получил время осмотреться и задуматься над дальнейшей стратегией.

Империя Мехмеда I Герая рухнула, но, похоже, Саадет Герай вовсе не был удручен этим. Привлекавший Мехмеда I староордынский идеал верховного хакана, осеняющего своим патриархальным величием окрестные народы (но фактически ими не правящего), был чужд Саадету и наверняка казался ему безнадежно устаревшей фантазией. Новому хану были гораздо ближе блестящие примеры тех правителей, чью жизнь и деяния он наблюдал в Стамбуле: их утонченность и беспощадность, их военный гений и безграничная власть. Заветной мечтою хана было привить это великолепие в роскошном саду Крыма — а до унылых пустынь Прикаспия и мрачных лесов Поволжья ему не было дела.

Конечно, для «внешнего употребления» Саадет Герай охотно использовал титулы, завоеванные его отцом и братом. Так, он с гордостью писал московскому князю: «Хаджи-тарханский хан Усеин мне брат; и в Казани Сахиб Герай-хан — мой родной брат. А по другую сторону — казахский хан, тоже мой брат, и Агиш-бей — мой слуга. А по эту сторону — черкесы и Тюмень мои, и польский король — холоп мой, а валахи — мои пастухи».³

И хаджи-тарханского хана Усеина, и ногайского бея Агиша не могла не тревожить произнесенная Саадетом Гераем во всеуслышание грозная фраза о том, что он намерен отомстить за кровь Мехмеда и Бахадыра.⁴ Однако на деле, едва освоившись на ханском троне, Саадет Герай направил в Хаджи-Тархан и Ногайскую Орду посольства с мирными предложениями: он не собирался воевать за первенство в Кыпчакской Степи.⁵ Убедившись, что хан, вопреки собственным заявлениям, вовсе не горит жаждой мести, Усеин и Агиш охотно прислали ответные посольства и предложили вместе воевать против Мамая (с которым Агиш уже успел рассориться, а Усеин — даже сразиться).⁶

К концу осени в Крым вернулись уже практически все беженцы. Вместе с ними в ханский лагерь на Перекопе прибыл и Ислям Герай — старший из оставшихся в живых сыновей Мехмеда Герая. Весной он был взят в плен ногайцами, а теперь каким-то образом сумел бежать от них и достичь родных краев.⁷ Встреча племянника с дядькой вряд ли отличалась теплотой: трудно представить, чтобы Ислям мог простить Саадету вероломное убийство его младшего брата Гази.⁸

В декабре к Саадету Гераю явился еще более неожиданный гость: Тениш-мирза, предводитель хаджи-тарханских Мангытов. Этот человек был непосредственным участником заговора против Мехмеда I Герая; он числился среди первых в списке тех, кому надлежало бы поплатиться за смерть хана и его сына. Тем не менее, Саадет Герай принял в свой круг. Такое благоволение к явному преступнику глубоко возмутило крымских аристократов, которые хотя и не отличались преданностью Мехмеду Гераю, но все же никак не предполагали, что Мангыты посмеют поднять руку на хана и что отход беев от Хаджи-Тархана приведет к предательскому убийству их правителя. Ширины потребовали выдать Тениш-мирзу на расправу и предупредили, что ноги их не будет у хана, пока тот не отдаст им злодея, но Саадет Герай так и не отдал им своего гостя: Тениш-мирза был нужен ему для налаживания дружеских связей с Хаджи-Тарханом и Ногайской Ордой. Тогда беи перестали являться на государственные советы (которые, по традиции, не могли проводиться в их отсутствие), однако ничуть не смутили этим Саадета Герая: он и так предпочитал решать все вопросы самостоятельно, без участия вельмож.

Спорить с ханом беи не стали: они уже успели убедиться в бессмысленности этого. Следуя примеру османских падишахов, Саадет Герай не менял своих решений. «Не видали мы такого, чтобы он сказал слово, а потом бы его переменил... Крепко правит, прямой человек» — признавали беи, добавляя, что хан ненавидит ложь и не позволяет лгать никому в своем окружении.⁹ Отдавая должное твердому характеру своего правителя, крымские беи, тем не менее, имели немало оснований к разочарованию в нем.

Саадет Герай, которого они ранее столь горячо поддерживали и столь настойчиво звали в Крым, оказался вовсе не тем, кого они ожидали увидеть. Новый хан вел себя на крымском престоле не как суверенный государь, а едва ли не как наместник османского правителя, беспрестанно ссылающийся на авторитет падишаха. «Нашему хану султан — как будто родной отец. Он у него там жил и вырос, и какие он видел обычаи у турецкого султана — те же и у него обычаи» — отмечал бей рода Барын.¹⁰

Побывав в Стамбуле, Саадет Герай навсегда остался очарованным им. Он даже называл «пригородом Стамбула» свою столицу — Кырк-Ер с Салачиком.¹¹ Хан окружил себя турками и наполнил ими свой двор, перестроив его штат по османскому образцу. В ханской ставке появились прибывшие из Турции многочисленные служители с экзотическими должностями наподобие хранителя ханской одежды и хранителя ханской сабли, служителя при ханском колчане, особая иерархия должностей при ханской конюшне и целый отряд портных во главе с собственным старшиной.¹²

Но особый вес среди турецких слуг Саадета Герая имела другая их категория: ружейные стрелки, янычары-привратники и пушкари.¹³ Эти люди умели управляться со «стратегическим оружием» ханства: артиллерией, которой вскоре предстояло послужить не только щитом для крымских границ, но и весомым аргументом хана в отношениях с подданными. Хан любил и жаловал своих гвардейцев: он выписывал им тарханные грамоты, освобождая от налогов и предоставляя различные привилегии.¹⁴ Подобного рода слуг имели и Менгли с Мехмедом, однако прежние правители прежде всего считались с мнением крымской аристократии, а находившиеся при них янычары знали свое место среди родовитой придворной знати. Теперь же при дворе наступило настоящее засилье иностранцев. По отзывам беев, первыми советниками хана стали янычары, которые, сверх того, позволяли себе чинить насилие над местными жителями.¹⁵ Это глубоко оскорбляло местную аристократию — тем более, что эти влиятельные турецкие придворные были низкого происхождения и получали бейские титулы не по благородству своих фамилий, а лишь за усердные услуги правителю.

Если смотреть из сегодняшнего дня, то нововведения Саадета Герая по укреплению ханской власти и замене староордынской «военной демократии» абсолютизмом османского образца носили прогрессивный характер: установление в стране строгого единоначалия могло бы избавить Крым в будущем от множества потрясений. Однако Саадет Герай оказался плохим реформатором: его явное пренебрежение к крымской знати и попустительство произволу иноземных прислужников вызвали в стране очередной раскол.

Линия раскола пролегла даже внутри отдельных кланов: так, например, одна часть Ширинов во главе с Бахтияр-мирзой приняла сторону хана, а другая, возглавленная старейшиной рода, Мемиш-беем, перешла в оппозицию к правителю.¹⁶ Мемиш-бею, который лично привез из Стамбула этого хана, оставалось лишь признать свою ошибку и задуматься о новой кандидатуре на крымский престол.

Тем временем за пределами Крыма кипели бурные события, отголоски которых достигали и полуострова. Пока турецкий султан сражался с Венгрией, поднялось антиосманское восстание в новозавоеванном Египте; в Средиземноморье возобновились ожесточенные бои турок с венецианцами за остров Родос; а на востоке против османов начал собирать силы персидский шах. Падишаху, на чью помощь и поддержку так рассчитывал Саадет Герай, теперь было не до Крыма. Сулейман отправил Саадету Гераю послание, посоветовав ему жить в мире со своими подданными (ибо случись сейчас что в Крыму — султан ничем не сможет помочь своему любимцу).¹⁷

Список проблем отнюдь не ограничивался вышеперечисленным. Пока народ Крыма приходил в себя после ногайского вторжения и знакомился со своим новым правителем, над страною вновь грозно нависла восставшая из небытия тень Шейх-Ахмеда.

Последний хан волжской Орды, проведя более двадцати лет в литовском плену, был все еще жив. Престарелый пленник не имел ни двора, ни войска, однако являл собой живой символ былой империи Намаганов, и на просторах Прикаспия появилось немало людей, готовых опять встать под его знамена. На исходе зимы 1524 года Агиш-бей стал упрашивать польского короля Зигмунта, дабы тот освободил и отправил к нему Шейх-Ахмеда. Бей представил королю проект полной ликвидации Крымского ханства: Зигмунту надлежало отправить вниз по Днепру войско на судах, а ногайцы с Шейх-Ахмедом ударили бы на Крым и разорили полуостров. Ногайский вождь предлагал королю, чтобы тот забрал себе крымские крепости на Днепре: и Ак-Чакум, и Ислям-Кермен — «лишь бы нашего и твоего врага, Крымской Орды, между нами не было».¹⁸

Зигмунт I задумался над предложением ногайцев. План совместного похода на Крымский Юрт звучал заманчиво — ведь в правление Саадета Герая Крым снова стал врагом Польши. Следуя наставлениям своего стамбульского сюзерена, хан оставил все споры с Московией и стал готовить поход против Польши, чтобы отвлечь польские войска от венгерско-турецкого фронта. Король решил не упускать случая припугнуть хана — и потому согласился освободить Шейх-Ахмеда.¹⁹

Слухи об этих переговорах дошли до Саадета Герая вместе с тревожными известиями о том, что польские войска разгромили Ак-Чакум и едва не подошли к самому Перекопу.²⁰ В ответ Саадет Герай отправил войско на Польшу, тем более, что в крымской подмоге давно нуждался султан. Для похода были отобраны лучшие силы крымской армии — бейские отряды, над которыми хан поставил калгу Озбека, а также Исляма, Бучкака и Янтуру Гераев, которые летом 1524 года взяли курс на запад.²¹ Одновременно хан попытался замирить и восточных соседей. Он написал письмо Мамаю, предложив ему породниться: Саадет Герай задумал поженить своего сына с дочерью ногайского предводителя.²² Этот шаг был необходим, чтобы обезопасить Крым на время польского похода — но, с другой стороны, показывал, что хан окончательно отказывается от возмездия за гибель Мехмеда I Герая.

Пока четверо принцев собирались на войну, из Казани в Крым прибыл другой их родич: Сахиб Герай. Его приезд сильно прогневал Саадета. Не говоря лишних слов, хан распорядился заточить Сахиба Герая в казематах Балаклавской крепости, где стоял турецкий военный гарнизон.²³

Что заставило Саадета Герая поступить с братом столь сурово? Для ответа на этот вопрос следует обратиться к событиям, происходившим в то время в Казанском юрте.

Примечания

1. В.В. Трепавлов, История Ногайской Орды, Москва 2002, с. 173.

2. В.Е. Сыроечковский, Мухаммед-Герай и его вассалы, с. 58.

3. Цитируется по: В.В. Трепавлов, История Ногайской Орды, с. 174. Это высказывание Саадета Герая весьма важно: оно рисует полную картину топографии Великого Улуса, каким его представляли Гераи, и потому заслуживает развернутого комментария.

Как уже говорилось. Улус Джучи (Золотая Орда) делился на две части: Белую Орду и Синюю Орду. К Белой Орде относились западные владения Сарая: Хаджи-Тархан, равнины и предгорья Северного Кавказа, Казань, Московия, Украина, Молдова и Валахия (Румыния). Белая Орда и составляла Улус Бату, верховенства над которым добивались Гераи. К Синей Орде относились земли к востоку от Волги: Ногайская Орда, Казахское ханство, Бухара с Ургенчем и Сибирское ханство. Эта часть вышла из-под верховенства Сарая задолго до его упадка, и на династическое верховенство над нею (за исключением Ногайской Орды) Гераи не претендовали. Значительно позже, в XVII веке, крымские ханы заявляли русским и полякам о своих династических правах на Сибирь, но, насколько известно, в XVI столетии никаких попыток распространить свое господство на нее Крым не предпринимал, что и понятно: Сибирское ханство находилось под влиянием Бухары и, стало быть, принадлежало к левому крылу. Об этих двух крыльях и говорит Саадет Герай, перечисляя государства «по эту» и «по другую сторону».

«Тюмень», упомянутая в тексте, — не сибирская, а кавказская: так назывался небольшой тюркский улус в равнинной части современного Дагестана.

Поскольку книга посвящена главным образом борьбе Крымского ханства за верховенство над волжскими юртами, в ней не осталось места для подробного освещения попыток Гераев унаследовать господство Орды над такими землями, как Черкессия и Молдова с Валахией. Следует лишь заметить, что Крыму удалось распространить свой сюзеренитет на западные черкесские племена (тогда как восточная часть черкесских земель — Кабарда — оставалась на тот момент независимой, а на адыгские народности черноморского побережья Кавказа распространяла свою власть Османская империя).

Что касается Придунайских княжеств — Молдовы и Валахии — то их земли еще с XIII века были подчинены Орде и в свое время зависели от улуса Ногая. В XVI веке оба княжества являлись вассалами Османской империи, однако традиции ордынского верховенства над молдавскими и валашскими князьями продолжились в выплате ими незначительной ежегодной дани крымским ханам. Между Крымом и Придунайскими княжествами шла торговля скотом; отсюда и характеристика «проводников» и «пастухов» (в оригинале — «путники и стадники»), которую хан дает валахам. См. подробнее о политике Гераев в отношении Молдовы и Валахии в IX части этой книги.

Показательно то, что хан в этом письме называет польского короля «своим холопом». Этот термин порой употреблялся крымскими ханами по отношению к московским князьям (только в крымско-польской переписке и никогда напрямую). Формальным основанием здесь служил тот факт, что династия московских великих князей была утверждена на престоле золотоордынскими правителями и всегда рассматривалась в Крыму в качестве вассалов, платящих в ой или иной форме дань верховному хану. К утверждению на престоле польских королей ни Орда, ни Крым отношения не имели, и потому дары, ежегодно поступавшие в Крым из Польши, в сути своей являлись не данью вассала, а выкупом за украинские земли, переданные Тохтамышем Литве. Тем не менее, хан сознательно употребляет неправомерный термин, и это, несомненно, поясняется тем, что Польша в тот момент была врагом Турции. Что касается турецкого султана, то он в цитируемом письме упоминается первым: «султан Сулейман-шах — такой брат есть у меня».

4. И.И. Смирнов, Восточная политика Василия III, с. 48.

5. И.И. Смирнов, Восточная политика Василия III, с. 47—48; В.В. Трепавлов, История Ногайской Орды, с. 176—177.

6. И.В. Зайцев, Астраханское ханство, Москва 2004, с. 100—101; В.В. Трепавлов, История Ногайской Орды, с. 175.

7. И.В. Зайцев, Астраханское ханство, с. 104.

8. Ислям Герай впоследствии сам открыто говорил об этом, см. цитату в следующей главе.

9. В.Е. Сыроечковский, Мухаммед-Герай и его вассалы, с. 58—59.

10. В.Е. Сыроечковский, Мухаммед-Герай и его вассалы, с. 60.

11. В.Е. Сыроечковский, Мухаммед-Герай и его вассалы, с. 60.

12. А. Малиновский, Историческое и дипломатическое собрание дел, с. 414.

13. А. Малиновский, Историческое и дипломатическое собрание дел, с. 413.

14. В. Григорьев, Ярлыки Тохтамыша и Сеадет-Герая, «Записки императорского Одесского общества истории и древностей», т. I, 1844, с. 340—342.

15. И.И. Смирнов, Восточная политика Василия III, с. 49.

16. В.Е. Сыроечковский, Мухаммед-Герай и его вассалы, с. 59; B. F. Manz, The Clans of the Crimean Khanate, «Harvard Ukrainian Studies», vol. II, no. 3, 1978, p. 305.

17. И.И. Смирнов, Восточная политика Василия III, с. 51.

18. И.В. Зайцев, Шейх-Ахмед — последний хан Золотой Орды (Орда, Крымское ханство, Османская империя и Польско-Литовское государство в начале XVI в.), в кн. И.В. Зайцев, Между Москвой и Стамбулом (Джучидские государства, Москва и Османская империя в начале XV — первой половине XVI вв.), Москва 2004, С.Ш.

19. И.В. Зайцев, Шейх-Ахмед — последний хан Золотой Орды, с. 112.

20. И.И. Смирнов, Восточная политика Василия III, с. 50.

21. А. Малиновский, Историческое и дипломатическое собрание дел, с. 243.

22. Б. Черкас, Політична криза в Кримському ханстві і боротьба Іслам-Гірея за владу в 20—30-х роках XVI ст., «Україна в Центрально-Східній Європі», вип. 1, 2000, с. 101.

23. А. Малиновский, Историческое и дипломатическое собрание дел, с. 242.