Точка на карте (1568—1569)

Османский проект строительства канала между Доном и Волгой — Доводы Девлета Герая против этого замысла — Подготовка экспедиции 1569 года — Провал проекта — Попытка взятия Астрахани османами — Трудности возвращения из похода

Что же заставило Девлета Герая вспомнить в связи с Хаджи-Тарханом о султане?

Жители Поволжья слали призывы о помощи не только в Бахчисарай, но и в Стамбул. В султанскую канцелярию поступали петиции казанцев, хаджи-тарханцев, ногайцев и черкесов с просьбой прийти и освободить их от захватчиков. Вскоре к падишаху стали прибывать послы и из еще более дальних краев: ханы Бухары и Хорезма жаловались, что русские воеводы перекрыли путь через Хаджи-Тархан, которым издавна ходили среднеазиатские купцы и паломники.¹

К этому времени при стамбульском дворе уже несколько лет обсуждался грандиозный проект: речь шла о прорытии судоходного канала между Доном и Волгой. Одним из главных поборников этой идеи был султанский дефтердар Касым. Он убеждал, что Турция, переправив по каналу флот в Каспийское море и высадив янычарский десант на иранском побережье, сможет, наконец, окончательно победить Персию.²

Сулейман I усомнился в целесообразности этой затеи, но все же в 1563 году призвал Девлета Герая к постройке канала.³ Хану не понравилась попытка вмешательства Стамбула в волжские дела. Он вовсе не желал делиться в этом краю влиянием с османами: «Этак и Крым не останется в наших руках!» — воскликнул он, узнав о намерении султана.⁴ Поэтому, приложив все свои силы, Девлет Герай отговорил Сулеймана от экспедиции.⁵

Но в 1566 году 71-летний падишах умер, и на смену старому правителю пришел его сын Селим II, родившийся от знаменитой Роксоланы и прославившийся в истории под красноречивой кличкой «Селим-Пьяница». Настойчивый Касым не замедлил познакомить его со своим проектом, а здесь как раз подоспело и очередное среднеазиатское посольство. Новый султан решил разрубить весь узел волжских проблем единым махом: он приказал построить канал и освободить Хаджи-Тархан от русских.

Касым добился своего: к весне 1568 года он получил титул паши, ранг кефинского бейлербея и широкие полномочия командира будущей кампании, а Девлету Гераю был послан султанский указ, обязывавший хана немедленно выступать на Волгу вместе с Касым-пашой.⁶

Распоряжение падишаха заставило Девлета Герая задуматься. Его раздражала и категоричность нового султана, и настырность Касыма, который сумел-таки поставить хана на службу своей затее. Но еще менее ему понравилось то, что Селим собрался послать в волжский поход Крым-Гирея (родича последних хаджи-тарханских ханов) и назначить его правителем Престольного Края.⁷ Получалось, что султан отнимает у Гераев их старую привилегию ведать волжскими делами, да еще и пытается вернуть Волгу Намаганам! Перспектива воссоздания намаганского ханства под эгидой Османов была совершенно неприемлема для крымского правителя: кто бы мог поручиться, что падишах не соблаговолит отдать им когда-нибудь и Крым?

Девлет Герай привел немало резонных доводов против задуманной султаном кампании. Этой весной, — писал он Селиму, — поход начинать уже поздно, летом армия будет страдать в безводных краях от жажды, а зимой южане-турки не вынесут степных морозов. Из-за прошлогоднего неурожая невозможно сделать достаточных запасов продовольствия для войск, да и самих бойцов в Крыму сейчас не набрать: Адиль и Гази Герай увели всех в поход на окраины Московии. Наконец, Девлет пытался задеть честолюбие султана: «Если мы Хаджи-Тархана не возьмем, то это будет бесчестье тебе, а не мне».⁸

Султан и слышать не хотел об отмене похода и лишь слал в Крым новые распоряжения о его подготовке. Он, правда, попытался успокоить Девлета, отказавшись от замысла поставить Крым-Гирея хаджи-тарханским правителем и пообещав, что по окончании похода выдаст его хану,⁹ — но Девлет Герай не верил падишаху. Хан хотел было сам договориться с Москвой до прихода турок, предупредив царя о грядущем походе и посоветовав, чтобы тот лучше сам отказался от Хаджи-Тархана в пользу Крыма или хотя бы создал там зависимое от Москвы ханство под управлением кого-либо из родичей Девлета Герая — но и из этого ничего не вышло.¹⁰

Девлету удалось оттянуть выступление лишь на год. К лету 1569 года усилиями султана и Касым-паши подготовка к кампании была завершена: в Кефе стояли десятки турецких судов с продовольствием и артиллерией, а также строительными инструментами для рытья канала. Сборами пришлось заняться и хану: он созвал в поход крымцев и пригласил на помощь ногайцев из Малой Ногайской Орды.

В июне объединенное войско двинулось в путь. Касым-паша командовал 25 тысячами османских воинов, а Девлет Герай — 50 тысячами крымской и малоногайской конницы.¹¹ Армия направлялась к точке, где русла Дона и Волги ближе всего сходились друг с другом: в этой местности, называвшейся Эрдильме¹² (Переволока), и предстояло вырыть канал. Сюда же должны были подтянуться по Дону и турецкие суда с инструментами и запасами. Это был звездный час Касым-паши, который, не иначе, мечтал, что успех предприятия вознесет его на пост везиря.

Наконец, в августе все силы собрались на Эрдильме. Унылый пейзаж, открывшийся взору участников похода, похоронил честолюбивые надежды Касым-паши. Точка на карте превратилась в многокилометровый клин спекшейся степной земли, что выгнулся широким горбом между руслами двух рек. Было очевидно, что канал здесь не прорыть даже усилиями «всей Турции за сто лет» — как образно пояснили паше пришедшие с ним стамбульские инженеры.¹³

Девлет Герай предложил Касыму возвратиться обратно, но тот не желал сдаваться: ведь оставалась еще вторая часть задания.¹⁴ Простояв в замешательстве две недели на Переволоке, Касым нашел выход: он приказал вытащить суда на берег, поставить их на катки из бревен и катить к Волге, чтобы поплыть на них далее к Хаджи-Тархану. Но и это не удалось: галеры оказались слишком велики и тяжелы, чтобы их можно было перетащить из реки в реку.¹⁵

Касым, холодея, представлял встречу с султаном, а Девлет Герай считал дни до возвращения в Крым, но тут к паше явилась неожиданная подмога. К нему пришли хаджи-тарханцы, которые объяснили, что перетаскивать суда незачем: пусть турки идут сушей к Хаджи-Тархану, а они тем временем достанут для них на Волге новые корабли.¹⁶ Обрадованный паша повелел своему флоту возвращаться в Азак, а оставшиеся войска повел к Хаджи-Тархану. Девлету Гераю пришлось последовать за ним.

Шел уже сентябрь, когда экспедиция добралась до Хаджи-Тархана и вступила в него. Но занять запустевший город еще не означало победы: главной и самой трудной задачей было взятие новой русской крепости Астрахань, построенной ниже по течению на противоположном берегу.

Касым-паше опять пришлось размышлять, как быть дальше, а тем временем к нему прислал послов Тин-Ахмед, бей Большой Ногайской орды. Бей был готов отрядить войска на помощь Касыму и даже признать себя слугой падишаха, но предупреждал пашу, чтобы турки ни в коем случае не доверяли крымцам, и приводил длинный список претензий к хану.¹⁷

Расположившись в шатрах в старом Хаджи-Тархане, Девлет Герай обсудил эту новость со своими беями и мирзами. Беи напомнили, как почти полвека назад в эти края ходил Мехмед I Герай, как он победоносно вошел в Хаджи-Тархан, а затем был предательски убит вместе со своим сыном ногайскими предводителями.¹⁸

Хан и без того беспокоился за оставленный без надзора Крым, а теперь ему приходилось вдобавок неусыпно следить за Тин-Ахмедом, который открыто заявлял туркам о своей кровной вражде с Гераями¹⁹ и пытался настроить пашу против крымских татар. Девлет Герай стал собираться в обратный путь.

Касым-паша рассчитывал сделать подкоп под Астраханскую крепость, поместить туда бочки с порохом и развалить стены взрывом. Но саперы, разобравшись, сказали, что это невозможно: из-за близости реки подкопы сразу наполнятся водой. Оставался только штурм, но подойти к астраханским укреплениям османам мешал огонь русских крепостных орудий — а собственную дальнобойную артиллерию паша, как назло, отправил на судах с Эрдильме обратно в Азак.²⁰

Поход явно не удался — но возвращаться к султану с докладом о полном провале было немыслимо. Крепость следовало взять любой ценой, даже если для этого придется зимовать рядом с ней. Едва заслышав о зимовке, турецкое войско взбунтовалось. Ранняя и холодная осень предвещала скорый приход тех лютых степных буранов, о которых османские воины уже были наслышаны от своих союзников. Кроме того, самонадеянный паша взял продуктового запаса лишь на 40 дней, а нищие хаджи-тарханцы и ногайцы не могли всю зиму кормить огромную армию. Войску угрожал голод. «Мы все уходим вместе с ханом!.. Все, что хан писал падишаху, и что он говорил нам и тебе на Эрдильме — все так и случилось!» — кричали паше возмущенные янычары.²¹

Хан повел войско назад, к Азаку. Едва армия тронулась в путь, как навстречу ей прискакал гонец с посланием от султана. Селим II разрешал Девлету вернуться в Крым, оставив с османами Мехмеда и Адиля Гераев, а Касым-паше приказывал остаться на зимовку у Волги и ждать весной подкрепления.²² Но янычары отказались подчиниться даже султану, которого, как и пашу, честили за безрассудную авантюру.

Обратная дорога к Азаку заняла целый месяц. Поговаривали, что Девлет Герай намеренно повел Касым-пашу кружным путем по пустынным степям Предкавказья, чтобы отбить у него охоту когда-либо возвращаться сюда.²³ Иной раз на протяжении трех дней пути войско не встречало ни единого родника. Было праздником, когда отряды набредали на соленое озерцо — несчастным приходилось пить даже такую воду и поить ею таявшие с каждым днем табуны. Ногайцы чувствовали себя здесь, как дома; крымцев спасало то, что каждый из них имел по несколько выносливых лошадей; а вот пешим янычарам и потерявшим коня сипахиям приходилось очень туго. В турецком обозе оставалось немало денег для уплаты жалования, и ногайские воины из Улуса Гази просто-таки озолотились на этом переходе, продавая османам сухари, горох и муку по фантастическим ценам (сами ногайцы вполне довольствовались мясом умиравших от жажды лошадей).²⁴

На этой страшной дороге погибла половина османских воинов, а выжившие говорили, что даже в самых тяжелых прежних походах они не бывали так изнурены и измучены.²⁵

Когда Селиму II доложили об итогах экспедиции, он с присущей ему лихостью тут же приказал казнить Касым-пашу и Девлета Герая. К счастью, хан вовремя дознался об этом. Девлет обратился к сестре падишаха, Михримах-Султан и послал богатые дары верховному везирю Мехмед-паше, прося обоих замолвить за него слово. Селим снизошел к просьбе сестры, но пообещал, что рано или поздно все равно расправится с Девлетом.²⁶

Теперь Девлет Герай настороженно ожидал вестей из Стамбула: не намерен ли султан организовать следующей весной повторный поход на Волгу (тем более, что его об этом просил в письмах Касым-паша, желавший спасти свою карьеру)? Ответ был дан султанским указом, присланным в конце того же года: Селим II объявлял, что новых походов на Волгу не будет, и приказывал всем османским войскам возвращаться по домам. Как говорили очевидцы, хан был весьма обрадован этим известием.²⁷

Примечания

1. H. İnalcık, The Origin of the Ottoman-Russian Rivalry, p. 68; A.N. Kurat, The Turkish Expedition to Astrakhan' in 1569 and the Problem of the Don-Volga Canal, «The Slavonic and East European Review», vol. 40, 1961—1962, p. 12—15; A. Bennigsen, L'expédition turque contre Astrakhan en 1569, «Cahiers du monde russe et soviétique», vol. VIII, nr. 3, 1967, p. 432, 433; Н. C. d'Encausse, Les routes commerciales de l'Asie centrale et les tentatives de reconquête d'Astrakhan, «Cahiers du monde russe et soviétique», vol. XI, nr. 3, 1970, p. 410; П.А. Садиков, Поход татар и турок на Астрахань 1569 г., с. 142, 146; Н.А. Смирнов, Россия и Турция в XVI—XVII вв., с. 94—95.

2. О. Акчокракли, Про перший проект споруди Волго-Донського канала у XVI сторіччі, «Східний світ», № 2, 1928, с. 188—189; В.Д. Смирнов, Крымское ханство, с. 324; H. İnalcık, The Origin of the Ottoman-Russian Rivalry, p. 72; A.N. Kurat, The Turkish Expedition to Astrakhan' in 1569, p. 14.

3. Посольство Ивана Новосильцева в Турцию (1570), в кн.: Записки русских путешествеников XVI—XVII вв., Москва 1988, с. 204; Н.А. Смирнов, Россия и Турция в XIV—XVII вв., с. 100; П.А. Садиков, Поход татар и турок на Астрахань 1569 г., с. 142.

4. В.Д. Смирнов, Крымское ханство, с. 325.

5. С.М. Соловьев, История России с древнейших времен, т. VI, с. 252; П.А. Садиков, Поход татар и турок на Астрахань 1569 г., с. 143.

6. H. İnalcık, The Origin of the Ottoman-Russian Rivalry, p. 73—75; A.N. Kurat, The Turkish Expedition to Astrakhan' in 1569, p. 15; A. Bennigsen, L'expédition turque contre Astrakhan, p. 433—434; Н.А. Смирнов, Россия и Турция в XVI—XVII вв., с. 94—95.

7. С.М. Соловьев, История России с древнейших времен, т. VI, с. 257; Н.А. Смирнов, Россия и Турция в XVI—XVII вв., с. 95; П.А. Садиков, Поход татар и турок на Астрахань 1569 г., с. 147.

Крым-Гирей был племянником хаджи-тарханского хана Ак-Копека и близкого родства с крымской династией не имел. Известно, что еще в 1552 году он вел переговоры с московским двором о поступлении на службу к царю. Результат этих переговоров и дальнейшая судьба Крым-Гирея неизвестны (C. G. Kennedy, The Juchids of Muscovy, p. 120), но появление его имени в связи с волжской кампанией 1569 г. позволяет предполагать, что после падения Хаджи-Тархана он переехал в Стамбул вслед за своими родичами, последними хаджи-тарханскими ханами Ямгурчи и Дервиш-Али (A.N. Kurat, The Turkish Expedition to Astrakhan' in 1569, p. 12).

В связи с упоминанием Крым-Гирея представляется уместным пояснить особенности употребления в этой книге династического именования крымских ханов. Оно происходит от личного имени которое было распространено среди тюркских народов и время от времени встречается в самых разных источниках. В период, рассматриваемый в этой книге, такое имя носили, помимо упомянутого хаджи-тарханского султана, ширинский бей (Кутлу-Гирей), сибирский султан (Ахмед-Гирей), казахский хан (Гирей), кумыкский шамхал (Гирей), приближенные Менгли Герая (Кирей и Кирей-Сеит). Это далеко не полный список Гиреев, которые не принадлежали к ханской династии Крыма. Во всех подобных случаях это имя выступает не как родовое, а как индивидуальное, принадлежащее конкретному человеку и не передававшееся по наследству.

Вероятно, именно в качестве личного имени имя «كراى» было дано и Хаджи Гераю, сыну Гияс-эд-Дина. Ни один из его сыновей впоследствии «Гераем» не звался — за исключением Менгли, который сделал личное имя отца родовым именованием, присоединив его к собственному имени и именам своих потомков. С тех пор, как известно, каждый представитель ханского рода носил именование, состоящее из индивидуального и родового компонентов. Разница в смысловой нагрузке обоих компонентов делает, на мой взгляд, более верным их написание без дефиса и склонение каждого из них по отдельности (согласно правилам, применяемым к прочим двучленным именованиям из личного и фамильного имен). Те имена, в которых компонент «Гирей» используется как составная часть индивидуального имени, мне представляется уместным писать через дефис, как составные имена («Крым-Гирей», «Кутлу-Гирей» и т. д.).

Наконец, следует сказать и о произношении имени «كراى». в различных тюркских языках огласовка приведенного арабского начертания неодинакова. В языках кыпчакской группы (как, например, в языке тюрок Золотой Орды) его чтение приближалось к «Кирей» / «Гирей», тогда как в языке османской Турции — к «Гирай» / «Герай». При попытках выяснить, какой из этих двух вариантов употреблялся в самом Крыму (по крайней мере, в языке его официального делопроизводства), напрашивается предположение о том, что изначально в употреблении бытовал архаичный кыпчакизированный вариант «Гирей», который со временем (предположительно, с середины XVI века) сменился более поздним османизированным «Гирай». Детальное рассмотрение этого вопроса — предмет отдельного научного исследования с привлечением широкого обзора источникового материала и надлежащим аппаратом ссылок; здесь же в качестве краткого комментария приведу лишь основные тезисы.

Язык памятников письменности, созданных в Крымском Юрте на раннем этапе его существования (XV — первая половина XVI веков), обнаруживает заметное влияние кыпчакских наречий. Это влияние, вероятно, определяло нормативную форму огласовки написания как «Гирей». Впоследствии, по мере внедрения в крымское делопроизводство традиций, позаимствованных из османской среды, наблюдается и постепенная османизация языка ханских документов, что становится заметным к середине XVI столетия. По мере введения османской лексики, вероятно, входила в практику и характерная для османского произношения огласовка слов: в этом случае ханское именование должно было зазвучать на новый манер: «Гирай».

Основание к такому предположению, на мой взгляд, дает то разнообразие форм ханского родового имени, которое зафиксировано в иностранных источниках латинской либо кириллической графикой, которая — в отличие от арабской — не оставляет сомнений в принятой на тот момент огласовке. Здесь наблюдается примечательная закономерность: письменные памятники ближайших соседей Крыма, установивших политические контакты с ним еще в XV столетии (Литва, Польша, Московия, Генуя), согласно транскрибируют имя как «Кирей», «Кгирей», «Гирей», «Kirei», «Girej», «Gierej», «Gerej», «Charei», «Carei» и т. п. (порою слитно с личным именем). Близкие варианты подают и европейские путешественники, побывавшие в Крыму в ту эпоху и имевшие возможность зафиксировать оригинальное звучание имени.

В то же время, в документах более поздних внешнеполитических партнеров Крымского ханства, (Швеции, Дании, Франции и других западноевропейских стран, установивших контакты с Крымом в конце XVI — начале XVIII столетий) чаще встречаются формы наподобие «Gerai», «Girai», «Gheray», «Gueray», «Guiray» и др. Европейцы, посетившие Крым в этот период, по преимуществу воспроизводят формы, более или менее схожие с «Giray».

Эта разница в передаче ханского родового имени может отражать изменения, происходившие в живой практике крымскотатарского языка: впервые устанавливая контакты с Крымом, дипломатия иностранных государств фиксировала и навсегда усваивала те формы, которые были в ходу на тот момент. Эти формы впоследствии и вошли в современные литературные языки («Girej» / «Гирей» в Центральной и Восточной Европе и «Giray» — в Западной).

В этой книге для передачи родового имени крымской династии я употребляю форму «Герай», которую филолог-османист конца XIX столетия В.Д. Смирнов предложил как наиболее отвечающую эталонному османскому произношению. В свете вышевысказанных соображений применение этой формы для передачи имен ханов XV и начала XVI столетий может выглядеть своего рода анахронистичной ретроспективной экстраполяцией, однако вариант Смирнова за минувшее столетие уже и сам приобрел черты традиционности, будучи принят к использованию в ряде русскоязычных научных работ прошлых десятилетий и отражен в энциклопедиях как альтернативная форма к более распространенному русскому «Гирей».

8. Н.А. Смирнов, Россия и Турция в XVI—XVII вв., с. 95, 96; С.М. Соловьев, История России с древнейших времен, т. VI, с. 257—258; А.А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами..., с. 430; П.А. Садиков, Поход татар и турок на Астрахань 1569 г., с. 150.

9. A. Bennigsen, L'expédition turque contre Astrakhan, p. 433; Н.А. Смирнов, Россия и Турция в XVI—XVII вв., с. 97; П.А. Садиков, Поход татар и турок на Астрахань 1569 г., с. 151.

10. Н.А. Смирнов, Россия и Турция в XVI—XVII вв., с. 96.

11. J. Taranowski, Krótkie wypisanie drogi z Polski do Konstantynopolia, a z tamtąd zaś do Astrachania, zamku moskiewskiego, który leży na wschód słońca ku granicom perskim. Przytem jako wojsko tureckie, które jeździło pod Astrachan roku 1569, zginęło. Te wszystko przez p. Jędrzeja Taranowskiego, komornika króla j. m., który tam wszędzy zjeździł, od j. królewskiej m. posłany będąc, wypisano, w: Podróże i poselstwa polskie do Turcji, wyd. K.J. Turowski, Kraków 1860, s. 48 (на основе этого документа в конце XVII было составлено русское описание событий, незначительно отличающееся от оригинала в деталях, см. История о приходе турецкого и татарского воинства под Астрахань, «Записки императорского Одесского общества истории и древностей», т. VIII, 1872); Посольство Ивана Новосильцева в Турцию, с. 190; Н.А. Смирнов, Россия и Турция в XVI—XVII вв., с. 109—110; П.А. Садиков, Поход татар и турок на Астрахань 1569 г., с. 154—155; A. Bennigsen, L'expédition turque contre Astrakhan, p. 435; H. İnalcık, The Origin of the Ottoman-Russian Rivalry, p. 78, n. 131.

12. T. Gökbilgin, L'expédition ottomane contre Astrakhan en 1569, «Cahiers du monde russe et soviétique», vol. XI, nr. 1, 1970, p. 120.

13. П.А. Садиков, Поход татар и турок на Астрахань 1569 г., с. 155; J. Taranowski, Krótkie wypisanie drogi z Polski do Konstantynopolia, s. 49—50.

14. П.А. Садиков, Поход татар и турок на Астрахань 1569 г., с. 155.

15. T. Gökbilgin, L'expédition ottomane contre Astrakhan en 1569, p. 123; П.А. Садиков, Поход татар и турок на Астрахань 1569 г., с. 155; J. Taranowski, Krótkie wypisanie drogi z Polski do Konstantynopolia, s. 50; Посольство Ивана Новосильцева в Турцию, с. 190.

16. П.А. Садиков, Поход татар и турок на Астрахань 1569 г., с. 155.

17. П.А. Садиков, Поход татар и турок на Астрахань 1569 г., с. 156; В.В. Трепавлов, История Ногайской Орды, с. 351.

18. П.А. Садиков, Поход татар и турок на Астрахань 1569 г., с. 149; В.В. Трепавлов, История Ногайской Орды, с. 351.

19. П.А. Садиков, Поход татар и турок на Астрахань 1569 г., с. 156.

20. Посольство Ивана Новосильцева в Турцию, с. 205—206, 207; П.А. Садиков, Поход татар и турок на Астрахань 1569 г., с. 156.

21. Н.А. Смирнов, Россия и Турция в XVI—XVII вв., с. 113; П.А. Садиков, Поход татар и турок на Астрахань 1569 г., с. 156; H. İnalcık, The Origin of the Ottoman-Russian Rivalry, p. 81—83.

22. П.А. Садиков, Поход татар и турок на Астрахань 1569 г., с. 156, 157.

23. П.А. Садиков, Поход татар и турок на Астрахань 1569 г., с. 157; J. Taranowski, Krótkie wypisanie drogi z Polski do Konstantynopolia, s. 56; H. İnalcık, The Origin of the Ottoman-Russian Rivalry, p. 85; A.N. Kurat, The Turkish Expedition to Astrakhan' in 1569, p. 21.

24. J. Taranowski, Krótkie wypisanie drogi z Polski do Konstantynopolia, s. 56—60.

25. Посольство Ивана Новосильцева в Турцию, с. 191; П.А. Садиков, Поход татар и турок на Астрахань 1569 г., с. 157; H. İnalcık, The Origin of the Ottoman-Russian Rivalry, p. 83.

26. Посольство Ивана Новосильцева в Турцию, с. 206—207.

27. Н.А. Смирнов, Россия и Турция в XVI—XVII вв., с. 116; А.А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 27.