Царский подарок (1593—1594)

Мубарек Герай бежит на Кавказ и строит интриги против хана — Гази II Герай планирует перенести ханскую столицу на Днепр либо в Гёзлев — Османы приглашают крымцев на войну в Венгрию — Гази II Герай заключает мир с Московией — Окончание борьбы за наследство Великого Улуса

Алп и Мубарек Гераи, бежавшие при воцарении Гази II, все еще надеялись вернуть утраченную власть. Но если Алп, поселившийся в Турции, редко давал знать о себе, то Мубарек (известный также под прозвищем Шакай) был гораздо активнее и сумел-таки доставить хану немало хлопот.

После бегства из Крыма Мубарек Герай поселился у черкесского князя Аслан бека — скорее всего, тот приходился ему тестем, поскольку у Мубарека была знатная супруга-черкешенка.¹ Укрывшись на Кавказе, беглец тут же стал прокладывать обратную дорогу в Крым. Вначале он напрямую просил султана, чтобы тот передал ханский титул законному наследнику престола — Алпу Гераю (для себя Мубарек оставлял пост калги), но эти просьбы не возымели успеха.² Затем, узнав, что Гази Герай ушел в поход на Польшу, Шакай-Мубарек попытался проникнуть на полуостров³ — но и это у него не вышло.

Не смутившись неудачами, Мубарек стал действовать хитрее. Он знал, что османы обеспокоены московским продвижением на Кавказ, и решил показать себя единственным защитником турецких интересов в этих землях. Царь строил на Кавказе новые крепости и увеличивал казацкие гарнизоны, а хан, занятый походами на Львов и Москву, казалось, ничуть не заботился о безопасности османских владений — и лишь верный Мубарек Герай неустанно требовал у падишаха, чтобы тот прислал ему войска и снаряжение для освобождения Кавказа. Похоже, Шакай сумел склонить султана на свою сторону: поползли слухи, что падишах собирается прислать Алпа Герая с восьмидесятитысячной ратью, назначить его ханом вместо Гази, дать Мубареку янычарские отряды и отправить все это воинство против терских казаков. Поговаривали даже, что султан вознамерился казнить Гази Герая!⁴

Эти известия явно не были досужими вымыслами, потому что Гази Герай стал всерьез готовить оборону. Опыт стратега подсказал хану, что ни лежащий на дне долины Бахчисарай, ни плохо приспособленный к длительной осаде Кырк-Ер не будут надежным убежищем в случае, если ему придется защищать от османов свой трон, и потому Гази Герай решил перенести ханскую столицу на материк — к одной из днепровских переправ,⁵ где защитой укрепленного города стала бы степная ширь, непроходимые для судов днепровские пороги и полоса реки у подножия крепости.

По словам ханского посланца в Москве, Гази Герай собирался сбросить зависимость от султана, покинуть Бахчисарай, построить на Днепре укрепленный город и перевести туда все крымские улусы — иными словами, собрать там всю свою армию. Хан просил у царя тридцать тысяч рублей на строительство крепости и предлагал объединиться в борьбе с общим неприятелем. Сознавая, что его слова будут встречены с недоверием, Гази Герай обязывался прислать в заложники своего сына Тохтамыша.⁶

Бояре не вполне доверяли столь неожиданному предложению, но все же от имени царя намекнули, что готовы помочь: они отправили хану третью часть затребованной суммы, пообещали прислать в новую крепость артиллерийский отряд и наконец-то отпустили в Крым жену Мурада Герая Ес-Туган вместе с ее прислугой и сыновьями от Саадета Герая: Девлетом, Мехмедом и Шахином.⁷

Однако нужда в возведении днепровской ставки отпала сама собой: Мубарек Герай в тот же год скончался в своем кавказском убежище, а султана, похоже, сумели убедить, что Гази Герай незаменим на своем посту, всегда был лоялен к Стамбулу, и его не стоит оскорблять попусту — тем более, что к нему скоро придется обращаться за военной помощью.

И все же хан не оставил мечты о новой столице, раскинувшейся на просторе (похоже, еще со времен войны на Кавказе Гази Герай увереннее чувствовал себя на открытых, хорошо обозреваемых пространствах, нежели в теснинах и ущельях). Он решил сделать своей столицей Гёзлев,⁸ который вполне мог стать «крымским Стамбулом» — тем более, что главная черта сходства с заморским мегаполисом, отцовская мечеть, уже украшала городской силуэт. Гази Герай давно наметил столичное будущее для столь полюбившегося ему города (ведь недаром он с самого начала перенес сюда свой монетный двор, и надпись «Гёзлев» теперь чеканилась на всех крымских монетах⁹), но воплотить этот замысел ему так и не удалось: появились заботы, которые надолго отвлекли хана от обустройства новой столицы.

Османская империя, захватившая в прежние десятилетия обширные территории в Юго-Восточной Европе, столкнулась с проблемой охраны своих завоеваний. Пока османы воевали с Ираном, австрийский император попытался отодвинуть турок от своих рубежей и вытеснить их из пограничной Венгрии. Султан, доведя войну с кызы-лбашами до победного конца, перебросил войска с восточного края империи на западный, чтобы восстановить свое владычество в венгерских землях. Мурад III хорошо помнил, какую пользу принесли крымские войска в иранской кампании, и потому решил воспользоваться их помощью и в новой войне против Австрии.

Гази Герай без возражений принял султанское приглашение: все-таки он был обязан османам своим воцарением, да и новые подвиги на полях сражений надолго заставили бы замолчать тех, кто мечтал о его смещении. Но прежде, чем выступить к дунайским берегам, хану следовало срочно уладить отношения с соседями, чтобы обезопасить Крым на время своего отсутствия.

Гази Герай начал мирные переговоры с царем уже вскоре после возвращения из московского похода. Уже будучи осведомлен о кознях Шакая-Мубарека, хан принес царю извинения за недружественный шаг и предложил условия мира: Москва продолжит по традиции выплачивать Бахчисараю «поминки», а хан со своей стороны оставит претензии на Казань и Хаджи-Тархан.¹⁰ Самовольный набег Фетха и Бахта Гераев поставил было примирение под угрозу, но хан, торопясь в Венгрию и не имея времени на выстраивание сложных дипломатических комбинаций, сумел склонить царя к миру совершенно неотразимой приманкой: помимо отказа от волжских владений Орды, Гази Герай признал за Федором царский титул и впервые оформил письмо к нему как к независимому правителю: к листу была привешена подобающая в таких случаях золотая печать.¹¹

Хан прекрасно сознавал, что преподнес Москве во всех смыслах «царский» подарок. «Скажи брату моему [Федору], — наставлял он русского посла, — что я не отказал ему в великой чести, чего при прежних ханах не бывало!».¹²

Собственно говоря, на этом можно поставить точку в истории борьбы Крыма за наследство Золотой Орды: владыка Великого Улуса официально признал за московским правителем ханский титул и отказался от верховенства над волжскими юртами.¹³ Если бы из глубины веков мог вернуться Тохтамыш-хан, он наверняка наградил бы Гази Герая множеством жестоких упреков. Но времена Тохтамыша давно миновали; нынешний крымский хан был сыном своей эпохи и великолепно ориентировался в ее реалиях.

Патриархальные символы XIII и XIV столетий уже мало что значили на пороге XVII века, а Гази Герай был очень расчетливым политиком, ставил превыше всего практическую целесообразность и ради нее не страшился пойти вразрез с вековыми традициями (о чем свидетельствовало, к примеру, и его намерение сменить столицу).

Не так много связывало Крым с волжскими юртами, слишком отдалены они были друг от друга и слишком разные народы населяли их, чтобы Кыпчакская Степь, насильно объединенная когда-то монгольскими завоевателями, могла и далее оставаться одним государством. Единый Улус Бату просуществовал недолго; народы, прежде подчиненные Сараю, при первой же возможности разбежались из-под сени ордынского трона, и ни Намаганы, ни Герай не смогли удержать их. Это не вызывало сомнений уже в XV столетии; потому-то правители Крыма никогда и не надеялись по-настоящему править обоими материками, а стремились лишь формально господствовать над ними — ибо только такое господство, покоящееся на династическом старшинстве среди окрестных правителей, могло уберечь Крымский Юрт от извечной угрозы со стороны степных обитателей.

Но теперь выстраивать патриархальные альянсы на востоке было не с кем: Москва под корень уничтожила волжские государства, а во взаимоотношениях с ней пресловутая «слава» наследников Бату не давала никаких преимуществ: сталь и свинец значили здесь гораздо больше, чем золотые чернила, которыми полагалось выписывать в ярлыках имя верховного хакана.

Гази Гераю довелось долго служить под началом османских командиров, и цель войны, как он привык ее понимать, заключалась в завоевании новых земель и покорении новых народов. Сражения же за старинные титулы, давно утратившие свое реальное содержание, должно быть, казались Гази Гераю бессмысленным расточительством сил.

Это, однако, не означало, что хан и вовсе отрекся от наследия Великого Улуса. Напротив: он не отказался ни от титула предков,¹⁴ ни от тех бывших ордынских владений, которыми можно было по-настоящему и с выгодой владеть: Северного Кавказа на востоке и Молдовы с Валахией на западе. На эти земли и обратил теперь свое пристальное внимание крымский правитель.¹⁵

Летом 1594 года посередине моста над пограничной рекой Сосной (на том дальнем рубеже Крымского Юрта, где когда-то Менгли Герай остановил ордынское войско) встретились два знатных посланца, крымский и русский, обменявшиеся договорными грамотами своих государей.¹⁶ Между ханом Великого Улуса и его бывшим московским вассалом был заключен мир.

Тем временем Гази Герай с 80 тысячами крымцев и ногайцев¹⁷ уже спешил к венгерским равнинам, где ему предстояло подтвердить свою славу воителя, неукротимого, словно зимний буран.

Примечания

1. Сношения России с Кавказом. Материалы, извлеченные из Московского главного архива Министерства иностранных дел С.А. Белокуровым, вып. 1 (1578—1613 гг.), «Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских при Московском университете», кн. III, 1888, с. 75; В.Д. Смирнов, Крымское ханство, с. 350.

2. C.M. Kortepeter, Ottoman Imperialism During the Reformation, p. 120, not. 68.

3. Сношения России с Кавказом, с. 75.

4. Сношения России с Кавказом, с. 72, 75; Кабардино-русские отношения, изд. Т.Х. Кумыков, Е.Н. Кушева, т. I, Москва 1957, с. 68—69; C.M. Kortepeter, Ottoman Imperialism During the Reformation, p. 120, n. 68.

5. Хотя источник перечисляет сразу несколько названий этой переправы — «Кошкити», «Ебулай», «Добрый перевоз» и «Кошкин перевоз», я не смог составить представления о его точном расположении. Источник подает приблизительную локализацию этой местности; «на Днепре, выше порогов» — иными словами, где-то в районе нынешнего Днепропетровска (Статейный список московского посланника в Крым в 1593 году Семена Безобразова, с. 82).

6. Памятники дипломатических сношений Крымского ханства с Московским государством, с. 32; Статейный список московского посланника в Крым в 1593 году Семена Безобразова, с. 82.

7. Памятники дипломатических сношений Крымского ханства с Московским государством, с. 32—33.

8. Статейный список московского посланника в Крым в 1593 году Семена Безобразова, с. 82.

9. O. Retowski, Die Münzen der Gireï, «Труды Московского нумизматического общества», т. III, вып. 1, 1903, с. 45—56; О. Ретовский, К нумизматике Гиреев, «Известия Таврической ученой архивной комиссии», № 18, 1893, с. 118.

10. С.М. Соловьев, История России с древнейших времен, т. VII, с. 325.

11. Такие печати, подтверждающие подлинность документа, выглядели как фигурные пластинки из золота с кратким благословительным текстом. Это была давняя традиция, Чингизидские правители прошлых столетий называли такие печати «пайцза».

12. С.М. Соловьев, История России с древнейших времен, т. VII, с. 330.

13. «В 1515 году между Крымом и Московией начался длительный конфликт за овладение бывшим Улусом Бату, предметом которого были Казанское и Астраханское ханства и который окончательно завершился в 1593 году победой московской стороны» (A. Bennigsen, Ch. Lemercier-Quelquejay, Le khanat de Crimée au début du XVle siècle. De la tradition mongole a la suzeraineté ottomane, «Cahiers du monde russe et soviétique», vol. XIII, nr. 3, 1972, p. 323). Следует заметить, что в 1620—1650-х годах тема возвращения Казани и Хаджи-Тархана под верховенство Гераев снова поднималась в высказываниях и письмах крымских правителей.

14. Как и его предшественники, Гази II Герай титуловал себя «великим ханом Великого Улуса, Великой Орды и Кыпчакской Степи», добавляя к этому позаимствованный из султанского титула эпитет «абу-ль-фатих» — «отец победы» (Памятники дипломатических сношений Крымского ханства с Московским государством, с. 30, 36, 39; Материалы для истории Крымского ханства, извлеченные по распоряжению императорской Академии наук из Московского главного архива Министерства иностранных дел, изд. В.В. Вельяминов-Зернов, Санкт-Петербург 1864, с. 9, 16).

15. A. Fisher, The Crimean Tatars, Stanford 1978, p. 45.

16. С.М. Соловьев, История России с древнейших времен, т. VII, с. 329.

17. В этом войске было 20 тысяч хорошо вооруженных бойцов (C.M. Kortepeter, Ottoman Imperialism During the Reformation, p. 154, n. 38; Щоденник Еріха Ляссоти із Стеблева. 1588—1594, в кн.: Мемуари до історії Південної Русі, вип. I (XVI ст.), Дніпропетровськ 2005, с. 193). Сверх того, за ханом следовало не менее 60 тысяч невооруженных участников — скорее всего, это были улусы Малой Ногайской орды, сильно страдавшие в своих землях от усобиц и набегов донских казаков и надеявшиеся поправить свое положение за счет военной добычи. О 70 тысячах войска с ханом и 15 тысячах с калгой говорят и московские источники (А.А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 42).