Суд за престол (1596—1597)

Фетх Герай в Венгрии, его боевые заслуги — Везирь добивается смещения Гази II Герая — Гази II Герай готовится к обороне — Уловка с двумя султанскими указами — Суд у Кефинского муфтия — Фетх Герай поднимает мятеж — Гибель Фетха Герая

Насколько известно, Фетх Герай ранее никогда не виделся с Мехмедом III, и их встреча на венгерском фронте стала для калги первой султанской аудиенцией. Первый вопрос, заданный падишахом, наверняка касался того, почему рядом с Фетхом нет его старшего брата с основными силами, и если хан отстал в пути, то как скоро следует ожидать его прибытия? Ответ калги о том, что Гази Герай остался воевать с валашскими мятежниками, немало добавил к тому грузу неприязни и подозрений, который стараниями везиря уже тяготел над ханом.

Итак, хан не удостоил падишаха своим присутствием, но откладывать из-за этого военных действий не стали, и Мехмед III приказал наступать. Главной целью турок в этой осенней кампании 1596 года была крепость Эрлау.¹ Через некоторое время она была взята османскими и крымскими войсками, но главное сражение было еще впереди: австрийский император Рудольф отправил на помощь защитникам крепости несметную армию. Фетх Герай, посланный в разведку, пронесся со своей ветроподобной конницей вдоль фронтов противника и донес султану, что неприятельское войско поистине огромно (в нем было не менее трехсот тысяч человек!²). Пройдя по болотистой равнине к турецкому лагерю, австрийские солдаты нанесли ему сильнейший удар. Пехотинцы императора уже пробились к шатру султана и окружили его — но тут в тыл неприятельскому войску отчаянно врезались Фетх Герай с османским военачальником Чигала-заде. Австрийцы развернулись, чтобы отбить их атаку — и эта передышка позволила туркам собрать последние силы и разгромить нападавших.³

Победа, в которой была спасена жизнь самого султана, стала грандиозным торжеством для османов. Гераи сражения были щедро вознаграждены, а Чигала-заде назначен на пост главного везиря.

Так высшая должность при султанском дворе досталась давнему недоброжелателю крымского хана—тому самому командиру, чьи завистливые обвинения когда-то вынудили Гази Герая покинуть иранский фронт. Достигнув вершин власти, Чигала-заде сразу же решил свести старые счеты с Гази Гераем, тем более, что почва для этого уже была подготовлена прежним везирем. И когда на совещании у султана встал вопрос о награде для отважного Фетха Герая, Чигала-заде настоял, что такой наградой может стать лишь возведение героя на ханский престол, а своенравного Газайи давно пора отправить в отставку. Мехмед III согласился с везирем и подписал указ о назначении нового хана.

Когда Фетх Герай узнал о свалившемся на него подарке судьбы, он представил себе, чем может обернуться соперничество с грозным братом, и поначалу пытался отказаться: «Я не могу принять этого поста: он по праву принадлежит моему старшему брату, которого я почитаю, как отца». Но везиря мало заботило мнение калги, который был нужен ему лишь как орудие мести. Чигала-заде обнадежил Фетха Герая обещаниями всяческой помощи со своей стороны и убедил его принять ханский титул.⁴

Тем временем Гази Герай возвратился из Валахии в Крым, где и был встречен ошеломляющей новостью о своей отставке. Гази Герай умел хорошо воевать, и решил защищаться до последнего. Пример Мехмеда II Герая, который в одиночку восстал против султана и проиграл бой, убеждал, что для успешного сопротивления туркам понадобится целая международная коалиция.

Не теряя времени, Гази Герай разослал письма ко всем соседним правителям: польскому королю, австрийскому императору, господарям Молдовы, Валахии и Трансильвании и даже к запорожским казакам. Гази Герай извещал их, что порывает всякие отношения со Стамбулом, и приглашал вместе выступить против османов.⁵

Послания, составленные Гази Гераем в те дни, свидетельствуют, что поступок султана стал для него тяжким ударом: хана потрясла не столько потеря престола, сколько вероломная неблагодарность Стамбула, ведь Мурад III, утверждая Гази на престоле, обещал, что назначает его ханом пожизненно. Гази Герай с горечью сетовал в своих письмах, что ради славы дома Османов провел годы в иранской неволе, и что следы от тюремных кандалов до сих пор остались на его теле — а наградой за все страдания и подвиги стало унижение, которому подверг его ныне султан...⁶ Свергнутый хан более не считал нужным скрывать то глубокое презрение к Мехмеду III, которое накопилось у него в сердце: «Человек ничтожный и лживый, — гневно писал он о султане, — неверный, рожденный рабыней; грех, что мы до сих пор ему служили!!!».⁷

За короткий срок своего пребывания на везирском посту Чигала-заде развернул кипучую деятельность и успел натворить немало бед: помимо устроенной им интриги вокруг крымского престола, он наложил такие тяготы на население империи, что многие подданные султана присоединились к восстанию мятежников-джеляли, разворачивавшемуся тогда в Анатолии. Поэтому торжество Чигала-заде продлилось недолго: через несколько месяцев Мехмед III отправил его в отставку.⁸

Новый везирь, Ибрагим-паша, немедленно разъяснил султану, какой ошибкой было смещение Гази Герая. Новые беспорядки в Крыму не только лишат Турцию крымской военной помощи, но, пожалуй, заставят отозвать с фронта драгоценные силы для усмирения взбунтовавшегося хана. Потрясения в Крыму неминуемы, даже если султан отменит свой указ о назначении Фетха — ведь у того тоже имелись влиятельные сторонники...

Безрассудная месть бывшего везиря завела османский двор в глухой тупик. Султану осталось лишь прибегнуть к уловке: он подписал два одинаковых указа, один из которых утверждал ханский титул за Гази, а второй — за Фетхом. Затем придворному порученцу приказали отправиться в Крым и тщательно разузнать, кто из двух претендентов на престол имеет за собой больше сторонников. Сильнейшему из них и надлежало вручить именную грамоту, а копию, предназначенную для второго кандидата, бесследно уничтожить.

Хандан-ага, которому была поручена эта деликатная миссия, оказался давним другом свергнутого хана. При первой же встрече Хандан-ага передал в руки Гази Гераю бумагу, выписанную на его имя, а экземпляр Фетха, очевидно, тут же превратился в пепел.⁹ Получив заветный документ, Гази Герай не замедлил предъявить его в Кефе и заявить о своих законных правах на престол. Тут же в Кефе появился и Фетх Герай, у которого тоже имелся веский аргумент: падишахский указ, провозглашавший его ханом.

Два разных документа говорили об одном и том же, и каждый утверждал за своим владельцем ханское звание. Чтобы не допустить стычки и кровопролития, вопрос решили вынести на рассмотрение суда. Верховный кефинский судья, кади Абд-ур-Рахман-эфенди, изучил оба султанских распоряжения и заключил, что Фетх Герай обладает более солидными основаниями занимать трон: во-первых, его бумага выдана позже, а во-вторых, на ней присутствует личная подпись султана.

Такое решение не устроило Гази Герая и его приверженцев, и они обратились в наивысшую судебную инстанцию: к муфтию Азаки-эфенди. Глава мусульманской общины Крыма задумался, рассматривая лежавшие перед ним листы, а затем указал присутствующим, что на письме, предъявленном Гази Гераем, присутствует султанская тугра — рисованная каллиграфическая монограмма, издавна служившая знаком власти османских султанов и изображавшаяся на важнейших документах. Без этого символа, своего рода удостоверительной печати, указ Фетха Герая — пусть даже и подписанный султаном — становился простой запиской. На том и порешил суд муфтия: ханом следует признать Гази Герая, а тот, кто воспротивится сему, будет считаться врагом падишаха.¹⁰

Муфтий нечасто высказывался по вопросам политической жизни, но когда ему доводилось делать это, слово муфтия становилось законом для всех без исключения крымских мусульман. Фетх Герай понял, что теперь ни войско, ни народ не поддержат его, и потому был вынужден признать свою отставку. Справедливость в отношении Гази Герая восторжествовала — но можно ли было представить в прежние времена, что судьба хаканского престола станет зависеть от расположения чернильных завитков на вощеной бумаге стамбульской канцелярии...

После всего, что произошло, Фетх Герай, конечно, не мог оставаться в Крыму. Султанский двор звал его в Турцию и даже обнадеживал, что когда-нибудь снова сделает его ханом — но кто-то предупредил Фетха Герая, что на самом деле султан задумал казнить его.¹¹ И действительно: убедившись в неспособности Фетха удержать трон, османы больше не нуждались в его услугах, и им оставалось лишь избавиться от неудачника.

Поэтому Фетх Герай отправился не в Стамбул, а в Черкессию,¹² последовав давнему примеру Шакай-Мубарека. Судьба этих двух братьев оказалась на удивление схожа (за исключением, разве что, финала). Ранее, после смерти Мубарека, Фетх Герай взял замуж его вдову-чер-кешенку¹³ — и, стало быть, нашел теперь убежище там же, где некогда скрывался от хана и Шакай: во владениях кавказского тестя. Подобно Мубареку, Фетх Герай не желал сдаваться и мечтал вернуться к власти — но не с помощью коварного султана, которому он больше не доверял, а исключительно собственными силами.

Когда летом 1597 года Гази Герай собрал войска и покинул Крым, Фетх Герай подумал, что хан удалился в очередной поход на Венгрию. Понадеявшись на долгое его отсутствие, Фетх Герай вместе со своим калгой Бахтом Гераем и прочими приверженцами ворвался на полуостров и попытался захватить Бахчисарай. Хотя в московских и венгерских походах Фетх показал себя храбрым воином, мятеж раскрыл в нем никудышного стратега: он пренебрег разведкой — а иначе бы знал, что хан отправился вовсе не к далеким венгерским равнинам, а всего лишь к низовьям Днепра.

Услышав о волнениях в Крыму, Гази Герай за считанные дни вернулся к столице со всеми своими силами. Фетху пришлось бежать в Кефе — прибежище далеко не безопасное, откуда его могли легко переправить к султану. Очутившись меж двух огней, мятежник предпочел просить милости у брата, нежели ехать в Стамбул.¹⁴

В милости ему было отказано.

Неизвестно, когда у Фетха Герая зародилась мысль бежать в Московию — то ли еще в Черкессии, то ли уже в Кефе — но об этом его намерении узнали многие.¹⁵ Хан помнил, какую угрозу навлекла на Крым эмиграция Мурада Герая, и категорически решил не допустить повторения этого.

Покинув Кефе, бунтовщик явился к хану, чей походный шатер стоял в небольшом селении по соседству с городом. Фетх Герай снял шапку, опустился на одно колено и собрался поцеловать полу ханского халата, когда один из окружавших хана Мансурских мирз шагнул к кающемуся бунтовщику и разбил ему голову боевым топором. Бахт Герай оставался снаружи шатра и не видел происходящего, но почувствовал опасность и вскочил в седло — однако ханские слуги схватили его лошадь под уздцы и убили Бахта на месте. Вслед за этим мирзы истребили и всю семью Фетха Герая, не исключая девятерых его детей.¹⁶

Жестокость в отношении потомства поверженного мятежника не может быть оправдана, но может быть объяснена — ведь, по сути, не имело значения, доберется ли до царя сам Фетх Герай, либо только его сыновья: история с крымскими беженцами на московской службе грозила повториться и в том, и в другом случае.

Говорили, правда, и другое: что расправа с Фетхом Гераем свершилась не в присутствии хана и даже без его ведома: якобы некий мирза, желая выслужиться перед ханом, самочинно избавил его от соперника, а Гази Герай, удрученный гибелью брата, даже сложил о этом скорбную эпитафию:

Жестоко обошлись сегодня
С Фетхом Гераем небеса —
Уместно, коль заплачут сегодня
Люди на земле, ангелы на небе.¹⁷

Однако трудно поверить, что кто-либо в Крыму осмелился бы посягнуть на жизнь целого семейства ханских родичей без одобрения самого хана. Судьба Фетха Герая воистину была достойна сожаления: 39-летний калга, выделявшийся среди братьев своими дарованиями,¹⁸ верно служивший хану и никогда ранее не помышлявший о бунте, позволил использовать себя в опасной интриге — и был равнодушно брошен своими стамбульскими покровителями, едва только рухнула сделанная на его имя ставка.

Примечания

1. Ныне г. Эгер на севере Венгрии.

2. Шараф-хан Бидлиси, Шараф-наме, т. II, с. 270.

3. Шараф-хан Бидлиси, Шараф-наме, т. II, с. 270; C.M. Kortepeter, Ottoman Imperialism During the Reformation, p. 147, 149—150.

4. Халим Гирай султан, Розовый куст ханов или История Крыма, с. 49; А.Ф. Негри, Извлечения из турецкой рукописи, содержащей историю крымских ханов, «Записки императорского Одесского общества истории и древностей», т. I, 1844, с. 385; M. Kazimirski, Précis de l'histoire des Khans de Crimée depuis l'an 880jusqu'en l'an 1198 de l'Hégire, «Journal Asiatique», t. XII, 1833, p. 429; В.Д. Смирнов, Крымское ханство, с. 333—334.

5. D. Skorupa, Stosunki polsko-tatarskie, 1593—1623, s. 69—70. Насколько известно, это был первый проект военного альянса между Крымским Юртом и запорожским казачеством (если не считать описанного в одной из предыдущих глав предложения казаков Саадету II Гераю в 1584 году нанять их на службу для совместного противостояния османам).

6. C.M. Kortepeter, Ottoman Imperialism During the Reformation, p. 164.

7. D. Skorupa, Stosunki polsko-tatarskie. 1593—1623, s. 70. В польском тексте документа — «poganiec, z niewolnicy się urodził». Слово «poganiec» («язычник»), очевидно, является переводом употребленного ханом термина «kâfir» — «неверный». Цитируемая фраза, промелькнувшая в письме Гази Герая валашскому господарю, приоткрывает воззрения крымского двора на столь малоизученную сферу ханской жизни, как семейные отношения. Хорошо видно, что хан презирает султана за то, что тот рожден бывшей рабыней. Мать Мехмеда III, Сафие, действительно была невольницей: урожденная венецианка по имени Чечилия Баффо, она в юности была захвачена турецкими пиратами, обращена в мусульманство, попала в гарем будущего султана Мурада III и со временем добилась большого влияния при дворе (Ç. Balim, Safiyye Walide Sultan, in Encyclopaedia of Islam, vol. VIII, Leiden 1995, p. 818a). Хотя в источниках встречаются полные списки имен жен Девлета Герая (А.М. Некрасов, Женщины ханского дома Гиреев, с. 216—217), имя и происхождение матери Гази II Герая остаются невыясненными. Но с учетом приведенного высказывания, можно не сомневаться, что она принадлежала к мусульманской родовой аристократии: многочисленные источники свидетельствуют, что Гераи во все эпохи предпочитали заключать браки с женщинами из высшего круга крымскотатарской, ногайской и черкесской родовой знати. Этим женский состав ханского семейства коренным образом отличался от обитательниц султанского двора, которые были невольницами, купленными на работорговых рынках (M. Kravets, From Nomad's Tent to Garden Palace: Evolution of a Chinggisid Household in the Crimea, «Toronyo Studies in Central and Inner Asia», no. 7, 2005, p. 52—53). Происхождение от рабыни выглядело порочащим фактом не только в глазах Гази Герая, но и во всей традиции крымского двора с присущим ему культом аристократизма, столь отличавшим крымские государственные обычаи от османских. Первые указания на происхождение отдельных членов рода Гераев от матерей-невольниц начинают появляться сравнительно поздно, лишь в XVII столетний (В.Д. Смирнов, Крымское ханство, с. 365). Лица, родившиеся от ханских рабынь, предстают в этих описаниях полноправными членами ханского рода, но сам характер указаний на их происхождение указывает на нетипичность такого обстоятельства для биографий представителей ханского дома.

Постигнуть отношение Гази Герая к Мехмеду III помогает и другой эпизод, имевший место осенью 1595 года во время мирных переговоров с Польшей после молдавского противостояния. Доверенный Гази Герая, Ахмед-ага, заявил, что хан своей славой не только не уступает султану, но и превосходит его (R. Hejdensztejn, Dzieje Polski od śmierci Zygmunta Augusta do roku 1594, t. II, s. 355). В этой связи следует вспомнить, что подобное же отношение высказывалось некогда и Девлетом I Гераем в адрес Селима II. Можно видеть, что Гераи вполне осознавали большее благородство своего происхождения по сравнению с Османами, хотя и весьма редко заявляли об этом вслух.

8. C.M. Kortepeter, Ottoman Imperialism During the Reformation, p. 150, 221.

9. В некоторых трудах говорится, что Хандан-ага и Гази Герай встретились в Кефе (В.Д. Смирнов, Крымское ханство, с. 334, прим. 3; C.M. Kortepeter, Ottoman Imperialism During the Reformation, p. 150). Другие же сообщают, что Гази Герай отправился на корабле в Стамбул, чтобы защищать там свои права, но морская буря занесла его судно в Синоп. Туда же, якобы случайно, ветры привели и судно Хандан-аги, направлявшегося из Стамбула в Крым. Встретившись с Гази Гераем в Синопе, Хандан-ага передал ему документ и посоветовал, как поступать дальше (Халим Гирай султан, Розовый куст ханов или История Крыма, с. 45; А.Ф. Негри, Извлечения из турецкой рукописи, содержащей историю крымских ханов, с. 386; M. Kazimirski, Précis de l'histoire des Khans de Crimée, p. 430; В.Д. Смирнов, Крымское ханство, с. 334). Мне представляется более правдоподобной версия о встрече в Крыму, поскольку поездка в Турцию выглядела смертельно опасным предприятием: во-первых, Гази Герай сам говорил, что султан намеревался лишить его не только трона, но и жизни, а во-вторых, он уже вел переговоры с польским королем о предоставлении убежища в Польше (D. Skorupa, Stosunki polsko-taiarskie, 1593—1623, s. 69, 71—73)

10. Халим Гирай султан, Розовый куст ханов или История Крыма, с. 50; А.Ф. Негри, Извлечения из турецкой рукописи, содержащей историю крымских ханов, с. 386; M. Kazimirski, Précis de l'histoire des Khans de Crimée, p. 430—431; В.Д. Смирнов, Крымское ханство, с. 334—335.

11. C.M. Kortepeter, Ottoman Imperialism During the Reformation, p. 157, n. 98; D. Skorupa, Stosunki polsko-tatarskie, 1593—1623, s. 76.

12. D. Skorupa, Stosunki polsko-tatarskie. 1593—1623, s. 76.

13. В.Д. Смирнов, Крымское ханство, с. 350.

14. D. Skorupa, Stosunki polsko-tatarskie, 1593—1623, s. 76.

15. C.M. Kortepeter, Ottoman Imperialism During the Reformation, p. 157, n. 98.

16. Халим Гирай султан, Розовый куст ханов или История Крыма, с. 50; А.Ф. Негри, Извлечения из турецкой рукописи, содержащей историю крымских ханов, с. 387; M. Kazimirski, Précis de l'histoire des Khans de Crimée, p. 431; В.Д. Смирнов, Крымское ханство, с. 335—336. О судьбе прочих членов семейства Фетха Герая известно немногое. Его черкесская супруга, бывшая ранее за Мубареком Гераем, спустя некоторое время после гибели Фетха вышла замуж за Селямета Герая (В.Д. Смирнов, Крымское ханство, с. 350). Есть сообщение о том, что другая его супруга, венгерка по происхождению, погибла одновременно с мужем (C.M. Kortepeter, Ottoman Imperialism During the Reformation, p. 157, n. 98). С другой стороны, в крымскотатарских хрониках имеется предание о некоей пленнице польского происхождения из гарема Фетха Герая, которая — видимо, за выкуп — была отпущена на родину к отцу и умерла в пути при родах. От рожденного нею ребенка впоследствии выводили побочную ветвь Чобан-Гераев (Халим Гирай султан. Розовый куст ханов или История Крыма, с. 57; В.Д. Смирнов, Крымское ханство, с. 365—368).

17. Халим Гирай султан. Розовый куст ханов или История Крыма, с. 50—51.

18. В.Д. Смирнов, Крымское ханство, с. 336.