День жертвоприношения (1598—1603)

2-й венгерский поход Гази II Герая — Силистрийский паша отдает в управление хану западный берег Черного моря — Мятеж в Крыму — Бегство Селямета Герая в Турцию, опасения хана по этому поводу — 3-й венгерский поход Гази Герая: зимовка в городе Печ — Амнистия мятежникам «джеляли» и Селямету Гераю — Гази Герай возвращается в Крым

Пока в Крыму разворачивалась драма, связанная с воцарением и мятежом Фетха Герая, в Венгрии не прекращалась война, и османы, как и прежде, ожидали крымской помощи. Нетрудно понять, почему они так и не дождались ее в 1597 году: слишком велико было оскорбление, нанесенное хану, чьи прежние подвиги на службе падишаху были поставлены ни во что.

Вряд ли Гази Герай отправился бы сражаться за неблагодарного султана и на следующий год, но дальнейшее игнорирование падишахских призывов становилось опасным: дошли слухи, что Мехмед III снова стал поговаривать о замене хана — на сей раз кандидатом выступал Алп Герай. Приближенные еле отговорили султана от новой попытки устроить переворот в Бахчисарае, втолковав ему, что хан очень популярен в народе и лишить его престола означает вызвать в Крыму новые потрясения с тяжкими последствиями.¹

То, что в Стамбуле вновь вспомнили об Алпе, должно было всерьез обеспокоить Гази Герая. Хотя османы, занятые войной, и не могли оказать Алпу Гераю мощного военного вспоможения, тот с легкостью мог одолеть хана тем же оружием, каким Гази победил Фетха: судом! Ни один житель Крыма не смог бы оспорить, что Алп Герай, как старший в ханском роду, несомненно обладает первоочередным правом на престол.

Потому Гази Герай решил не усложнять напряженные отношения с султаном и летом 1598 года в очередной раз вывел крымскую армию в венгерский поход. Он сделал это вопреки своей воле: хан не желал воевать и не скрывал этого от европейских правителей, у которых даже возникла надежда включить Крым в антиосманский союз. Если Гази Герай встанет вместе с Европой против турок, — подсказывали они хану в тайных посланиях, — Крым получит все земли, какие только сможет сам отвоевать у Османской империи.² Известно, что вопрос о землях весьма волновал Гази Герая, но все же заключить подобный союз он решился: хан понимал, что войну с Турцией на стороне христианских держав не поддержат его собственные войска.³

Бои на фронте шли вяло: хотя Гази Герай с османским командующим Сатырджи Мехмед-пашой и захватили важную крепость Варад в Трансильвании, других крупных сражений не последовало, и с наступлением осени хан отвел своих бойцов на зимовку к городу Сом-бору, а сам отправился в Силистру, где когда-то лечил раны, полученные в валашском походе.⁴ Этот городок был столицей обширной османской провинции, что охватывала почти весь западный берег Черного моря от Янболу до Дуная. Наместником этой области и был Сатырджи-паша, который подружился с Гази Гераем и пригласил его перезимовать у себя.

Хан был по-прежнему разочарован тем, что Крым так и не получил от османов должного вознаграждения за участие в войне. Он рассказал паше свою грустную историю о самоотверженном герое и неблагодарном падишахе — и тот, выслушав друга, решил восстановить справедливость. Сатырджи-паша распорядился, чтобы налоги и доходы с Силистрийской провинции передавались в пользу Гази Герая — то есть, фактически, передал край в управление хану. Дружеская щедрость дорого обошлась великодушному наместнику: прибыв на фронт следующим летом, главный везирь казнил его за самоуправство.⁵

Так Гази Гераю был нанесен очередной удар: его добрый товарищ лишился жизни за попытку оказать хану благодеяние. Подобное поведение султана в отношении крымского правителя объяснялось не только наветами клеветников, но, видимо, и страхом — ибо по Турции ходили слухи, что Гази Герай постепенно и без лишнего шума продвигает своих сторонников на высшие посты при падишахском дворе, чтобы затем устроить переворот и занять престол Османской империи!⁶

Убийство Сатырджи-паши заставило Гази Герая опасаться и за собственную жизнь — теперь он встречался с везирем только в сопровождении отряда телохранителей, а вскоре и вовсе покинул Венгрию, как ни старался османский командующий задобрить его дарами и почестями.

Осенью 1599 года хан вернулся на родину. Подарив целый год венгерскому походу, он считал себя вправе заняться делами своего государства. Но Гази Герай не нашел покоя и в собственном доме: на этот раз новая сеть интриг была сплетена в кругу его родичей и приближенных.

Имена тех людей в Крыму, что поддержали недавний мятеж Фетха Герая, остались в тени, но можно догадаться, что это были Ширинские вельможи — ведь недаром за расправу с мятежником, его сообщниками и семейством взялись именно Мансуры, давние соперники Ширинов. У предводителя Ширинского клана к тому времени уже накопился длинный список претензий к хану. Первой и главной из них была та, что хан сильно урезал полномочия родовой знати в государственной жизни страны. Гази Герай ввел при своем дворе должность капы-агасы, подобную должности османского везиря, и назначил на нее Ахмед-агу — черкеса по происхождению, полностью зависимого от хана и всецело преданного ему. Капы-агасы стал постоянным спутником своего повелителя в боевых походах, его доверенным лицом в переговорах с соседними правителями, главным телохранителем и секретарем. Как и подобало везирю, Ахмед-ага стал одним из наиболее влиятельных лиц в государстве. Помимо того, хан набрал себе из тех же черкесов и гвардию ружейных стрелков-тюфенкджи в полтысячи человек. Она походила на отряды секбанов, учрежденные ранее Сахибом Гераем, — но если Сахибу на содержание гвардейцев деньги присылал султан, то Гази Герай не желал, чтобы его личная охрана каким бы то ни было образом зависела от Стамбула, и содержал ее сам, введя для этого специальный налог с населения Крыма.⁷

Такая самостоятельность хана никак не устраивала Ширинов. Этим решил воспользоваться молодой нурэддин Девлет Герай, который за год отсутствия хана в Крыму успел почувствовать вкус к власти и пожелал сам стать правителем. Нурэддин сговорился с ширинским беем Кутлу-Гиреем, чтобы тот помог ему убить Гази Герая и занять престол. Кутлу-Гирей одобрил дерзкую затею и отрядил на помощь мятежнику своих сыновей. Но, видимо, кто-то из посвященных лиц выдал тайну, и план покушения стал известен хану раньше, чем заговорщики успели приняться за дело.

12 июня 1601 года, в день Курбан-Байрама (мусульманского праздника Жертвоприношения), Гази Герай по своему обыкновению созвал на праздничный пир крымскую знать — в том числе и верхушку клана Ширин вместе с Девлетом Гераем. Такие празднества проводились у хана каждый год, и заговорщики прибыли в гости к правителю в уверенности, что тот не догадывается об их замыслах. Рассевшись на коврах между шатрами и уже приступив к пиршеству, изменники вдруг с тревогой заметили, что вокруг них собираются ханские гвардейцы. Тюфенкджи вскинули ружья, грянули выстрелы, и самонадеянный нурэддин вместе с ширинским беем пали в этот день жертвой собственного властолюбия. Братья Девлета — Мехмед и Шахин Гераи — вместе с тремя сыновьями Кутлу-Гирея вырвались из кольца порохового дыма и бежали в Турцию.⁸

Калга Селямет Герай, похоже, что-то знал о планах заговора — хотя, с другой стороны, он сам считался первым наследником и вряд ли был согласен пропустить вперед себя на трон Девлета. Гази Герай имел сильные подозрения в отношении Селямета, но подтвердить их, видимо, было нечем, и потому хан ограничился серьезным разговором с братом, после чего оба поклялись всегда быть в ладу друг с другом. Ахмед-ага пытался убедить хана, что Селямет Герай — такой же мятежник, как и прочие, и просил позволения устранить его, но Гази Герай, не желая нарушать клятву, приказал оставить калгу в покое.

Видимо, за Селяметом Гераем действительно водились некие прегрешения, потому что теперь он стал жить настороже. Он даже покинул свой дворец Салгыр-Сарай и переселился в шатры у Кызыл-Кая, объяснив такую предосторожность тем, что из-за возникшей в городе эпидемии следует избегать больших скоплений народа. Наконец, в сентябре, улучив момент, калга бросил свой лагерь и умчался из Крыма в степи — в Ак-Керман и далее, в Стамбул.⁹

Тайное бегство Селямета стало лучшим доказательством его виновности — а заодно и источником постоянной тревоги для хана: ведь в распоряжении Стамбула оказался новый кандидат на крымский престол, и хану приходилось опасаться новых интриг в свой адрес — теперь уже с участием Селямета Герая.

Гази Герай потребовал от султана, чтобы тот либо выдал беглого калгу в Крым, либо казнил его сам. Падишах отверг эти требования, но пообещал, что отправит беглеца в далекую ссылку, где тот не сможет вредить Гази Гераю. Так и случилось: Селямет Герай был сослан в Анатолию, а Мехмед III, оказав услугу хану, в который раз напомнил ему, что ожидает прибытия крымских войск на венгерский фронт.¹⁰

Селямет Герай недолго оставался в местности, отведенной ему султаном для жительства. В эти годы в Анатолии разгоралось восстание «джеляли» — турецких крестьян и беглых солдат под предводительством братьев Кара-Языджи и Дели-Хасана. Сражаясь с султанскими войсками, мятежники овладели обширными областями в Восточной Турции, где жил теперь Селямет Герай. Недолго думая, крымский беглец покинул место ссылки и присоединился к участникам мятежа.¹¹ Это могло несколько успокоить хана: ведь дружба с бунтовщиками должна была лишить Селямета всякого доверия при султанском дворе и вычеркнуть его из числа соперников хана.

Поэтому осенью 1602 года Гази Герай решился оставить Крым и выступить в свою третью венгерскую кампанию. Все ханские братья к этому времени либо погибли, либо покинули Крым, и на пост первого наследника был назначен 13-летний сын Гази Герая — Тохтамыш Герай. Отец видел его будущим правителем Крыма и стал смолоду приучать к управлению страной: юному калге было поручено охранять Крым от неприятеля в отсутствие хана. Разумеется, в помощь ему были назначены опытные советники.¹²

В прифронтовых землях хан появился лишь в октябре, когда основные сражения уже закончились и османские войска расходились на зимовку. Гази Герай поселился переждать зиму в венгерском городе Печ. Здесь он нашел себе образованного собеседника: его частым гостем стал местный уроженец, венгр-мусульманин Ибрагим Печеви, знаменитый в будущем историк. Впоследствии Печеви рассказывал о своих встречах с ханом: «Я большую часть дней находился в его благородном обществе, а по временам мы ездили даже на охоту и ходили прогуливаться; иногда же проводили время в писании и в некоторых других похвальных занятиях. Он заставил меня выучиться писать почерком таалик, преподав мне правила, как действовать пером в этом почерке».¹³ Гази Герай научил Печеви не только искусству арабской каллиграфии, но и персидскому языку, которым владел в совершенстве и писал на нем стихи.

Обретя вдали от придворной суеты много свободного времени, Гази Герай взялся за создание поэмы — воображаемого диалога между Кофе и Вином, который и был написан долгими зимними вечерами в Пече. Гази Гераю, к слову, было чем гордиться на литературном поприще. Среди всего пестрого разнообразия ближневосточной поэзии он создал целый новый жанр, которому в будущем появилось немало подражаний.¹⁴ Если основным лирическим героем у прежних поэтов был влюбленный юноша, то в стихах Газайи заговорил воин-аскет:

Святого преклоненья перед стягом
Пленительный стан девы не заменит,
И к бунчуку привязанности сердца
Благоуханье пери не заменит.

И пылкую любовь к мечу и стрелам,
Которую не излечишь из сердца,
Ни брови, рассекающие душу,
Ни глаз аркан и стрелы не заменят.

И наготу клинка, что дарит радость
И нас сопровождает постоянно,
Притворная и приторная сладость
Серебряного тела не заменит.

На шелковистой шее иноходца
Узла волос, сжимающего душу,
Прядь завитая на висках любимой
И косы юной серны не заменят.

Коня мы любим с выучкой искусной,
С упругим, легким, словно ветер, бегом,
Его нам ни красавица, ни пери
С походкою газели не заменят.

Мы душу нашу вверили джихаду,
Войну за веру предпочли любимой
С обличьем пери и небесным взглядом,
Которая нам цели не заменит.

Лишения военного похода,
К которому влечет нас неизменно,
На муки страсти к девушке жестокой
Мы низа что на свете не заменим.

Мы жаждем всей душою газавата
И, с Газайи испытывая жажду
И требуя той жажды утоленья,
Вода нам кровь неверных не заменит.¹⁵

Весной 1603 года венгерские равнины вновь покрылись марширующими колоннами: везирь привел турецких солдат с зимних квартир и расставлял их по прежним позициям. Среди турецкого войска выделялись полки, более похожие на толпы разбойников, нежели на воителей ислама: это были «джеляли». Не сумев подавить восстание силой, султан все же нашел, как укротить мятежников: он пообещал им полную амнистию, высокие посты и плату за участие в венгерской кампании. Вожак «джеляли», Дели-Хасан, чувствовал себя хозяином положения и очень вольно обращался с везирем — а тот, опасаясь немилости падишаха, не смел перечить его бесконечным капризам и дерзким выходкам.¹⁶

Хан был возмущен тем, что султан поставил анатолийских разбойников наравне со всеми честными воинами, и отказался являться к командующему, пока тот держит мятежников при себе. Но гораздо больше его заботила другая мысль: если даже Дели-Хасан, при всех его прошлых злодеяниях, находится теперь в такой чести у султана — то что же тогда говорить о Селямете Герае? Ахмед-ага укорял хана, что тот не позволил ему расправиться с калгой еще в Крыму: «Вот то-то, государь, зачем ты не предоставил меня самому себе? Если бы я при тебе же зарезал его, как режут желтого быка, так ты бы теперь был избавлен от этих дум и опасений».¹⁷

Дурные предчувствия оказались не напрасны: к лету стало известно, что все крымские беглецы, присоединившиеся к Дели-Хасану, — Селямет Герай и братья Девлета Герая — тоже получили падишахское помилование. Не дожидаясь, пока беспокойные родичи появятся в Крыму с должным образом оформленной грамотой на ханский титул, Гази Герай свернул свои походные шатры и быстрым маршем отправился домой.¹⁸

Хана уговаривали остаться, а командующий фронтом передал ему через Печеви 30 тысяч аспров. «Отнеси-ка это обратно, — сказал гостю Гази Герай, — слава Аллаху, я в этом не нуждаюсь: дать татарам по одной монете мне не позволяет честь моя, а если бы я захотел дать по две, так этого не хватит».¹⁹

Больше в Венгрию хан никогда не возвращался.

На службе султану в венгерских землях он провел в общей сложности два года. Это было бы в порядке вещей для какого-нибудь паши или янычарского командира — но для правителя государства, которого годами не видела собственная страна, это было недопустимо.²⁰

Примечания

*. Так зв. бунчук, що служив татарам за воєнний стяг (Прим. І. Франка).

1. D. Skorupa, Stosunki polsko-tatarskie, 1593—1623, s. 83, n. 84; C.M. Kortepeter, Ottoman Imperialism During the Reformation, p. 230.

2. C.M. Kortepeter, Ottoman Imperialism During the Reformation, p. 165.

3. C.M. Kortepeter, Ottoman Imperialism During the Reformation, p. 166.

4. Варад — ныне г. Орадя на западе Румынии; Сомбор ныне расположен на территории Сербии; Силистра — город в северной Болгарии.

5. В.Д. Смирнов, Крымское ханство, с. 337—338; C.M. Kortepeter, Ottoman Imperialism During the Reformation, p. 167—172. В Силистрийский эялет, среди прочих, входили и те земли, что когда-то были подчинены Золотой Орде и, стало быть, в глазах хана являлись ордынским наследством Крыма. Наверняка именно это объясняло интерес Гази Герая к Силистрийскому эялету и повлияло на решение Сатырджи Мехмед-паши.

6. C.M. Kortepeter, Ottoman Imperialism During the Reformation, p. 180. В Крыму и Турции была распространена убежденность в том, что если род Османов по каким-либо причинам прервется, то стамбульский престол должны будут занять Гераи. Говорили даже о некоем договоре, который был заключен на данный счет между двумя династиями — причем еще в первой половине XVII столетия этот договор считался «давним правом» (Wyjątki z negocyacyi kawalera Sir Thomas Roe w czasie poselstwa jego do Porty Ottomańskiej od r. 1621 do r. 1628 inclusive, w Zbiór pamiętników historycznych o dawniej Polszczę, wyd. J.U. Niemcewicz, t. V, Lipsk 1840, s. 322). Французский посланец де Пейссонель во время своего пребывания в Крымском ханстве в 1750-х годах специально интересовался этим вопросом, но существование такого договора не подтвердили ни служащие ханского двора, ни местные историки (C.Ch. de Peyssonel, Traité sur le commerce de la mer Noire, t. II, Paris 1787, p. 230—231; см. также об этом: В.Д. Смирнов, Крымское ханство, с. 237—238).

7. В.Д. Смирнов, Крымское ханство, с. 344—345.

8. Сношения России с Кавказом, с. 352; C.M. Kortepeter, Ottoman Imperialism During the Reformation, p. 176; D. Skorupa, Stosunki polsko-tatarskie, 1593—1623, s. 101.

9. Trzy poselstwa Ławrzyna Piaseczyńskiego do Kazi Gereja chana perekopskich Tatarów, wyd. K. Pułaski, «Przewodnik NaukowyiLiteracki», nr. 39, 1911, s. 365—366, 467; D. Skorupa, Stosunki polsko-tatarskie, 1593—1623, s. 104. Дворец Салгыр-Сарай, официальная резиденция калги, находился неподалеку от города Ак-Месджид (ныне Симферополь).

10. D. Skorupa, Stosunki polsko-tatarskie, 1593—1623, s. 105, 110.

11. Халим Гирай султан, Розовый куст ханов или История Крыма, с. 51; В.Д. Смирнов, Крымское ханство, с. 340. О мятеже см.: M. Akdağ, Kara Yazidji, «Encyclopaedia of Islam», vol. IV, Leiden 1990, p. 594—595; А.С. Тверитинова, Восстание Кара-Языджи — Дели-Хасана в Турции, Москва-Ленинград 1946.

12. D. Skorupa, Stosunki polsko-tatarskie, 1593—1623, s. 113.

13. В.Д. Смирнов, Крымское ханство, с. 340—341.

14. H. İnalcık, Ghazi Giray II, «Encyclopaedia of Islam», vol. II, Leiden 1991, p. 1047.

15. Стихотворный перевод Франциска Балицкого. Украинский перевод этого стихотворения на основе немецкого переложения И. Хаммера-Пургшталла (J. Hammer-Purgstall, Geschichte der Chane der Krim unter Osmanischer Herrschaft, Wien 1856, p. 71—72) сделал в свое время Иван Франко:

Проста душа для нас ліпша, як простий ріст.
Від чорних брів миліший кінський хвіст.^*
До луків тужимо ми все и до гострих стріл.
Більш ніж до до гарних лиць та до жіночих тії.
Товариш наш — меч гострий та твердий,
Байдуже до пухких та білих нам грудий.
Ми серце до коня в яжем. що бистро ніс,
Не до маленьких ніг та золотистих кіс.
Острогами коня зіпнем, хай бистро грає,
А жадна Пері нас очима не спіймає.
Ми присвятилися війні и боям святим,
Рум'яне личко и стан дівочий — менше з тим!
Душа в нас кождого лиш боротьби жадить.
Замість води и вина нам кров ворожу пить!

Специальную работу о поэтическом творчестве Газайи см. в: İ.H. Ertaylan, Gazı Giray Han, hayati ve eserleri, İstanbul 1958.

16. В.Д. Смирнов, Крымское ханство, с. 339; C.M. Kortepeter, Ottoman Imperialism During the Reformation, p. 178.

17. В.Д. Смирнов, Крымское ханство, с. 341.

18. В.Д. Смирнов, Крымское ханство, с. 341.

19. В.Д. Смирнов, Крымское ханство, с. 342; C.M. Kortepeter, Ottoman Imperialism During the Reformation, p. 178.

20. Во время первой венгерской кампании 1594 года Гази Герай провел непосредственно на фронте 2 месяца, но с учетом похода на Валахию и лечения в Силистре его отсутствие в Крыму затянулось на 9 месяцев. Вторая венгерская кампания в 1598—99 годах заняла целых 14 месяцев. Третья, в 1602—1603 годах, — 8 месяцев.