XIII. Тмутараканский удел. Присоединение Сугдеи к Херсонской феме. Надпись князя Глеба 1068 года. Половцы в черноморских степях. Их сношения с поморьем. Отношения Херсона к Византии и Руси. Инок Евстратий. Восстановление зависимости Боспора и Тмутаракани от империи. Появление итальянцев в Черном море. Географ Эдризи

Тмутараканский удел был расположен в пределах нынешнего Таманского полуострова, т. е. охватывал территорию, которая некогда составляла область готов-тетракситов и затем в течение нескольких столетий входила в пределы хазарской державы. Одновременно с утверждением Руси в Тмутаракани прекратилась зависимость от хазар и восточной половины Таврического полуострова. Крымские готы, сохранявшие и под властью хазар своего национального князя, как видно из сообщений жития св. Иоанна Готского и одного места в письме св. Феодора Студита, не состояли под властью хазар уже давно, быть может со времени организации Херсонской фемы при императоре Феофиле. Что же до местностей далее к востоку с городами Сугдеей и Фуллами, то здесь, по-видимому, восстановилась власть византийского императора. Прямое свидетельство о том, что Сугдея входила в пределы византийской фемы, дано в одной херсонесской надписи от 1059 года, в которой назван «стратег Херсона и Сугдеи» по имени Лев Алиат¹. Весьма интересно отметить, что Боспор не назван в титуле стратига. Отсюда следует сделать заключение, что в ту пору власть императора не распространялась на Боспор. Так как стоит вне сомнения, что хазарское господство на полуострове прекратилось, то является вероятность, что Боспор подпал власти русских князей, сидевших на Тмутараканском уделе. В наших летописных упоминаниях о Тмутаракани нельзя найти указаний на то, чтобы западный берег пролива входил в пределы этого княжества; тем не менее подчинение его князю Тмутаракани более чем вероятно. Условия объединения обоих берегов даны в самых условиях природы: оба берега слишком близки, чтобы жить особой жизнью, и тот промысел, который испокон века держится в проливе, — рыболовство, делает невозможным разграничение жизненных интересов населения обоих берегов. За распространение власти русского князя на западный берег говорит и текст известной надписи князя Глеба от 1068 года о том, что он «мерил море по льду от Тъмутороканя до Кърчева»². В таком же смысле дает свидетельство одна вещественная находка, сделанная неподалеку от Еникале, а именно печать с надписью «от Ратибора». Человек этого имени был посадником кн. Всеволода в Тмутаракани³. Указание в том же смысле можно извлечь из рассказа о событии, отмеченном в Лаврентьевской летописи под 1066 годом, а именно: корсунский котопан отравил медленным ядом князя Ростислава Владимировича, и возмущенные этим злодеянием корсуняне побили камнями своего котопана⁴. Хотя летописный рассказ ничего не говорит о мотивах этого гнусного убийства, но дело следует, очевидно, понимать так, что этот предприимчивый и воинственный князь внушал страх своим соседям, и котопан пришел к мысли устранить его во избежание опасности. Таким образом, если и нет прямого свидетельства о подчинении Боспора русским, то во всяком случае целый ряд косвенных указаний приводит к убеждению, что в течение XI века русские владели обоими берегами Боспорского пролива и соседствовали с Херсонской фемой империи в местностях между Сугдеей и Боспором. К этому времени относится, по всему вероятию, утверждение торговых сношений Руси с Сугдеей, которые держались затем в течение столетий.

Около половины XI века совершилось большое передвижение кочевых орд тюркского племени в степях черноморского побережья. Печенеги, с которыми успели сложиться определенные отношения у населения Херсона, передвинулись на запад и перешли всей массой своего племени за Дунай в пределы Болгарии, которая не была уже самостоятельным государством и составляла единое целое с империей. Появление печенегов в нынешней Добрудже имело последствия чрезвычайной важности, и созданная ими новая опасность для империи повлияла на ход событий мирового значения: начало первого крестового похода. В черноморских степях печенегов сменили враждовавшие с ними их сородичи — половцы, известные у западных историков под именем куманов. Они остались в обладании территории от Дона до Дуная в течение столетия, до появления на их место татар. Смена кочевников не отразилась, по-видимому, на положении Херсона и других поморских культурных местностей. Половцы пользовались Херсоном, как рынком для сбыта невольников и сырых продуктов своего хозяйства и приобретения тех изделий и продуктов, которыми их мог снабдить культурный центр, имевший достаточно времени, чтобы приспособиться к потребностям и вкусам кочевого населения. Одно известие от половины XII века говорит нам о дани, которую взимали половцы с городов побережья. Быть может, то была не дань, а откуп от угрозы грабежа во время их набегов. Существенно повлияли половцы на судьбу русских владений на Боспоре. Они явились грозной и могучей преградой для сношений Руси с Тмутараканью. До конца XI века русским князьям удавалось пробиваться через половецкие вежи до берегов синего моря, но под 1094 годом в нашей летописи в последний раз помянута Тмутаракань, а в последующее время походы воинственных князей Северщины не достигали местностей дальше Дона и Донца, путь к морю был закрыт и остался таким на долгие века. Певец Слова о Полку Игореве знает о том, что готские девы звенят русским золотом, он помнит «Тмутараканского болвана», но это золото проходило через руки половцев и близ «болвана» не мог уже водрузить свой стяг русский князь, чтобы оттуда восстановить бранную славу Мстислава и Ростислава...

За время существования Тмутараканского удела Херсонская фема продолжала невозбранно свое существование, находясь под властью назначаемых из Византии стратигов. Один из них, по имени Лев Али-ат, оставил по себе память восстановлением укреплений города при императоре Исааке Комнине в 1059 году. Свидетельство об этом сохранила помянутая уже надпись: «сооружены железные ворота претория, возобновлены и прочие ворота». О сношениях Херсона с Тмутараканью имеется лишь упомянутое известие нашей летописи об отравлении князя Ростислава «Корсунским котопаном» в 1066 году. Преступное дело котопана имело своим последствием восстание против него населения Херсона: он был побит камнями. По-видимому, бунт против котопана обратился в восстание против императора, так как император Михаил обращался с просьбой о помощи против корсунян к великому князю Всеволоду. Тот послал усмирить Херсон своих сыновей, тмутараканского князя Глеба и Владимира, тогда еще 20-летнего юношу⁵. Сам Всеволод собирался предпринять поход против Херсона, но за смертью императора Михаила этот поход не состоялся.

Живой торговый обмен Херсона с половцами делал его рабовладельческим рынком, куда попадали русские пленники. Определенное свидетельство об этом сохранилось в печерском патерике с точной датой события, а именно: 1096 год. Инок Киево-Печерской лавры, Евстратий, попал в числе многих других, плененных половцами, в руки евреев, производивших торговлю людьми в Херсоне. По его уговору пленники уморили себя голодом, но привычный к посту инок не умер и был подвергнут мучительной смерти, как виновник убытка, который понес торговец невольниками⁶.

Являвшиеся в Херсон для торговых целей половцы не прочь были вмешаться в дела Византии, которой они оказали такую огромную услугу истреблением печенегов в 1091 году. В том же году в Херсон был сослан один самозванец, выдававший себя за Константина, сына императора Романа Диогена. Ему удалось вступить в сношения с половцами, приезжавшими в город из своих степей, и он бежал с ними. Князья половецкие, с Тугорканом во главе, приняли в нем участие и вознамерились посадить его на отчий престол. В 1095 году предприняли они большой поход за Дунай, который, однако, окончился несчастливо для самозванца: он попал в плен, был ослеплен и его роль тем закончилась, а половцы долго еще грабили и разоряли прибалканские области⁷.

Почти столетнее господство русских на берегах Боспорского пролива было преходящим эпизодом в жизни тех стран. Культурное население городов Тмутаракани и Корчева поддерживало связи с столицей империи, в обоих городах были епископские кафедры с автокефальными архиепископами, числившимися в списках Константинопольского патриархата и принимавшими участие в церковной жизни того времени. Естественно поэтому, что наследие русских князей должно было перейти к византийскому императору. Об этом говорит печать «боспорского стратига Аркадия», единственный, впрочем, известный доселе памятник в этом роде⁸. Более определенное свидетельство имеется от 1169 года, когда император Мануил Комнин регулировал отношения с новой культурной силой, которая появилась в Черном море, Генуэзской республикой. Он разрешил генуэзцам заходить во все порты, кроме двух: Таматарха и Россия⁹. Первое имя и есть византийское название для Тмутаракани; что же до второго, то вряд ли возможно сомнение, что под ним разумеется древний Боспор, русский Корчев. Мотивы запрета не указаны в тексте договора, но их не трудно отгадать: главный торг рыбой шел из Азовского моря через пролив, и император не желал предоставить эту важную часть ввоза из северных стран генуэзским купцам, сберегая ее для греков.

Договор 1169 года является первым свидетельством о распространении генуэзской торговли на Черное море. Но, по всему вероятию, непосредственное знакомство итальянцев с этими странами восходит к более давнему времени. Сделать такое утверждение позволяют данные, которые включил в свой труд арабский географ Эдризи (или Идризи), писавший в Сицилии около 1154 года. В его описании черноморского побережья читаем следующее: «От Карсуны до Джалиты в стране куманов 30 миль, от Джалиты до Гарзуни, цветущего приморского города, 12 миль, оттуда до Бартабити, небольшого, но хорошо населенного города, где строятся суда, 10 миль; оттуда до Лабады, прекрасного города, 8 миль, от Лабады до Шалусты, важного приморского города, 10 миль, оттуда до Шалтатии близь моря 20 миль, оттуда до Бутатр (или Ютар) 20 миль, от Бутара до устья русской реки 20 миль; оттуда до Матархи 20 миль. Матарха весьма древний город, а имя его основателя неизвестно. Матархи окружена возделанными полями и виноградниками; цари ее весьма отважны, мужественны, предприимчивы и весьма грозны соседним народам. Город этот густо населен и весьма цветущ; в нем бывают ярмарки, на которые стекается народ из всех близких и дальних краев»¹⁰. Страну, к которой принадлежит это побережье, Эдризи называет хазарией. Под этим именем узнали Таврический полуостров итальянцы и удержали его затем в течение нескольких веков своего господства в Черном море. Упоминание о воинственности князей Матархи является далеким отголоском бранной славы тмутараканских князей.

Тексты арабских писателей представляют всегда не мало затруднений в дешифровке географических имен, и отдельные издатели не редко транскрибируют эти имена различным образом. Этому общему положению подлежит, конечно, и текст Эдризи. Обходя эти детали, заметим однако, что локализация названных у Эдризи городов не представляет затруднения: он разумеет, очевидно: Херсон, Ялту, Гурзуф, Ламбат, Алушту, Сугдею. Неясным остается имя города Бутар; вероятно, под ним скрывается Боспор или Корчев. Под «устьем русской реки» Эдризи разумеет Керченский пролив, древнейший выход русских на простор Черного моря. Данные Эдризи, очевидно, не восходят к какому нибудь древнему периплу, которые сохранялись в литературном предании Византии; его источник живой и современный: показания моряков, плававших в тех отдаленных странах и искажавших на свой лад современные имена городов, которые они слышали из уст туземцев: Джалита, Шалуста, Шалтатия — выдают итальянцев, так как на всех позднейших итальянских картах значатся близкие к этим названия.

Примечания

1. Х. н. ю. Р. 8.

2. Мраморная плита с этой надписью найдена в Тамани в конце XVIII века и ныне хранится в Эрмитаже.

3. Труды Второго Археол. Съезда, II, 165—169, доклад Люценко.

4. Лаврент. летопись, стр. 162.

5. Васильевский, Рус.-визант. отр. I. (Ж. М. Н. Пр. 1875, декабрь, 292—296).

6. Яковлев, Памят. рус. лит. XII и XIII вв. (1878) 93—95.

7. Anna Comnena, X p. 271 (самозванец ошибочно назван Львом); Русская летопись под 6603 годом. Васильевский, Рус.-визант. отр. I, стр. 301.

8. Revue des Etudes grecs, 1889, 251.

9. Miklosich et Müller, Acta et diplomata graeca medii aevi, III, p. 35.

10. Géographie d'Edrisi, trad, par Jaubert. Paris 1836. II 400—401; русский перевод этого отрывка приведен в статье Гаркави: Крымский полуостров до монгольского нашествия в арабской литературе. (Труды Казанского Археологического Съезда, II 244). Жобер транскрибирует имена иначе: Бутер и Бутра, Солдадия, Керсона.