XIV. Латинская империя в Византии. Зависимость Херсонской фемы от Трапезунтской империи. Появление татар в черноморских степях. Еп. Феодор Аланский. Сугдея под властью татар. Торговые сношения Сугдеи с южными странами и Русью

В начале XIII века Византия пережила великий переворот: трон греческих императоров заняли западные рыцари, и на развалинах греческой империи водворилась латинская. Побережье Черного моря теперь еще свободнее раскрылось для торговых оборотов итальянских республик, не связанных уже более в этих пределах условиями договора с императором. Тем не менее Херсонская фема осталась греческой и вошла в удел трапезунтских Комнинов. Свидетельство об этом сохранилось в одном агиографическом памятнике, а именно в слове Лазаря Трапезунтского о чудесах св. Евгения. В нем рассказан следующий эпизод. Наместник Иконийского султана Рейс Етума захватил в Синопе корабль, который вез императору ежегодные подати от Херсона и Готских климатов. Корабль направлялся в Трапезунт, но буря загнала его в Синопу, находившуюся во владении султана, который затем послал вооруженные суда в Херсон и опустошил всю страну¹. Это обстоятельство и послужило поводом к войне между греками и турками в 1223 году.

Слабость Трапезунтской империи и затруднительность сообщения по морю, по которому плавали теперь и турки, создавала возможность для Херсона высвободиться из-под зависимости преемников византийского императора. Если же этого не случилось, то, очевидно, таврические греки ценили свое единение с империей и имели от этой связи какие-либо реальные выгоды и существенные интересы.

В то самое время, когда Трапезунтский император находился в войне с Иконийским султаном, черноморские степи стали вновь ареной событий мирового значения: совершилось нашествие татар. Предупредив возможность союза алан, половцев и русских, татары разбили их порознь, и несчастная битва на Калке была грозным предзнаменованием будущего. Татары проникли тогда же и на Таврический полуостров, испытал их нашествие и город Сугдея. Краткая современная запись об этом событии, сохранившаяся в сугдейском синаксаре, дает только самый факт². Полнее говорит об этом один арабский источник. Он сообщает, что многие жители бежали от татар в горы, куда спасали также и свое имущество, иные уехали морем на побережье Малой Азии³. Но в этот раз татарская волна быстро схлынула, и лишь в конце 30-х годов татары опять появились и взяли в прочное обладание черноморские степи. Под 1238 годом помянуты в сугдейском синаксаре «безбожные» татары и «мириарх Толактемир», под 1239 г. 26 декабря приход татар⁴. Арабский источник дает более определенное сведение о том, что грабежу и разорению подверглись тогда же и другие города крымского побережья. Под 1249 годом сугдейский монах записал об «очищении» города от татар и одновременно с тем о переписи населения, произведенной «севастом» — «и оказалось восемь тысяч триста человек»⁵. Население умело приспособляться к постигавшим его бедам. Оно сохраняло свои святыни, поддерживало сношения с патриархом, имело сменявшихся на епископской кафедре пастырей, праздновало память местных святых, обновляло старые храмы, сооружало новые, созидало монастыри и киновии. Начавшееся еще с давних пор воздействие на варваров, сказывавшееся уже во времена епископства св. Стефана, продолжалось и теперь: имена священников, монахов и мирян, сохранившиеся в записях летописца в синаксаре, говорят о принадлежности их носителей к тюркской народности: Анна, дочь Ачипая (✝ 1273), Чолак (✝ 1279), монах Аладжи (✝ 1288), Кутлуц (✝ 1307), Василий Туркмен (✝ 1318), Токтемир (✝ 1320), Чимен, сын Ямгурче, родственник Оракчи (✝ 1344), Чохача (✝ 1379) и др. Иногда христианские имена сопровождаются указанием на татарскую национальность: Иоанн христианин татарин (✝ 1276), Параскева татарка христианка (✝ 1275) и др.

Каменная баба, найденная близ д. Мирзабек Евпаторийского уезда

О других городах побережья мы не имеем таких сведений, какие сохранил Сугдейский синаксарь о жизни этого города от XII до XV века. Но в церковной письменности есть один памятник, заключающий в себе весьма интересные сведения о Херсоне и Боспоре от 1240 года, а именно: Послание епископа Аланского Феодора⁶). Этот пастырь, достигнув до пределов своей паствы в горах переднего Кавказа, рассказал в своем послании к патриарху историю своего путешествия и постигших его злоключений в пути и на месте. К сожалению, его сообщения, изложенные в риторическом тоне, обличающем в нем человека весьма образованного в духе того времени, заключают в себе много неопределенного и загадочного.

Еп. Феодор принял посвящение в сан от патриарха в Никее, где тот имел тогда свою кафедру, и отправился морем на север. Преследуемый каким то врагом, он был насильственно высажен в Херсоне. Там он нашел защитника, но тот не мог его отстоять. В городе началось какое-то волнение и извне грозила какая-то опасность. Случай помог еп. Феодору бежать из Херсона, и он нашел убежище у проживавших по близости от города алан. Эти последние принадлежали к пастве херсонского епископа, но были лишены всякого духовного руководства, и Феодор, войдя в их нужды, взял на себя заботу о них. Между тем междоусобное волнение в Херсоне обратилось на того самого человека, который был врагом Феодора, и лишь бегство спасло его от неминуемой гибели. Херсонский епископ усмотрел в деятельности Феодора умаление своих пастырских прав и привлек его на суд, где Феодору пришлось испытать разные оскорбления. Среди зимы еп. Феодор со своими спутниками отправился далее на восток морским путем и с большими затруднениями достиг Боспора. Но странникам не дано было разрешения высадиться на берег. Несмотря на усиленные просьбы горожан, властитель Боспора не согласился дозволить отцу Феодора соединиться со своей паствой (очевидно, он был назначен епископом Боспора). Из Боспора путники направились далее на восток и высадились где-то на кавказском берегу. Отец Феодора остался здесь «среди небольшого числа алан», а сам Феодор после 60-дневного путешествия, сопровождавшегося различными затруднениями, достиг пределов своей паствы. Оттуда он и написал свое слезное послание патриарху.

Сообщения еп. Феодора, как и его злоключения довольно загадочны и не поддаются точному выяснению. Яснее остального та внешняя опасность, которая грозила Херсону. В 1239 году Сугдея подверглась нашествию татар; от того же врага могла угрожать опасность и Херсону. Не пытаясь здесь разгадывать остального, остановимся лишь на важном сведении о том, что по близости от Херсона жили аланы «столько же по своей воле, сколько и по желанию херсонесцев, словно некое ограждение и охрана». Остается неясным, с каких пор жили аланы в тех местах, но во всяком случае очевидно, что они не были там исконным населением, а сравнительно новым. Если они служили «ограждением» для Херсона, то, очевидно, занимали какой-нибудь сильный пункт. По сообщению арабского географа Абульфеды (✝ 1331 г.), в крепости Кырк Йере (ныне Чуфут-Кале) жили асы, т. е. яссы русской летописи, или аланы⁷. Это свидетельство подтверждается и одним позднейшим татарским сообщением о взятии Кырк Йера после упорного сопротивления, которое оказали асы, гяуры по религии⁸. Таким образом, показание еп. Феодора имеет полную историческую достоверность: аланы составляли часть населения горного Крыма в XIII веке. Проникновение алан на территорию Крыма относится, вероятно, к очень давним временам, и весьма возможно, что они именно составляли туземное население в тех пределах, где возник город Сугдея и лежала хазарская крепость Фуллы.

Татары утвердили свою власть на побережье. Морской берег от Феодосии до Сугдеи был в их непосредственном владении и центром их сношений по морю с южными странами стала Сугдея. Она сохранила свое греческое население, которое пользовалось самоуправлением под главенством сановника, именовавшегося «севастом», но платила дань хану. Когда в 1253 году прибыл в Сугдею из Константинополя посол короля Людовика Рубрук (Рубруквису Руисбрек), городские власти, capitanei, были в ту пору в отсутствии: еще зимой отправились они к хану Батыю для уплаты дани. Константинопольские купцы, знакомые с местными условиями, дали совет французскому посольству насчет способов передвижения по степям, предложив им обзавестись для перевозки вещей крытыми телегами с воловьими упряжками, «в каких русские перевозят свои меха». Это последнее замечание служит интересным свидетельством о живом торговом обмене Руси с поморьем в те времена. Когда в 1263 году посетило Сугдею и Солхат посольство египетского султана Бейбарса, то современный арабский писатель оставил заметку, что население Солхата состояло из кипчаков, русских и алан⁹. О торговых сношениях Руси с Сугдеей в те времена имеется и русское свидетельство от 1288 года. В описании погребения Владимира Васильковича Галицкого летописец сообщает, что его оплакивали, вместе с другими иноземцами, также и Сурожане¹⁰. По поводу посольства Бейбарса интересно отметить, что посредниками в сношениях Мамелюков с кипчаками были аланские купцы, находившиеся в Египте. Таким образом, господство татар не только не умалило торгового значения Сугдеи, но расширило ее рынок. Пользуясь этой гаванью и извлекая свои доходы из торгового оборота этого города, татары заботились о безопасности сугдейских купцов. Так, в 1281 году император Михаил Палеолог в договоре с золотоордынским ханом подписал обязательство не задерживать купцов из Сугдеи и давал обещание не отбирать невольников, какие будут с ними, за исключением однако того случая, если это будут христиане¹¹.

Примечания

1. Johannis Lazaropuli Miracula S. Eugenii (Пападопуло-Керамевс, Сбор. источ. по ист. Трапезунтской империи 1897, стр. 117).

2. Арх. Антонин, Заметки XII—XV века, относящиеся к Сугдее, приписанные на греческом синаксаре. З. О. О. V 595—623, № 33.

3. Тизенгаузен, Сборн. матер. по ист. Золотой Орды. 1, 26 (Ибнэльассир).

4. Арх. Антонин, о. с. №№ 11 и 10.

5. ib. № 104 (в переводе по ошибке 308 тыс.).

6. Migne, P. G. 140. Русский перевод помещен мной в З. О. О. XXI.

7. Géographie d'Aboulféda, trad. par Reinaud, II 1, 319.

8. Приведено у Смирнова, Крымское ханство, стр. 104.

9. Тизенгаузен, Сбор. мат. по ист. Зол. орды. I, 38.

10. Ипатьевская летопись, стр. 605.

11. Тизенгаузен, о. с. 544.