§ 3. Формирование территории Русского государства и русско-крымские отношения конца XV в.

Следующий этап русско-крымских отношений оказался тесно увязанным с территориальным вопросом.

В советской литературе высказаны два взаимно противоположных взгляда относительно того, какое из восточных или юго-восточных государств было наиболее непримиримым и опасным противником Русского, какое в большей степени унаследовало агрессивные устремления Большой Орды по отношению к Руси. И.И. Смирнов таковым считал Казанское ханство¹, В.В. Каргалов — Крымское². Именно ему В.В. Каргалов приписывал ведущую роль в «коалиции татарских ханств», воодушевленных «агрессивной мечтой о торжестве мусульманского мира и господстве татарской силы над Русью». Последнее высказывание принадлежит К.В. Базилевичу, который ошибочно полагал, что «обломки Золотой Орды стремились к сближению»³.

Целью настоящего раздела работы является установление истинной роли Крымского ханства во вновь создававшейся политической ситуации в Восточной Европе, восстановление системы отношений, утвердившейся на территории Золотой Орды в конце XV — начале XVI вв., характеристика военного противостояния Руси и Крыма, изучение причин крымского похода на Русь в 1521 г. и его последствий.

Изучаемый период отчетливо делится на два этапа: первый — с 70-х гг. XV в. до уничтожения Большой Орды, и второй — с 1502 г. до 1521 г. Если первый период прошел под знаком совместной борьбы против Большой Орды, то на втором обнаружились противоречия между союзниками.

Главным вопросом внешнеполитической жизни Русского государства с конца XV — начала XVI вв. было объединение земель бывшего Древнерусского государства и освобождение от иноземной зависимости. Если в освобождении от ордынской зависимости, вернее, в антиордынской борьбе Русь и Крым могли быть союзниками, то формирование государственной территории оказывало противоречивое влияние на ход русско-крымских отношений, расширение территории Русского государства потенциально могло происходить в разных направлениях — и на запад, и на юг, и на восток, и на север. Положение северных земель мало волновало Крым, судьба же остальных в той или иной мере могла задеть и его интересы. Северо-западные, западные и юго-западные земли Крым рассматривал как своих данников, а Менгли-Гирей не останавливался перед тем, чтобы пожаловать Новгород, Смоленск, Рязань и Одоев польскому королю⁴. Юго-западные русские земли действительно были данниками Орды, восточные же (Казань) принадлежали к тем остаткам Джучиева улуса, которые были связаны с Крымским ханством тысячей различных нитей. Поэтому картина русско-крымских связей далеко не так безоблачна и одноцветна, как ее представляют польские историки (в частности, Л. Колянковский), видящие в союзе с Крымом лишь источник силы и удачи великого князя Ивана III.

Внешнеполитические задачи Крымского ханства на протяжении изучаемого времени менялись коренным образом. Если в первую половину этого периода главной целью ханства было устранение основного соперника — Большой Орды, то в начале XVI в. речь уже шла не только о ликвидации ее остатка — Заволжской Орды, но и об установлении гегемонии ханства на всем пространстве, на котором ранее кочевала орда. В зависимости от смены приоритетов менялся и характер отношений ханства и Русского государства.

Последовательной внешнеполитической программе Русского государства противостояла постоянно колеблющаяся политика лавирования Крымского ханства между княжеством всея Руси и Литовским.

Заключение союза с Московским княжеством обеспечило успех в борьбе ханства против гегемонии Большой Орды. В политике хана Ахмата происходило возрождение великодержавных устремлений, восходящих ко временам Чингис-хана⁵.

Русско-крымский союз 1474 г. обеспечил благоприятные условия для завершающего этапа создания Русского государства. Если первый этап его формирования — с 1471 г. — проходил в условиях еще не ликвидированной зависимости от Большой Орды, при отсутствии внешнеполитических союзников, то последующие этапы — в уже изменившейся международной обстановке.

Договор 1474 г. не включил того, на чем настаивал Иван III в третьем проекте, то есть точного обозначения общих врагов. Сперва крымский хан «у своей шерти и у ярлыка выговорил твоего (т.е. Ивана III. — А.Х.) недруга короля, затем сам великий князь, «правду даючи» перед моим послом перед Довлетеком, выговорил моего (т.е. Менгли-Гирея) недруга Ахмата царя». Направляя в Крым в марте 1475 г. нового посла А.И. Старкова, Иван III опять настаивал на единой позиции по отношению к королю и соглашался на отправку на помощь Менгли-Гирею «на Орду» царевичей Даньяра и Муртазу в случае нападения Ахмата на Крымское ханство. Однако в статье о взаимопомощи против короля нет ни слова о походе Ивана III в пределы его земли. Исход посольства Старкова неизвестен. Скорее всего, из-за неустойчивости власти крымского хана в период турецкого продвижения в Крым Менгли-Гирей вынужден был принять условия шерти, предложенные Иваном III, тем более, что последний также пошел на уступки. Русский проект завершался словами: «По своей правде, молвя, и с нишаном ярлык послал есмя»⁶.

Думается, заключением союза с крымским ханом, вскоре потерявшим свой стол, и приходом к власти Джанибека можно датировать и прекращение выплат «выхода» в Большую Орду. В.Д. Назаров, полагая, что «выход» поступал туда вплоть до 1476 г., сбрасывает со счетов сообщение Вологодско-Пермской летописи о 9-летнем сроке невыплаты «выхода»⁷. Срок, предлагаемый В.Д. Назаровым, представляется слишком коротким. Едва ли можно полагать, что реакция Ахмата была столь быстра; в ответ на одно- или двухгодичную заминку в отправке «выхода» трудно было организовать грандиозный поход, представлявшийся русским равным Батыеву нашествию. Сведения Яна Длугоша об освобождении Иваном III Руси от «варварского» «жестокого и омерзительного ярма», восходящие к информаторам из Короны Польской или Великого княжества Литовского⁸, также противоречат этой концепции. Говорить об освобождении можно лишь в том случае, если речь шла либо о длительном прекращении выплаты «выхода», либо об изменении самого его характера. Сравнение «выхода» с поминками показывает, что в их основе лежат разные принципы. «Выход» имел в своей основе побор с земли и подданных хану и крымской знати, им же шли и поминки, размеры которых определялись отчасти традицией, отчасти реальным соотношением сил, но не были связаны ни с размерами территории страны, ни с количеством ее населения. Весьма возможно, что попыткой заменить «выход» поминками и объясняется неудача посольства Д. Лазарева в Большую Орду. Посол выехал из Москвы 19 августа 1474 г. и, пробыв там больше года, «прибежал» обратно⁹. Временное свержение Менгли-Гирея с трона Крымского ханства и передача власти в ханстве ставленнику хана Большой Орды Ахмата — Джанибеку в 1476 г. сопровождалась обострением отношений Московского княжества и Большой Орды. С требованием приезда в Орду великого князя Ивана III 11 июля 1476 г. в Москву явился ордынский посол Бочук. Хотя Большая орда занимала в это время уже сравнительно скромную территорию в нижнем течении Волги — так называемое престольное владение (Тахт эли)¹⁰, но ее претензии были велики. Ордынский посол уехал вместе с русским послом Михаилом Бестужевым и, как полагает В.Д. Назаров, с очередным выходом¹¹.

Правление Джанибека длилось недолго. В мае 1476 г. ему пришлось выдержать нападение на Крым хана Ахмата, по-прежнему боровшегося за подчинение этого ханства. Уже в 1477 г. Джанибека сменил старший брат Менгли-Гирея Нурдовлат, удерживавший власть не дольше Джанибека, и в 1478 г., т. е. в тот же самый год, когда завершилось создание основной территории Русского государства, в Крымском ханстве в третий раз и уже окончательно на треть столетия утверждается старый союзник Ивана III — Менгли-Гирей. А через год на Руси появляются в качестве беженцев его прежние соперники — Нурдовлат и Айдар, которые присоединились к Джанибеку, осевшему здесь еще раньше. Именно тогда Казимир окончательно склонился на сторону хана Ахмата, к которому он отправил своих послов¹², но в 1480 г. не оказал ему реальной помощи. Его сын Ших-Ахмат жаловался на то, что пользуясь его молодостью, польский король и великий князь литовский, забыв прежние клятвы и договоры с отцом, не оказал ему поддержки в 1480 г.¹³ Этим, вероятно, и можно объяснить быстрое заключение договора с Русью. Согласно заключенному весной 1480 г. соглашению, союзники должны были совместно выступать и против Большой Орды, и против Великого княжества Литовского. Отправляя весной 1480 г. Ивана Звенца в Крым, Иван III дал ему такой наказ: «Если Ахмат покочюет под Русь», то следует просить крымского хана выступить против Ахмата. Если же Менгли-Гирей не согласится, то направить его или его брата «на Литовскую землю»¹⁴.

Проекты договора по форме почти не отличались от предыдущих. Здесь и «Менгли-Гиреево слово», и воспоминание о предшествующем договоре в наррации («крепкое слово молвя... ярлык дал и шерть... учинил»), и обещание единства действий против короля Казимира и хана Ахмата в диспозиции. Правда, в проектах этой статьи имелись отличия. Согласно первому проекту, в случае похода Ахмата на Русь Менгли-Гирей должен был выступить против него, согласно второму — двинуться «на Орду», т. е. это могло быть выступление на территорию Орды, а не только взятие походной ставки хана. Последнее, несомненно, больше отвечало завоевательным планам крымского хана. Следующее же условие было исключительно в пользу великого князя: в случае «какова дела... с королем» Ивана III хан обещал королю «шерть сложити»¹⁵. В какой бы форме не был заключен договор, акт 1480 г. можно считать крупной победой дипломатии Ивана III¹⁶.

26 апреля 1481 г., когда еще не совсем ясна была судьба Ахмата, русские дипломаты предлагали крымцам следующее: в том случае, если хан Большой Орды не выступит в поход на Русь, а туда отправится король, просить Менгли-Гирея, чтобы «царь сам всел на конь» (а не посылал своего брата, как предусматривала шерть 1480 г.) «да пошол на короля»¹⁷. Ожидаемый поход литовских сил не состоялся, Ахмату уже не суждено было двигать войска на Русь. А вскоре крымский хан и литовский великий князь нашли общий язык. К концу 1480 г. — началу 1481 г. можно отнести посольство Ивана Борисовича Глинского в Крымское ханство¹⁸, увенчавшееся подтверждением прежней шертной грамоты и пожалования Тохтамыша.

Не исключено, что тогда в ярлык, данный Тохтамышем Витовту, и было включено новое условие — о пожаловании Пскова и Новгорода (его нет в ярлыке на имя Казимира, выданного Хаджи-Гиреем в 1472 г.). Польские историки, в частности А. Прохазка, считают упоминание Новгорода и Пскова дополнением 1514 г.¹⁹, о чем, однако, нельзя говорить с полной уверенностью. Пожалование могло относиться и к 1426 г., очередной попытке Витовта захватить русские северо-западные земли. Как бы то ни было, возобновление договора с Казимиром послужило базой для предъявления Ивану III литовским послом, полоцким наместником Богданом Андреевичем Саковичем почти фантастического требования: «король прислал Богдана, прося Новагорода Великого и Лук Великих»²⁰. Однако в поздних высказываниях Менгли-Гирея много неясного. В 1507 г. панам Рады Великого княжества Литовского крымский посол должен был нарисовать картину развития отношений двух государств, начиная с рубежа XIV—XV вв., когда Витовт и Тохтамыш «присяжные братья были²¹, и Тохтамыш дал Витовту ярлыки на Киев и Смоленск. «О тых же вышеписаных городех» литовские послы взяли ярлык и у Хаджи-Гирея. Затем к Нурдовлату приехали послы Ян Кучукович и пан Ивашенцов, и также получили ярлык. К самому Менгли-Гирею приезжал воевода Троцкий, вероятно, Иван Борисович Глинский. Установка Менгли-Гирея изменилась: якобы «по слову» Ивана III, крымский хан «с королем помирился», как стало известно 15 марта 1482 г. Однако послы Ивана III упорно настаивали на том, чтобы Менгли-Гирей «крепкое слово молвил и ярлыки дал, что ему с королем не мириться». Такое требование звучало 15 марта и в мае 1482 г., 19 марта 1483 г., 14 марта 1484 г.²²

«По слову великого князя Ивана Василиевича» крымский хан «землю Киевскую учинил пусту за неисправление королевское, что приводил царя Ахмата Болшиа Орды со всеми силами на великого князя»²³. Отсутствие соответствующей посольской «инструкции» Ивана III привело А.М. Некрасова к мысли о том, что «связь похода 1482 г. с просьбами великого князя московского в действительности не была столь прямой и непосредственной, как это представлено в летописях»²⁴. Иного мнения придерживались украинские историки. Так, М. Грушевский указывал, что в 1482 г. Менгли-Гирей подарил Ивану III дискос и золотую чашу из Софийского собора²⁵. Современные украинские историки (в частности, Г.Ю. Ивакин) подчеркивают роль крымского хана в разгроме и последующем упадке Киева, превосходящим разорение города в результате Батыева нашествия²⁶. Действительно, поход Менгли-Гирея на Литовское княжество увенчался взятием и разграблением Киева. Во время нашествия крымского войска на Киев в окрестностях города собрались князья Одоевский, Вяземский, Можайский, Трубецкой, Воротынский, Козельский со своими отрядами, «вся земля» Смоленская, Витебская, Полоцкая, Волынская, Подольская, Брестская и т. д.²⁷ Однако им не удалось противостоять нашествию.

Неспособность войска княжества Литовского противостоять набегам крымцев подрывала веру в целесообразность пребывания православных князей в этом политическом образовании. Пожалуй, 1482 г. можно рассматривать как переломный в сознании православной элиты восточных районов Литовского княжества и в их отношении к этому государственному образованию. Несколькими годами позднее большая часть перечисленных выше князей оказалась на стороне князя всея Руси Ивана III²⁸. Правда, по мнению последнего исследователя вопроса М.М. Крома, движущим мотивом подобного перехода была надежда сохранить свой имущественный и социальный статус²⁹.

Поход крымского хана Менгли-Гирея на Киев в 1482 г. (РНБ. Миниатюра Лицевого свода XVI в. Шум. том. Л. 377)

В связи с событиями 1482 г. заслуживает внимания позиция литовской стороны. О ней можно судить по одному из документов Литовской метрики. В четвертой книге записей Литовской метрики находится грамота, приписанная редактором соответствующего тома издания И.И. Лаппо «ордынскому раде» Абдулле³⁰. Грамота в копии Литовской метрики открывается словами: «Князь Абъдула, рада». Содержание документа давало бы возможность присоединиться к мнению И.И. Лаппо, если бы не обращение «цару». Ордынский «рада» так называть Казимира не мог. Скорее речь идет об ответе литовской рады, которая была весьма снисходительна к крымцам, князю Абдулле. «Хотя бы и ты, цару, к тому помочником не был, однак было тому городу гореть и тым людем погинуть, коли на них Божии гнев пришол», — читаем в грамоте. Ссылка на «Божий гнев» полностью реабилитировала крымского хана. «А з Божъее ласки у нас ест городов и волостей и людей досыть»³¹, — гордо продолжали анонимные собеседники Абдуллы. Набег на Киев не изменил позиции литовской рады. Она предлагала крымскому хану продолжение тех же отношений, что были при его отце, Хаджи-Гирее, но выставляла условием присылку в Литовское княжество ханского сына в качестве заложника. Формулировка союза в этом документе несколько отличается от стандартной: «...будем за одно: што будуть твои люди, то мои, а што мои, то твои». Ответ содержал и обещание решить вопрос о городе «Тыкене» (Тягине), чего упорно добивался Менгли-Гирей.

Этот район привлек внимание хана, поскольку был очень важен в стратегическом и экономическом отношении. «Тягинин замок» стоял на р. Тягинке (впадавшей в Днепр в 30 верстах от его устья) недалеко от перевоза на Тавани. Каждая из сторон рассматривала его как свою собственность. Для Крыма это был плацдарм, откуда было удобно совершать набеги в среднее Поднепровье, Волынь и другие прилежащие районы. В 1492 г. Менгли-Гирей воздвиг здесь замок, разоренный в 1493 г.³²

В период русско-литовской войны 80-х — начала 90-х гг., названной А.А. Зиминым «странной»³³, позиция Менгли-Гирея не отличалась особой последовательностью. Она определялась борьбой с Литовским княжеством из-за низовьев Днепра, с одной стороны, нежеланием усиления Русского государства, процесс расширения которого уже набирал темп, с другой, и ожесточенной войной с «Ахматовыми детьми», с третьей. Крымско-литовские противоречия выливались в форму набегов на Киев, Черкасы, Чернигов, Браславль, Венев, которые несли основную тяжесть расходов на оборону и поддержание дипломатических сношений со всеми ордами³⁴. Другой «фронт» военных действий Крыма находился на Нижней Волге, где располагались улусы большеордынских царей, и противостояние с ними естественным образом превращалось в борьбу за Астрахань. К.В. Базилевич, анализируя записки И. Барбаро, обратил на это внимание, датируя столкновение Менгли-Гирея с Муртазой 1484—1485 гг. Значение событий середины 80-х гг. XV в. он видел в том, что «Турция окончательно становится на сторону Менгли-Гирея, создавая благодаря своей помощи значительный перевес его сил над противниками»³⁵.

Русь, в свою очередь, видела в Крыме союзника. Осенью 1489 г. Менгли-Гирей известил Ивана III о новом походе Муртазы и Сеид-Ахмата на Крым. Весной 1490 г. Иван III направил племянника Менгли-Гирея Сатылгана на Орду, куда тот, однако, не пошел³⁶. 2 сентября 1490 г. Менгли-Гирей был вынужден заключить мирный договор с Ордой, ханы которой послали в Крым войско, опустошившее земли Барынских беев³⁷. Крымский хан в долгу не остался. С помощью 1000 турецких янычар, прибывших на 10 судах, он разбил ордынское войско и отогнал коней. Итак, поддержка Османской империи обеспечила равновесие сил Орды и Крыма.

Однако эти события знаменовали и новый поворот в политике Крымского ханства, нацеленность ее не только на разгром орд, но и на захват Астрахани, где правил Абдул-Керим. Один из сыновей Ахмата Муртаза в мае 1491 г. отправился к Астрахани в надежде на поддержку ногаев, союз литовского князя с главой одной из орд становился для Крыма особенно опасным, даже несмотря на то, что главные ордынские силы Муртазы и Сеид-Ахмата 25 января 1491 г. были разбиты литовскими войсками под Заславом у р. Горыни. Воспользовавшись сложившейся ситуацией, Менгли-Гирей захватил коней: «...нынеча как бы им отойти, ино силы нет, велми нынечи охудели, рать их королев сын побил³⁸. После двукратных посольств к султану Баязиду Менгли-Гирей получил новое турецкое подкрепление — 2 тыс. пеших воинов³⁹. Ивану III удалось привлечь ногайских мурз Мусу и Ямгурчея. Султанский посол прибыл «ко царем в Орду о том, чтобы цари с того поля пошли прочь». Наконец, русское войско напало на Абдул-Керима, его отряд был разбит, сам хан бежал в Астрахань. Таким образом, в 1491 г. Крым победил Большую Орду «благодаря поддержке, оказанной Менгли-Гирею как Русским, так и Османским государствами. Ивану III необходимо было, — пишет А.М. Некрасов, — сохранить союзника в борьбе с Великим княжеством Литовским, а султан не мог допустить поражения своего вассала⁴⁰.

Интересы Менгли-Гирея не ограничивались одним только перевалочным пунктом на пути с Волги к Каспийскому морю. Здесь в 1492 г. крымский хан начал создавать город Очаков, который должен был передать в его руки контроль над еще одной торговой артерией⁴¹.

Угроза турецко-татарского нашествия заставляла феодалов Великого княжества Литовского стремиться к союзу с Короной Польской. После смерти короля Казимира 7 июня 1492 г. литовская рада срочно направила предложение панам Рады Короны Польской о совместных действиях против Османской империи и Крымского ханства. Повторное предложение было направлено на защиту Литовского княжества от «перекопского» царя⁴². Ту же инициативу поддержал и новый польский король Ян Ольбрахт. Поздравляя своего брата с занятием королевского престола, Александр, подобно панам Рады, предложил польскому королю совместные действия против Менгли-Гирея, вышедшего в январе 1493 г. из «Перекопа» и двигавшегося вместе с османским войском во главе с Месих-пашой (из Белгорода) к Тягинину замку на Днепре⁴³.

Самому же Менгли-Гирею Александр пообещал наказать виновников ограбления корабля под Тягиней, захвата людей и лошадей. Вместе с тем Александр потребовал давать «украинным людям» суд и управу со стороны татар. Действительно, как сообщал Александр Менгли-Гирею (вероятно, на следующий год) все захваченное его подданными под Тягинею, было возвращено крымцам⁴⁴.

Возможно, для того, чтобы обезопасить себя от возможных конфликтов с Литовским княжеством, 26 июня 1492 г. Менгли-Гирей отправил к Казимиру своего посла Камбар-Али, вместе с которым в Крым выехал Иван Борисович Глинский, снабженный инструкцией, содержавшей предложение Менгли-Гирею возобновить договор, заключенный с его отцом. Ни напоминания о прежней «дружбе» Хаджи-Гирея и Казимира, ни предложения возместить расходы по постройке Очакова не достигли цели⁴⁵: посол был заключен в темницу, а строительство крепости, призванной контролировать часть побережья Черного моря, продолжалось. Вскоре после отъезда посла из Литовского княжества нападению Ширинского князя Бараша подверглись окрестности Киева⁴⁶. Уже в это время территориальные устремления Менгли-Гирея простирались довольно далеко. Он предлагал Ивану III план раздела Литовского княжества, оставляя себе Киев, а Ивану III — Вильно⁴⁷. Ответом Ивана III было предложение о прекращении строительства крепости в Очакове (на том же настаивал и Александр). Иван III предлагал хану новый поход на Великое княжество Литовское⁴⁸. Тем не менее основным объектом внимания крымского хана оставался район Очакова. В 1493 г. Менгли-Гирей вел переговоры с белгородским пашой Меситом, целью которых было разделение сфер влияния в этом районе.

Крымско-литовским отношениям препятствовали не прекращавшиеся попытки использования Заволжской Орды в интересах Великого княжества Литовского. Так, литовского посла Лютавора Хребтовича, отправленного в Корону Польскую, Александр извещал о том, что Орда в 1493 г. кочует вблизи Литовского княжества, и литовские дипломаты стремятся направить ее на Русское государство⁴⁹. Лютавор Хребтович одновременно с переговорами должен был нанять пеших и «ездных» — конных жолнеров.

В ответ на предложение возобновить отношения, сделанное Александру Шиг-Ахматом, возглавлявшим Орду, литовский князь в 1496 г. отправил свое посольство с целью заключения откровенно антикрымского союза. Одновременно Александр просил ордынского хана помочь находившемуся в Литве царевичу Уздемиру-салтану получить отцовский престол⁵⁰.

Русско-крымский союз и в середине 90-х гг. был весьма серьезным препятствием на пути установления, а точнее, восстановления дружественных литовско-заволжских (большеордынских) отношений. Посольство Василия Борисовича Глинского не добралось до Шиг-Ахмата, на пути оно было захвачено Менгли-Гиреем⁵¹. Новые контакты были отложены до тех пор, пока, как писал заволжский хан. Орда не прикочует поближе к ВКЛ, чтобы можно было без страха перед Менгли-Гиреем вести дипломатические переговоры.

Не прекращались и прямые нападения крымцев на ВКЛ. Литовский великий князь в 1496 г. расценивал крымского хана Менгли-Гирея и волошского воеводу Стефана как «великих неприятелей», так как «ойчине нашой Великому князству знаменитый шкоды почынили, городы нашы пожъгли и многии люди головами в полон повели»⁵².

Упрек Александра в том, что Русь состояла в союзе с этими государствами («тыи твои послы там у них были, а их послы у тебе были и не однова», — писал он Ивану III), тем самым нарушив договор 1494 г., безоснователен. Стороны трактовали его совершенно по разному: Александр полагал, что в докончании «межи нами записано, што... быти заодин на всякого нашого недруга и на татар»⁵³. То же писал Александр и с послом Ивашкой Сапежичем: в докончании записано, что «быти тебе с нами на всякого нашого неприятеля а на поганство заодин»⁵⁴. Дьяк Третьяк Долматов, отправленный в конце 1495 г. в ВКЛ, оповещал Александра, что Иван III «приказал» Менгли-Гирею быть с Александром «в любви и в одиначестве, другу бы нашему друг был и недругу бы недруг». Иван III, обещая помощь Александру, разузнавал, какая именно поддержка требуется⁵⁵. Между тем Менгли-Гирей еще не приблизился к Днепру⁵⁶.

В конце 90-х гг. литовско-крымские отношения не улучшились: продолжалась пограничная война, по-прежнему удерживался в Крыму Василий Борисович Глинский (в 1496 г. направленный в «Заволжскую Орду» для заключения антикрымского и антитурецкого союза), равно как и захваченные в плен жители соседних земель; крымцы продолжали строительство крепости на правой, так называемой «литовской» стороне Днепра. Требования Александра о возвращении посла и прекращении строительства не были удовлетворены, хотя за союз с Менгли-Гиреем ратовал кафинский паша Мухаммед-салтан⁵⁷. Александр же натравливал хана Большой (Заволжской) орды Шиг-Ахмата на Крым⁵⁸. В 1495 г. наместником Кафы становится сын султана Баязида — шах-заде Мухаммед. В историографии оценка этого события различна, однако несомненно, что османское влияние на жизнь Крымского ханства в результате появления в Кафе ближайшего родственника султана должно было усилиться.

Посредником между союзником Русского государства — Крымским ханством и его противником — Литовским княжеством выступил Мухаммед-Гирей, сын Менгли-Гирея, воспитывавшийся в Стамбуле при дворе османского султана. Он предложил свою дружбу Александру и посредничество между литовским князем и крымским ханом в том случае, если последний возместит убытки и вернет пленных. То же предложение повторил кафинский наместник султан Мухаммед-паша⁵⁹».

В 1497 г. позиция Менгли-Гирея стала несколько меняться, и он начал склоняться к заключению договора с польским королем, о чем сообщил литовскому князю. Хан обратился к нему с жалобой на пассивность киевского воеводы Дмитрия Путятича в вопросе о возвращении «литовских» «нятцев», с предложением прекратить сношения с Заволжской ордой, направить крымского посла в случае получения им «глейта» (опасной грамоты)⁶⁰. Однако Александр не торопился принимать окончательное решение, отложив его до возвращения В. Глинского и приезда крымского посла⁶¹. Литовскому князю более перспективным союзником казался хан Заволжской Орды, который в 1497 г. предлагал Александру выбрать подходящее время — весну или осень для нападения на Крым и дожидаться на окраине со своими войсками сообщения из Заволжской Орды⁶².

Великий князь литовский уже однажды, в 1480 г., показал себя неверным союзником. И память об этом была жива в Заволжской Орде вплоть до конца ее существования. Так, Шиг-Ахмат писал Александру в 1500 г.: «По тому братству ваш отец король и наш отец Ахмат царь, зодиначывшыся межы себе, тверъдо оба прысягнули и, на конь свои въседши, мели на Ивана поити. Ино мои отец з воиском своим на него пошол, а твои отец не шол⁶³. Хан Большой Орды прочно держался за этот союз. «Братство и прыязнь» царили в отношениях Орды и ВКЛ «от великого цара Батыя»⁶⁴. Временно потеряв контакты с ВКЛ, Шиг-Ахмат в середине 90-х гг. просил уведомить его о расстановке сил, о союзниках и противниках Литовского княжества. Вероятно, Александр после своего прихода к власти не удосужился восстановить контакты с Ордой, разгромленной в 1481 г. Ордынский посол Тагир был задержан в ВКЛ на целых 8 лет⁶⁵, младший брат Шиг-Ахмата Хожак-султан не был признан литовским князем⁶⁶.

В 1497 г. инициативной стороной литовско-ордынских отношений выступил хан Заволжской Орды Шиг-Ахмат⁶⁷. Посольство от Шиг-Ахмата, Хожак-султана, князей Хаджи-Гирея и Аеги выдвинуло предложение помочь Литовскому княжеству в борьбе против Менгли-Гирея. Александр выразил благодарность ордынским представителям и пообещал информировать о результатах переговоров с Крымом⁶⁸. Шиг-Ахмат не отказался от своей идеи и в дальнейшем. В 1498 г. он упрекал литовского князя в несоблюдении обещания совместно воевать против Менгли-Гирея, и приглашал на свадьбу своего брата с дочерью князя Шемахи (и, естественно, по этому случаю вымогал подарки от Александра, а его примеру следовал и князь Хаджи-Гирей). Одновременно хан Муртаза просил Александра о хлебокормлении, где-нибудь на «украине» себе, брату и детям⁶⁹.

Между тем положение Большой Орды ухудшалось. По сообщению русского посла Бориса Челищева от июля 1498 г. «приходили черкасы на Большую Орду да побили... татар Большой Орды добре много». «Ахматовы дети истомны учинилися, и нынеча хотим их искати», — сообщал Менгли-Гирей Ивану III. Он собирался прибегнуть к помощи султана и, взяв у него 60—70 тыс. рати, дойти до Вильны и Кракова⁷⁰. Шиг-Ахмат в 1500 г. просил у шах-заде Мухаммеда разрешения перекочевать из Предкавказья к Днепру, но не получил его. «Орду... сказывают, — доносил из Крыма Иван Кубенский, — в Пяти горах под Черкасы, а голодну кажут и безконну добре»⁷¹.

К началу второй русско-литовской войны 1500—1503 гг. (первой в XVI столетии) — лагерь противников Русского государства пришел в состояние относительного единства. Заволжская Орда достигла временного соглашения с ногайскими князьями, что было закреплено свадьбой дочери Шиг-Ахмата с одним из ногайских князей⁷², на которую приглашали и литовского князя. Воспользовавшись этим, Александр поспешил просить ногайских князей о нападении на Русское государство в том же 1500 г., таком тревожном для Великого княжества Литовского⁷³, когда в качестве союзника Ивана III выступил и Менгли-Гирей⁷⁴. Однако последним было очень трудно поддерживать отношения друг с другом. Послу Ивана III Ивану Кубенскому не удалось благополучно достигнуть Крыма. Его караван был разграблен в степи ордынцами, 11 человек было убито, 7 попали в плен, «рухлядь» (соболи, горностаи, лисьи горла, шубы, ювелирные изделия и др.) на сумму 3000 руб. потеряна. Несколько лучше сложилась судьба посольства Ивана Мамонова, выехавшего в Крым в августе 1500 г. Азовские татары отняли у него товара только на 700 руб., погиб один священник и еще четыре человека⁷⁵. Мамонов известил хана об успехах в русско-литовской войне.

Одновременно литовская дипломатия сделала попытку разрушить крымско-русский союз. Киевский воевода Дмитрий Путятич 23 ноября 1500 г. был направлен послом к «вольному царю» Менгли-Гирею, чтобы напомнить ему о давних традициях времени Тохтамыша и Ольгерда, Казимира и Хаджи-Гирея, когда предки Менгли-Гирея «вольными цары слыли и многии земли, господаръства им ся кланивали, пошлины и выходы царские их им давали». Распад союза между Литовским княжеством и Крымским ханством был, по словам посла, причиной ослабления ханства: «Честь твоя царская не по тому стоит и понижела, и пошлины тыи вси... отошли... А хто перед тым твоим предком холопом писывал, тот нине тобе вжо братом ся называеть». Этим пассажем, направленным против Ивана III, Дмитрий Путятич должен был убедить Менгли-Гирея разорвать союз с прежним «холопом» и вступить в традиционно дружественные отношения с Литовским княжеством, где раньше находили приют крымские ханы, гостеприимно там встреченные («А хлеба им и соли не боронивало»⁷⁶). Александру не удалось привлечь на свою сторону Менгли-Гирея, но зато на Шиг-Ахмата подействовали уговоры («холопа своего сказнишь»)⁷⁷ и выплата значительной «ордынщины» — 15 сороков соболей, 7 поставов лунских, 14 махальских, 46 троцких, 4 новогонских сукон⁷⁸. Планы Шиг-Ахмата отнюдь не поддерживали его братья, как старшие (Муртаза и Абдыл-Керим), так и младший — Сеид Ахмед. «Вси тыи мене, — писал хан, — за повод иняли, рекучи: Не ходи тамо»⁷⁹. Но хан не внял уговорам.

Ранней весной 1501 г. орда пересекла Дон у р. Чир, поднялась по Дону почти до русских границ. Летом 1501 г. Шиг-Ахмат вместе с Сеид-Мухаммедом расположился на Дону у Тихой Сосны, чтобы поставить там крепость⁸⁰, откуда соединенные силы Большой орды (численностью до 20 тыс. человек)⁸¹ могли угрожать и Крыму, и южным окраинам Руси. Ему навстречу к Мстиславлю вышло значительное литовское войско, с которым, однако, ордынцы не встретились. Крымцы, поставившие свою крепость напротив ордынской, после пятидневного стояния внезапно ушли с устья Тихой Сосны⁸². Казалось, успех сопутствовал ордынскому хану: он отогнал крымские войска от пределов Литовского княжества и не дал возможность Менгли-Гирею полностью выполнить обязательства по отношению к Ивану III, хотя хан для борьбы с Большой Ордой требовал от него, как от своего союзника, подкрепления в 10000 всадников, а также пушек и пищалей⁸³. Русские же военные силы не вмешивались в ордынско-крымский конфликт, в связи с чем Л. Коллинз ставит вопрос о том, хотел ли Иван III полного подчинения Большой орды Крымскому ханству⁸⁴. После этого Шиг-Ахмат двинулся к Стародубу, Рыльску и Новгород-Северскому, взял два последние и с гордостью писал Александру: «Для тебе их есми не рушил⁸⁵. Иван III претендовал непосредственно на литовские владения — Киев, Слуцк, Туров, Пинск, но отнюдь не на Путивль, Чернигов, Рыльск, Новгород-Северский, Стародуб, Гомий, Любич, Трубческ, Брянск, которые уже вошли в состав Русского государства.

Яблоком раздора в литовско-ордынских отношениях послужил Киев. Крупнейший стратегический и торговый центр на Днепре в конце XV в. стал предметом пристального внимания различных государств. Большая Орда, хану которой («царю завольскому и перекопскому») вскружил голову небольшой и временный успех в борьбе с Менгли-Гиреем в 1501 г., направила своего посла Довлетека к Александру «просити Киева»⁸⁶. Кроме того, Шиг-Ахмат собирался «своего холопа» князя Михаила Тверского «на его отъчину опять князем вчынити»⁸⁷. Планы ордынского хана нельзя назвать реалистичными. Шиг-Ахмату следовало заботиться о себе.

Летом в устье Тихой Сосны Большая орда противостояла Крыму. Каждая сторона воздвигла остроги, но не решилась дать сражения. Шиг-Ахмат отошел сначала к Рыльску, а осенью 1501 г. после 40-дневного стояния под Каневым двинулся на Чернигов, где умер его брат Жонай-салтан⁸⁸.

К личным бедам («сам есми в тузе и в мысли остал») добавились и другие: «Зима тверда стала, снег велик напал, люди ходити не могли, слуги и влусы далеко стали», — жаловались и хан, и Тювикель⁸⁹. В этих обстоятельствах один из представителей ордынской знати князь Тювикель вспомнил об Иване «Московском» и в послании Александру напоминал о прежнем «приятельстве» с ним, несколько упрекая литовского князя: «...мы есмо для вас от него разлучылися»⁹⁰.

Между тем Иван III при известии о нападении большеордынского войска на Рыльск и Новгород-Северский направил к Шиг-Ахмату посольство, о котором сообщают весьма пристрастные политики — сам хан и его правая рука Тювикель. Последний извещал Александра: «нашого цара холоп Иван мовить так: «Ратай и холоп его буду»»⁹¹. Просьба Ивана III о прекращении военных действий на границах Русского государства подкреплялась материально: он «прыслал к нам тые датки, чого ж отцу нашому и братьи нашои не давал у вашом щастьи». В декабре 1501 г. в Москву прибыл большеордынский посол с предложением союза (о «дружбе и о любви»)⁹². В ответ в марте 1502 г. в Орду выехал Давыд Лихарев⁹³. Переговоры посольства в декабре 1501 г. — июле 1502 г. проходили в сложных условиях. Все это время, несмотря на просьбы великого князя, постоянно излагавшиеся его послом Алексеем Заболотским, Менгли-Гирей бездействовал, не оказывая поддержки Ивану III.

Однако и положение Большой Орды оставляло желать лучшего. Зимовать ей пришлось на р. Сейм. Лишь весной 1502 г. она откочевала на юго-запад, к р. Суде. Опасения перед двумя неприятелями — крымским ханом, который «зъдавна» был таковым, и Иваном III, «сильным неприятелем», четко выразил Тювикель: «Межы дву воин стоим: любо Менъдли-Кгерея воевати, а любо холопа Ивана... Естли боръзо воиском не прыидете, тогды межы дву воин не можем постояти»⁹⁴. Свои переговоры с Иваном III, который де «издавна холоп был и после отца нашого смерти и вашого непрыятелем стал», Шиг-Ахмат объяснял необходимостью вызволить своих соотечественников из русского плена: «Нашы добрыи люди Ивану в неволю впадали, и сеит ест и попы ордынъскии и мещане ест, и хартораханцы. Штобы с того греха не было, Махметев закон ест перед Богом, штобы ми за то не терпети»⁹⁵. Кроме того, ордынский хан утверждал, что заволжцы ведут переговоры с Русью лишь для обмана⁹⁶. В ином свете представлял позицию своего государя князь Тювикель. Он обещал поддерживать антимосковскую политику хана: «На Ивановы великии скарбы смотра, вас не оставим».

Разгром Большой Орды крымским войском в 1502 г. (РНБ. Миниатюра Лицевого свода XVI в. Шум. том. Л. 623)

Отношения Литовского княжества и Большой Орды не успели окончательно оформиться. Уже в конце 1501 г. — начале 1502 г. совершенно очевидной стала неизбежность гибели Заволжской Орды. Однако лишь в мае 1502 г. в присутствии А. Заболотского крымское войско двинулось на Орду, обессилевшую после суровой и очень тяжелой зимы. Вопреки традиционному взгляду, Л. Коллинз полагает, что Менгли-Гирей сам не участвовал в походе на Орду, он де мог совершить его только в августе-сентябре 1502 г., но в это время, как свидетельствуют его послания Ивану III, был болен и оставался в пределах ханства⁹⁷.

В июне 1502 г. крымское войско без решительного сражения покончило с Большой Ордой, находившейся между реками Самара и Сула. Победа Гиреев, по мнению Л. Коллинза, положила конец Наманганской династии, но не Большой Орде. Иначе оценивает события 1502 г. К.В. Базилевич: уничтожение Орды «явилось большим торжеством московской внешней политики. Русское государство навсегда освобождалось от врага, являвшегося прямым наследником Золотой Орды»⁹⁸. Л. Коллинз рассматривает события 1502 г. как эпизод в длившейся с XIV в. династической борьбе⁹⁹. В ней участвовали потомки трех братьев Батыя — Намангана, Шибана и Туки Тимура. Каждый из этих трех родов считал себя вправе претендовать на земли, «народ» и доходы¹⁰⁰. Шибаниды в XIII в. утвердились к западу от Волги, но в XIV в. часть их территории захватил Темир-Кутлук, представитель рода Наманган. Об этом и рассказывал Ивану III шибанид Ибак¹⁰¹, обосновывавший свои претензии на Поволжье и оправдывавший борьбу против потомков Темир-Кутлука, к которым и принадлежал Ахмед-хан. Его родословная выглядела так: Наманган-Кутлуг-Тимур-Тимур-Тимур-Кутлуг, у последнего было два сына: Кучук и Мухаммед, у Кучука сын Ахмед, у Мухаммеда — сын Махмуд и внук Ахмед¹⁰². В XV в. Большой Ордой, занимавшей Нижнее Поволжье, управляли наряду с потомками Намангана и Шибаниды. Наманганам принадлежала Астрахань, где утвердились дети Ахмеда — Ак-Керек и Ямгурчей¹⁰³.

После разгрома Большой Орды крымско-литовские отношения стали стремительно набирать темп. Менгли-Гирей вступил в непосредственные контакты с Александром и его наместниками. Он просил киевского воеводу Дмитрия Путятича пропустить его послов¹⁰⁴. Хан как бы унаследовал традиции Большой Орды.

Некоторую роль в установлении литовско-крымских отношений, возможно, сыграла и ошибочная позиция русских дипломатов. Накануне русско-литовской войны с ее решающим событием — битвой на Ведроше¹⁰⁵, в тот кратковременный период, когда мирные сношения Русского государства и Великого княжества Литовского отодвинули проблему русско-крымско-литовских отношений на второй план, во внешней политике Руси была допущена ошибка. В Крым был отправлен Семен Ромодановский (до 1500 г.) с предложением заключить мир с Александром, а к последнему поехал И.Г. Мамонов с тем же поручением. Пусть условия мира были неприемлемы для Литовского княжества (возвращение крымцев, «что потягли наши люди к нашей Орде», выплата ясаков и восстановление должности даруг, существовавших при Сеид-Ахмеде¹⁰⁶, самый факт ориентирования русской дипломатией крымского хана на мирные отношения с Литовским княжеством был ошибкой. Не в этом ли заключается еще одна причина опалы Дмитрия-внука и Елены Волошанки, окружение которых руководило внешней политикой Руси накануне кризиса в русско-литовских отношениях¹⁰⁷, приведшего к войне 1500—1503 г.? Не в этом ли одна из причин успеха литовской дипломатии, не без усилий которой Менгли-Гирей покинул свою крепость на Дону?

Вслед за посольством Станислава Петряшковича Кишки и «дьяка» Ивашки Сапегина, которые настаивали на примирении крымского хана и литовского князя, аналогичное поручение было дано Семену Ромодановскому. Несколько дивясь ему, Менгли-Гирей велел ответить своему послу Ази-Халилю: «И нынеча что ты велел воевати, и мы ратью их воевали, чтобы и тебе и нам недруг. И нынеча ты велишь помиритись, велми добро, яз ся помирю, и възверишь, и ты бы ему крепкое слово молвил»¹⁰⁸. При этом хан сообщал, что есть один спорный вопрос. Действительно, в 1499 г. Менгли-Гирей потребовал от Александра возвращения людей, данных его отцом Хаджи-Гиреем, князю Семену Киевскому¹⁰⁹.

В ответе на посольство князя С. Ромодановского предыстория вопроса изложена более подробно. «Нашие орды данщики отца моего князю Семену Киевскому князю отданые люди есть; коли Сеит Ахметя царя отвезли в Литовскую землю, и тех ордынских данщиков наших людей нам отдаст»¹¹⁰. При внешней понятности этого рассказа социальный статус людей, отданных Хаджи-Гиреем князю Семену, остается неясным. Важно подчеркнуть, что истоки конфликта по поводу «данщиков» восходят ко времени до 1466 г., когда умер Хаджи-Гирей. В течение 33 лет или более спор оставался неурегулированным, но проявился лишь в октябре 1499 г. в речи Ази-Халеля, произнесенной в присутствии Ивана III по поручению хана: «А что потягли наши люди к нашей орде, те бы он наши люди отдал, и как наши люди нам отдаст, после того лихо межи нас отступит»¹¹¹.

Возрождение Менгли-Гиреем, «Великое орды... великим царем» (как он называл себя сам) или «Великое орды царем» (как именовал его Александр в 1504 г.¹¹²) программы времен Тохтамыша (а требования Менгли-Гирея повторяли условия ярлыка этого хана: «из старины к Перекопской орде тянули Киев в головах почен; а опроче Киева по тем городкам дараги были и ясаки с тех людей имали, Канев да Нестобрат, да Дашко, да Яро, да Чонам, да Болдав, да Кулжан, да Бирин Чябаш, да Черкаской городок, да Путивль, да Липятин, те городки и з селы все царевы люди»¹¹³) обосновывало притязания крымского хана на огромную территорию будущих украинских земель. О своих притязаниях на Киев Менгли-Гирей объявил как в начале 90-х гг., так и на рубеже XV—XVI столетий.

Дальнейшая предполагаемая судьба Киева и Черкасского городка изложена настолько туманно («...Киев и Черкаской городок твои будут, и какое лихое дело будет, кочевав к Киеву и к Черкаскому городку близко придем, твои люди наши люди будут, а наши люди твои люди будут... Киев и Черкаской городок добром и лихом не мочно будет взяти, в то место иные люди давши не мочно ли взяти?»)¹¹⁴, что это дало основание К.В. Базилевичу думать, будто города предназначались крымским ханом Ивану III. Однако и за собой хан оставлял право кочевки на данной территории, а Ивану III вменял в обязанность участвовать в их захвате. Пожалуй, его главной целью было отторжение этой территории от Литовского княжества при непосредственной поддержке русских войск¹¹⁵. Русский же государь делал акцент не на способах добывания «отчины», а на своих якобы законных правах на нее: «А что писал еси нам о Киеве и о Черкаском городке, чтобы нам их достати, и мы у Бога того просили и велми того хотим, чтобы нам дал Бог своей отчины достати, а с тобою бы с своим братом быти нам блиско»¹¹⁶. Вопрос о разделе Киева и Черкасского городка, сам по себе глубоко противоречивый, был пока для обоих союзников вполне умозрительным.

Что касается крымско-литовских отношений, то вопрос о доходах крымского хана с территории, уже вошедшей в состав Русского государства, стоял как практический. Отправляя 27 ноября 1500 г. киевского воеводу Дмитрия Путятича в Крым, великий князь Александр соглашался уступить хану часть дани с Путивльских земель в том случае, если тот поможет вернуть ему эти земли. Ради сохранения в составе Литовского княжества древнерусских земель Александр готов был не только к уплате ежегодной дани по три деньги с человека — как с господарских, так и с панских и боярских людей в Киевской, Волынской и Подольской землях, но и к обложению их населения дополнительной данью¹¹⁷. Не менее острым был вопрос о платежах с других земель Русского государства. «Взимки» с Одоева стали предметом долгих переговоров между ханом и русским государем, вызвали вторую серьезную трещину в отношениях соседних государств, усугубленную переходом В.И. Шемячича на сторону Ивана III, присоединением Брянска и Путивля к Русскому государству¹¹⁸. Однако до формального разрыва отношения Руси и Крыма еще не дошли. Напротив, историки полагают, что в ходе первой русско-литовской войны XVI в. Крымское ханство и Русское государство выступили союзниками. Результатом их совместной деятельности было окончательное сокрушение Большой Орды, вовлеченной усилиями Александра в русско-литовское противоборство. В роли наследника Джучиева улуса после разгрома Большой Орды стало выступать Крымское ханство, и прежде всего это отчетливо почувствовало Великое княжество Литовское.

Дело не только в том, «что война давала ему (Крымскому ханству) возможность пограбить города и волости в землях противника (имеется в виду ВКЛ) и заставить его уплачивать дань»¹¹⁹, хотя и эта мысль, высказанная К.В. Базилевичем, совершенно правильна. В 1502 г. речь снова зашла о восстановлении регулярных даннических отношений, существовавших в конце XIV в. Войско царевичей Фети-Гирея и Бурнаша, достигавшее 90 тыс. человек, в августе—ноябре 1502 г. совершило дальний поход, достигнув Кракова; окрестности Луцка, Львова, Люблина, Турова, Киева подверглись разграблению. Да и сам хан зимовал под Киевом. Не был возвращен и «полон лонский (прошлогодний. — А.Х.) и нынешний»¹²⁰. После этого похода соотношение сил резко изменилось. Король шел на уступки по вопросу о спорных землях и соглашался на выплату колоссальных ежегодных поминков всей знати Крымского ханства (царевичам, князьям, уланам). Одним только царевичам предназначалось по 10 тыс. алтын¹²¹. Можно считать, что поход царевичей в глубь Литовского княжества и Короны Польской достиг своей цели, приведя к временному установлению даннических отношений ВКЛ к Крымскому ханству.

Первый этап русско-крымских отношений, внешне вполне удачный для обеих сторон, был чреват глубокими противоречиями. Владения крымского хана и Русского государства впервые получили общую границу. Сфера влияния крымского хана начала сокращаться. Первый конфликт из-за Одоева показал, что крымский хан не собирался так легко отказываться от тех источников дохода, которые он имел в независимых или полунезависимых княжествах юга Руси. Обнаружились и противоречия из-за русских земель Великого княжества Литовского, вошедших в состав Русского государства.

Сложились предпосылки для установления союзнических отношений Крымского ханства и Великого княжества Литовского, в результате чего после тридцатилетнего перерыва был возобновлен крымско-литовский договор, приведший в дальнейшем к обострению русско-крымских отношений. Родственные же связи Менгли-Гирея (он был отчимом тимурида Абдул-Латифа, «царя» казанского, Мухаммед-Эмина касимовского)¹²² с главами Казанского и Касимовского ханства, на которые хан претендовал как на свою «отчину»¹²³, также оказали воздействие на русско-крымские отношения более позднего времени. Гибель или трансформация Большой (Заволжской) Орды существенно изменила политическую географию юго-восточного региона Восточной Европы. Усиление Крымского ханства, унаследовавшего от Большой Орды великоулусные настроения и претензии, сопровождалось борьбой с остатками Большой Орды, оформившимся в этот период Астраханским ханством и попытками объединения с Казанским. Все выше перечисленные факторы создавали базу для нового клубка противоречий, завязавшегося здесь в начале XVI в. — предпосылок вражды Крыма и Руси и борьбы за союз с Крымским ханством двух великих княжеств — Русского и Литовского.

Примечания

1. Смирнов И.И. Восточная политика Василия III // ИЗ. Т. 27. С. 18.

2. Каргалов В.В. На степной границе. Оборона «крымской украины» Русского государства в первой половине XVI столетия. М., 1974. С. 7.

3. Базилевич К.В. Внешняя политика Русского централизованного государства. Вторая половина XV в. М., 1952. С. 539.

4. АЗР. Т. II. № 6. С. 4—5. VII.1506; Kolankowski L. Dzieje Wielkiego Księstwa Litewskiego. S. 309. Note 2; Pulaski K. Akta. S. 392—393. Одоевские князья Федор Львович еще с 1447 г., а Иван Юрьевич, Федор и Василий Михайлович — с 1459 г. били челом Казимиру о принятии их на службу (ЛМ. Кн. зап. 5, № 130, 137. С. 247—248, 254—255. См. подробнее: Кром М.М. Меж Русью и Литвой. Западнорусские земли в системе русско-литовских отношений конца XV — первой трети XVI в. М., 1995. С. 39—42, 87).

5. Назаров В.Д. Конец золотоордынского ига // ВИ. 1980, № 10. С. 109, 114.

6. Сб. РИО. Т. 41, № 2. С. 12. Март 1475 г.

7. ПСРЛ. Т. 26. С. 265.

8. Ioannis Dlugossii opera omnia. T. XIV, Cracoviae, 1878. S. 697—698. Цит. по: Лимонов Ю.А. Польский хронист Ян Длугош о России // Феодальная Россия во всемирно-историческом процессе. М., 1972. С. 268. О датировке записи см.: Флоря Б.Н. Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI — начале XVII в. М., 1978. С. 14.

9. ПСРЛ. Т. 25. С 302—304.

10. Григорьев А.Л. Шибаниды на золотоордынском престоле // Уч. зап. ЛГУ № 417. Сер. востоковедч. наук. Вып. 27. Востоковедение. 11 1985. С. 177. Он же. Письмо Менги-Гирея Баязиду II. (1486) // Там же. 3148. Вып. 29, № 13. 1987. С. 129—132.

11. ПСРЛ. Т. 25. С. 308—309. Назаров В.Д. Указ. соч.

12. РИБ. Т. 27. СПб., 1910, № 25. Стб. 326. Датировано концом 1482 г.

13. ЛМ. Книга записей 5, № 73.2, 104.1. С. 125, 170, 172, 1497, 18.XII.1501.

14. Сб. РИО. Т. 41, № 5. С. 19—20. 16 апреля 1480 г.

15. С6. РИО. Т. 41, № 5. С. 20—21.

16. АЗР. Т. II. № 6. С. 4 (Ярлык Менгли-Гирея Сигизмунду I); Посольская книга метрики Великого княжества Литовского. 1506 // Сборник князя Оболенского. М., 1838. С. 27—28.

17. Сб. РИО. Т. 41, № 6. С. 27. IV.1481.

18. РИБ. Т. 27, № 293. Стб. 330—335; Urzędnicy centralni i dygnitarze Wielkiego księstwa Litewskiego XIV—XVIII wieku. Spisy / Oprac. H. Lulewicz i A. Rachuba. Kórnik, 1994. S. 72.

19. Prochaska A.Z. Witoldowych dziejów. I. Układ Witolda z Tochtamyszem 1397 г. // PH. 1912. T. XV. Z. 3. Warszawa. S. 261.

20. ПСРЛ. Т. VI. С. 234.

21. Книга посольская княжества Литовского. 1506. С. 45.

22. Сб. РИО. Т. 41 № 7. С. 29; № 8. С. 33; № 9. С. 35; № 10. С. 39.

23. ПСРЛ. Т. VI. С. 234; С. 214; Т. VII. С. 215; Т. XVIII. С. 270; Т. XXIV. С. 194. Ср.: Pelenski J. The Sack of Kiev in Contemporary Chronicle Writing // HUS. Vol. 3—4. 1979—1980.

24. Некрасов А.М. Международные отношения... С. 58—59. М.В. Кутузов, однако, получил наказ говорить хану, «чтобы пожаловал царь послал рать свою на Подольскую землю или на Киевские места» (Сб. РИО. Т. 41, № 8. С. 34. Май 1482 г.).

25. Грушевський М. Ілюстрована історія України. Київ, 1992. С. 169; Ивакин Г.Ю. Киев в XIII—XV вв. Киев, 1982. С. 86.

26. Ивакин Г.Ю. Указ. соч. С. 15—16, 49—51, 69, 76, 79, 86.

27. Каманин И. Указ. соч.

28. Базилевич К.В. Указ. соч.

29. Кром М.М. Указ. соч. С. 70—83.

30. Та же характеристика Абдуллы дана и в указателе (РИБ. Т. 27. С. 44).

31. РИБ. Т. 27, № 25. Стб. 326. Конец 1482 г.

32. Сыроечковский В.Е. Пути и условия сношений Москвы с Крымом. С. 219—220.

33. Зимин А.А. Россия на рубеже XV—XVI столетий: Очерки социально-политической истории. М., 1982. С. 93.

34. ЛМ. Книга записей 5. С. 73, 99, 118 и др.

35. Базилевич К.В. Указ. соч. С. 210—211.

36. Сб. РИО. Т. 41. С. 77, 88, 98.

37. Сб. РИО. Т. 41. С. 108—109.

38. Сб. РИО. Т. 41, № 28. С. 105, 25.IV.1491.

39. Сб. РИО. Т. 41. С. 105, 110—112; Некрасов А.М. Международные отношения и народы Западного Кавказа. Последняя четверть XV — первая половина XVI в. М., 1990. С. 63—64.

40. Некрасов А.М. Указ. соч. С. 63—64.

41. Непосредственным толчком для этого могла быть стычка с войсками Литовского княжества на Тавани. Сб. РИО. Т. 41, № 29. С. 114. 26.IV.1491.

42. Малиновский А. Указ. соч.

43. АЗР. Т. I. № 104. См. подробнее: Некрасов А.М. Указ. соч. С. 67—68.

44. Там же. Л. 142 об.

45. ЛМ. Книга записей 5, № 4. С. 55—56; АЗР. Т. I. № 102. С. 118—120. 27.VII.1492.

46. Л М. Книга записей 5, № 22. С. 73; АЗР. Т. I. № 107. С. 125. Начало 1493 г.; Сб. РИО. Т. 41, № 40. С. 182—183; см. подробнее: Базилевич К.В. Указ. соч. С. 244—245, 303.

47. СБ РИО. Т. 41, № 35. С. 153.

48. СБ РИО Т. 41, № 35. С. 159—160.

49. ЛМ. Книга записей 5, № 18. С. 71. 1493 г.

50. Там же, № 51.1. С. 98—99.

51. Там же, № 65. С. 118.1496; № 66.2. С. 118. 29.I.1497.

52. Там же, № 63.1. С. 114. [1496].

53. Там же.

54. Книга записей 5, № 69. С. 120. 1497.

55. ЛМ. Книга записей. № 41. С. 91. [1495].

56. Там же, № 47. С. 96. [1495].

57. Там же, № 71.1, 72.27. С. 120—121. 1497.

58. Там же, № 66.2. С. 118. 29.I.1497.

59. Там же, № 65. С. 117; № 71.2. С. 122.

60. Там же. С. 122—123.

61. Там же, № 72.1, 72.3, 72.4. С. 123—124. [1497].

62. ЛМ. Книга записей. № 72.4. С. 124; № 73.2, 3. [1497].

63. Там же, № 104.1. С. 172. 18.XII.1501.

64. ЛМ. Книга записей 5, № 391.

65. Там же, № 48.1—3, 51.1. С. 97, 98. 22.XII.1495, 1496.

66. Там же, № 48.3, 51.3. С. 197—199. 1495, [1496].

67. Там же, № 106.16. С. 175. 1501.

68. Там же, № 73.1—4. С. 124—126. 1497.

69. Там же, № 81.6. С. 138 [1498].

70. Сб. РИО. Т. 41, № 58. С. 263. 9.VII.1498.

71. Сб. РИО. Т. 41, № 66. С. 323. VIII.1500.

72. Сб. РИО. С. 323, 332—333.

73. ЛМ. Книга записей 5, № 87.1, 4. С. 143, 144. 1500.

74. Там же, № 90.1. С. 147. [1500].

75. Сб. РИО. Т. 41. С. 405—407.

76. ЛМ. Книга записей 5, № 95.1—12, 98.1—3. С. 156—159, 163—167. 1500.

77. ЛМ. Книга записей 5, № 94.2. С. 155. 27.XI.1500.

78. ЛМ. Книга записей 5, № 102. С. 170—171. 1501.

79. ЛМ. Книга записей 5, № 98.4. С. 165. 1500, № 103. С. 171—172. 20.IX.1501.

80. ЛМ. Книга записей 5, № 102.2, 104.1. С. 170, 172. 1501. 18.XII.1501.

81. Сб. РИО. Т. 41, № 72. С. 359, 356, 358.

82. Там же. С. 367.

83. Там же. С. 361.

84. Там же. С. 368—369.

85. ЛМ. Книга записей 5, № 104.23. С. 176. 1501.

86. Там же, № 104.4. С. 173. 1501.

87. Там же, № 106.1. С. 178. VII.1502.

88. ЛМ. Книга записей 5, № 102.4. С. 171. 1501.

89. Там же, № 103. С. 171—172. 20.III.1501.

90. ЛМ. Книга записей 5, № 106.1, 3. С. 178—179. VII.1502.

91. Там же. С. 178.

92. Там же, № 108.1, 2 С. 181—182. 1502; Иоасафовская летопись. М., 1957. С. 143.

93. Уже в июне 1502 г. в Крыму стало известно, что Лихарев был начисто ограблен в Орде. Сб. РИО. Т. 41, № 83. С. 418—419.

94. Там же, № 106.1,2. С. 178—179. 1502.

95. Там же, № 108.1. С. 181. 1502.

96. ЛМ. Книга записей 5, № 108.1, 2. С. 181—182. 1502.

97. Collins L. On the Alleged «Destuction»... P. 369.

98. Базилевич К.В. Указ. соч. С. 490.

99. Collins L. On the Alleged «Deduction»... P. 372—373, 379.

100. Бартольд В.В. Сочинения. Т. V. С. 627.

101. Сб. РИО. Т. 41. С. 198—199.

102. Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Извлечения из персидских сочинений. Т. II. М.—Л., 1941. С. 62.

103. Collins L. On the Alleged «Destuction»... P. 377.

104. ЛМ. Книга записей 5, № 107.1—4. С. 180—181. 1502.

105. Каштанов С.М. Социально-политическая история России начала XVI в. М., 1970; Herbst St. Bitwa nad Wiedroszą 1500 roku // Wieki średnic. Medium aevum. Prace ofiarowane Tadeuszowi Manteuffelowi w 60 rocznice urodzin. Warszawa, 1962. S. 275—282.

106. ЛМ. Книга записей 5, № 93. С. 151—152; Сб. РИО. Т. 41. С. 288; Т. 35. С. 290. Подобный тип отношений Литовского княжества с преемниками Золотой Орды К.В. Базилевич относил ко второй четверти XV в., к кратковременному правлению хана Синей орды (Базилевич К.В. Указ. соч. С. 445).

107. Хорошкевич А.Л. Русское государство в системе международных отношений конца XV — начала XVI вв. М., 1980.

108. Сб. РИО. Т. 41, № 61. С. 288. VIII—X.1499.

109. Там же. 57. С. 257—258. VIII.1498; ЛМ. Книга записей V. № 71. 2. С. 121—122. 1497.

110. РИО. Т. 41, № 61. С. 287. Х.1499.

111. Там же, № 95. С. 288.

112. ЛМ. Книга записей V. № 124. 1—4. С. 231, 233. 1505 г.

113. Сб. РИО. Т. 35, № 62. С. 291.

114. Сб. РИО. Т. 41, № 61. С. 288. Х.1499. Одновременно Менгли-Гирей писал: «И толко возметь, и твоему брату, мне, и моему сердцу велми упокой, и твоему имяни великое добро».

115. Базилевич К.В. Указ. соч. С. 446.

116. Сб. РИО. Т. 41. С. 302.

117. ЛМ. Книга записей 5, № 94.2. С. 155; № 97.3. С. 162.

118. Загоровский В.П. История вхождения Центрального Черноземья в состав Российского государства в XVI в. Воронеж 1991. С. 37—38.

119. Сб. РИО. Т. 41. С. 430, 432, 469; ЛМ. Книга записей 5, № 104.1—30. С. 172—178.

120. В 1503 г. Александр упрекал Менгли-Гирея в неожиданном нападении крымцев в тот момент, когда литовцы ожидали приезда заложника, «граничные места показили и люд великий в полон повели» (ЛМ. Книга записей 5, № 120. С. 220. 1503) Тювикель позднее объяснял: «...без царева ведома и без моего голодные и худые конъные и пешые люди вашым людем украинъным шкод вделали, што которые ездечы, жыта искали» (Там же № 106.3. С. 279. 1502).

121. Сб. РИО. Т. 41. С. 448—449.

122. Collins L. On the Alleged «Destruction»... P. 391.

123. Сб. РИО. Т. 95, № 22. С. 388.