Как восстанавливался город

Сейчас, когда на наших глазах так быстро возродился и снова расцвел советский Севастополь, до основания разрушенный немецко-фашистскими захватчиками, интересно проследить, как восстанавливался прославленный город после первой обороны, в условиях помещичье-капиталистической России.

Первое описание разрушенного Севастополя относится к маю 1856 года, когда в городе побывала группа офицеров-черноморцев. В это время большая часть английских и французских войск была уже отправлена из Крыма, остальные должны были уйти в конце июля — начале августа.

«Увидя Севастополь вблизи, — писал один из офицеров, — мы его не узнали: Николаевского, Александровского и Павловского фортов — нет! Город почернел от пожаров и безжизненен. При виде этого огромного кладбища, при воспоминании всего происходившего тут, сделалось так грустно, что невольно выступили слезы... Тяжело было смотреть на запустение приюта моряков, где еще недавно было столько жизни и отваги»¹.

Графская пристань и ее колонны были повреждены. На площади за ней лежали одни развалины. На месте екатерининского дворца интервенты поставили кабак. Офицерский клуб, дома Нахимова, Истомина и почти все другие на Екатерининской улице разрушены. Дальше в город — такая же мрачная картина. В развалинах лежал весь Севастополь, кроме домов двадцати, в которых находились англо-французские войска. Минная башня оказалась целой, но городские часы с нее сняты и поставлены в главной квартире французских войск².

Совершенно оголились, до войны очень зеленые, окрестности Севастополя. Леса и кустарники подчистую, даже с пнями и корнями, были вырублены интервентами на строительство лагерей, траншей и на дрова.

Оставляя город, англо-французские захватчики разрушили здания, которые они занимали, и погрузили на корабли все, что представляло собой какую-либо ценность, даже мраморные ступени парадной лестницы Морской библиотеки.

Возрождение Севастополя началось с окраин. Используя строительный камень разрушенных зданий, уцелевшие в городе или вернувшиеся из других районов Крыма отставные моряки, мастеровые адмиралтейства, ремесленники, яличники и рыбаки строили себе хатенки на Корабельной и Северной сторонах, Зеленой горке или в долине, выходящей к Артиллерийской бухте.

Уже с 1856 года в Севастополь, ставший всемирно знаменитым, начали приезжать туристы. Это были не только русские — дворянская и растущая купеческо-промышленная знать, но и иностранцы, в том числе родственники погибших здесь английских, французских, итальянских офицеров. Приезжали также русские офицеры, особенно моряки, и представители интеллигенции, чтобы отдать прославленному городу дань своего патриотического уважения.

В августе 1857 года в Николаеве вышел в свет первый «Путеводитель по Севастополю, его батареям и окрестностям», изданный «с целью благотворения на его развалинах».

В книжке указывалось: «Севастополь... заслуживал внимания путешественника еще до знаменитой, геройской обороны своей. Нечего и говорить о том, что теперь, после одиннадцатимесячного страдания в борьбе за Россию, он сделался предметом благоговейного внимания каждого путешественника»³.

Положение дел в Севастополе рисовалось такими строчками: «Вот пустой, безжизненный рейд, где одни обломки мачт, выглядывая из воды, напоминают былое». «...По склону горы над Южной бухтой едва заметный кустарник — следы обширного городского сада, на месте которого война создала бастион». Отмечалось, что «в Севастополе есть уже несколько гостиниц, прилично устроенных»⁴.

И действительно, одними из первых восстановленных в городе зданий, «прилично устроенных» предприимчивыми хозяйчиками, были гостиницы. Так прежде всего сказался в Севастополе буржуазный путь развития, на который вставала Россия. Слава Севастополя, его бастионов и редутов стала коммерческим делом. Некоторые гостиницы помещались в неприспособленных зданиях, иногда полусарайного, барачного типа, но и они приносили барыш.

В городе начала развиваться торговля, был открыт базар. На берегу Артиллерийской бухты один за другим росли торговые и ремесленные заведения, также в большинстве своем временного типа.

Еще одним проявлением «коммерческого духа» явилось открытие в Севастополе публичных домов. Уже в 1861 году их имелось шесть. В них было 30 «публичных женщин» от 18 до 26 лет⁵.

Морское ведомство восстанавливало и строило в Севастополе лишь несколько небольших зданий. Ему много и не требовалось — флота не было. Выполняя условия Парижского договора, морское ведомство в апреле 1857 года свело штатный состав 17 черноморских флотских экипажей до двух рот (30 офицеров и 577 нижних чинов), да и те квартировали в Николаеве. Вместо семи рабочих экипажей остался один в составе четырех рот (16 офицеров и 1088 рядовых), из которых только одна находилась в Севастополе.

Через год личный состав флотских экипажей был увеличен до 2809 человек (из расчета на шесть винтовых корветов, два парохода, одну паровую яхту и несколько мелких судов). Винтовые корветы были присланы двумя отрядами с Балтийского моря. В сентябре 1857 года прибыли «Рысь», «Удав», «Зубр» и в апреле 1858 года — «Вепрь», «Буйвол» и «Волк». Эти легкие силы, разрешенные Парижским договором, базировались в Николаеве. В свою очередь достроенные в Николаеве крупные корабли — 131-пушечный «Синоп» (бывший «Босфор») и 135-пушечный «Цесаревич» были отправлены в декабре 1858 года на Балтику.

Нужно отметить, что, кроме достройки кораблей в Николаеве, в декабре 1857 года были заложены три винтовых корвета («Ястреб», «Сокол» и «Кречет»). Это ознаменовало собой возрождение судостроения на Черном море после Крымской войны.

Большое значение для воссоздания Черноморского флота и возрождения Севастополя имело образование на Черном море акционерного «Русского общества пароходства и торговли» (сокращенно РОПиТ). Оно явилось первым крупным капиталистическим предприятием на юге страны. Важнейшей задачей общества в связи с запрещением России иметь на Чёрном море крупный военный флот, военно-морские базы и крепости было всемерное развитие торгового флота как резерва Бренного. В Севастополе ему было передано адмиралтейство с доками и со всеми службами. То и другое, разрушенное англичанами, требовало крупных восстановительных работ. Эти работы затянулись до восьмидесятых годов.

Заслугой РОПиТ было открытие в городе 18 декабря 1866 года ремесленной школы «для воспитания 40 мальчиков, преимущественно из детей мастеровых и других служащих обществу».⁶ На Корабельной стороне общество построило для школы специальное здание с мастерскими.

Севастопольский порт оживал медленно. Первое после войны судно прибыло сюда в октябре 1856 года. Это был небольшой бомбардирский корабль «Перун» с грузом различных материалов. Флотский экипаж для несения службы в Севастополе доставили в апреле 1857 года. Брандвахтенный пост на Севастопольском рейде восстановили в мае — его заняла прибывшая из Николаева яхта «Аю-даг». Первый пароход РОПиТ «Одесса», совершавший рейсы между Одессой и крымскими портами, пришел в Севастополь в июне того же года.

Продолжительное время заходить в порт можно было только днем, так как Инкерманские створные маяки были восстановлены лишь в июле 1859 года. Но и для захода днем существовало особое подробное лоцманское наставление о том, как безопасно можно войти в Севастопольскую бухту между мелководьем, рифами и, главное, затопленными судами.

Очистка бухт Севастополя от затопленных судов являлась в условиях того времени трудно разрешимой проблемой. Не располагая достаточными силами и средствами, морское ведомство решило привлечь к подъему судов частных предпринимателей. Условия были следующие: «Половинное по весу количество меди, железа, чугуна и годной пеньки, добытых со дна моря, и половина деревянных вещей на меру будет принадлежать добывателям, в вознаграждение за труды и издержки, на это употребленные». Предупреждалось, что «со стороны же казны, на счет пособия, вообще никакого обязательного условия не определяется», что «казна имеет право отдавать к вытаске суда по одиночке и другим частным лицам»⁷.

Предложенные морским ведомством условия вызвали широкий отклик. Принять участие в подъеме судов пожелали даже американские дельцы. Так, в марте 1857 года Морской ученый комитет рассмотрел письмо одного американца, предложившего для поднятия затонувших в Севастополе судов снаряд, стоящий, по словам изобретателя, всего около тысячи фунтов стерлингов, причем издержки на поднятие всех затонувших судов предполагались не свыше двух тысяч фунтов. Рассмотрев и отклонив этот явно безответственный «прожект», Ученый комитет записал: «Не объясняя устройства снаряда и не упоминая об условиях, изобретатель ограничился только предложением услуг и приложением своего адреса (в Северо-Американских Соединенных Штатах)...»⁸

В дальнейшем морское ведомство приняло предложение американца Гоуэна и заключило с ним договор об очистке к 1860 году от затопленных кораблей главным образом створной линии (фарватера). Несмотря на выгодные условия договора (иноземцам уступалось «все добытое со дна моря»), американская компания не справилась с задачей. Как отмечала печать, «американские инженеры сделали на первых порах большие ошибки, через которые не достигли желаемой цели»⁹.

То, что не удалось сделать американцам, в это же время без шума и рекламы преспокойно делали русские люди. Если бы царские чиновники из морского ведомства, раболепствовавшие перед каждым иностранцем, с самого начала организовали энергичные работы на месте силами русских людей, по-настоящему помогли бы в этом контр-адмиралу Бутакову, то результаты были бы совсем иные.

Одесский купец, «потомственный почетный гражданин» Козьма Потапов сумел, например, в короткий срок очистить от затопленных судов дно Одесской бухты. Предлагая свои услуги морскому ведомству после неудачи в Севастополе американской компании, он писал: «Севастопольская бухта будет очищена с гораздо меньшими издержками и без больших затруднений». Но царские сановники тянули время, предприимчивых русских людей к делу привлекали мало и средств на очистку Севастопольской бухты не отпускали.

О том, как мало внимания уделяло тогда царское правительство Севастополю, красноречиво говорят цифры отчета о произведенных в портах работах за 1859 год. Если по Кронштадтскому порту расходы достигали 667 тысяч рублей, Астраханскому — 66 тысяч и Николаевскому — 33 тысяч, то для Севастополя они составили 6843 рубля, а в 1860 году — всего лишь 5704 рубля¹⁰.

Все же энергичными мерами Г.И. Бутакова, самоотверженным трудом русских людей немало кораблей со дна бухты было поднято. В мае 1857 года работы велись на присланных из Николаева шести грузовых лодках и на пяти барказах, прибывших из Керчи. Располагая лишь примитивными техническими средствами, работавшие на подъеме судов и ценностей с них моряки, рабочие и рыбаки постепенно, но верно, проявляя русскую смекалку, делали свое дело.

Главным образом их усилиями, а также усилиями нескольких русских частных предпринимателей, особенно инженера Телятникова, в 1857—1859 годах были подняты пароходы «Крым», «Херсонес», «Бессарабия», «Громоносец», «Грозный», транспорты «Прут», «Дунай», «Рени», «Лаба», «Ялта», бриги «Меркурий», «Язон», «Фемистокл», «Телемак», «Тезей», «Неарк», тендеры «Легкий», «Проворный», «Скорый», «Срешный», шхуны «Забияка» и «Дротик», землечерпательная машина и 13 других более мелких судов. Некоторые корабли, например пароход «Херсонес», и часть транспортов были введены в строй, но большинство поднятых судов шло на слом.

О том, какими трудными были работы по подъему судов, наглядно свидетельствует такой пример. Подведение цепей под линейный корабль «Двенадцать апостолов» продолжалось боЛее четырех месяцев, так как корпус его значительно углубился в ил. Приходилось делать небольшие туннели с помощью водолазов, что при несовершенстве водолазного снаряжения того времени было очень сложным и длительным делом.

В результате всего этого очистка Севастопольской бухты затянулась более чем на десять лет. Но и после этого приходящие в бухту корабли нередко оставляли на дне свои якоря, зацепившиеся за вросшие в ил днища судов, цистерны, пушки, бревна и другие тяжести, разбросанные от взорванных американцами затопленных кораблей.

За первые пять лет в порту было восстановлено немногое. Севастопольская инженерная команда построила, кроме западного и восточного створных маяков в Инкермане, три причала, восстановила два небольших административных здания, несколько складов и «исправила» училище «для детей черноморского ведомства».

* * *

В июле 1860 года, то есть через пять лет после обороны, Севастополь посетил великий русский драматург Александр Николаевич Островский. В письме другу, артисту Малого театра П.М. Садовскому, он так описывал город:

«Был в несчастном Севастополе. Без слез этого города видеть нельзя, в нем положительно не осталось камня, на камне. Когда вы подъезжаете с моря, вам представляется большой каменный город в превосходной местности, подъезжаете ближе — и видите труп без всякой жизни. Я осматривал бастионы, траншеи, был на Малаховом кургане, видел все поле битвы; моряк, капитан нашего парохода, ходил со мной и передавал мне все подробности...»

Вложив в письмо цветок, сорванный на Малаховом кургане, А.Н. Островский отметил: «Он вырос на развалинах башни и воспитан русской кровью...»¹¹

Прошел год. В путевых записках князя Г. Львова, совершившего поездку по Черному морю на пароходе, мы читаем: «Севастополь с трудом поднимается из своих развалин. Где элементы для его возрождения? В нем нет и пяти тысяч жителей¹², а при том, и те небогатые...¹³

Минуло еще тринадцать лет. В 1874 году в Москве вышла книга «Севастополь. Историческое описание. Составлено и издано для путешественников Ф.В. Ливановым».

«В каком же виде застает путешественник Севастополь ныне, после девятнадцатилетнего лежания его в развалинах? — писал автор. — Население города разбросано, к стыду нашему, среди развалин... Главные улицы пусты; несколько возродилась та часть города, которая лежала на южной покатости холма, ближе к базару; она была не так доступна ядрам и потому легче отстроилась...»

Вот как описывались центральные улицы города:

«Прекрасные здания с рядами светлых окон, с величественными колоннадами, стоят теперь раскрытые, разбитые, обгорелые, с слепыми глазами, с пустою внутренностью... Целые улицы этих каменных остовов, целые кварталы развалин, одни за одними, одни возле других на огромном пространстве стоят в гробовом молчании и будто ждут чего-то... Странно и страшно ходить по этим улицам могилы в светлую лунную ночь, никого не встречая, ничего не слыша, между двух стен высоких палат, которые провожают ваши шаги рядами своих черных нор... Гроб, громадный глухой гроб...»

Населения в городе в 1874 году было всего лишь около 11 000 человек, включая гарнизон, то есть в четыре раза меньше довоенного.

Учившийся в 1874—1875 годах в севастопольском уездном училище А.Н. Крылов, в будущем знаменитый русский кораблестроитель и ученый, академик, Герой Социалистического Труда, вспоминая о городе, писал: «Севастополь в то время был наполовину в развалинах, и для мальчишеских игр приволье было полное». В другом месте он указывал: «Севастополь представлялся разрушенным больше чем наполовину, ибо на каждой улице стояли рядом дома, восстановленные и разрушенные...»¹⁴

Таковы печальные свидетельства современников о восстановлении Севастополя за первые двадцать лет после его героической обороны.

* * *

Медленное возрождение города объясняется просто. Севастополь был основан как главная военно-морская база России на Черном море, город военных моряков и быстро рос вместе с Черноморским флотом. Теперь флота не было и город восстанавливался главным образом частными лицами. Бурное развитие в стране капитализма сказывалось в Севастополе мало, ввиду отдаленности города от центров и отсутствия хороших дорог. Доставка грузов в Севастопольский порт на лошадях и волах по горам представляла большие трудности.

Состояние Черноморского флота в 60-х годах ярко характеризуют такие данные. В то время как число его небольших судов, к тому же находившихся в Николаеве, не должно было превышать девятнадцати, в штате Балтийского флота значилось: 18 линейных кораблей, фрегатов, 14 корветов, 100 канонерских лодок — все винтовые и 9 колесных пароходо-фрегатов¹⁵.

Вот почему царское правительство не только не собиралось восстанавливать Севастополь, но, выполняя условия Парижского договора, вело распродажу здесь имущества морского ведомства. В связи с этим многие земельные участки, ранее принадлежавшие флоту, были переданы городу, отдельным частным лицам или просто пустовали.

Только в 1863 году в городе была открыта таможня. Движение судов усиливалось, так как внутренний рынок из года в год возрастал. Ввоз в Севастополь различных товаров из других портов постепенно увеличивался.

Одновременно росло количество торговых заведений и купеческих жилых домов. Так, по данным за 1868 год, «торговых зданий» было 196. Больше других имелось «питейных заведений» — 24. За ними шли бакалейные — 11, мучные — 10, мясные — 7, шитых вещей и железных изделий — по 5, трактиры и харчевни — по 3.

В 1870 году домов в Севастополе было 1548. Как это мало, видно из того, что в Бахчисарае в это время имелось 2160 домов, а. по количеству жителей он превышал Севастополь почти в два раза.

Промышленность в городе была представлена восстанавливающимся адмиралтейством, мельницей, кирпично-черепичным сараем, пивоваренным, мыловаренным и свечными заводиками. Количество мастеровых в них колебалось от 160 до 190, но в весенне-летние месяцы достигало 500 человек, занятых главным образом на восстановительных работах в адмиралтействе.

Учебных заведений, помимо ремесленной школы РОПиТ, было четыре: уездное училище для мальчиков и при нем женская школа «для обучения грамотности и рукоделию», церковно-приходская школа на Корабельной стороне и частный пансион «для детей дворянских, купеческих и духовного звания». В 1869 году в них обучалось всего лишь 128 детей, в том числе девочек 41.

Немало учащихся по бедности учебы не заканчивало. Так, по данным за 1870 год, из уездного училища выбыло до окончания курса 19 детей при 5 выпускниках, а в 1875 году — 36 при 9 выпускниках, причем уже из 1-го класса выбыло 16 детей. Еще хуже было в женской школе: там до окончания учебы отсеивалось около половины учащихся.

Школы влачили жалкое существование. Все они ютились в тесных, неприспособленных, наемных частных домах. И казной и земством отпускались ничтожные суммы поэтому значительную часть средств на содержание школ приходилось собирать самим горожанам. Библиотека была только при уездном училище, но и в ней в 1875 году имелось в учительском фонде лишь 1260 книг, а в ученическом — всего 457.

Естественно, что трудовое население было почти сплошь неграмотным. Грамотные среди мастеровых, ремесленников, рыбаков и других простых людей насчитывались единицами. Уделом их был тяжелый подневольный труд, от зари до зари, на казну и местных богатеев.

Только в 1868 году в Севастополе была открыта небольшая городская больница (всего на 12 коек) и при ней аптека. До этого имелся лишь один городской врач, который занимался не только приемом больных, но и всеми другими делами (наблюдал за санитарным состоянием города, особенно торговых помещений, пекарен и трактиров, за двумя частными аптеками и шестью цирюльнями, за публичными домами, вел судебно-медицинские дела).

На основании «Городового положения» 1870 года в Севастополе была избрана городовая дума. Гласными ее были исключительно представители дворян и торгово-промышленных кругов.

Несмотря на свое медленное восстановление, Севастополь в это время снова стал вторым после Петербурга центром морских наук в России.

Крупнейшим культурный событием и жизни Севастополя явилось открытие в сентябре 1871 года научно исследовательской биологической станции. Это было первое научное учреждение на Черном море и одна из первых морских биологических станций в мире. Открыта она была на средства ряда научных обществ по инициативе молодого зоолога, впоследствии знаменитого русского ученого-этнографа и путешественника Н.Н. Миклухо-Маклая, по решению 1-го съезда русских естествоиспытателей и врачей. В организации станции приняли участие знаменитые русские ученые И.И. Мечников и И.М. Сеченов¹⁶.

Севастопольская биологическая станция имела целью предоставить зоологам и ботаникам возможность собирать материалы для решения научных вопросов океанографии и теоретического изучения жизни Черного моря, его биологической продуктивности¹⁷.

Помимо научных работ на биологической станции, в этот период в Севастополе возобновились гидрометеорологические и магнитные наблюдения, а также гидрографические исследования Черного моря.

Первая карта изотонических линий (магнитных наблюдений) района Черного моря была составлена в 1861 году мичманом И.М. Диковым (впоследствии адмирал) на основании наблюдений, произведенных им по всем берегам Черного моря в 1859—1860 годах, не исключая берегов Турции. Вторично эти наблюдения И.М. Диков производил в 1871 и 1875 годах. В районе Севастополя наблюдения велись в самом городе, на Корабельной стороне, у бухты Голландия, на территории бывшего Волынского редута и батареи № 4¹⁸.

Гидрографические исследования Черного моря, более подробные и широкие, чем прежние, в том числе в районе Севастополя, морское министерство начало в конце шестидесятых годов. Руководил ими контр-адмирал Ивашинцев, известный исследователь Каспийского моря, а после его смерти в 1871 году — контр-адмирал Зарудный. Особое внимание гидрографическая экспедиция уделила району Севастополь — мыс Тарханкут — Тендра — Одесса. Здесь было, значительное число слабо изученных мелей и течений. Только за 1868—1877 годы из общего количества 239 кораблекрушений на Черном море на район Севастополь — Одесса приходилось 146, или свыше 60 процентов¹⁹.

* * *

Развитие в стране капитализма наиболее ощутимо сказалось на Севастополе в первой половине 70-х годов, когда сюда была проложена железная дорога. Сооружение ее, а также отмена ограничений, наложенных на Россию Парижским договором, сыграли крупнейшую роль в дальнейшем восстановлении и строительстве города, в развитии его экономики и культуры.

Примечания

1. «Морской сборник», 1856, № 10, стр. 19—20.

2. При уходе из Севастополя интервенты увезли городские часы.

3. Афанасьев. Путеводитель по Севастополю, его батареям и окрестностям, Николаев, 1857, стр. 1.

4. Там же, стр. 2, 3, 6.

5. Крымоблгосархив, годовой отчет городового врача коллежского асессора Закревского, ф. 27, оп. 12, д. 74, л. 162.

6. Крымоблгосархив, ф. 100, оп. 1, д. 1614, л. 41.

7. «Морской сборник», 1856, № 12, оф. часть, стр. 34—37.

8. «Морской сборник», 1857, № 6, стр. 102.

9. Там же, 1858, № 9, стр. 115.

10. «Морской сборник», 1861, № 4, стр. 491.

11. А.Н. Островский. Собр. соч., т. XIV, 1953, стр. 80.

12. Вместе с военными.

13. «Морской сборник», 1861, № 7, неоф. часть, стр. 119.

14. А.Н. Крылов. Воспоминания и очерки, Воениздат, 1949, стр. 91, 420.

15. С.П. Моисеев. Список кораблей русского парового и броненосного флота, Воениздат, 1948, стр. 11.

16. В.А. Водяницкий. Черное море в свете новейших исследований, Крымиздат, 1951, стр. 4.

17. В дальнейшем, уже при Советской власти, круг задач станции расширился: в программу работ было введено решение вопросов, связанных с практическим изучением рыболовства.

18. В результате этих наблюдений в 1886 году вышла вторая, более полная и точная карта изотонических линий Черноморья.

19. Результатом долголетних гидрографических исследований явилось издание в 1892 году второй лоции Черного моря, более точной и подробной, чем изданная в 1851 году.