Севастопольские стачки 1873 года

Вопрос о постройке железной дороги в Севастополь был окончательно решен только в 1871 году. Воспользовавшись благоприятной международной обстановкой, сложившейся в результате франко-прусской войны (1870—1871 гг.) и разгрома Франции, русское правительство односторонним актом отказалось от выполнения унизительных для России статей Парижского договора. Протест Англии против этого не был поддержан другими государствами. Лондонская конференция держав, состоявшаяся в январе 1871 года, вынуждена была согласиться с Россией.

В том же году правительство приняло решение восстановить значение Севастополя как главной стоянки Черноморского флота. В связи с этим уже в следующем году начались крупные работы, чтобы продолжить в Крым железнодорожную линию Москва — Харьков — Лозовая.

Строительство Лозово-Севастопольской железной дороги, как она называлась долгое время, продолжалось четыре года. Особенно трудоемкими были работы на участке Симферополь — Севастополь. Тысячи людей, в большинстве своем разоренные помещиками крестьяне, приехавшие сюда из центральных губерний страны, были заняты на скальных работах в Бельбекской долине и на Мекензиевых горах, на строительстве Камышловского и Инкерманского мостов. Поистине титанический труд был затрачен на пробивку шести туннелей на участке Мекензиевы горы — Севастополь.

Большие скальные работы были выполнены также при постройке железнодорожных веток по берегам Южной бухты, где пришлось срыть несколько утесов. Строил ветки военный железнодорожный батальон. — Одна из них шла по восточному берегу (к адмиралтейству), другая — по южному берегу (в коммерческий порт). Одновременно здесь началось строительство причалов, пакгаузов (складов) для товаров, преимущественно зерна и соли, а также здания новой таможни.

Строительством железной дороги в городе, в том числе веток вдоль Южной бухты, руководил генерал-майор Анненков, впоследствии строитель Закаспийской железной дороги. Севастопольцам он остался памятен и другим. Как и всякое другое строительство в царской России, постройка железной дороги в Севастополь сопровождалась крупными злоупотреблениями и хищениями. Тот же Анненков сумел попутно построить себе в Севастополе (на Базарной улице) массивный четырехэтажный дом, впоследствии два раза выгоравший изнутри. Обгорелая коробка «дома Анненкова» была окончательно разобрана лишь в 1952 году.

Тяжелым, каторжным был труд на сооружении железной дороги. Никаких строительных механизмов тогда не было. Работали киркой, ломом да лопатой. Из приспособлений для подъема и передвижения тяжестей изредка использовались лишь примитивные ручные домкраты, лебедки и «козлы» с веревками. Кое-где, особенно на срезке скал и прокладке туннелей, ускоряли дело взрывные работы.

Работали обычно от зари до зари, нередко в любую погоду, получая за тяжелый труд гроши. И без того нищенская заработная плата всячески урезывалась всевозможными штрафами и обсчетами, отпуском продуктов в долг с процентами и т. д.

Беспощадная эксплуатация строителей, массовые несчастные случаи, полуголодное существование, скученная жизнь в сырых землянках и пещерах или в тесных и задымленных, кишащих клопами и мокрицами бараках, употребление непроверенной, нередко болотной воды, почти полное отсутствие медицинской помощи и тем более какой-либо охраны труда вели к огромной смертности. Вдоль линии железной дороги за годы строительства выросло много могил, в которых похоронены сотни строителей.

Даже газета «Русские ведомости» вынуждена была отметить «крайне бедственное положение» строителей Лозово-Севастопольской железной дороги. По сообщению газеты, на участке днепровских плавней «за год из 6000 рабочих 400 нашли себе могилу, а остальные почти все переболели тифом и лихорадкой». Указывалось, что причина столь высокой смертности и заболеваемости заключается не только в гнилом, болотном климате, но и «в чрезмерной эксплуатации труда рабочих и в отвратительном содержании». Рабочие помещались в низких бараках с земляными полами и без печей, несмотря на зимнюю пору¹.

Беспросветная кабальная жизнь строителей Лозово-Севастопольской железной дороги нашла яркое отражение в документах, хранящихся в делах Крымского областного государственного архива, повествующих о севастопольских стачках в мае — начале июня 1873 года.

Это были одни из первых экономических стачек в стране, еще стихийных протестов складывавшегося тогда в России рабочего класса против эксплуатации и бесправия. Но эти протесты уже показывали его растущую сплоченность и силу.

Первая севастопольская стачка началась 14 мая. В этот день в город, не выйдя на работу, явилось около 500 землекопов, занятых на прокладке туннеля в Инкермане. Всей толпой они направились к камере мирового судьи² и обратились к нему с просьбой об освобождении их от работы, на которую они подрядились, и о возвращении им паспортов, хранящихся у подрядчика³. Растерявшийся судья ответа рабочим не дал, пообещав разобраться в законах. Рабочие расположились поблизости на земле. Не получив от мирового судьи ответа, они всю ночь провели у его камеры. 15 мая, очевидно уже к вечеру, судья, хотя и не найдя никаких «законных оснований», «признал требования рабочих не подлежащими удовлетворению». Но и после этого рабочие не возвратились на работу в Инкерман, а в течение нескольких дней оставались в Севастополе. Затем большинство рабочих стало возвращаться на ночь в свои бараки, но утром они неизменно появлялись на улицах города. Если учесть, что до бараков было около 12 километров, для нас станет еще очевиднее стойкость и упорство рабочих.

17 мая директор-распорядитель севастопольского участка железной дороги инженер-полковник Струве телеграфировал в Симферополь: «...Я старался мирным увещеванием склонить их стать опять на работу, но они не согласны и шатаются по городу». В этой телеграмме Струве уже настаивал на принятии к участникам стачки более решительных мер. «До крайности необходимо, — писал он, — отделить от массы главных зачинщиков, которые известны». Он был уверен, что «тогда прочие успокоятся».

На следующий день в Севастополь приехал начальник губернского жандармского управления майор Поливанов с широкими полномочиями от губернатора. Но в этот день участников стачки в городе было мало.

18 мая в Севастополе проездом на южный берег Крыма оказался великий князь Михаил Николаевич, прибывший пароходом из Одессы. Погода была бурной, и он задержался в городе. 19 мая ему была вручена от рабочих жалоба.

Рабочие писали, что с начала февраля 1873 года они поступили в числе 217 человек к подрядчику Дрюннерту с условием получать расчет помесячно. Но когда рабочие, приехавшие почти без средств, так как большую часть полученных задатков оставили семьям, в первых числах марта стали просить денег, то Дрюннерт заявил, что «денег у него нет и что он не хозяин». Рабочие очутились в безвыходном положении и обратились с жалобой к мировому судье и в жандармское отделение, но результата не добились. «Объяснил себя хозяином» инженер-полковник Струве, который предложил Дрюннерту уплатить деньги. Тот обязался сделать это, но, как говорится в жалобе, «провел нас до апреля, когда должна быть уже вторая получка». Опять пришлось искать «хозяина», а затем подать на Дрюннерта в суд. 13 мая на суде подрядчик снова заявил, что денег нет; если будут — он отдаст, а если не будут, то придется обождать еще месяц.

Дальше в жалобе указывается, что подрядчик, не исполняя условий найма, «вместо того пишет еще незаконные штрафы за воскресные дни и вычитает с каждого человека 25 копеек», а также «объявляет у некоторых рабочие дни вроде прогула» и удерживает за это по 1 руб. 50 коп., то есть совершенно не платит за работу.

Так издевался над голодными рабочими немец-подрядчик при попустительстве того же Струве и городских властей. Эти издевательства должен был потом признать в своем донесении в Петербург начальник губернского жандармского управления майор Поливанов. Перечисляя причины стачки, он прежде всего указал: «подрядчики немцы, дурно владеющие русским языком, и не умеющие обращаться с русским народом». И дальше: «Дрюннерт груб в обращении»⁴.

«Не имея средств даже для пропитания, — писали рабочие в заключение своей жалобы, — во избежание дальнейшей проволочки осмеливаемся прибегнуть к вашему императорскому высочеству со всеподданнейшей просьбой приказать разобрать наше дело и принудить г. Дрюннерта возвратить нам наши паспорта и сделать правильный расчет...»

Жалобу подписали выборные от 217 рабочих Корнил Ларионов, Дмитрий Кузьмин, Иван Январев, Иван Михайлов, «а вместо их неграмотных по их личной и рукоданной просьбе Петр Степанов Молодцов руку приложил»⁵.

Как видно из дела, Петр Молодцов был единственным грамотным из 217 человек.

Неизвестно, что ответил и ответил ли на жалобу 217 севастопольских рабочих великий князь. Во всяком случае хорошо известно другое. Губернатор Рейтерн, «усмотрев близ пароходной пристани эту толпу», приказал рабочим немедленно приступить к работе. Когда же они отказались это сделать, Рейтерн распорядился арестовать шесть рабочих «по подозрению в том, что они влиянием своим на других поддерживали упорство».

Среди этих «зачинщиков» первым называется Петр Молодцов. Из материалов следствия видно, что это был растущий вожак рабочих. После того, как артель, в которой он состоял, бросила работу, Молодцов ходил в соседние артели и «подговаривал идти вместе с другими».

Молодцов допрашивался первым и дал очень осторожные показания. Остальные арестованные поддерживали его мысли, заявляя вслед за ним, что если будет наведен порядок с оплатой труда рабочих, они согласны возвратиться на работу. Но когда полицмейстер, Костомаров и майор Хитрово, ведшие следствие совместно с губернским прокурором, предлагали им приступить к работе, арестованные заявляли, что сделают это, «если на то согласятся другие». Это говорит о согласованности их показаний и сплоченности участников стачки.

Следует отметить, что в отличие от других Молодцов в деле именуется не крестьянином, а мещанином. Это свидетельствует, что он был городским жителем, возможно уже потомственным рабочим.

Вторым «главным зачинщиком» считался рабочий Иван Катков, «бессрочно отпускной солдат». Очевидно, он был неграмотным, но, несомненно, как прошедший солдатскую службу, являлся одним из руководителей стачки. На допросе Катков заявил, что при таких порядках, какие существуют у подрядчика Дрюннерта, он, как и другие, работать не хотел. Выражая согласие отправиться на работу, если согласятся другие, Катков добавлял к этому: «если притом в верном исполнении условий найма будет поручительство полковника Струве и засвидетельствование мирового судьи, офицера корпуса жандармов и чиновника полиции»⁶. Как и другие рабочие, он еще верил слову властей, но уже поднялся до того, чтобы предъявлять к ним требования.

Арест «зачинщиков» не сломил воли участников стачки. Как доносила жандармерия 20 мая, рабочие решительно отказались выйти на работу. Больше того, они требовали освобождения арестованных. Свыше 200 рабочих снова в этот день пришли в город, и попытки жандармского офицера уговорить их вернуться в Инкерман ни к чему не привели. Депутация рабочих явилась к инженер-полковнику Струве с требованием освободить арестованных, обещая, если он даст слово, что оплата труда будет производиться нормально, приступить к работе на следующий день. Струве тут же послал губернатору Рейтерну телеграмму, в которой просил выпустить из-под ареста шестерых рабочих и «прекратить дальнейшие преследования, что может благодетельно подействовать на массу рабочих». Струве был явно испуган упорством участников стачки и считал, что «освобождение арестованных успокоит рабочих и дело уладится мирно».

Другого мнения относительно уступок был майор Поливанов. Отмечая в указанном уже нами донесении в Петербург, что после арестов были «употреблены все меры к склонению рабочих исполнить обязательство», он писал: «было видно, что многие согласны идти на работу, но в массе требовали таких уступок, что соглашение было немыслимо. Да и опасно было делать уступки в виду более 4 тысяч других рабочих...»

Губернатор не согласился с предложением Струве и арестованных не освободил. Поэтому стачка продолжалась до 22 мая. Струве телеграфировал Рейтерну: «...Вчерашние хорошие намерения (рабочих) сегодня не исполняются». Участники стачки снова прислали к нему депутацию, которая заявила, что артель не согласна стать на работу, если арестованные не будут освобождены. В это время больше 200 рабочих стояли у конторы Струве. «Настроение спокойное, — указывал он в телеграмме, — но настойчиво сопротивляющееся работать».

Только после этого губернатор пошел на уступку, тем более, что к этому времени о затянувшейся стачке стало известно в Петербурге. Рейтерн согласился отпустить арестованных сейчас же после того, как рабочие приступят к работе. В том, что это будет сделано, Струве клятвенно заверил рабочих. 23 мая, как доносил он губернатору в телеграмме, «после всех переговоров рабочие, наконец, окончательно согласились стать на работу». На этот раз условия найма, оставшиеся, правда, прежними, были подписаны не только подрядчиком Дрюннертом, но и самим Струве. «Полагаю, — писал он в той же телеграмме, — что теперь вполне успокоятся».

Тем не менее 23 мая стачка не прекратилась. Многие рабочие уже не верили властям. Некоторые предлагали продолжать стачку. Даже 24 мая на работу не вышло еще 40 человек. Как доносила севастопольская жандармерия, только «после должного разъяснения», очевидно, включавшего в себя немало угроз, 25 мая они приступили к работе.

Таким образом, первая стачка продолжалась десять дней и по существу закончилась победой рабочих.

Как и следовало ожидать, губернатор обманул рабочих. Арестованных освободили только 1 июня. Но тот факт, что они были освобождены, а не отданы под суд или высланы из Крыма, несомненно, нужно также рассматривать как победу рабочих.

Но на этом события не кончились. 28 мая забастовала новая группа рабочих. Правда, на этот раз значительно меньшая, всего 74 человека, из артели, работавшей у подрядчика Байданова. Бросив работу, рабочие пошли не в Севастополь, а в Бахчисарай. Это можно объяснить тем, что они уже не доверяли севастопольским городским властям.

Если участники первой стачки требовали просто выдачи им паспортов, то на этот раз, явившись к бахчисарайскому мировому судье, рабочие настаивали на расторжении кабального договора с подрядчиком. Судья отказал им в этом. Тогда рабочие, несмотря на уговоры бахчисарайского полицмейстера, отправились в Симферополь. Как доносил полицмейстер губернатору, «главный зачинщик неисполнения сего оказывается крестьянин Черемисов».

Получив это донесение, губернатор поднял на ноги симферопольскую полицию. Он приказал остановить рабочих в городе, объяснив им, «что в противном случае они, как бесписьменновидные⁷, будут арестованы». Полицмейстеру предлагалось отправить рабочих к месту работ «под присмотром военной команды». Одновременно он обязывался произвести дознание «к обнаружению главных зачинщиков настоящего брожения рабочих». Что же касается Акима Черемисова, то губернатор особо указал, чтобы арестовать его при полиции, «как главного двигателя стачки».

Как видно из донесения симферопольского полицмейстера от 30 мая, кроме Черемисова, были арестованы как зачинщики Евстафий Тюрин и Матвей Борисов. Губернатор приказал выслать их из Крыма, а остальных рабочих, по-прежнему не желавших возвращаться к подрядчику, снова предложил «препроводить под военной командой на место работы».

Это распоряжение было выполнено 31 мая, причем, как указывал полицмейстер в рапорте Рейтерну, рабочие продолжали «упорствовать». По донесению севастопольской жандармерии, «приведенные командою рабочие» приступили к работе 2 июня. Другое донесение свидетельствует, что с рабочих взяли подписку «работать по условию», но в то же время они настаивали на освобождении своих товарищей, арестованных в Симферополе, и присылке их на стройку.

Интересно отметить, как оценил майор Поливанов отношение населения Севастополя к участникам стачки. Он доносил, что «общественное мнение» в Севастополе было вполне на стороне рабочих, и объяснял это тем, что молодежь «заражена демократическими идеями» и становится на сторону слабых⁸.

Севастопольские стачки являются яркой иллюстрацией того переломного периода в истории нашей страны, когда рабочий класс начал пробуждаться и повел борьбу с капиталистами.

Севастопольские стачки показывают, что рабочие уже в период формирования пролетариата как класса показали больше сплоченности, солидарности и организованности, чем раньше до этого крестьяне и городская беднота.

Несмотря на свое бесправие и репрессии царских властей рабочие проявили стойкость и настойчивость в достижении своих скромных целей и добились победы.

* * *

Сооружение Лозово-Севастопольской железной дороги было закончено в 1875 году. Первый товарный поезд прибыл в Севастополь 27 сентября. В следующем году завершилось строительство в порту обширных хлебных складов вместимостью до 1 миллиона пудов.

В годы строительства железной дороги было образовано Севастопольское градоначальство со включением в него ближайших окрестностей, в том числе г. Балаклавы. До этого в административном отношении Севастополь после войны представлял собой заштатный город Ялтинского уезда. Ялтинские уездные власти уделяли мало внимания Севастополю, и поэтому городовая дума уже вскоре после своего образования обратилась с ходатайством о создании самостоятельного Севастопольского уезда. Гласные думы, выступая по этому вопросу, выражали особое недовольство тем, что «такой значительный город, как Севастополь, имеющий до 9000 жителей⁹, отнесен к Ялте, в которой только 700 жителей»¹⁰.

Правительство отклонило ходатайство городовой думы об образовании Севастопольского уезда, но 28 июня 1873 года решило создать отдельное Севастопольское градоначальство¹¹. Тем самым снова подчеркивалось особое значение Севастополя для страны.

Первым севастопольским градоначальником был назначен контр-адмирал П.А. Перелешин. Одновременно он являлся также комендантом города и командиром порта¹².

Примечания

1. Газета «Русские ведомости», Петербург, 25 февраля 1873 г., № 14.

2. Так назывались тогда судьи; мировой — от слова мирить.

3. Подрядчики отбирали у рабочих паспорта, чтобы они не могли самовольно уехать со стройки.

4. Рабочее движение в России в XIX веке. Сборник документов и материалов под редакцией А.М. Панкратовой, т. II, ч. 1, Госполитиздат, 1950, стр. 416. Донесение майора Поливанова — единственный документ о севастопольских стачках, опубликованный до сих пор в печати.

5. Крымоблгосархив; ф. 26, оп. 1, д. 25925, лл. 26—27.

6. Крымоблгосархив, ф. 26, оп. 1, д. 25925, л. 48.

7. То есть не имеющие паспортов.

8. Рабочее движение в России в XIX веке, стр. 417.

9. Данные 1871 года.

10. Крымоблгосархив, ф. 26, оп. 15, д. 25486, лл. 77, 78.

11. Градоначальство — административная единица, состоявшая из города и прилегающих к нему земель. Управлялось градоначальником, пользовавшимся правами губернатора.

12. Павел Александрович Перелешин — участник Синопского боя, в дни героической обороны Севастополя в звании капитана 2 ранга командовал вначале артиллерией Малахова кургана, а затем третьей дистанцией оборонительной линии. «Все 11 месяцев, — писал о нем один из современников, — был деятелен, неустрашим, хладнокровен, всегда здоров, никогда не оставлял своего места, не отдыхал, не жаловался на расстройство нервов, не изменялся в обращении с людьми. Был любим». («Морской сборник», 1856, № 5, неоф. часть, стр. 174).