Путеводитель по Крыму
Группа ВКонтакте:
Интересные факты о Крыме:
В Крыму растет одно из немногих деревьев, не боящихся соленой воды — пиния. Ветви пинии склоняются почти над водой. К слову, папа Карло сделал Пиноккио именно из пинии, имя которой и дал своему деревянному мальчику. |
Главная страница » Библиотека » Г.И. Семин. «Севастополь. Исторический очерк»
В тылу врагаПосле оставления Севастополя советскими войсками три дня еще продолжались бои на подступах к мысу Херсонес, откуда шла эвакуация защитников города-героя. Части прикрытия получили приказ: «Драться до последнего, оставшимся в живых прорываться в горы к партизанам». Сдерживая натиск в десятки раз превосходящих сил врага, советские воины стойко сражались до последнего патрона, до последнего дыхания. С оставлением Севастополя нашими войсками борьба с фашистскими захватчиками в Крыму не прекратилась — она приняла другие формы. Борьбу продолжали героические партизаны в горах и лесах, группы отважных советских патриотов-подпольщиков в городах и селах Крыма. В их рядах было немало севастопольцев и моряков-черноморцев. Священной клятвой Родине и грозным предупреждением для гитлеровских захватчиков звучали слова партизанской присяги: «...Клянусь, что не выпущу из рук оружия, пока с нашей священной земли не будет изгнана и разгромлена вся фашистская нечисть. ...За сожженные города и села, за смерть наших отцов и матерей, жен и детей, братьев и сестер, за пытки, насилия и издевательства над нашим народом — клянусь мстить врагу до последней капли крови. Клянусь, что скорее умру, чем отдам себя, свою семью и свой народ в рабство фашизму»1. В период обороны Севастополя главной задачей партизан Крыма была помощь осажденному городу. Особенно активно действовал Севастопольский партизанский отряд, созданный еще до начала обороны и базировавшийся в горно-лесистой части Балаклавского и Куйбышевского районов. Борьба партизан-севастопольцев в тылу гитлеровской армии, на ее важнейших коммуникациях, являлась составной частью героической обороны города. Севастопольский городской и районные комитеты партии вместе с горкомом комсомола отобрали для партизанского отряда проверенных, дисциплинированных, физически выносливых людей. Среди них было 80 коммунистов и около 60 комсомольцев, а всего до 200 человек. Заранее были выбраны места для базирования отряда и созданы скрытые хранилища для оружия, боеприпасов, обмундирования, продуктов — всего необходимого для жизни и боевых действий партизан. Командиром отряда был назначен директор совхоза имени Софьи Перовской коммунист Владимир Васильевич Красников. Областной комитет партии поручил возглавить все партизанское движение на полуострове известному руководителю крымских партизан в годы гражданской войны и интервенции, бывшему моряку-севастопольцу Алексею Мокроусову, работавшему директором Крымского заповедника. Свою боевую и диверсионную деятельность против фашистских захватчиков народные мстители развернули с первого дня оккупации и все два с лишним года вели ее с большой активностью. Гитлеровцы никогда не чувствовали себя спокойно на крымской земле. Партизаны оказали ценную помощь героическим защитникам Севастополя. Они регулярно снабжали командование разведывательными данными. Несмотря на большую глубину и плотность расположения вражеских войск на всех подступах к Севастополю, партизаны-разведчики и связные неоднократно пробирались в город. Используя сведения, полученные от партизан, наши артиллеристы и летчики неожиданно обрушивали на скопления фашистских войск сокрушительные огневые удары. По данным партизан, обычно совпадавшим с данными войсковой разведки, командование оборонительного района своевременно принимало меры к отражению вражеских атак на отдельных участках фронта. Партизанские отряды и группы непрерывно угрожали гитлеровским коммуникациям, наносили по ним короткие, стремительные удары, совершали смелые диверсии. Они взрывали мосты на Симферопольском и Ялтинском шоссе, уничтожали фашистские автомашины и танки, пускали под откос железнодорожные эшелоны, груженные живой силой и техникой, совершали дерзкие налеты на вражеские штабы, завязывали внезапные бои с гитлеровскими частями, следовавшими на фронт, нанося им потери и подрывая их боеспособность. Особенно серьезным фактором в обороне Севастополя партизаны Крыма стали в период третьего штурма города, когда на помощь севастопольцам переключились многие партизанские отряды: Симферопольский, Ялтинский, Феодосийский и другие. Гитлеровцы вынуждены были держать против партизан многочисленные части, оттягивая их с фронта, строить на коммуникациях и вокруг предгорных населенных пунктов долговременные оборонительные сооружения. В статье «Партизаны помогают Севастополю» газета Черноморского флота «Красный черноморец» писала: «Партизанские отряды, действующие на вражеских коммуникациях под Севастополем, не дают фашистам покоя ни днем, ни ночью. Достаточно сказать, что за последнее время только на одной из дорог взорван важный мост, разрушено около сорока километров телефонной связи, уничтожено пятнадцать грузовиков с пехотой. Один из отрядов, куда входит немало севастопольских жителей, захватил у противника пятьдесят автоматов и винтовок, пять тысяч патронов, тридцать лошадей. Не удивительно, что гитлеровское командование вынуждено выделять целые воинские подразделения для охраны мостов, дорог и линий связи, для конвоирования обозов»2. Как-то фашисты подтянули на крымские аэродромы новую партию истребителей и бомбардировщиков. Партизаны-разведчики связались с Севастополем и сообщили местонахождение вражеских самолетов. Утром следующего дня советские штурмовики внезапно атаковали фашистские воздушные базы и часть машин уничтожили, часть серьезно повредили. Гитлеровцы подвезли к Севастополю тяжелые орудия на самоходных установках. Наши артиллеристы быстро накрыли цель, но противник сумел перебраться на выгодные запасные позиции и оттуда продолжал обстрел. Тогда на помощь пришли партизаны. По едва приметным горным тропкам они пересекли линию фронта, доставили артиллеристам точные сведения о расположении неприятельских орудий, и очередной огневой налет севастопольцев заставил эти орудия замолчать. В горячие дни третьего штурма в жестоких схватках с врагом погибли почти все партизаны Севастопольского отряда, но потери гитлеровцев во много раз превосходили жертвы народных мстителей. Вот один из многих боевых эпизодов. На одном из участков Севастопольского фронта гитлеровцы понесли большие потери и с часу на час ждали подхода подкреплений. Командование поставило перед партизанами задачу — сорвать переброску вражеских резервов. Ночь. Партизаны вышли к шоссе и, как говорится, оседлали его. У входа в узкое ущелье скрытно расположились автоматчики. Недалеко от них на скатах высоты за камнями выбрали себе позицию гранатометчики. По обеим сторонам шоссе в кустарниках залегли стрелки. Когда наступил рассвет, показался броневик. Его пропустили — фашисты проверяли безопасность пути. Но когда густой колонной пошли вражеские автомашины, набитые солдатами и офицерами, партизаны открыли яростный огонь. Большой семитонный грузовик свалился под откос. Следовавшая за ним машина врезалась в скалу, третья наскочила на нее. На шоссе образовалась пробка. Вся колонна остановилась. Среди фашистов поднялась паника. Не давая врагу опомниться, бесстрашные народные мстители забросали колонну гранатами и бутылками с зажигательной смесью. Два грузовика взлетели на воздух, еще два загорелись. Сверху партизаны хорошо видели метавшихся в. панике гитлеровцев и били их на выбор. Меньше чем за полчаса вражеский пехотный батальон потерял только убитыми свыше трехсот солдат и офицеров. Когда гитлеровцы опомнились и собрались атаковать партизан, их уже след простыл... Бесстрашно сражались с врагом партизаны севастопольцы Андрей Роенко, Валентин Ларионов, Виктор Дер-басов и многие другие. Геройски погиб пятнадцатилетний комсомолец Виля Чекмалов, добровольно, а вернее, самовольно пришедший в отряд. Впрочем, вынужденные его принять, партизаны вскоре полюбили Вилю за исполнительность, выносливость, неиссякаемую бодрость и храбрость. Однажды, находясь в дозоре, он заметил группу гитлеровцев, пытавшихся зайти в тыл отряду, и открыл по ним огонь. Когда его стали окружать, он с криком «За Родину! За Севастополь!» бросился на врага и погиб в неравной схватке. Его выстрелы предупредили отряд об опасности, и, нанеся фашистам потери, он сумел выйти из сжимавшегося вражеского кольца. Прославился своими боевыми подвигами в тылу врага неутомимый партизан-разведчик мичман Федор Федорович Волончук. Его славные боевые дела Родина отметила одиннадцатью правительственными наградами. За каждой наградой — смелая вылазка в тыл противника, дерзкая боевая операция, героический подвиг. Волончук неоднократно спускался на вражескую территорию на парашюте, четыре раза высаживался на занятые врагом берега с подводной лодки, десятки раз доставлял командованию «языков». О нем одном можно написать большую увлекательную книгу! Героически сражались с врагом партизаны под командованием моряка-севастопольца младшего лейтенанта Неугасимова, матроса Кузьмы Мухлынина, старшины 2-й статьи Александра Чередниченко, главного старшины Михаила Голдовского. Одной из партизанских бригад командовал капитан-лейтенант Л.А. Вихман. Среди партизан было немало женщин и девушек: санитарки, медицинские сестры, врачи, связистки, разведчики, рядовые бойцы. Они мужественно переносили тяготы и лишения партизанской жизни, самоотверженно выполняли порученное дело, отважно сражались с врагом. О беспредельной их преданности Родине и героизме ярко говорит такой эпизод. Партизанка Нюра — жена офицера Черноморского флота, павшего в боях за Севастополь, — стояла однажды в дозоре неподалеку от ложбины, где отдыхали партизаны. На исходе ночи Нюра заметила фашистский карательный отряд, спускавшийся по склону горы. Короткой очередью из автомата она предупредила партизан об опасности, а сама залегла за валуном и открыла огонь по гитлеровцам. В диске не осталось больше патронов. Тогда Нюра выпустила весь заряд пистолета. Теперь у нее остались только три гранаты. Немцы хотели взять партизанку в плен. Когда солдаты были в десяти шагах от нее, она швырнула в них две гранаты. В этот момент сзади ее схватили четверо немцев. Нюра рванулась, высвободила руку и сунула гранату себе за пазуху. Героиня погибла, но взрывом были убиты и четыре солдата...3 Несмотря на всю сложность положения на южных фронтах, партизаны Крыма постоянно ощущали заботу Родины. Они имели радиосвязь с Большой землей, принимали на импровизированных лесных аэродромах транспортные самолеты, получали боеприпасы, медикаменты, продовольствие, газеты, письма, отправляли раненых в госпитали Кавказа. Гитлеровцы фактически имели в Крыму против партизан постоянную линию фронта. Она то суживалась, то расширялась, но действовала неизменно, до конца оккупации. * * * Фашисты злобно ненавидели Севастополь. Он был страшен им и оккупированный. Они хотели стереть даже имя города-героя, переименовав его в Теодорихгафен. Фашистские убийцы зверски расправлялись с оставшимися в городе севастопольцами. Много раз производили они повальные обыски и поголовную проверку населения. Массовые расстрелы — коммунистов, комсомольцев, военнопленных, партизан, евреев — следовали непрерывно. На состоявшемся в Севастополе в конце 1947 года суде по делу о фашистских зверствах в Крыму и на Кубани было установлено, что гитлеровские мерзавцы расстреляли, повесили, замучили и сожгли живыми в городе-герое 27 306 советских людей и угнали отсюда на фашистскую каторгу в Германию 24 600 человек — жителей города, Крымской области и Краснодарского края. Материальный ущерб, нанесенный оккупантами Севастополю, превысил два с половиной миллиарда рублей, а всей Крымской области — четырнадцать миллиардов4. Но, несмотря на террор, преследования и слежку, в оккупированном Севастополе в скором времени появились подпольные патриотические группы, а затем была создана «Коммунистическая подпольная организация в тылу немцев» (сокращенно «КПОВТН»). Городской комитет партии перед эвакуацией Севастополя оставил для подпольной работы в тылу врага группу коммунистов и комсомольцев. Были подготовлены конспиративные квартиры, явочные адреса и пароли. В тайных местах хранились маленькая типография и рация, заранее полученные от областного комитета партии. Но почти все коммунисты и комсомольцы, оставленные для подпольной работы, погибли в последние дни обороны или в первые дни оккупации, а дома, где находились типография и рация, сгорели. Из представителей городского комитета партии в оккупированном Севастополе осталась в живых Прасковья Степановна Короткова. В дни обороны она была инструктором Центрального районного комитета партии, в городе ее, естественно, многие знали, и она должна была очень тщательно законспирироваться. Все же в скором времени Короткова стала подбирать и сплачивать вокруг себя подпольную коммунистическую группу, преимущественно женскую. В частности, в нее входили Евгения Семеновна Захарова, комсомолка, наборщица типографии газеты «Красный черноморец», и Галина Васильевна Прокопенко, участница борьбы с германскими и англо-французскими захватчиками в годы гражданской войны и интервенции в 1918—1920 годах. По совету Прасковьи Степановны комсомолка Нина Николаенко устроилась на работу в открытую гитлеровцами рыбоконтору, где доставала необходимые для подпольщиков бланки документов, а потом сумела взять поломанную пишущую машинку. Эту машинку подпольщики отремонтировали и стали на ней печатать листовки. Остальные подпольные группы возникали в городе стихийно, по инициативе отдельных коммунистов, комсомольцев и беспартийных — так силен и неистребим оказался советский патриотизм наших людей, временно очутившихся в гитлеровской неволе. В конце декабря 1942 года на квартире портового мастера-электрика Григория Яковлевича Максюка, в доме № 30 по улице Ленина, инженер-коммунист Павел Данилович Сильников и сын хозяина квартиры комсомолец Андрей Максюк собрали из припрятанных частей радиоприемник и начали слушать Москву. Затем они стали записывать сводки Совинформбюро, размножали их от руки и распространяли среди друзей и знакомых. Сильникова гитлеровцы назначили инженером судоподъемной группы порта, поставив перед ним на выбор: или работать — или расстрел. Постепенно он изучал и подбирал людей. Вскоре его патриотическая группа перешла к более активной деятельности. Увеличилось количество распространяемых экземпляров сводок Совинформбюро. Отдельные участники группы, работавшие в судоподъемной группе и на созданной гитлеровцами «верфи», всячески тормозили подъем судов и ремонт моторов. Если же моторы выпускались, то не на долгую службу. На бирже труда работала бывшая санитарка военно-морского госпиталя Маша Гаврильченко, бежавшая из фашистского плена и нашедшая приют у Г.Я. Максюка, который в дни обороны также работал в госпитале электриком. С помощью Гаврильченко патриотическая группа доставала с биржи труда документы, необходимые для скрывающихся военнопленных и для самих подпольщиков. В группу Сильникова, кроме отца и сына Максюков, входили рабочие порта Николай Матвеев, Костя Федоров, мастер электромоторного цеха Александр Сергеевич Мякота, снабжавший подпольщиков аккумуляторами для радиоприемников, жена Сильникова Таисия Дмитриевна и другие. Третья патриотическая группа возникла в лагере военнопленных, находившемся в остатках зданий Учебного отряда. Она сложилась вокруг бывшего помощника секретаря городского комитета партии Николая Игнатьевича Терещенко, не успевшего эвакуироваться и попавшего в плен в районе Камышовой бухты. В лагере он назвался Михайловым. Группа организовалась в апреле 1943 года, когда в лагере, после долгой, жестокой «фильтрации» и массовых расстрелов, наступил устойчивый «рабочий режим». Военнопленных гоняли на различные работы, и это давало им возможность общаться с населением. Многие советские патриотки, особенно женщины Корабельной стороны, несмотря на угрожавшую им опасность, носили в лагерь военнопленных продукты, овощи и фрукты, урываемые у семьи. Некоторые выдавали военнопленных за своих родственников, что позволяло передавать им продукты и новые вести, а в ряде случаев устраивать побег из плена. В этой патриотической группе было около 30 человек. Всего же в Севастополе постепенно возникло или было организовано участниками КПОВТН 17 подпольных патриотических групп! Объединяющим центром подпольной организации явилась группа, возглавляемая коммунистом Василием Дмитриевичем Ревякиным. Сын колхозного бригадира из сельскохозяйственной артели «Заветы Ильича», Родниковского района, Саратовской области, Ревякин окончил перед войной педагогический техникум и был зачислен учителем в школу родного села. Призванный в Советскую Армию, он начал войну на полях Молдавии, затем участвовал в обороне Одессы и Севастополя. Это был старшина гвардейского богдановского артиллерийского полка. В члены Коммунистической партии он вступил в дни обороны Севастополя, До этого был комсомольцем. Дважды легко раненный, он за ратную доблесть был награжден орденом Красной Звезды. В числе многих других Василий Ревякин в конце обороны влился в отряды прикрытия, которые героически помогли большинству защитников Севастополя эвакуироваться на Большую землю, но сами прорваться в горы к партизанам не успели. Его взяли в плен на мысе Херсонес 6 июля. Был у Ревякина боевой товарищ Иван Пиванов. Вместе они сражались на мысе Херсонес, оба берегли на последние минуты по одному патрону для себя. Но Ревякин уже решил сохранить жизнь, чтобы продолжать борьбу с врагом любыми средствами, в любых условиях. И когда Иван Пиванов предложил застрелиться, Ревякин сказал ему: — Не спеши, Ваня, умереть всегда можно. Борьба не окончена. Вечером в тот день гитлеровцы гнали колонну военнопленных по Лабораторному шоссе (ныне улица Ревякина). Женщины и дети из домиков, расположенных вдоль шоссе, обступили колонну с обеих сторон. Советские патриотки несли военнопленным воду, хлеб, овощи. Воспользовавшись суматохой и наступившей темнотой, из колонны бежали десятки военнопленных. Среди них был и Василий Ревякин. Связавший с ним свою судьбу Пиванов бежал из плена несколько позже. В дни обороны Ревякин познакомился и подружился с девушкой с Корабельной стороны, дочерью севастопольского рабочего-коммуниста, комсомолкой Лидой Нефедовой и ее тетей Анастасией Павловной Лопачук, жившей как раз на Лабораторном шоссе. Теперь он пришел к тете Нате. Утром она вызвала Лиду, и та помогла ему скрыться в остатках своего домика на Комсомольской улице Корабельной стороны. И вот скромный советский воин, молодой коммунист Василий Ревякин стал организатором крупной коммунистической подпольной организации в тылу врага, объединившей в своих рядах около 120 человек. Севастополь до конца остался для гитлеровцев непокоренным. Они никогда не чувствовали себя в нем подлинными хозяевами. За упорным сопротивлением севастопольцев всем мероприятиям захватчиков, за многочисленными скрытыми и прямыми актами диверсий фашисты чувствовали организованную, направляющую силу, но долгое время, почти до конца оккупации, ничего не могли открыть. Через несколько дней после бегства из плена Ревякин смело явился в полицию на регистрацию, выдав себя за севастопольского учителя (в армии не служил, болен туберкулезом и ревматизмом, беспартийный, все документы сгорели). Он изменил только имя — Александр Дмитриевич Ревякин. Требующееся поручение трех местных жителей, подтверждающих личность утерявшего документы, достала ему Лида. Среди поручителей была и тетя Ната. Получив временный вид на жительство, Ревякин прописался, зарегистрировался на бирже труда как преподаватель химии (еще будучи пионером, он увлекался химией) и получил биржевую карточку. В эти дни Ревякин начал писать дневник. Вот что он записал об оккупированном Севастополе: «Гитлеровские мерзавцы решили стереть с лица земли город-герой. Куда ни глянешь — везде одна и та же жуткая картина: искалеченные коробки домов без крыш, с зияющими пробоинами вместо окон. Из развалин несет тяжелым трупным запахом. Уничтожены здания школ, техникумов, библиотек, клубы, театр имени Луначарского и кинотеатры. Разрушены Дом флота и музей. Многие экспонаты изуродованы, портреты матроса Кошки, матросов-революционеров Матюшенко, Вакуленчука исколоты штыками и прострелены. Владимирский собор — место погребения адмиралов Лазарева, Корнилова, Нахимова, Истомина — полуразрушен и загажен. Яростью наполняется сердце, когда смотришь на уничтоженный памятник любимому Ильичу, на разрушенное здание знаменитой панорамы «Оборона Севастополя». На Малаховом кургане памятник адмиралу Корнилову с надписью «Отстаивайте же Севастополь» разрушен. Могила, в которой похоронены лейтенант Шмидт и его сподвижники — матросы Частник, Антоненко и Гладков, фашистами разрушена, а их останки разбросаны по кладбищу. Со звериной жестокостью фашистские варвары уничтожают севастопольцев. Они истребляют наших людей в лагере военнопленных, 12 июля согнали на стадион несколько тысяч мирных жителей и потом расстреляли их вместе с детьми в четырех километрах от города. На бирже труда отбирают паспорта у молодых и здоровых людей и гонят их насильственно в Германию. Вчера со станции Севастополь было отправлено еще два эшелона по 55 человек в вагоне. Окна вагонов закрыты и переплетены колючей проволокой. Двери также закрыты на запор. Охрана никого не подпускала близко. Слышны были душераздирающие крики узников. Люди травятся, калечатся, чтобы спастись от фашистской каторги. Для устрашения севастопольцев варвары XX века поставили на площади Пушкина виселицу. Повешены трое юношей, среди которых Толя узнал своего соседа Колю Лялина. Так выглядит Севастополь. Город окутан мраком фашистского террора»5. Упоминаемый в этой записи Толя — четырнадцатилетний сын Анастасии Павловны Лопачук — стал после Лиды ближайшим помощником, неутомимым разведчиком, юным другом Ревякина. Чудовищные преступления гитлеровцев, разрушенный, истерзанный Севастополь взывали к действиям. Ревякин написал листовку — «Воззвание к трудящимся города Севастополя». Лида переписала ее от руки на листках из ученической тетради в 25 экземплярах и вместе с Толей распространила по городу. Вверху воззвания боевой девиз: «Трудящиеся всех стран, объединяйтесь на борьбу с гитлеризмом!» В листовке говорилось: «Дорогие братья, сестры, отцы, матери, трудящиеся города Севастополя! К вам обращаемся мы, ваши товарищи по классу и оружию, по совместной борьбе с нашими поработителями. Василий Ревякин Мы с вами оказались под лапой фашистских извергов... Мы ясно видим, чего хотят немецкие оккупанты. Они хотят рабства и уничтожения других народов и в первую голову нас с вами, советских людей. Но этому никогда не бывать! Не верьте немецким хвастунам, что будто бы Красная Армия разбита и будто бы немцы захватили Москву и Ленинград. Брешут они! В мире нет такой силы, которая могла бы победить советский народ. Севастопольцы! Мы полны ненависти к нашим палачам, но мы здесь, в городе, пока не можем выступить против них открыто с оружием в руках. Тем не менее мы можем сделать врагу немало неприятностей. Помните указания товарища Сталина, всеми мерами срывайте работу на вражескую армию. Не давайте себя угонять на фашистскую каторгу. Наше дело правое, и мы победим! Севастопольцы! Поднимайтесь на борьбу за нашу Советскую Родину, за наш родной истерзанный город! Помогайте Красной Армии громить врага. Всеми силами ускоряйте час, когда красное знамя снова будет развеваться над нашим городом русской славы — Севастополем. Да здравствует Красная Армия! Смерть немецким оккупантам!»6 Под листовкой Ревякин поставил подпись: КПОВТН, хотя такой организации пока еще и не существовало. Но она в скором времени была создана, и листовка сыграла в этом большую роль. Севастопольцы горячо отозвались на призыв. Разумеется, они не знали автора воззвания, не знали Ревякина, но они услышали голос родной Коммунистической партии и пошли на ее зов. Их роднили с Ревякиным любовь к Отчизне и ненависть к поработителям, жажда борьбы с ними. После распространения воззвания прошло несколько дней. Каково же было удивление Ревякина, когда Лида принесла ему его же листовку, но аккуратно перепечатанную на машинке. Оказалось, что Лида встретилась с Прасковьей Степановной Коротковой, которая знала ее раньше как комсомолку. Побеседовав с девушкой и осторожно выяснив ее настроения, Короткова тайком вручила ей знакомую листовку, переизданную патриотической группой Прасковьи Степановны... Так познакомились два подпольщика. Вскоре Ревякина нашел и Сильников. Создавая подпольную патриотическую группу, Ревякин вначале ставил целью освобождение военнопленных и уход с ними в лес к партизанам. В начале 1943 года он с группой бежавших в разное время из лагерей военнопленных попытался уйти в горы. Проблуждав около двух недель, партизан они в ближайших лесах не нашли (под нажимом гитлеровцев народные мстители отступили в глубину гор) и после нескольких стычек с фашистами вернулись обратно. Василий Ревякин, он же «Саша», он же «Орловский», установив в марте 1943 года связь с Сильниковым, записал в своем дневнике: «15 марта в 1 час дня в местечке «Н» в тайном договоре между Х. и У. было решено начать подпольную работу, направленную против гитлеровских поработителей». В мае Ревякин познакомился с Терещенко и также договорился с ним о совместных действиях. Постепенно вокруг Ревякина сплачивались и другие патриотические группы. Ревякин написал клятву подпольщика, и ее приняли все члены организации, а в дальнейшем принимали и вновь вступающие в ее ряды. «Я, член подпольной коммунистической организации города Севастополя, — клялись подпольщики, — даю клятву своему народу и рабоче-крестьянскому правительству, что буду всеми доступными мерами вести борьбу с врагом до окончательной победы нашей Родины, нашей героической Красной Армии...» Они клялись соблюдать железную дисциплину, точно выполнять задания руководителей, не разглашать тайны, не выдавать товарищей. Прием в организацию производился строго индивидуально. С принимаемым лично знакомились руководители групп и обычно сам Ревякин. После этого новый член организации давал клятву, скрепляя ее своей подписью — подпольной кличкой. Ревякин написал также устав КПОВТН, который затем был утвержден группой товарищей. Он состоял из пяти небольших разделов. В первом из них — «О членстве в Коммунистической подпольной организации в тылу у немцев» — говорилось: «Членом этой тайной организации считается каждый гражданин обоих полов в возрасте от 15 лет и выше: а) беспредельно преданный Родине, принимающий активное участие в работе организации; б) глубоко убежденный в окончательной победе на стороне Красной Армии; в) полный ненависти к гитлеровским поработителям и готовый пойти на самопожертвование ради достижения той цели, во имя которой борется Красная Армия»7. Устав требовал от членов КПОВТН строжайшего соблюдения тайны работы подпольной организации: «В случае, если окажешься замеченным со стороны представителей германской власти при выполнении задания, не разглашай тайны, не выдавай своих товарищей, иди на самопожертвование ради сохранения жизни товарищей и общего дела». В разделе «Ближайшие задачи союза» указывалось, что основной задачей является «проведение большой агитационной работы среди населения г. Севастополя, военнопленных, а также по возможности среди военнослужащих армии противника путем выпуска листовок или газеты». Второй главной задачей организации было увеличение численности ее членов. В то же время намечалось «по возможности вести работу по приобретению оружия и с увеличением численности организации начать диверсионную работу». «Конечные цели союза» были сформулированы следующим образом: «Путем регулярного выпуска политических агитационных листовок добиться полного привлечения всего населения на свою сторону (подпольной организации), вооружить его еще большей ненавистью к фашистским изуверам с тем, чтобы к моменту прихода Красной Армии в г. Севастополь выступить организованным порядком, вместе с населением, против гитлеровских полчищ и тем самым облегчить Красной Армии нанести разгром немецким поработителям, освободив родной Севастополь. Кроме того, помочь Красной Армии в наведении большевистского порядка в освобожденном городе». В пятом разделе — «Принципы построения работы подпольной организации» — указывалось, что «работа союза должна быть построена на началах взаимной выручки и материальной помощи», на основе подчинения меньшинства большинству, обязательного выполнения членами решений подпольной организации, обязательного подчинения руководящему центру. Девизом подпольной организации стал призыв: «Трудящиеся города Севастополя, объединяйтесь на борьбу с гитлеризмом!» Таков этот замечательный документ Севастопольской подпольной коммунистической организации, написанный молодым коммунистом, советским воином. Очутившись в тылу у врага, он в труднейших условиях не пал духом, не сложил оружия, проявив благороднейшие черты советского человека, беззаветно преданного великому делу коммунизма. Хотя первое время Ревякину пришлось действовать совершенно самостоятельно, а потом с помощью обретенных товарищей, также не имевших опыта подполья, он тем не менее нашел в основном верный путь создания и сплочения подпольной организации в тылу врага, сумел широко развернуть ее работу. Крымский подпольный обком посылал в Севастополь партизана-коммуниста Ивана Фесенко, севастопольца, но, дойдя до Мекензиевых гор, он столкнулся с фашистами и был убит. В результате обком надолго остался без связи с подпольщиками Севастополя. Ревякину удалось хорошо законспирироваться. Тихий, скромный учитель поступил в школу, которую разрешили открыть в городе гитлеровцы, желая показать, что они тоже за культуру. Ревякин зарекомендовал себя «лойяльным», аполитичным человеком, равнодушным к жизни преподавателем химии. В эту же школу преподавателем литературы он помог устроиться бывшему студенту последнего курса строительного техникума комсомольцу Георгию Гузову. Большую активность проявила подпольная патриотическая группа железнодорожников. Она была создана с помощью комсомолки Людмилы Осиповой. В группу входили комсомолец Владимир Кочегаров, его отец Владимир Яковлевич, работавший кладовщиком, комсомолец электрик Михаил Шанько, бежавшие из лагеря военнопленных лейтенант флота Николай Акимушкин и матрос Константин Куликов. Люда Осипова работала табельщицей, доставала чистые бланки удостоверений, выдаваемых гитлеровцами железнодорожникам, подделывала подпись начальника станции. С помощью этих удостоверений подпольщики сумели устроить на работу многих военнопленных. Лида Нефедова-Ревякина Было выпущено несколько написанных от руки листовок, главным образом «Вестей с родины» по сводкам Совинформбюро и информации ТАСС. Затем их стала печатать на пишущей машинке Нина Николаенко. Группа Ревякина также нашла две полуразбитые пишущие машинки и кропотливо из двух собрала одну. Тираж листовок поднялся до 100 экземпляров. Но и это не удовлетворило подпольщиков. В мае 1943 года они решили создать подпольную типографию. Маленький дом № 46 на Лабораторном шоссе. Здесь жил Ревякин с молодой женой Лидой. Они поженились в конце 1942 года, глубоко веря в жизнь, в конечную победу своего народа над врагом. С Корабельной стороны на Лабораторное шоссе Ревякин с Лидой переселились, «не поладив с тещей», как говорила всем тетя Ната, жившая поблизости. В этом доме подпольщики углубили подвал, сделали одну «комнату», потом вторую (землю разбрасывали по огороду) и оборудовали в них типографию. Шрифты для типографии подпольщики достали частью в развалинах городской типографии, частью — в типографии городской управы, куда пошла работать Женя Захарова. Валик для накатывания печатной краски на набор сделали из резинового шланга. Это был опасный, большой и долгий героический труд, но он увенчался полным успехом. Подпольная организация начала выпускать не только печатные листовки, но и печатную газету! Это была единственная в Крыму нелегальная газета. Сначала подпольщики хотели назвать ее «Голос Москвы», но не нашли для этого соответствующего крупного шрифта. Тогда они дали газете другое прекрасное название — «За Родину». Редактором газеты стал Георгий Гузов. Первый ее номер вышел 10 июня 1943 года. Появление газеты на стенах домов было как гром среди ясного дня для гитлеровцев и огромной радостью для севастопольцев. В левом углу газеты сверху было напечатано: «Прочитай и передай товарищу», справа — «Смерть немецким оккупантам!», внизу, под заголовком газеты, — «Издание К.П.О.В.Т.Н.» В каждом номере помещались небольшая передовая статья, обзор сводок Совинформбюро и заметки на местные темы. Выходила газета почти регулярно два раза в месяц, тиражом в 500—600 экземпляров. Бумагу для газеты неоднократно доставляла Женя Захарова из типографии городской управы, отчасти приносили Ревякин и Гузов из школы. А когда это стало трудно делать, группа железнодорожников, по заданию Ревякина, проследив, когда прибудет бумага для гитлеровцев, ночью вскрыла вагон и сделала значительный запас. С глубоким волнением рассматриваешь эти драгоценные пожелтевшие листки... Сколько труда, настойчивости, воли, героизма нужно было проявить, чтобы их выпускать! Вот номер, вышедший в день великого праздника — 7 ноября 1943 года. Тетрадный листок. Заголовок газеты напечатан оранжевой краской. Статья: «Да здравствует 26-я годовщина Великой Октябрьской социалистической революции!» Гитлеровские ищейки рыскали по городу. Они арестовали десятки людей и подвергли их жестоким пыткам. Фашисты объявили награду в 50 000 рублей и снабжение продовольствием тому, кто раскроет подпольную типографию. Но никто не предал, никто не польстился на вражескую награду. Гитлеровцы заходили и в дом Ревякина, но типографию не обнаружили. Вход в нее, сделанный в стене дома на полметра от пола, был искусно замаскирован. Газета «За Родину» выходила до весны 1944 года. Последний ее номер был выпущен 8 марта (за 8 дней до ареста руководителей подпольной организации). Всего вышло 26 номеров. Кроме того, подпольщики выпустили 36 листовок. Ко времени издания газеты подпольная организация имела две радиоприемные группы. Сводки Совинформбюро принимались почти ежедневно. Но радиоприемники были старые и нередко выходили из строя. Во время приема радио приходилось напрягать слух, чтобы не пропустить слова. Однажды комсомолец Костя Белоконь, по подпольной кличке «Матрос», предложил достать более сильный приемник. — На квартире начальника железнодорожной станции есть хороший приемник, целый день марши орет, — сообщил Белоконь. Предложение было принято. Выполнить его вызвалась тройка смельчаков — сам Белоконь, Калганов и Михеев. Изучив все входы и выходы в доме, подпольщики поздно вечером, когда гитлеровец был вызван на станцию, проникли в его квартиру через окно и унесли радиоприемник. Вся операция была выполнена в течение нескольких минут. Победы родной Советской Армии воодушевляли подпольщиков на новые подвиги. Они заботливо собирали оружие, чистили и ремонтировали его, накапливали боеприпасы, сохраняя их в нескольких укромных местах. Ревякин в дневнике любовно называл оружие: «боевые друзья». Группа железнодорожников достала некоторое количество оружия и боеприпасов в вагонах на станции Севастополь. Подпольщики создали диверсионную группу. Командиром ее был назначен моряк, старшина 1-й статьи Василий Горлов. Тяжело раненный на мысе Херсонес, он, очнувшись от беспамятства, уполз оттуда. Его подобрали и выходили советские патриотки. Выздоровев, Горлов сумел найти подпольщиков и стал активным борцом против гитлеровских оккупантов. Один за другим следовали диверсионные акты. Однажды в мастерских на Северной стороне при таинственных обстоятельствах взорвались паровые котлы. В Хрустальной бухте ночью сгорел большой катер, готовый к спуску на воду. В Артиллерийской бухте подпольщики сожгли десантную баржу, а в Южной бухты с двух ремонтировавшихся катеров сбросили двигатели в море. Почти весь паровозный парк на станции стоял в ремонте. Ремонтные работы бесконечно затягивались. Вагоны, как правило, уходили из Севастополя с неисправными буксами, по дороге сходили с рельс, выбывали из строя. Из шести цистерн однажды за ночь вытек весь бензин. Поезда отправлялись обычно с задержкой на несколько часов. Как-то группа Горлова, бесшумно сняв ночью часовых у первого за Инкерманом железнодорожного тоннеля, повытаскивала у нескольких рельс болты крепления. Вскоре шедший из Симферополя товарный поезд слетел с рельс; на расчистку пути от обломков ушло два дня. Мастер электромоторного цеха Александр Сергеевич Мякота с группой рабочих так «отремонтировали» моторы для гитлеровской подводной лодки, что при выходе ее в море они вышли из строя. Лодка погибла. Нередко подпольщики устраивали охоту на фашистских патрулей и офицеров. То и дело по ночам из развалин гремели одиночные выстрелы или автоматные очереди. А утром гитлеровцы не досчитывались в своих рядах нескольких солдат. Развалины города для подпольщиков были тем же, чем лес для партизан. Интересен такой эпизод. 26 сентября 1943 года над Севастополем был сбит советский самолет. Останки трех летчиков-черноморцев фашисты закопали в воронке от авиабомбы на Пролетарской улице. На другой день утром жители увидели над могилой холмик и на нем цветы с траурной ленточкой, на которой было написано: «От подпольщиков». На кусочке фанеры алели, словно написанные кровью, простые задушевные строки:
Это сделали ночью комсомолки Женя Захарова, Люба Мисюта и Аня Меченосова. Гитлеровцы бесились от злобы. Они арестовали многих жителей, проживавших в этом районе, срыли холмик и заложили могилу булыжником. Но через несколько дней холмик над могилой снова появился, на нем — зелень и цветы. Фашисты выставили у могилы специальный пост. Но когда через несколько дней часовой был снят, все повторилось сначала. Гитлеровцам пришлось поставить здесь специальный караул на длительное время. Подпольщики организовали побег многих военнопленных во время выхода их на работу, в том числе Н.И. Терещенко. Бежавшие скрывались в городе и его окрестностях. У подпольщиков было до 30 надежных нелегальных квартир. Часть освобожденных товарищей Ревякин снабжал подложными документами и посылал на работу в гитлеровские мастерские и учреждения, в порт и на железную дорогу. Он стремился иметь своих людей всюду, где только возможно, чтобы вести разведывательную и подрывную работу. Нередко подпольщики голодали. Продукты населению почти не выдавались, не было их и на базаре. Особенно тяжело приходилось при спасении военнопленных. Сильно истощенные, больные, оборванные, они остро нуждались в лучшем питании и сносной одежде. В дневнике Ревякина есть такие строки: «Как и для большинства населения — период мучительного голода. Сильно физически ослаб, от голода опух. Кушать приходится отвратительную баланду из двухсот граммов проса, которые «победители» выдают мне, как учителю, вместо хлеба. Об этом невольно приходится писать, потому что это очень трудная и мучительная жизнь. Сколько лишений и страданий принесли гитлеровские палачи нашему народу! Когда вспоминаешь об этом, вооружаешься еще большей ненавистью к ним... Все же при всех этих ужасах севастопольцы не забывают о наших воинах, голодающих в лагерях, и делятся с ними последними крохами». Севастопольцы трогательно заботились о бежавших военнопленных, укрываемых в городе. Но чем дальше, тем возможности помощи им становились меньше. Тогда Ревякин создал «продотряд» для добывания продуктов питания и одежды. В отряд входили матрос Кузьма Анзин (он же Медников и Медяков), солдат-коммунист Максим Пахомов, Михаил Шанько, Виктор Кочегаров, отец и сын Михеевы, работавшие грузчиками в порту, Толя Лопачук. Кочегаров служил на станции учетчиком грузов и знал, в каких вагонах и что отправляется или прибыло. Опасаясь налетов советской авиации, гитлеровцы отправляли поезда главным образом ночью. Узнав от Кочегарова номера интересующих «продотряд» вагонов, подпольщики перед отправлением поезда срывали с них пломбы, забирались в вагоны. На ходу поезда, пользуясь карманными фонариками, они готовили груз. На пути к Инкерману машинист, заранее об этом извещенный, замедлял движение поезда или даже останавливал его. Подпольщики, обычно Пахомов и Анзин, выбрасывали из вагонов приготовленные мешки и ящики, одежду и обувь. За ночь все добытое переносилось или перевозилось в надежные места. Деятельность «продотряда» значительно облегчила положение военнопленных. Однажды дом Ревякина оказался на подозрении у гестапо. Тогда подпольщики решили устроить вечеринку и пригласить знакомых... гитлеровцев. Ревякин хорошо играл на гитаре и баяне. На всякий случай «дорогих гостей» посадили спиной к замаскированному в стене входу в типографию. Там, под землей, в это время Женя Захарова и Георгий Гузов набирали очередной номер газеты «За Родину»... Сколько мужества, искусства и ловкости проявил молодой советский человек (Ревякину было тогда 25 лет), чтобы обмануть бдительность врага! Словно прошел он когда-то великолепную школу большевистского подполья. Менее осторожны и осмотрительны были Прасковья Степановна Короткова и группа Сильникова. Прасковья Степановна погибла в начале мая 1943 года. Правда, фашисты арестовали ее случайно, во время одной из очередных облав. Но в полиции Короткову опознали как бывшего работника Центрального райкома партии и передали в гестапо. После долгих пыток она была расстреляна. Группе Сильникова особенно трудно давался опыт подпольной работы. Она установила связи с недостаточно проверенными, подозрительными людьми, и это привело ее к провалу. В ночь на 13 октября были арестованы и вскоре расстреляны Сильников, его жена Таисия Дмитриевна, Г. Коротаев, С. Агеев, Н. Матвеев и К. Федоров. Все они до конца дней своих показали себя достойными патриотами Родины. Узнав об аресте и пытках Сильникова в гестапо, Ревякин сказал: — Хороший был товарищ... Очень хороший, но неосторожность погубила его. Мы бессильны сейчас, чтобы предотвратить их расстрел... Бессильны... В народе они будут жить вечно. Нас трудно уничтожить... На место расстрелянных встанут сотни... Многие подпольщики отдали свою жизнь за Родину. Очутившись в лапах гестаповцев, они смело шли на смерть, твердо выполняя свою клятву на верность народу. Гестаповцы арестовали матроса Якова Иваненко. Несмотря на жестокие мучения, он никого не выдал, ничего не сказал. Гитлеровцы расстреляли его. Выполняя очередное боевое задание на железной дороге, геройски погиб Максим Пахомов. Зверски замучили гитлеровцы паренька с Зеленой горки школьника Леню Славянского, бесстрашно распространявшего листовки подпольной организации. Смелыми бойцами подполья стали многие солдаты и матросы, бежавшие из плена. Среди них, кроме уже названных нами Иваненко, Пахомова, Горлова, Акимушкина, Анзина, Куликова, выделялся также моряк-комсомолец Михаил Балашов. Большую помощь подпольщикам оказали комсомолки шофер Наташа Величко, работавшая в гитлеровской конторе по сбору цветных металлов, и Любовь Мисюта, медицинская сестра из городской больницы. Незаменимым связным и разведчиком продолжал быть Толя Лопачук. У него имелись помощники, такие же пионеры, как он. Активно содействовали подпольщикам Анастасия Павловна Лопачук, Евдокия Ивановна Васикирская и другие. В своей героической борьбе подпольщики постоянно опирались на сочувствие и помощь населения, горевшего ненавистью и презрением к гитлеровцам. Севастопольцы охотно предоставляли героям подполья свои квартиры, передавали друг другу листовки и газеты, помогали бежавшим военнопленным выбраться из города. Так, железнодорожники вывезли на Украину свыше ста бежавших из лагерей и скрывавшихся в городе военнопленных. Ревякин давал многим из них письменную справку, в которой говорилось: «Дана настоящая члену Севастопольской подпольной организации в том, что он по заданию организации направляется на Украину с целью пройти линию фронта к Красной Армии». Под документом — подпись председателя «Орловский» и печать с буквами «КПОВТН». Людмила Осипова, обычно снабжала отправляемых пропуском для поездки на Украину за продуктами и удостоверением железнодорожника. Ревякин страстно стремился установить связь с, командованием Советской Армии и Черноморского флота. Такое задание он давал многим товарищам, посылаемым на Украину, но результатов долгое время не было. Командование флота имело в Севастополе своего разведчика, располагавшего рацией, но Ревякин об этом не знал, а разведчик опасался себя расконспирировать. Однажды Ревякин в разговоре с Горловым сказал: — Вот ты моряк... У нас несколько черноморцев. А что если найти нам катерок, запасти горючего и послать группу товарищей на Кавказ? Подпольщики-моряки загорелись этой дерзкой мыслью. Василий Горлов, Николай Акимушкин и Николай Матвеев, имея на руках фиктивные документы от гитлеровской биржи труда, поступили на работу в мастерские Стрелецкой бухты. Там было много небольших моторных барказов, ожидавших ремонта. Подпольщики облюбовали лучший из них, скрытно установили на нем самый надежный мотор, подготовив на всякий случай и паруса. Они достали компас, постепенно запасли достаточное количество горючего и смазочного масла, продовольствия, пресной воды. На этом-то утлом суденышке моряки-подпольщики и решили пересечь Черное море и добраться до Туапсе, в штаб Черноморского флота. В команду барказа вошли: старшиной Василий Горлов, мотористом Константин Куликов, матросами Николай Акимушкин и Михаил Балашов. Отважные моряки вышли из бухты июльской темной, ветреной ночью, с приглушенным мотором. Отойдя на значительное расстояние от берега, они взяли курс на Туапсе и дали полный ход. Для маскировки команда захватила с собой сети, чтобы в случае встречи с гитлеровцами выдать себя за рыбаков. На рассвете моряки увидели самолет. Это был вражеский разведчик, летевший к советским берегам. Горлов приказал остановить мотор и заняться сетями. Самолет прошел несколько стороной, не заметив в волнах и в утренней дымке барказ или действительно приняв его за рыбацкое судно. Через несколько часов этот же самолет возвращался с Кавказа. Заметив его, моряки быстро повернули барказ на обратный курс, по направлению к Севастополю, шли на малом ходу, суетясь вокруг сетей. На этот раз самолет шел низко, прямо по курсу барказа, очевидно, заметил его, но не тронул. Больше таких неприятных встреч не было. Черноморцы уверенно шли к кавказскому берегу. Чтобы добраться до Туапсе, им потребовалось четверо суток, но задание подпольной организации было выполнено: командование Черноморского флота получило подробные данные о положении дел в Севастополе. Через месяц моряки вернулись в город. Командование флота доставило их ночью к берегу Крыма на подводной лодке. Они привезли с собой небольшую радиостанцию и взрывчатку для диверсий, код для шифровки радиограмм, подробные указания Крымского обкома партии о дальнейшей подпольной работе, свежие номера газет «Правда», «Красный черноморец», «Красный Крым». Это было большим праздником для Ревякина и его друзей. Рацию установили в окрестностях города, в развалинах дачи, выделив для нее надежную охрану. Радистом стал Николай Акимушкин. Радиограммы подпольщиков помогали советской авиации наносить по гитлеровцам в Севастополе более верные и ощутительные удары. Но через два месяца, вскоре после провала группы Сильникова, гестаповцы обнаружили рацию подпольщиков. В стычке с врагом геройски погибли Николай Акимушкин и Константин Куликов. Перед смертью Акимушкин разбил рацию, изорвал и изжевал подготовленную для передачи шифровку. Михаил Балашов, бросив в гитлеровцев несколько гранат, сумел скрыться. Связь с Большой землей снова оборвалась. Ревякин тяжело переживал потерю боевых товарищей и рации. А новая попытка послать Василия Горлова на Кавказ оказалась безнадежной: после провала группы Сильникова и стычки на даче гитлеровцы усиленно охраняли бухты и мастерские порта. В те дни фашистское командование в Крыму получило специальное указание Гитлера: «Усилить охрану Севастополя и немедленно уничтожить партизан, проникших в город». Советская Армия в это время стремительно наступала. В октябре 1943 года части 4-го Украинского фронта ворвались на Перекопский перешеек, форсировали Сиваш, закрепившись на первых освобожденных участках крымской земли. Черноморский флот и части Приморской армии в начале ноября высадили десант на Керченский полуостров. Подпольщики Севастополя страстно ждали радостного дня освобождения и усиливали свою работу в тылу врага. В обращении «Все, как один, на священную борьбу с врагом!» подпольщики писали в эти дни: «Дорогие граждане г. Севастополя и других районов Крыма! Вам ясна картина военных событий последних дней. Они говорят о том, что гитлеровской грабьармии подошел крах. На ваших глазах враг мечется с бессильной яростью во все стороны, стараясь найти спасение в бегстве от ударов Красной Армии. Сколько клеветы распространяют фашистские брехуны о Красной Армии, сколько ядовитой слюны выпускают побитые фашистские собаки! Но никого им не обмануть! Крым снова стал ареной военных действий. Славная Красная Армия, твердо ступив на родную крымскую землю, теснит врага к берегам моря. Недалек тот час, когда гитлеровская банда найдет себе могилу на станции «Морское дно», а над солнечным Крымом и столицей Черного моря — Севастополем — снова будет реять советское знамя — знамя»свободы и счастья. Люди освободятся от фашистского рабства и снова заживут под советским солнцем радостной, счастливой жизнью. ...Наступил решительный момент. Каждый гражданин, любящий свою Родину, должен оказать помощь своей освободительнице — Красной Армии. Патриот! Ты должен задать себе вопрос: чем ты помог своей армии? Какую помощь ты оказал партизанам в их борьбе с немецкими захватчиками, как ты спасал свою Родину от иноземных покорителей? Дорогие товарищи севастопольцы! Встретим нашу армию-освободительницу боевыми делами. Помогайте партизанам истреблять гитлеровских людоедов и их прихвостней. Бейте проклятых оккупантов, чем предоставится возможным. Не давайте вывозить ваше добро и угонять вас в фашистское рабство. Все, как один, поднимайтесь на священную борьбу с немецко-фашистскими оккупантами. Вперед, на помощь Красной Армии, за освобождение столицы Черного моря — Севастополя — и солнечного Крыма!»8 Сами подпольщики активно вели в городе диверсионную работу и партизанские действия. В ознаменование 26-й годовщины Великого Октября они сожгли в Южной бухте вражеское судно «Орион» и подорвали двухэтажное здание склада шкиперского имущества (кроме склада, сгорели смежные с ним два деревянных дома, где помещалась охрана порта), совершили налет на продовольственный склад, находившийся в районе базара, уничтожили начальника полиции Корабельной стороны. Снова по ночам гремели из развалин меткие выстрелы подпольщиков по врагу. Об одной из таких ночей Ревякин записал в дневнике: «Всю ночь работали. В шести местах обстреляли патрули и машины. Захватили трофеи — восемь автоматов и три пистолета. Из наших один убит, двое ранены. Укрыли в больнице. На сердце много радости и горя». После десанта на Керченский полуостров подпольщики надеялись на высадку наших войск и в районе Севастополя, но эта сложная и трудная задача не ставилась командованием. Над Севастополем почти ежедневно появлялись советские самолеты. Много радости, несмотря на опасность бомбардировок, приносили они советским людям, стонавшим под гитлеровским ярмом. Это были вестники победы и свободы. Мы читаем в дневнике Ревякина волнующие строки: «24 октября. 7 час. Хорошая утренняя погода предвещает солнечный день и посещение города сталинскими соколами, отсюда настроение поднимается... 30 октября. В 7 час. вечера прилетели наши соколы, начали бомбить. Все переживали радость. 31 октября. С наступлением вечера ждем своих соколов. Ожидать пришлось недолго. Прилетели точно, не опоздав ни на минуту. Снова радостно. Немчура, как собаки, поджав хвосты, в панике разбегаются по укрытиям... Жаль, что мало сбросили на вокзал, где было скопление войск и военного имущества... Как жаль, что мы не имеем связи! Как хотелось бы передать на самолеты о том, куда бросать бомбы... 1 ноября. С наступлением темноты и до 9 часов вечера навещали соколы... 7 и 8 ноября. Дни великого праздника. Оба дня — пасмурная повода, временами шел дождь. Праздновали, но очень скучно, даже не прилетали повеселить советские соколы... Прожили впроголодь. Настроение отвратительное и одно лишь выручало — это наши сухари9, которые весь город разбирал и с жадностью поглощал. Как жаль, что не в состоянии сделать большего. Кажется, собственными силами освободили бы свой город. Население было готово встретить праздник боевыми делами...» Обеспокоенное молчанием рации подпольщиков, командование Черноморского флота направило в Севастополь мичмана-разведчика Федора Федоровича Волончука. Однажды ночью к Ревякину пришел Толя Лопачук. — Дядя Саша, вас зовет дядя Федя. Федор Волончук действительно приходился Толе дядей. Муж Анастасии Павловны Лопачук был родным братом его жены. Волончук прилетел в Крым к партизанам на самолете, а оттуда, несмотря на все трудности, добрался пешком в Севастополь. Он доставил Ревякину письмо от штаба флота, новую портативную рацию и некоторое количество самовоспламеняющегося вещества. В связи с тем, что Ревякин затруднялся с установкой рации, Волончук дал ему явку и пароль разведчика флота, предупредив, что связь он должен держать только лично. Разведчик носил кличку «Доктор», его радистка — «Любочка». Установление связи с Большой землей и с партизанами Крыма воодушевило подпольщиков на новые славные боевые дела. Все их помыслы были посвящены любимой Родине. И они совершали подвиги, не думая о том, что это подвиги. Это было так же естественно для советских патриотов, как дыхание. С помощью Галины Васильевны Прокопенко, работавшей уборщицей сначала в гитлеровской морской комендатуре, а затем в одной из воинских частей, а также через Василия Горлова и Михаила Балашова, устроившихся в порт грузчиками, и других подпольщиков Ревякин собирал разведывательные данные, которые передавал «Любочке». Ценные сведения о передвижении гитлеровских боевых и транспортных судов, о переброске войск и грузов, об эшелонах на станции и расположении батарей, о положении в Севастополе быстро становились достоянием нашего командования. Они помогали черноморцам-летчикам, подводникам, катерникам бить и топить врага. Подпольщики широко использовали доставленное Волончуком самовоспламеняющееся вещество. Александр Сергеевич Мякота, рабочие электромоторной мастерской Калинин, Сорокин и комсомолка Нелли Велиева (казанская татарка) в течение двух-трех дней заложили его в нескольких местах. 17 января в Казачьей бухте «от неизвестных причин» сгорел большой катер. 18 января в море погиб гитлеровский танкер с нефтью. Он был поврежден советской авиацией и ремонтировался в море севастопольскими рабочими, но все же не мог пойти своим ходом. Когда послали в Севастополь за буксиром, отправив на катере и рабочих, на танкере неожиданно вспыхнул пожар. 20 января Горлов и Балашов, выгружая медикаменты и перевязочные материалы, оставили самовоспламеняющееся вещество на барже и среди выгруженного имущества. Баржа сгорела, было сожжено и испорчено более 200 тюков и ящиков. В ночь на 22 января Ревякин, Горлов, Балашов, Анзин и Пиванов, переодевшись в немецкую форму, обстреляли гитлеровские машины и патрули в районе Малахова кургана и на железнодорожной станции. В ночь на 24 января из Симферополя в Севастополь прибыл эшелон с боеприпасами в составе 38 вагонов. Они были поставлены на запасный путь в стороне от станции и находились под сильной охраной. Но в два часа ночи в одном из вагонов раздался взрыв, начался пожар, стали рваться снаряды. Охрана разбежалась. Взрывы боеприпасов продолжались до утра. Весь эшелон сгорел. Правда, это было заслугой не севастопольских, а симферопольских подпольщиков, заложивших в эшелон мину замедленного действия. Через несколько дней подпольщики казнили гитлеровца — начальника станции, зверски расправлявшегося с рабочими после взрыва эшелона. В начале февраля славную группу подпольщиков-железнодорожников постиг тяжелый удар. Произошло это так. Симферопольский комсомолец Владимир Боронаев, работавший грузчиком вагона, в котором перевозилось продовольствие для гитлеровских железнодорожников, прибыв в Севастополь, установил связь с подпольщиками станции. Он был знаком с Виктором Кочегаровым и остался у него ночевать. Вечером Кочегаров пригласил и познакомил с Боронаевым Людмилу Осипову и Михаила Шанько. Но оказалось, что гестаповцы следили за Боронаевым еще из Симферополя. При обыске его вещей в вагоне, когда Владимир был у Кочегаровых, гитлеровцы нашли две мины, которые тот привез севастопольцам, но не успел передать. В эту же ночь вместе с Владимиром Боронаевым были арестованы Виктор Кочегаров, его отец Владимир Яковлевич, мать Татьяна Яковлевна, Людмила Осипова и Михаил Шанько. Все они погибли в застенках гестапо. После провала подпольщиков-железнодорожников Ревякин решил начать постепенно отправлять людей в лес к партизанам. В первую очередь были намечены к отправке те, кому по тем или иным причинам стало опасно оставаться в городе. Таких набралось тринадцать человек. Все они были хорошо вооружены. Среди них была Маша Гаврильченко, работавшая на бирже труда и оказавшаяся под сильным подозрением гитлеровцев. Группу возглавили бывший солдат-пограничник Василий Осокин и Василий Горлов. Подпольщики были вывезены в лес на грузовике Наташей Величко. В районе Алсу (ныне Морозовка) они столкнулись с гитлеровским постом, уничтожили его и ушли в лес. После пятнадцатидневных поисков севастопольцы встретились с партизанами, доставив им новые разведывательные данные, которые затем были вручены командованию Советской Армии. Осокин и Горлов 7 марта вернулись в Севастополь. После выполнения ответственного задания командования — выяснить систему фашистских укреплений под Севастополем — Ревякин 10 марта отправил в лес новую группу бывших военнопленных и подпольщиков, в том числе Горлова, Анзина и некоего Завозильского. Анзину Ревякин передал для дальнейшей пересылки на Большую землю письмо родителям — свое последнее письмо. Оно было получено матерью. Ревякин не знал, что его отец Дмитрий Пахомович, ушедший добровольцем на фронт, погиб в боях за Родину. В письме говорилось: «Добрый день, дорогие папа и мама! Шлю вам из далекого края свой горячий сыновний привет и множество лучших пожеланий. Еще братский привет сестрам Марусе, Шуре, Вале и братишке Володе, а также всем остальным родным и знакомым. Дорогие папа и мама, вполне вероятно, что это письмо для вас покажется большой неожиданностью, так как вы, не получая от меня никаких известий, считаете меня убитым. Но, к счастью, я остался жив и невредим и продолжаю здравствовать на оккупированной немцами территории. Подробно о своей жизни сообщить вам не имею возможности... Сообщу лишь пока об одном. Живу примерно в том месте, где последнее время был, и в скором времени надеюсь увидеться. Остаюсь с сыновним приветом ваш сын. Всех крепко целую. Получите письмо — пишите ответ по адресу, обозначенному ниже. Пишите обо всем подробно»10. Но свидеться Ревякину с родными не удалось. Через восемь дней — 18 марта 1944 года — его арестовали. Вслед за ним были арестованы его жена Лида, Николай Игнатьевич Терещенко, Иван Пиванов, Галина Васильевна Прокопенко, Евгения Семеновна Захарова, Александр Сергеевич Мякота, Михаил Балашов, Любовь Мисюта, Нелли Велиева и другие, всего около 20 человек. Они были выданы предателем Завозильским. Как выяснилось потом, подпольщики, следуя к партизанам, нарушили указание Ревякина никого не оставлять по дороге, что бы ни случилось. Когда Завозильский заявил, что идти дальше по горам не может, его укрыли за одной из скал, пообещав вернуться за ним. Следуя дальше, подпольщики столкнулись в лесу с гитлеровцами и оставили на месте стычки раненого Василия Горлова. И Завозильский и Горлов были захвачены эсэсовцами. Людвиг Завозильский в начале 1943 года был привезен гитлеровцами в Севастополь из Польши вместе с двумя братьями. Братья вскоре были расстреляны, а Людвига спасли подпольщики. Завозильский хорошо знал немецкий язык, был искусным гравером, и Ревякин привлек его к работе подпольной организации в качестве «паспортиста». Он умело изготовлял штампы и печати, подделывал документы и подписи на немецком языке. Завозильский и Горлов подверглись в гестапо жестоким пыткам. Но если Василий Горлов, несмотря на ранение и мучения, ничего не сказал гестаповцам, то Завозильский стал предателем. Он назвал имена всех подпольщиков, которых знал, указал их адреса, в том числе дом Ревякина и вход в типографию... 14 апреля, когда части победоносной Советской Армии уже подходили к внешнему оборонительному обводу Севастополя, герои-подпольщики были зверски убиты гитлеровскими палачами. Чудовищным пыткам подвергли фашисты Лиду Ревякину. Она была на последних месяцах беременности, и это использовали фашисты для ее мучений. Лида преждевременно родила в тюрьме после одной из зверских пыток, а потом была расстреляна. Мужественные подпольщики до последнего часа жизни продолжали свою героическую борьбу с врагом. Когда их везли на расстрел, Ревякин предложил совершить при высадке из автомашины нападение на гитлеровцев и попытаться бежать. Тем, кто уцелеет, — пробираться к партизанам. — Если погибнем — не зря, Родина нас не забудет, — сказал он. Когда автомашина с подпольщиками остановилась на четвертом километре Балаклавского шоссе, Ревякин с боевым матросским возгласом «полундра» прыгнул из машины на гитлеровского офицера, вышедшего из кабины. Сейчас же подпольщики, кто еще мог после пыток держаться на ногах, последовали самоотверженному примеру Ревякина, отбросили гитлеровцев от машины и стали разбегаться в разные стороны. Но гитлеровцев было много. Они скоро оправились от растерянности и открыли по убегающим подпольщикам огонь из автоматов. Один за другим падали герои убитыми и ранеными. Фашисты растерзали подпольщиков, не имевших возможности бежать, добили раненых. Из всей группы удалось бежать только Михаилу Балашову. Его бегство прикрыл собой Василий Горлов. Они бежали вместе. Горлов отставал. Когда Балашов хотел вернуться и помочь ему, он крикнул: — Нельзя, вперед! Горлов из последних сил, обливаясь кровью, бежал вслед за Балашовым, пока не свалился, сраженный автоматной очередью... После ареста руководителей подполья оставшиеся на свободе подпольщики пережили много горьких тяжелых минут. В эти дни в Севастополе снова побывал мичман Федор Волончук. Он доставил новые указания командования и обкома партии, несколько мин, газеты и листовки. Подпольную организацию возглавил «Доктор». Явочной квартирой стал дом Анастасии Павловны Лопачук, где в подземелье после своего спасения укрывался Михаил Балашов. Дом № 46 на Лабораторном шоссе (ныне улица Ревякина) — штаб-квартира севастопольских подпольщиков Вскоре после ареста Ревякина подпольщики Белоконь, Гузов, Михеев и Калганов решили попробовать ночью пробраться к его дому и забрать спрятанные там документы, а по возможности перенести и типографию. Считая вполне вероятным, что гитлеровцы оставили в доме засаду, подпольщики остановились далеко от него. В разведку вызвался пойти Николай Михеев. Осторожно подкравшись к дому, он бросил в разбитое окно небольшой камень. Предположение подпольщиков оказалось правильным — в доме сидела засада гестаповцев. Фашисты, испуганные брошенным камнем, открыли стрельбу. Подпольщики скрылись в развалинах, а когда все успокоилось — ушли. Вести подпольную работу стало почти невозможно. Севастополь был наводнен гестаповцами и эсесовцами. Вновь и вновь арестовывались десятки людей. Константин Белоконь, пробравшись к своему дому на Куликовом поле, узнал от матери, что его ищут, что и отцу пришлось скрыться. На другой день Белоконь узнал, что мать его арестована. Гитлеровцы водили ее по городу, требуя, чтобы при возможной встрече она опознала сына. Гузов, Белоконь, Михеев и Калганов прятались в городских развалинах, терпя большие лишения, истощенные и оборванные. С нетерпением ждали они прихода в город своих войск. Несмотря на трудности, подпольщики совершили в эти дни ряд диверсионных актов: подожгли два склада, вывели из строя несколько автомашин, неоднократно рвали линии связи. Как самую чудесную, радостную музыку слушали севастопольцы мощный гул советской артиллерии на подступах к городу. Подпольщики всячески старались помешать гитлеровцам увезти в Румынию жителей города. По ночам под грохот советской артиллерии они обстреливали из развалин фашистов на улицах и площадях, бросали в них гранаты, выводили из строя автомашины. По заданию «Доктора» Михаил Балашов в ночь на 8 мая пробрался в Инкерман, уже занятый советскими воинами-гвардейцами, и сообщил командованию подробные данные о положении в городе, об укреплениях в его ближайших окрестностях. Помогая продвижению советских войск, вступивших в город, молодые подпольщики истребили в районе Исторического бульвара около 30 фашистов. — Проходите, товарищи! Путь свободен! — радостно и гордо говорили герои подполья бойцам Советской Армии, и сами присоединились к ним. Примечания1. И. Становский. Партизаны, Крымиздат, 1954, стр. 67. 2. Газета «Красный черноморец», 19 мая 1942 г. 3. Газета «Красный Крым», 2 октября 1942 г. 4. Газета «Флаг Родины», 25 и 25 ноября 1947 г. 5. Цитируем, как и в дальнейшем, по копии дневника, предоставленной Севастопольским городским комитетом КПСС. 6. По одному из подлинников. 7. По копии, предоставленной горкомом КПСС. 8. С одного из подлинников. 9. Листовки. 10. С копии, хранящейся в городском комитете КПСС.
|