Крымская война

Могущество России на юге неуклонно возрастало. Все сильнее становился Черноморский флот. Наряду с Севастополем быстро росли Одесса, Херсон, Николаев и другие русские города. Развивалось кораблестроение, в том числе строительство военных пароходов. Возрастал поток русских товаров, особенно хлеба, за границу. Вывоз зерна с 1825 по 1850 годы увеличился более чем в четыре раза.

Все это давно уже беспокоило правящие круги Англии. Захватив во всех частях света огромные колонии, Англия считала себя «владычицей морей». Английская буржуазия мечтала о мировом господстве, о захвате в свои руки мировой морской торговли. Имея на Средиземном море такие важнейшие стратегические позиции, как Гибралтар и остров Мальта, агрессивные круги Англии стремились распространить свое господство на Черное море, овладеть проливами Дарданеллы и Босфор, закрепиться на Балканах и Кавказе.

Англия с давних пор неизменно стояла за спиной Турции в ее борьбе против растущего могущества России на Черном море. Даже будучи иногда союзником России (в войнах против Наполеона, в Наваринской кампании), Англия продолжала плести антирусские интриги, прибегала к тайным враждебным действиям. И теперь, задолго до событий 1853—1856 годов, она неоднократно понуждала Турцию к нарушению заключенных с Россией договоров и к объявлению ей войны.

Верная своему принципу — загребать жар чужими руками и мало надеясь на Турцию, Англия искала для борьбы с Россией союзников в Европе. Таким союзником оказалась Франция, буржуазия которой также добивалась усиления своего влияния на Ближнем Востоке. Опасаясь выхода России на Средиземное море, она стремилась пресечь распространение русского влияния на Балканах и в Турции. Кроме того, французский император Наполеон III охотно пошел в союзники Англии еще и потому, что сознавал непрочность своей власти, захваченной в результате переворота в декабре 1851 года. Успешной войной против России он надеялся укрепить свое положение и предотвратить возможность новой революции.

Толкнуть на войну против России Турцию Англии и Франции было тем более легко, что она находилась в их полной экономической, финансовой и военной зависимости. В Стамбуле фактически распоряжались английский и французский послы. Они всячески разжигали честолюбивые мечты турецкого султана о возврате когда-то захваченных, а затем утерянных турками земель Черноморья, особенно Крыма и Кавказа. Англия строила для Турции корабли, снабжала ее оружием, держала в турецкой армии и флоте своих «советников» и «инструкторов».

Готовясь к войне с Россией, руководитель внешней политики английского правительства лорд Пальмерстон разрабатывал планы отторжения от России не только Кавказа, Крыма, Бессарабии, но и Финляндии, Польши, Литвы, Эстонии, Латвии и даже части русских земель на Дальнем Востоке.

В русской иронической песенке тех времен пелось:

В воинственном азарте
Воевода Пальмерстон
Разделяет Русь на карте
Указательным перстом...

Преследуя далеко идущие агрессивные планы, Англия, а затем и Франция рассчитывали нанести России первый удар турецкими вооруженными силами.

Общим стремлением Англии и Франции, не говоря уже о Турции, было уничтожение русского Черноморского флота и его главной базы — Севастополя. Английская газета «Таймс» в июне 1854 года откровенно писала, что «главная цель политики и войны не может быть достигнута до тех пор, пока будет существовать Севастополь и русский флот... Взятие Севастополя и занятие Крыма вознаградят все военные издержки и решат вопрос в пользу союзников».

Как и Англия, Россия также стремилась овладеть проливами Босфор и Дарданеллы, но при этом ее цели не выходили за рамки национальных интересов. Овладение проливами должно было привести к дальнейшему развитию внешней торговли через Черное море и коренным образом укрепить оборону Черноморья и южных границ России. Рассчитывая разбить Турцию без особых трудностей, царское правительство полагало, что этой победой оно одновременно затормозит нараставшие в стране крестьянские волнения и общественное движение за отмену крепостного права. Хотя эти волнения беспощадно подавлялись, однако даже глава жандармов Бенкендорф вынужден был признать, что «крепостное состояние есть пороховой погреб под государством».

Но Николай I и его правительство, готовясь к войне с Турцией, не видели, что она является лишь марионеткой в руках Англии и Франции. Царь переоценивал усилившуюся роль России в международной политике и считал обстановку благоприятной для дальнейшего продвижения на Балканы и Ближний Восток, вплоть до раздела Турции между Россией и Англией. Николай I рассчитывал на поддержку своих старых союзников — австрийского императора и прусского короля, которым он помог в подавлении революции 1848—1849 годов, но обманулся в надеждах.

Царское правительство недооценивало настойчивых захватнических устремлений Англии к овладению Дарданеллами и Босфором как важнейшими ключами к господству на Ближнем Востоке и на Черном море. Тем более недооценивало правительство Николая I угрозы в начавшейся войне для Крыма и прежде всего для Севастополя.

Всем этим заблуждениям содействовало и то, что в окружении Николая I всегда было немало иноземцев, порой даже не умевших говорить по-русски, но старательно выполнявших волю своих подлинных иностранных хозяев.

Между тем явно враждебные для России действия намечавшейся антирусской коалиции начались задолго до формального объявления войны.

Еще в середине июня 1853 года, то есть за четыре месяца до объявления Турцией войны России, в турецкие воды прибыла английская эскадра под командованием вице-адмирала Дендаса в составе 7 линейных кораблей и 8 фрегатов и стала на якорь в Безикской бухте у входа в Дарданеллы. Вскоре в эту же бухту прибыла французская эскадра под командованием вице-адмирала Гамелена в составе 9 линейных кораблей, 4 фрегатов и нескольких пароходов. По числу крупных кораблей эти эскадры уже превосходили тогда русский Черноморский флот.

Особенно наглядной по своей открытой враждебности к России демонстрацией были маневры английского флота, проведенные также незадолго до начала войны — 30 июля 1853 года. На маневрах, происходивших на Спитхедском рейде, присутствовали английская королева и министры, а также иностранные послы, в том числе русский. Флот на маневрах был разделен на две эскадры: английскую и «русскую». Условный «русский» парусный флот был «разгромлен» английской паровой эскадрой...

Ничего этого не учло правительство Николая I, слепо идя на развязывание войны с Турцией.

Официальным поводом для войны послужил начавшийся в 1850 году между католиками и православными спор о правах на владение «святыми местами» в Иерусалиме; принадлежавшем тогда Турции. Этот спор отражал собой борьбу Англии, Франции и России за влияние в Турции. Николай I, послав в Стамбул князя А.С. Меншикова, предъявил турецкому правительству ультимативные требования о предоставлении православной церкви ряда привилегий. Вначале турецкий султан пошел на уступки, но под давлением английского и французского послов отклонил русский ультиматум. 22 мая 1853 года дипломатические отношения между Турцией и Россией были прекращены.

Дальнейшие события развивались следующим образом. 21 июня по приказу Николая I русские войска под командованием князя М.Д. Горчакова перешли через реку Прут и заняли Молдавию и Валахию. 29 сентября соединенный англо-французский флот прошел через Дарданеллы в Мраморное море. В конце сентября — начале октября эскадра Черноморского флота под командованием Нахимова перебросила из Севастополя на Кавказское побережье пехотную дивизию с артиллерией и обозом. Подстрекаемая Англией и Францией, Турция 9 октября предъявила ультиматум о выводе русских войск из Молдавии и Валахии и, не получив ответа, 27 октября объявила России войну. 1 ноября войну Турции объявила Россия. Турецкие войска начали наступление на Дунае и на Кавказском побережье. 8 ноября соединенный англо-французский флот прошел из Мраморного моря в Константинополь и расположился в Босфоре.

Так началась война, вошедшая в историю под названием Крымской, которая навсегда обессмертила Севастополь.

В ноябре начал боевые действия Черноморский флот. 16 ноября русский пароход «Бессарабия» (командир капитан-лейтенант Щеголев) без боя взял в плен у берегов противника турецкий пароход «Меджари-Теджарет». 17 ноября после трехчасового боя русский пароход «Владимир» (командир капитан-лейтенант Бутаков) заставил сдаться в плен турецкий пароход «Перваз-Бахри». Потери турок составили 58 человек убитыми и ранеными. Потери на «Владимире» — двое убитых и трое раненых. Это был первый в истории бой паровых судов.

Синопское сражение

19 ноября оба трофейных турецких парохода были приведены в Севастополь и после ремонта зачислены в списки Черноморского флота под названием «Турок» и «Корнилов».

Через два дня после этого парусный фрегат «Флора» под командованием капитан-лейтенанта Скоробогатова встретился с тремя турецкими пароходами. Бой закончился блестящей победой русских моряков. После того как один вражеский пароход был подбит, турки вышли из боя. «Флора» потерь не имела.

Наконец, 30 ноября в Синопской бухте моряки-черноморцы под командованием Нахимова одержали историческую победу. Турецкий флот, несмотря на то, что находился под защитой шести береговых батарей, был полностью разгромлен. Спасся бегством лишь один пароход остальные корабли были уничтожены. Из 4500 человек личного состава турки потеряли свыше 3000. Адмирал Осман-паша и несколько переодетых английских офицеров были взяты в плен. Русская эскадра не потеряла ни одного корабля, а полученные повреждения были исправлены силами экипажей за 36 часов. Потери русских в личном составе составили 38 человек убитыми и 235 ранеными. 4 декабря эскадра вернулась в Севастополь, торжественно встреченная всем населением.

В приказах об итогах Синопского сражения Нахимов писал: «Истребление турецкого флота в Синопе... не может не оставить славной страницы в истории Черноморского флота... Благодарю команды, которые дрались, как львы... С такими подчиненными я с гордостью встречусь с любым неприятельским европейским флотом»¹.

Разгром турецкого флота в Синопе вызвал явное замешательство в правящих кругах Англии. Газета «Таймс» писала, что, хотя турецким флотом и руководят английские офицеры, он оказался неспособным противостоять русскому флоту. «Такого совершенного истребления и в такое короткое время никогда еще не было», — признавала газета.

Потерпев также несколько жестоких поражений от русских войск на Дунайском и Кавказском фронтах, Турция показала свою полную несостоятельность в войне с Россией. Чтобы поддержать Турцию, которой грозило полное поражение, Англия и Франция 4 января 1854 года ввели свою объединенную эскадру в Черное море. Цель ее появления была открыто объявлена англо-французским командованием, известившим русские власти, что эскадра будет ограждать турецкие суда и порты от нападений с русской стороны. Русское правительство потребовало объяснений. Дипломатические переговоры и обмен письмами продолжались долго, но война против России со стороны Англии и Франции была уже давно предрешена. Они затягивали дело лишь для. того, чтобы заставить русское правительство первым объявить войну.

21 февраля правительство Николая I объявило о разрыве дипломатических отношений с Англией и Францией. Но, озадаченное развернувшимися событиями, оно не решалось объявлять войну. 12 марта Англия, Франция и Турция заключили союзный договор, по которому Англия и Франция обязались оказать Турции вооруженную помощь в ее войне с Россией.

Не дождавшись, несмотря на все провокации, решительного шага со стороны русского правительства, Англия и Франция вскоре развязали войну сами. 27 марта Англия, а на другой день и Франция объявили России войну, нагромоздив вокруг нее много всевозможной лжи. Были даже попытки назвать эту войну новым крестовым походом, направленным против «восточной ереси». Но сторонникам такого толкования войны пришлось быстро и с конфузом умолкнуть, так как другой фальшивой, широко рекламированной причиной войны была якобы «защита Турции», то есть магометан. Выходило, что христианские Англия и Франция вместе с магометанской Турцией идут воевать против тоже христианской России...

Весной 1854 года русские войска ушли из занятых ими придунайских княжеств Молдавии и Валахии, чего так добивались под предлогом защиты Турции Англия и Франция. Но руководители вражеской коалиции были не столько заинтересованы в целостности турецкой территории, сколько в ослаблении России. Поэтому война не только не прекратилась, а наоборот, пожар ее стал разгораться.

Под давлением Англии и Франции 20 апреля 1854 года в Берлине между Австрией и Пруссией был заключен антирусский оборонительный и наступательный военный союз. Австрия и Турция заключили дружественные конвенции, также направленные против России.

Таким образом, в Крымской войне Россия осталась одна против многочисленных своих врагов, стремившихся всячески поживиться за счет русских земель. Вот почему Крымская война, начавшаяся как война захватническая, несправедливая с обеих сторон, в дальнейшем, когда коалиция врагов России высадила свои войска в Крыму и особенно при обороне Севастополя, стала для русского народа патриотическим делом защиты родной земли от иноземных захватчиков.

* * *

Основной базой на Черном море англо-французский флот избрал Варну. Высадив там 50-тысячную армию и устроив лагерь в окрестностях города, командование союзников долгое время не решалось на активные действия. О том, как мало интересовала англичан и французов судьба Турции, ярко свидетельствует такой факт: они два месяца бездействовали в лагере под Варной, в то время как турецкая армия истекала кровью в Силистрии, осажденной русскими войсками. Ф. Энгельс писал об этом: «Нет второго такого примера в военной истории, чтобы армия, которая так легко могла бы прийти на помощь, так трусливо предоставила своих союзников их судьбе. Никакой поход на Крым, никакие победы не смоют этого пятна с французских и английских военачальников»².

Под Севастополем первый неприятельский корабль появился 26 февраля. 12 апреля английский военный пароход, ведя разведку, пытался захватить шедшую из Севастополя в Евпаторию русскую парусную торговую шхуну, но ввиду приближения погнавшихся за ним фрегатов «Кагул» и «Кулевчи» вынужден был бросить ее и поспешно уйти.

22 апреля англо-французская эскадра в составе 19 линейных кораблей и 10 пароходо-фрегатов появилась под Одессой. Она подвергла город варварской бомбардировке и пыталась высадить десант, но, попав под огонь береговых батарей и понеся потери, отступила.

15 июня перед Севастополем появился отряд англо-французских кораблей в составе 3 пароходо-фрегатов. Нахимов послал против них 6 пароходо-фрегатов («Владимир», «Крым», «Бессарабия», «Громоносец», «Одесса», «Херсонес»). После непродолжительной перестрелки, пользуясь превосходством в скорости, противник ушел в море, хотя 3 англо-французских парохода имели 52 орудия, а 6 русских — только 33.

Новую крупную разведывательную операцию под Севастополем англо-французский флот в составе 21 корабля провел 26 июля. Встреченная огнем береговых батарей, вражеская эскадра отошла.

Эти попытки прощупать оборону Севастополя убедили англо-французское командование в невозможности овладеть крепостью с моря.

Нужно отметить, что благодаря заботам Корнилова и Нахимова морская оборона Севастополя весной 1854 года была усилена. В апреле и мае на Северной стороне, на крутом берегу между Константиновским равелином и Учкуевкой, вступили в строй две новые морские батареи: батарея Карташевского и Волохова башня. Кроме того, для укрепления обороны рейда были сооружены земляные батареи «Парижская» и «Двенадцатиапостольская» — по имени кораблей, команды которых их строили. Но к обороне со стороны суши Севастополь не был подготовлен. Главнокомандующий русскими войсками в Крыму и Черноморским флотом Меншиков считал маловероятным появление здесь неприятеля. Англо-французское командование укрепило это заблуждение Меншикова апрельской попыткой захватить Одессу, а также боевыми действиями на Балтийском и Белом морях и на Дальнем Востоке.

Меншиков был ловким царедворцем, но бездарным стратегом. В 1829 году Николай I назначил его начальником Главного морского штаба, хотя в военно-морском деле князь разбирался мало. В 1853 году он был назначен чрезвычайным послом в Турции, где отнюдь не проявил дипломатической тонкости и такта, а затем, также без достаточных к тому оснований, — главнокомандующим Крымской армией и Черноморским флотом.

Для характеристики авторитета Меншикова в армии и флоте достаточно привести следующий отрывок из доноса его друга и шпиона Краббе о «разговорах в публике» (апрель 1854 г.): «Рассказывают, будто бы ваша светлость своим управлением погубили Балтийский флот и что если и делалось что-либо хорошее в Черном море, то сим обязаны Лазареву, а в настоящее время Корнилову и Нахимову...»³

В штабе Меншикова не нашлось даже топографических карт Крыма и района Севастополя. Их привезли, когда враг уже подошел к городу. До последних дней Меншиков, как и Николай I, недооценивал угрозы, нависшей над Севастополем.

В противоположность им Корнилов и Нахимов ясно представляли себе, как важно для англо-французского командования запереть Черноморский флот в бухтах Севастополя и тем более уничтожить его и главную базу флота. «Потеря и того и другого, — писал Корнилов в докладной записке Меншикову, — невозвратима для России; даже последующее истребление всей неприятельской армии на развалинах Севастополя не вознаградит... конечное разрушение этого важного порта, всего Черноморского флота не только с кораблями, но и с офицерами и матросами, приготовленными такими долговременными, постоянными трудами»⁴.

Еще за шесть месяцев до высадки интервентов в Крыму Корнилов представил Меншикову проект строительства сухопутных укреплений Севастополя, но князь оставил его без внимания. На укрепление Севастопольской крепости на 1854 год было ассигновано только 25 147 рублей, из которых на строительство сухопутных укреплений не предназначалось ни копейки. И даже составляя смету на будущий год, чиновники инженерного департамента планировали израсходовать такую же сумму.

Корнилов и Нахимов были морскими начальниками, но они многое сделали для усиления обороны Севастополя с суши. Ценными их помощниками в этом явились инженер-подполковник В.П. Ползиков, капитаны-саперы А.П. Орда, А.В. Мельников и Хлебников, поручик Преснухин, подпоручик Федорцев, строитель Волохов. На основе трудов выдающегося русского теоретика фортификации генерала А.З. Теляковского⁵, под руководством Корнилова и Нахимова была разработана стройная система простейших, но широко разветвленных как по фронту, так и в глубину обороны укреплений на окружающих город холмах. На строительство укреплений были подняты личный состав флота, гарнизон города, а также все население. Работы производились безостановочно, днем и ночью. Ежедневно утром выходило до 6000 человек, а вечером их сменяли другие. Матросы, солдаты, мастеровые, женщины, старики и даже дети работали не покладая рук. Корнилов и Нахимов постоянно находились на бастионах и лично наблюдали за оборонительными работами.

Вначале особое внимание уделялось укреплению Северной стороны, подступы к которой более доступны, но затем работы широким фронтом развернулись и на Южной стороне.

Несмотря на все трудности (в городе даже не оказалось достаточного количества железных лопат и многим пришлось работать деревянными), благодаря самоотверженному труду матросов, солдат и населения было завершено строительство почти всей намеченной системы сухопутных укреплений. Она состояла из восьми бастионов, протянувшихся полукругом от берега моря у Килен-балки до Карантинной бухты. В большинстве своем укрепления были земляными. Бойницы устраивались между корзинами или, мешками, наполненными землей. В отдельных местах были устроены каменные завалы. Длина оборонительной линии превышала семь километров⁶.

Первый бастион находился на высотах у Килен-бухты. Это было земляное укрепление «временной профили». Опорными пунктами бастиона являлись подготовленная к обороне казарма и Святославская батарея (по имени корабля).

Второй бастион занимал плато между Килен-балкой и Ушаковой балкой. Как и первый бастион, он прикрывал подход к Северной бухте. Защитников первого и второго бастионов обычно поддерживали своим артиллерийским огнем стоявшие в Северной бухте пароходы «Владимир», «Херсонес» и другие.

Третий бастион находился на Бамборской высоте (ныне Петрова слободка), между Доковой и Лабораторной балками. В него входили батареи Будищева, Яновского, Никонова и другие.

Четвертый бастион проходил по Бульварной высоте. Долину, где ныне расположена железнодорожная станция, прикрывали батареи «Грибок» и Костомарова. В бастион входил также Язоновский редут.

Правее по возвышенности шел пятый бастион (ныне кладбище Коммунаров) с редутом Шварца (у городского кладбища) и люнетом Белкина. В глубине бастиона располагался Чесменский редут.

Шестой бастион прикрывал город с запада. Он был самым сильным укреплением «долговременной профили», имевшим несколько казематированных построек. Внутри бастиона находилась каменная оборонительная казарма. По краю Загородной балки располагалось несколько батарей.

Перевозка морского орудия на сухопутное укрепление. С картины художника И. Прянишникова.

Седьмой бастион примыкал к морю в районе Карантинной бухты.

Важнейшей ключевой позицией являлся Малахов курган, господствующий над окружающей местностью. Укрепления кургана составили Корниловский бастион, названный так после гибели здесь адмирала. Двухъярусная башня на кургане с бойницами для ружейной стрельбы (остатки ее сохранились до наших дней) была построена на средства горожан. К кургану примыкало несколько батарей.

Перед главной оборонительной линией была создана система инженерных заграждений (рвы, волчьи ямы и фугасы). За главной линией шла вторая, предназначенная для отвода войск на время артиллерийского обстрела первой линии. На окраине города создавалась третья оборонительная линия: укреплялись дома, строились траншеи, ставились батареи. Здесь располагались резервы. Одна из батарей на третьей линии (на городском холме) была названа Девичьей, так как ее строили исключительно женщины. Глубина обороны определялась дистанцией действительного ружейного и артиллерийского огня.

Система севастопольских укреплений резко отличалась от крепостных укреплений, принятых на Западе, что в значительной мере сбило с толку англо-французское командование, привыкшее к западноевропейскому шаблону.

Вся оборонительная линия была разделена на четыре отделения, или дистанции, нумерация которых шла справа налево.

Исключительную энергию при укреплении района Малахова кургана проявил контр-адмирал В.И. Истомин и района Бульварной высоты — вице-адмирал Ф.М. Новосильский.

Многие укрепления в дни обороны неоднократно разрушались огнем интервентов, но каждый раз, иногда за одну ночь, героическим трудом защитников и населения города восстанавливались вновь.

Большая часть орудий на сухопутные батареи была доставлена с кораблей. За орудия встали моряки. Всего в эти дни их сошло на берег свыше 10 000.

* * *

Крымское побережье, за исключением Севастополя, было укреплено крайне слабо. Англии и Франции хорошо была известна и беззащитность Севастополя с суши.

Англо-франко-турецкий флот, выйдя из Варны в составе 89 военных кораблей и 300 транспортных судов, начал 13 сентября 1854 года высадку войск у Евпатории. При полном бездействии князя Меншикова интервенты трехтысячным отрядом захватили город. За шесть дней они высадили там экспедиционную армию в составе 62 000 человек (28 000 французов, 27 000 англичан, 7 000 турок) при 134 орудиях. Русских войск в Крыму в это время было: под непосредственным командованием Меншикова 37 500 человек и под командованием генерала Хомутова в восточной части Крыма — 13 000 человек. Этого было вполне достаточно, чтобы, если не предотвратить, то дезорганизовать и затянуть высадку интервентов в Евпатории, тем более, что происходила она чрезвычайно неорганизованно. Но Меншиков за всю эту неделю так и не проявил активности.

Не встречая сопротивлений, интервенты от Евпатории двинулись к Севастополю.

20 сентября произошло первое сражение — на реке Альме. Интервенты располагали здесь 55 000 солдат и офицеров при 120 орудиях, русская армия — всего лишь 30 000 человек и 96 орудиями. Уже в этом сражении интервенты испытали на себе силу сопротивления русских войск. Один из английских генералов охарактеризовал русские полки, как не поддающиеся панике. Меткий артиллерийский и ружейный огонь, стремительные штыковые атаки русских солдат принесли захватчикам крупные потери. «Еще одна такая победа, — вынужден был признать другой английский генерал, — и у Англии не будет армии». В этом сражении русские солдаты впервые в истории, войн применили стрелковую цепь. Чтобы уменьшить потери от огня противника, они рассыпались из колонн, в которых их держал Меншиков, и применялись к местности. При Альме особенно наглядно сказалось превосходство нарезного оружия противника перед гладкоствольным русским, но англо-французское командование не сумело использовать этого своего преимущества.

На поле Альминского сражения появилась первая в мире сестра милосердия. Это была восемнадцатилетняя русская девушка, дочь матроса, погибшего в Синопском бою, сирота Даша Александрова, прозванная впоследствии народом Дашей Севастопольской. Она пришла в Альминскую долину из Севастополя вслед за войсками. Под вражеским огнем Даша перевязывала раненых, поила их водой, отвозила в тыл. Ее видели во многих опасных местах. Примеру смелой, самоотверженной девушки последовали потом, в дни обороны, многие женщины Севастополя, жены и дочери матросов, мастеровых, офицеров.

После Альминского сражения Меншиков отошел с войсками в район Бахчисарая. Несколько дней о нем и его намерениях в Севастополе ничего не знали. «Говорят, что князь ретируется к Бахчисараю», «о князе ни слуху ни духу», — такие записи неоднократно встречаются в это время в дневнике Корнилова.

Несомненно, марш русских войск к Бахчисараю имел свое значение, закрывая интервентам путь вглубь страны. Но в то же время Меншиков бросал на произвол судьбы Севастополь и Черноморский флот. Интервенты же, ставившие своей целью именно захват Севастополя и уничтожение флота, о продвижении на север в данный момент и не помышляли.

О состоянии обороны Севастополя в сентябрьские дни Корнилов записал: «Итого у нас набирается 5 тысяч резервов Аслановича⁷ и 10 тысяч морских разного оружия, даже с пиками. Хорош гарнизон для защиты каменного лагеря, разбросанного по протяжению многих верст и перерезанного балками так, что сообщения прямого нет! Но что будет, то будет. Положили стоять. Слава будет, если устоим, если же нет, то князя Меншикова можно назвать изменником и подлецом»⁸.

23 сентября, чтобы преградить вход в Севастопольскую бухту кораблям интервентов, моряки затопили между Константиновской и Александровской батареями старые парусные линейные корабли «Уриил», «Селафаил», «Варна», «Силистрии» и «Три святителя», фрегаты «Сизополь» и «Флора». В приказе Нахимова о затоплении кораблей говорилось: «Неприятель подступает к городу, в котором весьма мало гарнизона; я в необходимости нахожусь затопить суда вверенной мне эскадры, а оставшиеся на них команды с абордажным⁹ оружием присоединить к гарнизону. Я уверен в командирах, офицерах и командах, что каждый из них будет драться, как герой»¹⁰.

Только 23 сентября, когда подготовка к обороне Севастополя в основном была закончена, Меншиков издал приказ о назначении Корнилова командующим обороной Северной стороны и Нахимова — Южной.

К этому времени армии интервентов подошли к Северной стороне Севастополя. Но, имея преувеличенные сведения об ее укреплениях, противник решил атаковать город с Южной стороны. Это была грубейшая ошибка вражеского командования, так как укрепления Северной стороны были незначительные и к тому же устарелые. Переходя же на Южную сторону, интервенты дали защитникам города дополнительное время для усиления оборонительной линии.

Английские войска захватили Балаклаву, которая стала их базой на подступах к Севастополю. Французы избрали базой Камышовую и Казачью бухты.

Положение Севастополя накануне обороны ярко охарактеризовал в своих записках участник Крымской войны писатель П.В. Алабин: «Гарнизон Севастополя, не зная тайных планов князя Меншикова, сведав о его отступлении, был в ужасном положении. Большинство обрекло себя на смерть, но не на сдачу. Гений Корнилова и Нахимова берег судьбу города. Эти два героя более других бодрствовали, одушевляя жителей и гарнизон словом и примером. Созвали военный совет: что делать? Корнилов предложил выйти с остальным флотом в море и с огнем и мечом достигнуть Константинополя или броситься на неприятельский флот и погибнуть, увлекая с собой на гибель сонмы врагов.

Многие воспротивились принятию этого геройского предложения.

Смертию своею, говорили герои, мы все-таки не только не спасем флота, но погубим флот и город; если же суждено погибнуть нашему флоту, то по крайней мере спасем город, умирая на его стенах.

Предложение было принято с восторгом. Говорят, Корнилов согласился с ним и воскликнул: «Итак, товарищи, на нас лежит честь защиты Севастополя, — защиты родного нам флота. Будем драться до последнего. Отступать нам некуда: сзади нас — море. Всем начальникам я запрещаю бить отбой, барабанщики должны забыть этот бой. Если кто из начальников прикажет бить отбой, заколите такого начальника, заколите барабанщика, который осмелится ударить позорный бой. Товарищи! Если б я приказал ударить отбой, не слушайте, и тот подлец будет из нас, кто не убьет меня...»¹¹

По другим свидетельствам, это выступление Корнилова было изложено потом в письменном приказе (в государственных архивах он не обнаружен). Алабин указывает, что приказ в рукописном виде ходил по рукам среди матросов. По свидетельству адъютанта и биографа Корнилова капитан-лейтенанта А. Жандра, подобные же речи Корнилов произносил 27 сентября на боевых позициях, объезжая войска. Корнилов обращался к матросам и солдатам с устным призывом оказывать врагу упорное сопротивление: «Отступления не будет; если горнист затрубит отступление, не верь ему; если я прикажу отступить, коли меня штыками»¹².

* * *

По сравнению с Англией и Францией Россия была плохо подготовлена к войне. Технико-экономическая отсталость крепостнической страны сказывалась во всем.

Армия в основном была вооружена кремневыми гладкоствольными ружьями, стрелявшими всего лишь на 300 шагов и заряжавшимися с дула, тогда как английские гладкоствольные ружья стреляли почти вдвое дальше, а нарезные ружья Штуцера — до 1300 шагов. Больше того, оружие русской армии было не только отсталым, его вообще не хватало. Так, пехотных ружей вместо положенных по штатам 1 014 959 имелось лишь 532 835, штуцеров же вместо 37 318 было 6 198¹³.

Артиллерийское дело в царской России в это время также стояло на низком уровне. Пушки стреляли на дистанцию лишь до 1 километра. В то время, как у интервентов было много бомбических орудий, стрелявших взрывающимися бомбами, русская артиллерия в значительной части еще стреляла чугунными ядрами.

Военное обучение в царской армии было больше приспособлено к плац-парадам, чем к боевым требованиям. Полевой службе и стрельбам уделялось мало внимания. В армии господствовали крепостническая муштра, погоня за внешней, показной стороной воинской службы. Офицеры и генералы в большинстве своем продвигались по службе не по знаниям и заслугам, а главным образом по своей дворянской знатности. Исключение составлял лишь Черноморский флот, в котором живы были традиции передовой лазаревской школы. Благодаря настойчивости адмиралов Корнилова и Нахимова обучение здесь велось применительно к боевым задачам, поощрялись инициатива и сметливость как командиров, так и матросов.

Снабжалась русская действующая армия исключительно плохо. Железных дорог на юге России не было, и войска для пополнения Крымской армии шли пешком. Боезапасы подвозились на лошадях и волах. Запасов обмундирования, саперного инвентаря, госпитального имущества, перевязочных материалов и медикаментов почти не было. В интендантствах процветало казнокрадство.

«Едва ли какая кампания, — писал один из участников обороны, — представляет пример такой неурядицы в продовольствии армии, какою отличалась Крымская кампания. До высадки неприятеля распоряжений по продовольственной части, собственно говоря, никаких не было. Не было сделано никаких заготовлений, о перевозочных средствах никто не думал, о дорогах никто и не вспомянул, а об осенней и зимней распутице, какая бывает в Крыму, вероятно, никто не думал»¹⁴.

В Севастополе к 15 сентября имелось 420 тысяч снарядов для сухопутной артиллерии и 600 тысяч для морской; пороху же могло хватить только на 330 тысяч выстрелов. Недостаток в порохе, как и во многом другом, защитники города испытывали все 11 месяцев обороны.

На этом мрачном фоне тем более ярко выступает боевая и трудовая доблесть, стойкость, мужество и героизм русских людей, грудью вставших под Севастополем на защиту родной земли от посягательств иноземных захватчиков.

Примечания

1. На этом пароходе («Таиф») бежал в разгаре боя англичанин Адольфус Слэд, заместитель начальника турецкого морского генерального штаба.

2. Нахимов. Сборник документов, Воениздат, 1945, стр. 113 и 114.

3. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. X, стр. 168.

4. ЦГАВМФ, фонд Меншикова, папка 112, № 25.

5. Корнилов. Сборник документов, Воениздат, 1947, стр. 262—263.

6. А.З. Теляковский. Фортификация, СПБ, 1839.

7. Генерал-майор Асланович — начальник правого фланга, или первой дистанции, оборонительной линии Севастополя (от Карантинной бухты до редута Шварца).

8. Корнилов. Сборник документов, стр. 273.

9. То есть личным оружием.

10. Нахимов. Сборник документов, стр. 134.

11. Корнилов. Сборник документов, стр. 294—296.

12. Корнилов. Сборник документов, стр. 307.

13. А. Зайончковский. Восточная война. Приложения, СПБ, 1908, т. 1, стр. 476—477.

14. Е. Арбузов. Воспоминания о войне на Крымском полуострове в 1854 и 1855 годах, «Военный сборник», 1874, № 4, стр. 86.