Монастыри Херсонесскій и Георгіевскій

Многія окрестности Севастополя знамениты и по воспоминаніямъ классической древности, и по живописности своего положенія.

Изъ числа такихъ мѣстъ всякій туристъ считаетъ своею непремѣнною обязанностію посѣтить: Херсонесскій и Георгіевскій монастыри и Инкерманъ.

Херсонесскій монастырь находится верстахъ въ трехъ на западъ отъ Севастополя и построенъ на мѣстѣ развалинъ знаменитаго въ древности греческаго города Херсонеса, извѣстнаго въ русскихъ лѣтописяхъ подъ именемъ Корсуня. Здѣсь, по указанію лѣтописца Нестора, была первая купель христіанства русскаго народа. Въ Корсунѣ крестился св. равноапостольный князь Владиміръ и женился на Византійской принцессѣ Аннѣ. Изъ Корсуня же прибыли въ Россію греческіе священники, первые миссіонеры христіанства въ Россіи. Справедливо замѣчаетъ г. Ливановъ въ своей исторической брошюркѣ о Херсонесѣ, что если бы на мѣстѣ русскихъ были англичане и нѣмцы, то они давнымъ-давно застроили бы такое священное мѣсто цѣлыми кварталами увѣковѣчивающихъ благотворительныхъ заведеній, украсили бы его церковными музеями, историческими книгохранилищами, миссіонерскими семинаріями и т. п. Мы же пока на этомъ драгоцѣнномъ для Россіи мѣстѣ не имѣемъ ничего, кромѣ одного монастыря, и то недостроеннаго...

Невольно подивишься бренности всего земнаго, когда сравнишь, чѣмъ былъ Херсонесъ 1000 лѣтъ тому назадъ и что онъ теперь! Тысячу лѣтъ назадъ здѣсь, въ этой теперь безлюдной пустынѣ, стоялъ знаменитый городъ, обнесенный со всѣхъ сторонъ стѣною, развалины которой и теперь еще видны во многихъ мѣстахъ. Направленіе стѣны было неправильное, съ заворотами и зигзагами, въ углахъ которыхъ были расположены башни; со стороны моря къ этой крѣпости прилегало нѣсколько пристаней, къ которымъ херсонесцы сходили по вырубленнымъ въ скалахъ лѣстницамъ. До сихъ поръ еще сохранились слѣды нѣсколькихъ воротъ, черезъ которые шла дорога во внутренность города. Самый городъ Херсонесъ былъ расположенъ тоже неправильно. Главная улица, шириною въ тридцать саженей (аркасъ), шла отъ западныхъ воротъ по южному краю города, а потомъ заворачивала на сѣверо-востокъ и тамъ терялась. Неподалеку отъ западныхъ воротъ находилась обширная городская площадь, занимавшая до 2.200 квадр. саженей. Кромѣ этой широкой улицы, которую скорѣе можно назвать дорогою, несомнѣнно были еще меньшія улицы и переулки; но городская площадь Херсонеса до сихъ поръ еще такъ сильно завалена щебнемъ и мусоромъ, что нѣтъ никакой возможности точно опредѣлить число и направленіе побочныхъ улицъ и переулковъ. Херсонесъ былъ очень тѣсно застроенъ домами и разными зданіями; здѣсь было, по крайней мѣрѣ, до 5.000 домовъ, а городъ въ лучшую свою эпоху вмѣщалъ до 50.000 населенія. Сюда стремились не одни только купцы, но и греческіе риторы и мудрецы... Даже многіе цари посылали сюда дѣтей своихъ на воспитаніе. По обычаю коренныхъ греческихъ городовъ, улицы и площади Херсонеса украшались металлическими и мраморными монументами въ честь знаменитыхъ гражданъ. Окрестности Херсонеса были кругомъ покрыты виноградниками, доставлявшими жителямъ хорошее вино.

Много превратностей судьбы пережилъ Херсонесъ, пока не палъ, наконецъ, въ развалинахъ передъ литовскими полчищами князя Ольгерда. Слѣды и остатки отъ древнихъ замѣчательныхъ по архитектурѣ построекъ Херсонеса видны и до сихъ поръ. Кое-гдѣ еще попадаются осколки колоннъ и капителей; тутъ же отрываются битые кувшины, древнія монеты, но все это такъ смѣшано съ позднѣйшими остатками разрушенныхъ батарей, заброшенныхъ траншей, что надо быть опытнымъ археологомъ, чтобы розыскать что-нибудь. Теперь надъ всею вообще мѣстностью царитъ тоска разрушенія. Даже смотрѣть въ сущности нечего. Недавно только въ Херсонесѣ учрежденъ Херсонесскій первоклассный монастырь, который расположенъ на небольшомъ мысѣ между Карантинною и Стрѣлецкою бухтами. Монастырь маленькій: двѣ небольшія церкви, изъ которыхъ одна въ русскомъ стилѣ, еще не оконченная внутри, построена, какъ предполагаютъ, надъ самымъ мѣстомъ крещенія св. Владиміра.

— Впрочемъ, это только одно предположеніе, да и притомъ едва-ли вѣрное предположеніе, говорилъ мнѣ, повстрѣчавшійся въ монастырскомъ саду, офицеръ-артиллеристъ изъ Севастополя. — Я археологъ и нумизматъ, отрекомендовался онъ мнѣ: — и уже семь лѣтъ, какъ началъ изучать севастопольскія древности. Я теперь пришелъ къ тому заключенію, что мѣсто крещенія Владиміра должно находиться на противоположномъ берегу Херсонеса.

Офицеръ сталъ мнѣ развивать основанія своихъ предположеній, но я, никогда не интересовавшійся археологіей и нумизматикой, очень скоро соскучился отъ его объясненій, и, посмотрѣвши изъ вѣжливости на его находку — какія-то три ржавыя перержавыя мѣдныя монеты, которыя онъ будто бы на-ощупь опредѣлилъ времени Романа I, и что онѣ чеканки византійской — я поскорѣе распростился съ нимъ и поѣхалъ въ Георгіевскій монастырь, верстахъ въ 12-ти отъ Севастополя.

Дорога тоскливая — выжженная степь, осыпавшіяся траншеи, батареи, и лишь изрѣдка хутора.

— Живутъ, что-ли, въ хуторахъ? спрашиваю извощика.

— А какъ же! живутъ. У кого, примѣрно, есть скотина, продаютъ молоко, бьютъ масло...

— Ну, это тоже своего рода анахоретство жить въ такомъ хуторѣ, подумалъ я.

Жарко! ѣхали, ѣхали; кажется, конца не будетъ дорогѣ. Наконецъ, завидѣли колокольню, потомъ показались монастырскія службы и ограда.

— Ну! слава тебѣ, Господи. Пріѣхали.

Былъ уже часъ шестой вечера.

Я вошелъ въ ограду. Въ саду ни души. Я остановился въ недоумѣніи — куда же идти?

— Идите на право, а потомъ внизъ подъ сводъ колокольни, крикнулъ мнѣ извощикъ Я отправился по указанному направленію и, прошедши нѣсколько ступеней внизъ, очутился у желѣзной рѣшетки надъ бездной.

Передо мною открылась содрогающая картина мертвеннаго величія!

Въ глубинѣ пропасти, у подошвы страшнаго, въ нѣсколько сотъ саженей, обрыва разстилалась недвижимая черно-синяя, какъ закаленная сталь, поверхность морскаго залива. По обѣимъ сторонамъ его сурово, какъ отрекшіеся отъ всѣхъ радостей жизни схимонахи, выдвигались островерхіе, мрачные великаны-утесы, едва прикрытые сѣдымъ мхомъ.

Среди моря виднѣлись кое-гдѣ верхушки утесовъ, какъ будто только-что низринувшихся въ бездны моря, чтобы покончить свое безотрадное существованіе самоубійствомъ. Скатъ обрыва былъ разукрашенъ въ причудливомъ безпорядкѣ дикою растительностью, среди которой красовался царь кладбищъ — кипарисъ и замаскировывалъ собою захватывающую духъ страшную крутизну. Багровые лучи вечерняго солнца освѣщали эту мрачную панораму кроваво-огненнымъ цвѣтомъ. Было что-то чарующее въ этой картинѣ, и не смотря на удручающее впечатлѣніе, трудно было отъ нея оторваться! Такъ и тянуло войти въ эту юдоль печали и смерти!

— Можно спуститься къ морю? спросилъ я проходившаго мимо меня послушника.

— Отчего же, спускайтесь, только вѣдь обрывъ обманываетъ. Это только кажется, что близко, а вѣдь очень далеко, отвѣчалъ онъ: — пожалуй, будетъ версты три с лишкомъ по тропинкѣ.

Отъ такого путешествія я, конечно, отказался и пошелъ въ маленькую церковь, гдѣ служили всенощную.

Въ церкви были лишь одни монахи; посторонняго люда, кромѣ меня — никого. Подъ впечатлѣніемъ видимой потрясающей великой картины, заунывные, монотонные, знакомые съ ранняго дѣтства, мотивы церковной службы захватывали до глубины души. Наступилъ одинъ изъ тѣхъ моментовъ особенно хорошаго настроенія духа, когда такъ хочется молиться.

Лучи заходящаго солнца освѣщали маленькій золотой придѣлъ церкви и, отражаясь отъ него ослѣпляющимъ блескомъ, придавали ему видъ чего-то величественнаго, отстоящаго отсюда чрезвычайно далеко и только открывающагося здѣсь и въ безпредѣльной дали. Сквозь закрытыя окна и двери врывалась земная жизнь щебетаньемъ птицъ, и сами монахи, какъ будто смущенные этою жизнью, пѣли всенощную, понижая свое монотонное пѣніе до полуголоса...