Прогулка въ Лимены

Июльское солнце, обливая своимъ яркимъ свѣтомъ Симеизскій паркъ, немилосердно печетъ. Я и генералъ, лѣниво развалившись, послѣ завтрака, въ легкихъ соломенныхъ креслахъ въ тѣни подъ навѣсикомъ домика, прохлаждаемся крѣпкимъ чаемъ и съ сигарами во рту ведемъ обычную бесѣду о разномъ между прочимъ, лѣниво переходя съ одного предмета на другой. Иной разъ къ намъ присаживается кто-нибудь изъ познакомившихся симеизскихъ курсистовъ.

Мальчики — сыновья генерала — тутъ же вертятся около насъ, или занимаясь чѣмъ-нибудь съ нѣмцемъ гувернеромъ, или вступая съ нами въ разговоръ, въ который я вовлекалъ ихъ всегда охотно. Люблю я дѣтскую милую рѣчь наивности и безотчетной вѣры въ непорочность всего окружающаго. Потертый уже порядкомъ самъ разнообразными délices de la vie, я вообще апатично отношусь ко всякимъ восторгамъ взрослыхъ, не исключая даже и женщинъ, но всегда какъ-то оживляюсь при видѣ

радостей ребенка, и потому при просьбахъ ребенка о развлеченіяхъ всегда становлюсь на сторонѣ исполненія его желаній.

— Когда же мы поѣдемъ верхами въ Лимены? Вѣдь ты, папа, обѣщалъ, обратился младшій изъ мальчугановъ къ отцу.

Генералъ какъ бы въ нерѣшительности повернулъ голову въ сторону.

Я поддержалъ просьбу бѣлокураго пузыря — просителя, и рѣшеніе состоялось въ его пользу.

— Сегодня же послѣ обѣда, какъ только мало-мальски спадетъ жара, проговорилъ генералъ: — мы отправимся въ Лимены верхами.

Дѣти запрыгали отъ радости.

Послали за татариномъ Эмерджьяномъ и заказали шесть верховыхъ лошадей.

Давно я не садился на сѣдло. Со времени болѣзни ноги прошло уже три года, и теперь въ первый разъ мнѣ приходилось вложить ногу въ стремя. Кто не испыталъ наслажденій верховой ѣзды, а такихъ субъектовъ между русскими не мало найдется, тотъ много потерялъ изъ своей чаши наслажденій жизнью.

Въ первый же моментъ, когда сядешь въ сѣдло, сожмешь его бедрами, по правиламъ верховой ѣзды, выпрямишь корпусъ и, взявъ въ руку повода, почувствуешь нетерпѣливое движеніе благороднаго животнаго, то все это сразу производитъ какое-то особенно новое, хорошее чувство волненія, бодрости и легкости, словно молодѣешь.

Съ шумомъ и веселымъ гамомъ усаживались ребята на верховыхъ коней. Кавалькада готова — поѣхали. Я сперва боялся натрудить свою больную ногу и ѣхалъ шагомъ. Впрочемъ, и вся кавалькада двигалась шагомъ. Только выѣхавши на южнобережское шоссе, генералъ согласился уступить просьбамъ дѣтей, и пустилъ свою лошадь маленькою рысцой, а за нимъ, трюхъ-трюхъ, поскакали и всѣ мы.

Мальчуганы неумѣло сидѣли на сѣдлахъ и ёрзали, высоко прискакивая на рыси лошади.

— Нэ слобоны лошадка, панычъ! Нэ слобоны! Аянъ пойдетъ, иноходецъ! закричалъ Эмерджьянъ одному изъ мальчугановъ, болѣе другихъ ёрзавшему на сѣдлѣ.

Я и самъ сейчасъ же воспользовался совѣтомъ Эмерджьяна и потянулъ слегка поводья. Лошадь моментально перемѣнила рысь и перешла на иноходь или на такъ называемую крымскую побѣжку — рысь-аянъ.

Аянъ или иноходь легче и быстрѣе рыси, но въ то же время мало утомляетъ лошадь и сѣдока. Эта спеціальная походка татарской лошади выработана вѣками и представляетъ наслѣдіе монголо-татаръ, которые въ сознаніи значенія быстроты бѣга лошади при хищническихъ своихъ набѣгахъ употребляли различные способы, чтобы пріучить коня ходить быстро безъ малѣйшаго сотрясенія сѣдока. Для этого у лошади связывали извѣстнымъ образомъ ноги и тѣмъ самымъ насильно заставляли ее невольно перебирать ноги въ желаемомъ порядкѣ. Такая пріученная лошадь цѣнилась дорого и становилась другомъ и товарищемъ, наиболѣе близкимъ сердцу хищника монголо-татарина. На такой лошади онъ смѣло пускался въ далекій путь, не боясь усталости; на ней онъ смѣло нападалъ и грабилъ, будучи увѣренъ, что избѣгнетъ погони; на ней онъ выигрывалъ на скачкахъ призы и, такимъ образомъ, черезъ свою лошадь пріобрѣталъ званіе наѣздника — джигита, а вмѣстѣ съ тѣмъ и почетъ среди своего народа.

Страсть татарина къ лошади, понятно, повела къ быстрому улучшенію породы въ татарскомъ Крыму и размноженію лошадей въ громадномъ количествѣ. Во время набѣговъ монголо-татаръ на Русь, рѣдкій изъ татаръ не водилъ за собою по нѣсколько скакуновъ. Но со времени присоединенія Крыма къ Россіи эмиграція татаръ въ Турцію увела за собою всѣхъ лучшихъ скакуновъ. Теперь лишь изрѣдка можно встрѣтить въ Крыму стройныхъ красавцевъ скакуновъ, летающихъ съ быстротою стрѣлы. Въ Крымскую войну, когда пудъ сѣна стоилъ 2 рубля, а лошадь продавалась за рубль, много погибло хорошихъ скакуновъ. Въ степной полосѣ Крыма теперь почти совсѣмъ ужь нѣтъ породистыхъ крымскихъ лошадей; слабые остатки знаменитой монголо-татарской породы лошадей встрѣчаются пока только въ пригорныхъ селеніяхъ южнаго берега Крыма, но и эти лошади уже вырождаются и становятся малорослыми и некрасивыми.

Звонко стучали копыта нашихъ лошадей по шоссе, пролегающемъ среди дикой, прекрасной природы. Среди обломковъ скалъ, разбросанныхъ вдоль шоссе и по отвѣснымъ крутизнамъ откосовъ горныхъ стѣнъ, тамъ и сямъ были разбросаны живописными группами кустарники разнообразной зелени, мѣстами виднѣлся издали цѣлый густой ярко зеленый лѣсъ. Внизъ отъ шоссе, вдоль изгибовъ и обваловъ морскаго берега красовались обширное виноградники и фруктовые сады. Вся эта панорама чрезвычайно мягко выдѣлялась на темно-голубомъ фонѣ южнаго неба.

Черезъ полчаса пути мы свернули съ почтоваго шоссе на дорогу къ имѣнію Лимены. Лимены принадлежатъ г. Смѣлову, который рискнулъ устроить въ нихъ первый въ Крыму пансіонъ для больныхъ. Если всякое начало трудно, то тѣмъ болѣе было трудно начинать такое дѣло.

Дѣйствительно, первые годы пансіонъ, устроенный г. Смѣловымъ всего только въ двухъ небольшихъ флигелькахъ, все-таки на половину пустовалъ. Но вотъ прошло два-три года, прекрасная, защищенная горами отъ вѣтровъ, мѣстность Лименъ съ чистымъ горнымъ воздухомъ, съ хаотическими живописными пейзажами окрестностей, стала мало-по-малу пріобрѣтать популярность, а опытное хозяйничанье г. Смѣлова, его заботы объ удовлетвореніи потребностей больныхъ и образцовое вниманіе къ доставленію посильныхъ удобствъ своимъ пансіонерамъ все болѣе и болѣе привлекали въ Лимены лицъ, ѣдущихъ въ Крымъ для поправки своего здоровья. Къ Смѣловымъ стали наѣзжать годъ отъ году все больше и больше, такъ что, наконецъ, стало не хватать даже мѣстъ. Пришлось выстроить еще два флигеля, и эти новыя помѣщенія брались нарасхватъ. Но... на счастье прочно всякъ надежду кинь, воспѣвали піиты Екатерининскихъ временъ, — и пансіонъ г. Смѣлова послѣдніе годы никнетъ главою передъ могуществомъ своего сосѣда конкуррента — Симеиза, капиталы и предпринимательскія способности владѣльца котораго, генерала Мальцева, извѣстны, кажется, всѣмъ, начиная съ хладныхъ финскихъ береговъ до пламенной Колхиды.

Въ нашъ пріѣздъ пансіонъ г. Смѣлова, какъ и самъ хозяинъ его, были мало оживлены. Отворенныя настежь для провѣтриванія двери большинства комнатъ пансіона, уныло показывали свою чистенькую меблировку, скучавшую отсутствіемъ жильцовъ. А самъ г. Смѣловъ, хоть... и встрѣтилъ насъ весьма мило и радушно... но во взорѣ его, какъ мнѣ показалось, проглядывалъ укоръ: «почто, почто, вы предпочли Симеизъ Лименамъ?!.»

— Посмотрите, какъ хорошо здѣсь! говорилъ онъ, обращаясь ко мнѣ. — Мой пансіонъ въ горахъ, какъ въ каменной оградѣ! Мы стоимъ на высотѣ 700 футовъ надъ уровнемъ моря. Любуйтесь! и онъ подвелъ меня къ земляной терраскѣ, огражденной легкою деревянною загородкою отъ отвѣснаго за ней обрыва въ горную пропасть.

Видъ былъ дѣйствительно очень хорошъ. Далеко внизъ спускались красивые, скалистые уступы южнаго берега, покрытые то луговыми площадками, то виноградниками, то изящными группами вѣковыхъ деревьевъ. Надъ самымъ моремъ нависли отдѣльныя голыя скалы разнообразныхъ, причудливыхъ формъ, а за ними сверкала живая, трепещущая темно-синяя морская даль.

— Прелестно! замѣтилъ я г. Смѣлову: — но вѣдь здѣсь горе въ томъ, что ваше имѣніе отдѣлено отъ моря имѣніемъ г. Филиберта. Живши у васъ, почти немыслимо пользоваться правильнымъ курсомъ морскихъ купаній. Подумайте сами!..Чтобъ добраться отсюда до моря, такъ нужно отшагать добрыхъ четыре версты. Какой же больной рискнетъ на это? Вашъ пансіонъ дѣйствительно прелестное мѣстечко, но только, къ сожалѣнію, какъ климатическая станція, а ужь никакъ не курортъ для морскихъ купаній.

Г. Смѣловъ поморщился и, неохотно замѣтивъ, что у него къ услугамъ больныхъ имѣются экипажи, повелъ меня къ садовой площадкѣ, гдѣ за длиннымъ столомъ уже расположились мой спутникъ генералъ съ дѣтьми и нѣсколько пансіонеровъ г. Смѣлова.

Радушный хозяинъ сейчасъ же распорядился подать вина, это было очень кстати, мы были нѣсколько утомлены верховой ѣздою; впрочемъ, и вся компанія какъ-то особенно охотно пила вино и общая бесѣда сдѣлалась оживленною.

Въ числѣ бесѣдующихъ былъ военный врачъ, очень милый и словоохотливый господинъ, который ко всеобщему удовольствію, когда разговоръ коснулся винограднаго хозяйства г. Смѣлова, экспромтомъ прочелъ намъ нѣчто въ родѣ лекціи о значеніи винограда, какъ лечебнаго средства.