Гурзуфъ

Гурзуфъ, бывшее имѣніе сенатора Фундуклея, нынѣ принадлежитъ извѣстному желѣзнодорожному царьку Губонину; оно находится отъ Ялты на разстояніи около 12 верстъ. Къ нему ведетъ, какъ и ко всѣмъ окрестнымъ имѣніямъ Ялты, прекрасно устроенное и хорошо содержимое почтовое шоссе. Шоссе пробѣгаетъ въ горахъ и обросло по сторонамъ роскошною южною дикою растительностью. Видъ чрезвычайно живописный! Кажется, что ѣдешь не по столбовой дорогѣ, а по прихотливымъ аллеямъ барскаго громаднаго парка. Мѣстами деревья, сплетаясь между собою густыми длинными вѣтвями, образуютъ цѣлыя тоннели изъ зелени, мѣстами же лѣсная растительность вдругъ пропадаетъ и какъ будто обрывается... тогда среди возвышающихся горъ открываются взору пологіе скаты, покрытые привольными лугами съ сочною, зеленою травою. Вообще, вся дорога чрезвычайно красивая.

Гурзуфъ — это одно изъ прелестнѣйшихъ имѣній на всемъ южномъ берегу Крыма! Оно расположено на покатости горы, вдающейся въ море своими скалистыми утесами. Здѣсь — живописное положеніе и богатая южная растительность, соединяясь со всевозможными затѣями барскихъ прихотей, въ родѣ роскошныхъ причудливыхъ цвѣтниковъ, фантастическихъ бесѣдокъ и обширныхъ оранжерей — очаровываетъ посѣтителя и привлекаетъ сюда Крымскихъ туристовъ, которые считаютъ для себя непремѣннымъ обязательствомъ, побывавъ въ Ялтѣ, пріѣхать погулять въ Гурзуфскомъ паркѣ.

Невдалекѣ отъ парка, по склону довольно возвышеннаго холма, расположена амфитеатромъ татарская деревня Гурзуфъ, которая своею южною стороной спускается въ удобную полукруглую бухту. Эта бухта съ одной своей стороны защищена знаменитою въ греческой миѳологіи горою Аю-Дагъ, что по-русски значитъ медвѣдь-гора. Дѣйствительно, при игрѣ сильнаго воображенія, она, пожалуй, получаетъ нѣкоторое сходство съ медвѣдемъ, припавшимъ на переднія лапы и уткнувшимъ свою острую морду въ море. Впрочемъ, эту гору нужно разсматривать съ извѣстныхъ пунктовъ со стороны Алушты, и тогда, какъ говорятъ, фигура медвѣдя выходитъ весьма отчетливо даже безъ всякаго напряженія воображенія; не даромъ же искони вѣковъ она носитъ такое названіе.

Нагулявшись достаточно по парку, я усѣлся отдыхать на скалѣ подъ сѣнью вѣтвей гигантскаго платановаго дерева. Подъ этимъ деревомъ, какъ говорятъ, любилъ засиживаться по цѣлымъ часамъ Пушкинъ, когда онъ гостилъ здѣсь, лѣтомъ 1820 года, въ семьѣ генерала Раевскаго. Подъ этимъ же деревомъ, какъ ходитъ молва, будто бы написаны имъ нѣкоторыя изъ извѣстнѣйшихъ его стихотвореній, изъ которыхъ,

--- разрыв

громадными колоннами, стоялъ на вершинѣ горы, и лѣстница съ 40 колоссальными ступенями вела въ этотъ храмъ, гдѣ стояла статуя богини, и эта статуя не была произведеніемъ рѣзца греческихъ или другихъ какихъ-либо художниковъ, а сама явилась въ храмъ съ неба!

Никто изъ мужчинъ, этихъ заклятыхъ враговъ дѣвственности, не долженъ былъ приставать къ Аю-Дагу. Осмѣлившійся покуситься на это, непремѣнно долженъ былъ пасть подъ священнымъ ножемъ жрицы Діаны... и скоро бѣлый камень жертвенника превратился въ красный отъ частаго орошенія его кровью мужчинъ!..

Въ жрицы этого храма обыкновенно избиралась самая знатнѣйшая и благороднѣйшая по роду дѣвица, для которой уже послѣ того никогда не долженъ былъ возжигаться свѣточъ Гименея. Передъ дѣвственныя очи этой жрицы приводился каждый мужчина, пойманный амазонками въ окрестностяхъ Аю-Дага. По совершеніи извѣстныхъ религіозныхъ церемоній, онъ, какъ лютый звѣрь, ударомъ булавы по головѣ, повергался на землю, а затѣмъ сама жрица отсѣкала ему на жертвенномъ камнѣ голову, которая послѣ того привязывалась къ кресту на позоръ, а обезглавленное тѣло по крутому скату Аю-Дага сбрасывалось въ морскую бездну.

Греческій царь Агамемнонъ, предводительствовавшій флотомъ, шедшимъ къ Троѣ мстить за похищеніе прекрасной Елены, разъ позволилъ себѣ, пользуясь своею царскою силою, поохотиться въ одной изъ священныхъ рощей греческаго храма Діаны. Но за это удовольствіе онъ принужденъ былъ жестоко поплатиться!.. За рогатаго оленя, котораго удалось ему подстрѣлить въ рощѣ, онъ принужденъ былъ пожертвовать своею дочерью Ифигеніей, которая увезена была въ Тавриду и сдѣлалась тутъ обреченною на безбрачіе и безплодіе жрицей въ храмѣ Діаны, на горѣ Аю-Дагѣ.

Если Троя за рогатаго Менелая такъ дорого заплатила Греціи, то за рогатаго оленя греческой богини поплатился слишкомъ дорого самъ царь Агамемнонъ. Такой грѣхъ дочь его Ифигенія долго смывала кровью мужчинъ, убиваемыхъ ея дѣвственною рукою, пока, наконецъ, миѳологическіе друзья, Орестъ и Пиладъ, не похитили ее и не увезли опять въ Грецію.

Этотъ миѳъ объ Ифигеніи въ Тавридѣ нашелъ себѣ великаго пѣвца, въ поэтѣ Гете, который, въ своей знаменитой трагедіи «Iphygenia in Tauris», изобразилъ мелодичнымъ, философскимъ стихомъ судьбу Ифигеніи въ храмѣ Діаны, ея трагическую борьбу противъ любовныхъ домогательствъ царя Ѳаоса, ея тоску по родинѣ и, наконецъ, похищеніе ея изъ храма, удавшееся миѳическимъ неразлучнымъ друзьямъ Оресту и Пиладу, которые и доставили ее опять на родную почву Греціи.

Прошли вѣка! Отъ храма Діаны не осталось никакихъ слѣдовъ, а сама богиня Діана исчезла навсегда за облака Олимпа и уже не показывается болѣе на Аю-Дагѣ!.. Поэтому-то, освѣжившись купаньемъ, я выходилъ изъ воды совершенно спокойно, нисколько не опасаясь быть захваченнымъ въ такомъ костюмѣ дѣвственными амазонками и нисколько не рискуя превратиться въ жертвеннаго тельца на алтарѣ этихъ сердитыхъ дѣвственницъ.

— Гурзуфъ! Гурзуфъ! не ты-ли былъ когда-то священною рощей дѣвственницъ?! невольно проговорилъ я вслухъ, вступая въ пустынный паркъ...

Мнѣ никто не отвѣтилъ отзывнымъ крикомъ, только двѣ вороны, испуганно закаркавъ, слетѣли съ ближайшаго дерева и, направившись въ пустынному дворцу Губонина, скрылись въ чащѣ парка.