Путешествие академика Палласа

Паллас всю жизнь посвятил изучению России. Лучшие его труды посвящены Сибири и Крыму. Рыцарь науки, Паллас совершил много подвигов, завоевывая наручные сведения у диких таежных и горных бездорожных пространств.

Он уехал в Сибирскую экспедицию еще_ совсем молодым человеком (ему было всего 27 лет), а через шесть лет вернулся стариком, страдающим болезнью глаз и цынгой. Жена его — верная помощница и спутница во всех странствиях — погибла во время одного тяжелого перехода. Паллас горько ее оплакивал.

Но ничто не могло сокрушить жизнерадостность неутомимого Палласа. Жизнь казалась ему исполненной соблазнов науки. Паллас утверждал, что «блаженство видеть природу в самом ее бытии и ей учиться» служило ему лучшею наградою за утраченные «юность и здоровье».

Теперь ему хотелось видеть и изучать юг России.

Ранней весной 1793 года Паллас отправился по маршруту, им самим выработанному. Целью его был Крымский полуостров, куда хотел он попасть через приволжские степи, Кавказ и Тамань. Его занимало сравнительное изучение почв, растительности и животного мира южных степей. Кроме того, предвидя знакомство с памятниками крымского средневековья, Паллас хотел посмотреть на земли, столь долго остававшиеся центром Золотой Орды. Впрочем Паллас утверждал, что избирает окружный путь в Тавриду лишь в целях поправления здоровья. Он хотел полечиться на Минеральных водах.

Паллас выехал из Петербурга совершенно больным, особенно мучили его болезнь глаз и ревматические боли. Между тем он не отступал от намеченного плава и сделал в пути всё, что предполагал. Ничто не могло удержать его в коляске, если надо было произвести съемку местности, сделать обмер, взять пробу почвы, пополнить гербарий и т. п.

Каролина Ивановна, вторая жена Палласа, первый раз сопровождала своего супруга в экспедицию и находилась в постоянной растерянности. Вероятно она чувствовала себя очень плохо среди бесчисленных папок и ящиков с коллекциями и не знала, как примениться к странному и беспокойному своему супругу. Он стонал, жаловался на слабость, а между тем не давал себе ни минуты покоя. Он утверждал, что резь в глазах мешает ему видеть самые близкие предметы, и видел всё вокруг по дороге, как будто у него была не одна пара глаз, а по крайней мере еще две, самых зорких. Выпуклее, ясные глаза Палласа буравили землю, проникали водные глубины и молниеносно определяли всякое растение, плод, камень или насекомое. «Классы», «виды», «породы» и «категории», улавливаемые жадным взором Палласа, пугали добрейшую Каролину Ивановну. Породы, экспонаты, коллекции и гербарии казались ей несносной обузой, которая мешала Палласу предаться приятной и спокойной жизни, предназначенной ему по чину, званию, положению и достатку. В этом должно быть и коренилось начало несогласий, которые в конце концов заставили Палласа покинуть свою супругу.

Впрочем сейчас всё шло довольно благополучно, и Каролина Ивановна изо всех сил старалась сделать поездку удобной и приятной. На полуостров прибыли в последний день октября 1793 года и остановились в обширном доме Габлица, в то время вице-губернатора Тавриды. Так как погода в ноябре установилась теплая, Паллас, несмотря на усталость и болезнь, немедленно принялся за работу. Он принялся за сбор семян «для своих ботанических занятий на следующую весну», внимательно отмечал малейшие изменения в погоде, осенний и весенний перелеты птиц и первоцветения. Одновременно наблюдал он и новые ростки русского Крыма. Результатом этих первых наблюдений была книга «Краткое физическое и топографическое описание Таврической области», статья «О шелковичных растениях, произрастающих в Российском государстве» (1794) и начало знаменитого труда «Путешествие по южным провинциям Русского государства».

В середине июня 1794 года, после многочисленных весенних поездок по всему полуострову, Паллас отправился в Петербург.

Крым оживил Палласа, вернул ему силы и надежду на успешное завершение многочисленных трудов. Он решил вернуться в этот благодатный край для того, чтобы больше не покидать его. К своему восторженному отчету о полуострове он приложил прошение о наделении его там землей для усадьбы. Испрашиваемые участки были тут же поименованы. Екатерина, щедро раздававшая пустующие земли Крыма, выдала Палласу грамоты на владение богатыми усадьбами Чоргунской долины. Владения академика сосредоточивались в Мангупском кадалыке и состояли из селений Ай-Тодор, Шурю и Каракоба. Кроме того, Паллас получил виноградники в Судаке и купил усадьбу «Салгирку» близ Симферополя. Занимаясь устройством своих имений, Паллас не забывал о науке. Разъезды, закупки, тяжбы с татарами, не признававшими екатерининской дарственной грамоты, — всё давало пищу для наблюдений и опытов.

Архивные данные рисуют нам Палласа-стяжателя, Палласа прижимистого хозяина. Но список знаменитейших трудов Палласа, написанных во время пребывания его в Тавриде, заставляют забыть о жадном помещике и преклониться перед жаднейшим испытателем природы и глубоким исследователем. Впрочем, обратимся ко второму тому «Путешествия». В предисловии к этому труду Паллас пишет: «Второй том этого сочинения содержит полное описание Крымского полуострова. К нему приложены рисунки, в которых изображены самые интересные виды этой прекрасной страны. Я, правда, уже издал общие заметки о Крыме... но эти замечания не разрушают пользы общей картины, содержащей всё, что касается естествознания, торговли и политического положения этой страны, усовершенствований, к каким она способна, равно как выгодных изменений, принесенных ей русским владычеством».

Читателя этой увлекательной книги поражает одновременность самых различных наблюдений, широта научного горизонта, педантическая тщательность характеристик и особая теплота, которую автор вносит в описание природы «любезного ему полуострова». О своей любви к Тавриде Паллас говорит в самом начале, вспоминая второй свой приезд: «Я не знаю зрелища более отрадного, как то, когда увидишь снова после долгого путешествия по голым и однообразным степям эти божьи горы и страну, где холмы и извилистые ручьи в долинах сменяются разнообразными лесками».

Называя Палласа «первенствующим писателем о Крыме», Кеппен имел в виду не только научные открытия и обобщения, сделанные Палласом, но и литературные качества «Путешествия». Геолог, зоолог, ботаник, лингвист и историк, Паллас не перегрузил свое описание излишними учеными выкладками, предоставив читателю видеть землю полуострова такой, какой видел ее сам путешественник. Складки крымских гор оживают под пером Палласа, потому что расцвечены светлобегущими реками и ручьями, русла которых перед вами как на ладони. На фоне античных или средневековых руин вспыхивают пестрые орхидеи, солнцецветы, маки, и вы узнаёте о тайнах соцветий и нежном узоре пестиков, одновременно с тем, как переноситесь в века Зенона, Скилура или Тохтамыша. Вот как описывает Паллас окрестности Севастополя, которые называет он «землей классической».

«Последняя замечательность, о которой мне приходится упомянуть на Ираклийском полуострове, — это греческий монастырь св. Георгия. Первый раз я ехал в монастырь из Ахтиара через Херсонес, мимо хутора Ушакова. Весна вызывала к жизни ранние цветы, между которыми одним из первых был маленький птицемлечник,¹ имеющий корень, который состоит из накрест нанизанных луковичек. Цветет всегда последняя луковка и образует новую, следующую луковку для будущего года; остальные луковки того же ряда (более старые) представляют только пустую шелуху.

Монастырь св. Георгия лежит в плоском углублении южного, очень скалистого высокого берега Херсонеса, между вышеупомянутым мрачным мысом Айя-бурун и выступом скалистого Георгиева мыса. От верхнего скалистого уступа сказанного углубления берег спускается к морю целым рядом попеременных отлогостей и утесистых обрывов; на верхних отлогостях или террасах устроены жилища, а на следующих ниже — виноградники; тут же растут местами деревья, между прочим, похожий на кипарис черный можжевельник. В вырезке берега, по которой идет спуск к монастырю, в известняке, подобном оалитовому (который однако весь состоит из мелких просовидных, спирально-завитых раковин), заметны места, где выламывали большие камни, какие встречаются в древних сооружениях Херсонеса; постройки на хуторе Ушакова сделаны тоже из такого известняка».

Таков метод Палласа. Между тем, комментируя «Путешествие», геолог, ботаник, археолог и историк могли бы создать целые диссертации. По-видимому главным предметом изучений Палласа являлось строение крымских гор. В этой области уже немало сделал Габлиц, но Паллас произвел гораздо более подробные наблюдения и обобщил материал. Рассматривая горы, отделенные вековыми размывами (Тепе-Кермен), сложные складки южнобережных сланцев (близ Биюк-Ламбата), фигуры выветривания (на Демерджи и близ Бахчисарая), Паллас восстанавливал геологическую картину юрской, среднетретичной и других эпох существования Крыма. Он называл крымские горы «книгой, в которой естествоиспытатель весьма много найдет того, что может послужить к изъяснению состава нашего земного шара». Вслед за писателями древности (Плинием и другими) Паллас считал, что Крым был когда-то островом, и указывал на многие скалы, у которых такой вид, как б1удто их омывали морские волны. Вся земля крымская представлялась Палласу грудою рассевшихся слоев, южная сторона которых поднята выше моря какой-то грандиозною силой и представляет непрерывную цепь гор, простирающуюся более чем на сто тридцать километров. .Северная часть, понижаясь, постепенно переходит в равнинную степь. Внимательно изучив особенности отдельных горных пород, Паллас пришел к заключению, что земля крымская оседает под действием морских волн и размывающих ее источников. Яркий пример этого оседания Паллас видит в Кучук-Кое близ Кикинеиза. Огромные глыбы известкового камня в Алупке Паллас объясняет разрушением огромной скалы, подмытой ручьями. Указывая на оползни и обвалы в Кикинеизе или близ Куру-Узеня, Паллас предупреждает о возможных бедствиях в других селениях, расположенных у скал, которые подвержены тем же разрушительным силам.

В глубокой связи с геологическими наблюдениями находятся наблюдения Палласа над почвами и растительностью. «Путешествие» дает первые подробные метеорологические сведения о Крыме, характеризуя годовые погоды степной части долин Альмы, Бельбека, Качи и южного побережья.

Зуев и Габлиц, изучая растительный мир Крыма, отмечали в своих записях лишь наиболее характерное или своеобразное, — Паллас избрал другой путь. Какой-нибудь цветок ромашки, клевера или куст шиповника не остается в пренебрежении у Палласа, хотя и принадлежит к средней и даже северной полосам России. Тщательно разглядывает он особенности этих растений на крымской земле и делает свои неспешные, ясные и точные выводы. Триста растений, описанных в «Путешествии», являются началом описания крымской флоры, хотя в предисловии сказано, что вопросы растительного и животного мира Крыма будут разработаны автором в особых трудах.

Паллас неоднократно оговаривается в своей книге, что археологические наблюдения он делает как любитель и что ему не хватает многих познаний для заключений и выводов. Однако археологические замечания Палласа ценны уже тем, что они осторожны, не навязчивы и сопровождаются подробными описаниями памятников, из которых многих уже не существует. Сведения о них тем самым драгоценны.

Следуя за Палласом в его «Путешествии», мы видим крепостные ворота с изображением тамги Чингизхана. Осматривая остатки стен, Паллас приходит к выводу, что они выстроены турками на месте древнегреческого Тафроса. В предместьях Бахчисарая, Азисе, Эски-Юрте и Ашламе, мы видим остатки великолепных загородных дворцов и остатки мавзолеев, блиставших голубой мозаикой и мраморами.

В Старом Крыму видим еще довольно хорошо сохранившийся древний дворец ханов, построенный на берегу речки Сюрень-су, протекающей в южной части города.

В описаниях начала XIX века мы уже не находим круглых и четырехугольных башен укрепления, охватывающего пространство от Инкермана до Балаклавы. Мы представляем эти грандиозные стены так, как они описаны у Палласа, сложенные из плотно пригнанных друг к другу квадеров, скрепленных деревянными брусьями на глине. Такие же, ныне исчезнувшие, стены и башни небольшой крепости (15 сажен длины) видел Паллас у мыса Айя меж Балаклавой и Георгиевским монастырем. Здесь, за этими стенами, предполагал .Паллас существование храма Дианы, с которым был связан столь популярный в литературе миф об Ифигении в Тавриде.

Над Казачьей бухтой видел Паллас большую сторожевую башню Херсонесского укрепления, а в Ахтиаре — плиты, вынутые из стен древнего города с барельефами и монограммами. Древний четырехарочный каменный мост через речку Черную был окончательно разрушен в начале XIX века, — свидетельство о нем Палласа рисует нам высокую технику античного Херсонеса. По руинам, которые еще существовали в 90-х годах XVIII века, Паллас устанавливает границы и рисунок укреплений Гераклейского полуострова. Он замечает следы поздней турецкой кладки генуэзских укреплений, лежавшей в свою очередь на остатках византийских и древнегреческих стен. Так, в книге Палласа впервые установлена преемственность архитектурной культуры в Тавриде. Паллас описывает памятники раннего и позднего средневековья, возбуждая интерес к этой эпохе, оказавшейся для современных историков более темной, чем времена античные.

С другой стороны, Паллас сомневается в повсеместном по Крыму расселении греков, высказывая предположение о культуре скифских городов-укреплений. Знаменитые стены Чембало (Балаклавы) считает он возведенными на месте скифского Палакиона. Не имея точного суждения о местном таврическом населении, Паллас как бы ходит вокруг этого вопроса, обращая внимание на своеобразие культуры так называемых пещерных городов (Инкерман, Черкес-Кермен и др.). Идея исконно готского (т. е. будто бы. германского) Мангупа опровергается выводами Палласа. Он тщательно обследует вековые наслоения архитектуры Мангупа и заключает, что в эпоху позднего средневековья крепость была убежищем теснимых с побережья генуэзцев.

Дикий, трудно достижимый южный берег был подробно обследован Палласом, и в «Путешествие» вошли описания средневековых руин, которые венчали почти все южнобережные мысы и скалы. Паллас указал на остатки византийских монастырей в Ай-Тодоре, Аутке, Ай-Василе, меж Массандрой и Магарачем и на Аю-Даге, в Судаке (близ Перчем-Кая и между вершинами горы Голой). Палласу обязана современная археология и сведениями о многочисленных византийских базиликах по всему побережью и з близлежащем предгорье.

«Путешествие» изобилует множеством исторических замечаний, как бы брошенных Палласом вскользь. Одной из таких исторических заметок, имеющих несомненную ценность, является заметка о старокрымской резиденции православного архиерея. По сведениям Палласа, архиерей жил до 1600 года в «древнем дворце ханов». Затем для его пребывания был приобретен другой дом. Повидимому пребывание архиерея оговаривалось особым соглашением с Бахчисараем, и выбор Старого Крыма как резиденции — свидетельство о наличии православного населения в восточных районах Крыма.

Паллас в предисловии к «Путешествию» устанавливает свою точку зрения на русский Крым. Он говорит о «выгодных изменениях, принесенных этой стране русским владычеством». Наблюдая быт и нравы татар, он не устает отмечать их косность и отсталость. По мнению Палласа, почти все отрасли хозяйства Крыма, от виноградарства до соляного промысла, нуждаются в усовершенствованиях, которые несомненно внесут русские хозяева. Останавливаясь на этих способах усовершенствования, Паллас тем самым рисует яркую картину нового цветущего Крыма, к построению которого он считает призванным и себя в числе других поселенцев. Тем с большей горечью указывает он на небрежение, в котором находились многие добрые начинания, благодаря особому капризу императора Павла I. (Ненавистник Екатерины и Потемкина, Павел стремился к отмене всех нововведений в южных областях.)

Паллас описывает запустение Симферополя, где сносят здания, уничтожают фундаменты, откуда высылают новых поселенцев и где даже памятники славы находятся в полном уничижении. Так, знаменитые батареи, построенные Суворовым, «одно имя которого громче всяких восхвалений, всяких громких титулов», — находит Паллас заброшенными и размытыми дождями.

Но Паллас уверен в будущем этой страны. Никакая мелочь не укрывается от его зоркого глаза. Он вникает во всё, переплетая науку с жизнью, рассказывая читателю о всех драгоценностях, которые содержат недра и поверхность земли, именуемой Тавридой.

Примечания

1. Род дикой лилии.