Глава V. Вооруженные силы османской империи в третьей четверти XV в. и численность крымского экспедиционного корпуса

Османская военная машина к 1475 г. представляла собой хорошо отлаженную систему. Турецкий флот после многолетнего наращивания и опыта ведения боевых действий мог противостоять сильнейшим в Европе военно-морским силам Венецианской республики. Сухопутная армия Мехмеда II фактически ежегодно участвовала в походах и сражениях. Практически ни одна из армий Старого Света не могла на тот момент по уровню организации, численности и опыту сравниться с османами.

В структуре управления вооруженными силами Османской империи ключевое место занимал институт садразамов (великих везиров). Они назначались султанскими грамотами или указами. По данным «Фатих канун-наме», садразам являлся «главой всех везиров и военачальников» [Керим-заде, 1990, с. 82]. Фактически речь идет о втором человеке в государстве. Великий везир был представителем султана с чрезвычайно широкими полномочиями и отчитывался о своей деятельности только перед правителем. В мирное время садразам выполнял целый ряд важнейших в государстве функций. К ним в первую очередь относилось осуществление руководства центральным органом власти Османской империи — Диван-и Хумаюн и связанные с его деятельностью должностные назначения. По представлению великого везира на должности назначались все высшие светские чиновники. Также садразам регулярно инспектировал торговые ряды и рынки в Стамбуле, работу на судоверфях. Значительное количество времени уходило на прием посетителей, участие во всевозможных государственных церемониях и торжествах [История Османского государства..., 2006, с. 127].

Во время военных походов полномочия садразама расширялись, но с ними вырастал уровень ответственности. В это время он имел право принимать окончательные решения по любым вопросам, выпускать ферманы и грамоты с султанской печатью, поощрять и наназывать по своему усмотрению. Однако по возвращении из похода великий везир нес всю ответственность за совершенные им действия лично перед султаном [История Османского государства..., 2006, с. 128]. Во время второго правления Мехмеда II (г. п. 1451—1481) пост садразама занимали семь человек: Чандарлы Халил-паша (1439—1453), Заганос Мехмед-паша (1453—1456), Махмуд-паша Ангелович (1456—1468), Рум Мехмед-паша (1468—1469), Исхак-паша (1469—1472), Махмуд-паша Ангелович (2-й срок)(1472—1474), Гедик Ахмед-паша (1474—1477), Караманлы Мехмед-паша (1477—1481). Из этой плеяды в русле изучаемых событий основной интерес представляет личность Гедика Ахмед-паши.

Гедик Ахмед-паша (?—1482), великий везир

К сожалению, сведения об этом человеке крайне ограниченны. По своему происхождению он определяется исследователями как серб, албанец [Stavrides, 2001, с. 65], хорват, грек [Öztoprak, 2000, s. 42], хотя, по мнению Ф. Озтопрака, он мог быть выходцем из знатной османской семьи [Öztoprak, 2000, s. 42]. В ряде зарубежных работ Гедик Ахмед-паша называется капуданом или адмиралом османского флота [The encyclopedia of Islam, 1983, p. 764; Babinger, 1992, p. 390]. С учетом прагматичности в чиновничьих назначениях во время правления Мехмеда II (особенно это касалось воинских должностей) можно сделать вывод о службе Гедика Ахмед-паши в военно-морских силах Османской империи до выдвижения на высшие военные посты в государстве. Однако и при осаде крепостей, и при сражениях на открытой местности этот человек проявил себя талантливым военачальником. В 1464 г. он становится анатолийским бейлербеем, в 1470 г. занял пост одного из везиров [Stavrides, 2001, p. 65—66]. В 1471—1472 гг. Гедик Ахмед-паша участвовал в кампании против Карамана, в результате которой был захвачен ряд важных крепостей [Babinger, 1992, p. 300—301]. Будущий великий везир принял участие в османско-аккоюнлунской кампании 1472—1473 гг. и проявил мужество и храбрость в решающем сражении при Отлугбели 11 августа 1473 г., находясь в составе соединения султанского сына Баязида [Öztoprak, 2000, s. 40]. Успехи Гедика Ахмед-паши были замечены султаном — в 1474 г. Мехмед II предоставил талантливому и амбициозному военачальнику должность великого везира, сместив перед этим впавшего в немилость и сложившего голову на плахе Махмуд-пашу. Точных данных о причине столь резкого поворота в отношениях султана к своему бывшему любимцу, на протяжении многих лет осуществлявшего планы завоеваний, не имеется. Однако было выдвинуто предположение о возможном отравлении Махмуд-пашой принца Мустафы, который якобы осквернил гарем садразама [Финкель, 2010, с. 117—118].

Военные успехи первых двух лет руководства турецкой армией снискали заслуженную славу Гедику Ахмед-паше. В 1474 г. к Османской империи его стараниями был окончательно присоединен Караман, через год — успешные завоевания в Крыму. Но в 1477 г. Мехмед II лишает «завоевателя Карамана и Крыма» [Setton, 1989, p. 330] поста садразама из-за возникших противоречий в отношении проведения военной кампании в Албании [Stavrides, 2001, p. 66]. Однако после смещения Гедик Ахмед-паша становится капуданом османского флота. В этой должности он захватывает несколько островов в Ионическом море, нанеся тем самым серьезный урон стратегическим позициям Венеции. В 1480 г. с небольшим, по меркам крымской экспедиции, флотом в 132 корабля с десантом из 18 тыс. человек он высаживается в Южной Италии. 11 августа воинам Гедика Ахмед-паши удалось захватить крепость Отранто — важный стратегический пункт для последующего продвижения в северные районы Апеннинского полуострова. Однако развернуть наступление и осуществить честолюбивые планы Мехмеда II о создании аналога Римской империи под османским флагом не удалось. Этому помешала смерть завоевателя Константинополя в 1481 г. Гедику Ахмед-паше предстояло принять участие в противостоянии за трон между сыновьями Мехмеда II — Джемом и Баязидом, где он занял сторону последнего. Бывший садразам разгромил силы Джема, однако и сам пал жертвой интриг противников — опасавшийся влияния и силы Гедика Ахмед-паши Баязид приказал казнить своего спасителя [Іналджик, 1998, с. 40]. Завоеватель Крыма сложил голову в Эдирне 18 января 1482 г. [Öztoprak, 2000, s. 141]. Несомненно, одной из вершин своих талантов в военно-морском деле и сухопутных сражениях Гедика Ахмед-паши стала Крымская экспедиция 1475 г.

К середине XV в. османская военная машина обрела окончательный вид и была существенно дополнена огнестрельным оружием. В последующее время сложившаяся структура вооруженных сил не претерпела особых изменений при неуклонном росте численности армии. Если Орхан (1324—1362) и Мурад I (1362—1389) могли выставить в поле не более 50 тыс. воинов, то спустя сто лет в поход могло выступить свыше 100 тыс. человек [Радушев, 1990, с. 108; Шамсутдинов, 1986, с. 34—35, 38; Петросян, 1990, с. 194]. К 1475 г. османская армия по способу комплектования делилась на несколько видов войск:

а) капыкулы — основные вооруженные силы, состоявшие из пехоты, кавалерии, артиллерии, военно-морских сил. Это войско являлось регулярным и содержалось на средства центральной власти;

б) топраклы — кавалерия, сформированная на основе военно-ленной системы;

в) сераткулы — вспомогательные для капыкулы подразделения, состоявшие из пехоты и кавалерии. Содержались на средства провинциальных властей и получали жалованье во время военных действий [Аствацатурян, 2002, с. 21].

В состав капыкулы входили подразделения янычар, топчу, джебеджи, сакка, кавалерия-сювари. Первоначально янычары набирались из военнопленных, а затем стали пополняться за счет принудительно набираемых христианских мальчиков, обычно в возрасте от 7 до 12 лет. Они воспитывались в турецких крестьянских семьях (там же они обращались в ислам), а затем проходили специальную подготовку в учреждении, называемом «аджеми огланлары» («чужеземные мальчики»), где попутно их могли использовать в качестве гребцов на галерах и на различных общественных работах. Кроме того, некоторые родители-христиане, жившие на землях, подвластных туркам, сами отдавали своих детей в янычары. Вся эта система называлась «девширме» — «набор христианских мальчиков» [Петросян, 1984, с. 195]. Янычары были профессиональным кадровым войском, они получали хорошую военную подготовку, воспитывалась в духе непримиримого мусульманского фанатизма, отличались суровой дисциплиной — офицеров могли наказывать палками, как и простых солдат. Командовал янычарским корпусом янычарский ага, который находился в непосредственном подчинении великому везиру. Вооружение янычар состояло из копий, ятаганов, луков, ручного огнестрельного оружия, а нередко они, наравне с топчу, использовали артиллерию. Янычары получали ежедневное жалованье, уходившее на пропитание, а также средства на обмундирование и вооружение. Все время, свободное от походов, они должны были посвящать военному искусству: тренировкам по стрельбе из лука и ружей на специально оборудованных для этого местах — таалим-хане [Аствацатурян, 2002, с. 22]. В целом численность янычар во второй половине XV — начале XVI в. достигала около 12 тыс. человек [Аствацатурян, 2002, с. 23; Петросян, 1984, с. 197]. Так как они были наиболее боеспособной частью османского войска, то во время походов с участием султана им поручалась его охрана. Во время боя янычарский корпус занимал центральную позицию. Перед началом боевых действий джебеджи выдавали янычарам боеприпасы, шанцевый инструмент. Идя в бой, янычары непременно произносили молитву, называемую «гюльбанк». Демонстрировавших отчаянную храбрость при осаде крепостей называли «серденгечти» («сорвиголовы»), их награждали, могли повысить в должности [История Османского государства..., 2006, с. 287].

Отличившихся в боях, а также ветеранов янычарского корпуса могли перевести в «бёлюк» («отряд»), т. е. назначить в части кавалерии-сювари (по аналогии с кавалерийскими частями топраклы конные части сювари иногда называют «сипахами», однако эти понятия следует различать). Эта конная гвардия состояла из шести крупных белюков. Привилегированное положение занимали бёлюки сипахов и силяхдар, на которых возлагались обязанности по охране султана в походе, сопровождению армии, ремонту дорог и мостов, рытью окопов. Ниже по статусу находились правые и левые улуфеджи, во время похода охранявшие казну. Правые и левые гарибы обеспечивали лагерь дровами, во время сражения они охраняли шатер султана и обоз [История Османского государства..., 2006, с. 302].

Янычары осаждают Родос (1522 г.)

Пушкари (топчу) являлись регулярной частью османского войска, состоявшей на государственном со держании и возглавлявшейся топчубаши. Топчу делились на две основные категории: литейщики пушек и артиллеристы. Корпус пушкарей начал создаваться вместе с янычарами, причем литейное дело организовывалось не турками, а пленными христианами или европейцами, перешедшими на службу к турецкому султану и зачастую принявшими ислам. Как было отмечено выше, нередко в одних рядах с артиллеристами находились янычары. Вероятнее всего, во второй половине XV в. в составе топчу появился корпус топ арабаджиларов (перевозчиков орудий). Рядовых перевозчиков набирали из аджеми [История Османского государства..., 2006, с. 297].

Оружейники или джебеджи представляли собой важную военизированную организацию с широкими обязанностями. Джебеджи делились на две части: одни занимались изготовлением разнообразного личного оружия, военного снаряжения и боеприпасов, другие должны были охранять это оружие, распределять его по воинским частям, доставлять на поле боя, собирать и ремонтировать брошенное оружие. Военное снаряжение перевозили на быках и верблюдах. В походе джебеджи располагались в тылу [История Османского государства..., 2006, с. 293—294]. Командовал корпусом джебеджи джебеджибаши. В случае необходимости он мог заставить изготовлять оружие цеха, не входившие в корпус. Набор в джебеджи производился из аджеми. Среди ремесленников, работавших в мастерских джебехане, были изготовители луков, стрел, металлических доспехов, ручного огнестрельного оружия.

Пушка второй половины XV в. (Стамбул, Турция)

Специальные солдаты (сакка) занимались снабжением войска водой для питья и для молитвенных омовений. Самостоятельных рот они не составляли, а были распределены по всем подразделениям пехоты. Воду перевозили на лошадях в кожаных мешках [Аствацатурян, 2002, с. 25].

Кавалерия из корпуса топраклы была представлена сипахами-тимариотами. Эта часть османского войска состояла из владельцев земельных наделов — тимаров и зеаметов, пожалованных султаном за несение службы. Помимо личного участия, владельцу тимара в зависимости от его размера необходимо было обеспечить участие в походе джебелей, которые чаще всего находились в зависимом положении. С тимара выставлялось от одного до трех джебелей, с зеамета — не меньше четырех. Все расходы по содержанию джебелей брал на себя владелец тимара. Отметим, что сипахи и джебеля составляли основную массу османских сухопутных сил [Аствацатурян, 2002, с. 28; История Османского государства..., 2006, с. 304].

Конные сипахи-тимариоты

Основу корпуса сераткулы составляли азапы (азебы), акинджи, другие вспомогательные подразделения. Азапы были пехотным авангардом армии. По существу, это было крестьянское ополчение, призывавшееся только во время военных походов. Они охраняли крепости и мосты, вели подкопы крепостных стен, несли службу на флоте. Можно согласиться с мнением И.Е. Петросян, которая считает, что именно азабы составляли основу пехотного корпуса османской армии во второй половине XV в. [Петросян, 1984, с. 197]. Акинджи (akmci — «совершающий набег») представляли собой легкую иррегулярную конницу, в которую входили джюнджулы (охраняли главные приграничные города, взимали подати [Новичев, 1985, с. 307]), беслы (сюда включались лучшие наездники, занимавшиеся набегами на вражеские территории), дели (личная охрана высокопоставленных особ, разведка). Вспомогательные подразделения (яя, мюсселемы), занимались ремонтом мостов и дорог, прокладывали пути сообщения через леса, подвозили провиант, рыли траншеи и рвы.

В основу османского флота к 1475 г. входили парусно-гребные суда: галеры, фиркате, калята, кадырги. Более мелкие и легкие суда использовались в морском каботажном или речном плавании, для транспортировки грузов либо небольшого числа воинов. К этой категории относились карамурсель, актарама, устюачик и др. [История Османского государства..., 2006, с. 316].

Азап

В целом основу сухопутных вооруженных сил составляла конница. В большинстве битв османы одерживали верх в результате действий больших отрядов кавалерии [Фрейденберг, 1984, с. 69]. Такая армия в целом соответствовала потребностям и возможностям развивающегося многоукладного османского государства и общества, где крепнувшая центральная власть, приобретавшая все более и более деспотический характер, сосуществовала с элементами местного самоуправления [Зеленев, 2003, с. 268]. Постоянные военные действия во второй половине XV в. придали вооруженным силам Османской империи такие характерные черты, как стремительность и подвижность, широкое применение обходных маневров и военных хитростей, хорошую организацию снабжения и коммуникаций, строгую дисциплину, высокий уровень подготовки воинов, тесное взаимодействие на поле боя пехоты, оснащенной огнестрельным оружием, артиллерии, легкой и тяжелой конницы. Высокая техническая оснащенность султанской армии, наличие постоянного корпуса капыкулу, религиозный фанатизм, строжайшая дисциплина и профессионализм воинов способствовали стремительному расширению пределов державы османов.

С учетом ландшафтной специфики Крыма туркам предстояло действовать в условиях пересеченной местности горного рельефа. Однако подобный опыт у них к тому времени уже был. Если осаду Каффы в 1475 г. можно сравнивать лишь с аналогичными военными действиями у Синопа и Трапезунда, где главную роль сыграли не стены, а взаимоотношения в стане защитников, то в качестве аналогов многомесячной блокады столицы княжества Феодоро — Мангупа можно привести действия османов в горных районах Албании.

Средневековая галера

Принципиальное значение имеет вопрос о численности османского экспедиционного корпуса Гедика Ахмед-паши. В отечественной и зарубежной историографии она определяется весьма различно. Так, по данным османского хрониста второй половины XV в. Ашик-паши-заде, количество участников крымской экспедиции достигло 70 тыс. «воинов-суннитов» [Хайбуллаева, 2001, с. 364]. Автор первых крупных научных работ по истории Османской империи И. Хаммер-Пургшталь упоминает о 40 тыс. воинов [Hammer-Purgstall, 1834, s. 196]. В дальнейшем эта цифра перекочевала в работы ряда исследователей [Бертье-Делагард, 1918, с. 18; Чемерзин, 1878, с. 150; Новичев, 1963, с. 53]. Д. Пистарино, Н.Н. Мурзакевич определяли корпус Гедика Ахмед-паши в 20 тыс. человек [Pistarino, 1990, p. 489, 505; Мурзакевич, 1837, с. 77]. А.Г. Герцен предположил, что данные османского хрониста о 70-тысячном войске, скорее всего, завышены на треть (то есть около 50 тыс. — Прим. авт.) [Герцен, 2001, с. 367].

Таким образом, численность турецкого десанта в отечественной и зарубежной историографии определяется в пределах 20—70 тыс. человек. Сделать расчет на основе соотношения судов и людей пытался В.Л. Мыц, при этом за основу он взял 300 кораблей с 80 воинами на каждом. В результате получилось 24 тыс. человек [Мыц, 1991, с. 79]. Однако при подобном подсчете флот османов после высадки оставался без вооруженной охраны. К тому же возникают дополнительные вопросы — следует ли считать все триста кораблей исключительно галерами и составляет ли численность воинов на галерах именно 80 человек? Ведь для несения патрулирования и ведения военных действий на море численность бойцов может быть меньшей, нежели для десантной операции. Отметим, что в последующих своих работах В.Л. Мыц остановился на данных Д. Пистарино (в пределах 20 тыс.) [Мыц, 2009, с. 419]. А.Г. Герцен считает, что «вряд ли вообще можно найти на этот счет абсолютно достоверные данные, учитывая их секретный характер» [Герцен, 2001, с. 367].

Вместе с тем при наличии известных документов можно сделать предварительный подсчет численности крымского экспедиционного корпуса османов, а также разобраться в особенностях организационной структуры личного состава их военно-морской экспедиции 1475 г. Поход Гедика Ахмед-паши в Крым представляет собой первое военное событие, в котором силы османов должны были действовать на чужой территории в полной изоляции от баз на островах и побережье. До этого флот вследствие его малочисленности и предпочтения переброски войск сухопутными путями обычно выполнял вспомогательную функцию. Однако османско-венецианская война 1463—1479 гг. способствовала совершенствованию тактики военных действий на море и увеличению численности турецких судов. В настоящее время можно полностью поддержать и несколько расширить тезис румынского исследователя Ш. Папакошты о том, что одной из причин столь долгого существования государственных образований в Крыму после 1453 г. являлась слабость турецких военно-морских сил [Papacostea, 1977, s. 133—134]. Серьезную угрозу противнику османский флот начал представлять лишь к середине 60-х гг. XV в. Как раз в это время после длительных конфликтов генуэзские колонии, Крымское ханство, княжество Феодоро идут на сближение. Поэтому османы имели основания опасаться, что эти объединенные силы могут уничтожить десант в момент его высадки. Особенно серьезную угрозу для турок могла представлять мобильная крымскотатарская конница. Исходя из этого становятся понятными сообщения источников о высоком уровне секретности приготовлений турок к походу на Крым [Хайбуллаева, 2001, с. 364].

Всех участников морского вторжения в Крым можно разделить на две категории:

• воины десантного корпуса;

• обслуживающий персонал флота:

а) охрана;

б) судовые команды (айлакчи);

в) гребцы (кюрекчи).

Такая структура объясняет 50-тысячную разницу в определении численности экспедиции. Поскольку в одном случае авторы берут в расчет только первую категорию, в другом — совокупность двух. Поэтому прежде рассмотрим вопрос об общей численности людей на «армаде» великого везира Гедик Ахмеда.

Особую значимость приобретают данные о турецком флоте в письме правителя острова Левката Леонарда Арте венецианскому дожу от 4 июля 1475 г., переданные шпионами, находившимися в расположении османских войск: «Считаю своим долгом известить Вашу Светлость о действиях и приготовлениях дерзновенного турецкого султана, а потому доношу Вам о том, что 30-го июня прибыл сюда, в Санта-Маура, наш наблюдатель (шпион), которого мы держим в Константинополе для внимательного выслеживания за действиями турок. Вот что он передает: во второй день мая он прибыл в Константинополь и прожил там 17 дней, и видел там турецкий флот, который пошел на Каффу. Там было собрано 180 кораблей, 3 галеры, 170 меньших судов, 120 понтонов, на которых находилось 3000 всадников и было нагружено 100 возов печеного хлеба, и на одну из галер сел Ахмет Басса (Гедик Ахмед-паша. — Прим. авт.), т. е. главный начальник всей армады. На другую же из вышесказанных галер сел Диагарж Якуб, флабуларио (начальник войск, комендант. — Прим. перевод.) города Гариполя (Галлиполи. — Прим. перевод.). На третью галеру нагружены были оружие и военные припасы. Этот же наблюдатель говорит, что эта армада, корабли, галеры и все другие суда были отлично вооружены и в должном порядке, в чем он воочию убедился» [Колли, 1911, с. 9—10]. Современник событий Ашик-паша-заде указывает приблизительно аналогичное число — 300 кораблей, при этом отдельно упоминает о вспомогательных судах [Хайбуллаева, 2001, с. 364]. Турецкий хронист и политический деятель середины XVII в. Кятип Челеби, занимавшийся изучением военно-морской истории Османской империи, называл аналогичное количество кораблей [Khalifeh, 1831, p. 16]. Однако в данном случае высока вероятность использования Кятип Челеби труда Ашик-паши-заде.

Итак, попытаемся разобраться в сведениях, содержащихся в документе. Достоверность источника не вызывает особых сомнений — в переписке высокопоставленных должностных лиц содержится точная информация разведывательного характера. При этом следует отметить добросовестность разведчика — вместо указания общей численности флота он предоставляет данные о различных типах кораблей и о назначении некоторых из них. Определенное недоверие у некоторых исследователей вызывает численность флота — 350 боевых кораблей без судов обеспечения. Однако для внесения ясности в этот вопрос процитируем выдержку из письма капитана венецианской галеры Джеронимо Лонго своему брату, датируемое июнем 1470 г. В нем венецианец повествует о флоте, снаряженном османами для взятия крепости Негропонт на острове Эвбея: «Поначалу я оценивал его в 300 судов, теперь оцениваю в 400. Все море превратилось в лес. Это звучит как преувеличение, но вид в самом деле внушительный... Они величественно приближаются полным ходом. Правда, на веслах их галеры хуже наших, зато под парусом, по общему мнению, превосходят и, кажется, везут больше людей. Флотилия разделена на авангард и арьергард. В одной эскадре около 50 галер. Я посчитал, что от первого корабля до последнего флот занимает около 6 миль» [Норвич, 2010, с. 453]. Отметим, что перед экспедицией в Крым в 1475 г. взятие Негропонта в 1470 г. стало наиболее крупной операцией, в которой взаимодействовали флот и сухопутные силы османов. От 300 до 450 боевых кораблей в 1470-х гг. — так оценивают численность османского флота и некоторые западные исследователи [Guilmartin, 2002, p. 72].

Венецианская галера с расположением гребцов по системе alla sensile

Отдельное упоминание в письме Леонарда Арте о трех галерах можно расценивать как сведение о головных кораблях соединений. На одной из флагманских галер находился великий везир Гедик Ахмед-паша. Его участие в этом походе было не случайным, ведь до занятия высшей государственной военной должности Гедик Ахмед был одним из высших морских офицеров.

Диагарж Якуб, представленный в качестве «флабуларио Гариполя», несомненно, являлся капудан-пашой, т. е. главнокомандующим османским флотом. Галлиполи до середины XVI в. был местом пребывания всех османских флотоводцев, имевших ранг санджак-беев [История Османского государства..., 2006, с. 316]. Вероятно, именно этот Якуб-бей уже принимал участие в набеге на крымское побережье. В 1469 г. османы высадились на побережье Капитанства Готия, захватили пленных и сожгли несколько окрестных селений. Так что командующий флотом не понаслышке знал о предстоящем месте высадки десанта [İnalcik, 1944, s. 203].

Галера, вооруженная тяжелой артиллерией

Основу османского флота второй половины XV в. составляли парусно-гребные суда четырех типов: бастарда, галера, калята и фиркате [Bostan, 2007, p. 12]. Разница между ними состояла в размерах и количестве гребцов. Итальянские источники отмечают, что в состав флота Демир-кяхьи на Черном море в 1454 г. входили также биремы и триремы. Это свидетельствует о том, что конструктивно османские суда имели сходство с генуэзскими и венецианскими [Иванов, 2004, с. 28]. Суть же подобных названий зависела от схемы расположения гребцов на скамьях. Речь идет о венецианской системе alla sensile, когда каждый греб одним веслом, а два или три весла гребцов одной скамьи объединялись в группу. Во второй половине XV в. на гребных судах европейских государств также начинает использоваться схема alla scaloccio, при которой три гребца одной скамьи гребут одни веслом. Однако турки перешли на новую систему не ранее 1550 г. [Иванов, 2004, с. 28]. Поэтому наличие двух или трех весел у группы гребцов одной скамьи определяло разделение в целом однотипных судов на биремы и триремы. При этом на одну скамью дополнительно могли подсаживать еще несколько человек для смены гребущих.

Охрана на флоте состояла из азебов, левендов. Обслуживающий персонал был представлен временно нанимавшимися матросами (айлакчи), ответственными за паруса (габьяр) [История Османского государства..., 2006, с. 317]. Отдельно следует сказать о гребцах (кюрекчи). Османы разработали собственную систему комплектации своего флота кюрекчи. В целом она сводится к предпочтению при наборе вольнонаемных гребцов, нежели рабов. Добровольцев и матросов набирали из Греции, Далмации, Анатолии, островов Эгейского моря в обмен на жалованье и налоговые льготы. Другая часть гребного состава состояла из рабов, военнопленных, преступников (форса) [История Османского государства..., 2006, с. 317; Иванов, 2004, с. 30]. Условия существования гребцов были очень тяжелыми. Помимо тяжелой, многодневной и однообразной работы, спутниками кюрекчи становились тепловые удары, истощение, раны. Еще тяжелее были условия для форса. Постоянно прикованные к скамьям, они были вынуждены ходить под себя. Европейские наблюдатели отмечали, что запах галеры с подветренной стороны можно ощутить за милю [Иванов, 2004, с. 31].

Калята (галиот)

Основу османского флота составляли галеры. Турецкие галеры имели длину до 42 м, ширину — до 6 м, осадку — до 1,5 м. Примерно такое же соотношение длины и ширины применялось при постройке и венецианских галер. Количество мачт варьировалось от двух (фок- и грот-мачты) до трех (плюс бизань-мачта). Вооружение могло состоять из одной большой пушки, четырех средних пушек, восьми пушек малого калибра. Большие пушки на турецких галерах использовались редко [Иванов, 2004, с. 8]. На галерах в среднем размещали до 30 скамей с 4—5 гребцами на каждой. Команда насчитывала в пределах 20 человек. Каждое судно могло вместить от 50 до 100 солдат [Bostan, 2007, p. 12]. Упоминание в письме Леонарда Арте о 180 основных кораблях армады Гедика Ахмед-паши следует относить именно к галерам.

Далее речь идет о «170 меньших судах». Для этой категории как раз подходят суда калята и фиркате, которые по своей сути представляли уменьшенные аналоги галер. Калята (галиот) достигали в длину 32—34 м, имели в среднем около 20 скамей с 3—4 гребцами. В военное время подобные суда были весьма удобными для десантных операций — у них был невысокий надводный борт, что делало каляту уязвимой во время морских сражений. Парусная оснастка находилась на одной мачте (фок-мачте), реже — на двух (фок- и грот-мачты) [Иванов, 2004, с. 21]. Количество гребцов составляло 60—80 человек, охрана достигала 60 воинов, для транспортировки на борт могли брать еще столько же бойцов. Вместе с командой на корабле могли находиться до 220 человек [Bostan, 2007, p. 12]. Фиркате (фуста) были небольшими гребными судами, имевшими до 15—17 гребных скамей с 2—3 гребцами на каждой [Bostan, 2007, p. 13]. В среднем число гребцов составляло до 60 человек, на борту находилось до 30—40 воинов. Поэтому средняя численность всей команды находилась в пределах чуть более 100 человек.

На основе имеющихся данных проведем приблизительный расчет общей численности участников морской экспедиции Гедика Ахмед-паши. При этом «170 меньших» судов примем как соотношение калята и фиркате в пределах 50:50. Более точных сведений на сегодняшний день нет. Подытожим имеющиеся средние данные.

Таким образом, общая численность участников морской экспедиции Гедика Ахмед-паши приблизительно составляла 76 тыс. человек. В итоге сообщение османского хрониста Ашик-паши-заде о 70 тыс. человек вполне соответствует проведенным расчетам и еще раз указывает на достоверность приводимых исторических фактов.

С учетом 3 тыс. всадников общая численность участников «армады» Гедика Ахмед-паши вполне могла составлять 70—79 тыс. человек (вариабельность возникает в первую очередь из-за различной численности гребцов). Численность команд на «120 понтонах» не может серьезно повлиять на результат подсчетов. Для этого воспользуемся подобными примерами из истории венецианского флота. В первой половине XV в. 3 тыс. мелких кораблей грузоподъемностью от 6 до 120 т обслуживали около 17 тыс. человек [Фрейденберг, 1973, с. 109]. Для 120 мелких османских судов такое соотношение в матросах будет гораздо меньшим и достигнет 680—700 человек. Подобные корабли турки называли «карамурсель», «актарма», «секелеве», «искампое» и использовали для перевозки провианта и конницы [Bostan, 2007, p. 13].

Численность охраны кораблей и десанта с учетом 3-тысячной конницы составит около 35 тыс. человек. Поэтому данные о десантном корпусе турок, определенном в 19—20 тыс. человек, вполне заслуживают доверия. Остальные 15 тыс. оставались выполнять охранные функции на флоте.

Десантный корпус, по данным Н.Н. Мурзакевича, состоял из 10 тыс. янычар и 10 тыс. азабов [Мурзакевич, 1837, с. 77]. При этом следует понимать, что в состав «10 тыс. янычар» входили 6 тыс. янычар-пехотинцев и 3 тыс. человек конницы-сювари Іналджик, 1998, с. 119]. Таким образом, сведение о наличии 9—10 тыс. корпуса капыкулу в составе десанта Гедика Ахмед-паши заслуживает доверия. Упоминание о «100 возах хлеба» еще раз свидетельствует о тщательности подготовки османов к ведению военных действий в полной изоляции от баз. Подводя итоги проведенным расчетам, можно сделать вывод, что численность крымского экспедиционного корпуса Гедика Ахмед-паши составляли около 20 тыс. воинов [Руев, 2011, с. 19—24].

До конца нерешенным остается вопрос о корпусе топчу в составе десанта. Отметим, что янычары были обучены умению обращаться с пушками, однако в данном случае речь идет о мелких пушках. Как уже было сказано, для нужд крымской экспедиции османов было взято 14 тяжелых осадных пушек, требовавших в своей эксплуатации особых знаний. Наличие подобного артиллерийского парка предполагает наличие специалистов по обслуживанию — джебеджи (оружейники) и топ арабаджиларов (перевозчики). Сведение о «120 понтонах» с провиантом и продовольствием прямо указывает на наличие снабженцев — сакка.

Итак, османский десант в Крыму был представлен янычарами, конницей-сювари, азапами, топчу, дже-беджи и некоторыми другими подразделениями (топ арабаджилары, сакка). Заслуживает внимания пассаж В.Л. Мыца о том, что «наличие султанской кавалерии в составе армады Гедика Ахмед-паши — верный признак недоверия Мехмеда II обещаниям Эминека поддержать османов при осаде Каффы» [Мыц, 2009, с. 419]. К сожалению, исследователь не упомянул случаи иных, более «доверительных» отношений османов с какими-либо союзниками, в результате которых войско Порты выступало бы против неприятеля без кавалерии. А ведь именно кавалерия, как уже было сказано выше, представляла основу турецкой армии. Таких случаев в истории попросту нет. Во время Крымской экспедиции конница составляла всего 15% от общей численности десантного корпуса, что было обусловлено приоритетом осадных действий при необходимости численного преобладания пехоты. Конница должна была обеспечивать безопасность передвижения пехоты на маршах, а также осуществлять блокаду и контроль над окрестностями осажденных крепостей. С другой стороны, дело не столько в том, что в оказании военной помощи Эминеком не было уверенности, сколько в опасениях по поводу перспектив взаимодействия с новым союзником, который еще ни разу не проявил себя в совместных действиях с османами. Поэтому вывод исследователя о недоверии султана Эминеку в данном случае лишен каких-либо оснований.