Кампании 1771—1772 гг.

Поскольку Турция так и не пошла на мирные переговоры, Петербург в кампании 1771 г. решил провести операцию по овладению Крымом. Ситуация теперь этому благоприятствовала: Турция была серьезно ослаблена, а ее вооруженные силы распылены и скованы. Таким образом, защита Крымского полуострова была во многом предоставлена войскам крымского хана и наличным силам турок на полуострове. Но и Крымское ханство было существенно ослаблено в 1770 г. отделением ногайских орд — двух полностью и двух фактически. А главное, на Азовском море Россия, наконец, создала военно-морскую силу, способную оказать нужное содействие сухопутным войскам в Крымской операции (флотилия А.Н. Сенявина оказалась готовой в нужный момент!).

И в конце 1770 г. началась подготовка Крымской операции. План ее был разработан З.Г. Чернышевым с учетом опыта прежних неудачных попыток занять Крым и удержаться там, трудностей ведения военных действий на полуострове и на подступах к нему, а также благоприятной ситуации, сложившейся для овладения им.¹ За основу же им был взят указанный выше план И.Г. Чернышева. Предваряя анализ окончательного варианта плана Крымской операции и хода его реализации, необходимо сказать несколько слов о театре предстоявших военных действий и о противнике русских войск.

Северное Причерноморье и Крымский полуостров были действительно очень сложными для действий войск.² Трудности начинались уже на подступах к Крыму, в бескрайних степях северного Причерноморья. Недостаток воды, продовольствия и фуража (татары выжигали степь) осложнялся крайне затруднительной доставкой всего этого сухим путем.³ Мешало фактическое бездорожье — дорог было мало, а те, что имелись, были очень плохими. Это затрудняло и военные действия. Серьезную проблему для них создавала также устанавливавшаяся летом (обычно с июля) жара, непривычная для русских, в основном выходцев из северных и центральных районов России. Таковы были условия Северного Причерноморья, северных и центральных районов Крымского полуострова. Особым же районом было южное побережье Крыма от Кафы до Ахтиарской бухты. Здесь вдоль морского берега протянулись горные массивы — местность, чрезвычайно сложная для маневрирования войск, но поэтому, с одной стороны, удобная для защиты от действий из центрального Крыма, а с другой — трудная для обороны береговой линии от морских десантов только сухопутными войсками (в отдельные пункты побережья грузы можно было доставлять только морем⁴).

Князь В.М. Долгоруков-Крымский. Генерал-аншеф. Художник А. Роспин

Что же касается противника русских войск, то он был отнюдь не слабым и очень специфичным. Войско крымского хана, состоявшее из конных воинов, было многочисленно и мобильно. Нельзя не отметить прекрасных качеств крымских татар как кавалеристов, отличных наездников. Стремительные массированные удары большими конными массами были очень грозным оружием и крымских, и турецких войск.⁵ А численность тех и других в Крыму была достаточно велика: крымский хан имел около 60 тыс. человек, а турецкие гарнизоны в Перекопе, Козлове, Бахчисарае, Ак-Мечети, Карасубазаре, Кафе, Керчи, Еникале и Арабате осенью 1770 г. составляли 30 тыс. человек.⁶ Немаловажной была также привычность противника к местным условиям. Кроме того, поздней осенью 1770 г. султан пошел на смену сомневавшегося в успехе противостояния русским крымского хана: Каплан-Гирей был заменен Селим-Гиреем, который даже стал готовить новый удар по южным границам России⁷ (о чем русское командование немедленно проинформировали ногаи⁸).

Однако назначение Селим-Гирея, уже бывшего ханом в Крыму (в 1764—1767 гг.), стало не лучшим ходом Константинополя. Он вызвал общее неприятие у ногайских татар (в частности, именно во время смены хана из Крыма сумели уйти Джамбулакская и Едичкульская орды) и смятение у части крымских татар. У последних это только усилило брожение: недовольные поражениями и поведением турок, многие крымские татары все больше склонялись к отложению от Турции. К тому же и сам хан на деле не спешил заниматься укреплением обороны полуострова. В итоге о каком-либо взаимодействии между крымскими татарами и турецкими войсками в Крыму говорить стало очень сложно. Между тем, и сама турецкая армия на полуострове к весне 1771 г. заметно разложилась: распущенность янычар, взаимное неподчинение и открытая корысть турецких военачальников, казнокрадство и нерадивость интендантов усиливались нехваткой денег, продовольствия и подкреплений (деньги были разворованы, а недостаток продовольствия возник в связи с порчей большей его части зимой 1770/1771 г. из-за ненадлежащего хранения). Отсутствие же помощи из Турции весной 1771 г. дополнительно обостряло обстановку в Крыму. Таким образом, при значительной численности на полуострове войск крымских татар и турок их состояние оставляло желать лучшего.⁹ При этом неудачные походы корпуса Берга в Крым в 1769—1770 гг. еще и создавали иллюзию невозможности захвата Крыма русской армией, что безусловно расслабляло противника. Однако даже при всех этих проблемах турки и крымские татары сами по себе оставались весьма серьезной силой и имели достаточно большие возможности для успешной обороны полуострова. Операция по занятию Крыма отнюдь не обещала быть легкой прогулкой.

А теперь обратимся непосредственно к окончательному плану Крымской операции, получившему высочайшее утверждение. Проведение ее было возложено на 2-ю армию генерал-аншефа В.М. Долгорукова (сменившего в декабре 1770 г. П.И. Панина), насчитывавшую 48 тыс. человек. Активное содействие ей должна была оказывать Азовская флотилия А.Н. Сенявина. К 1771 г. она имела готовыми к боевым действиям 10 «новоизобретенных» кораблей (корабль 1-го рода «Хотин», корабли 2-го рода «Азов», «Таганрог», «Новопавловск», «Корон», «Журжа», «Модон», «Морея» и 2 бомбардирских корабля 3-го рода «Первый» и «Второй»), дубель-шлюпку, палубный бот, 3 44-пушечных прама («Парис», «Лефеб», «Елень»), 44 военные лодки и два транспортных судна — поляку и шаитию. Эти суда располагались в Таганроге и у крепости Святого Дмитрия Ростовского. Кроме того, флотилия имела еще 4 судна: 2 прама («Гектор» и «Троил») находились на хранении в Павловске, а 2 корабля 4-го рода (большой бомбардирский корабль «Яссы» и транспорт «Бухарест») зимовали на Дону,¹⁰ и для введения последних в строй нужно было еще привести их в Таганрог, там достроить и подготовить к кампании. Численность личного состава флотилии достигала 2413 человек (по штату 1770 г. полагалось иметь 3218 человек).¹¹

Из материалов Высочайшего Совета¹²

20 декабря 1770 года. Впущен был генерал князь Долгоруков и прочтен ему был именной рескрипт, которым объявляется он командиром второй армии и предписываются ему действия в будущую кампанию.

Долгоруков Василий Михайлович (1722—1782 гг.)

Родился 1 июля 1722 г. в семье сенатора князя Михаила Владимировича Долгорукова. Принадлежал к одной из трех ветвей древнего русского рода, уходящего корнями к черниговскому князю Михаилу Всеволодовичу, потомок которого в седьмом поколении — князь Иван Андреевич Оболенский, прозванный Долгоруким, стал родоначальником князей Долгоруких (Долгоруковых).
При Анне Иоанновне семья Долгоруковых попала в опалу, что отразилось и на Василии Михайловиче, которого, в частности, было запрещено производить в офицеры. Тем не менее, молодой князь продолжил службу в армии и в 1736 г., во время штурма Перекопской крепости, проявил мужество, за что, вопреки запрещению, был произведен В.Х. Минихом в прапорщики (по данным П. Долгорукова, он получил чин офицера за Очаков). После этого В.М. Долгоруков еще раз отличился в ходе Русско-турецкой войны 1735—1739 гг., на этот раз при штурме Очакова в 1737 г.
Далее В.М. Долгоруков участвовал в Русско-шведской войне 1741—1743 гг. В 1747 г. получил звание полковника и стал командиром Тамбовского пехотного полка. В 1748 г. принимал участие в походе русской армии на Рейн. 1755 г. принес Долгорукову звание генерал-майора.
Активно участвовал в Семилетней войне 1757—1762 гг. За отличие в бою под Кюстрином (1758 г.) получил чин генерал-поручика и орден Александра Невского. В сражении при Цорндорфе ранен картечью в ногу. 8 сентября 1761 г. при штурме артиллерийских батарей у Кольберга получил новое тяжелое ранение, а вскоре — чин генерал-поручика. В сентябре же 1762 г. пришедшей к власти Екатериной II был произведен в генерал-аншефы. В 1767 г. получил высший орден Российской империи — орден Св. Андрея Первозванного.
Принял князь участие и в начавшейся Русско-турецкой войне 1768—1774 гг. Зимой 1770 г. получил под свою команду 2-ю армию (сменив генерал-аншефа П.И. Панина) и задачу по овладению Крымом. Отношение к нему в армии было разным: одним нравились его простота и грубоватость, однако других возмущали мужичьи повадки. Общим же местом в характеристике В.М. Долгорукова была смесь аристократических и простонародных замашек, личной храбрости и поразительной малограмотности. Причиной назначения его командующим 2-й армии стала известная его послушность. Однако политические переговоры с крымскими татарами ему не доверили — этот вопрос поручили Е.А. Щербинину.
Забегая вперед, отметим, что В.М. Долгоруков в 1771—1774 гг. проявил себя совсем неплохо, сумев не только быстро овладеть Крымом, но и наладить его оборону. За взятие Крыма получил орден Св. Георгия I степени. Правда, в конце войны все же совершил грубую ошибку, начав выводить войска с Крымского полуострова, несмотря на ситуацию, строго следуя положению Кучюк-Кайнарджийского трактата. Этим он вызвал негодование даже у Екатерины II и был уволен из армии. Тем не менее, в первую годовщину победы над турками, 10 июля 1775 г., получил шпагу с алмазами, алмазы к ордену Андрею Первозванного и приставку к фамилии — Крымский.
В 1780 г. был назначен главнокомандующим в Москву, но уже в 1782 г. скончался. Из особенностей его поведения в 1771—1774 гг. можно отметить чрезмерное стремление запрашивать инструкции из Петербурга, надменность по отношению к подчиненным, крайне сложные отношения с А.Н. Сенявиным, поскольку особенности морской службы он так и не понял.
В заключении приведем выдержку о В.М. Долгорукове из «Записок князя Петра Долгорукова», в которых говорится следующее: «...Василию было запрещено обучаться чему бы то ни было, с перспективой на будущее с 15 лет и до последних дней остаться простым кантонистом. Он стал солдатом; но при взятии Очакова так отличился, что фельдмаршал Миних, очевидец его мужества, еще не зная, кто он, тотчас произвел его в офицеры. Когда же фельдмаршал узнал, что это был Долгоруков, которому было запрещено продвижение по службе, то воскликнул: "Миних никогда не врет; я назвал его офицером, офицером он и останется". Запрет на учебу помешал князю Долгорукову-Крымскому приобрести необходимые знания: он был настолько неграмотен, что с трудом мог поставить свою подпись. Позднее, уже став московским, обожаемым жителями генерал-губернатором, ему случалось, накладывая резолюцию на представленные на подпись бумаги, делать самые невероятные орфографические ошибки. Его глава канцелярии, Василий Степанович Попов, говорил ему тогда: "Ваше превосходительство допустили ошибку в таком-то слове", — и тогда князь с досадой бросал перо наземь, восклицая: "Вы просто не умеете чинить мне перья!"»¹³.

Расписание командиров судов Азовской флотилии в кампании 1771 г.

При проведении Крымской операции войска В.М. Долгорукова и флотилия А.Н. Сенявина, и это особо подчеркивалось, должны были осуществлять самое тесное взаимодействие.¹⁴

Непосредственно для действий против Крыма из 2-й армии выделялся корпус численностью 27,3 тыс. человек (командовать им должен был сам В.М. Долгоруков).¹⁵ Остальные же силы (более 21 тыс.) оставались для прикрытия коммуникаций.¹⁶ На пути к Перекопу из 27-тысячного корпуса для самостоятельных действий должен был выделиться отряд под командованием генерал-майора Ф.Ф. Щербатова в составе 3395 человек.¹⁷ После этого корпусу В.М. Долгорукова (где оставалось 23 950 человек) надлежало атаковать непосредственно Перекопскую укрепленную линию, отряд же Ф.Ф. Щербатова должен был, по возможности, одновременно с этим переправиться через Сиваш на Арабатскую стрелку из Геничи.¹⁸ Далее войскам В.М. Долгорукова предписывалось развивать наступление на Кафу, выделив еще один отряд для занятия Козлова. Отряду же Ф.Ф. Щербатова надлежало овладеть крепостями Арабат, Керчь и Еникале.¹⁹

Таким образом, русским войскам для занятия Крыма и утверждения там нужно было овладеть его основными укрепленными пунктами: Перекопской укрепленной линией с крепостями Ор-Капи, Арабат, Козлов, Кафа, а также крепостями Керчь и Еникале, располагавшимися на восточной оконечности полуострова и контролировавшими Керченский пролив — вход в Азовское море для неприятельских судов и выход в Черное море для русских.²⁰ Установление контроля над проливом было особенно важно потому, что, опираясь на расположенные здесь крепости, турецкий флот мог запереть флотилию А.Н. Сенявина в Азовском море, при этом сохранив за собой возможность оперировать там, противодействуя флотилии и угрожая ее главной базе, а также восточному флангу русских войск в Крыму. Более того, он мог не допустить переправы русских войск через Сиваш у Геничи.²¹

Действиям русских войск, как уже говорилось выше, должна была способствовать Азовская флотилия. Ее задачи были четко сформулированы в высочайшем рескрипте, 7 марта 1771 г. полученном А.Н. Сенявиным, находившимся по вызову в Петербурге. Флотилии предписывалось:²²

1. Обеспечить переправу отряда Ф.Ф. Щербатова через Сиваш на Арабатскую стрелку. Непосредственное наведение переправы должна была осуществить лодочная эскадра. Корабельной же эскадре надлежало обеспечить переход военных лодок к Геничи и наведение ими там моста через Сиваш, после чего она должна была действовать по обстановке: в случае возникновения опасности для переправы от турецкого флота А.Н. Сенявину поручалось организовать ее защиту, при отсутствии же какой-либо опасности он должен был договориться о дальнейших совместных действиях с Ф.Ф. Щербатовым.

2. В случае отсутствия угрозы наведенной переправе провести с корпусом Ф.Ф. Щербатова совместную операцию по скорейшему овладению крепостями Арабат, Керчь и Еникале. В рескрипте намечались основные этапы этой операции: после перехода корпуса Ф.Ф. Щербатова через Сиваш на Арабатскую стрелку А.Н. Сенявин должен был взять на суда десантные войска из состава этого корпуса и, согласовав с его командующим, «когда и где высадить [десантные] войска для общего с ним предприятия на Арабат, Керчь и Еникале», осуществить их доставку и высадку в оговоренном месте, после чего подкрепить высаженные войска «с морской стороны сильнейшим образом». В Петербурге прекрасно понимали всю значимость Керченского пролива: чем раньше он окажется в руках русских войск и флотилии, тем лучше.

Ведомость «Военным и транспортным судам и на них полагаемому числу людей»²³

3. Производить доставку припасов русским войскам в Крыму, поскольку по воде это было удобнее делать.

Так формулировались задачи Азовской флотилии в операции по овладению Крымом. Кроме того, этим же рескриптом перед А.Н. Сенявиным ставились и задачи, которыми определялись первые действия после занятия Крыма.

В частности, А.Н. Сенявину предписывалось после овладения Керченским проливом уделить особое внимание скорейшему укреплению крепости Ени-Кале, имевшей огромное значение «как ключ прохода из Черного моря в Азовское» (то есть речь шла об утверждении в Керченском проливе, единственном на тот момент выходе России в Черное море), а также поручалось создать там первую базу флотилии на Черном море. При этом в будущем А.Н. Сенявин мог выбрать и другой пункт для базы (например, Кафу), но прежде всего он должен был утвердиться именно в Керченском проливе, ибо, сделав это, как писала в данном рескрипте А.Н. Сенявину Екатерина II, Россия сразу же могла поставить «твердую и непоколебимую ногу права собственности и соучаствования (своего. — Авт.) в тамошних водах, коими (она. — Авт.) столь долгое время другим уважениям жертвовать принуждена была».²⁴

Предвидение же борьбы за удержание Крыма, при сознании важности роли в ней Азовской флотилии, вызвало пункт о сосредоточении всех сил флотилии в Керченском проливе, особенно 32-пушечных фрегатов, которые А.Н. Сенявин должен был как можно скорее ввести в строй и отправить в пролив.

Первой же текущей задачей А.Н. Сенявина должно было стать «скорейшее вооружение флотилии и скорейшее выступление с ней с море».

К апрелю 1771 г. закончила подготовку к новому походу в Крым 2-я армия В.М. Долгорукова. 20 апреля 27-тысячный корпус под командованием В.М. Долгорукова выступил из Полтавы.²⁵

Активно готовилась и Азовская флотилия. Уже на следующий день после получения высочайшего рескрипта А.Н. Сенявин послал остававшемуся старшим во флотилии капитану 1 ранга Я.Ф. Сухотину приказание «с получением тех ордеров все военные новоизобретенного рода суда немедленно вывести за [Таганрогскую] гавань и на безопасной глубине с помощью военных лодок вооружить и оснастить», а сам стал немедля собираться в дорогу.²⁶ 20 апреля он прибыл «в Троицкое, что на Таганроге».²⁷

Между тем, подготовка «новоизобретенных» кораблей уже шла полным ходом. Корабли выводились на рейд, где на них устанавливались рангоут и такелаж, они оснащались, вооружались и загружались припасами. С берега все необходимое доставляли на них 14 военных лодок. К приезду А.Н. Сенявина вышеуказанные работы велись уже на 6 выведенных на рейд кораблях: двух бомбардирских, одном 1-го рода («Хотине») и трех 2-го рода («Морее», «Журже» и «Короне»).²⁸ По окончании работ на этих кораблях А.Н. Сенявин планировал подготовить и оставшиеся четыре. При благоприятной погоде он рассчитывал закончить снаряжение всей эскадры к 10 мая. В письме же И.Г. Чернышеву от 25 апреля 1771 г. А.Н. Сенявин написал: «...При всей моей скуке и досадах, что еще не готов, В.С. вообразите себе мое удовольствие: видеть с 87-футовой высоты, стоящие перед гаванью (да где ж? В Таганроге!) суда под военным российским флагом, чего со времени Петра Великого... здесь не видели».²⁹

Тем временем, с начавшимся на Дону половодьем вниз пошли зимовавшие там 2 корабля 4-го рода, из которых большой бомбардирский корабль «Яссы» уже 26 апреля пришел в Таганрог.³⁰ На следующий день он втянулся в гавань.

Но как ни спешил А.Н. Сенявин, к 10 мая подготовить эскадру не удалось. Однако и опоздание оказалось незначительным. 12 мая были готовы первые три «новоизобретенных» корабля, на которых поднял свой брейд-вымпел Я.Ф. Сухотин, а 17 мая к кампании были готовы и все 10 кораблей первых трех родов, после чего на «Хотине» поднял свой флаг и А.Н. Сенявин.³¹ Но выйти в море в тот день не удалось — помешал штиль.

Таким образом, впервые со временем Петра I у России на Азовском море появилась боеспособная эскадра: на Таганрогском рейде под Андреевскими флагами стояли «Хотин», «Азов», «Таганрог», «Новопавловск», «Корон», «Модон», «Журжа» и «Морея» и малые бомбардирские корабли «Первый» и «Второй».³² Не было только дубель-шлюпки и палубного бота, но они уже действовали. И в Петербурге по достоинству оценили день 17 мая 1771 года. Екатерина II написала по этому поводу И.Г. Чернышеву: «С большим удовольствием усмотрела я, что 17 числа мая российский флаг веял на Азовском море после семидесятилетней перемешки, дай Боже вице-адмиралу Сенявину счастливый путь и добрый успех».³³

Тем временем, 18 мая эскадра А.Н. Сенявина отправилась в море и, согласно плану, взяла курс на устье реки Берды. В шканечном журнале «Хотина» выход эскадры А.Н. Сенявина описан так: «В начале 6 часа (утра. — Авт.) по служении Господу Богу молебна при отдании марселей и натягивании шкотов выпалено у нас из пушки. В 6 часов снялись мы с якоря и легли в дрейф, тож чинила и вся флотилия. В ½7 часа от его высокопревосходительства (А.Н. Сенявина. — Авт.) отправлены... пакеты к предводителю второй армии к Е.С. господину генерал-аншефу и кавалеру князю Василию Михайловичу Долгорукову и в Петербург; в начале 8 часа наполнили марсели и крюйсель, салютовано нам с Таганрогской гавани батареи из 9 пушек, от нас ответствовано тож число... В 9 часу ветер брамсельный, небо малооблачно, сияние солнца, над берегами густая мрачность. Высходе 9 часа наполнили формарсель [и] пошли на румб ZZW, притом учинен сигнал форзелями (авангардом. — Авт.) быть кораблям Азову и Таганрогу».³⁴

Экипаж флагманского корабля 1-го рода «Хотин» на момент начала кампании 1771 г.³⁵

Первый переход прошел спокойно, и 25 мая эскадра Сенявина прибыла к устью реки Берды. Сюда же 26 и 27 мая пришли 37 военных и 2 казачьи лодки, а также судно шаития с провиантом и мостовыми материалами для наведения переправы у Геничи; 26 мая туда пришла и дубель-шлюпка. А 29 мая флотилия понесла первую серьезную потерю: во время внезапно обрушившегося сильного шторма неожиданно затонул малый бомбардирский корабль «Первый», причем спаслись всего 6 человек, погибли 29, в числе которых оказались командир, лейтенант М. Воейков, и два офицера.³⁶ Гибель корабля произошла так быстро и внезапно, что с других судов просто не успели оказать ему помощь. В шканечном журнале корабля «Хотин» так описан эпизод гибели этого корабля: «В 6 часов (угра. — Авт.) судно бомбардирское Первое от шторма жестокого и волнения великого вдруг в один мах повалило на левый бок, погрузило, которого видна только... от вымпела до воды одна треть мачты, людей видно около... человек пяти, да на гафеле два, но помощи оказать им не можно».³⁷

5 июня, разделив стоявшие суда на две эскадры — корабельную и лодочную, А.Н. Сенявин вышел от Бердинской косы к Геничи. Первая эскадра, под командованием капитана 1 ранга Я.Ф. Сухотина (здесь же находился и А.Н. Сенявин), состояла из 8 кораблей, малого бомбардирского корабля и дубель-шлюпки, вторая — капитана 2 ранга Л.Г. Скрыплева, насчитывала 35 военных и две казачьих лодки и судно шаитию.³⁸ Перед уходом же Сенявин отправил И.Г. Чернышеву письмо со следующим содержанием: «Карта здешнего моря, описи капитана Герценберга, со всем негодна и плавание по ней за неверностью производить нельзя, во уверение чего если В.С. прикажите положить суточные счисления пути моего на оную, то найти изволите, что я с кораблями своими шел не водой, а степью, а посему благоволите заключить о службе нашей... вода здешняя налитая в бочки сама ль по своей слабости или от жаров чрез 2 недели так испортилась, что страшно и писать какой мерзкий дух имеет, а сие при старых моих летах (А.Н. Сенявину было в 1771 г. 55 лет. — Авт.) здравие мое приводит в великую слабость».³⁹

Идти эскадрам пришлось в сложных условиях — сильные противные ветра и волнения затрудняли движение. Тем не менее, 9 июня обе эскадры подошли к Федотовой косе, но обойти ее погода все же не позволила, и суда встали на якорь.⁴⁰

Тем временем, войска В.М. Долгорукова успешно продвигались к Перекопу. Выбранные время, маршрут движения и режим переходов обеспечивали достаточно благоприятные условия похода и сравнительно высокую скорость движения войск. Выступив из Полтавы, войска вышли к Днепру и большую часть пути двигались по его берегу, используя реку как транспортную артерию.

В конце мая для движения к Геничи отделился отряд Ф.Ф. Щербатова, Войска Долгорукого же, следуя берегом Днепра, 5 июня вышли к урочищу Балки-Володалы, откуда до Перекопа оставалось около 70 верст, но уже через степь.

Поскольку этот пункт был последним, до которого можно было пользоваться сплавом по Днепру, здесь с 5 по 9 июня в качестве опорной базы был устроен редут, названный Шагингирейским. Оставив в нем небольшую охрану, В.М. Долгоруков 9 июня выступил к Перекопу.

Перекопская линия представляла собой весьма солидное укрепление. По данным 1770 г. (собранным Г. фон Бергом во время его похода к ней), линия имела следующий вид. Простираясь от Черного моря до Сиваша, она полностью перекрывала весь Перекопский перешеек, протяженностью чуть более 6 верст. На пересечении линии с дорогой, идущей в Крым, находилась крепость Ор-Капи или Перекоп, которая обстреливала дорогу и обеспечивала продольную оборону линии (последняя, впрочем, все равно оставалась слабой). Кроме того, крепость делила линию на две части: большую (3¼ версты) — обращенную к Черному морю, которую дополнительно усиливали 3 батареи, и меньшую (2½ версты) — идущую к Сивашу, где находились 2 батареи.

Шебека

Сама линия состояла из вала высотой до 4 сажен (около 8,5 м) и рва перед ней глубиной до 3 сажен (около 6,4 м). Крепость Перекоп состояла из двух валов: первый из них был земляным и на 4 фута (1,2 м) возвышался над валом линейным; второй же был уже каменным и также превышал передний на 4 фута. «Одежды рвов вообще в крепости и на линии были каменные». При этом ширина крепостного рва достигала 4 сажен. На вооружении крепости находилось значительное количество пушек.⁴¹ В дополнение к турецкому гарнизону за крепостью уже расположился со своими войсками крымский хан Селим-Гирей.⁴² Таким образом, русские войска здесь ждали.

Тем не менее, проведя разведку, В.М. Долгоруков решил предпринять немедленный штурм укрепленной линии, который состоялся в ночь с 13 на 14 июня 1771 г. Атаку начал отряд М.В. Каховского. Он наносил демонстрационный удар по правому флангу Перекопской линии и сумел привлечь все внимание противника. Тогда главный удар по левому флангу линии нанесли гренадерские и егерские батальоны армии Долгорукова под командованием В.П. Мусина-Пушкина. Они с ходу перебрались через ров и вскоре заняли свой участок линии. Одновременно с ними, только с тыла, на противника обрушился отряд А.А. Прозоровского, обошедший правый фланг укреплений через Сиваш. Прозоровский сумел отбить контратаку татар, после чего обратил их в бегство. В результате к утру 14 июня Перекопская укрепленная линия была взята русскими войсками, а крымские татары обращены в бегство. Оставалась невзятой только ее цитадель — крепость Ор-Капи, которая была полностью окружена. Но гарнизон последней, считая сопротивление бесполезным, капитулировал, и 15 июня войска Долгорукова вошли в нее.⁴³ Путь в Крым, таким образом, был открыт. (Нельзя не отметить, что при проведении штурма В.М. Долгоруков отлично использовал опыт взятия Перекопской линии В.Х. Минихом в 1736 г., в котором участвовал и сам.⁴⁴)

Однако 14 июня 1771 г. не только войска В.М. Долгорукова ворвались в Крым — вошел туда и отряд Ф.Ф. Щербатова. Произошло это следующим образом. Как было отмечено выше, 9 июня флотилия А.Н. Сенявина подошла к Федотовой косе и стала на якоря, ожидая известий от корпуса Щербатова. 12 июня А.Н. Сенявин получил доставленное дубель-шлюпкой сообщение от генерала-майора Ф.Ф. Щербатова о прибытии его корпуса к Геничи. Несмотря на установившийся крепкий ветер, А.Н. Сенявин повелел лодочной эскадре, а также малому бомбардирскому кораблю идти за Федотову косу к месту намеченной переправы. Следом, чтобы занять более удобную позицию для охраны, пошла и корабельная эскадра. Но разыгравшийся 13 июня крепкий ветер и значительное волнение не позволили в тот день установить переправу. Мост удалось навести только на следующий день, для чего понадобилось 14 военных лодок, и корпус Щербатова сразу же перешел на Арабатскую стрелку.⁴⁵ В это время эскадра А.Н. Сенявина охраняла переправу с моря.

Таким образом, первая задача Азовской флотилии была ею успешно выполнена. Более того, прорыв на Крымский полуостров двух отрядов русских войск был осуществлен в буквальном смысле одновременно — 14 июня.

Между тем, также 14 июня дубель-шлюпка доставила А.Н. Сенявину с берега два сообщения от В.М. Долгорукова, в которых говорилось, во-первых, о невозможности выделить на эскадру запланированные 1600 человек для десантной операции против Керчи и Еникале, в связи с малой численностью корпуса Щербатова, почему А.Н. Сенявину предоставлялась свобода действий на Азовском море, а во-вторых, о готовящимся появлении у Крыма турецкой эскадры с 10-тысячным десантом на борту, о чем В.М. Долгорукову, в свою очередь, сообщил П.А. Румянцев.⁴⁶

Исходя из сложившейся обстановки на совете командиров кораблей, состоявшемся в тот же день, было принято решение о немедленном походе с 8 кораблями к Керченскому проливу, чтобы запереть вход в Азовское море. Остальные суда должны были содействовать корпусу Ф.Ф. Щербатова.⁴⁷

Как показали последующие события, это было абсолютно верное решение. Уже 15 июня при благоприятном ветре корабельная эскадра А.Н. Сенявина, в составе 8 кораблей и дубель-шлюпки, снявшись с якорей, направилась к Керченскому проливу, при этом «держась сколько можно ближе Крымского берега, дабы на оном обывателям в страх показать вид флотилии»,⁴⁸ что также стало правильным ходом. 19 июня, восточнее крепости Арабат, А.Н. Сенявин встретил турецкую эскадру из 14 шебек и полугалер, они шли под берегом на запад (видимо, к Арабату). В шканечном журнале корабля «Хотин» оставлена следующая запись: «Высходе 12 часа накропление дождя, видно у нас с салинга, потом и с марса, идущих под парусами неприятельских небольших судов 9, которые идут к крепости Арабату, от нас на ZOtZ... потом [увидели] за ними идут 2 судна... за ними ж идущие еще 3 судна».⁴⁹ Для противника это стало полной неожиданностью. Турки, даже не думая о бое, отошли к берегу в Казантипский залив. А.Н. Сенявину же атаковать не позволил сильный ветер и большое волнение, но он быстро закрыл противнику путь к Арабату своей эскадрой. В итоге весь день 19 июня из-за непрекращавшегося сильного ветра русские и турецкие корабли простояли на виду друг у друга, с той разницей, что турки были под берегом, а русские — в открытом море.⁵⁰ При этом Сенявин еще утром направил для сообщения о своих действиях Ф.Ф. Щербатову дубель-шлюпку, а вечером к эскадре пришли 2 военные лодки с ответным посланием Щербатова.⁵¹ Эти лодки стали выполнять функции брандеров при эскадре. Не менее важно и то, что Сенявин постоянно поддерживал связь с русской армией в Крыму, координируя действия.

Галера

К утру 20 июня ветер стал тише, и А.Н. Сенявин, построив эскадру в ордер баталии и приготовившись к бою, немедленно двинулся с эскадрой к турецким кораблям. Но погода вновь сорвала атаку: когда головной корабль эскадры Сенявина «лег левым галсом к W в параллель берега и их (турецких судов. — Авт.), чтоб вшед всем и при втором обороте совершенное зачать сражение», на эскадру неожиданно стали находить сильные шквалы с дождем. Все буквально утонуло во мгле. В шканечном журнале «Хотина» записано: «Вначале 11 часа нашел от ZZO шквал с жестоким крепким дождем которым поворотило нас на левый галс, по утишении немного спустя нашел другой шквал с дождем в такой же силе, по утишении же ветра поворотило нас на правый галс, высходе часа нашел [новый] шквал и с крепким дождем... В 11 часов такой же шквал с крепким дождем нашел... В начале 12 часа по утишении немного ветра корабль поворотили буксиром на левый галс... [но] в ½ часа нашел крепкий шквал с которого и ветер стал крепкий и дождь... Находящими шквалами с темными тучами с крепким дождем неприятельские суда закрылись от нас под берегом».⁵² Когда же к вечеру стихия вновь успокоилась, и А.Н. Сенявин повторно двинулся к берегу, то турок там уже не было.⁵³ Стало ясно — они ушли к проливу. Разбирая события этого дня с точки зрения военно-морского искусства, нужно отметить, что А.Н. Сенявин, с одной стороны, показал свою решительность, атаковав с меньшими силами больший турецкий отряд, а с другой — действовал при атаке слишком уж строго по схеме линейной тактики: сначала построил корабли в линию баталии, а затем в этом построении стал приближаться к противнику, на чем потерял темп и время при не столь сильных турецких судах.

Русская эскадра немедленно взяла курс на пролив, однако догнать турок не смогла. Утром 21 июня А.Н. Сенявин обнаружил суда противника, но уже в Керченском проливе: они шли к югу без всякого порядка.⁵⁴Не имея возможности атаковать крепости Еникале и Керчь из-за отсутствия как десантных войск, так и крупных орудий, А.Н. Сенявин решил закрыть туркам всякий доступ в Азовское море, для чего расположился с эскадрой у входа в него из Керченского пролива.⁵⁵ Случилось невероятное — турки без боя оставили Азовское море!

Таким образом, флотилия А.Н. Сенявина установила полный контроль над Азовским морем. Это был важный успех. 23 июня 1771 г. А.Н. Сенявин так написал об этом И.Г. Чернышеву: «По сей час я могу уверить В.С., что милостью Божьей на Азовском море владычествует флаг всероссийской Императрицы, с чем и имею честь В.С. поздравить».⁵⁶ И эскадра А.Н. Сенявина, усиленная подошедшими 23—25 июня малым бомбардирским кораблем, дубель-шлюпкой и 9 военными лодками, расположившись полумесяцем, стала ожидать занятия Ф.Ф. Щербатовым Керчи и Еникале.⁵⁷ Находившиеся же в проливе турецкие суда, несмотря на свое численное превосходство (а 22 июня А.Н. Сенявин обнаружил в Керченском проливе уже 30 турецких судов), не только не атаковали русскую эскадру, но в начале июля вообще ушли из пролива.⁵⁸

Однако эскадре А.Н. Сенявина все же пришлось иметь боевое столкновение с противником, правда не морским, а сухопутным. К концу июня на кораблях эскадры подошли к концу запасы пресной воды, и А.Н. Сенявин решил пополнить их в обнаруженном на крымском берегу около Керченского пролива источнике. А поскольку «новоизобретенные» корабли не могли покинуть занимаемых позиций, будучи на страже входа в Азовское море, то для набора воды были направлены 9 военных лодок под прикрытием дубель-шлюпки (перед этим на лодки с кораблей были свезены пустые бочки и часть солдат морских батальонов для охраны на берегу). Руководство операцией было поручено капитану 1 ранга Я.Ф. Сухотину (набирать воду предстояло на неприятельском берегу).

27 июня Я.Ф. Сухотин подошел к берегу и, отогнав противника артиллерийским огнем, высадил солдат морских батальонов, под прикрытием которых и начался набор воды. Но закончить операцию в тот день не удалось, поэтому 28 числа набор воды продолжался. Противник все это время внимательно наблюдал за действиями русских, но не мешал, однако затем все же напал, выбрав для этого самый удачный момент. А.Н. Сенявин так доносил о происшедшем Адмиралтейств-коллегии: «По окончании наливки воды перед полуднем, как уже десант (солдаты морских батальонов и моряки. — Авт.) стал перебираться и коего на трех шлюпках и отправлено было на лодки, тогда неприятель в немалой толпе, по видимости признавая более 100 человек янычар и 200 конницы, оказался на горе вблизи и янычары все бросились под гору к нападению». Но оставшиеся на берегу русские десантники не растерялись и встретили противника сначала ружейным огнем, а затем приняли в штыки и сделали это «так храбро, что вскоре неприятель, потеряв более 30 человек на месте убитыми и со многим числом раненых [был] обращен в бегство и прогнан на гору». Далее русские преследовать противника не решились, опасаясь, чтобы неприятель «подкреплением конницы» не отрезал их от своих судов. В итоге русские десантники вернулись к шлюпкам и были благополучно переправлены сначала на военные лодки, а затем на суда эскадры, куда доставили и пресную воду.

Таким образом, задача пополнения запасов воды была успешно решена, атака турок отбита с нанесением им чувствительного поражения, потери же отряда Я.Ф. Сухотина оказались очень невелики: погибли 2 морских служителя и 2 солдата морских батальонов, еще 9 человек получили ранения.⁵⁹ Интересно, что данный эпизод деятельности Азовской флотилии практически не упоминается в историографии (кроме работы Б.С. Романова, но и здесь он разобран поверхностно⁶⁰). Однако следует учесть, что флотилия тогда добилась нового успеха, который, вместе с демонстрацией «новоизобретенных» кораблей, оказал еще большее психологическое воздействие на противника: вскоре после этого турецкие корабли покинули пролив, а крепости Керчь и Еникале были оставлены турками без боя.

При этом нельзя не отметить, что за время после ухода от Федотовой косы и до входа в Керченский пролив (4 июля) эскадре Сенявина практически все время приходилось (часто при проливных дождях) бороться с крепкими ветрами и сильным волнением, которое «новоизобретенные» корабли выдерживали не очень-то хорошо. Так, особенно плохая погода была 17—21, 24, 25 июня и 1 июля. Да и большинство остальных дней также сопровождались волнением и дождем.⁶¹ В таких условиях проведение блокады выхода из Керченского пролива в Азовское море на кораблях, имевших серьезные проблемы во время качки, может считаться значительным достижением русских моряков, показавших высокое мастерство в судовождении. Нельзя не отметить и решительность А.Н. Сенявина, сделавшего этот шаг.

Между тем, В.М. Долгоруков и Ф.Ф. Щербатов, прорвавшись в Крым, успешно развивали наступление вглубь полуострова. Сопротивление противника слабело. Быстрота действий и победы русских войск, появление боеспособных русских кораблей посеяли панику среди турок и крымских татар, подорвав их боеспособность. Яркий пример тому — бегство турецких кораблей из Азовского моря. О деморализации противника А.Н. Сенявин так писал И.Г. Чернышеву 23 июня: «Я думаю, что турки таких судов в Азовском море видеть не уповали; удивление их тем больше быть может, что по известности им азовской и таганрогской глубины так великим судам быть нельзя... и по справедливости сказать туркам можно, что флот сей пришел к ним не с моря, а с Азовских высоких гор».⁶²

Заняв Перекоп, В.М. Долгоруков отделил отряд под командованием Брауна (2500 человек) для занятия Козлова, а сам с главными силами двинулся к Кафе, чтобы овладеть этим важнейшим опорным пунктом противника, а также сблизиться отрядом Ф.Ф. Щербатова и Азовской флотилией.⁶³ Опасаясь быть атакованным на марше, что представлялось вполне реальным, Долгоруков следовал тремя отдельными колоннами, каждая в составе дивизии. Обозы находились в середине между колоннами. Чуть впереди следовал авангард А.А. Прозоровского. Однако Селим-Гирей, вместо организации ответных действий, бежал с немногочисленной свитой в Бахчисарай, фактически отказавшись от защиты своих владений.⁶⁴ Главным противником русских войск в Крыму теперь оставались турецкие войска, сосредоточившиеся в Кафе. И Ибрагим-паша действительно начал выдвижение к Карасубазару. Это могло создать угрозу русским войскам при форсировании реки Салгир. Но события развернулись по-другому.

17 июня к крепости Арабат по Арабатской стрелке вышел отряд Ф.Ф. Щербатова. Соорудив в этот день две батареи, он не стал откладывать штурм, и уже 18 июня его отряд тремя колоннами атаковал крепость, которой с ходу и овладел.⁶⁵ Удар, видимо, был настолько неожиданным для противника, что серьезного сопротивления он не оказал. Однако влияние этого события на дальнейшие действия в Крыму оказалось огромным. Часть гарнизона, бежавшая в Кафу, сильно взволновала тамошние войска и жителей. Генерал-губернатор Кафы Абазех-паша вывел свои войска в поле, направив передовой отряд к Арабату, но тот был разбит Щербатовым.⁶⁶ Это настолько деморализовало Абазех-пашу, что он не только не стал заниматься обороной Керчи и Еникале, но и сам бежал на турецкий корабль в Кафе.⁶⁷ Но самое главное, узнав о падении Арабата, Ибрагим-паша, повернул свои войска к Кафе, отказавшись от движения к Карасубазару.⁶⁸ Угроза атаки армии Долгорукова миновала.

Наконец, под воздействием военных неудач значительная часть крымских татар окончательно отказалась сопротивляться, начав переговоры с Долгоруковым. Во многом это стало причиной неудачных попыток Ибрагим-паши отбить Арабат, направляя туда отряды.⁶⁹ Однако обещания татар не остановили и Долгорукова. 21 июня он вышел к реке Салгир, 23 июня форсировал ее и затем направился к Кафе. Уже 29 июня В.М. Долгоруков подошел к Кафе и в тот же день овладел ею. Важный опорный пункт и удобнейшая гавань восточной части Крымского полуострова были в руках русских войск. Командующий турецкими войсками в Крыму Ибрагим-паша попал в плен. Здесь нужно отметить поведение командующего турецкой эскадрой: при появлении русских войск он, вопреки приказу Ибрагим-паши о поддержке турецких войск в Кафе с моря, сразу же вывел свои корабли в море и ушел к Анатолии. Все это еще раз подчеркивает низкое моральное состояние турецких вооруженных сил и падение дисциплины.

Тем временем, такой же важный пункт и гавань, но в западной части полуострова — Козлов, также оказался под контролем русских войск: отряд Брауна без боя занял его 22 июня. Оставив здесь небольшой гарнизон, Браун выступил на соединение с В.М. Долгоруковым и присоединился к нему уже 29 июня. При этом во время перехода отряд Брауна с 24 по 29 июня блестяще отразил все атаки 60-тысячной конницы крымских татар.

Атака крепости Кафы войсками генерал-аншефа В.М. Долгорукова 29 июня 1771 г. Из книги А.Н. Петрова «Война России с Турцией и польскими конфедератами в 1769—1774 гг.»⁷⁰

Город Кафа, состоя из многих каменных строений, мечетей и греческих церквей, обнесен был каменною стеною с башнями и рвом. Эта наружная стена была почти разрушена временем и не представляла никаких закрытий. Внутри города обширное строение замка, в котором жил Сераскир-паша, также было обнесено стеною с башнями, представляя вторую линию обороны.
В северном углу крепости, при самом море, находилась сверх того, каменная прочная цитадель. Впереди крепости на северной же стороне ее, устроен был земляной ретрашемент, для продольного обстреливания дорог, ведущих в крепость с той стороны и закрытия форштадта. Этот ретрашемент, направляясь от берега, моря, был устроен весьма прочно, усиливался двумя батареями, но не был окончен. Вообще говоря, состояние укреплений Кафы было весьма неудовлетворительно. Самый город, имея до 4000 домов, также не был способен к обороне, потому что окна домов, в нем были обращены ко внутренним дворам: на улицу же не было проделано в домах ни ворот, ни окон, потому что при узких улицах, местами не шире двух саженей, дома, расположенные на другой стороне, закрывали бы свет.
Отряд князя Долгорукова подошел, как мы видели, к Кафе 29 июня. Завидя приближение наших войск, неприятель выслал вперед татарскую конницу, которая скрывшись в лощине верстах в 7 от Кафы, неожиданно вышла из гор и атаковала наши передовые легкие войска. На подкрепление их князь Долгоруков выслал гусарский и карабинерный полки, которые принудили татар отступить в ретрашемент.
Не останавливая движения, князь Долгоруков намерен был идти прямо к крепости и овладеть передовым ретрашементом. Для этого он построил свою пехоту в три боевые линии; между первою и второю из них поставлено несколько эскадронов кавалерии; а остальная кавалерия размещена по флангам первой линии. Полевые орудия выставлены перед флангами первой линии.
В таком порядке князь Долгоруков подошел к неприятельскому ретрашементу и выслал вперед артиллерию, которая открыла сильный огонь. После нескольких пушечных выстрелов неприятель очистил ретрашемент и отступил к крепости. Князь Долгоруков заняв окопы и бывший за ними лагерь своею кавалерией, выслал с левого фланга, по берегу моря, легкие войска, чтобы отрезать неприятелю отступление в крепость. Удачное исполнение этого поручения заставило противника рассыпаться и искать спасения в горах. Некоторые же, лишенные и этой возможности, бросились в море, надеясь достигнуть судов, стоявших поблизости. Князь Долгоруков, выставив на берегу свои орудия, велел открыть огонь по неприятельским судам, которые были принуждены отойти от берега и благодаря попутному ветру успели уйти в море, выйдя из-под наших выстрелов. Все татары и турки, бросившиеся с берега в море, потонули.
Между тем, князь Долгоруков продолжал идти к самой крепости, и батареи его были выставлены на высотах. Турецкий гарнизон, видя совершенное поражение высланных в поле войск и потеряв по отплытии судов надежду на спасение, сдался на капитуляцию. В числе военнопленных был и сам Ибрагим-паша.
Заняв, таким образом, Кафу 29 июня, князь Долгоруков расположился в окрестностях этой крепости и вскоре присоединил к себе отряд генерал-майора Брауна, который, как мы видели, был выслан для занятия Козлова.

После занятия В.М. Долгоруковым Кафы Ф.Ф. Щербатов сразу же выдвинулся на Керченский полуостров и без боя занял Керчь (2 июля) и Еникале (3 июля).⁷¹ Кроме того, в десятых числах июля, уже с помощью судов флотилии, Ф.Ф. Щербатов занял город Тамань на другой стороне пролива.

И хотя названные крепости заняли русские войска, в том, что турки оставили эти важнейшие опорные пункты без боя, большую роль сыграла Азовская флотилия, одним видом своих боевых кораблей серьезно воздействовавшая на моральный дух турок. А.Н. Сенявин так писал И.Г. Чернышеву: «Да если б не было нашего флота (то есть Азовской флотилии. — Авт.) в виду их, не оставил бы их гарнизон городов всеконечно и так легко заняты оные не были б, в чем и все оставшие здесь жители единогласно уверяют».⁷²

Таковы события, связанные с занятием основных опорных пунктов Крымского полуострова. Восстановить их последовательность помогли записки Мухаммеда Неджати-эфенди, турецкого секретаря Ибрагим-паши, попавшего вместе с ним в плен, — важный источник, практически не использовавшийся до этого в историографии.⁷³ Между тем, Неджати-эфенди сообщает крайне интересные сведения о разложении турецких войск в Крыму, корысти и неподчинении приказам их начальников, взаимном недоверии турок и крымских татар и полном отсутствии между ними взаимодействия. Так, автор рисует следующую картину событий, связанную с падением Перекопа. Появление русских войск на подступах к Перекопу расшевелило, наконец, крымских татар, и Селим-Гирей потребовал срочного выдвижения армии Ибрагим-паши к Перекопу, обещав прислать дотоле не выделявшиеся подводы. Но у последнего взбунтовались янычары, заявившие, что без подвод никуда не пойдут. Ибрагим-паше пришлось выступить только с верными египетскими войсками. Когда же он попросил хана задержаться с походом к Перекопу до соединения с его войском (назначив таковое у местечка Бей-Деирмени), тот не послушал Ибрагим-пашу и самостоятельно двинулся к Перекопской линии, у которой и был разбит. Тогда Селим-Гирей попросил турецкого командующего перейти к Карасубазару, куда обещал отойти.⁷⁴

Далее Мухаммед Неджати-эфенди отмечает, что стремительные успехи русских войск, и особенно взятие Арабата (а быстрое овладение им стало возможным только благодаря переправе корпуса Щербатова на Арабатскую стрелку флотилией Сенявина), привели к окончательному разложению оборонявшихся крымских татар и турок. Так, падение крепости Арабат, с одной стороны, привело к сильному отрицательному воздействию на гарнизон и жителей Кафы бежавшими защитниками этой крепости, а с другой — заставило Ибрагим-пашу отказаться от движения к Карасубазару и повернуть к Кафе. Кроме того, отражение Щербатовым атаки части войск Абазех-паши привело к его открытой измене и окончательному отказу от выполнения приказа по организации обороны Керчи и Еникале. Сопротивление же крымских татар фактически стало формальным. Наконец, особую ценность имеет свидетельство турецкого автора о встрече выдвинувшегося все же в Азовское море Хассан-паши с флотилией А.Н. Сенявина, которая произвела на того такое страшное впечатление, что он не только отказался действовать в этом море и защищать пролив, но и, вернувшись в Кафу, при первом появлении русских войск около нее бежал к берегам Турции. В своем же рапорте Ибрагим-паше Хассан-паша написал: «Неверные с пятнадцатью галионами (явное преувеличение и по числу боевых кораблей флотилии, и по их размерам) приходили к крепостям Рубату и Ени-Кале, так, что никаким образом нельзя было войти в Азовское море, потому, что они захватили Азовский пролив и, как только завидели наш флот, забросали его дождем ядер и бомб. А так как наши корабли малых размеров, то я не отважился и вернулся сюда».⁷⁵ Таким образом, действия Азовской флотилии действительно сыграли важнейшую роль в быстром падении Арабата, Кафы, Керчи и Еникале.

Итак, после занятия Ф.Ф. Щербатовым Керчи и Еникале путь в Черное море для Азовской флотилии был открыт! 4 июля в Керченский пролив вошла эскадра А.Н. Сенявина. С этого времени он стал передовой базой флотилии на Черном море.

Из шканечных журналов кораблей Азовской флотилии мы узнаем о времени, когда турки потеряли свои крепости. 1 июля с эскадры Сенявина увидели 8 уходящих из Керченского пролива турецких судов, а днем 3 июля была обнаружена лодка, идущая от Еникале. Дозорные шлюпки с «Корона» и «Азова» немедленно привели ее к «Хотину». На ней оказался посланник Щербатова, который и сообщил о занятии русскими войсками Кафы, Керчи и Еникале. Рано утром 4 июля при среднем ветре и умеренном волнении эскадра Сенявина в составе 8 «новоизобретенных» кораблей, малого бомбардирского корабля, 2 брандерных и 2 военных лодок вошла в Керченский пролив и вскоре встала напротив крепости Еникале. Днем на эскадре побывал Ф.Ф. Щербатов с офицерами.⁷⁶

Таким образом, уже к 3 июля (на 19-й день после прорыва в Крым!) основные пункты Крымского полуострова были заняты и находились под контролем России. Расположив главные силы в удобном лагере, в 15 верстах от Кафы, В.М. Долгоруков в июле—августе 1771 г. отправил отряды для занятия наиболее значимых пунктов Крыма — Судака, Ялты, Балаклавы, Ахтиара и Бахчисарая, что и было сделано практически без сопротивления.⁷⁷ Здесь оставили небольшие гарнизоны (при этом в ряде мест удалось закрепиться только с помощью флотилии, но об этом — ниже).

В июле 1771 г. покинул Крым и хан Селим-Гирей. Узнав о приближении отряда русских войск к Бахчисараю, в окрестностях которого он находился после поражения у Перекопа, хан бежал в Балаклаву, а оттуда направился в Константинополь.⁷⁸ А 27 июля к В.М. Долгорукову из Карасубазара приехал ширинский мурза Измаил с подписанным 110 знатными татарами присяжным листом об утверждении вечной дружбы и неразрывного союза с Россией. Новым назначенным ханом стал сторонник сближения с Россией Сахиб-Гирей.⁷⁹

Здесь необходимо коснуться еще одного события, связанного с занятием Крыма русскими войсками. В отечественной историографии обычно отмечается приход в июле 1771 г. к берегам полуострова из Синопа турецкой эскадры под командованием Абазы-паши, с десантом на борту, закончившийся безрезультатно: узнав о занятии русскими войсками основных опорных пунктов полуострова, Абаза-паша не рискнул произвести высадку и вернулся в Синоп, за что был казнен. Никаких подробностей этого похода не приводится.

Позволим себе высказать ряд предположений. Под именем Абазы-паши в турецких источниках фигурирует упоминавшийся нами выше Абазех-паша, о походе которого к Крыму ничего не сказано. Зато отмечено его поведение после отказа защищать Керчь и Еникале: перебравшись на корабль в Кафе, при выходе армии Долгорукова к этому городу он с несколькими судами бежал в Синоп, а затем был казнен за свои действия на полуострове. Отсюда вполне уместен вывод о том, что после бегства Абазех-паша вряд ли мог возглавить эскадру. Да и у А.Н. Петрова, первым написавшего о действиях упомянутой эскадры, из текста вытекает противоречие: он высказывает мысль, что если бы Абаза-паша, придя к Крыму, усилил Ибрагим-пашу, это могло сыграть большую роль. Но, во-первых, ему никуда не нужно было приходить: он и так находился в Крыму, а во-вторых, на деле Абазех-паша своими предательскими поступками только деморализовал турецкие войска. Усилить же Ибрагим-пашу после 29 июня было невозможно, так как тот уже попал в плен. Кстати, В.М. Долгоруков также ничего не упоминает о турецкой эскадре, хотя он 1 августа и сообщал А.Н. Сенявину о большом числе судов, спокойно «разъезжающих» возле Крыма.

Однако какая-то эскадра в июле к берегам полуострова все же приходила. Генерал-майор А.А. Прозоровский, который вел подробный дневник событий кампании 1771 г., также отмечая «шатавшиеся» в июле около Крыма суда, отдельно упоминает о замеченных в конце июля в районе Балаклавы 6 или 7 кораблях, 2 из которых были очень велики. По информации, полученной от турок, эти суда шли из Анатолии к Очакову, но, увидев в Кинбурне русское войско, пошли к Козлову, побережье вокруг которого также обнаружили занятым. Тогда они решили подойти к Балаклаве и набрать воды. Но и здесь, встретив русские войска, турки не решились приблизиться к берегу и ушли в море.⁸⁰

Что это была за эскадра, приходила она для высадки десанта или ее эволюции имели другую цель, установить пока не представляется возможным. Однако в любом случае очевидно следующее. Действия турецких кораблей были слишком пассивными, а если они действительно приходили для операции в Крыму, то попросту провальными, особенно если учесть запоздалое их появление. Быстрое же занятие русскими войсками основных опорных пунктов Крыма, наоборот, заслуживает самой высокой оценки, так как оно позволило установить контроль над полуостровом, что в итоге и сорвало приближение неприятельских кораблей к его берегам (турецкие моряки, явно такого не ожидавшие, оказались деморализованными). Наконец, появление турок подтвердило, что для успешной защиты Крыма в будущем русские войска, безусловно, нуждаются в поддержке с моря.

Итак, Крымский полуостров был занят, а Россия получила выход на Черное море. Это был крупный и важный успех. Возможен же он стал благодаря хорошей подготовке похода, правильному выбору направлений ударов и обеспечению действий русской армии с моря Азовской флотилией. В тактическом отношении представляют интерес действия армии Долгорукова в Крыму несколькими отрядами (а не единой группой), с делением их, в свою очередь, на еще более мелкие тактические единицы. При этом войска часто строились в каре, отличавшиеся гибкостью и подвижностью. Крепости брались стремительным штурмом, а не осадой.⁸¹

Однако овладение Крымом представляло собой только военное решение вопроса. Теперь следовало добиться его политического оформления, для чего необходимо было сохранить занятые позиции. А в этом деле, в связи со сложностью обороны полуострова, и особенно Керченского пролива, только сухопутными войсками, большую роль должна была сыграть Азовская флотилия. И ее первой задачей стало укрепление обороны Керченского пролива как важнейшей позиции России (собственно этого требовал еще и рескрипт от 7 марта). Однако понимая все значение дозорной и транспортной службы флотилии у Черноморского побережья Крыма, А.Н. Сенявин уже в августе, до получения из Петербурга новых задач, приступает к ней.

Дальнейшие действия флотилии были следующими. Как уже отмечалось, 4 июля корабельная эскадра А.Н. Сенявина вошла в Керченский пролив и встала на Еникальском рейде. Керченский пролив теперь становился и передовой базой флотилии, и важнейшим объектом защиты. Поэтому А.Н. Сенявин сразу же приступил к укреплению его обороны и первым делом осмотрел крепости Керчь и Еникале, которые имели, как известно, большое значение. Состояние крепостей оказалось неутешительным. Керчь хоть и имела замок, но очень ветхий. Крепость Еникале была обнесена каменной стеной с башнями и имела «довольное число артиллерии, но на безнадежных лафетах».⁸²

А.Н. Сенявину пришлось принять меры. Для усиления мощи артиллерийского огня Еникальской крепости при обороне пролива там были установлены 11 орудий (5 12-фунтовых и 6 6-фунтовых), снятые с кораблей. Защита же этой крепости со стороны суши была усилена двумя осадными орудиями сухопутных войск. Еще 5 таких же орудий были поставлены на созданной на берегу, в самой узкой части Керченского пролива (около мыса Ак-Бурун), батарее, получившей название Павловской.⁸³

Морскую же оборону Керченского пролива усилил прибывший к эскадре 12 июля большой бомбардирский корабль «Яссы».⁸⁴ Вместе с ним пришел и транспортный корабль «Бухарест» (они оба вошли в строй в июне 1771 г.). Однако недостаток продовольствия на эскадре и занятость всех транспортных судов и военных лодок доставкой грузов для русских войск в Крыму заставили А.Н. Сенявина еще 11 июля отправить в Таганрог за провизией 3 корабля второго рода: «Журжу», «Модон» и «Корон».⁸⁵

В проливе осталось 5 «новоизобретенных» кораблей 1-го и 2-го родов и 2 бомбардирских. Действовали они так. Большой бомбардирский корабль стал у Еникале, усилив оборону Еникальского пролива. Корабли 2-го рода «Азов» и «Новопавловск» выдвинулись к мысу Акбурун для прикрытия самой узкой части Керченского пролива. С занятием Тамани, 18 июля малый бомбардирский корабль перешел к этой крепости. А 19 июля на смену «Азову» и «Новопавловску» вышли «Морея» и «Таганрог». Более того, они прошли к выходу из пролива в Черное море, где стали крейсировать от берегов Тамани к крымским берегам. Кроме решения оборонительных задач, «Морея» также занималась гидрографическими работами.⁸⁶ Так прошел июль.

В конце месяца произошли неприятные события: был потерян палубный бот. Как и другие суда, он вышел из Таганрога в Керчь для доставки провианта, но в пути попал в сильный шторм и был отнесен к кубанскому берегу в районе города Ачуева, где и выброшен на мель. Когда стало ясно, что судно не спасти, экипаж выбрался на берег, но там подвергся нападению турок. 12 из 18 членов экипажа были убиты (в том числе командир — лейтенант Я. Панов), остальные уведены в плен. Палубный же бот разграбили и сожгли.⁸⁷

Из материалов РГА ВМФ⁸⁸

1771 года сентября 25 дня в Конторе Таганрогского порта палубного бота матрос Степан Базаров объявил, что во время на означенном боту с командующим флота лейтенантом Пановым всего восемнадцать человек служителей из здешнего порта следования в Еникале от приключившегося от Оста крепкого ветра и не знав Еникальского пролива и большим штормом занесло означенный бот на левую моря сторону в Кубань к городу Ачуеву... означенный командующий, что оной город неприятельский и проехав мимо оного верст 15 за противностью погоды и наступлением ночи, остановился на якорь, но как от превеликого шторма судно стало дрейфовать, то приказал бросить другой точию и оным того судна удержать не могли, а прибив оный сажень десяти от берега... начало разбивать так, что уже поверху судна волнение ходило и надежды о спасении судна не осталось... то командующий по наступлении дня приказал срубить мачту и по ной выходить на берег, где скоро и усмотрены были находившиеся в близости того места турками, которые, хотя мы никакого сопротивления не оказывали, но оные несмотря на то, и во первых... закололи командующего, а потом и служителей разных чинов 11 человек, а достальные 6 человек и господина вице-адмирала дворовую бабу взяли в плен, с судна ж все, что на оном находилось, приехав на лодках разграбили, а потом дней через 5 привезли к нам военной лодки номера сорок пятого одного матроса, канонира и трех человек малороссиян и держали нас всех в одном месте скованных... недель с семь и разделив по разным местам, а наиболее к горным черкесам распродали, а с бота ж матрос Степан Базаров, да военной лодки канонир... куплены... хозяином, который нас взяв на свою лодку и повез в город, и мы с ним морем верст тридцать отъехали назад тому одиннадцать дней, положились на весть Божью, когда заприметили, что находящиеся со оным нашим хозяином два турчака заснули, взяв имеющиеся при них по пике и сабле... одного, да хозяина изрубили, а третий испугавшись, соскочил в воду, и как оно мелкое место, то и ушед в камыши, а мы на той лодке при благополучном ветре поехали на здешнюю сторону и переехав в двое сутки через море к Белосарайской косе и узнав свой берег, то и приехали и к порту благополучно.

А спустя немного времени, у того же города Ачуева в плен к туркам попала и военная лодка. Выйдя из Еникале в Таганрог с грузом из б медных пушек, она угодила в шторм и также оказалась занесена к кубанскому берегу. Увидев горящее судно, командир решил осмотреть его, после чего стало ясно, что это палубный бот Азовской флотилии. Рядом в камышах были обнаружены и тела убитых моряков. Разобравшись, что лодка находится у неприятельского берега, было принято решение срочно уходить от него, но, не зная этого района, лодка вышла прямо к Ачуеву, где и подверглась атаке не менее 30 лодок противника. Экипаж военной лодки отбивался сначала с помощью фальконетов, а затем ружей. Однако сила была на стороне неприятеля. В итоге 5 моряков с военной лодки были убиты, а 3 взяты в плен. Турки потеряли 4 человек убитыми и 6 ранеными.⁸⁹

Из материалов РГА ВМФ⁹⁰

1771 года сентября 25 дня в Конторе Таганрогского порта военной номера 45 лодки канонир 2-й статьи... и объявил, что он под командою флота мичмана Воронова с находящимся на оной лодке квартирмистром Савелием Ларионовым из Еникале с порученными во оную лодку шестью медными пушками отправлен к здешнему порту и во время следования в ночное время от сильной погоды и большого волнения занесло нас куда неизвестно и усмотрев, что не в дальнем от нас расстоянии горело судно, к которому послал квартирмиств малороссиянина и канонира, но оные ево, как уже совсем было на берегу и занесено песком и узнать не могли, почему оной квартирмистр сам и я с ним сошед в воду и пошли, а подошед и усмотрели, что это бот палубный и подле оного стоял ял, который спущен на воду, и отошед сажен семь в камышах нашли порубленных наших разных служителей двенадцать человек, в том числе и флота господина лейтенанта Панова, и потому заприметили, что в неприятельском месте, и тотчас поехав на яле к лодке с всевозможной скоростью подняли паруса и на веслах отправились, но по несчастью приехали прямо к городу Ачуеву, с которого тотчас начали пальбу производить пушечную по нас, напротив чего и мы усмотрели, что едут к нам не менее, как на тридцати лодках и приближаются уже на фальконетской выстрел, то мы прежде с ядрами по ним, а как уже ближе приехали, то и картечами палили, но как у фальконет от частой пальбы раскололись кнехты, а потому почти и обороны иметь стало нечем; неприятели наступали... то принуждены были палить из ружей и когда квартирмистр из турок застрелил одного, то напротив того и его да малороссиянина же из лука стрелой тотчас убили, и усилием множественным их числом, хотя и при всем том нами убито их три человека, а ранено шесть, но не имея более сопротивляться... и взяты в плен и в город Ачуев отведены; артиллерию же они с лодки всю сняли, кроме одной большой медной пушки, для чего и лодка ими и по отбытии нашем оттуда оставлена с той пушкой в целости, во оном же городе мы всего лодочных служителей пять, да остальных ботовых служителей шесть человек, да господина вице-адмирала дворового в одном месте находились, а потом разделены и распроданы в разные места, а более к горным черкесам...

В начале августа 1771 г. А.Н. Сенявин получил от В.М. Долгорукова письмо, в котором тот уведомлял, что в районе Ялты, Алушты и Судака замечены «более 40 больших и малых судов, стоящих и разъезжающих по морю» (на которых, якобы, находились возвращающиеся крымские татары), а также, указывая на всю сложность доставки грузов и войск сухим путем из Кафы в Ялту и Балаклаву, просил направить 3 или 4 корабля «на приобретение в добычу тех... судов и для доставления из Кафы в Ялту орудий, а из Судака в Балаклаву сухопутных служителей».⁹¹ А.Н. Сенявин немедленно откликнулся. Была снаряжена эскадра под командованием капитана 1 ранга Я.Ф. Сухотина, в составе кораблей «Хотин», «Азов», «Новопавловск» и «Морея», которая должна была зайти в Кафу и Судак, взять там артиллерию и 300 человек сухопутных служителей и доставить первую в Ялту, а вторых — в Балаклаву. Кроме того, Сухотину предписывалось все попадавшиеся суда противника «переловить, а в случае противления разбить».⁹²

5 августа 1771 г. эскадра взяла курс из Керченского пролива в Черное море. Эта дата вошла в историю отечественного флота, как начало первого похода эскадры российских кораблей по Черному морю. Однако противные ветры позволили ей выйти из пролива только 9 августа. 12 августа эскадра пришла в Кафу, где на нее были погружены артиллерия и отряд сухопутных войск (в последний момент было решено направить сухопутных служителей отсюда). После этого она совершила переход к Ялте, куда и прибыла 21 числа того же месяца. Но здесь русским кораблям пришлось дважды выдержать сильные шторма. Уже во время первого из них «Азов» и «Новопавловск» получили серьезные повреждения. Я.Ф. Сухотин так написал об этом: «Будучи... в Ялтенской бухте на якоре в бывший более суток крепкий ветер чрезвычайною с боку на бок качкою повредило на кораблях Азов и Новопавловск мачты, да на Азове ж и стеньгу».⁹³ В этой ситуации командующий русской эскадрой не решился продолжить путь к Балаклаве и взял курс на Керченский пролив, к которому и прибыл 5 сентября. Прийти же к Керченской бухте удалось только 16 сентября.⁹⁴ Никакого большого количества «шатающихся» около Крыма неприятельских судов, как Долгоруков писал об этом Сенявину, обнаружено Сухотиным не было. Только во время стоянки в Ялте с русских кораблей засекли два небольших судна. С помощью посланных вооруженных шлюпок они были приведены к эскадре, но на судах оказались греки, следующие в Балаклаву, и суда отпустили.⁹⁵

Кроме того, 11 августа А.Н. Сенявин направил для крейсерства у Казылташского лимана корабли «Корон» и «Таганрог». Однако им повезло намного меньше, чем эскадре Сухотина. Из-за противных ветров с частыми шквалами они не смогли выйти в этот район и крейсировали лишь на входе из Черного моря в Керченский пролив. А после нескольких штормовых дней в конце августа корабли, с измотанными командами, 29 числа вернулись к Керчи. Сырая и ветреная погода при тяжелых условиях службы только на «Таганроге» привела к смерти за это время 8 членов экипажа. В последующие дни умерло еще 16 человек.

Действия же имевшихся сил флотилии осенью 1771 г. были следующими. Во второй половине сентября флотилия организовала эвакуацию русских войск из крепости Тамань в Керчь.⁹⁶ Тамань пришлось оставить, из-за невозможности создать прочную оборону этого отдельно расположенного пункта, а также по причине начавшейся на Кубани чумы. Затем, оставив «Хотин» и дубель-шлюпку для охраны входа в Керченский пролив со стороны Черного моря, вооруженную лодку. — со сторону Азовского, а в самом проливе 2 бомбардирских корабля, А.Н. Сенявин присоединил все 7 кораблей 2-го рода к транспортным судам и военным лодкам для перевозки всего необходимого для армии и флотилии в Крыму. Эти действия прекратились в ноябре, когда из-за ударивших морозов на Таганрогском рейде появился плавающий лед. Вторая же волна еще более сильных морозов, начавшаяся в середине декабря, привела к тому, что и корабли 2-го рода, и транспортные суда вмерзли в лед прямо на Таганрогском рейде.⁹⁷ Суда флотилии, находившиеся в Керченском проливе, закончили кампанию также в ноябре: для зимовки они втянулись в Керченскую бухту (корабль 1-го рода «Хотин», большой бомбардирский корабль «Яссы», малый бомбардирский корабль «Второй» и дубель-шлюпка). Потери флотилии в 1771 г. составили малый бомбардирский корабль 3-го рода «Первый», палубный бот и 14 военных лодок. Практически все они непосредственно или опосредованно (как военная лодка № 45) погибли в результате штормов.

Нужно отметить и потери личного состава флотилии в 1771 г. К и без того не малым потерям моряков и мастеровых от обычных болезней (вызванных тяжелыми условиями работы и быта, скудным питанием, непривычным климатом, особенно в чрезвычайно сырой и ветреный 1771 г.) осенью добавилась смертность от чумы, появившейся в Таганроге в сентябре. По данным рапортов с 20 сентября 1771 по 9 января 1772 г., в Таганрогском порту умерло 442 человека морских и адмиралтейских служителей, в том числе командир порта, капитан 2 ранга Н. Горяинов.⁹⁸ Без учета умерших от чумы, с января по ноябрь 1771 г. флотилия потеряла 452 человека.⁹⁹

Утомленный болезнями, огромным объемом работ и возрастом, попросил отставки осенью 1771 г. и сам А.Н. Сенявин,¹⁰⁰ но Екатерина II отклонила его просьбу, не находя ему полноценной замены. (Нужно сказать, что Сенявина летом постигло тяжелое личное несчастье: в результате большого майского пожара 1771 г. в Петербурге сгорел его дом, находившийся на Васильевском острове.)

Кампания 1771 г. для Азовской флотилии закончилась. Подошел к концу и этот год. России он принес новый крупный успех — занятие Крыма и выход на Черное море. Свершилось то, к чему был проделан такой долгий и трудный путь. Это стало огромным успехом, достигнутым благодаря тщательной подготовке Крымской операции, ее прекрасно разработанному плану, грамотным действиям русских войск и активному содействию им со стороны Азовской флотилии.

Таким образом, кампания 1771 г. закончилась для Азовской флотилии успешно. Флотилия полностью выполнила свои задачи:

1. Обеспечила переправу корпуса Ф.Ф. Щербатова на Арабатскую стрелку, причем выполнила это не только в нужное время, но даже в один день со взятием войсками В.М. Долгорукова Перекопской укрепленной линии, чем была достигнута одновременность прорыва в Крым русских войск.¹⁰¹

2. Вытеснив турецкие суда из Азовского моря и закрыв вход в него, обеспечила безопасность и восточного фланга русской армии в Крыму, и своих коммуникаций, и базы на этом море (хотя непосредственно в операции по занятию Керчи и Еникале флотилия не участвовала, так как такая операция была отменена В.М. Долгоруковым, тем не менее, она все равно закрыла доступ противнику в Азовское море и сыграла важную роль в успешном занятии русскими войсками указанных крепостей).

3. Активными действиями и видом своих «новоизобретенных» кораблей способствовала деморализации противника, абсолютно не ожидавшего такого поворота событий.

4. Обеспечила доставку припасов русским войскам как во время занятия Крымского полуострова, так и позднее, что имело большое значение ввиду сложности на данном театре военных действий доставки грузов по сухому пути.

5. В кратчайшие сроки организовала надежную оборону Керченского пролива, имевшего стратегическое значение, а также крейсерство на Черном море, способствовавшие закреплению русских войск в Крыму.

Поэтому в Петербурге, продолжавшем внимательно следить за действиями Азовской флотилии, дали высокую оценку ее деятельности. В 1771 г., подводя итоги кампании, И.Г. Чернышев писал А.Н. Сенявину: «...Надо при том знать, что совершенное занятие Крымских крепостей войсками с сухого пути не столько было легко, ежели б не открылся в глазах их флот, ибо зная они силу сухопутного войска, не знали однако о вашей силе, а ею будучи приведены в страх непременно были отчаянны всякой надежды...».¹⁰² 26 декабря 1771 г. А.Н. Сенявин был награжден орденом Святого Александра Невского. Кроме того, ему разрешалось самостоятельно выбирать место своего пребывания во флотилии: или верфи, или действующие суда.¹⁰³

Что же касается войск армии В.М. Долгорукова, то после подписания с крымскими татарами договора о вечной дружбе и установления ими прочного контроля над всем полуостровом их основные силы в сентябре 1771 г. покинули Крым. Для его охраны остался корпус Ф.Ф. Щербатова. Вышедшие же войска были разделены на три части: отряд А. Романиуса отправился в Польшу, отряд А.А. Прозоровского расположился на вновь строящейся Днепровской линии (в том числе в Таганроге, Азове, крепости Св. Дмитрия Ростовского) для первой помощи войскам в Крыму, а основные силы В.М. Долгорукова встали в районе Полтавы, превратившись в главный резерв.¹⁰⁴ Корпусу же Щербатова осенью пришлось столкнуться с эпидемией чумы, от которой он понес существенные потери. Тяжело болел и сам Ф.Ф. Щербатов, даже покинувший на время корпус, но В.М. Долгоруков не стал назначать другого командующего, дождавшись возвращения того в строй (вновь приступил к командованию с середины декабря 1771 г.). Серьезные потери понесли от эпидемии войска корпуса А.А. Прозоровского и гарнизоны Таганрога, Азова и крепости Св. Дмитрия. Так, только в Таганроге в сентябре—октябре 1771 г. умер 1091 гарнизонный служитель.¹⁰⁵

Успешно действовали в 1771 г. также русские войска на Балканском театре и русский флот в Архипелаге, продолжая удерживать на обоих театрах военных действий стратегическую инициативу и наносить туркам новые поражения, причем флот в Архипелаге был более активен, чем армия. Кстати, в высочайшем рескрипте от 14 марта 1771 г. о действиях архипелагских эскадр говорилось следующее. Флот должен был держаться, сколько возможно, перед Дарданеллами и запирать вход в пролив, чтобы не допускать подвоза съестных припасов в Константинополь и «тем самым умножать в тамошнем народе разврат, волнение и огорчение противу правительства за продолжение ненавистной ему войны».¹⁰⁶ Кроме того, когда русский флот станет держать таким образом все острова Архипелага позади себя, то Константинополь будет считать их для себя потерянными, по крайней мере, на время продолжения войны, и лишится собираемых с них податей и других поборов. В результате в Архипелаге русский флот, взяв 4 ноября 1771 г. крепость Митилини, сжег там адмиралтейство, два почти построенных 74-пушечных линейных корабля и галеру и захватил до 20 малых судов. А всего в результате действий русских кораблей на этом театре в 1771 г. было захвачено около 180 торговых судов противника.¹⁰⁷

Однако самым важным событием 1771 г., безусловно, было занятие русскими войсками Крыма и выход Азовской флотилии на Черное море. Для Турции это стало тяжелейшим ударом в данной войне, намного более чувствительным, чем поражения 1770 г., ведь были потеряны две важнейшие позиции Константинополя: обладание Крымом как плацдармом в Северном Причерноморье и монопольное господство на Азовском и Черном морях. Для улемов же Турции это стало подлинной катастрофой: мусульманская территория оказалась под контролем неверных! Удар был настолько сильным и неожиданным, что султан даже не принял бежавшего из Крыма Селим-Гирея, направив его в ссылку. Кроме того, был сменен великий везир.¹⁰⁸ В итоге Константинополь начал упорную борьбу: на дипломатическом поприще — за сохранение этих позиций, а на военном — за возвращение их. В результате России потребуется почти три года, чтобы заставить Турцию признать ее требования о независимости Крымского ханства и права свободного мореплавания по Черному морю.

Для России же занятие Крыма имело еще более существенное значение, так как удалось осуществить то, к чему был проделан большой путь «в поте, пыли, крови». Фактически черноморская проблема с военной точки зрения оказалась решена. Теперь предстояло сохранить достигнутое. О том, насколько велика была роль занятия Крымского полуострова для дальнейшего хода войны, отлично написала И. де Мадариага: «Если сухопутная и морская кампании 1771 г. были не так эффектны, как в 1770 г., все же оккупация (курсив наш. — Авт.) Крыма снабдила Екатерину внушительным запасом аргументов для любых мирных переговоров».¹⁰⁹ Показательно, что автор осталась на старых позициях английской политики и историографии, заявляя об оккупации русскими Крыма.

Между тем, сам факт успешного занятия Крыма был по достоинству оценен современниками. В 1771 г. В.М. Долгоруков получил орден Георгия Победоносца I степени, а в первую годовщину празднования заключения Кючук-Кайнарджийского мира (10 июля 1775 г.) — титул Крымского. А.Н. Сенявин в 1771 г. был удостоен ордена Александра Невского и в том же 1775 г. получил чин полного адмирала. Получили высокие награды и многие другие участники операции. Сама же Крымская операция по праву заняла свое место среди блестящих побед русского оружия.

Блистательные победы России в 1771 г. и особенно занятие Крыма вызвали резкое усиление недовольства европейских держав. Уже в конце 1771 г. в Петербурге поняли, насколько непросто будет добиться дипломатического оформления достигнутых успехов. Особенную активность в противодействии замыслам России проявляли Австрия и Пруссия. Австрия, еще в конце 1770 г. начавшая переговоры о союзе с Турцией, в июле 1771 г. заключила таковой. Согласно его условиям, Австрия обязывалась воздействовать на Россию в целях возвращения Турции потерянных ею крепостей и территорий, а та взамен должна была выдать Вене крупную денежную субсидию (11¼ млн флоринов) и уступить часть Малой Валахии.¹¹⁰ Открытие австро-турецкого договора шокировало Петербург.

Помимо Вены, положить конец успехам России стремился Берлин (правда, при этом они не находили согласия в том, как это осуществить). В сентябре 1771 г. на встрече в Нойштадте (ныне Новое Место в Чехии) Фридриха II и эрцгерцога Иосифа последний занял крайне агрессивную позицию: надо воспрепятствовать «скорому и постыдному миру».¹¹¹ Брату Леопольду он писал: «Если русские прорвутся через Дунай и пойдут к Константинополю, то для нас наступит время двинуть войска на Дунай для отрезания им обратного перехода, во время которого армия их может быть уничтожена».¹¹² Более того, в конце 1771 г. Вена стала открыто готовиться к войне. Новый приступ недовольства продемонстрировал Париж. Даже Лондон тревожили чрезмерные успехи Российского государства. И это несмотря на то, что, желая ускорить заключение мира, русское правительство убрало из проекта мирного договора с Турцией пункты о независимости Молдавии и Валахии и о передаче России одного из островов Архипелага. Но Турция упорно не соглашалась пойти на мирные переговоры.

В сложившихся условиях, чтобы довести войну с Турцией до победного конца, России пришлось пойти на уступку в другом — согласиться на раздел части владений Речи Посполитой. Уже 5 декабря 1771 г. Н.И. Панин в депеше русскому послу в Вене Д.М. Голицыну (на деле явно предназначавшейся Кауницу и Иосифу II) писал: «...Не лутче ли будет и для венского двора зделать приобретение и вместо того, чтоб заводить оной в неизвестную и опасную войну, увеличить без всяких дальностей часть свою на щет Польши».¹¹³ От такой добычи Вена, как и предполагали в Петербурге, отказаться была не в силах, хотя и причитала по поводу бедности намечаемых ей по разделу земель. Кроме того, в Вене все больше осознавали, что войну с Россией легко развязать, но очень трудно завершить, а тем более выиграть, между тем как позиции Австрии в Центральной Европе окажутся оголенными для ударов Пруссии. К тому же против войны с Россией выступила императрица-мать Мария-Терезия. В результате Австрия решила изменить курс. Опасный субсидный договор ратифицирован не был, и австрийцы заняли более сдержанную позицию.¹¹⁴ Наконец, 5 августа 1772 г. Россия, Австрия и Пруссия подписали договор о первом разделе Речи Посполитой. Ценой раздела Польши, заметил Денис Иванович Фонвизин, служивший тогда в Коллегии иностранных дел, «купили мы прекращение войны, нас изнуряющей».¹¹⁵ Правда, тайные переговоры Австрии и Турции не прекратились: Австрия обещала, по возможности, добиться сохранения для Турции Крыма и дунайских княжеств. Так что недоброжелательство в отношении России не исчезло, но свобода маневра была утрачена.¹¹⁶ Возмущению же турок не было предела, однако пойти на открытый разрыв с Веной они не решились. Наконец, и очутившийся в одиночестве Людовик XV начал поиски если не путей сближения с Петербургом, то, во всяком случае, возможности установить сносные отношения.¹¹⁷

Эти изменения заставили Константинополь в марте 1772 г. предложить России мирные переговоры. Петербург согласился, после чего в Джурджу 14 мая 1772 г. было подписано перемирие на Балканском театре. Стороны должны были оставаться на своих позициях. 20 июля перемирие в Архипелаге подписал Г.А. Спиридов. После этого начались уже сами мирные переговоры. Они проходили в два этапа, с 27 июля 1772 г. по 9 марта 1773 г., в очень напряженной обстановке. Среди требований России значились: независимость Крымского ханства, переход к России Азова, Таганрога, Керчи, Еникале, Кинбурна и Очакова, свобода мореплавания по Черному морю — практически все они были крайне болезненными для Турции.¹¹⁸

Первый этап, проходил в Фокшанах в июле—августе 1772 г. Возглавлявший русскую делегацию Г.Г. Орлов пренебрег инструкцией — сперва выдвинуть принцип «uti possidetis» («как владеете»), чтобы иметь резерв для отступления, и сразу начал обсуждение с вопроса о независимости Крыма — одного из самых трудных для турок вопросов. Турки сразу же оказали жесткое сопротивление, и переговоры зашли в тупик. В итоге они ни к чему не привели и закончились отзывом турками своих представителей в конце августа.

Большое значение для такого развития событий имело и то обстоятельство, что в августе для России резко ухудшилась международная обстановка. В Швеции Густав III произвел переворот, в результате которого к власти пришла агрессивно настроенная по отношению к Петербургу группировка. Осложнилась обстановка и в Польше: Станислав Понятовский вдруг отказался собирать сейм для санкционирования польского раздела.¹¹⁹

Однако убедившись, что Россия на изменит своих позиций, и будучи не готовыми к войне, а также лелея план подкрепления своих позиций, турки предложили продлить перемирие,¹²⁰ на что П.А. Румянцев согласился.

Между тем, турецкое правительство активно работало над воплощением своего плана. Его суть заключалась в том, чтобы, усыпив переговорами бдительность командования русским флотом в Архипелаге, неожиданно нанести стремительный и мощный удар своим флотом по Аузе и сжечь находившиеся там русские корабли. Для этого капитан-паша исподволь собирал все имевшиеся у турок силы флота в дульциниотскую и тунисскую эскадры и готовил ударный кулак в Мраморном море. Но А.Г. Орлов, продолжая внимательно наблюдать за турками, вовремя обнаружил эти приготовления. Разгадав замысел противника, он нанес упреждающие удары, которые оказались губительными для турок.

21—22 октября 1772 г. в боях при крепости Дамиетта лейтенант Алексиано уничтожил 2 турецких фрегата и взял в плен несколько малых судов, захватив на одном из них главного начальника над турецкими войсками в Египте пашу Селим-бея с несколькими высшими начальниками.¹²¹ А в сражении у крепости Патрас 26—29 октября 1772 г. эскадра капитана 1 ранга М.Т. Коняева нанесла сокрушительное поражение турецкой дульциниотской эскадре: у противника после сражения из 9 фрегатов и 16 шебек уцелели только 8 шебек. Причем потери русской эскадры в Патрасском сражении составили только 7 человек!¹²² Фактически это была новая Чесма. Таким образом, турецкий план разгрома русского флота в Архипелаге оглушительно провалился. Значение этих побед оказалось огромным. После них турки уже ни разу, вплоть до конца войны, не осмелились потревожить русский флот в Архипелаге,¹²³ и он до конца войны был полным господином Восточного Средиземноморья.

В октябре 1772 г. в Бухаресте начался второй этап мирных переговоров, которые с русской стороны проводил теперь опытный дипломат А.М. Обресков. Екатерина II сразу же очертила минимально допустимые условия мирного договора, считая, что необходимо добиваться независимости крымских татар, возможности судоходства по Черному морю, а также права на создание крепости в Керченском проливе.¹²⁴

Но и здесь турки отказались признать основные требования России. Особенно упорно они возражали против независимости Крыма, права России держать военный флот на Черном море и перехода к ней крепостей Керчь, Еникале и Кинбурн. Правда, действовали теперь хитрее. Независимость Крыма они обставили такими оговорками, что не выдержавший А.М. Обресков поинтересовался: «Я бы желал знать, что Порта переменяет в прежнем татар состоянии»¹²⁵ (уже к 19 ноября 1772 г. Обресков убедился, что турки решили всеми способами бороться против самостоятельности Крыма¹²⁶). Против русского торгового мореплавания турки вроде бы тоже не возражали, но запрещали русским судам иметь пушки и выходить в Средиземное море, а Россия не должна была получить ни одного порта на Черном море.¹²⁷ Турция по-прежнему считала Черное море своим внутренним.

В вопросах же о праве России на военно-морской флот на Черном море и переходе к ней крепостей Керчь и Еникале и вовсе последовало жесткое «нет». По поводу данных крепостей турки сформулировали свою позицию так: «Нет такой крепости ниже такого места», — говорил Абдур-Резак (глава турецкой делегации), которое могло бы равняться с Керчью и Еникале, а потому «необходимо нужно, чтобы сии оставались во владении Порты, для удостоверения собственной ее тишины и безопасности».¹²⁸ Более того, заявив, что «Еникале ничего России не поможет», Абдур-Резак невольно указал на то, что отделение Крыма от Турции, даже при переходе к России крепостей на его побережье, не является для нее решением крымской проблемы.¹²⁹ Возмущенная Екатерина II писала в своей записке в Совет: «Я ни под каким видом не хочу, чтобы мне турки предписали, какой род кораблей иметь или не иметь на Черном море, не им России предписать законы, в противном случае еще могут отведать счастие...».¹³⁰ Однако на турок не повлияло и сообщение о провале их планов в Архипелаге.

Керченский пролив. Карта крымского берега с указанием территорий, переданных Крымским ханством России

Между тем, России удалось добиться крупного успеха в переговорах с крымскими татарами. 1 ноября 1772 г. был подписан договор с Крымским ханством о его независимости от Турции и переходе под покровительство России. К последней отходили крепости Керчь и Еникале.¹³¹ Впрочем, даже это не изменило позиции турок.

Здесь важно отметить, что непримиримости Турции в значительной степени способствовали европейские державы. Еще в ноябре 1772 г. Обресков узнал, что представители Австрии и Пруссии в Османской империи доводили до Порты сведения не только о планируемых Петербургом уступках, но даже и о тех, на которые он идти и не собирался. Причем, если Пруссия желала, чтобы война окончилась возможно скорее, но с наименьшими выгодами для России, то Австрия определенно старалась затянуть войну. Вена очень хотела, воспользовавшись затруднениями Турции, отхватить у нее Сербию и Белград.¹³²

Еще больший вред принесла политика Франции. С середины 1772 г. она начала хитрую игру. С одной стороны, французы откровенно толкали турок на продолжение войны, рассчитывая побольше ослабить Россию, а с другой — начали настойчиво предлагать России посреднические услуги, надеясь с их помощью свести на нет все успехи русского оружия. Ввиду затруднительного положения России в связи с неудачей Фокшанского конгресса и шведским переворотом, а также сложной обстановкой в Польше, в Париже появились надежды на то, что Петербург примет посредничество. Однако на этом игра Франции не закончилась. Она начала зондировать почву в Англии на предмет совместных выступлений против России как в Турции, так и в Швеции. Английскому представителю в Париже усиленно доказывали, что необходимо помешать России проникнуть на южные моря.¹³³

Однако Англия и без того уже вела свою игру. Будучи абсолютно не заинтересованной в укреплении французских позиций в Швеции, она решительно воспротивилась отправке французского флота в Балтийское море. Но свой протест Лондон скрыл от Петербурга. Этим, а также прекращением выплат прорусской партии в Швеции Англия хотела заставить Россию занервничать, чтобы та уменьшила свои требования по отношению к Турции и уж точно отказалась от идеи прорыва русского флота через Дарданеллы. В результате нараставшая отчужденность между Лондоном и Петербургом была замечена Турцией, тем более что английский представитель в Константинополе, Мэррей, явно демонстрировал протурецкие настроения.¹³⁴

Кроме того, определенный вклад в то, что Турция не была сломлена в 1772 г., внесла и сама Россия. Весной 1772 г., когда велись переговоры об установлении перемирия между Россией и Турцией, А.Г. Орлов запретил нейтральным судам вход в Дарданеллы и предписал Г.А. Спиридову, чтобы тот и при выдвижении условий перемирия настоял на этом запрещении. Но Высочайший Совет (в первую очередь, в лице Н.И. Панина) выступил против, указав А.Г. Орлову, что «это может не только удержать турок от заключения перемирия, столь нужного для России, но и обратить против малочисленного русского войска все силы и притом ввесть нас в новую войну с ненавидящими нас французами».¹³⁵ Более того, 20 августа 1772 г. А.Г. Орлов получил рескрипт императрицы, где содержалось требование пропускать в турецкие порты нейтральные суда с провиантом.

Следствием этого стал следующий эпизод. 29 ноября 1772 г. А.Г. Орлов писал графу Н.И. Панину, что задержал 6 французских судов, которые везли пшеницу в Константинополь. На борту их были найдены турецкие письма и контракты, по которым шкиперы договорились с турками о перевозке султанского хлеба в столицу. Тем не менее, французов пришлось пропустить, ограничившись лишь устным предупреждением.¹³⁶ В итоге, хотя блокада русским флотом Дарданелл привела к росту цен на рынках Стамбула, но голода там все же не наблюдалось из-за подвоза провианта как на иностранных судах из Архипелага, так и на турецких по Черному морю. Да и вообще масштаб пресечения русским флотом торговли в Архипелаге после 1771 г. все время сужался. Это стало серьезным упущением со стороны России, тем более что организовать полную блокаду Дарданелл русский флот в Средиземном море мог без особых затруднений.¹³⁷

В результате Турция не согласилась с требованиями России, а 9 марта 1773 г. Абдур-Резак озвучил окончательное решение султана: за возвращение Порте всех завоеванных российским оружием областей (включая Крым) последняя предлагала выплату 30 тыс. кошельков пиастров (или более 20 млн руб.). Для России это было неприемлемо. Переговоры прервались. Таким образом, Бухарестский конгресс также закончился ничем. Но Екатерина II на этот раз решила довести войну до победного конца, представление о котором было сформулировано ею в письме А.М. Обрескову еще до начала мирных переговоров в Бухаресте. Она, в частности, писала: «Есть ли при мирном договоре не будет одержана независимость татар, не кораблеплавание на Черном море, не крепости в заливе из Азовского в Черное море, то за верно сказать можно, что мы за всеми победами над турками не выиграли ни гроша, и я первая скажу, что таковой мир столь же стыдной, как и Прутской и Белградской в рассуждении обстоятельства».¹³⁸ Однако турки пока с отмеченными условиями не соглашались. Война продолжилась.

Кстати, когда посол России в Вене Д.М. Голицын объявил Кауницу о прекращении Бухарестского конгресса, то австрийский канцлер ответил: «Из этого достойного сожаления события можно видеть, какую нужду и важность находят для себя турки в требуемых русским двором двух крымских крепостей Керчи и Еникале». «По моему мнению, — возразил Голицын, — такое упорство турок можно приписать только неусыпным проискам недоброхотов России. Турки своим упорством не приобретут себе никакой пользы; и я очень удивляюсь, почему Порта, несмотря на данные ей г. Тугутом новые представления, разорвала конгресс».¹³⁹

Столь подробно останавливаясь на дипломатической истории 1772 г., мы хотим показать, сколь важны были Крымский полуостров и мореплавание по Черному морю для обеих сторон. Из весьма упорного сопротивления турок по этим вопросам следовало, что они попытаются вернуть потерянные позиции, имевшие для них такое значение. К тому же это был их последний шанс вообще добиться в данной войне каких-нибудь успехов: рассчитывать достичь чего-либо на Балканах и в Архипелаге они уже не могли. Таким образом, борьба на Черноморско-Крымском театре предстояла серьезная.

Между тем, и кампания 1772 г. не ограничилась только активными дипломатическими действиями и мирными переговорами. Как уже говорилось, важные события произошли осенью 1772 г. в Архипелаге. Не бездействовала в 1772 г. и Азовская флотилия. Хотя в 1772 г. военных действий на Черном море не велось (и относительная передышка 1772 г. оказалась полезной для флотилии), в событиях этого года флотилия сыграла важную роль. Это обстоятельство, а также то, что кампания 1772 г. на Черном море обычно вовсе пропускается исследователями, требует обратиться к теме деятельности флотилии А.Н. Сенявина.

8 февраля 1772 г. последовал высочайший указ с задачами Азовской флотилии на начавшуюся кампанию.¹⁴⁰ Среди них были:

1) защита Керченского пролива, имевшего стратегическое значение;

2) содействие русским войскам в обороне Крымского полуострова, состоявшее в организации постоянных крейсерств около него для отражения турецких эскадр;

3) участие частью сил в предполагаемой экспедиции против Константинополя.

Безусловно, сохранялось и выполнение транспортной функции для русской армии в Крыму. Таким образом, подтверждая для флотилии необходимость продолжать действия, начатые во второй половине 1771 г., указ, кроме того, ставил еще и наступательную задачу.

Высочайший рескрипт вице-адмиралу А.Н. Сенявину от 8 февраля 1772 г.¹⁴¹

Приготовляясь к открытию будущей кампании, поручили Мы отправляемому ныне в Молдавию Нашему адмиралу Ноульсу поправить взятые у неприятеля суда, кои годными найдутся к морскому плаванию, и построить новые, сколько время и тамошние на месте способы дозволять могут. Вам же сим повелеваем отправить, коль скоро ход по морю начнется, половину новоизобретенных флотилии вашей судов к устью Дунайскому, оставя другую при себе для охранения прохода в Азовское море и Крымских берегов, и предписать командиру первых, чтобы при проходе туда уведомил помянутого адмирала и был под его повелением. Между тем, имеете вы стараться окончить и вооружить скорее построенные на Дону два фрегата, а потом идти с ними туда ж и равномерно ожидать его повелений. Впрочем, повелевая вам также уведомлять его о всем, что вы по сему учините, ожидаем Мы от известного Нам усердия и ревности вашей, что сие соизволение Наше как можно скорее исполнено будет и не встретит никаких препятств, ибо надобность службы Нашей в сем деле требует действительного исполнения, а не тщетных затруднений и переписок.

О плане Петербурга организовать экспедицию в Босфор нужно сказать следующее. Предложенный, как было сказано выше, Г.Г. Орловым еще в мае 1770 г., далее этот план забыт не был. Хотя главное внимание в 1771 г. сосредоточили на проведении Крымской операции, началась подготовка и к броску на Константинополь. В частности, в течение 1771 г. было начато создание Дунайской флотилии, командующему которой предписали построить к весне 1772 г. 30 шхун и 30 катеров.¹⁴² А поскольку и после овладения Крымским полуостровом Турция продолжила сопротивляться, братья Орловы вновь предложили привести этот план в исполнение и в начале 1772 г. смогли добиться согласия на его реализацию. Екатерина II, даже пойдя на переговоры с Турцией, согласилась на это, рассчитывая, что таким образом уже точно заставит ее капитулировать.¹⁴³

Согласно плану, удар по Константинополю планировалось нанести с Эгейского и Черного морей и со стороны Болгарии. С Черного моря удар должны были наносить половина «новоизобретенных» кораблей Азовской флотилии, 2 достраивающихся 32-пушечных фрегата, лодки запорожских казаков и суда строившейся на Дунае Дунайской флотилии (в частности, специально строились 4 шхуны).¹⁴⁴ Взяв десант, они должны были атаковать Босфор.

В свете подготовки экспедиции, П.А. Румянцеву при заключении с турками перемирия, по требованию Петербурга, даже пришлось заменить условие полного запрета плавания чьих-либо судов на Черном море на принцип «чтоб обеих сторон военные и другие суда имели взаимно свободу ходить и плавать при берегах [Черного моря], оружию каждой части подвластных».¹⁴⁵ Тем самым русские суда получали право входить в Дунай и плавать вдоль берегов Бессарабии, а не только Крыма. Турки же могли вести мореплавание к Очакову. Для руководства подготовкой экспедиции на Дунай был направлен адмирал Ч. Ноульс. В его распоряжение (то есть к Дунаю) А.Н. Сенявину и предписывалось отправить по готовности указанные суда флотилии.¹⁴⁶

Насколько реальным было осуществление планируемой экспедиции? В отечественной историографии дается однозначно отрицательный ответ. Однако вряд ли А.Г. и Г.Г. Орловы строили свой план, исходя только из одних мечтаний о захвате Константинополя. На что же они рассчитывали?

Безусловно, данный план имел ряд важных недостатков. Во-первых, имевшиеся на Черном море суда Азовской и Дунайской флотилий не могли поднять большой десант. По данным 1770—1773 гг., речь могла идти о 1000—2000 человек, без учета использования дубов и других казацких судов. Во-вторых, явно недооценивался турецкий флот (хотя в целом его состояние оставалось весьма плачевным, но количественно он был еще велик и к тому же практически полностью сосредоточен в Константинополе). И, в-третьих, неясной оставалась ситуация с укреплениями Босфора, ведь с 1770 г. там строил батареи барон Ф. де Тотт.

Однако внезапность и учет опыта действий донских и запорожских казаков были серьезными положительными аргументами. Низкая же боеспособность турецкого флота подтвердилась в Патрасском сражении 1772 г. и в кампании 1773 г. на Черном море.

Выше мы уже описывали достижения казаков в борьбе с Турцией на Черном море в XVII в. Они были весьма существенными. И каждый раз важным условием этих побед были внезапность и стремительность. Выявленное же в 1770—1772 гг. состояние турецкого флота и то, что турки всегда проигрывают, когда сталкиваются с чем-то новым, делали расчет на стремительность и быстроту не пустым аргументом. А ведь Орловы рассчитывали нанести удар одновременно с нескольких направлений. Да и на самом Черном море они намечали использовать, кроме казачьих лодок, еще и два фрегата, часть «новоизобретенных» кораблей и 4 шхуны.

Наконец, в 1770 г. А.Н. Сенявин уже предлагал проведение морской операции по овладению Керченским проливом. Тогда с флотилией из 12 «новоизобретенных» судов и 44 военных лодок с десантом в 1600 человек, при отвлекающем ударе русской армии по Перекопу, он планировал овладеть Керчью и Еникале. А в 1773 г. десантную экспедицию на Синоп предложит уже И.Г. Кинсберген.

Какой же итог можно подвести? Захватить с таким числом десантных войск Константинополь было, несомненно, нереально, но провести демонстрацию, сжечь предместья — вполне возможно. Кроме того, неясен вопрос о количестве предполагаемых к использованию дубов. Ведь при большом их числе размеры русского войска значительно увеличивались. Главным фактором в этой операции была бы внезапность. А в военной истории мы знаем немало примеров, когда дерзость и отказ от шаблона приносили неожиданные результаты. По правилам военного искусства атаковать 9 линейными кораблями 16 кораблей противника, к тому же еще и стоявшего на якорях в выгодной позиции, как это было осуществлено при Чесме, тоже категорически недопустимо, однако решимость нарушить канон принесла колоссальный успех.

Но поскольку с подготовкой казацких дубов никаких мер принято не было (во всяком случае, мы о них ничего не знаем), да и остальные меры носили больше формальный характер, то серьезно говорить об этом ударе не приходится. Тем более что уже 25 апреля последовал указ Екатерины II об «остановлении назначенной к посылке в Дунай половины Азовской флотилии» и отзыве в Петербург посылавшегося для ее проведения адмирала Ч. Ноульса.¹⁴⁷

Между тем, А.Н. Сенявин спешил с завершением ремонта поврежденных льдом «новоизобретенных» кораблей. И как только первые 4 корабля 2-го рода («Модон», «Морея», «Журжа» и «Новопавловск») были готовы, 10 мая он направил их в Керчь. Командовавшему ими капитану 1 ранга Я.Ф. Сухотину А.Н. Сенявин предписал: 1) по прибытии в Керчь известить об этом Ч. Ноульса и дожидаться вызова от него, по получении которого совершить переход к Дунаю; 2) перебросить в Керчь сухопутных солдат, а в Кафу — денежную казну; 3) до получения вызова и «по свозе оной казны с кораблей вам с эскадрою крейсировать от Кефы к проливу Еникальскому и паки обратно для предстережения неприятельских судов, и которые буде покусятся итить в пролив или приближаться к крымским берегам, в том имеете им воспрещать, в случае их упорства и при их же зачатии к нападению, отбивать их, поступая во всем по воинской регуле; и хотя бы на время перемирия не должно было думать неприятельского покушения, но предосторожность требует ежели бы оное получится и ниже Кефы при дальнейших крымских берегах, о чем когда вы от господина командующего в Крыму войсками генералитета получите уведомление и повеление (где защитить крымские берега и отбить неприятеля), то и туда не токмо имеете немедленно следовать, но и стараться исполнить как долг присяги с ревностью в службе требует».¹⁴⁸ А 29 мая за ними в Керчь пошли и оставшиеся 3 корабля 2-го рода («Азов», «Таганрог» и «Корон»), под командованием капитан-лейтенанта О. Салтанова. Тот получил приказание занять позицию в проливе, но в случае, если Сухотин потребует, немедленно присоединиться к нему.¹⁴⁹ Таким образом, в начале июня все силы флотилии сосредоточились в Керченском проливе. В Таганроге же началась ускоренная достройка фрегатов «Первый» и «Второй», наконец-то приведенных туда, а также ремонт корабля 1-го рода «Хотин».

Расписание командиров судов Азовской флотилии в кампании 1772 г.

Однако вызова от Ч. Ноульса Я.Ф. Сухотину так и не поступило (что было естественно, ибо экспедицию на Константинополь, как сказано выше, фактически отменили еще в конце апреля, но А.Н. Сенявина об этом не оповестили), и корабли флотилии остались у берегов Крыма. О. Салтанов с тремя кораблями 2-го рода («Азов», «Таганрог» и «Корон») и 2 бомбардирскими охранял Керченский пролив, а корабли отряда Я.Ф. Сухотина («Морея», «Журжа», «Новопавловск» и «Модон») совершали периодические крейсерства у крымских берегов, базируясь на Кафу. В частности, было применено крейсирование отрядов, состоявших из двух кораблей. Так, в июле переход Кафа—Балаклава—Кафа совершили «Журжа» и «Новопавловск», под командованием капитан-лейтенанта С. Токмачева. А в августе для крейсерства в районе Балаклава — Козлов — мыс Тарханкут вышли «Модон» и «Журжа», под командованием капитан-лейтенанта Н. Реутова. Параллельно они осуществляли и транспортные перевозки для нужд русской армии.

Между тем, начавшиеся в Фокшанах переговоры сразу же забуксовали. В августе обстановка накалилась, и в связи с этим 17 августа А.Н. Сенявин получил рескрипт, подтверждавший отмену посылки кораблей к Дунаю и предписывавший флотилии крейсировать «около Крымского полуострова даже до Бессарабских берегов, как для узнания тамошнего моря, так и для пресечения всякого сообщения в неприятельскую сторону, если бы паче... чаяния татары на противные замыслы поступить вознамерелись».¹⁵⁰ Однако затем переговоры в Фокшанах и вовсе прервались, возникла опасность возобновления турками военных действий. И 4 сентября Екатерина II направила А.Н. Сенявину новый рескрипт, в котором говорилось: «Мы за нужно поставляем сим вам наисильнейшим образом рекомендовать, чтобы со всею вашею флотилией и со всеми судами, в действо употребиться могущими, устремили вы все ваши... силы и бдение к охранению от неприятельского нападения Крымских берегов и к содержанию в обузданности вашей онаго полуострова».¹⁵¹ Но А.Н. Сенявин, исходя из рескрипта от 17 августа, и так уже распорядился вывести для крейсерства у крымских берегов все корабли флотилии, а сам на введенном, наконец, в строй фрегате «Первый» вместе с отремонтированным кораблем «Хотин» перешел из Таганрога в Керчь. 10 сентября он направил ордер Я.Ф. Сухотину на случай обнаружения турецких кораблей: «...Гнать за неприятелем, которого не только чтоб не допустить к высажению десанта на берег, но те суда стараться взять в плен, а в случае их сопротивления разбить».¹⁵² А за два дня до этого, 8 сентября 1772 г., во флотилии состоялось радостное событие: корабль «Азов» захватил в районе Керченского пролива первое неприятельское судно.¹⁵³

Тем временем стало ясно, что опасения Петербурга за ситуацию в Крыму оказались не напрасными. С начала сентября крымские татары начали собираться большими группами, и явно не с мирными намерениями. А в середине сентября командующий русскими войсками в Крыму Ф.Ф. Щербатов сообщил А.А. Прозоровскому, что «скрывавшиеся крымцов против нас поступки и совершения открылись тем, что оне союз с нами держали по сие время под одним только ложным видом и в трактовании упорливостью и затруднениями с своей стороны на представленные им пункты старались выиграть под разными предлогами одно только время. Как к ним от Порты сикурс прибудет, о котором они беспрестанно имели тайные с Портою переписки и которого ныне, действительно со дня на день ожидают. Как уже и разрыв конгресса с турками последовал и перемирие между обеими сторонами кончилось, и для того крымцы собрали и держат в готовности вооруженные свои толпы, чтоб в прибытие сюды турков, соединясь с ними, общими силами против нас действовать, коих при хане около семи тысяч. При Нурадин султане около двух тысяч, исключая других мест, в котором немалое число находится, и в разных местах неприятельские нападения делать начали, убивая при том и грабя приезжающих людей. И маяки понавзморье в точное время во ожидании турецкого сикурса зажигать стали».¹⁵⁴

В тот же момент пришли тревожные сведения и от П.А. Румянцева, который уведомлял А.Н. Сенявина, что «посланный с Дуная наш галиот под командованием флота лейтенанта Ломова, сшедши в Черное море для промеру Буждацких берегов, противною погодою брошен был к стороне Очакова, и будучи на тамошнем рейде, приметил он, что в той крепости неприятельского войска до двух тысяч пехоты и до трех сот конницы... Флот тамо видимый состоит в одном о пятидесяти двух и в трех о двадцати семи пушках кораблях, в четырех галиотах, в трех больших галерах и двадцати двух фаркатах всех вооруженных. В разговорах слышал, что большой их флот под командою капитан паши находится под Варною. Тож приметил из речей от турков, что по прибытию к Очакову сего их большого флота на Крым нападение оне сделать не намерены. В сходство того минувшего 23-го августа прибывший к Измаилу из Царьграда на одном судне грек показывает, что он в следовании своем видел в Черном море турецкий флот под командою капитан паши состоящий в трех больших военных кораблях, двух пергадах, двух гертярах и семнадцати фаркатах, который, выехав из гавани Балчин, следовал в Варну».¹⁵⁵ И хотя здесь говорилось, что турецкий флот не готовит нападения на Крым, полной уверенности в этом быть не могло, особенно принимая в расчет действия крымских татар.

В результате русское командование в Крыму приняло срочные меры для разгона татарских сборищ. Приказ генерал-поручика Ф.Ф. Щербатова, приведенный А.А. Прозоровским в своих «Записках», гласил: «Господину Дельвигу с Алексеевским полком и половиной Компанейского полку разогнать собранную толпу неподалеку от Керчи.

Господин генерал-майор Якобию с его деташементом находящуюся неподалеку от Арабата толпу рассыпав, следовать далее к Керчи, не отделяясь более 60 верст от Кефы, все попадающиеся толпы разсылать.

Господину полковнику Бринку оставя для защищения Салгирского ретрашемента пристойное число пехоты и казаков разсылать толпу при Карасе Базаре.

Разогнание ж собранных на моей дистанции недалеко от Козлова и при самом хане толп представил на дистанцию мою (то есть А.А. Прозоровского. — Авт.)».¹⁵⁶

Азовская же флотилия тем временем плотно прикрыла берега Крымского полуострова. А 20—24 сентября отряды «новоизобретенных» кораблей флотилии соединились в эскадру под общим командованием Я.Ф. Сухотина. Она заняла позицию у Балаклавы для удобного перехода в случае надобности в любую точку крымского побережья.¹⁵⁷ Отметим, что в этот период русским морякам пришлось действовать в условиях сильных штормов у малознакомого побережья на маломореходных «новоизобретенных» кораблях. Однако результат стоил того. Действия русских войск и флотилии произвели на татар должное впечатление: вскоре «видимо стало во всех местах расходящееся татарское войско».¹⁵⁸ Таким образом, кризис в Крыму несколько ослаб.

Из материалов шканечных журналов кораблей Азовской флотилии о крейсерствах в сентябре 1772 г.¹⁵⁹

Между тем, 25 сентября в командование русскими войсками в Крыму вступил генерал-майор А.А. Прозоровский,¹⁶⁰ который сразу же получил известие от П.А. Румянцева, что турки настаивают на продлении перемирия и что он согласен. После этого в конце сентября в Кафе состоялась встреча А.А. Прозоровского, Е.А. Щербинина и А.Н. Сенявина, на которой обсуждались меры по дальнейшим действиям для охраны Крыма. На ней было решено, что флотилия сохранит активные крейсерства у крымских берегов до середины октября (после этого какие-либо действия турок были уже маловероятны), а затем большинство кораблей вернутся в Керчь, чтобы быть готовыми выйти в море уже в марте 1773 г. В море по просьбе А.А. Прозоровского должны были остаться только три корабля, необходимые для общего дозора и перевозки грузов между портами Крыма.¹⁶¹

Сам же А.А. Прозоровский ужесточил действия войск в Крыму. Характеризуя принятые русским командованием меры, целесообразно привести отрывок из дневника А.А. Прозоровского, датируемый периодом между 25 и 28 сентября 1772 г.: «От господина полковника Дельвига тоже получил, что он близ Керчи под командою султана Салим Гирея, толпу, состоящую в четырех тысячах татар, разогнал и они там же все в свои домы разъехались с сообщением никогда впредь не собираться.

От господина Кохиуса получил, что недалеко от него была одна татарская толпа из трехсот человек состоявшая. Для разогнания оной послал он команду, по приближении которой они все тотчас по домам разошлись.

От господина полковника Бибикова получил рапорт, что он взял с собой сто гренадер, две полковые и две маленькие казацкие пушки, четыреста малороссийских да семьдесят донских казаков. И со всею оною командою отправился по Козловской дороге к Каменному мосту, оставя крепость в совершенной безопасности. И от партии вперед от него отправленной, известился, что находиться около трех тысяч татар по близости Каменного мосту. Почему он, перейдя через оный, пехоту и пушки со всех сторон закрыл казаками и, подходя ближе, приказал фланкерам подъезжать, подтверди им, чтоб заманивали к пушкам. Татары ж, не видя больше, как только донских казаков, всеми силами наступать стали. Когда казаки с перестрелок отступать начали и, наведя их на самое ближнее расстояние закрывающие, казаки поспешно раздались, артиллерия и пехота один фас начали стрелять, отчего все татары мгновенно рассыпались, побежали в степь, а казаки оных преследовали. На месте побито татар пятнадцать человек, да казаки перекололи тридцать два человека. С нашей же стороны убитых и раненых никого не было. После чего посланы были от него партии, но нигде никаких сборищ не наехали, почему он в Перекоп возвратился».¹⁶²

Между тем, с 10 по 24 октября большинство судов флотилии вернулись в Керченский пролив. В море по просьбе А.А. Прозоровского остались только 3 корабля 2-го рода («Азов», «Корон» и «Таганрог»), В Керчь они пришли лишь 11—18 декабря!¹⁶³ В результате эти крейсерства, помимо выполнения собственно боевых задач флотилии, сыграли большую роль в усилении подготовки экипажей и в освоении ими условий Черного моря. Кроме того, крейсерства русских кораблей, безусловно, демонстрировали прочность позиций России в Крыму, что не могло не способствовать усилению «русской партии» на полуострове.¹⁶⁴ Последнее же и привело к подписанию 1 ноября 1772 г. Российской империей очень важного договора с Крымским ханством.

Из сведений о действиях оставшихся в море кораблей флотилии и о погоде в это время из шканечных журналов кораблей «Таганрог» и «Азов» за ноябрь—декабрь 1772 г.¹⁶⁵

Нужно отметить, что в начале кампании большинство «новоизобретенных» кораблей требовали серьезного ремонта. Корабли 2-го рода и «Бухарест» пострадали от вмерзания в лед на Таганрогском рейде, а корабль 1-го рода «Хотин» требовал починки подводной обшивки. Тем не менее, благодаря принятым А.Н. Сенявиным мерам, они достаточно быстро вошли в строй. Первые четыре корабля 2-го рода были готовы уже к 7 апреля.¹⁶⁶ Несколько позднее был закончен ремонт на остальных трех кораблях этого рода. В мае все они вышли в море.¹⁶⁷ «Хотин» отремонтировали после его прихода из Керчи в Таганрог.

Что же касается работ по улучшению мореходных качеств «новоизобретенных» кораблей, то они проведены не были: на это в начале 1772 г. не нашлось ни времени (флотилия должна была начать действовать), ни материалов. В качестве эксперимента А.Н. Сенявин распорядился снять с 4 кораблей 2-го рода носовые гаубицы (на деле же они были сняты с 5 кораблей 2-го рода), но это эффекта не дало.

Летом 1772 г. в состав флотилии вошли новые боевые суда: 4 палубных бота и 32-пушечный фрегат «Первый» (последний в августе). Практически закончен был и фрегат «Второй». Фрегат «Первый» и первый из палубных ботов начали действовать в конце августа, а остальные 3 бота — осенью.

Знаменательным событием кампании 1772 г. стали переходы первых русских судов через Черное море. Так, в марте из Керчи к Дунаю совершила поход (правда, неудачный) дубель-шлюпка,¹⁶⁸ а из Измаила сначала в Керчь, затем в Таганрог перешел галиот лейтенанта Г. Вельяшева (летом он вернулся на Дунай).¹⁶⁹ Летом же произошел и третий переход — галиот капитана 2 ранга И.Г. Кинсбергена доставил А.Н. Сенявину сведения о заключении перемирия в Джурджу.¹⁷⁰

Однако в 1772 г. у флотилии было и два неприятных события: в марте у Сулинского гирла Дуная погибла дубель-шлюпка (экипаж спасся), а осенью у кавказских берегов погиб один из палубных ботов, под командованием лейтенанта А. Мальцова (не спасся никто). Сначала бот считался пропавшим без вести, а затем с помощью информаторов удалось восстановить картину происшедшего с ним. Выйдя из Кафы к Керченскому проливу, бот попал в шторм и потерял ориентацию (карты Черного моря у русских моряков тогда не было). После длительного скитания по морю бот вышел к кавказскому побережью у города Сухума. К тому времени на нем оставалось в живых не более 5 членов экипажа. Здесь бот подвергся нападению абазинцев, которые высадились с лодок и начали его грабить. В сложившейся ситуации, будучи не в состоянии защитить судно, лейтенант А. Мальцов взорвал бот вместе с русскими моряками и бывшими на нем абазинцами.¹⁷¹

Из донесения вице-адмирала А.Н. Сенявина о судьбе пропавшего без вести осенью 1772 г. палубного бота¹⁷²

...Сей же конфидент уведомил, что пропавшее наше российское одномачтовое судно в прошлой осени зашло в город, состоящий на границе абазинцев и грузин на Черном море называемый Сухум; в то время в судне не более было россиян как 5 человек, а видно де, что прочие вымерли; тамошние живущие абазинцы на своих лодках окружа судно многим числом людей вошед на оное судно зачали грабить, но командир судна, не имея никакого спасения от сих варваров, в отчаянии зажег состоящий у него порох, от чего как судно, так и все абазинцы, сколько их ни было на судне и в лодках, убиты, и оно сгорело.

Примечания

1. Бескровный Л.Г. Указ. соч. С. 490.

2. Характеристика данного театра военных действий дана по: Петров А.Н. Указ. соч. Т. 3; Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1; Краткая географическая энциклопедия. М., 1961—1966. Т. 1—5; МИРФ. Ч. 6.

3. Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. С. 259, 261, 263; Петров А.Н. Указ. соч. Т. 1. С. 306—307.

4. МИРФ. Ч. 6. С. 367—369.

5. Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 97, 99, 101.

6. Петров А.Н. Указ. соч. Т. 1. С. 108, Т. 2. С. 355; Т. 3. С. 190.

7. Там же. Т. 2. С. 359—360.

8. Там же. Т. 2. С. 360.

9. Записки Мухаммеда Неджати-эфенди, турецкого пленного в России в 1771—1775 гг. // Русская старина. 1894. Т. 81. № 4. С. 181—184. Будучи секретарем командующего турецкими войсками в Крыму Ибрагим-паши, Мухаммед Неджати-эфенди дает очень интересные сведения о ситуации сложившейся зимой 1770/1771 г. на Крымском полуострове. Исследователь В.Д. Смирнов рисует картину полного бездействия Крымского хана Селим-Гирея накануне вторжения. (Смирнов В.Д. Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты в XVIII столетии. Одесса, 1889. С. 132—133).

10. МИРФ. Ч. 6. С. 347; РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 5. Л. 437—437 об.

11. РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 5. Л. 438—438 об. Кстати, Высочайшим указом от 12 апреля 1771 г. для офицеров флотилии проводка судов от верфей к дельте Дона в 1769—1770 гг., равно как несение брандвахтенной службы, приравнивались к соответствующим кампаниям на Балтийском море, а полное плавание по Азовскому морю объявлялось равным Архангелогородскому плаванию вокруг Скандинавии.

12. Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 1. С. 70.

13. Записки князя Петра Долгорукова / пер. с фр. А.Ю. Серебрянниковой. СПб., 2007. С. 424.

14. В высочайшем рескрипте Екатерины II А.Н. Сенявину, в котором тому сообщались задачи флотилии в 1771 г., была особо отмечена необходимость самого тесного взаимодействия флотилии с армией В.М. Долгорукова. В частности, Екатерина II писала: «...Дабы вы (имеется в виду А.Н. Сенявин. — Авт.) с своей стороны оному (В.М. Долгорукову. — Авт.) во всех случаях по крайней мере способствовали и тем взаимно друг другу в общем подвиге делала облегчение». МИРФ. Ч. 6. С. 348.

15. Бескровный Л.Г. Указ. соч. С. 490.

16. Там же.

17. Там же.

18. Там же.

19. Там же.

20. Петров А.Н. Указ. соч. Т. 3. С. 175.

21. Так турецкий флот уже делал во время Русско-турецкой войны 1735—1739 гг.

22. Текст по: МИРФ. Ч. 6. С. 348—350; Рескрипты и указы императрицы Екатерины II к А.Н. Сенявину. С. 1368—1373.

23. РГАВМФ. Ф. 172. Оп. 1. Д. 16. Л. 266 об. Речь идет о плане А.Н. Сенявина по размещению десантных войск на судах флотилии.

24. МИРФ. Ч. 6. С. 350.

25. Петров А.Н. Указ. соч. Т. 3. С. 177.

26. МИРФ. Ч. 6. С. 351.

27. Там же. С. 353.

28. Там же.

29. Там же. С. 354.

30. РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1042. Л. 3; МИРФ. Ч. 6. С 354.

31. МИРФ. Ч. 6. С. 355. Подготовить корабли к 10 мая 1771 г. помешала погода (МИРФ. Ч. 6. С. 354).

32. МИРФ. Ч. 6. С. 355.

33. Там же. С. 356.

34. РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1040а. Л. 3 об.

35. Там же. Л. 9 об. — 11 об.

36. МИРФ. Ч. 6. С. 358; РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 7. Д. 608. Л. 206—207; Ф. 870. Оп. 1. Д. 1042. Л. 20 об. Но несмотря на это, обычно в литературе указывалось и указывается, что в тот день погиб корабль 2-го рода «Морея» (Веселаго Ф.Ф. Список русских военных судов 1668—1860 гг. СПб., 1872. С. 452—455; Данилов А.М. Линейные корабли и фрегаты русского парусного флота. С. 202—203. Первым же отметил, что погиб бомбардирский корабль, А.Б. Шешин в своей статье: Азовская флотилия в войне 1768—1774 гг. // Судостроение. 1974. № 7. С. 49).

37. РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1040а. Л. 18 об.

38. Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. С. 301.

39. МИРФ. Ч. 6. С. 358.

40. Там же. С. 359.

41. Петров А.Н. Указ. соч. Т. 3. С. 341.

42. Там же. С. 179—180; Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. С. 301.

43. О взятии Перекопской укрепленной линии см.: Петров А.Н. Указ. соч. Т. 3. С. 179—181; Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. С. 301.

44. Во время штурма Перекопской крепости 20 мая 1736 г. В.М. Долгоруков проявил доблесть и мужество, вследствие чего Генерал-фельдмаршал В.Х. Миних вопреки запрещению произвел его в прапорщики.

45. МИРФ. Ч. 6. С. 359—360.

46. Там же. С. 360.

47. Там же.

48. Там же. С. 361.

49. РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1040а. Л. 31.

50. Данный эпизод обычно только упоминается. Самое «подробное» его рассмотрение есть только в Морском Атласе Т. 3. Ч. 1. С. 301. Данная реконструкция дана по: МИРФ. Ч. 6. С. 361—363; РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1040а. Л. 31—33.

51. РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1040а. Л. 31—31 об.

52. Там же. Л. 32.

53. РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1040а, Л. 31—33; МИРФ. Ч. 6. С. 361—363.

54. Там же.

55. Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. С. 301.

56. МИРФ. Ч. 6. С. 362.

57. РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1040а. Л. 33 об. — 41 об; Д. 1042. Л. 33 об. — 38.

58. МИРФ. Ч. 6. С. 362—363.

59. Описание произошедших событий дано по: МИРФ. Ч. 6. С. 364—365; РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1042. Л. 34 об. — 36.

60. Романов Б.С. Черноморскому флоту — быть! Век XVIII. С. 48—49.

61. РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1040а. Л. 31—41 об.; Д. 1042. Л. 30—39 об.

62. МИРФ. Ч. 6. С. 362—363.

63. Петров А.Н. Указ. соч. Т. 3. С. 181.

64. Бескровный Л.Г. Указ. соч. С. 491.

65. Петров А.Н. Указ. соч. Т. 3. С. 182—184.

66. Записки Мухаммеда Неджати-эфенди... Т. 81. № 4. С. 187.

67. Там же. С. 187—188.

68. Там же. С. 187.

69. Там же. С. 188—189.

70. Петров А.Н. Указ. соч. Т. 3. С. 188—189.

71. 17 июля 1771 г. курьеры доставили сведения о взятии Кафы, Керчи и Еникале в Петербург, чем вызвали большую радость у Екатерины И. Особое же удовольствие она выразила В.М. Долгорукову за овладение двумя последними крепостями, так как их взятие открывало Азовской флотилии выход на Черное море. В итоге за победы при Перекопе и Кафе В.М. Долгоруков получил орден Св. Георгия I степени, а его сын — звание полковника и орден Св. Георгия IV степени. Ф.Ф. Щербатов же за овладение Арабатом и Керченским полуостровом был награжден орденом Св.-Георгия III степени и званием генерал-поручика.

72. МИРФ. Ч. 6. С. 379.

73. Записки Мухаммеда Неджати-эфенди... № 4. С. 185—191.

74. Там же. С. 185.

75. Там же. С. 191.

76. РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1040а. Л. 39—41 об.; Д. 1042. Л. 37—39 об.

77. Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. С. 302.

78. Андреев А.Р. История Крыма. М., 1997. С. 175; Петров А.Н. Указ. соч. Т. 3. С. 186—187.

79. Там же.

80. Записки генерал-фельдмаршала князя Александра Александровича Прозоровского (1756—1776). М., 2004. С. 417.

81. Бескровный Л.Г. Указ. соч. С. 492.

82. Петров А.Н. Указ. соч. Т. 3. С. 185; МИРФ. Ч. 6. С. 365.

83. МИРФ. Ч. 6. С. 366; РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 7. Д. 609. Л. 307—307 об. Батарея была спроектирована инженер-полковником Елгозиным.

84. РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1042. Л. 42.

85. МИРФ. Ч. 6. С. 366. 14 июня эти корабли прибыли в Таганрог. А уже 3 и 5 августа впервые да из них вернулись обратно в Керченский пролив. Вскоре сюда пришел и третий корабль.

86. РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1061. Л. 45—63 об.

87. Там же. Ф. 212. Оп. 4. Д. 4. Л. 145—145 об.

88. Там же.

89. Там же. Л. 146—147 об.

90. Там же. Ф. 212. Оп. 4. Д. 4. Л. 146—146 об.

91. МИРФ. Ч. 6. С. 368—369.

92. Там же.

93. Там же. С. 374.

94. Там же. С. 368, 380. Подробная информация об этом походе содержится в шканечном журнале корабля «Хотин»: РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1040а. Л. 57—82.

95. РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1040а. Л. 70 об. — 71.

96. МИРФ. Ч. 6. С. 390; РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1042. Л. 77 об. — 82 об. В эвакуации войск из Тамани участвовали кроме военных лодок корабли «Хотин», «Азов», «Новопавловск» и «Журжа».

97. РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1061. Л. 116 об. — 146.

98. Там же. Ф. 173. Оп. 1. Д. 12. Л. 102—104 об., 113—113 об.

99. Там же. Л. 53—67 об. Отметим, что «по вине» противника флотилия за весь 1771 г. потеряла лишь 21 человека (в том числе одного офицера — лейтенанта Я. Панова), бывших в экипажах палубного бота и военной лодки № 45, а также входивших в число прикрытия партии по набору пресной воды в Крыму в конце июня (для сравнения: только в офицерском составе потери флотилии от болезней и эпидемий составили 16 офицеров, да в кораблекрушениях погибли еще 2 офицера).

100. Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 1. С. 345. Сенявин обосновывал свою просьбу слабостью здоровья, изрядно подорванного службой в столь сложных условиях. При этом А.Н. Сенявин и в молодости не отличался хорошим здоровьем.

101. О том, насколько было важно участие Азовской флотилии в операции по переправе корпуса Ф.Ф. Щербатова на Арабатскую стрелку (т. е. в организации одновременности прорыва русских войск в Крым на двух направлениях), прекрасно свидетельствуют два следующих примера.

Первый из них относится к Русско-турецкой войне 1735—1739 гг., когда в 1739 г. турецкий флот, заняв позицию у Геничи, просто перекрыл возможность войскам П.П. Ласси переправиться через Сиваш на Арабатскую стрелку (флотилия П.П. Бредаля в этот год действовать не могла, но и в случае ее деятельности вряд ли она могла бы заставить турецкие корабли покинуть эту позицию). Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. С. 263.

Не менее интересен и второй пример. В 1920 г. М.В. Фрунзе, планируя операцию по прорыву в Крым через Сиваш и Арабатскую стрелку (с последней войска должны были перебраться на полуостров в районе устья реки Салгир), рассчитывал на прикрытие этой операции с моря Азовской военной флотилией. Однако флотилия оказалась скованной льдами в Таганрогском заливе и не смогла принять участие в боевых действиях, и от данного плана М.В. Фрунзе пришлось отказаться. Заблоцкий В.П. Неизвестная война на Азовском море // Гангут. 2001. № 28. С. 32—33.

102. МИРФ. Ч. 6. С. 379.

103. Там же. С. 385.

104. Петров А.Н. Указ. соч. Т. 3. С. 190—191.

105. Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 1. С. 127.

106. Соловьев С.М. Сочинения. В 18 кн. Кн. XIV. История России с древнейших времен. Т. 27—28. С. 442—443.

107. Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. С. 311.

108. Петров А.Н. Указ. соч. Т. 3. С. 191. Кроме того, необходимо отметить, что еще во время переговоров с Турцией о мире в 1699—1700 гг. в ответ на требование Е.И. Украинцева предоставить России свободу мореплавания по Черному морю и через проливы, ответ турок был крайне жестким: Черное море для Турции — это непорочная девица, и к ней они не подпустят ни одного чужестранца, разве, что «турское государство падет и вверх ногами обратится».

109. Исабель де Мадариага. Россия в эпоху Екатерины Великой... С. 344.

110. Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 137.

111. Век Екатерины II. Дела балканские. С. 101.

112. Там же.

113. Век Екатерины II. Дела балканские. С. 103—104.

114. Там же. С. 105.

115. Там же.

116. Там же. С. 106.

117. Век Екатерины II. Дела балканские. С. 106; Бескровный Л.Г. Указ. соч. С. 493.

118. Бескровный Л.Г. Указ. соч. С. 494; Россия и Черноморские проливы (XXIII—XX столетия). С. 67.

119. Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 180.

120. Очерки Истории СССР. Период феодализма. Россия во второй половине XVIII века. М., 1956. С. 359.

121. Тарле Е.В. Указ. соч. С. 91—92; Широкорад А.Б. Адмиралы и корсары Екатерины Великой. С. 114—115.

122. МИРФ. Ч. 12. С. 28—31.

123. Тарле Е.В. Указ. соч. С. 92.

124. Век Екатерины II. Дела балканские. С. 108.

125. Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 200.

126. Там же. С. 201.

127. Там же. С. 212—213. «Самое большое, чего удалось добиться Обрескову, — это согласия Турции на то, чтобы русские торговые суда, плавающие в Средиземном море, располагали "потребными пушками и военными снарядами к защищению себя от случающихся в тех морях разбойников". Относительно же Черного моря Абдур-Резак заявил, что в нем "как разбойников, так и посторонней войны нет места опасаться", поэтому по Черному морю должны плавать только торговые суда России», — отметила в своем труде Е.И. Дружинина.

128. Там же. С. 239.

129. Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 211.

130. Там же. С. 228.

131. Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. С. 303; Век Екатерины II Дела балканские. С. 109.

132. Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 228—229.

133. Там же. С. 186.

134. Там же. С. 187.

135. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. 1773—1774 гг. Кн. XV. Т. 29. С. 29.

136. Широкорад А.Б. Флагманы и корсары Екатерины Великой. С. 113.

137. Подробнее см. главу V.

138. Век Екатерины II Дела балканские. С. 108.

139. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. 1773—1774 гг. Кн. XV. Т. 29. С. 78.

140. Рескрипты и указы императрицы Екатерины II к А.Н. Сенявину. С. 1386—1387; МИРФ. Ч. 6. С. 395—396.

141. МИРФ. Ч. 6. С. 395—396.

142. Там же. С. 732—733, 737—738.

143. Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 150; Россия и Черноморские Проливы (XVIII—XX столетия). С. 54.

144. МИРФ. Ч. 6. С. 395—396. Вследствие проволочек в 1771 г. на Дунае сумели подготовить материал только для 4 шхун.

145. Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 155.

146. МИРФ. Ч. 6. С. 395—396.

147. Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 1. С. 167.

148. РГАВМФ. Ф. 172. Оп. 1. Д. 15. Л. 140—145.

149. МИРФ. Ч. 6. С. 407—409.

150. Рескрипты и указы императрицы Екатерины II к А.Н. Сенявину. С. 1387—1388.

151. Там же. С. 1389—1390.

152. РГАВМФ. Ф. 168. Оп. 1. Д. 10. Л. 2 об. — З.

153. Эристов Д. История русских призов // Морской сборник. 1855. Т. 18. № 9. С. 92.

154. Записки... А.А. Прозоровского. С. 457—458.

155. Там же. С. 460—461.

156. Там же. С. 458.

157. РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1096, 1123, 1124 (соответственно шканечные журналы кораблей «Журжа», «Таганрог» и «Азов»), Наиболее детально эти дни освещены в журнале корабля «Таганрог»: РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1123. Л. 68 об. — 78.

158. Записки... А.А. Прозоровского. С. 462.

159. РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1096, 1123, 1124.

160. Там же. С. 463.

161. Там же. С. 465—466.

162. Там же. С. 464.

163. МИРФ. Ч. 6. С. 418. РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1123. Л. 118—121. Д. 1124. Л. 58 об. — 62 об. Сначала к Керчи пришел корабль «Корон», а затем «Азов» и «Таганрог».

164. История русской армии и флота. М., 1912. Вып. VIII. С. 50.

165. РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1123. Л. 84 об. — 121; Д. 1124. Л. 47—62.

166. МИРФ. Ч. 6. С. 400.

167. Там же. С. 406—409.

168. Там же. С. 740—741.

169. Там же.

170. Там же. С. 746—747.

171. РГАВМФ. Ф. 172. Оп. 1. Д. 16. Л. 230.

172. Там же.