3.5. Новые веяния в военном деле

Для изучения военного дела Боспора периода сарматской экспансии, как и для более раннего времени, большое значение имеют материалы, полученные при раскопках курганов. Первостепенную важность для понимания происходивших глобальных перемен, как представляется, имеет курган, раскопанный на мысе Ак-Бурун, т. е. на южной оконечности Керченской бухты в 1875 г. (Виноградов Ю.А., 19936; 2005. С. 292—294). В его центральной могиле были обнаружены кремированные останки воина с весьма показательным погребальным инвентарем (рис. 46). Наиболее известная находка, происходящая отсюда, — золотой ажурный шлем, украшенный троекратно исполненным цветком каллы между волютами (рис. 46, 3). Некоторые исследователи сближают его по форме с сарматскими шлемами или с кожаными колпаками кочевников. Вполне возможно, что этот парадный золотой шлем надевался поверх меховой шапки.

Другие вещи роднят курган Ак-Бурун с культурами народов, которые заселяли территории к востоку от Скифии (Подонье — Прикубанье). Из предметов вооружения в первую очередь обращает на себя внимание меч (рис. 46, 2). Его длина — 0,99 м, ширина у пяты клинка — 9 см. Нельзя согласиться с учеными, которые сближали эту находку с греческой махайрой или со скифским акинаком. Как показала А.И. Мелюкова, мечи длиннее 0,70 м вообще весьма редки в скифских комплексах (1964. С. 60). К сожалению, рассматриваемый меч, особенно его рукоять, имеет слишком плохую сохранность, и невозможно с уверенностью судить, имел ли он металлическое перекрестие или металлическое навершие. По этой причине аналогии ему можно найти в савроматских и сарматских комплексах, где встречаются длинные мечи без металлического навершия (Смирнов, 1961. С. 22; Хазанов, 1971. С. 18), либо в прикубанских памятниках IV—III вв. до н. э., где, как говорилось, были распространены довольно длинные мечи с коротким брусковидным навершием, но без металлического перекрестия (см. главу 2.2, рис. 32, 15—19). Видный исследователь древностей этого района К.Ф. Смирнов относил меч из Ак-Буруна к мечам синдо-меотского (прикубанского) типа (Смирнов, 1980. С. 40, рис. 2, 22), что представляется вполне вероятным.

Рис. 46. Находки из кургана Ак-Бурун (1875 г.). 1 — наконечник дротика; 2 — меч; 3 — золотой ажурный шлем; 4 — железные пластины от панциря (?)

Среди прочего вооружения в кургане Ак-Бурун были найдены 4 наконечника дротиков, наконечник копья, железные наконечники стрел, железные пластинки, как считают некоторые исследователи, от чешуйчатого панциря. Железные пластины (рис. 46, 4) выделяются своими крупными размерами и, в общем, мало напоминают обычный чешуйчатый доспех, Е.В. Черненко по этой причине предполагал, что они относятся к покрытию щита (1968. С. 37). Исследователи кургана, однако, были уверены в том, что они нашли здесь не щит, а железный «нагрудник», т. е. панцирь (см.: Виноградов Ю.А., 2001в. С. 314). Возможно, это был панцирь нового, неизвестного в Скифии типа, состоявший из серии скрепленных между собой горизонтальных железных пластин, который был принесен на запад продвинувшимися с востока сарматами. Можно обратить внимание, что подобный по конструкции панцирь был обнаружен в более позднем сарматском погребении в Буеровой могиле на Таманском полуострове (см. главу 4.3).

В наборе наступательного вооружения, как говорилось, представлены также дротики (рис. 46, 1). Как показала А.И. Мелюкова, дротики редко встречаются в степных скифских памятниках, но они хорошо представлены в лесостепных районах Северного Причерноморья и в Прикубанье (Мелюкова, 1964. С. 44 сл.; см. также главы 1.2; 2.2). Железные втульчатые наконечники стрел IV—III вв. до н. э. бытовали в Скифии повсеместно (Мелюкова, 1964. С. 29), но их количество сравнительно невелико, и в колчанных наборах они почти всегда встречаются вместе с бронзовыми. Любопытно, что в рассматриваемом комплексе представлены исключительно железные наконечники. В IV в. до н. э. такие наконечники преобладали в Прикубанье (Анфимов, 1951. С. 166; Смирнов, 1958. С. 305; см. также главу 2.2, рис. 32, 3), а также в некоторых районах распространения сарматской (прохоровской) культуры (Мошкова, 1962. С. 82). Вообще же весь комплекс вооружения из кургана Ак-Бурун наибольшее число аналогий имеет в районе Прикубанья, где в ряде богатых погребений этого времени встречается следующий набор оружия: длинный меч, несколько копий (от 1 до 7), несколько железных наконечников стрел (Смирнов, 1958. С. 306).

Рис. 47. Надгробие воина из Керчи (1951 г.)

Курган Ак-Бурун, по нашему глубокому убеждению, является важным памятником времени крушения Великой Скифии, кардинальных этнических и политических перемен в регионе, вызванных продвижением сарматских племен на запад (Виноградов Ю.А., 1993. С. 46—49). Дата его возведения достаточно уверенно определяется в пределах конца IV — начала III вв. до н. э. По этой причине представляется весьма соблазнительной попытка связать этот курган с описанными выше событиями междоусобной войны сыновей Перисада I. В.Ф. Гайдукевич высказал вполне логичное предположение, что здесь был погребен один из союзников Евмела, поддержавших его в борьбе за боспорский престол (Gajdukevič, 1971. S. 142).

Дротики, подобные обнаруженным в кургане Ак-Бурун, как можно полагать, стали на Боспоре достаточно популярным видом метательного оружия. Очень интересно в этом отношении надгробие воина, найденное в Керчи в 1951 г. (рис. 47). В отличие от описанных выше таманских рельефов, это надгробие не рельефное, а расписное (Иванова, 1961. С. 108—110, рис. 52). Изображение здесь, по понятным причинам, сохранилось не очень хорошо, однако вполне можно разглядеть, что на надгробии представлен безбородый юноша, вероятно, совершающий возлияние. На его ногах изображены кнемиды, обозначенные желтой краской (вероятно, бронзовые), за спину закинут сравнительно небольшой по размерам щит круглой формы. Из наступательного вооружения представлен меч, который, судя по характеру рукояти, следует считать махайрой, и три копья или дротика. Стела датируется концом IV—III вв. до н. э., большое количество копий (дротиков) у изображенного здесь воина, вероятнее всего, следует связывать с влиянием военного дела племен Прикубанья (Нефёдкин, 2004а), что в контексте событий, речь о которых шла выше, представляется вполне закономерным.