3.2. Батальные сцены в боспорском искусстве

Яркими иллюстрациями действий боспорской армии на поле боя являются росписи пантикапейских склепов римского времени. Военизация государства в этот период, с одной стороны, и идея героизации усопшего, воспевания его подвигов в борьбе с врагами, с другой, получили в них вполне адекватное изобразительное воплощение (Диатроптов, 2001. С. 78—86). Разнообразные предметы вооружения и воинского снаряжения представлены достаточно подробно, в то же время многие детали оставались для создававших фрески мастеров малосущественными.

Самым ранним в данном отношении является склеп второй половины I в., открытый в 1841 г. директором Керченского музея А.Б. Ашиком, и, возможно, принадлежавший одному из боспорских царей (АДЖ. С. 346—375. Табл. LXXXVII—XCI). Относительно датировки склепа можно исходить только из общих соображений, но все же следует отдать предпочтение третьей четверти I в. Прежде всего, обращают на себя внимание такие детали, как изображения гладиаторов и венаторов — мода на связанные с ними представления пришла из Рима. Наибольшее влияние его на сферу зрелищ можно соотнести с периодом Боспорской войны 45—49 гг., когда римские войска четыре года оставались на территории царства, и последующим правлением Котиса I, демонстрировавшего Империи свой сервилизм и ставшего первым «пожизненным первосвященником августов». К сожалению, о росписях склепа можно судить только по рисункам, изготовленным довольно посредственным художником А.М. Стефанским сразу после его открытия. Впечатляет нарисованная на одной из стен картина боя, расположенная под изображением загробного пира. Два отряда конных воинов с пиками наперевес во весь опор несутся навстречу друг другу, а между ними уже лежит груда мертвых тел (рис. 107). Группа боспорцев, атакующая в сомкнутом боевом порядке, представлена слева, что соответствует характерному для греческого искусства «направлению победителей». Это шесть героизированных всадников с непокрытыми головами в длинных кафтанах, через треугольный вырез которых видны чешуйчатые панцири или нагрудники. Они вступили в бой в численном меньшинстве, поскольку первоначально им противостояли восемь вражеских воинов, трое из которых уже повергнуты на землю и мертвы. Их защитное вооружение представлено каркасными шлемами конической формы и панцирями двух типов. У одних, в том числе у погибших, они короткие чешуйчатые, без рукавов, у других, чей высокий социальный ранг подчеркнут трехчастными эмблемами на шлемах — панцири пластинчатые с рукавами до локтей, длинные до пят. В последнем случае фигуры воинов были показаны в копии несколько необычно: сидящими по-женски, что совершенно невозможно для тяжеловооруженного всадника.

М.И. Ростовцев считал, что женская посадка и доходящий до низа ног пластинчатый панцирь-кафтан этих участников сражения являются несомненной фальсификацией (АДЖ. С. 352). Впоследствии оказалось, что в отношении панциря он ошибался. Что касается посадки, то как только ни пытались ее объяснить (Горончаровский, 1993. С. 80). Вот только некоторые из предложенных объяснений: лошади всадников-катафрактариев имели пластинчатый панцирный доспех, неверно воспринятый при копировании фрески (Десятников, 1972. С. 75); неустойчивая «дамская» посадка использовалась для демонстрации пренебрежения к противнику (Кызласов, 1973. С. 75); наконец, конным воинам, одетым в длинный неразрезанный панцирь, ничего не остается как сидеть боком (Горелик, 1971. С. 245). Впрочем, уже М.И. Ростовцев считал, что на самом деле это изображение сидящих на лошади всадников, у которых левая нога выдвинута вперед, а правая, по другую сторону лошади, отброшена несколько назад (АДЖ. С. 353). После длительной дискуссии следует признать наиболее близкой к истине следующую точку зрения: художник действительно неверно интерпретировал изображение длинных доспехов, естественно, имевших разрезы, и вполне обычную посадку всадников. Если нижний край полы доспеха спускается чуть ниже брюха лошади, то левая нога показана вполне реально, а правая была трактована так, как будто катафрактарий сидит на лошади боком (Галль, 1997. С. 186). Следует отметить, что в данном случае многих исследователей ввело в заблуждение стремление боспорских живописцев к максимальной фронтальности изображений социально значимых персонажей и определенной симметрии композиции. Между тем они выполнены по канону, где все условно — от коня до всадника. Он появился в Пальмире и Сирии в конце I в. до н. э., а с начала следующего столетия получил на Востоке всеобщее распространение (Кошеленко, 1962. С. 135 сл.). Вот почему на боспорских фресках во всех случаях левостороннего движения всадники с копьями наперевес оказываются левшами, т. е. их фигуры как бы зеркально вывернуты. Только так можно было избежать их показа со спины, что, конечно, нарушило бы торжественно-парадный характер росписей склепов.

Рис. 107. Сцена конного боя в росписи пантикапейского склепа 1841 г.

Не менее интересен для истории военного дела Боспора уже упоминавшийся склеп, открытый в 1872 г. на северном склоне горы Митридат. Часто его называют «Стасовским», так как первое исследование и публикация открытых там росписей принадлежат перу известного художественного критика В.В. Стасова (1824—1906). В своей работе он пользовался кальками в натуральную величину, снятыми и раскрашенными художником Ф.В. Гроссом сразу после открытия склепа и затем сверенными им на месте. Более достоверными являются копии 1909 г., выполненные в красках художником М.В. Фармаковским для М.И. Ростовцева (АДЖ. С. 294).

В плане относительной хронологии Стасовский склеп, безусловно, более поздний, чем склеп 1841 г. Вслед за М.И. Ростовцевым это погребальное сооружение принято датировать первой половиной II в. (АДЖ. С. 345; Ернштедт, 1955. С. 276) или более широко — II в. (Гайдукевич, 1949. С. 415). При этом совершенно не учитывались данные об остатках погребального инвентаря в виде двух стеклянных бальзамариев. Один из них, «с высоким толстым горлом и низким, нешироким и плоским основанием» (АДЖ. С. 296), по классификации Н.З. Куниной и Н.П. Сорокиной относится к типу I (гр. 1, вариант В), датирующемуся серединой I — началом II в. (Кунина, Сорокина, 1972. С. 149. Рис. 1). Судя по рисунку в публикации В.В. Стасова (Стасов, 1894. С. 213 сл. Табл. V), второй бальзамарий имел чрезвычайно вытянутое горло и вогнутое коническое основание. Он тоже принадлежит к типу I, но уже гр. 2, варианта Е, появляющегося в Северном Причерноморье не ранее начала II в. Этим временем, скорее всего, и следует датировать погребение в склепе и его росписи.

Владелец склепа, очевидно, был крупным военачальником. По обе стороны от центральной ниши-лежанки, ставшей местом его последнего успокоения, на стене запечатлены красочные сцены из военной жизни. На одной из них показано столкновение боспорского войска с вражеской конницей (рис. 108). Слева скачет катафрактарий в коническом шлеме и чешуйчатом панцире с разрезом, надетом поверх кафтана с длинными рукавами. Развевающийся за его спиной плащ создает впечатление быстрого движения. За всадником движется тяжеловооруженная пехота с короткими копьями и овальными щитами, имеющими металлические умбоны и оковку по краям (тематически к этой группе примыкает описанное выше изображение таких же воинов во главе со знаменосцем на западной стене центральной ниши). Навстречу пехотинцам устремляется конный вражеский лучник, на полном скаку пускающий стрелы в своих противников. На левом боку у него висит длинный меч в ножнах. Сзади за своим предводителем следует катафрактарий, по защитному вооружению отличающийся от боспорского только тем, что его панцирь имеет длинные рукава. В этой сцене боя боспорцы слева и варвары справа в отношении вооружения мало чем отличаются друг от друга.

Рис. 108. Сцена конного боя в росписи Стасовского склепа 1872 г.

Перед наступающими боспорскими воинами на земле валяются окровавленные тела их поверженных врагов. Один пронзен в сердце копьем со сломанным от удара древком, у другого отрублена голова, рядом — смертельно раненная лошадь с застрявшим в шее сломанным копьем. Седло на ее спине показано с выделенным выступом передней луки и свешивающимися тремя ремнями, под ним — красный чепрак. Наряду с общим схематизмом в этой сцене, безусловно, присутствует захватывающая динамика конного сражения, в котором запечатленная атака является уже не первой. Два преломленных копья явно носят символический характер, показывая, с одной стороны, мощь всадника-победителя, с другой — сокрушенную силу противника (Галль, 1997. С. 189 сл).

Другой сюжет представляет бой между боспорским тяжеловооруженным всадником и пешим варваром, возможно, тавром (рис. 109). Под всадником схематично трактованное седло округлой формы. На его голове конический каркасный шлем, а поверх кафтана надет чешуйчатый панцирь с разрезами. Обороняющийся воин изображен с определенным этнографическим реализмом без шлема и панциря, с длинными волосами, усами и торчащей бородой. Он вооружен коротким мечом и ромбовидным щитом, обведенным по краю бурой полосой, скорее всего, деревянным или кожаным. Такая форма щита является достаточно редкой, так как очень невыгодна для защиты плечей, груди и бедер. Интересно отметить, что такой же ромбовидный щит мы видим в изображении трофея на монете царя Аспурга (10/11—38), который одержал ряд важных побед в Таврике, и в серии терракотовых статуэток-гротесков II—III вв. (Сокольский, 1955. С. 17—18).

Рис. 109. Батальная сцена в росписи Стасовского склепа 1872 г.

Еще одна сцена конного боя, скопированная в красках Ф.В. Гроссом (рис. 110), была обнаружена в расписном склепе 1873 г., расположенном недалеко от «Стасовского». Более детальную копию, но уже со значительными утратами и в черно-белом варианте, изготовил в 1911 г. М.В. Фармаковский (АДЖ. С. 228), но, в любом случае, при изучении росписи склепа приходится пользоваться и рисунками Ф.В. Гросса, несмотря на ряд неточностей дающими представление о композиции батальной сцены в целом. М.И. Ростовцев, за отсутствием более точных данных, исходя из анализа особенностей стиля росписи, полагал, что ее можно отнести к концу I — первой половине II в., отмечая возможный приоритет в этом отношении Стасовской гробницы (АДЖ. С. 243). С учетом высказанных выше соображений о датировке последней, видимо, справедливо говорить о первой половине II в.

В росписи склепа справа представлен победоносный боспорский всадник, который скачет во весь опор навстречу своему противнику. Голова его защищена каркасным шлемом конической формы, где места скрепления металлических полос показаны тремя рядами точек. Защитный доспех боспорца с коротким рукавом достаточно широк, при этом его контур обозначен волнистой линией. Возможно, таким образом, художник пытался передать кольчужный набор. Обеими руками всадник держит огромную пику с массивным наконечником. Под ногами лошади лежат тела двух убитых врагов. Слева изображен сраженный насмерть сарматский конный воин, голова которого¹ склонилась на правое плечо, а из рук выпало сломанное копье не меньших размеров, чем у победителя. На голове его шлем уже описанной конструкции, но с нащечниками, подвязанными под подбородком. Ниже сохранилась такая деталь изображения, которую можно трактовать как стоячий ворот.

Рис. 110. Батальная сцена в росписи пантикапейского склепа 1873 г. (по Ф.И. Гроссу)

Единственной аналогией для рассмотренных батальных сцен в боспорском искусстве является уже упоминавшийся рельеф на обломке надгробия I—II вв. из некрополя Нимфея. Он наиболее близок к сюжету поединка всадника с пешим варваром из «Стасовского» склепа. Можно упомянуть также один из типов реверса медных монет Рескупорида II. Здесь изображен скачущий вправо всадник с длинным копьем, а под копытами его лошади помещена миниатюрная фигура сраженного вражеского конного воина, голова и корпус которого откинуты назад (Анохин, 1986. С. 167. Табл. 31, 647).

Примечания

1. Этот единственный уцелевший фрагмент фрески в настоящее время хранится в собрании Государственного Исторического музея в Москве (На краю ойкумены, 2002. С. 88. № 367).