4.2. Крепость Илурат в системе обороны Европейского Боспора

Особое значение для изучения фортификации Боспора римского времени имеют материалы раскопок Илурата, наиболее основательно исследованной боспорской крепости I—III вв. (рис. 118). В силу исключительной сохранности всех элементов оборонительной системы и жилых строительных комплексов, Илурат заслуживает особого внимания, поскольку позволяет достаточно полно охарактеризовать не только проблемы, связанные с развитием крепостной архитектуры этого времени, но и различные, имеющие отношение к военному делу аспекты жизни тех его обитателей, кто в течение более чем двух столетий защищал подступы к столице Боспорского государства.

Начало изучения Илурата связано с именем выдающегося исследователя античного Боспора Поля Дюбрюкса (1770—1835), безусловной заслугой которого является фиксация на плане и описание прекрасно сохранившихся оборонительных сооружений крепости (Дюбрюкс, 1858. С. 54—63; Гайдукевич, 1950, с. 173 сл.; Тункина, 1999. С. 16; 2002. С. 153 сл. Рис. 53, 54). Позднее В.Ф. Гайдукевич первым счел возможным отождествить городище у деревни Ивановка с Илуратом (Гайдукевич, 1950. С. 203 сл.), о местонахождении которого в стороне от побережья Восточной Таврики писал Клавдий Птолемей (ок. 100—165 гг.). Сопоставление сведений его «Географии» (Ptol. Geogr. III. 6, 4) с сообщениями Плиния и Арриана показывает, что в ней добросовестно передана информация, по-видимому, полученная через Боспор или римские гарнизоны в Таврике (Ростовцев, 1925. С. 78). Поскольку считается, что Птолемей приступил к созданию «Географии» после 150 г. (Бронштейн, 1988. С. 15), можно полагать, что новые данные, использованные в последней, восходят к концу I — первой половине II в. В настоящее время локализация Илурата на месте городища у дер. Ивановка стала общепризнанной (ср.: Зубарев, 1998. С. 117), хотя ни одной надписи, подтверждающей ее, так и не найдено.

Рис. 119. Крепость Илурат. I—III в. План

Илурат был основан во второй трети I в. н. э. как один из ключевых пунктов в системе дорог и укреплений Европейского Боспора. По своему местоположению, в 14 км к востоку от Узунларского вала, он был самым южным звеном в системе обороны северо-восточной части Керченского полуострова, куда входили также Савроматий и крепость, известная под названием Андреевка Северная (Масленников, Чевелев, 1983. С. 91; Кругликова, 1975. С. 109 сл.).

Продуманность выбора места для крепости свидетельствует о высоком профессионализме военных инженеров, руководивших строительством. Руины Илурата высятся на пологом скалистом плато высотой около 45 м, на правом берегу небольшой речушки, текущей с запада на восток и впадающей через 5 км в Чурубашское соленое озеро. В районе городища долина речки довольно узкая, с крутыми, иногда обрывистыми бортами.

Плато, на котором находится городище, сложено мощной толщей горизонтально-слоистых известняков меотического яруса, которая кое-где переслаивается водоупорными пластами глины, благодаря которым в бортах долины существуют пресные источники. Изучение особенностей топографии северо-восточного склона городища позволило выявить в районе восточного угла крепости своеобразный, довольно широкий пандус, скорее всего, естественного происхождения, но, по-видимому, подправленный когда-то местными жителями для удобства подъема из долины на плато. Современный уклон здесь составляет около 10°, т. е. наверх легко могла подняться повозка, а тем более всадник. Внизу, на первой надпойменной террасе, пандус переходит в дорогу, следы которой заметны в рельефе. В свое время она была отмечена и на плане П. Дюбрюкса (Гайдукевич, 1958. С. 12—13). С точки зрения обороны эта дорога расположена очень выгодно, т. к. проходила под северо-восточной стеной крепости, что создавало возможность эффективного обстрела вражеских воинов в случае их передвижения по ней.

Скалистое плато, которое занимает крепость, постепенно понижается в северо-восточном направлении. При этом перепад уровней на застроенном участке составляет 15 м. Этим обусловлена специфическая система обустройства городской территории, связанная с созданием нескольких искусственных террас высотой от 0,6 до 2 м. Добытый таким образом камень использовался на месте для строительства. Мощные оборонительные стены, фланкированные башнями, на северо-западе и северо-востоке, где существуют естественные рубежи обороны в виде крутых склонов холма, следуют рельефу местности; с напольной же стороны они пересекаются под прямым углом. Максимальная площадь застройки Илурата после включения в нее в III в. северо-западной надпойменной террасы составила около 3 га.

Многолетние раскопки Илурата позволили выявить основные элементы фортификации и этапы строительства этой крепости, игравшей роль военно-административного центра для прилегающей сельскохозяйственной округи (Горончаровский, 1989. С. 36 сл.; 1995. С. 60; 2002. С. 68 сл.). Сразу отметим, что установить облик первоначального укрепления на этом месте почти невозможно, т. к. ранние слои практически уничтожены в процессе последующих строительных работ, когда осуществлялось террасирование территории крепости.

Рис. 120. Илурат. Северо-восточная оборонительная стена с башней. План и фасировка

Размеры раннего Илурата точно неизвестны, но, скорее всего, они соответствуют тому, что мы знаем для более позднего времени. В данном отношении привлекает внимание наличие в основании облицовки внутреннего фаса юго-западной оборонительной стены кладки из хорошо обработанных плит, отделанных в руст (Гайдукевич, 1981. С. 133. Рис. 50). Здесь, на участке двора 15 у башни V, сохранилось от одного до четырех рядов известняковых блоков при наибольшей высоте 1,3 м. Эта часть стены настолько разительно отличалась от привычного облика фортификационных сооружений Илурата, что В.Ф. Гайдукевич в свое время вполне естественно предположил вторичное использование рустованных плит, добытых из какого-то более раннего укрепления, может быть, на этом же месте (Гайдукевич, 1981. С. 135). Этот вопрос окончательно прояснило открытие на противоположном склоне городища остатков оборонительных сооружений раннего периода: небольшой башни размерами 4,4×2,8 м и примыкающего участка оборонительной стены с рустованными квадрами по внешнему фасу (рис. 120). Кладка стены толщиной 2,5 м вскрыта к северо-западу от башни на протяжении 27 м. Пространство между склоном холма и стеной на этом участке было снивелировано строительным мусором таким образом, что перепад высот между основанием башни и вымосткой более позднего жилого комплекса II—III вв., расположенного выше, составил 3,5 м. Согласно правилам фортификации того времени¹ северо-восточная оборонительная стена возведена на подтесанном скальном основании из крупных, хорошо обработанных квадров известняка желтовато-серого цвета, размерами по фасу от 0,9×0,45 до 1,2×0,42 м, на которых сохранились следы распилов и отески. В последнем случае они соответствуют рабочей кромке инструмента типа зубила или тесла длиной от 4 до 10 см.

Кладка стены по фасу уступчатая, без применения связующего раствора, поскольку, как отмечал еще О. Шуази, «кладка тесаными камнями всегда производится насухо» (Шуази, 1937. С. 282). Весьма существенно здесь и другое его наблюдение относительно отески камней, которая обычно «сведена к необходимому минимуму: ...отесаны лишь постели камней, из вертикальных швов отесаны только те, которые находятся в непосредственной близости к поверхности...; остальные (стороны — В.Г.) остаются необработанными...» (Шуази, 1937. С. 241). Таким образом, руст здесь представлял собой определенный технический прием для наилучшей подгонки известняковых квадров разных размеров, выступая над их подтесанной поверхностью всего на 1—2 см.

Ранняя оборонительная стена имеет трехчастную структуру: два панциря, в которых блоки уложены рваной поверхностью внутрь, и забутовка из грубо обколотых камней между ними. Прочность подобной кладки достигалась как за счет ее собственной тяжести, так и за счет деревянных балок, уложенных на всю ширину стены. Вырубы под них обнаружены и в башне, и в стене. Это буквально совпадает с рекомендациями Филона Византийского: «Внутри стен и башен нужно проложить составные деревянные брусья в четыре локтя, чтобы в случае повреждения стены литоболами легче было привести ее в исправность» (Philon. III. 3).

Использование рустованных квадров на юго-западной и северо-восточной линиях обороны Илурата позволяет говорить о том, что в I в. в боспорской фортификации сохранялись традиции позднеэллинистической строительной техники². В данном отношении Илурат отнюдь не исключительное явление. В свое время В.Ф. Гайдукевичем при исследовании оборонительных сооружений Тиритаки было зафиксировано, что стена II толщиной 2,3—2,4 м возведена в северо-западной части города на культурном слое IV—III вв. до н. э. Отсюда был сделан вывод о возможности датировать ее первой половиной или серединой III в. до н. э. (Гайдукевич, 1958. С. 157). В северо-восточной части Тиритаки к этой стене и угловой башне пристроен дополнительный панцирь из рустованных блоков (стена I), подошва кладки которого на 0,5 м выше, чем у стены II. Бутовый фундамент его впущен в эллинистический слой III—II вв. до н. э., что дает terminus post quem для этого строительства. При этом часть стены внутреннего пояса была перестроена и сужена до 1,1—1,65 м. Для ее укрепления использовались деревянные балки, сильно истлевший кусок одной из которых происходит из кладки. Судя по найденному здесь же обломку амфоры римского времени, перестройка оборонительной стены происходит в I—II вв. (Гайдукевич, 1958. С. 162). Со стороны города вплоть до ее основания залегал культурный слой II—III вв. Не решившись отнести рустованную кладку ко времени более позднему, чем эллинистический период, В.Ф. Гайдукевич предложил довольно сложную схему перестройки этой оборонительной линии в начале н. э.: старая стена была частично разобрана, при этом полностью оставлен облицовочный панцирь из рустованных блоков и к нему пристроен менее мощный, чем прежний, внутренний пояс (Гайдукевич, 1958. С. 163). С нашей точки зрения, есть все основания полагать, что внешний пояс стен Тиритаки, сложенный из квадров, обработанных в руст, относится к периоду их реконструкции в I—II вв., но на отдельных куртинах, где массив первоначальной стены хорошо сохранился, его пристроили непосредственно к ней. Еще один пример использования рустованных кладок оборонительных сооружениях первых веков н. э. демонстрируют остатки римских крепостей второй половины II — начала III вв. на территории Фракии — Абритуса и Филиппополя (Иванов, 1980. С. 49, 91, 118, 208. Рис. 39, 101, 136, 230).

Датирующий материал из слоя у подошвы северо-восточной оборонительной стены Илурата, представленный прежде всего краснолаковой керамикой, относится ко времени не позднее второй трети I в. Эта датировка подтверждается находкой в забутовке стены асса царицы Гипепирии 37/38—39 гг. (Анохин, 1986. С. 95 сл.). Такому выводу не противоречат находки фрагментов керамики из углублений в скале на трассе Большой продольной улицы, нижних слоев зольника за юго-восточными воротами крепости и погребальных комплексов некрополя. Таким образом, начало строительства Илурата относится либо к периоду подготовки Митридата VIII к войне с Римом, либо ко времени правления Котиса I, что было связано с возросшей военной активностью крымских скифов (ср.: Гайдукевич, 1958. С. 278).

Тогда же, по-видимому, были решены и проблемы водоснабжения крепости. Дело в том, что выгодные топографические условия, использованные при ее возведении, не компенсировали один существенный недостаток: отсутствие источников воды на территории, окруженной оборонительными стенами, что в случае осады должно было поставить гарнизон в крайне тяжелое положение. Единственным выходом было устройство цистерн для дождевой воды, в древности считавшейся даже более здоровой, чем родниковая³. На это совершенно определенно указывает Аристотель в своей «Политике»: «Водой и источниками город должен быть снабжен в возможно большем количестве; в противном случае это должно быть возмещено устройством многочисленных и больших цистерн для сохранения дождевой воды, так, чтобы никогда в ней не было недостатка на случай, если бы граждане оказались из-за войны отрезанными от своей территории» (Arist. Pol. VII. 10. 2). В эллинистический период в обязанность городским чиновникам — астиномам — нередко вменялось производить перепись всех находящихся в домах цистерн и представлять список стратегам; следить за тем, чтобы хозяева держали цистерны закрытыми специальными крышками и соответственно не засорялись (Античный способ производства в источниках, 1933. № 594). Видимо, такие требования соблюдались и в Илурате. Здесь на дворах многих домов и даже на главной улице обнаружены выдолбленные в твердой материковой скале вместительные цистерны колоколовидной формы. Они имели объем от 7 до 10 м³, и их горловины достаточно часто были закрыты каменными крышками. Конечно, целиком удовлетворить потребности населения Илурата в питьевой воде в условиях ведения военных действий они не могли.

Между тем, еще П. Дюбрюкс отмечал следующее: «Несколько ниже угловой северной башни у подошвы горы находится заполненное землей углубление, бывшее, вероятно, потайным ходом, через который защитники укреплений, расположенных в ложбине, могли выходить из крепости и возвращаться туда же» (Дюбрюкс, 1858. С. 56). В.Ф. Гайдукевич также считал, что тут был выход из туннеля, вырубленного в скале, а длинное канавообразное углубление, спускающееся по склону близ северного угла крепости, вполне могло образоваться в результате осадки грунта на линии какого-то разрушившегося подземного хода. Этот провал завершался большой воронкообразной впадиной глубиной 1,5 м. Наличие такого сооружения именно в этом месте объяснялось расположением неподалеку в ложбине источников воды (Гайдукевич, 1958. С. 20).

Учитывая наличие выхода водоносных слоев у подножия скалистого плато можно было предположить, что на месте впадины все-таки должен находиться колодец, являвшийся для жителей Илурата постоянным источником воды в случае затянувшейся осады. И действительно, в 1981 г. здесь, в 2,5 м от современной поверхности, была обнаружена массивная кладка потайного осадного колодца с почти квадратным устьем — 1,85×1,8 м (Горончаровский, 2001. С. 31 сл.). Он был исследован на глубину 7,85 м. По мере выборки заполнения открывались один за другим подогнанные друг к другу квадры известняка, сложенные на известковом растворе с примесью песка. Высота рядов кладки колеблется от 0,45 до 0,67 м. Особая тщательность ее указывает на значение, которое придавалось этому сооружению⁴.

При зачистке стен колодца были выявлены интересные технологические детали. На расстоянии от 2,05 до 2,2 м по высоте располагались три линии пазов, заранее выпиленных в известняковых блоках и расположенных на стыке рядов кладки по всему периметру сооружения выше или ниже щелей шириной 7 см. Пазы, находящиеся на противоположных стенах, соответствуют друг другу. Вероятно, в процессе строительства они использовались для крепления балок, образовывавших жесткую решетку для дощатого настила, с уровня которого выводили следующие ряды кладки. Кусок деревянной балки сечением 0,12×0,1 м был обнаружен в одном из пазов, оказавшихся под водой. Для нее был использован ствол старой сосны большого диаметра⁵. В дальнейшем, в ходе эксплуатации колодца, пазы и щели могли служить для устройства этажей, связанных лестницами, по которым можно было спуститься вниз, к урезу воды, для очистки дна колодца. Наряду с этим, несомненно, существовал и какой-то механизм для подъема воды наверх.

В целом, при значительных внутренних размерах, колодец должен был обеспечивать достаточно эффективную систему сбора воды, поступавшей по водоносным пластам. По крайней мере, в процессе выборки заполнения он стал быстро заполняться чистой прозрачной водой температурой около 14°, которая на момент завершения раскопок поднялась до отметки на 4,75 м ниже устья.

Рис. 121. Илурат. Разрез северо-восточного склона городища по трассе подземного хода

Со дна колодца извлекли остатки каменной конструкции, перекрывавшей его устье: блоки пиленого известняка размерами 0,7×0,25×0,22 м и их обломки, общее число которых достигло 142. Скорее всего, в перекрытии использовались также деревянные балки, поскольку в некоторых квадрах сохранились прямоугольные пазы. Впрочем, не исключено, что свод перекрытия был уступчатым. По крайней мере, есть все основания предполагать наличие такового в перекрытии подземного хода длиной около 40 м до линии оборонительной стены, спускавшегося к колодцу несколькими пологими маршами с глинобитным полом (рис. 121).

Строительство подобного рода сооружений на Боспоре, видимо, связано с воздействием архитектурных традиций, существовавших на территории Понтийского царства и использовавшихся при Митридате VI и его преемниках. Вырубленные в скалах лестничные спуски к подземным резервуарам с водой широко известны в Каппадокии Понтийской, Пафлагонии, Малой Армении и Фригии. Укрепленные поселения в этих областях располагались, как правило, на труднодоступных вершинах холмов или скальных плато, бедных водными ресурсами. Поэтому первостепенной задачей было прорубить спуски к воде, порой насчитывавшие до двух сотен ступеней. Выделяются два типа туннелей: одни выводили к источнику воды непосредственно у подножия скалы и пробивались по покатому склону, другие подводили к подземному водоему в самой скале (von Gall, 1967. S. 509; Сапрыкин, 2002. С. 186—190). Илуратский подземный ход относится к первому из них. Он имел весьма простую конструкцию в виде траншеи, вырубленной с поверхности в материковой глине. Ее стенки укрепили каменной кладкой, сохранившейся до 1,8 м в высоту, а в качестве перекрытия использовали огромные известняковые плиты. Ширина подземного хода — 1,4 м, тогда как найденные в его заполнении три каменные плиты имели длину 1,05—1,1 м, т. е. они должны были покоиться хотя бы на двух-трех уступах с каждой стороны.

Трасса подземного хода проходит рядом с угловой башней IX, близ ее юго-восточной стены. Зафиксированная здесь округлая впадина диаметром 1,25 м, как показали раскопки, стала следствием размыва скальной породы. Она постепенно суживалась до глубины 1,5 м, где отмечены отходящие вниз и в стороны щели и пустоты, из которых веяло холодом. Таким образом, верхняя часть хода, проходившая под оборонительными сооружениями, была выдолблена в скале и, очевидно, выходила во двор близлежащего дома.

Учитывая местоположение и размеры этого подземного хода, где с трудом могли разойтись два человека, можно было предполагать, что он был не единственным в системе водоснабжения крепости. В 1999—2000 гг. там же, на северо-восточном склоне городища, проводились раскопки впадины диаметром около 5 м, находившейся на той же горизонтальной отметке, что и открытый ранее колодец, в 80 м к юго-востоку от него. В заложенном здесь шурфе выявлена траншея шириной 3,6 м, вырубленная в материковой глине. На глубине 5,1 м была обнаружена часть кладки: два блока пиленого известняка, уложенные в линию. Очевидно, они относятся к устью второго колодца, скорее всего, также связанного с крепостью подземным ходом, выходившим в район Большой Продольной улицы. Отсюда легко можно было доставить воду в любой из городских кварталов.

Ранняя крепость скорее всего просуществовала недолго и подверглась разрушению где-то около рубежа I—II вв. н. э. Спустя несколько десятилетий сохранявшаяся для западных рубежей царства угроза нападения сарматов и крымских скифов обусловила полную реконструкцию всей оборонительной системы и жилых кварталов Илурата. Масштабная перестройка крепости, судя по фрагментированной строительной надписи на тонкой мраморной плите (КБН № 966), проводилась скорее всего во второй четверти II в. н. э. При этом нижние ряды рустованной кладки северо-восточной оборонительной стены надстраивались в совершенно другой технике — из грубо обработанных огромных блоков мшанкового известняка размерами до 1,5×1,1×1,1 м. Та же картина зафиксирована относительно юго-западной стены, которая, как и северо-западная и юго-восточная линии обороны, возводится фактически заново, очевидно, в весьма сжатые сроки. Только стремлением к быстрейшему завершению работ можно объяснить использование на самых уязвимых участках строительства любого годившегося в дело материала, вплоть до архитектурных деталей, каменных кормушек для скота и антропоморфных надгробий (Гайдукевич, 1981. С. 110 сл.). После перестройки стены крепости имели с трех сторон толщину 2,4 м и только с северо-запада — 1,8 м. И все же, судя по небрежно заделанному пролому близ южной башни IV (Гайдукевич, 1981. С. 111), они не могли служить надежной защитой от нападений крымских скифов, обладавших стенобитными орудиями⁶. С этим связано дополнительное усиление всей оборонительной системы Илурата, сопровождавшееся перестройкой ряда жилых кварталов, что, в конечном счете, и определило облик памятника, открытый раскопками

Третий строительный период падает на конец II в. н. э., когда Савроматом II предпринимались энергичные меры по укреплению обороны государства. В эти годы дополнительно усиливались, главным образом, напольные линии обороны Илурата (рис. 122). К юго-восточной оборонительной стене (сохранилась на высоту 3,15 м) на всем ее протяжении около 200 м был пристроен внешний панцирь толщиной 4 м, игравший роль противотаранного пояса. Он состоит из пяти рядов кладки высотой до 1,7 м, сложенной под углом 67° от основания. При этом на куртине между башней I и воротами противотаранный пояс пристроен непосредственно к оборонительной стене (общая толщина — 6,4 м), а далее за воротами и на юго-западном участке обороны пространство между основной стеной и внешним панцирем заполнено плотно утрамбованным щебнем и известковой крошкой. Таким образом, толщина стен в основании достигала здесь 8,2 м. Дополнительный панцирь мощностью 1,35 м получила и северо-западная стена.

На линии юго-восточной оборонительной стены с промежутком около 31 м, считая проем ворот, располагались четыре башни. Из них исследованы три, по конструкции практически идентичные. Все они имеют прямоугольную форму с внутренними помещениями и связаны с примыкающими жилыми комплексами.

Рис. 122. Илурат. Вариант реконструкции юго-восточной и юго-западной оборонительных линий

Башня I имела узкий вход длиной 1,65 м при ширине 0,77 м. Размеры внутреннего помещения около 9 м² (2,97×3,1 м). Башня на 4 м выступала за внешний фасад оборонительной стены. Длина ее юго-восточной стороны — 13,8 м, северо-восточной (с внешним панцирем) — 10,5 м. Башня II, выступавшая за оборонительную линию на 6 м, сохранилась на высоту до 3,5 м. Длина ее по фасаду — 14,5 м. Здесь также имелся проход шириной 1—1,2 м, ведущий в камеру размерами 2,85×3,4 м (Гайдукевич, 1958. С. 22 сл.).

Возле башни II, в том месте, где 1-й Поперечный переулок выходил к юго-восточной стене, была открыта пристроенная к ней с внутренней стороны кладка шириной 2,1 м. Вскрытая длина ее составила 8 м при высоте до 1,4 м. Возможно, это остатки аппарели — пологого пандуса для поднятия на стену метательных орудий (Гайдукевич, 1981. С. 78. Рис. 2). Скорее всего, с камнеметными орудиями, установленными на башнях крепости, связано найденное неподалеку от аппарели хорошо обработанное, без сбоев на поверхности, известняковое ядро в форме шара диаметром 7 см и весом около 450 г (Гайдукевич, 1958. С. 71. Рис. 63,2). Считается, что ядра такого калибра имели универсальный характер и предназначались для поражения живой силы противника (Сокольский, 1962. С. 246; Акопян, 1986. С. 233). Расчет калибра баллисты, которому соответствовало это ядро, можно произвести по формуле: К (калибр в дюймах) = 1,1v²100 М (вес в минах) (Эллинистическая техника, 1948. С. 288). Таким образом, мы получаем К = 0,13 м. По данным античных авторов, минимальные размеры площади, необходимой для установки камнемета, составляли 13,5 калибров в ширину и 16—21 в глубину (Эллинистическая техника, 1948. С. 291). Следовательно, для установки илуратской баллисты была необходима площадка шириной 1,75 м и глубиной 2—2,73 м, что в общем соответствует размерам башен и стен крепости.

Ворота в юго-восточной стене не сохранились. П. Дюбрюкс в свое время отмечал, что «ворота Т» в этом месте имели ширину 3—4 сажени, т. е. около 8 м. Это впечатление — результат разрушения и выборки стены возле них, отчего проем в стене казался больше, чем был на самом деле в древности. При раскопках на этом участке в 1977 г. никаких следов каменных кладок обнаружено не было. Впрочем, проем ворот, естественно, не мог быть шире Большой поперечной улицы, т. е. 4,5 м.

На стыке юго-восточной и юго-западной стен, расположенных под прямым углом друг к другу, находилась самая мощная угловая башня крепости (IV). Ее внешние размеры — 10×14 м, внутреннего помещения — 3,3×4,5 м. В башне имелся входной проем высотой 1,6 м, перекрытый двумя массивными известняковыми блоками. Выявленный в ее северо-западной стене квадр с пазом для балки перекрытия позволяет установить высоту первого этажа — 2,6 м. Таких этажей, связанных внутренними лестницами, видимо, было не менее четырех. Соответственно общая высота башни составляла около 12 м, включая зубцы, обычные размеры которых не превышали 1—1,2 м⁷. Расположенная на самой высокой точке занятой крепостью территории, она, очевидно, являлась главным наблюдательным пунктом для ее защитников, откуда осуществлялось руководство обороной в случае нападения врага. Отсюда открывался отличный обзор не только всех фортификационных линий и подступов к крепости с напольной стороны, но и окрестностей с дорогами, ведущими к ближайшим городам.

Оборонительные сооружения с завершением в виде прямоугольных зубцов неоднократно изображались на боспорских монетах I—II вв. (Зограф, 1951. С. 201 сл. Табл. XLVII, 3, 18; Анохин, 1986. С. 101 сл. Табл. 14, 381; 16, 416; 18, 461). Сложным является вопрос о наличии у крепостных башен и куртин перекрытий, но, учитывая характер их кладки на глинистом растворе, который в результате прямого воздействия дождей интенсивно разрушается, полностью исключить такую возможность нельзя.

С внешней стороны башни вскрыт участок рва, выдолбленного в скале на глубину 1,5 м. В разрезе он имеет форму перевернутой трапеции: ширина в верхней части — 6,2 м, по дну — 3,5 м. Ров представлял собой канаву, проходившую вдоль всего внешнего фаса юго-западной стены с перемычкой в районе ворот, и мог заполняться водой только в случае дождей. Видимо, его назначение заключалось, главным образом, в том, чтобы затруднить подвоз стенобитных орудий.

Юго-западная крепостная стена вскрыта с внутренней стороны целиком на протяжении 94 м от башни IV до башни V. Определить ее высоту позволяют остатки лестницы шириной 1,2 м, от которой сохранились семь ступеней с углом возвышения около 45° (Гайдукевич, 1981. С. 129). При длине основания лестницы 10,95 м и приблизительных размерах площадки для перехода на боевой марш стены в 1,5 м высота стены должна была составлять около 9 м (с зубцами не менее 10 м), что соответствует стандартам античной фортификации. Так, Филон Византийский пишет: «В вышину мы будем строить стены не менее, чем на 20 локтей (=9,2 м — Ю.В., В.Г.), чтобы, приставив лестницы, враги не могли на них взобраться (Philon. III. 2).

Более простая конструкция хода на стену была, очевидно, реализована по другую сторону юго—западных ворот. Расположенный здесь дом не пристроен, как обычно, к оборонительной стене: между ними имеется промежуток шириной 1,3—1,7 м. За исключением примыкающего к воротам отрезка он забит на высоту до 1,1 м плотно утрамбованным грунтом с примесью бута. Общая длина этого коридора — 18 м, что давало возможность устроить здесь пологий подъем от ворот на стену (ср.: Гайдукевич, 1981. С. 115). Вероятно, он имел вид земляной насыпи с углом возвышения около 30°, в нижней части дополненной несколькими каменными ступенями.

В центре юго-западной оборонительной линии, в 43 м от угловых башен, находятся единственные сохранившиеся ворота крепости. С ними связана главная улица города (так называемая Большая продольная), являвшаяся его планировочной осью. Проем ворот представляет собой вытянутую камеру-шлюз длиной 10,2 м и при ширине 3,75 м. На этом участке подтесанная поверхность скалы понижается в направлении центра города на 0,88 м.

Важной деталью устройства ворот является выявленный на высоте 1,4 м прямоугольный желоб (0,32×0,28 м) длиной 5,3 м для запиравшего их внутренние створки деревянного засова. Когда ворота закрывались, засов выдвигался из желоба и, очевидно, вставлялся в не сохранившийся паз на противоположной стене (Гайдукевич, 1981. С. 113). Несомненно, имелись и внешние створки ворот, фланкированные не башнями, как это обычно практиковалось, а пилонами, выступавшими на 2 м за линию стены. Возможно, они были перекрыты арочным полуциркульным сводом и усилены надвратной башней. Ближайшей аналогией в данном случае являются крепостные ворота Патрея, также имевшие с внешней стороны пилоны. (Толстяков, 1992. С. 44 сл.). Сходное устройство ворот зафиксировано на территории Фракии, в римской крепости II—III вв. Августа Траяна (совр. Стара Загора). Здесь также имеется камера-шлюз длиной около 11 м и шириной 3,5 м и пилоны, выступавшие за линию стен на 1,2 м. В проеме ворот имелись пазы для опускания внешней и внутренней решеток-катаракт⁸, а посередине когда-то находились две деревянных створки (Иванов, 1980. С. 204. Обр. 226). Пилоны, а не башни обнаружены и с внешней стороны ворот Неаполя Скифского, сооруженных, по мнению Т.Н. Высотской, во второй половине II в. до н. э. и без особых изменений продолжавших существовать и в более позднее время (Высотская, 1979. С. 44 сл. Рис. 10). За счет перестроек длина коридорообразного проема в конечном итоге была доведена с 10 до 14 м при ширине 3,8 м (Там же. С. 50 сл.). Возможно, именно в случае создания длинного проема ворот древние строители отказывались от их значительного усиления с внешней стороны. Таким образом, конструкция привратных сооружений до предела упрощалась, что, с одной стороны, ограничивало возможность перекрестного обстрела прилегающих куртин, с другой — позволяло сузить перемычку в районе ворот на линии рва и создать тем самым дополнительные трудности на пути атакующего противника.

На стыке юго-западной и северо-западной оборонительных стен находилась башня V. Вход в нее открывался с того самого двора дома, откуда можно было подняться по лестнице на боевой марш стены. Устройство этой башни отличалось от описанных ранее тем, что ее первый этаж был полностью забутован камнем, а к стороне, обращенной во двор, пристроен пилон, сложенный из тщательно отесанных и подогнанных друг к другу блоков известняка. Рядом находился углубленный относительно вымостки двора каменный ящик с зольным заполнением. Учитывая, что такие ящики обычно находились под лестницами (Гайдукевич, 1958. С. 49. Рис. 35—37), наиболее вероятным представляется использование пилона для крепления деревянной лестницы, которая вела сразу на площадку второго этажа.

Северо-западная оборонительная стена длиной 240 м, изгибаясь, следует рельефу местности. Как уже отмечалось, даже после усиления за счет пристройки дополнительного панциря, ее толщина оставалась сравнительно небольшой — 3,15 м. Видимо, наспех возведенная на достаточно крутом склоне, эта фортификационная линия неоднократно требовала ремонта, о чем свидетельствует наличие подпорной стены длиной около 10 м на ее северо-восточном отрезке и аналогичного сооружения под угловой северной башней IX. Всего на протяжении северо-западной стены зафиксировано пять башен, считая угловые. Помимо уже описанной башни V, в ходе раскопок были исследованы еще две — VIII и IX. Они защищали северный угол крепости и находились совсем рядом друг с другом. Расстояние между остальными башнями колеблется от 26 до 93 м, что обусловлено их расположением на естественном рубеже, требовавшем меньше усилий при обороне.

Единственным проемом в северо-западной стене является калитка шириной 1,2 м.⁹ Рядом находилось позволявшее держать ее под наблюдением караульное помещение с двумя выходами — во двор и переулок (Гайдукевич, 1958. С. 29). По другую сторону этого переулка располагался дом 1, со двора которого можно было подняться на стену. Между ней и жилым помещением 4 открыты остатки еще одной лестницы: каменная платформа размерами 6,4×1,8 м, служившая основанием верхнего марша лестницы. От расположенного под прямым углом к нему нижнего марша сохранились пять ступеней лестницы шириной 0,65 м (Гайдукевич, 1958. С. 29). Таким образом, имеются все исходные данные для попытки определить высоту стены на этом участке обороны. Ступени нижнего марша лестницы с углом возвышения 60° выходили на промежуточную площадку на высоте 2,2 м. Если предположить, что ее размеры, как и площадки для перехода на стену, не превышали в длину 1,5 м, то, при том же наклоне верхнего марша, высота северо-западной стены составит около 7 м (с зубцами — около 8,5 м). Следовательно, она была как минимум на два метра ниже стен с напольной стороны крепости, что вполне соответствует ее местоположению и мощности.

Башня VIII, отмеченная на плане П. Дюбрюкса, расположена в 62 м от калитки. Ее внешние размеры 7,6×5,5 м. Башня плохо сохранилась, но даже то, что уцелело, производит впечатление крайней небрежности строительства. Видимо, это явилось следствием перестройки (может быть, и не одной) северного угла крепости в III в. Необходимость периодического ремонта стен и башен здесь была вызвана тем, что их частично подстилал слой более раннего сброса золы и это не могло не вызвать оползания оборонительных сооружений. Как результат перестройки следует рассматривать и изменение структуры кладки стены близ северной башни: тут не отмечено двух последовательно возведенных поясов. К юго-западу от башни VIII, между ней и выступом подпорной стены, оборонительная линия имеет толщину всего 1,4 м. Правда, под острым углом к ней расположена стена крупного жилого комплекса, и этот промежуток забит плотно утрамбованным грунтом с включениями мелкого бута. Таким образом, он играет роль внутреннего панциря, доводя общую толщину этой линии обороны до 2,7 м.

К северо-востоку от башни VIII оборонительная стена имеет толщину 1,8 м и с внешней стороны укреплена в основании бутовой кладкой на глине мощностью до 2 м, сложенной чрезвычайно небрежно. Между стеной и северной башней IX проходит коридор шириной 1,2 м. С одной стороны, он был связан с упоминавшимся жилым комплексом, с другой — выходил прямо на склон холма у башни, очевидно, завершаясь калиткой. Сама угловая башня с внешними размерами 9×7,5 м, от которой сохранилось только основание, возведена с использованием скального выхода, снивелированного крупными известняковыми плитами. Из пристроенного к ней дома на площадку ее первого этажа вел проход шириной 1,4 м.

Последним этапом в развитии фортификационной системы Илурата явилось возведение в первой трети III в. н. э. полосы застройки за пределами северо-западной оборонительной стены. Вероятно, это было вызвано временной стабилизацией ситуации на западных рубежах Боспора и перенаселенностью крепости. Разноуровневые жилые комплексы расположены приблизительно в 30 м от стены, на склоне, образующем небольшую террасу и затем круто обрывающемся вниз. При нападении узкие входные коридоры и проходы между домами закладывались, создавая дополнительное препятствие на пути врага, своего рода «протейхизму», отмеченную, кстати, на плане П. Дюбрюкса (Гайдукевич, 1958. С. 13. Рис. 37). Так, в одном из домов начало прохода шириной 1,3 м с внешней стороны было перекрыто несколькими тщательно уложенными крупными квадрами известняка, по-видимому, в момент военной опасности. Легко было перекрыть и расположенный рядом проход через всю линию застройки. Его вскрытая длина составила 19 м, ширина в нижней части — 2,5 м, а в верхней, видимо, запиравшейся калиткой — 0,87 м. Часть прохода была оформлена как лестничный спуск из девяти ступеней. В случае серьезной угрозы можно было подняться по нему чуть выше и через калитку в северо-западной стене отступить на территорию крепости.

Основой регулярной планировки города, которая, видимо, существовала изначально, являются две главных улицы, пересекающиеся под прямым углом и выходящие к воротам. Они носят условные названия Большая Продольная и Большая Поперечная и имеют ширину соответственно 6 м и 4,5 м. Большую Продольную улицу пересекают десять поперечных улиц шириной от 1 до 1,8 м, образующих отдельные кварталы из нескольких жилых домов. Такая система планировки позволяла обеспечить быструю переброску воинов внутри крепости на подвергавшиеся наибольшей опасности участки обороны.

Выявленная раскопками структура внутренней застройки Илурата на всем протяжении его функционирования как крепости существенно не нарушалась, изменения происходили лишь в отдельных строительных комплексах. Все 26 полностью раскопанных илуратских домов имеют в центре мощеный двор (от 19 до 43% всей площади дома), из которого, в том случае, если он пристроен к стене или башне, открывался прямой доступ к оборонительным сооружениям. По своим размерам дома разделяются на четыре группы: 1) от 45 до 100 м²; 2) от 120 до 180 м²; 3) от 215 до 285 м²; 4) от 400 до 600 м² (Горончаровский, 1983. С. 31—32). Большой массив строительных комплексов первой группы, очевидно, принадлежавших простым воинам, находится в северо-западных кварталах города. Для них характерно отсутствие больших дворов и хозяйственных помещений, преобладание в керамическом комплексе лепной посуды. Дома, входящие во вторую группу, следует связывать со средними слоями населения. Как правило, они располагаются вдоль двух главных улиц. Крупные домовладения третьей и четвертой групп, по-видимому, предназначенные для представителей военной администрации и зажиточных слоев населения крепости, сосредоточены в северо-восточных и центральных кварталах. Это можно объяснить близостью к юго-восточным воротам и сравнительно высоким уровнем благоустроенности (тротуары и продуманная система стоков для воды).

Ряд наблюдений позволяет говорить о том, что основную массу жителей Илурата, как справедливо полагал В.Ф. Гайдукевич, составляли выходцы из варварской среды,¹⁰ размещенные здесь на правах военных поселенцев¹¹. Чтобы попытаться определить численность населения крепости на заключительном этапе ее существования, можно воспользоваться методикой, разработанной С.Д. Крыжицким (Крыжицкий, 1985. С. 94 сл.). Учитывая максимальное использование пространства внутри крепостных стен и на северо-западной террасе (в сумме около 2,6 га), а также общую площадь улиц и переулков (около 0,4 га), процент территории города, отведенной под жилую застройку, составляет около 73% — не менее 2,2 га. При средних размерах илуратского дома около 180 м² общее количество домовладений должно приближаться к цифре 120. Соответственно, из расчета 8—10 человек на семью, включая слуг или рабов, получается, что в Илурате проживало около 1000—1200 человек, которые могли выставить гарнизон не менее 150 воинов, т. е. в случае осады на каждого из них приходилось примерно 3 м оборонительной стены.

Илурат прекращает свое существование в связи с событиями третьей четверти III в. н. э., связанными с передвижениями готов и других германских племен в Северном Причерноморье. Видимо, нападение на крепость было в известной мере внезапным. Именно тогда пострадала от огня самая мощная южная башня крепости. В заполнении ее внутреннего помещения было найдено большое количество сгоревшего дерева (сосна) и остатков камыша или соломы, очевидно, использованных для поджога (Гайдукевич. 1981. С. 111). Пожар был настолько сильным, что камни кладки изнутри приобрели красноватый оттенок и растрескались. Пламя охватило и ряд городских кварталов. Владельцы некоторых домов не успели увести скот, и все животные погибли в огне (Шургая, 1970. С. 63). Видимо, времени на сборы было немного. Об этом свидетельствует находка клада, наспех спрятанного в угловом помещении дома близ перекрестка главных улиц. Он состоял из 66 биллоновых статеров времени правления царя Рескупорида IV, датированных 242—267 гг. (Фролова, Шургая, 1982. С. 91 сл.). Если учесть, что между 267 и 275 гг. чеканка монет на Боспоре не производилась, то на это время и приходится гибель крепости.

Почему это произошло, возможно, в какой-то степени объясняют результаты недавних раскопок в северо-восточном районе городища. Здесь доследовался дом № 8, настолько основательно разрушенный в результате землетрясения где-то около середины III в., что каменный завал мощностью до 1,2 м даже не стали разбирать, а прямо на его выровненной поверхности надстроили и укрепили старые или возвели новые стены. Между землетрясением и прекращением существования упомянутого дома прошло не так уж много лет, т. к. новый уровень двора так и не успели перекрыть вымосткой¹². Следы серьезных повреждений того же времени, вызванных пришедшей с северо-востока сейсмической волной, отмечены и на ряде других памятников Европейского Боспора с террасированными склонами (Винокуров, Никонов, 1998. С. 101—103). Даже если стены и башни Илурата хотя бы частично пострадали в результате подземных толчков, восстановить их в условиях нестабильной обстановки и финансовых затруднений в государстве вряд ли представлялось возможным. Тогда становится понятным, как это отмечал В.Ф. Гайдукевич на основании анализа вещевых находок в жилых комплексах, почему «нормальная жизнь в крепости протекала только до середины III в.» (Гайдукевич. 1958. С. 73). Его наблюдения заслуживают того, чтобы привести их целиком: «По-видимому, с начала второй половины III в. Илурат перестал быть тем, чем он был до этого, — важным опорным пунктом на западных подступах к столице Боспора. Это не значит, что жизнь в Илурате полностью замерла. В нем продолжало обитать рядовое население. Но здесь уже не было той командной верхушки, которая играла руководящую роль в Илурате в период его нормального существования, как ответственной боевой единицы в оборонительной системе «европейского» Боспора. Большие дома вдоль переулка I, надо думать, принадлежали представителям верхушечного слоя. Но есть основание думать, что в последний период существования Илурата большие дома уже были покинуты бывшими их владельцами. Такие постройки, пришедшие в плохое состояние, лишенные своего внутреннего устройства и обстановки, использовались рядовыми «поселянами», продолжавшими здесь жить на свой страх и риск и в то неспокойное время, которое наступило на Боспоре в 50—70 гг. III в.» (Гайдукевич 1958. С. 73). Когда после 267 г, в период «готских походов», обстановка в государстве внезапно обострилась, последние обитатели полуразрушенной крепости не стали защищать ее и покинули свои дома в спешном порядке.

Так или иначе, но в отношении оборонительной системы Илурат на протяжении более чем двух столетий оставался одним из наиболее укрепленных населенных пунктов Боспора. Достаточно сравнить мощность его крепостных стен, в отдельных случаях превышающую 8 м, с обычными для боспорских городов фортификационными сооружениями: Пантикапей — 4,5 м, Тиритака — 3,4 м, Мирмекий — 2,5 м (Гайдукевич, 1952. С. 17; Гайдукевич, 1952а. С. 136; Толстиков, 1977. С. 158 сл.). В этом отношении сравнение выдерживают только стены Неаполя Скифского, толщина которых в основании колеблется от 5,4 м до 7,35 м (Высотская, 1979. С. 44. Рис. 8, 9). Таким образом, изучение Илурата, как эталонного памятника фортификации римского времени на Европейском Боспоре, наглядно демонстрирует ее эволюцию на протяжении этого периода и все характерные для нее элементы.

Примечания

1. Ср. со следующим указанием Филона Византийского (III в. до н. э.): «При постройке башен нужно... копать до скалы, до воды или до какого-либо надежного слоя грунта» (Philon. I. 1).

2. В этой связи отметим наличие в илуратском некрополе монументального склепа № 32 с уступчатым сводом, сооружение которого также можно отнести к I в. (Кубланов, 1979. С. 95), хотя ранее верхней границей строительства таких склепов на Боспоре считали II—I вв. до н. э. (Кауфман, 1947. С. 11). Другой пример эллинистических традиций в погребальной архитектуре римского времени, уже за пределами Боспора, это применение руста в обработке лицевой поверхности плит крепиды Зевсова кургана конца II в. в Ольвии (Фармаковский, 1906).

3. Vitr. VIII. 2, 1: «дождевая вода по своим свойствам здоровее, потому что образуется из наиболее легких и тонких частиц, извлеченных из всех ручьев, а затем процеженная движущимся воздухом, снова падает на землю во время непогоды».

4. Раскопки колодца дали мало датирующего материала, который все же дает основание заключить, что его сооружение относится к I в., т. к. без подобного сооружения крепость не могла существовать.

5. Определение сделано старшим научным сотрудником БИН, д. б. н. Е.С. Чавчавадзе. Отметим, что ранее остатки обугленных сосновых балок от сгоревших перекрытий были обнаружены в угловой башне IV (Гайдукевич, 1981. С. 110) и в доме к югу от перекрестка двух главных улиц.

6. В частности, изображение тарана в виде повозки с односкатной крышей сохранилось на штукатурке в одном из зданий Неаполя Скифского (Дашевская, 1962. С. 182. Рис. 10).

7. Как правило, зубцы стен и башен устанавливались с шагом около 2 м.

8. По сообщению И.Г. Шургая, с внешней стороны в 3,2 м от входа в илуратские ворота в юго-восточной стене их камеры-шлюза была выявлена часть вертикального паза, по-видимому, предназначавшегося для катаракты.

9. С юго-запада она фланкирована башней VII, остатки которой видел П. Дюбрюкс и зафиксировал на своих планах (Гайдукевич, 1958. С. 27 сл. Рис. 11; Тункина, 2002. С. 153 сл. Рис. 53, 54).

10. См.: Гайдукевич, 1958. С. 142—143. В этой связи можно отметить, что в некрополе Илурата вполне определенно прослеживаются различные этнокультурные традиции, связанные, с одной стороны, с теми, кого можно назвать боспорцами, с другой стороны, — с недавними выходцами из варварских племен. Наряду со склепами, сложенными из хорошо отесанных квадров известняка с уступчатыми или полуциркульными сводами, там встречаются вырубленные в скале катакомбы с захоронениями целых костяков лошадей в дромосе или на ритуальных площадках. В одном случае в ходе исполнения погребального обряда были умерщвлены сразу 6 лошадей (Кубланов, Хршановский, 1989. С. 15). Следует упомянуть и находки черепов с явными следами прижизненной деформации (Кубланов, 1983. С. 127).

11. См.: Гайдукевич, 1958. С. 142. В этой связи представляется просто фантастическим вывод Г.В. Треболевой о даровании Илурату полисного статуса Савроматом I, что соответственно, «льстило жителям» крепости и «делало их благодарными данному царю» (Треболева, 2001. С. 135), лишь на основании находки вторично использованной надгробной надписи фиасота (кстати, до сих пор единственной).

12. Для сравнения можно привести следующий пример: как показали результаты раскопок, даже в процветавших Помпеях далеко не все постройки, рухнувшие во время большого землетрясения 63 г. н. э., были восстановлены даже через шестнадцать лет, к тому моменту, когда город был погребен под пеплом Везувия (Блаватский, 1976а. С. 12—13).