6.1. В союзе с Римом

Со времени правления Котиса I (45/46—67/68) Боспор начал последовательно проводить политику союзного Риму государства, постоянный контроль за которым осуществлялся через провинцию Вифиния-Понт (Ростовцев, 1917. С. 128 сл.; Шмалько, 1985. С. 115—122). В случае возникновения серьезных проблем, связанных с внутриполитической жизнью царства, их окончательное разрешение могло быть вынесено на суд императора (Iul. Cap. Ant. Pius, 9, 8). Обычно боспорские правители всячески старались продемонстрировать ему свою лояльность и даже исполняли обязанности первосвященников императорского культа (Блаватский, 1985. С. 191—195). Судя по росписи пантикапейского склепа 1841 г., со второй половины I в. в столице государства вошли в употребление обычные для римлян развлечения: гладиаторские бои и травля диких животных (АДЖ. Табл. LXXXIX, 1; XC, 2).

Рим был заинтересован в сохранении Боспорского царства прежде всего как важного фактора поддержания военно-политической стабильности в причерноморском регионе. Поэтому основной задачей правителей Боспора стало посильное обеспечение его безопасности за счет собственной военной силы или, по крайней мере, предоставление точной информации о передвижениях варварских племен (ср.: Gracey, 1986. P. 312). В связи с этим Котис и его преемники могли получать финансовую поддержку и инженерные кадры для укрепления обороны своих рубежей. В правление Домициана подобная практика засвидетельствована по отношению к царю даков Децебалу (Dio Cass. LXVII. 7. 1—4), получившему статус «друга цезаря и друга римлян» (Кругликова, 1955. С. 63). Кроме того, часть субсидий,¹ поступавших на Боспор (Ростовцев, 1917. С. 129—130; Гайдукевич, 1949. С. 333, 450; Доватур, 1959. С. 38; Кругликова, 1966. С. 23; Шелов, 1981. С. 60—62; Сапрыкин, 2006. С. 231—232), могла предназначаться на выплаты соседствующим с ним варварским племенам для обеспечения их действий в римских интересах или с целью предотвращения нападений на территорию империи (Гайдукевич, 1949. С. 345—346; Он же, 1955. С. 181; BR. S. 367—368), если демонстрация силы по тем или иным причинам была невозможна. В целом это была обычная практика в отношении пограничных племен. Вероятно, таким образом следует объяснять наличие большого количества римского импорта в погребениях «Золотого кладбища», возникшего как раз в середине I в. (Щукин, 1994. С. 208; Гущина, Засецкая, 1994. С. 36—37). В связи с этим можно вспомнить об ежегодных выплатах роксоланам при Траяне и Адриане (Ael. Spart. Vita Adr., I, 6, 8) и покупке последним мира у варварских царей (Ael. Spart. Vita Adr., I, 17, 10—11). В свою очередь, в случае ведения военных действий на восточной границе империи, Боспорское царство могло использоваться как база снабжения римской армии хлебом, рыбой, скотом и кожей (Ростовцев, 1917. С. 111 сл.; он же, 1989а. С. 129).

Во второй половине I в. в Северном Причерноморье нарастает военная активность отдельных варварских племен, что потребовало принятия ряда мер по укреплению обороны государства. Вероятно, именно тогда была проведена перестройка и полная перепланировка укрепленного поселения Андреевка Северная (Кругликова, 1975. С. 109; 2000. С. 82), а на поселении Ново-Отрадное возведено новое, почти квадратное в плане укрепление с мощными стенами толщиной до 3 м (Кругликова, 1998. С. 156). Впрочем, возможности Боспора в этом отношении были достаточно ограничены. Когда около 62 г. скифы осадили Херсонес, Боспор не смог оказать ему эффективного содействия, что, видимо, напрямую связано с прекращением поступления римских денежных субсидий вследствие тяжелого финансового положения империи при Нероне. Потребовалось организовать специальную военную экспедицию наместника римской провинции Нижняя Мёзия Т. Плавтия Сильвана, чтобы снять эту угрозу (Зубар, 1988. С. 19—27; он же, 1994. С. 26—27; Шмалько, 1990. С. 84—92).

В дальнейшем основные силы империи были заняты на дунайской границе, и она уже не могла жестко контролировать ситуацию на северных берегах Понта. Видимо, практически самостоятельно вел войны с соседними варварами сын Котиса, Рескупорид I (68/69—91/92 гг.). Среди них были не только крымские скифы, столица которых, Неаполь, со второй половины I в. переживала период постепенного запустения практически всех известных строительных комплексов и фактически представляла собой «укрепленный лагерь кочевых юрт» (Зайцев, 2003. С. 44). В любом случае Рескупориду I удалось нанести врагам несколько серьезных поражений. Возможно, именно в память о военных победах царя на границе с сарматским миром его сын мог получить имя Савромат, а на медных монетах конца его правления появились изображения самого правителя Боспора, попирающего у победного трофея коленопреклоненного пленника (рис. 129); скачущего с копьем всадника; богини победы Ники и конной статуи над воротами крепости (Анохин, 1986. С. 154. Табл. 14, 379—382; Там же. Табл. 15, 385). Для покрытия расходов на военные нужды большое количество дупондиев и сестерциев (тип оборотной стороны — Ника с венком) чеканилось из аурихалка, специального сплава, поступавшего на Боспор с территории империи, которая была монополистом в производстве и применении этого монетного металла (Grant, 1946. P. 88; Смекалова, 2001. С. 341). Таким образом, соответствующая чеканка, вероятно, должна была осуществляться с санкции римских властей (Фролова, 1997. Ч. II. С. 153; Смекалова, 2001. С. 337)

Рис. 129. Сестерций царя Рескупорида I с военной тематикой (по П.О. Бурачкову)

Атмосферу напряженной обстановки на всех границах царства в конце правления Рескупорида I, что порой требовало его непосредственного присутствия на театре военных действий, ярко передает пространная надпись в форме элегии, происходящая из Пантикапея (Vinogradov, 1994. P. 73—74; Виноградов, Шестаков, 2005. С. 42—44; Сапрыкин, 1998. С. 202; он же, 2005. С. 45 сл.). Она восхваляет некоего крупного государственного и военного деятеля, бывшего воспитателем царя Савромата I. Подробно перечисляются его воинские должности и награды: — хилиархия, командование фракийской спирой и тяжеловооруженными воинами — гоплитами², золотые почетные знаки за воинскую доблесть³. Подробно говорится о мужестве чествуемого лица в сражении с некими врагами, судя по контексту, аланами, напавшими на Азиатский Боспор. Эта победа, одержанная «благодаря личной доблести и счастью царя», прямо названа «великой» и стала широко известной. Далее речь идет о поездке героя надписи к римскому императору, личной аудиенции, одобрении деяний боспорского военачальника, который находился не столь далеко от места событий, и указаниях относительно «справедливого наказания» для аланских царей. Этот эпизод датируется исследователями надписи 92 г. и, соответственно, речь может идти только о Домициане, пребывавшем тогда в Паннонии, где против римлян действовали сарматы-язиги в союзе со свевами (Виноградов, Шестаков, 1995. С. 179—180).

Другие упомянутые в пантикапейском энкомии события относятся уже ко времени царствования Савромата I (93/94—123/124 гг.). В частности, выполняя впоследствии волю своего бывшего воспитанника, чествуемый, оставив ему часть армии, предпринял военный поход против тавро-скифов и оказался близ Херсонеса. Здесь он встретил несколько царей, очевидно, скифов и тавров, направлявшихся для заключения союза с аланами, и не только отвратил варварских вождей от подобных намерений, но и взял с них клятвы верности. Далее упоминается племя псеханов, как объект пристального внимания самого царя. Возможно, Савромат I, чувствуя реальную угрозу со стороны аланов, с помощью дипломатии и убеждения принудил это племя признать его власть (Saprykin, 2002. P. 201). Далее прямо говорится о победоносной войне со скифами и подчинении тавров (Vinogradov, 1994. P. 73—74).

В этот период внешняя политика Боспора по-прежнему носила проримский характер. Не случайно в одной из надписей Савромат I характеризовался как «выдающийся друг императора и римского народа» (КБН. № 46), хотя он же, в первый и последний раз после Фарнака, именовался «великий царь царей всего Боспора» (КБН. № 1048), что свидетельствует об известной самостоятельности (Цветаева, 1979. С. 18; Шелов, 1981. С. 58). В сочетании с изменениями в монетных типах, выразившимися в появлении или исчезновении портрета императора на боспорских медных монетах (Фролова, 1968. С. 133—137), и данными о разрушениях цитадели Пантикапея и крепостей Фонталовского полуострова это обстоятельство позволило В.П. Толстикову выдвинуть «реконструктивную схему» важнейших событий военно-политической истории Боспора между 101/102 и 108/109 гг., согласно которой этот период ослабления римского влияния на Боспор завершился карательной акцией римской администрации (Толстиков, 1991. С. 54—62). Впрочем, как справедливо отметил С.Ю. Сапрыкин, доступные нам датированные надписи времени Савромата I в отношении элементов титулатуры не укалываются в предложенную хронологическую нишу «самостоятельности» Боспора (Сапрыкин, 1997. С. 90). Действительно, в надписях 104—105 гг., упоминающих боспорского царя, он именуется не только «другом цезаря и другом римлян» (КБН. № 1021, 1045, 1115, 1259), но и «пожизненным первосвященником августов» (КБН. № 1045). В то же время наименование его «великим царем» присутствует в посвятительной надписи 117 г. (КБН № 44), когда у Боспора, по В.П. Толстикову, сепаратистские тенденции должны были уже отсутствовать. Изменения в титуле прослеживаются в связи с победами, одержанными в войнах с варварскими племенами после 110 г. (Блаватская, 1976. С. 95—97; Сапрыкин, 1997. С. 92).

Из посвящения Парфенокла и Антимаха «богам, дарующим победу» (КБН № 32) мы знаем, что на начало правления Савромата I, приходится благополучно завершенная война с вышедшими из-под контроля Боспора скифами (Раевский, 1973а. С. 119)⁴.Но этому военному успеху, очевидно, предшествовала серьезная опасность, которой подверглись европейские владения царя. Иначе трудно объяснить уничтожение в результате сильного пожара фортификационной системы акрополя столицы государства (Толстиков, 1984. С. 51), с чем можно сопоставить уже упоминавшуюся эпитафию пантикапейца Аристона, павшего при защите стен отечества (КБН. № 133). Не исключено, что итогом тех же событий стало превращение Феодосии в «опустевший город» (Arr. Per. 30), а также разрушение крепости Илурат (Горончаровский, 20026. С. 70) и расположенной неподалеку укрепленной усадьбы близ с. Михайловка (Петерс, 1978. С. 117 сл.).

Позднее серьезная опасность угрожала Боспору на его азиатской стороне, следствием чего стало бурное фортификационное строительство (Сапрыкин, 2006. С. 228—229). Особенно грандиозные работы проводились в Горгиппии, где найдена мраморная плита, сохранившая следующие строки: «...великий царь Тиберий Юлий Савромат, друг цезаря и друг римлян, благочестивый, пожизненный первосвященник августов и благодетель отечества, снесенные стены города воздвиг от основания, дав их городу преумноженные по сравнению с границами предков...» (КБН. № 1122). В это время была усилена и оборона Танаиса в устье Дона (Шелов, 1972. С. 13—15; Болтунова, 1964. С. 204). Непомерное финансовое бремя, которое в связи с военными расходами взвалила на себя царская казна, вызвало в 98—118 гг. в очередной раз чрезвычайно обильный выпуск сестерциев (Зограф, 1951. С. 204; Смекалова, 2001. С. 337).

Сооруженный в Кепах мощный земляной вал тем не менее не спас город от захвата неприятелем, а Патрей, Тирамба и семь укреплений на Фанталовском полуострове подверглись внезапному разрушению (Толстиков, 1992. С. 54 сл.). Скорее всего эта угроза исходила от племени псеханов, против которых в 109—113 гг. Савромату I пришлось предпринять несколько походов (Яйленко, 1990. С. 216—228; Левченко, 1999. С. 209—218), при этом была взята какая-то крепость (КБН № 980, 981, 1048). Показательно резкое увеличение на рубеже I—II вв. в азиатских владениях Боспора погребений с оружием (около 14%) по сравнению с предшествующим периодом I в. до н. э. — I в. н. э., когда они составляли 1,5% (Масленников, 1990. С. 57)⁵.

Рим, заинтересованный в спокойствии на своих границах, всегда внимательно наблюдал за развитием военно-политической ситуации на Боспоре, стратегическая роль которого в отношении контроля за перемещением варварских племен значительно возросла со времени дакийских войн. Судя по имеющимся данным, уже при Домициане и Траяне усиление военной деятельности боспорских царей против варваров совпадает с активизацией римской политики на Востоке (Фролова, 1978. С. 25; Зубарь, 1998. С. 64).

Отражением тесных боспоро-римских дипломатических контактов является сообщение о срочном посольстве, отправленном Савроматом I к императору, которое сохранилось в переписке наместника провинции Вифиния Плиния Младшего с Траяном (Plin. Sec. Epist. X. 63. 64. 67), относящейся к периоду между 111 и 113 гг. (Сапрыкин, 1998. С. 191 сл.). В частности, он извещает его: «Царь Савромат написал мне, что ты должен как можно скорее о чем-то узнать». По мнению Б. Функа, письма Плиния Младшего о посольстве Савромата I были связаны с очередным усмирением аланов (Функ, 1992. С. 77; ср.: Яценко, 1992. С. 48). Достаточно вероятным представляется, что в ходе этой и подобной ей дипломатической миссии влиятельные царские сановники и военачальники Ульпий Парфенокл и Ульпий Антиох (КБН № 32, 628), судя по имени, получили от императора Траяна римское гражданство или его родовое имя. Если связать с первым из них ольвийскую эпитафию IPE, I², 203, то получается, что бурная жизнь Марка Ульпия Парфенокла закончилась далеко от родины, в Ольвии, где, учитывая его статус, он также мог выполнять важную военно-политическую миссию вместе с другими знатными боспорцами — Титом Флавием Ахеменом и Адостом, сыном Арсака (IPE, I², 202, 204), — к числу которых, возможно, относится и Стратон, сын Промаха (IPE, I², 229). М.И. Ростовцев даже считал, что при Траяне Ольвия оказалась под протекторатом боспорских царей, которые посылали для ее защиты свои войска (Ростовцев, 1915. С. 12—13). Этим ольвийским надписям начала II в., которые можно отнести к выходцам из высших слоев боспорского общества, особое внимание уделил В.М. Зубарь. С его точки зрения, с которой вполне можно согласиться, они позволяют говорить о сотрудничестве Боспора с Римом в решении различного рода военных задач на территории Северного Причерноморья, но идею протектората над Ольвией все же следует признать сомнительной (Зубарь, 1994а. С. 149; 1998. С. 70—75).

Личное участие Савромата I в военных действиях и проявленная им «доблестная отвага» были увековечены на средства хранителя дворцовой казны Тиберия Юлия Фавмаста в картине, помещенной в специально выстроенное для нее сооружение (КБН. № 45). В данном случае он следовал существовавшей в Риме практике, когда заказывались и выставлялись картины с изображением того, как велась война, чтобы живопись говорила о подвигах императора (ср.: Iul. Capit. Duo Max., XII, 10). Судя по одной из посвятительных надписей (КБН № 44), другим памятником военным успехам царя могло стать основание на Таманском полуострове, видимо, на месте победоносного сражения, города Никеи (Яйленко, 1987. С. 45, 112). Впрочем, сторонники другой версии полагают, что надпись поставлена молодыми гражданами вифинского г. Никеи (IPE, II, 39) или выходцами из него, переселившимися на Боспор (см.: комм. к КБН. № 44; Сапрыкин, 1997. С. 91).

На монетах этого времени часто встречаются символы, связанные с военными победами: царь на скачущем коне, Ника с венком и пленник на коленях у городских ворот, фланкированных двумя башнями (Анохин, 1986. С. 155—157. Табл. 16, 415—417; табл. 18, 458—461; Табл. 19, 468), — в связи с которыми за Савроматом I, очевидно, и был признан титул «великий царь» (Сапрыкин, 1997. С. 94). Впрочем, эти успехи не избавили западную границу государства от новых нападений. Еще раз усмирять скифов, уже на первом году правления, пришлось сыну Савромата, Котису II (123/124—132/133 гг.), о чем говорится в посвящении его наварха Трифона (КБН. № 33). В целом в это время положение Боспора, снова подчинившего Херсонес, было достаточно прочным. Впрочем, даже освободившись от этой зависимости, Херсонес был вынужден вести с боспорским царем Риметалком (131/132—153/154 гг) переговоры о заключении союза, очевидно, оборонительного для отражения нападений варварских племен (IPE I², 423). К этому периоду относятся реконструкция «от основания» башни в Гермонассе (КБН № 1052), перестройка цитадели Патрея (Сапрыкин, 2006. С. 233—234) и восстановление укреплений Илурата (Горончаровский, 2002. С. 70).

В середине II в. натиск тавроскифов пришлось испытать и Ольвии, куда затем был введен римский гарнизон. Постоянная угроза с их стороны привела к усилению римского военного присутствия в Крыму, где на мысе Ай-Тодор была возведена крепость Харакс (Зубарь, 2000. С. 193). Усилилось в эти годы давление варваров и на границы Боспора, а также восточные провинции Римской империи. Около 150 г. Танаис пережил какую-то военную катастрофу, сопровождавшуюся пожарами и разрушениями не только домов, но и оборонительных башен (Арсеньева, Науменко, 2001. С. 59—60). Эти события связывают с закреплением между 150 и 180 гг. на новых территориях западной группировки «поздних сарматов», представленной племенами танаитов и асеев (Шелов, 1974. С. 92; Даньшин, 1990. С. 51—56; Яценко, 1993. С. 84—85). Восстановление старых укреплений и постройка новых, зафиксированные многочисленными строительными надписями (Шелов, 1972. С. 269 сл.), превратили город в мощную крепость. Видимо, в результате стремления боспорских царей еще более укрепить Танаис как форпост для борьбы с враждебными варварскими племенами и определенных дипломатических усилий выходцы из племени танаитов заняли в этом городе достаточно привилегированное положение (Яценко, 1989. С. 91; Завойкина, 2004. С. 65—69). Появление новой этнической группировки, вошедшей в состав населения Танаиса, фиксируется и по материалам некрополя, где появляется участок с курганами ярко выраженного степного облика (Толочко, 2003. С. 257). Какие последствия имело появление на Боспоре новых представителей сарматской кочевой среды для развития местного военного дела, трудно сказать. Возможно, с этой миграцией связано распространение в Северо-Восточном Причерноморье длинных мечей с прямым основанием клинка (ср.: Марченко, 1996. С. 57—58).

В начале 170-х гг. пришел в движение варварский мир Северного Причерноморья к западу от Танаиса. Натиску сарматских племен в это время не раз подвергались дунайские провинции империи. Та же судьба, вероятно, постигла владения Херсонеса и Боспора. Скорее всего, не случайно между 170/171 и 173/174 гг. прекратилась боспорская монетная чеканка. В.М. Зубарь и М.В. Скржинская считают, что это было вызвано увеличением размеров трибута, выплачивавшегося Боспором Риму, в связи с финансовыми трудностями последнего (Зубар, Скржинська, 1997. С. 122). Но перерыв в чеканке, возможно, стал следствием не только экономического кризиса (Ростовцев, 1918. С. 164; Premerstein, 1913. S. 81), но и ухудшением внешнеполитической обстановки. Видимо, в условиях надвигавшейся военной опасности на азиатской стороне Боспора были зарыты несколько кладов золотых статеров, в которых представлены, главным образом, монеты царя Евпатора (154/155—170/171 гг) (Абрамзон, Фролова, Горлов, 2000. С. 60—61).

Примечания

1. Противоположную точку зрения на трактовку сообщения Лукиана о цели визита послов боспорского царя Тиберия Юлия Евпатора к наместнику Вифинии (Luc. Alex. 57) относительно того, что это были не субсидии, а ежегодная подать, см. в следующих работах: Латышев, 1909. С. 116; Максимова, 1956. С. 321; Зубарь, 1998. С. 80—81.

2. Ср. с КБН 318: «Саса гоплита, жена Тамира, в память своего мужа поставила эту стелу...» (вторая половина I в. до н.э. — начало I в. н. э.).

3. Что это были за знаки, остается только догадываться. Более определенно можно говорить только о считающихся наградными бронзовых и золотых пряжках с тамгами царей Риметалка (131/132—153/154 гг.) и Евпатора (154—170 гг.), а также их погребальных имитациях из золотой фольги (Яценко, 2001. С. 52; Хршановский, 2007. С. 185—186). В римской армии из золота изготовляли наградные браслеты, шейные гривны и медальоны-фалеры с изображениями императоров. В этой связи заслуживает упоминания такая редкая для боспорской скульптуры деталь, как гривна, изображенная на мраморной статуе Неокла, наместника Горгиппии и, возможно, дарованная ему в качестве воинской награды. Известны и находки золотых шейных гривен в воинских погребениях I—II вв. (ОАК за 1873 г. С. IV; Ростовцев, 1925. С. 230). Во всяком случае, для этого времени вряд ли можно рассматривать ношение шейной гривны на Боспоре как варварский обычай (Масленников, 1990. С. 59).

4. Оба боспорских военачальника, убедительно сопоставленных В.В. Латышевым с упоминаемыми в других надписях Ульпием Парфеноклом и Ульпием Антимахом, сыном Мастуса, судя по всему, были не только коллегами по военному командованию, но и родственниками (IPE, I², 203; КБН. № 628, 697, а также комм. к№ 32; Ростовцев, 1913. С. 398 сл.). Возможно, родоначальником этой знатной боспорской фамилии был некий Мастус (без всякого упоминания об отце), «почесть стяжавший царей и сограждан» и погребенный в некрополе Пантикапея: КБН. № 138).

5. На самом деле процент погребений с оружием этого времени еще меньше, так как упоминаемое там же А.А. Масленниковым единственное захоронение с полным набором наступательного вооружения (меч, 3 наконечника копий и 10 наконечников стрел), судя по тому, что меч описывается автором раскопок как акинак с брусковидным навершием (Шавырина, 1983. С. 72), относится к IV—III вв. до н. э. (ср.: Сокольский, 1954. С. 128—129. Рис. 1).