Путеводитель по Крыму
Группа ВКонтакте:
Интересные факты о Крыме:
В 15 миллионов рублей обошлось казне путешествие Екатерины II в Крым в 1787 году. Эта поездка стала самой дорогой в истории полуострова. Лучшие живописцы России украшали города, усадьбы и даже дома в деревнях, через которые проходил путь царицы. Для путешествия потребовалось более 10 тысяч лошадей и более 5 тысяч извозчиков. |
Главная страница » Библиотека » Ю.А. Виноградов, В.А. Горончаровский. «Военная история и военное дело Боспора Киммерийского (VI в. до н. э. — середина III в. н. э.)»
2.1. Союз АрхеанактидовПриблизительно на рубеже VI—V вв. до н. э. военно-политическая обстановка в степях Северного Причерноморья резко изменилась, что, очевидно, следует связывать с вторжением сюда с востока новой группы кочевников (Виноградов, Марченко, 1991. С. 150; Алексеев, 1992. С. 109; 2003. С. 156 сл.). Весьма вероятно, что именно эту группу Геродот называл «царскими» скифами, сообщая при этом, что они были самыми сильными и всех остальных скифов считали своими рабами (Herod. IV 6). Вполне возможно, что самоназвание этой кочевнической группировки было «сколоты» (Виноградов Ю.А., 2001; ср. Исмагилов, 1993. С. 63). Любопытно, что «Отец истории» в их отношении заметил, что они сами себя скифами не считали, но их так именовали окружающие (Herod. IV. 6). Вследствие вторжения новых номадов и связанной с этим дестабилизацией обстановки в степях, ситуация для всех греческих государств региона, в том числе и для колоний Боспора Киммерийского, стала очень опасной приблизительно к 480 г. до н. э. Наиболее показательным результатом негативного развития военно-политической ситуации стало крушение сложившейся системы жизнедеятельности на сельских территориях в окрестностях греческих городов. Именно в это время исчезли многочисленные сельские поселения Нижнего Буга и Днестра (см.: Марченко, 1980. С. 142—143; Виноградов Ю.Г., 1983. С. 402; Охотников, 1990. С. 70; Vinogradov, 1980. S. 71; Ochotnikov, 2001. P. 103). Тогда же прекратилась жизнь во всех известных сельских поселениях Восточного Крыма, хотя они, как говорилось выше, были немногочисленны (Масленников, 1998. С. 38). Изучение сельских поселений азиатского Боспора только начинается, но уже сейчас можно сказать, что одно из них, Артющенко I, не пережило этого рокового рубежа (Виноградов Ю.А., 2001а. С. 18), в пределах второй половины V в. до н. э. прекратилась жизнь на Алексеевском поселении около Анапы (Салов, 1986. С. 195; Алексеева, 1991. С. 18—19). Опубликованные материалы архаического Торика позволяют предполагать, что его развитие оборвалось приблизительно в начале этого же столетия (см.: Онайко, 1980. С. 141 сл.).
Есть веские основания считать, что от вражеских нападений пострадали даже некоторые боспорские города. Слой пожарища и разрушений 490—480 гг. до н. э. обнаружен в Пантикапее (Толстиков, Журавлев, Ломтадзе, 2003. С. 323—324), весьма показательно, что из него происходит немало трехгранных бронзовых наконечников стрел скифского типа (рис. 17). Следы масштабного пожара, происшедшего около 480 г. до н. э., открыты также при раскопках Мирмекия (Виноградов, Тохтасьев, 1994. С. 54—63). Здесь среди развалин построек, груд битой посуды и прочего было найдено немало весьма показательных вещей: бронзовые наконечники стрел, некоторые из которых имеют погнутые острия (иными словами, явно использованные в боевой обстановке), детали снаряжения скифских коней и т. д. (рис. 18). Показательно, что в западной части Мирмекия на участке, плотно застроенном в последней трети VI — первой четверти V в. до н. э., фиксируется явное запустение во второй четверти столетия (Виноградов Ю.А., 1991. С. 76). Вполне очевидно, что пожары и разрушения в Пантикапее и Мирмекии были, скорее всего, связаны с нападениями скифов. Следы пожаров и разрушений, датирующиеся первой половиной V в. до н. э., открыты и в других боспорских поселениях. В.П. Толстиков, специально собиравший материалы по этому вопросу, отмечает, что такие слои зафиксированы в Нимфее, Тиритаке, Зеноновом Херсонесе, Фанагории и Кепах (Толстиков, 1984. С. 30 сл.), при этом в слое пожара в Фанагории были обнаружены даже обломки железных мечей местных типов (Кобылина, 1983. С. 53). В дополнение к этой сводке можно заметить, что следы пожара первой трети V в. до н. э. открыты также в Порфмии (Вахтина, 1995. С. 33), а в раннем поселении на месте Анапы (Синдской Гавани) все постройки погибли в огне во второй четверти того же столетия (Алексеева, 1997. С. 18). Обычно с временем военной опасности в научной литературе связывается такое весьма специфическое явление, как массовое сокрытие монетных кладов. Само по себе это представляется вполне понятным, поскольку в подобной обстановке люди действительно могли посчитать, что наиболее надежным способом сохранения сбережений является их закапывание в землю. Однако к интересующему нас периоду на Боспоре относится всего один памятник подобного рода, это так называемый первый нимфейский клад 1949 г., состоящий из 17 пантикапейских серебряных монет. Он датируется началом V в. до н. э. и в настоящее время является самым ранним боспорским кладом (Голенко, 1974. С. 68 сл.; ср.: Скуднова, 1950; Шелов, 1951; Завойкин, 2006. С. 105).
В этой обстановке боспорские города-государства, как представляется, решили противостоять внешней угрозе совместно; как результат этих усилий, возникло объединение во главе с Археанактидами. Надо подчеркнуть, что об Археанактидах мы знаем из единственного сообщения древнего историка Диодора Сицилийского, который писал, что они царствовали на Боспоре 42 года с 480/79 г. до н. э. (Diod. XII. 31, 1). Несмотря на краткость информации, можно полагать, что знатный греческий род Археанактидов стал во главе объединения боспорских колоний в очень трудный для них час. Ю.Г. Виноградов высказал идею, что это объединение было одновременно военным и религиозным союзом (1983. С. 394—419), и такая трактовка сразу нашла сторонников (Толстиков, 1984. С. 24—59; Шелов-Коведяев, 1985. С. 58—70). Несмотря на ряд сложностей, обозначенный подход к пониманию происшедших тогда событий представляется весьма перспективным (Виноградов Ю.А., 2002а; но ср. Григорьев, 1998. С. 38 сл.; Сапрыкин 2003. С. 18 сл.). При Археанактидах в некоторых городах были построены оборонительные стены, при этом археологические наблюдения позволяют считать, что их приходилось возводить с большой поспешностью. Укрепления акрополя Пантикапея были построены в начале V в. до н. э. (Толстиков, 2001. С. 54). Северный участок этих укреплений (рис. 19), который был недавно открыт во время раскопок, сооружен таким образом, что в его трассу были включены разрушенные к тому времени каменные здания. В результате здесь была создана продуманная система обороны бастионного типа, нижняя часть стен (цоколь) была сложена из камня, а выше шла кладка из сырцовых кирпичей. По расчетам В.П. Толстикова высота стен достигала 7 м. Раскопками открыта любопытная конструктивная деталь оборонительной системы — калитка для вылазок около западного угла, ширина которой составляет 0,80 м (Толстиков, Журавлев, Ломтадзе, 2003. С. 322, табл. II).
В первой четверти V в. до н. э. была построена оборонительная стена Тиритаки, ширина ее составляла 1,7—1,8 м (Марти, 1941. С. 13 сл.; Гайдукевич, 1952. С. 15 сл.). В трассу оборонительных сооружений, как и в Пантикапее, были включены стены некоторых разрушенных домов, что явно свидетельствует о поспешности строительства (рис. 20; Толстиков, 1984. С. 29). Оборонительная стена, построенная тогда же в Мирмекии, была более монументальной, в ширину она достигала трех метров (рис. 21). В высшей степени любопытно, однако, что мирмекийская стена не окружала всей площади поселения, а лишь отсекала его западную, прилегающую к акрополю часть, то есть опять же была возведена с очень большой поспешностью (Виноградов Ю.А., 1992. С. 107; Виноградов, Тохтасьев, 1994. С. 54 сл.). Обвод оборонительных стен вокруг всего Мирмекия был завершен позднее, когда скифская угроза ослабела. На азиатской стороне Боспора греки также были вынуждены позаботиться об укреплении своих городов. В первой или второй четвертях этого столетия было укреплено анапское поселение (Синдская Гавань или Синд). Оборонительная стена здесь проходила по трассе засыпанного ранее рва, о котором говорилось в предыдущей главе, она имела всего 1 м в ширину (Алексеева, 1997. С. 17—18). Более солидная стена, достигавшая в ширину 2,4 м, была возведена в поселении несколько позже — во второй половине V в. до н. э., возможно, ближе к последней четверти столетия (Алексеева, 1997. С. 18). Оборонительная стена вокруг Фанагории, судя по сохранившимся субструкциям, достигала в ширину 3,5 м (Кобылина, 1969. С. 98); эти укрепления, скорее всего, были построены во второй половине V в. до н. э. (Горлов, 1986. С. 136; Завойкин, 2004. С. 52).
Для защиты своих рубежей Археанактиды, как представляется, использовали и более масштабные, нежели строительство городских стен, акции. В связи с этим в первую очередь необходимо сказать о так называемом Тиритакском вале. Традиционно считалось, что этот оборонительный рубеж, следы которого еще видны на современной поверхности, имеет 25 км в длину, — он начинается у Азовского моря, идет в южном направлении и обрывается у Тиритаки (рис. 22). Иными словами, вал отсекал от Керченского полуострова его восточную часть (см.: Шмидт, 1941; Гриневич, 1946; Гайдукевич, 1949. С. 189; Сокольский, 1957; Толстиков, 1984. С. 25 сл.). Большое внимание изучению вала в последнее время уделял А.А. Масленников (см.: 1983; 1998. С. 184—185, 215 сл.), который в конце концов сумел убедительно показать, что реальная ситуация с остатками укреплений на обозначенном участке местности не столь проста и однозначна. Здесь явно присутствуют остатки нескольких сооружений, относящихся к различным эпохам, в том числе даже к времени «покорения Крыма» Россией в XVIII в. (Масленников, 2003. С. 131 сл.). Однако его общий вывод о том, что пока нет достаточных оснований предполагать строительство здесь каких-то валов в VI — начале V в. до н. э. (Масленников, 2003. С. 250), представляется несколько поспешным. Тем более, что совсем недавно в юго-восточной части Керченского полуострова открыты остатки еще одного древнего вала, так называемого Чурубашского (Зинько, 2003. С. 49). Датировка его остается неясной, но сугубо гипотетически можно предположить, что оба вала (Тиритакский и Чурубашский) представляют собой части единого сооружения, тянувшегося от Азовского до Черного моря и, таким образом, отсекавшего всю восточную часть полуострова. Само по себе возведение валов и стен — типичнейший способ защиты земледельческих народов от нападения кочевников, в качестве примеров чему можно привести Дербент, Великую Китайскую стену, русские засеки и т. д. (Григорьев, 1875). Не следует забывать и о том, что древние греки были прекрасно знакомы с системой укреплений территории полуострова путем строительства стен на перешейке от моря до моря. Первая такая попытка, естественно, из известных нам, относится к середине VI в. до н. э., — это стены, построенные Мильтиадом на Херсонесе Фракийском (Herod. VI. 36). Боспорские греки в этом важнейшем деле, конечно, не были пионерами (Маринович, Кошеленко, 2000).
Как представляется, система обороны Боспора Киммерийского при Археанактидах была достаточно продуманной. В зимнее время она, конечно, не могла базироваться на Тиритакском вале, естественно, если считать, что древний вал обрывался около Тиритаки, а не продолжался далее к Черному морю, как Чурубашский. Подвижные отряды кочевников легко могли обойти его по льду, к примеру, около Нимфея, точнее, на участке от Нимфея до Тиритаки, где берег достаточно пологий для того, чтобы всадники могли выйти на лед пролива. Но даже при подобном понимании ситуации, могли ли такие рейды нанести большой ущерб боспорянам? Думается, что нет. Урожай на полях был в это время уже убран, а население могло легко укрыться под защитой городских стен, остатки которых, напомним, были открыты в Пантикапее, Фанагории, Тиритаке, Мирмекии и Порфмии. Тиритакский вал был дополнительной защитой боспорских городов в летнее время и, что особенно важно, единственной защитой боспорских (прежде всего, пантикапейских) сельскохозяйственных угодий в весенне-летний сезон, когда они действительно могли пострадать от нападения номадов (Виноградов, Тохтасьев, 1994. С. 61—62). Тиритакский вал в этом отношении выполнял свои задачи. Следующим этапом защитных работ, когда угроза со стороны скифов, по всей видимости, уже не была столь реальной, стало возведение так называемого Аккосова вала, который находится западнее Тиритакского и идет от Азовского моря до Черного, имея около 36 км в длину (рис. 22). Для понимания военно-политической ситуации на Боспоре в рассматриваемое время определенное значение имеют погребения с оружием. Выше уже говорилось, что это оружие, в основном, представлено наконечниками копий, стрел и мечами местных варварских типов. Надо признать также, что эта специфическая черта отличает некрополи боспорских городов и других колоний Северного Причерноморья от синхронных памятников метрополии, где обычай помещения оружия в могилу исчез очень рано (Boardman, Kurtz, 1971. P. 75). В некрополях греческих городов Таманского полуострова эта необычная черта погребального обряда проявляется весьма отчет-либо. В некрополе Тирамбы, к примеру, во второй половине VI — первой половине V в. до н. э. оружие было столь обычно, что А.К. Коровина пришла к выводу о поголовном вооружении мужчин этого города (Коровина, 1987. С. 8). В Тузлинском некрополе большое количество предметов вооружения фиксируется с рубежа VI—V вв. до н. э. (Сорокина, 1957. С. 21 сл., 52). На европейской стороне Боспора погребения с оружием тоже известны: под Нимфеем они относятся к концу VI — первой четверти V в. до н. э. (Грач, 1999. С. 27), в некрополе Пантикапея их датируют в более широких пределах VI—V вв. до н. э. (Цветаева, 1951. С. 67), захоронение с мечом, открытое в Мирмекии, принадлежит к первой четверти V в. до н. э. (Гайдукевич, 1952а. С. 214 сл., рис. 140). Признавая всю сложность интерпретации погребальных комплексов в прямой увязке с особенностями исторического развития оставившего их общества, все-таки можно признать, что обилие оружия в могилах, в известной степени, было детерминировано его определенной милитаризацией. Рубежи Боспора, надо думать, защищали не только гражданские ополчения городов-государств, но и союзные каждому из них силы варварских племен. О развитии самых тесных контактов греков с местными племенами во время Археанактидов свидетельствуют курганы с погребениями туземной аристократии, которые вплоть до начала IV в. до н. э., т. е. до создания единого государства при ранних Спартокидах (см. ниже), насыпались в окрестностях всех главных городов (Пантикапей, Нимфей, Фанагория, Кепы, возможно, Гермонасса)1. Почти во всех курганах были захоронены воины-всадники (Виноградов Ю.А., 20016). В вооружении этих воинов любопытнейшим образом переплелись варварские и греческие черты. В наборе защитного вооружения предпочтение отдавалось греческим шлемам и поножам, а металлические панцири были местными, относящимися к типу пластинчатых или чешуйчатых доспехов, как уже говорилось, обычных у скифов и их юго-восточных соседей — синдов и меотов. Комплекс наступательного вооружения целиком соответствовал местным традициям: лук со стрелами, короткий меч-акинак, копье.
Наиболее показательная группа курганов местной знати времени Археанактидов (имеются, правда, и несколько более поздние памятники), насчитывающая приблизительно десяток комплексов, расположена под Нимфеем (Силантьева, 1959), именно здесь во время археологических раскопок были обнаружены материалы, позволяющие судить о том, как были вооружены союзники боспорян. Вооружение это было весьма многочисленным и разнообразным; рядом с погребенными, как правило, были положены несколько мечей, кинжалов, копий и, очевидно, лук со стрелами, от последних, естественно, сохранились лишь бронзовые наконечники (рис. 23, 1). Чешуйчатые панцири, столь характерные для местных племен Северного Причерноморья, были составлены из железных и бронзовых пластинок. Весьма интересны также поножи, найденные в одном из нимфейских погребений. Они относятся к категории полосчатых, т. е. состоящих из серии соединенных между собой тонких длинных бронзовых пластин (их длина — около 25 см, ширина — чуть больше 1,5 см), которые крепились вертикально на кожаной подкладке (Черненко, 1968. С. 118—119; 1970. С. 195—197; Vickers, 1978. P. 10, 45, Pl. XVIb; 2002. P. 46—47, Pl. 17). Эти поножи, безусловно, следует связывать с традицией местных племен. Импортные греческие кнемиды здесь также представлены, они были изготовлены из бронзы и, в отличие от более ранних, не имели пышной орнаментации. Комплекс защитного вооружения, каким он предстает на основании находок из курганов Нимфея, дополняется греческим бронзовым шлемом. Один из них относится к халкидскому типу, для которого, как уже говорилось выше, характерно наличие наносника и нащечников, в данном случае неподвижных (рис. 23, 4); второй — значительно своеобразней (рис. 23, 3; Рабинович, 1941. С. 139—140; Черненко, 1968. С. 92; 1970. С. 191—194; Vickers, 1978. P. 11, 34, Pl. 1; 2002. P. 14—15, Pl. 1). Он имеет полусферическую, несколько уплощенную форму; в его лицевой части имеется небольшой прямоугольный вырез, который был закрыт бронзовой пластиной, укрепленной здесь с помощью трех заклепок (на рисунке пластина изображена отдельно). Сверху по оси шлема проходят два невысоких валика, в разрезе имеющих треугольную форму. Эта находка, безусловно, относится к типу так называемых иллирийских шлемов. В разделе, посвященном греческому вооружению (глава 1.3) о них не говорилось по той причине, что в колониях Северного Причерноморья шлемы этого типа не получили распространения. Абсолютное большинство таких находок происходит с севера Балканского полуострова, с территории древней Иллирии. Этот тип отличается наличием прямоугольного выреза в лицевой части, неподвижных нащечников и назатыльника; сверху всегда имеются два валика (Черненко, 1968. С. 92; 1970. С. 194; см. также: Конноли, 2000. С. 60). При изготовлении нимфейского экземпляра у обычного иллирийского шлема были срезаны нащечники и назатыльник, затем к нему в лицевой части была прикреплена пластина, возможно, полученная при срезании назатыльника. Е.В. Черненко уверен в том, что она была прикреплена к шлему в качестве своеобразного козырька (1968. С. 92; 1970. С. 191), а Б. 3. Рабинович считал, что эта пластина служила назатыльником (1941. С. 140). Надо сказать, что традиция переделки греческих шлемов в соответствии с местными вкусами в Северном Причерноморье скифского времени существовала довольно устойчиво, но козырьков у местных шлемов никогда не было; греческие шлемы в результате удаления нащечников и других деталей просто становились более легкими. При такой ситуации можно считать, что в данном случае либо был исполнен, так сказать, индивидуальный заказ и шлем получил козырек, либо, пусть несколько необычным образом, был восстановлен утраченный при переделке назатыльник. Каждого воина сопровождало захоронение коня или даже нескольких коней с великолепной уздой, украшенной бронзовыми изображениями в так называемом скифском зверином стиле (рис. 23,2). Нет сомнения, что общий облик боспорского всадничества, который реконструируется на основании находок из курганов, в частности, Нимфейских, является наглядным проявлением смешения греческой и варварской элиты в единый пласт боспорской (неоднородной по своему происхождению) аристократии. Вкусы этой аристократии проявлялись во многих аспектах свойственной ей материальной и духовной культуры, в том числе и в снаряжении боевого коня, наборе вооружения и т. д. Большое значение для понимания исторической ситуации, сложившейся в это время, разумеется, имеют не только курганы варварской знати союзных грекам племен, но и погребения рядовых дружинников, пришедших с ними на Боспор. Вероятно, будет слишком оптимистично полагать, что где-нибудь в окрестностях Пантикапея или другого греческого города Восточного Крыма удастся обнаружить компактный дружинный некрополь первой половины V в. до н. э. или даже братскую могилу погибших тогда воинов. Однако надеяться на открытие отдельных воинских погребений имеются все основания. Показательным в этом отношении является погребальный комплекс, исследованный около Аджимушкая под Керчью. Здесь в обычной грунтовой могиле были обнаружены остатки двух человеческих костяков с весьма показательным набором вооружения: меч с так называемым «антенным» навершием (рис. 24, 1) и бронзовые наконечники стрел (рис. 24, 2—5). А.Е. Кислый и С.А. Скорый считают, что это погребение относится к второй половине V в. до н. э. (Кислий, Скорий, 1990. С. 130), но, в принципе, возможна и несколько более ранняя датировка.
Думается, что приведенные факты достаточно отчетливо свидетельствуют об ухудшении военно-политической ситуации на Боспоре, обусловленной, скорее всего, общей дестабилизацией обстановки в степях Северного Причерноморья. Однако в трудах современных исследователей эти явления не находят однозначной оценки. Е.М. Алексеева признает, что около 480 г. до н. э. на Боспоре начался процесс объединения полисов. О характере этого объединения она замечает: «Эта консолидация не ограничивала свои цели созданием оборонительного союза против окрепших скифов. Одной из насущных задач для растущих полисов стало приобретение новых плодородных земель» (Алексеева, 1997. С. 31). На наш взгляд, исследовательница, не находя нужным разделять два крупных этапа в истории Боспора — время правления Археанактидов и ранних Спартокидов, — совершает серьезную методическую ошибку Обозначенные этапы отличаются явным своеобразием, и Археанактидам, конечно, было не до забот о расширении хоры греческих городов. Эта задача была воплощена позднее при преемниках Спартока I, о чем будет сказано ниже. Не вполне убедительным представляется и заключение Э.В. Яковенко о том, что, несмотря на обострение боспоро-скифских отношений в 80-х гг. V в. до н. э., до военных столкновений дело не дошло и ситуация разрешилась путем переговоров и принятием взаимных договорных обязательств (Яковенко, 1986. С. 51). Спрашивается в таком случае, почему же в боспорских поселениях происходили пожары, против кого возводились оборонительные сооружения и т. д.? В.С. Долгоруков и Е.А. Молев, оценивая эти археологические факты, вообще не видят признаков скифской военной угрозы на Боспоре (Долгоруков, 1990. С. 35 сл.; Молев, 1997. С. 27; 1999. С. 83; ср.: Сапрыкин, 2003. С. 18 сл.). Первый из названных исследователей считал, что в это время на берегах Керченского пролива разразился конфликт апойков с эпойками, иными словами, борьба старых колонистов с новыми. По мысли В.С. Долгорукова, сюда прибыла новая волна переселенцев из Ионии, спасшихся после поражения антиперсидского восстания (494 г. до н. э.), по этой причине возникла нехватка пригодных для обработки земель, и началась борьба за их перераспределение. Вполне возможно, что какая-то часть переселенцев из Малой Азии в начале V в. до н. э. действительно переселилась в Причерноморье, но насколько велик был поток эпойков и, соответственно, мог ли он вызвать острую нехватку сельскохозяйственных угодий в местных колониях, абсолютно неизвестно. В этой связи закономерно возникает вопрос, — если нехватка земель действительно имела место, то почему переселенцы не основали новых колоний, ведь просторы Северного Причерноморья как будто давали для этого все необходимые условия. Другое дело, что на обширных степных территориях региона тогда происходили весьма важные события, которые почему-то ускользнули от внимания исследователя.
Гипотеза Е.А. Молева еще более оригинальна. По его мнению, засвидетельствованные факты разрушений в боспорских поселениях, усиление фортификационного строительства и прочее могут быть истолкованы как следствие агрессивной политики Пантикапея (Молев, 1999. С. 87). Такое, в общем, парадоксальное заключение связано с рядом других предположений (см.: Молев, 1997. С. 36—37). Автор полагает, что в это время уже существовало объединение некоторых городов, получившее название Боспор, столицей которого, естественно, был Пантикапей. Боспор сделал попытку подчинить Нимфей, но эта акция оказалась неудачной. Результатом ее стало то, что против Пантикапея открыто выступили Мирмекий, Тиритака и Порфмий, попытавшиеся добиться независимости. Именно в такой обстановке, как представляется Е.А. Молеву, во главе Боспора встал Археанакт, который, опираясь на союзников-скифов, сумел покорить мятежные города. Интерпретация уважаемого исследователя, на наш взгляд, достойна страниц исторического романа. Как было сказано, имеющиеся археологические материалы никак не позволяют ограничивать конфликт только европейской частью Боспора, в него, безусловно, были вовлечены и азиатские центры. Если же взглянуть на проблему более широко, то представляется возможным говорить о глобальности греко-скифского конфликта в масштабах всего Северного Причерноморья. В таких условиях греческим городам-государствам Боспора Киммерийского было, конечно, важнее заключить оборонительный союз, пожертвовав частью своих традиционных свобод, нежели начинать самоубийственную междоусобицу. В связи с изложенным приходится еще раз согласиться с уже давно высказанной идеей о том, что объединение греческих колоний под властью Археанактидов было вызвано угрозой со стороны варварского окружения (см.: Латышев, 1909. С. 71; Гайдукевич, 1949. С. 44—45; Каллистов, 1949. С. 197; Блаватский, 1954а. С. 39). В.П. Толстиков справедливо отмечает, что одна из важнейших причин этого объединения заключалась в необходимости в консолидации всех сил для защиты от скифской угрозы, для организации защиты хоры, являвшейся основой экономики боспорских городов (Толстиков, 1984. С. 24 сл.; ср. Виноградов Ю. Г, 1983. С. 349 сл.; Шелов-Коведяев, 1985. С. 63 сл.). В высшей степени странным выглядит заключение В.С. Долгорукова о том, что приход к власти Археанактидов не был связан с внешней опасностью, более того, по его мнению, мировая история вообще не знает примеров возникновения государств, которые бы были вызваны военной угрозой (Долгоруков, 1990. С. 35). Разумеется, причины возникновения государств очень сложны и разнообразны, но и фактор военной опасности в их ряду никак нельзя игнорировать (см.: Семенов, 1994. С. 119—120). В данном случае, однако, речь вообще идет не о возникновении государства (см.: Васильев, 1992. С. 125), а о сложении оборонительного союза. Этот союз был создан несколькими или, может быть, даже всеми городами-государствами Боспора, и подобных примеров в истории Древней Греции, конечно, известно немало, самый близкий из них по времени — Делосский (Первый Афинский) союз, сложившийся в 479 г. до н. э. Кратко подводя итог сказанному выше, следует с полной определенностью признать, что оборонительные акции Археанактидов, направленные на отражение скифской агрессии, оказались вполне успешными. В рамках возглавляемого ими оборонительного союза боспоряне провели ряд крупных мероприятий по укреплению не только отдельных городов, но и с помощью вала, за которым мы оставляем закрепившееся в научной литературе название Тиритакского, — целого района в северо-восточной части Керченского полуострова, а, может быть, и всей его восточной части. Ополчения греческих городов-государств и союзные им варварские дружины, очевидно, в основном синдские и меотские, сумели защитить боспорские рубежи, отстоять независимость местных колоний, что, несомненно, имело очень большое значение для их будущего развития. Одним из важных последствий такого завершения греко-скифского конфликта, вероятно, можно признать прекращение регулярных скифских передвижений через Боспор Киммерийский, которые, как отмечалось выше (см. главу 1.3), имели важное значение на начальном этапе истории греческих колоний района. Примечания1. С созданием единого греко-варварского Боспорского государства погребения варварской аристократии здесь, в основном, стали концентрироваться около столичного города — Пантикапея (Виноградов Ю.А., 2005. С. 274).
|