Большевики отступили. Немецкая оккупация

Торжество большевиков на этот раз не было продолжительным. В феврале 1918 года австро-венгерские войска начали наступление. После подписания 3 марта Брест-Литовского мира большевики были вынуждены исполнить свои обещания перед немецким правительством. Немцы и гайдамаки стояли у Перекопа, когда ялтинский штаб Красной гвардии, переименованной в Красную армию, издал приказ о привлечении буржуазии возрастом от 20 до 45 лет к трудовым повинностям по возведению оборонительных сооружений, вызвавший возмущение, которое пришлось подавлять.

14 апреля В. Игнатенко принял решение «взять на учет всю буржуазию с 18 до 45 лет» и «высылать мобилизованных буржуев по мере требования Совнаркома», но его инициатива не была реализована. Исполком объявил мобилизацию, но на площади около Народного дома несогласные собрали митинг и арестовали кого-то из штаба Красной армии. С большим трудом большевикам удалось это собрание перенести на вечер, а тем временем втайне от всех они вызвали из Севастополя миноносец. К 5 вечера Народный дом был заполонен людьми, все шумели, кричали, требовали открыть митинг, и когда он начался, выступавшие потребовали отмены мобилизации. Но в это время в зал вошли вооруженные моряки, прибывшие на миноносце «Керчь», и стихийные протесты прекратились. Драчук по-революционному быстро и решительно устранил инициаторов митинга, а остальные безропотно разошлись.

Немецкий солдате Ялте. Фото 1918 г.

Прибывший из Севастополя миноносец, выгрузив оружие: винтовки с патронами, несколько станковых и ручных пулеметов и скорострельную зенитную пушку, которую установили на грузовом автомобиле, стал курсировать вдоль берега. В городе все притихло, и из дома в дом поползли всевозможные слухи. В горах появились различные банды, и всякое передвижение стало повышенно опасным.

Немцы и гайдамаки, прорвав оборону на Перекопе, ворвались в Крым. Ялтинский исполком организовал революционный штаб по формированию новых отрядов Красной армии, командиром которых был назначен старый большевик Озолин.

Обстановка с каждым днем накалялась, и чтобы хоть отчасти снять напряжение в обществе, помощник комиссара по продовольствию Григорьев 24 (11) апреля 1918 года дал объявление в газете «Ялтинская коммуна» о распределении муки в преддверии христианской Пасхи:

«Пасхальная мука

Продовольственным комитетом получено пока 3800 п. пасхальной муки для раздачи исключительно христианскому населению города и уезда. По разверстке на 80000 христианского населения города и уезда будет выдаваться по 2 фунта муки на продуктовую карточку.

Всем домовым комитетам, а также где таковые не организованы, арендаторам и домовладельцам представить в период 23, 24 и 25 апреля в районные комитеты списки жильцов-христиан, заверенные президиумом домового комитета, а также продуктовые карточки этих жильцов, на каковых карточках районным комитетом будет проставлен штемпель "Пасха" на купон № 14 после предварительного сличения списков граждан христианского вероисповедания с имеющимися в районных комитетах списками всех жильцов.

Ответственность за правильность списков и постановки штемпелей возлагается на президиумы домовых комитетов с одной стороны и районных — с другой. Всякие злоупотребления в этом отношении будут мною караться со всей строгостью революционного времени.

Отпуск муки начнется с 26 апреля из всех лавок продовольственного комитета, а также потребит. обществ "Сбережение", "Муравейник" и "Берекет", по купону № 14 по цене 50 к. за фунт.

По карточкам без штемпеля "ПАСХА" мука ни в коем случае отпущена быть не может.

Население приглашается спокойно отнестись к этой выдаче, так как муки хватит на всех христиан.

Домовые комитеты, внесшие деньги за муку в районные комитеты, могут платить в лавках за муку квитанциями, полученными от районного комитета, предъявляя одновременно с продуктовыми карточками заверенные районным комитетом списки, где указана внесенная сумма и карточки продуктов с указанными штемпелями. Такую оплату могут производить только представители от домовых комитетов, а не отдельные жильцы.

В таких случаях, когда внесенная сумма превышает стоимость причитающейся по карточкам муки, представляется право приобрести на излишек другие продукты, но также по карточкам.

Лавкам строго следить за правильным отрезыванием купона № 14.

Пом. комиссара по продовольствию Н. Григорьев»¹.

В апреле 1918 года О.М. Можайская записала в своем дневнике: «В ночь с 16 на 17 <...> никто не ложился спать. В эту ночь большевики уходили на миноносцах и транспортах, и каждый красноармеец обещал убить по одному "буржую". Пароходы отошли в 5 ч[асов] утра, но гул голосов и выстрелы продолжались всю ночь. Говорят, много офицеров расстреляно, и среди них <...> Вл. Иванов-Дивов. Сегодня днем приехали на автомобиле из Севастополя 40 немецких солдат»².

Княгиня Барятинская не без злорадства пишет, что большевики удрали «в панике от 12 немецких солдат, которые вошли в город пешком. Мостовые были усыпаны ружьями, выброшенными прочь во время бегства. <...> Днем значительные формирования немецких войск вошли в город, их не сопровождали ни татары, ни украинцы. Определенное количество немцев осталось в Ялте, остальные начали продвижение к Севастополю, который еще не был взят. Матросы Черноморского флота, которые были против того, чтобы сдаться, покинули рейд с адмиралом Саблиным во главе. Он отошел к Новороссийску с флотом, состоявшим из 2-х больших военных кораблей и нескольких подводных лодок новой конструкции, остальные корабли, включая "Императрицу Марию", которая утонула два года назад, но потом была поднята, попали в руки немцев.

Порядок был восстановлен. Я должна признать, что немцы вели себя скромно, и даже им отчасти не хватало энергии в борьбе с большевиками. На улице не было видно офицеров, а люди, принадлежавшие исключительно к резервному корпусу ландвера, имели очень миролюбивый вид. Через некоторое время бывший комендант города был сменен другим офицером, который выказывал больше требовательности и строгости.

Мы узнали, что много большевиков были убиты в первую ночь, среди них комиссар Игнатенко, чудовище, которое имело обыкновение казнить офицеров своими собственными руками, стреляя в них из своего револьвера.

Большевистский комиссар Добряков, который был в доме пароходной компании в Ялте и спас мою жизнь, когда подвыпивший матрос бросился на меня со своим ружьем, намереваясь убить меня, был арестован, когда немцы пришли в Ялту, и приговорен к расстрелу. Эти новости дошли до меня, и я пошла к немцам и просила их пощадить его жизнь, так как Добряков спас мою и жизнь нескольких моих друзей. Немцы согласились сделать это, и Добряков приходил благодарить меня. Я сказала ему, что теперь мы квиты»³.

Немецкие солдаты в Крыму. Фото 1918 г.

«Спокойствием» на Пасху ялтинцы были обязаны немцам, оккупировавшим город. Положение было двойственным, неясным и неустойчивым.

Масштаб происходившего не вмещался в сознание, попытки отреагировать безнадежно запаздывали, и только летом, после того как 1 апреля 1918 года была конфискована Духовная консистория, во всех храмах стали читать молитву об устроении церковной жизни. Душевные силы растворялись в страданиях, которые с ужасом запечатлевало потрясенное воображение современников. Трудно было представить, что это всерьез, надолго и впереди ожидают не менее страшные события.

9 апреля 1918 года в своем послании «К православным жителям Симферополя» архиепископ Димитрий сокрушался о большевистских злодеяниях: «В эти ужасные дни мы пытались говорить, но нам не позволяли. Мы являлись к власть имущим, нас выпроваживали с насмешками. Всякая попытка к словесным и письменным мольбам о пощаде, жалости, милости пресекалась в корне. Люди, ставшие у кормила правления нашей землей, и те, кои, прикрываясь именем правительства страны, врывались в дома наши и производили вопиющие к небу беззакония, — объявили себя не имеющими ничего общего с Богом, считали себя даже открытыми противниками Христа и Его Церкви. Нам запретили писать что-либо в свое оправдание, когда на наши святые храмы была возведена явно грубая, несуразная и невежественная клевета о стрельбе из пулемета с наших колоколен. Мы только могли плакать и взывать к Господу сподобить нас участи наших духовных чад, мученически окончивших свое земное течение...»⁴.

Как известно, архиепископ Димитрий до конца жизни плакал и взывал ко Господу, оставаясь свидетелем мученических подвигов своих собратьев. Красный террор порождал белый, а белый, в свою очередь, красный. Террор, рожденный еще до революции и одобренный прогрессивной интеллигенцией как метод политической борьбы, стал самовоспроизводящимся фактором русской истории. Люди оказывались в порочном круге, из которого не было выхода.

21 апреля руководство Республики Тавриды — Антон (Нафталий) Слуцкий, Я.Ю. Тарвацкий, С.П. Новосельский и другие решили добраться на автомобиле по побережью до Феодосии, но у деревни Биюк-Ламбат попали в засаду. Их отправили в Алушту, во время допросов пытали, издевались и 24 апреля расстреляли в балке близ Алушты.

Ялтинский порт. Немецкая открытка 1918 г.

После ряда столкновений с красногвардейцами 1 мая 1918 года немецкие войска оккупировали всю территорию полуострова.

7 мая Крым был разделен на две зоны оккупации — западную и восточную с выделением Севастополя в отдельную единицу.

Командующий оккупационными войсками генерал от инфантерии Роберт Кош ввел для «туземцев», как он, не стесняясь, называл крымчан, военное положение. В «Приказе» от 30 мая 1918 года говорилось: «Германское военное судопроизводство по законам германского полевого суда <...> будет применяться к туземным жителям в следующих случаях:

1. Когда туземные жители обвиняются на основании законов Германского государства в преступных деяниях против германского войска и лиц, входящих в состав его.

2. При нарушении и неисполнении туземными жителями распоряжений и приказов, изданных военными начальниками, с предупреждением о привлечении к ответственности и в интересах безопасности как войска, [так] и в интересах успокоения страны»⁵.

Немцы в Севастополе. Фото 1918 г.

В целях умиротворения Крыма населению было предписано под угрозой смертной казни сдать ко 2 мая имеющееся на руках оружие. 2 июня германское командование издает новый приказ, согласно которому местные жители подлежат казни «при всяком деянии... против германских войск», «при неисполнении распоряжений и приказов», за хранение оружия и порчу имущества и за неоказание услуг германским войскам или отдельным лицам, а также за подстрекательство против немцев и многое другое. И все эти приказы с немецкой педантичностью неукоснительно соблюдались. Много большевиков было арестовано и казнено, другие, кому повезло, бежали.

Офицеры, оставшиеся в Ялте, обратились к немцам с просьбой поднять со дна моря тела убитых товарищей и похоронить их подобающим образом. Немцы дали согласие и назначили день для погребения. На поминальную службу собралась огромная толпа простых людей, очевидцев, невольных свидетелей жестоких расправ. После панихиды в воду были брошены огромные венки из живых цветов и пропета «Вечная память».

В июне 1918 года по инициативе архиепископа Димитрия в Ялте, там, где были погребены люди, погибшие в дни трагических событий, планировалось установить памятник-часовню для совершения заупокойных служб.

Останки же 24 красноармейцев, похороненных в городском саду по приказу немцев еще в первые дни их появления в городе, ночью были эксгумированы и унесены, а наутро на том месте разбиты цветочные клумбы.

С вторжением на полуостров немцев и частей Центральной Рады появились украинские эмиссары и на Южном берегу. 19 апреля крымские татары подняли восстание и с присущей им злобой обрушились на тех, кто сочувствовал большевикам, и христианское население, по преимуществу греков. По мнению участника событий В.А. Оболенского, «восстание было делом рук немецкого штаба», предполагавшего создать в Крыму национальное мусульманское государство.

Ялта. Немецкая открытка 1918 г.

5 мая Р. Кош назначил губернатором Крыма генерал-майора барона Эглофштейна. Немецкое командование сделало ставку на немцев-колонистов, и 7 мая была проведена конференция немцев, на которую прибыло 400 делегатов не только из Крыма, но и из Херсона, Мелитополя, Бердянска и Одессы. Присутствовали и члены Курултая. Был поставлен вопрос о создании особой Черноморской области с подавляющим количеством немецких жителей. Принято решение о создании в Крыму Союза немцев юга России и установлении ими контакта с Германией. Делегаты приветствовали вторжение германской армии и выразили ей безоговорочную поддержку. Немцы попытались контролировать многонациональный Крым, сделав ставку на крымских татар. На турецком корабле из Стамбула прибыл лидер национального движения Дж. Сейдамет. 16 мая он посетил немецкий штаб, после чего на Курултае выступил с программной речью и восторженным признанием Германии.

В надежде на свою независимость крымские татары проявили особую расположенность к немцам и 21 июля 1918 года обратились к ним с просьбой.

«Высокому Германскому правительству. Крымско-Татарский народ, который благодаря падению ханства 135 лет тому назад подпал под русское иго, счастлив иметь возможность довести о своих политических надеждах до сведения Германского правительства, в помощь коего Турецкому и Мусульманскому миру он убежден, опираясь на сулящие мусульманским странам счастие исторические высокие цели его величества великого государя Вильгельма, являющегося воплощением великого Германского государства.

Чтобы достигнуть этой святой цели, следует признать необходимым, чтобы нижеследующие основные положения политической жизни Крыма были осуществлены.

1. Преобразование Крыма в независимое нейтральное ханство, опираясь на германо-турецкую политику.

М.А. Сулькевич

2. Достижение признания независимости Крымского ханства Германией, ее союзников и в нейтральных странах до заключения всеобщего мира.

3. Образование татарского парламента в Крыму с целью совершенного освобождения Крыма от господства и политического влияния русских.

4. Водворение татарских правительственных чиновников и офицеров, проживающих в Турции, Добрудже и Болгарии, обратно в Крым.

5. Обеспечение образования татарского войска для сохранения порядка в стране.

6. Право на возвращение в Крым проживающих в Добрудже и Турции крымских эмигрантов и их материальное обеспечение.

Набережная Ялты. Немецкая открытка 1918 г.

Крымские татары доводят до сведения могущественного Германского правительства союзного со славными магометанами, указывающими истории новые пути с великим решительным мужеством, которое не могли осилить столетия, с высокими надеждами и верой в твердое господство о своих целях, которые они хотят осуществить в родной стране своих предков.

Главным образом они осмеливаются высказать свою непоколебимую веру, что германская дипломатия совместно со всеми магометанами высокочтимого Халифата, а также с Турецким правительством, верным союзником Германии, осуществят эти святые надежды.

пп. Генеральный директор Крымско-Татарского национального совета А. Хальми, президент Крымско-Татарского парламента Хасан Сабри. Генеральный секретарь (подпись)»⁶.

Германское правительство поддерживало формирование на полуострове самостоятельного правительства, во главе которого был в прошлом командующий 1-м Мусульманским корпусом М.А. Сулькевич, но без международного признания и без опоры на официальное признание Германии.

Немецкие идеи относительно Крыма сводились к следующему:

Вид на Ай-Петри. Немецкая открытка 1918 г.

«1. Объединить Таврию и Крым в независимую державу.

2. Переселить в эту державу немцев, которые на этот момент остались в восточной (південной) России (включая Бессарабию и Кавказ).

3. Обеспечить в этой державе экономические льготы для Немецкой империи и право на использование Севастополя в качестве базы немецких ВМС в Черном море.

4. Присоединить эту державу к Украине и обеспечить между ними связь, какая имеется между Баварией и Пруссией».

Но политическое руководство Германии не поддержало эту идею из-за нежелания конфликтовать с Австро-Венгрией, которой принадлежало влияние на Южную Украину. Такой сценарий, по его мнению, мог подтолкнуть Украину назад к России, усилить пророссийские настроения и усложнить отношения с Турцией. «Крым должен оставаться украинским с гарантией немецких прав и интересов».

Ялта. Екатерининская улица. Немецкая открытка 1918 г.

В.А. Оболенский вспоминает: «Под властью железной немецкой руки жизнь, взбудораженная революцией, начинала приходить в норму, население принялось за работу цены росли умеренно <...>. Прошло всего два месяца со времени немецкой оккупации, а внешняя сторона жизни уже наладилась совершенно. Незаметно было никаких следов анархии». Но национальное чувство было оскорблено, и Оболенский «не мог примириться с мыслью об унизительном для России возрождении на острие победоносного немецкого штыка. Нет, в тысячу раз лучше пережить еще раз весь ужас анархии или большевистской государственности, чем так покорно расписаться в своем национальном бессилии»⁷.

Очевидец событий в Крыму Н.А. Епанчин подчеркивает: «Полицейский порядок был полный, но нравственное настроение было, конечно, угнетенным: ведь мы оказались, как-никак, "подданными Вильгельма"» и приводит слова своей знакомой: «Когда ее спрашивали, как она себя чувствует при немцах, она говорила: "Спится лучше, но чувствуется хуже"»⁸.

Немцы внимательно следили за печатью в Крыму и категорически запретили обсуждение на газетных полосах 22 пункта. Например, писать о Брест-Литовском договоре и обо всем имеющем к нему отношение, о положении на Украине и многом другом, что касалось политики. В свою очередь, немцы принуждали печатать объявления, призывающие местное население к доносам за вознаграждение.

Слабевшая с каждым днем Германия не могла управлять Крымом сугубо диктаторскими методами (чем объясняется сравнительное миролюбие немцев) и сосредоточила свое внимание на вывозе имущества и продовольствия, что раздражало местных жителей. Немцы вывозили все, что можно было вывезти, в том числе и имущество дворцов императорских фамилий на Южном берегу. В.Г. Зарубин пишет: «Так, 30 июня 1918 года вахмистр Водрих, явившийся с группой солдат в имение "Ливадия", приказал вывезти мебель из парадного кабинета Николая II и некоторые вещи, составлявшие личную собственность императрицы Александры Федоровны. На протест заведующего дворцом Б.Б. Рудзинского вахмистром было заявлено, что ему поручено забрать обстановку, которую он сочтет подходящей. Среди изъятого оказались диван, кресло, стулья, столы, комод, вазы, персидские ковры, картины, в том числе две кисти И.К. Айвазовского. С царской яхты "Алмаз" содрана вся обшивка, похищена мебель».

Такая же судьба постигла и Бахчисарайский дворец.

Ливадия. Немецкая открытка 1918 г.

М.М. Винавер вспоминает: «Генерал Кош распоряжался отправкою в Берлин ежедневных поездов, нагруженных обстановкой императорских дворцов яхт и многообразным крепостным и портовым имуществом Севастополя. Солдаты-немцы ежедневно отправляли родным маленькие посылочки с хлебом и с другими продуктами края...»⁹.

16 октября в Ялте на квартире Н.Н. Богданова, бывшего губернского комиссара Временного правительства, кадетское руководство, предварительно заручившись согласием начальника штаба германских войск в Киеве фон Энгелина, окончательно определяет судьбу правительства Сулькевича^*, и на смену выходит феодосийский землевладелец и предприниматель кадет С.С. Крым, в прошлом — член Государственного Совета от Таврической губернии и депутат II и IV Госдумы.

О церковных проблемах того трудного и запутанного времени в известной мере можно судить по письму архиепископа Димитрия Святейшему Патриарху Тихону.

«Ваше Святейшество, Милостивейший Архипастырь и Святейший Отец наш!

Как ни старался попасть в Москву, ничего не вышло, обстоятельства не позволяют отлучиться надолго. Что ни день, то <...> новая какая-либо выходка наших общественных деятелей, вынуждающая сидеть на месте и бдительно озираться кругом. Одному только Богу ведомо, что терпим мы здесь в Крыму, ставшем вторым Кронштадтом. Все население держат в страхе, не считаясь решительно ни с чем. Нас — церковных людей всячески донимают. Захватили и совершенно разорили богатый Корсунский монастырь в Днепровском уезде, ограбили Кизилташскую обитель; завладели Георгиевским Балаклавским монастырем и отдали его в распоряжение "Союза увечных воинов"; в настоящие дни бесцеремонно грабят Херсонисский и Инкерманский монастыри (оба вблизи Севастополя); консисторское здание объявили собственностью "Таврической республики" и всем чиновникам приказали в течение недели (до 5 апреля) очистить помещения... Что будет дальше, трудно предугадать. Меня пока, милостью Божией, не трогают, не посягают на мой дом, хотя болтают в городе, что садик архиерейский понадобится увечным воинам. О всех наших обидах своевременно были оповещены городские приходские советы, но помощи от них пока не чувствуется; собираются наши православные, выносят резолюции, шлют своих делегатов, а заправилы наши, не обращая на это внимания, гнут нам спины и расхищают наше добро, накопленное десятками и сотнями лет. С сельскими приходскими обществами мы почти разобщены, с большим трудом сносимся, почта расстроилась, дороги испортились. Ныне у меня неотложная задача собрать совещание духовенства и мирян, жителей трех уездов бывшей Таврической губернии, не вошедших в состав новой Таврической социалистической республики. В субботу 10—23 марта декретом объявлена новая "Таврическая социалистическая Республика", образованная из пяти уездов Таврической губернии, именно: Евпаторийского, Перекопского, Симферопольского, Ялтинского и Феодосийского; три северных уезда: Бердянский, Днепровский и Мелитопольский, таким образом, очутились за пределами новой советской республики. А между тем у меня большинство приходов именно в этих трех уездах и существуют; из 369 приходов — 91 находятся в пределах республики, а 278 — за ее границами. Вот я и должен посовещаться, как нам быть ныне, как действовать и сдерживать аппетиты товарищей, прожорливо проглатывающих достояние всей епархии. Быть может, государство, в состав коего войдут 278 моих приходов, станет на защиту интересов вверенной мне епархии и оградит хоть несколько от окончательного расхищения.

Гурзуф. Татарские сборщики табака. Немецкая открытка 1918 г.

Представляю Вашему Святейшеству списки награждаемых. Мы указ Ваш получили только 22 февраля, затем все время собирался я ехать. Теперь, когда стало для меня очевидным, что в Москве я не буду, решил переслать с верным человеком. Святейший Владыко, <...> наш Отец, молю Вас, примите мою просьбу, покройте все своей любовью и наградите всех представленных. Смею уверить, все мои сослуживцы — истинные мученики. Ваше высокое отеческое внимание хоть пусть утешит некоторых из них, более или менее выделившихся. Пока молчу о викарии. Источники содержания архиерейского моего иссякли, я могу лишь просуществовать не больше года, если товарищи, конечно, не заберут тех жалких деньжат, какие у нас оказались на текущем счету в местном банке. Викариатский монастырь разграблен. Мне необходимо дождаться годичного епархиального съезда, который несомненно назначит и мне содержание и укажет источник для существования викария или, быть может, даже выскажется против назначения вообще викария. В самом деле, епархия наша небольшая и архиерею одному свободно можно справляться с делами. Так или иначе, а приходится повременить с вопросом о назначении викария в Таврическую епархию.

Простите, сознаю вполне, что утомил Вас своим многословием.

Еще раз умоляю Вашу Святыню наградить всех представленных.

Святейший Владыко! Явите отеческую милость и своею Патриаршею властью наградите палицей Вашего бывшего по Литовской епархии сослуживца о. протоиерея Георгия Спасского, состоящего ныне настоятелем Севастопольского Никольского морского собора. О. Георгий Спасский, будучи главным священником Черноморского флота, спас от расстрела многих священников, сам несколько раз подвергался смертельной опасности. Своими вдохновенными проповедями, частыми публичными лекциями о. Георгий, обязан я признаться, сдерживает многих от дерзких выступлений и поддерживает дух севастопольских обижаемых христиан.

Благословите, Святейший Отец наш, и меня грешного и <...> моих сопастырей и сослуживцев и сущих в напасти пасомых моих. Помолитесь за всех нас, помолитесь за бедную Тавриду, так недавно благоустроенную и цветущую, а теперь разоренную, разгромленную и находящуюся в страхе от грядущих на нее со всех сторон бедствий.

Вашего Святейшества, Милостивейшего архипастыря и Отца, нижайший послушник Димитрий, архиепископ Таврический и Симферопольский.

1918 года 14 марта. Город Симферополь.

Гурзуф. Немецкая открытка 1918 г.

P.S. О захвате наших духовных учебных заведений я ничего не написал, ибо уверен, что об этом успел уже доложить Вам наш о. ректор Архимандрит Вениамин (Федченков)»¹⁰.

Несколько позже Таврический Епархиальный Совет выяснит имена всех священнослужителей, невинно убиенных во время жестокой смуты, и разошлет всем благочинным для молитвенного поминовения.

«В переживаемое нами смутное время многие служители Алтаря Господня и люди, верные Церкви Христовой, погибли и гибнут мученической смертью. Имена их обязаны мы хранить в памяти нашей и возносить их в молитвах ко Всемогущему Богу. Ныне Епархиальному Совету стало известно о мученической гибели следующих священников, служителей Таврической епархии: о. Евгения Попова, о. Василия Ерофалова, о. Павла Дененского, о. Алексея Дедовича, о. Павла Войнарского, о. Владимира Веселицкого, о. Иоанна Царевского, о. Андрея Самарского, о. Михаила Зеленкевич[а], о. Григория Шаркова, о. Иоанна Углянского, о. Никиты Семокова, о. Василия Юсхова, о. Михаила Чефранова, о. Дмитрия Кусковского, о. Павла Буцинского, о. Алексея Спасского, а также рабы Божией Ирины и раба Божия Евфимия (ктитора).

Имена погибших за Веру Христову возносятся на заупокойных молениях, о чем с благословения Его Высокопреосвященства Епархиальный Совет и сообщает для немедленных распоряжений в вверенном Вам округе Июля 4 дня 1919.

От Епархиального Совета Протоиерей Д. Игнатенко^**
Секретарь (подпись)
Делопроизводитель Золотарев»¹¹.

После основательного разграбления, длившегося с апреля по ноябрь 1918 года, германские войска оставили полуостров. Их место с ноября 1918 по апрель 1919 года заняли англичане и французы. Газета «Ялтинский голос» 10 ноября 1918 года опубликовала «Воззвание союзников», принятое на Ясском совещании. «Мы прибыли на территорию России для водворения порядка и для освобождения ее от власти большевиков <...>. Весь нездоровый элемент России — большевики и их приспешники — объявляются вне закона. Лица, скрывающие большевиков, подлежат военно-полевому суду». В другом документе крымчан заверяли в том, что войска союзников направляются с единственной целью: «дать порядок, свободу и безопасность» и что «они покинут Россию, после того как спокойствие будет восстановлено».

Подлинные намерения, как всегда в таких случаях, были завуалированы ни к чему не обязывающей риторикой. Британская «Таймс» 1 декабря 1918 года писала откровенней: «Пока Черное и Балтийское моря закрыты для нашего доступа — наша морская мощь не может оказывать влияния на будущее России. Сибирь и Мурманский полуостров в лучшем случае — неудобный черный ход, но когда британский флот находится в Черном море — открыта парадная дверь».

26 ноября 22 судна — английские, французские, греческие и итальянские стояли на рейде Севастополя. В связи с этим в город прибыло все Крымское краевое правительство и было принято на английском дредноуте «Сьюперб» контр-адмиралом Калторпом в его каюте.

Ялта. Фото начала 1930-х гг.

Пришедшим на поклон адмирал вежливо указал, что единственной властью на юге России они признают только генерала Деникина.

Главной базой союзников стал Севастополь, где расположилось морское и сухопутное командование. К 1919 году в городе сосредоточилось до 22 тысяч десантников, включая два полка греков, одну бригаду французов и до 7 тысяч сенегальских стрелков.

Были удалены остатки немецких войск, которые интенсивно вывозили российское имущество.

Сбор винограда в Алупке. Немецкая открытка 1918 г.

Союзники внимательно присматривались, с осторожностью взвешивали все «за» и «против» и в результате ограничились ликвидацией немецкого оккупационного режима и тем, что вывели в Мраморное море российские эскадронные миноносцы «Дерзкий», «Счастливый», «Беспокойный», «Капитан Сакен» и линкор «Воля» и вывезли военное имущество на 5 миллиардов рублей.

Союзники игнорировали все просьбы Крымского краевого правительства и не считали себя обязанными оказывать реальную помощь, ограничиваясь поддержкой элементарного порядка.

К январю 1919 года началась принудительная мобилизация. А также участились обыски, порки, аресты, реквизиции, карательные экспедиции «при попытке к бегству». Единичные и массовые акты насилия и вооруженной расправы перестали быть чем-то исключительным. Обывателей Ялты впечатлило убийство известного всей России фабриканта Ю.П. Гужона, совершенное на глазах его семьи 25 декабря 1918 года на даче под Ай-Тодором. Так как он был гражданином Франции, союзники возмутились, но при расследовании оказалось, что это преступление совершила гвардейская молодежь из состава Добровольческой армии, и дело было замято.

Московский миллионер Титов был застрелен офицером в Ялте за то, что отказался пожертвовать определенную сумму и даже «нахамил», сказав: «Хулиганам я не подаю».

Улица Гурзуфа. Немецкая открытка 1918 г.

Кадет Максим Моисеевич Винавер писал, что в ночь на 1 января на улицах Ялты трое рабочих были схвачены добровольцами, отведены в Ореанду, где помещалась кавалерийская часть, и расстреляны.

Убийства происходили по всему Крыму, но эпицентром насилия стала Ялта. Здесь свирепствовал отряд Василия Сергеевича Гершельмана, в прошлом полковника лейб-гвардии Уланского Его Величества полка, участника «Ледяного» похода. В Крыму с 1918 года; был командиром сводно-дивизионного кавалерийского полка. Отряд считал своей миссией непосредственную расправу с «подозрительным элементом», которая производилась чаще всего на ялтинском молу, откуда жертвы после жестоких истязаний кидали в море.

Помещик П.П. Шнайдер организовал собственный карательный отряд и совершал кошмарные преступления против собственных батраков и крестьян Симферопольского уезда.

Пляж под Алуштой. Немецкая открытка 1918 г.

В Севастополе 17 марта расстреляны четыре члена профсоюза металлистов.

Печально прославился капитан Н.И. Орлов, производивший самолично поиски оружия на окраинах Симферополя, сопровождавшиеся арестами и избиениями ни в чем не повинных людей.

«Расстрелы в тюрьмах, расстрелы в чистом поле, никем и ничем не сдерживаемый разгул насилия, — свидетельствовал очевидец, — и только робкие протесты общественности. Министерство юстиции хранило молчание, и ни один человек не был наказан».

М. Винавер писал: «Добровольческая армия не могла прислать в Крым сколько-нибудь значительных сил, а по качеству своему отряды, присланные в Крым, особенно в Ялту, были таковы, что поведением своим вызывали негодования со стороны всего мирного населения. Отряды эти сочли себя вправе взять в свои руки расправу с теми, кого они признавали большевиками, и самовольными убийствами, арестами, разгромом типографии газеты вызывали во всем населении Крыма крайне недружелюбное отношение. Репрессий со стороны командования Добровольческой армии, невзирая на настояния Правительства, не последовало». Бесчинства военных Деникин не оправдывал и в свою очередь объяснял: «Безнаказанность большевистских главарей, большевистской пропаганды и агитации вызывала скрытые меры противодействия».

Примечания

*. Впоследствии Сулькевич уехал в Азербайджан, где возглавил Генеральный штаб армии. В 1920 г. арестован и расстрелян большевиками.

**. Священномученик Димитрий (Игнатенко) причислен к лику святых на Юбилейном Соборе Русской Православной Церкви 20 августа 2000 г.

1. Ялтинская Коммуна, 1918, № 226 (24 апреля / 11 апреля).

2. Воспоминания О.М. Можайской, урожденной Веригиной. — Л. 6.

3. Княгиня Мария Барятинская. Дневник русской княгини в большевистской тюрьме. — С. 99.

4. Протоиерей Николай Доненко. Наследники Царства. Кн. II. — С. 37—38.

5. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Без победителей. — С. 365.

6. Приложение к № 57 ИТУАК [Симферополь, 1920]. Протокол за 15.XI.1918 г.

7. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Без победителей. — С. 368—369.

8. Там же. — С. 369.

9. Там же. — С. 397.

10. Козлов В.Ф. Помолитесь за бедную Тавриду... [Электронный ресурс] // Московский журнал. — Режим доступа: http://www.mosjour.ru/index.php?id=692. Проверено 19.04.2014.

11. ГАРК. Ф. 765, о. 1, д. 268, л. 35.