Работа Крымской ЧК

Авангардом рабочего класса была Коммунистическая партия, а ее передовым отрядом органы ЧК, с помощью которых, как хирургическим инструментом, политическое руководство решало самые сложные и актуальные задачи[1].

В отчете Крымской Чрезвычайной комиссии за 1921 год ее председатель А. Ротенберг писал: «Чрезвычайные органы — это кривое зеркало революции, в течение всего своего существования знают много бурных и красивых моментов, в которых, как молния, сверкала незримая любовь к угнетенным и эксплуатируемым и неутомимая, беспощадная месть к врагам рабочего класса.

У нас, в Крыму, где реакция повлекла за собой злокачественные заражения крови всех жителей его, на долю Крымских Чрезвычайных органов выпала огромная задача: извлечь, изолировать от рабочего класса элементы, которые несут ему гибель, присосались к его власти, разъедают молодой организм его и, подобно бациллам, постепенно подтачивают его свободу, стоившую ему столько дорогих и невозвратимых жертв <...>. Если Чрезвычайные органы в первые дни и месяцы были заняты очищением Крыма от врагов фронтовыми методами, отличающимися от передовых позиций только тем, что не слышно гула канонад и рева снарядов, то к последним месяцам прошлого года мы наблюдаем картину совершенно обратную. Все силы аппарата Крымчека напоминали собою гигантский микроскоп, изучающий, наблюдающий, сквозь который мы ясно видели причины, вызывающие болезни рабочего класса, находили средства для предупреждения этих причин и проводили эти средства в жизнь, не останавливаясь ни перед чем.

В течение всей работы нам приходилось сталкиваться постоянно и затем окончательно прийти к необходимости применения хирургических методов лечения хронических болезней нашей страны. В интересах расцвета всего организма мы иногда ампутировали негодное в нем, чтобы дать возможность взрасти новому.

1-я рота 2-го горнострелкового батальона, уничтожавшая остатки белогвардейцев в крымских лесах и горах. Фото 1921 г. Из фондов ЯИЛМ

Но если мы обнаруживали источники заразы, — мы снимали их с лица земли и вырывали с корнем все возможности их вторичного возникновения.

Каждый сознательный рабочий, крестьянин и красноармеец отдает себе ясный отчет в том, что нашему органу, чернорабочему революции, которому выпала на долю великая задача очищения места для гигантского пролетарского строительства, принадлежит красивое, полное героических моментов прошлое и еще более прекрасное будущее»¹.

В своих отчетах руководство ЧК было вынуждено признать огромные нестроения во всех сферах общественной жизни.

«На заводах, фабриках, в предприятиях и учреждениях начался саботаж, сначала частичный, но впоследствии принимавший все более систематический и организованный характер; прогулы, которые сначала, очевидно, из робости оправдывавшиеся болезнью, в дальнейшем практиковались понятной откровенностью и разгильдяйством — превратились в настоящее дезертирство труда, так пагубно отразившееся на нашей молодой социалистической промышленности, которая в значительной степени могла бы окрепнуть в тех, по сравнению с настоящими, все же благоприятных условиях.

Листовка 1921 г. Из фондов ЯИЛМ

Попытки бороться с этими явлениями, выражавшиеся в проведении всеобщей трудовой повинности и репрессивных мерах по отношению к труддезертирам через Учрабсил и Комдезы, имели весьма слабое значение по сравнению с темпом разрушения народного хозяйства <...>.

Праздник 1-го Мая прошел торжественно, но только внешне, так как даже этот день не поднял их, не захватил и в революционном порыве не унес выше будничных мещанских интересов.

Следствием неурожая 1921 года было первое сокращение штатов. Оказавшийся за бортом неквалифицированный элемент, подвергавшийся голодному существованию, роптал против Советской власти и создавал невыносимую атмосферу <...>. Первые симптомы голода, появившиеся у нас в Крыму, заставили вздрогнуть молодую республику, и последнее сокращение штатов в ноябре, декабре месяце выбросило на улицу огромные кадры безработных. Легализация частного капитала, бешеная спекуляция и организованная работа спекулянтов взвинтили рынок, ставший доступным лишь для "избранных". Биржа труда, напрягавшая все усилия к организации заработка для безработных, слишком ничтожные результаты могла дать по сравнению с размерами нарождающейся новой стихии.

К последним дням истекшего года окрестные улицы городов Крыма огласились воплями беднейшего голодающего рабочего населения, и цифры смертности от голода увеличивались скачками.

В городах Крыма, особенно пограничных, где Внешторг иногда, в результате своих торговых операций, оперировал хлебными ресурсами, происходили голодные волнения <...>.

Если мы констатировали такую безотрадную картину в отношении рабочего класса, то еще более печальной представляется нам картина жизни крымского крестьянства за истекший год». И далее в отчете идет речь о глубоком разочаровании крестьян, не увидевших ничего из обещанного властью: ни земли, ни орудий труда. Автор все проблемы объясняет отсутствием или низким качеством партийной работы. И только вскользь упоминает о «некоторых пародиях на комсомолы в селах, представляющих из себя ту же деревенскую улицу с танцами и гармоникой, перенесенную в помещение школы, приправленную двумя-тремя бесцветными митинговыми речами и вызывавшую усиленный ропот окружающих кулаков, которые иногда не стеснялись брать грабли в руки и разгонять "молода дурнэ" <...>».

От аномальной засухи в Крыму погибли почти все посевы, и призрак голода, как дамоклов меч, повис над жителями полуострова. Но власть была уверена в необходимости закончить продразверстку за 1921 год и мобилизовала все свои ресурсы для достижения этой цели, что в свою очередь породило, по официальному признанию, «бесчисленное злоупотребление должностных лиц», хищения и аферы продагентов. «Первые признаки голода в деревне, — говорилось в отчете, — наступили очень скоро после окончания разверстки и замены последней продналогом, поступавшим государству с не меньшим трудом, и условия там приняли такие острые формы, что совершенно понятным становится, почему и как постепенно складывался в деревне голодный бандитизм»².

В начале 1922 года голодало уже около 500 тысяч человек, и к маю умерло около 75 тысяч. Трупы умерших людей неделями не убирали с улиц. В некоторых городах население сократилось наполовину. Появились мертвые села. Вместе с голодом пришли другие беды: тиф, дизентерия, грабежи и убийства и даже каннибализм. В сводке ЧК от 3 марта 1922 года говорилось: «Ужасы голода начинают принимать кошмарные формы. Людоедство становится обычным явлением: в Бахчисарае семья цыган зарезала 4-х детей и из (их. — Авт.) мяса сварила суп. Цыгане арестованы, и суп с мясом доставили в милицию»³.

Красноармейский отряд. Ялта. Фото 1922 г. Из фондов ЯИЛМ

Голодали все, даже красноармейцы, которые совсем недавно участвовали в разграблении крымчан. Л. Кондрашев, военнослужащий 7-го стрелкового полка 3-й Крымской дивизии, впоследствии вспоминал:

«В конце 21-го и в начале 22-го года по всему Крыму свирепствовал страшный голод. Жутко оголодал и наш полк <...>; окна без стекол, выбитые двери зияли безотрадными дырами. Размещались прямо на полу, матрацами служила подстилка — собранный тут же на брустверах бурьян. Ветер, пользуясь свободным доступом (не спрашивать же у него мандат), врывался в помещение и свистел в уши. Вместо печей — доски для ликбеза. Разжигали костры здесь же в казарме. На них мы готовили скудный обед, каждый себе отдельно или группами, так как общего котла не было, и наши бойцы получали на руки свой паек. Дров не было. Все, что можно было сжечь: заборы, террасы с флигелей, — было снято и сожжено. Находились такие ребята, которые топку добывали себе с кладбища, принося деревянные кресты и ограды. За время боевых походов обмундирование изорвалось, и на нас были лишь жалкие остатки штанов и рубах, шинели истрепаны, светилось голое тело, пожженное от костров сукно было сплошь покрыто дырами. Часть людей была обута в порванные ботинки, часть ходила в лаптях, другие обматывали ноги тряпками, иным приходилось шагать босиком. О белье сначала мы и не мечтали. После, когда наконец была получена долгожданная партия белья, так износилась наша верхняя одежда, что пришлось перекрашивать нижнее, обращая его в верхнее обмундирование.

Но голод донимал хуже холода. Несколько случаев особенно ярко запомнились мне. Прислали в полк селедки — они оказались тухлыми, и в бочках кишели черви. Врач отдал распоряжение выбросить их в море, боясь заболеваний, но общее собрание изголодавшихся красноармейцев настояло на их выдаче. Селедки были тщательно вымыты и с жадностью съедены. Голод не заставлял разбираться. Дошли до того, что не брезгали дохлятиной.

— Однажды, когда я находился в карауле, — рассказывает т. Журба, — ко мне подошел красноармеец.

— Товарищ командир, — спросил он, — будешь есть свинину?

— Что за вопрос, — отвечаю, — конечно буду. Откуда добыл-то?

— Да как вам сказать, — замялся красноармеец, — она как будто дохлая.

— Давно ли издохла, воняет шибко?

— Нет, ничего, как будто недавно, с голодухи, думаю, не больная, уж больно тощая...

И мы, конечно, преспокойно съели ее. Не время было церемониться, желудки требовали пищи.

Этот факт со свиньей — не выдумка. Я слышал его не только от т. Журбы»⁴.

Выписка из протокола заседания Президиума Всероссийского Центрального исполнительного комитета советских, рабочих, крестьянских, красноармейских и казачьих депутатов

Вот еще одно свидетельство очевидца: «Красноармейцы добывали себе пропитание кто где и как мог. Ели камсу, дельфинов и кошек, а с наступлением весны вышли на подножный корм — рвали и ели подорожник и конский щавель (травы), ходили на городскую бойню, собирали кровь в котелки и из нее готовили себе пищу <...>. Но все-таки, несмотря на голод, красноармейцы и комсостав полка от своего нищенского пайка отрывали часть продуктов для детского дома, над которым мы шефствовали <...>.

Пали почти все лошади. Красноармейцы на себе, впрягаясь в двуколки, возили хлеб из города в казармы. Изнашивал и мучил людей и голод, и холод. На посту один красноармеец, замотанный в тряпки, примерз к земле — пришлось вызывать врача для того, чтобы его оторвать. Отправили в госпиталь — ноги были отморожены <...>»⁵.

6 мая 1922 года берлинский журнал «Руль» напечатал: «Из Феодосии сообщают: "Приказом крымского совнаркома за людоедство установлен расстрел, но это не помогает. В революционном трибунале слушалось дело одного татарина-людоеда. На суде выяснилось, что в Карасубазаре существует целый склад трупов. В этом складе найдено 17 засоленных трупов, главным образом детей. На улицах Феодосии наблюдаются страшные сцены: голодные дети умирают целыми группами"».

Известный писатель, находившийся в то время в одном из городов Крыма, писал: «Голод и людоедство увеличиваются по дням <...>. В Судаке зарегистрировано за месяц 61 детоубийство, в Старом Крыму — 85. Недостает еще 9/10 незарегистрированных. Детское засоленное мясо находят всюду. Матери едят детей. Есть данные, что имеются случаи и среди интеллигенции. Скоро будут есть взрослых, но это вам уже дивно... Трупоедение уже никого не пугает и не удивляет. Работаю по 18 часов в сутки, и это пока дает возможность не заниматься людоедством. Вы, по-видимому, слабо себе представляете, что здесь происходит. Пока до свиданья. Если не съедят до следующего парохода, напишу подробнее <...>»⁶.

Набережная Ялты. Фото 1930-х гг.

Далее в отчете ЧК говорилось: «Чрезвычайные чистки, чинимые Особым отделом 4-й армии и Крымской ЧК, все же не могли с корнем вырвать эту крапиву, и самый изворотливый и подлый элемент остался. Они свили себе впоследствии крепкие гнезда в Военкоматах, Земотделах и хозяйственных органах и развели вокруг себя много антисоветского, мешавшего работать; особенно выделялась по отношению к Советской власти интеллигенция. Первые признаки жизни они проявили "гуманными" воплями по поводу массовых расстрелов в дни красного террора. Когда перед ней встал вопрос об активном участии в строительстве, она отнеслась к этому весьма презрительно, хотя чисто шкурные вопросы толкнули ее на советское поприще. Уже потом, когда буря утихла и Советская власть начала углублять хозяйственную работу, они умолкли и занялись кто чем хотел в учреждениях. Учительство, вышедшее на нашу ниву с закоренелыми взглядами на школу, различные земельные и технические спецы, врачи и медперсонал, привыкшие к обеспеченной жизни и не признававшие на себе руководство мужиковатых политкомов, — вот она, русская действительность, воспетая поэтами, повисшая на шее пролетариата, обогнавшего ее, и все время претендующая на первенствующую роль в революции <...>.

Нельзя также не остановиться на жизни мелкобуржуазной интеллигенции, рассосавшейся по остальным совучреждениям, главным образом продовольственным, и другим, в силу своей ударности снабжавших своих сотрудников хорошо. Магическое влияние слов "паек" и "на иждивенцев" всюду проникло, и прежде всего в существо этой шкурной, интеллигентской среды. Протекционизм и личные счеты, склока и закулисность процветали в этих учреждениях (ЦУКК, Опродком). Сотрудники последних еще наполняли театры и увеселения, в отличие от сотрудников других советских, профессиональных и даже партийных учреждений, влачивших жалкое существование <...>.

Студенчество и профессура Крымского Университета Фрунзе, среди которых была раскрыта черносотенная подпольная организация, отнеслись крайне враждебно к возникновению работы Рабфакультета имени Назукина и держат себя вызывающе на лекциях, вечерах, празднествах и выставках, имеющих простое и пролетарское содержание, иногда на своих вечерах демонстрируя свою "интеллигентную" обстановку.

Гостиница «Франция». Открытка начала XX в.

Голод поразил прежде всего учительство и актерство, в профессиональных организациях которых преобладают меньшевики и эсеры, и в результате деятельности последних имели место волнения, с большим трудом умиротворенные. Вообще эта последняя сфера является еще одной крепостью контрреволюции»⁷.

Мастера террора и манипуляций, чекисты искусно вписывали неотменяемый человеческий страх перед голодом в свою карательно-воспитательную работу по формированию «нового человека» — строителя коммунизма.

Террор, как метод решения политических задач, получил в XIX веке одобрение и благословение передовой русской интеллигенции. Окрепший в революционные годы, он в виде ЧК стал мощным орудием в руках пролетарского государства. Его прямой задачей была борьба с врагами революции, политическими оппонентами, а также с бандитизмом, спекуляцией и инакомыслием. Но природа террора такова, что, начиная с декларированных целей и задач, она становится жестокой практикой повседневности, незаметно охватывает все сферы жизни и все слои населения, так что политики, партийные чиновники, красные командиры и сами чекисты становятся жертвами однажды запущенного карательного механизма.

Примечания

*. Член «тройки» особого отдела ВЧК Южного фронта. За подписью Бредиса вынесены постановления о расстреле в Симферополе 22 ноября 1920 г. 117 и 857 человек.

1. Там же. — С. 1.

2. Там же. — С. 12—13.

3. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Без победителей. — С. 698.

4. Протоиерей Николай Доненко. Новомученики Феодосии. — Феодосия; М.: Издательский дом «Коктебель», 2005. — С. 32—33.

5. Там же. — С. 34—35.

6. Журнал «Руль» (Берлин), 1922, 23 мая.

7. Годовой отчет Крымской Чрезвычайной комиссии за 1921 г. — С. 14—16.

Приложение

[1]. Организационная история Крымской ЧК

Начало истекшего года как раз совпадает с началом существования в Крыму Чрезвычайной Комиссии. 19-го декабря 1920 г. из Москвы приехал назначенный на пост Председателя Крымской Ч.К. — Каминский, которому и предстояла организация в Крыму нашего органа. Период фронтовой горячки прошел уже, и существовавшие у нас два великана — Особый Отдел 4 армии и Особый Отдел Черноазморей — первый с Михельсоном, а второй с Чернабрывым во главе, начинали терять свое значение на территории страны, вступающей уже в будничную хозяйственную эпоху. Кроме того, эти Особые Отделы совершенно обособились от местной власти и имели связь только с центром, вследствие чего все более и более назревала необходимость создания чрезвычайного органа, с которым будет достигнута полная согласованность в работе и уничтожена бесконтрольность, характеризовавшая деятельность Особых Отделов.

Каминский привез с собой небольшой штат сотрудников и организовал тут нечто, называвшееся Крымской Ч.К. Более ясное определение последней трудно подыскать, потому что не было абсолютно никаких объективных условий, которые могли бы сразу поставить этот первичный образ Чрезвычайной Комиссии на соответствующую ее назначению высоту. В распоряжении этого первого Председателя не было политически развитых работников, не было аппарата, который ему предстояло только создавать. И поэтому работу Ч.К. его периода нечем отметить.

19-го января из центра приехал полномочный представитель В.Ч.К. на территории Крыма — тов. Реденс, которому и предстояло поставить на правильные рельсы работу Крымских Чрезвычайных Органов.

Он, во-первых, коренным образом изменил самую структуру ЧК в Крыму, образовав в Симферополе, Севастополе и Керчи самостоятельные Городские ЧК с правом Губчека в смысле вынесения смертных приговоров, с подчинением непосредственно полномочному представителю ВЧК на территории Крыма и в остальных уездах — Полит-Бюро с правами исключительно ведения следствия. В таких же районах, как Карасубазарский, Бахчисарайский, Джанкойский, — уполномоченных. Председателем Симферопольской Горчека был назначен Вихман с заместительством Полномочного Представителя, Севастопольской ГЧК — бывший Секретарь Президиума ВЧК Савинов и Керченской — Каминский.

Один из руководителей КрымЧК в 1919 году Лищенко Аким Андреевич

Эпоха существования такой структуры Чрезвычайных органов в Крыму характеризуется страшной неразберихой и хаотическим положением нашей работы, которое особенно остро выражалось во взаимоотношениях с другими родственными органами. Между ЧК, Особотделами, различными Транчека, Морчека, Угрозысками, Моругрозысками и т. д. процветал вредный антагонизм из-за сферы влияния. Каждое из этих учреждений опиралось на приказы своих центров, и все усилия прийти к какому-либо соглашению были тщетными, потому что в Крыму отсутствовала высшая административно-руководящая единица, способная урегулировать подобные трения.

Этот вопрос нашел себе разрешение тогда лишь, когда перед Полномочным Представителем, которому все Горчека подчинялись и который, несмотря на одинаковое значение Горчека, проводил свою работу через аппарат Симферопольской ГЧК, — встала необходимость организации при последней Административно-Организационной Части.

Эта единица и должна была служить опорой для Полномочного Представителя и руководящим центром для всех Крымских Чрезвычайных органов.

СГЧК, во главе которой стоял Заместитель Полномочного Представителя — Вихман, фактически была в положении Крымской ЧК, так как вся работа наша проходила через нее и, главным образом, через Административно-Организационную часть. В отношении ликвидации ненормальных взаимоотношений местных органов ВЧК было издано 12 приказов, из которых некоторые действительно твердо и категорически разрешили больные, тормозящие вопросы в нашей работе.

Когда Реденс был отозван в Москву, его место занял Вихман, при котором существование системы самостоятельных Горчека и Политбюро вообще, а СГЧК в частности, шло на нет, и жизнь все более остро и насущно выдвигала настоятельную необходимость создания единого и сильного аппарата ЧК в Крыму, и в конце апреля, под председательством члена коллегии ВУЧК тов. Евдокимова, на одном из заседаний СГЧК, на которое были приглашены также Михельсон и Бредис^*., было постановлено ликвидировать в Крыму Особые Отделы 4 армии и Черноазморей и реорганизовать СГЧК в Крымскую Областную Чрезвычайную Комиссию с непосредственным подчинением ВЧК, при ней Особый Отдел, и этому единому органу подчинить все Чрезвычайные органы Крыма. На местах были организованы с правами самостоятельного вынесения смертных приговоров

Сотрудники полномочного представительства ОГПУ по Крыму (слева направо): 1 ряд: 1 — Стародубцев, 2 — Данилюк Е., 3 — Гольдштейн Р., 4 — Лупекина М., 6 — Клецкин, 9 — Репинская М. 2-й ряд: 1 — Сорокин, 3 — Скроцкий, 4 — Абкин, 6 — Назаров, 7 — Аничкин В.В., 8 — Раппопорт Г.Я. — Полномочный Представитель ОГПУ по Крыму, 9 — Нельке, 10 — Бирн, 11 — Фаворов, 12 — Быкова М., 13 — Иванов, 14 — Витолин, 15 — Поташкин. 3-й ряд: 1 — Ратнер А., 2 — Граховский С., 3 — Журбенко А.С., 4 — Горбатый, 6 — Подгорный Н., 7 — Эстрин Н., 9 — Петров, 10 — Белоусов П., 11 — Модин М.С., 12 — Тавель, 13 — Прядков Ф.Ф., 15 — Дашевский Б., 16 — Кесельман М.А. 4-й ряд: 1 — Расторгуев, 2 — Василькиоти, 3 — Захарова М.М., 4 — Гривич Г., 5 — Рунге К., 6 — Катанов В.А., 7 — Кузьминский Г.С., 8 — Ильчишин, 9 — Дьяков М., 10 — Рудаков В., 11 — Омельченко, 12 — Демидов П.А., 13 — Непогодин. Симферополь, 1929 г.

Севастопольская и Керченская ЧК, а в остальных уездах (Евпатория, Ялта, Феодосия и Джанкой) УЧК с уменьшенным штатом, с правом вынесения приговоров до 2-х лет и смертных приговоров с утверждения КОЧК. Во главе последней стал Вихман. Начальником Особого Отдела назначен был тов. Фомин.

В начале мая приехал вновь назначенный Полномочный Представитель ВЧК на территории Крыма и Председатель КОЧК — Смирнов, при котором работа по укреплению единства системы Чрезвычайных органов в Крыму продолжалась с прежней настойчивостью.

На местах все же существовали Погранособоотделения, подчинявшиеся непосредственно Особотделу при Крымчека, и при подобных условиях все еще несогласованность, а часто и определенные трения продолжали создавать атмосферу невыносимого антагонизма, который надо было изжить до конца.

И к началу августа, когда Смирнов был отозван в центр и в Крым приехал вновь назначенный Председатель Крымчека тов. Ротенберг, работа по объединению и укреплению чрезвычайных органов была доведена до конца и ликвидированы последние ненормальности в системе нашей работы. Созванная в первых числах сентября в Симферополе конференция Председателей ЧК и Начальников Пограничных О.О. постановила влить последние в местные ЧК на правах Отделений Секретно-Оперативных Отделов.

Аппарат полномочного представительства ОГПУ по Крыму (слева направо): 1-й ряд: 1 — Демидов П.А., 2 — Рудаков, 3 — Мамутов, 4 — Клецкин И., 6 — Левидова В., 7 — Польджигина, 8 — Белоусов Д., 9 — Гусаков, 10 — Пачепская, 11 — Должиков М.А. 2-й ряд: 1 — Ратнер, 2 — Пустынский, 3 — Омельченко, 4 — Малышев Ф., 6 — Сорокин, 7 — Паэгле, 8 — Салынь Э.А. — Полномочный Представитель ОГПУ по Крыму, 9 — Нельке, 11 — Бирн, 12 — Абкин, 13 — Коротченко, 14 — Дашевский, 15 — Кесельман М., 16 — Поташкин. 3-й ряд: 1 — Ильчишин, 2 — Синяк, 3 — Малыхин А.А., 4 — Андросов, 5 — Василькиоти, 7 — Граховский С., 8 — Журбенко А., 9 — Кривич Г., 10 — Бейленсон, 11 — Тавель, 12 — Иоффе, 13 — Дьяков М., 14 — Кириленко, 15 — Зусмановский, 16 — Казаков И.Н., 17 — Попов. 4-й ряд: 1 — Подгорный Н., 2 — Кузьминский Г.С., 3 — Леонов А., 4 — Непогодий Л., 5 — Лупекина М., 6 — Жарновский, 7 — Тавровский Б.Е., 8 — Сельвиан, 9 — Воронецкий В.М., 10 — Шилов, 11 — Жучков. Симферополь, октябрь 1930 г.

К концу отчетного года в связи с осуществлением новой экономической политики был ликвидирован в Крымчека Экономотдел, подготовлялась ликвидация на местах Чека и организация вместо них Погранособотделений, за исключением Севастополя, где Чека было оставлено, как в главном рабочем и промышленном центре Крыма и важнейшем порту Черноморского побережья, в связи с чем Особый Отдел Крымчека, которому непосредственно подчинялись все Погранособотделения, был снова поставлен в особое положение, хотя организационно и продолжал составлять часть всего органа К.Ч.К.

К концу истекшего года, как следствие перехода нашей Республики к новой эре хозяйственного строительства и международной ситуации, подготовлялась почва для осуществления поворотного пункта в жизни Чрезвычайной Комиссии вообще — превращения Крымской ЧК в орган государственной политической охраны Крымской Республики — в Крымполитуправление при Центральном Исполнительном Комитете. Этот последний аккорд прозвучал уже в первые месяцы нового 1922 года.

Такова организационная история Крымчека за отчетный период.

В настоящем обзоре нельзя не остановиться на серьезном вопросе о личном составе работавших в Крыму чекистов и особистов, как рядовых, так и ответственных, и об атмосфере, сопровождавшей руководителей Крымских Чрезвычайных органов — главным образом Председателей Крымчека.

Группа сотрудников полномочного представительства ОГПУ по Крыму: в центре — Поболь, начальник райотделения; в шинелях — Кесельман, Подгорный, Темкин, Кузьминский. Сейтлер (ныне пгт Нижнегорский), 1931 г.

Как только Крым был очищен от Врангелевщины и открылось широкое поле для чекистской работы, сюда хлынула с севера волна чекистской и особистской массы, заставившая в первый момент местные силы даже захлебнуться от столь сильного напора ее.

Истинный смысл брошенного лозунга «даешь Крым» вскоре выяснился, когда к нам стали прибывать с севера из центра и др. ЧК работники.

Их можно разделить на три основные категории, различные не только по своим внешним признакам, но и разному психологическому подходу к самому вопросу о нашей работе.

Первые — это определенные шкурники с авантюристской идеологией, искушенные возможностями в обстановке гражданской войны, смотревшие на Крым как на непочатое поле с благодатной почвой для легкой наживы. Крымское вино из старинных погребов, прелести нетронутой еще крымской буржуазии — вот что составляло квинтэссенцию их шкурных вожделений. Нельзя сказать, чтобы это были рожденные преступники, в своем роде неисправимые рецидивисты, которые заведомо присосались к нам для осуществления своих преступных целей. Не исключая и последнего, мы видели, что перед нами в большинстве своем молодые рабочие и крестьяне, которые, поставленные специфическими условиями нашей работы в такую обстановку, где каждая минута несет с собой материальное искушение, не могли в течение трехлетнего огня гражданской войны создать в себе то, что интеллигенция называет «властью разума», «сильной волей» и т. д.

Группа работников ГПУ Крыма (слева направо): 1-й ряд: Кузьминский, Бейлинсон, Кесельман, Виролайнен, Малышев, Казаков, Граховский. 2-й ряд: Рунге, Славная, Мамутов, Вейнберг. Симферополь, 1932 г.

Разумеется, что Крымская обстановка холодным душем окатила их пламенный порыв уже по одному тому, что огонь фронтов утих, и настала пора работы не чувства, не воинственного энтузиазма, но хозяйственного хладнокровия и разумной плановой работы, и, конечно, они встретились с каменной стеной, о которую они с разгону чувствительно ушиблись.

Часть их была расстреляна за определенные преступления перед Соввластью, бывшие реальным подтверждением по существу того пыла, с которым они сюда приехали, часть провела долгие времена в подвалах для того, чтобы провести продолжительную отсидку в лагерях, а остальные выброшены за борт нашего ответственного за политические бури корабля и лишены права при каких бы то ни было обстоятельствах работать в административных и карательных органах Советской власти, так что единственным выходом для них было вернуться в рабочие районы и взяться за свои станки.

Вторые — это те чекисты, которые подорвали в течение гражданской войны свое здоровье и, больные, одержимые хроническими болезнями легких, ревматизмами и пр., тянулись к Крымским курортам, где они лелеяли надежду подлечиваться и уйти на продолжительное время от всякой работы. Эта категория чекистов внесла в наш орган санаторное настроение, мешавшее мысли работать серьезно в те полные напряжения дни. Они во множестве приезжали из ВЧК, ВУЧК и др. ЧК, показывали свои мандаты, в углу которых они предвосхищали уже желанные резолюции, но, к их несчастью, Вихман методом, если так можно выразиться, «подвализации» их претензий быстро положил этому конец. Он безжалостно сажал под арест всякого, обронившего робкое желание лечиться и не работать, и в результате из всех больных 75% приступали к работе, а остальные отправлялись на лечение.

Третьими были те чекисты, старожилы Крымской ЧК (Арнольд, Лев, Бирзгал, Донцов, Матузенко и др.), которые на своих плечах несли всю тяжесть организационного развития Крымских Чрезвычайных органов и вынесли их на путь идейного величия и неотразимого авторитета. Эти несколько человек отдали свое здоровье и силы работе и в последнее время состоят членами Коллегии нашего органа.

В высшей степени интересно проследить одну характерную линию в психологии наших чекистов. Как мы уже сказали, они в большинстве своем рабочие и крестьяне, прошедшие огненные трубы гражданской войны и воспитанные в духе дисциплинарных разрешений всяких вопросов. Принесенная из недр пролетарских масс, откуда они пришли в наши органы, природная ненависть к буржуазии, разожженная до неутолимой, страшной мести обстановкой борьбы, — совершенно затмила рассудок и атрофировала способность объективного мышления даже у чекистов с внушительным партийным стажем. Слишком долго они жили и работали чувством, которому ими были отданы лучшие годы в пролетарской революции, чтобы они могли в случае быстрого перехода от одной системы работы партии и вместе с тем наших органов к другой быстро подравняться и ориентироваться в новой обстановке. Новая экономическая политика, повлекшая за собой денационализацию многих предприятий и легализацию частного капитала, совершила в их умах какой-то хаотический переворот. Для них было ясно лишь, что партия отступила, буржуазия победила, жертвы гражданской войны напрасны и т. д. Невыносимые для их любящих сердец картины голода заставляли их переживать острые страдания за рабочий класс, который продолжал быть угнетаем и в индифферентном отношении к которому они обвиняли партию, «выдумавшую» новую экономическую политику. Первые дни они растерялись, но вскоре ухватились за идею «рабочей оппозиции», и во время партчистки многие из них добровольно выступили из партии. Это с одной стороны. С другой стороны, те чекисты, которые и поняли новую экономическую политику, и провели жизнь в ЧК, полную таких же бурь, как и первые, дрогнули в тот момент, когда Чрезвычайная Комиссия, вместе с углублением хозяйственных процессов советстроительства, — начала углублять и свою работу в сторону всеобщего внутреннего обхвата советского организма и систематического, длительного наблюдения и исследования. Оперативная работа теряла свое прежнее значение и импульс, и в ЧК воцарялась спокойная, академическая атмосфера, диаметрально противоположная той напряженной, боевой атмосфере, которая сопровождала их в течение нескольких лет.

Ф.Э. Дзержинский на отдыхе в Алупке

И они почувствовали для себя неспособным работать далее в органах Чека и обнаружили большое желание уйти из последней. Их тянуло к партийной, советской и даже производственной работе на заводах и фабриках, откуда они прибыли к нам. Все же это самая честная и искренняя часть чекистов, среди которых мы видели ответственных наших товарищей.

Касаясь далее «эпох» весьма часто сменявшихся председателей Крымчека, мы остановимся слегка на характерных чертах их деятельности.

Разумеется, что орган чрезвычайной борьбы с врагами Советской власти и коммунистической партии мог лишь в том случае пользоваться всеобщим уважением и авторитетом, когда между ним и советскими, а также партийными органами существовал бы тесный контакт и не было бы никакой недоговоренности в общих вопросах и мероприятиях. Именно этого, самого важного, условия не было, за исключением тов. Ротенберга, ни у одного из бывших председателей Крымчека.

Вихман, знаменитый в своем роде чекист, признавал единственно для себя приемлемым методом работы — «рубить сплеча», не спрашивая ничьего мнения и совета. Между ним и партийными организациями установились натянутые, неблагожелательные отношения, основанные на непростительной бестактности в его поведении. Он арестовывал ответственных работников без предъявления обвинения и т. д., что сильно возмущало наши партийные круги, через свои центры быстро принявшие энергичные меры к убранию его из Крыма. Это ими было достигнуто, и на его место приехал Смирнов, который повел линию еще более недопустимую. По отношению к официальным организациям партии и власти (ОК Крымревкома) он отгораживался своим мандатом Полномочного Представителя В.У.Ч.К. на территории Крыма, заявляя, что, как предкрымчека, он подчиняется местной власти, но как П.П.В.У.П.К. не подчиняется и действует единолично, причем он подписал то или иное свое звание в зависимости от того, как это было ему удобно. Один случай, происшедший на одном из заседаний широкой коллегии, вполне характеризует Смирнова. На обсуждении стоял вопрос о вынесении меры наказания по одному делу. Чекисты — члены коллегии стояли за расстрел во главе с ним как Председателем Крымчека. Присутствовавшие же с правом решающего голоса представители Крымревкома, Областкома, Крымюротдела голосовали против и стояли за передачу дела с личностью в Ревтриб. Поставив сперва вопрос на голосование и видя, в результате его, что ему не удается поставить на своем, он поднялся и громко заявил, что как Полномочный Представитель В.У.Ч.К. он не согласен и откладывает дело. Подобный поступок вызвал справедливое возмущение со стороны партийных сфер и, подобно Вихману, в отношении Смирнова ими было возбуждено ходатайство об убрании также и его.

Ответом на последнее был приезд в Симферополь Зампред В.У.Ч.К. тов. Балицкого, коему предстояло окончательное разрешение этого вопроса.

Сотрудники Особого отдела полномочного представительства ОГПУ по Крыму (слева направо): 1-й ряд: 1 — ЛупекинаМ., 2 — Падапка А., 3 — Жарновский, 4 — Меньшиков. 2-й ряд: 1 — Бейлинсон, 2 — Мамутов, 3 — Вейнберг, 4 — Подгорный, 5 — Малышев, 6 — Виролайнен — начальник Особого отдела, 7 — Кесельман, 8 — Граховский, 9 — Смоляр А., 10 — Джамбеков, 11 — Тахчиянов. 3-й ряд: 1 — Коханчик, 2 — Кузьминский, 3 — Клеткин Л., 4 — Шехтман, 5 — Морозов Н., 6 — Рунге К., 7 — Саметдинов, 8 — Кулешин, 9 — Анзин, 10 — Казаков, 11 — Пассманник Л., 12 — Дибаг, 13 — Рунге А., 14 — Славная Л., 15 — Стойко, 16 — Жданов. Симферополь, май 1932 г.

Еще одним явлением, которым может быть отмечен период Председательства Смирнова, — это совершенная автономия Особого Отдела, во главе которого стоял Фомин, и вредный сепаратизм в работе Админоргчасти Особого Отдела и Админ-орготдела Крымчека. Параллелизм в этой области достигал таких нелепых размеров, что нужно было или аннулировать одно из них, или их объединить. Смирнов образовал в КОЧК Админоргуправление с двумя отделами — Административным и Организационным, по-видимому, с целью более широкого обхвата работы. Но это мероприятие не достигло цели, так как аппарат сильно разбух от этого средства, и, кроме всего, это последнее не есть мера борьбы с параллелизмом.

И Балицкий ликвидировал, во-первых, Админоргуправление, а во-вторых, самое Полномочное Представительство В.У.Ч.К. на территории Крыма.

Вскоре после этого Смирнов был отозван, и его место занял врид. председателя Фомин. Период работы последнего мы подчеркнем лишь в вопросе о борьбе с бандитизмом. В распоряжении Особого Отдела Крымчека были вооруженные силы и военные ресурсы для борьбы с бандами. Параллельно с этим при штабе Командвойск Крыма — Якире существовало Особое Совещание по борьбе с бандитизмом, представителем в которое также входил Фомин. В результате такого сожительства двух близнецов первый предпринимал имевшимися в его распоряжении военными силами самостоятельные операции, а второй сам по себе развивал ту же деятельность, вследствие чего работа в этом направлении отличалась поразительной бессистемностью.

Последний Председатель Крымской Чрезвычайной Комиссии — Ротенберг, сменивший Фомина и до сей поры стоящий во главе ее, закончил все работы, начатые и неоконченные его предшественниками, и поднял авторитет Крымской ЧК на недосягаемую высоту по сравнению с прежними временами. Установлен и держится на основе взаимного понимания полный контакт с Советскими и партийными органами; за все время его работы ни одного упрека не удается слышать ниоткуда. Достаточно ясно выяснить положение, занимаемое нашим Председателем на поле битвы с хозяйственной разрухой и вообще в мире советских и партийных сфер, то обстоятельство, что он, кроме Предкрымчека, состоит еще Наркомвнуделом, членом Президиума КрымЦИКа и членом Областного Комитета нашей партии, что, по сравнению с Вихманом, который не избирался никогда даже на общегородскую конференцию, или со Смирновым, имеет весьма существенное значение для характеристики периода его работы в нашей Республике.

Делегация сотрудников НКВД на отдыхе в Крыму. Ливадия, 1937 г.

Подходя к концу настоящего обзора, коснемся еще некоторых коллегий ЧК на местах.

Керченская коллегия ЧК целиком пошла под суд за целый ряд совершенных преступлений, как, например, вынесение приговора о высшей мере наказания по делу о несовершеннолетнем обвиняемом, избиения арестованных и др. Эти «чекисты» забыли о своем коммунистическом долге и отступили от задач, стоящих перед пролетарской властью, и понесли за это заслуженное наказание.

Севастопольская коллегия ввела недопустимую халатность и незаконность в работу ЧК, вследствие чего там были констатированы упущения, не только вредные для работы, но и подрывающие авторитет ЧК и Советской власти.

Джанкойская коллегия была уличена также в ряде преступлений, характеризующих членов ее как потерявших революционные физиономии лиц, которым не место в органах борьбы с врагами диктатуры пролетариата — борьбы, в которой мыслимы только кристаллически честные, самоотверженные борцы, несущие от себя все лучшее на алтарь революции.

Президиум К.Ч.К.

(Из «Годового отчета Крымской Чрезвычайной Комиссии за 1921 год». Симферополь. 1922 г. — С. 1—8)