Михаил Булгаков в Ялте

Многие страницы произведений Михаила Афанасьевича Булгакова (1891—1940) непосредственно навеяны впечатлениями от Крыма и Ялты. Это и путевые очерки «Путешествие по Крыму», и роман «Мастер и Маргарита», и пьеса «Бег», и неоконченные пьеса «Ласточкино гнездо» и либретто оперы «Черное море». Напомним хронологию встреч Булгакова с Крымом. Летом 1925 года состоялась их первая встреча. Писатель гостил у М. Волошина в Коктебеле, жил в доме матери поэта Елены Оттобальдовны. В начале июля Михаил Афанасьевич вместе с женой Любовью Евгеньевной Белозерской на пароходе «Игнатий Сергеев» отправился в Ялту. В черновом варианте «Мастера и Маргариты» Булгаков обрисовал город, в котором узнается Ялта: «...Перед ними возникли вначале темные горы с одинокими огоньками, а потом низко развернулись, сияя в свете электричества, обрывы, террасы, крыши и пальмы. Ветер с берега донес до них теплое дыхание апельсинов и чуть слышную бензиновую гарь. <...> Но до чего же она хороша! <...> По спящей, еще черной в ночи набережной носильщик привел куда-то, что показалось похожим на дворцовые террасы. Смутно белеет камень, парапеты, кипарисы, купы подстриженной зелени, луна догорает над волнорезом сзади, а впереди дворец, — черт возьми!.. В окнах гостиницы ярусами Ялта... Светлеет».

«В Ялте прожили сутки и ходили в дом Чехова», — писала Л.Е. Белозерская М. Волошину 10 июля 1925 года со станции Лозовая. Михаил Афанасьевич и Любовь Евгеньевна пришли в этот дом 8 июля во второй половине дня. Л.Е. Белозерская пишет, что Булгаков относился к Чехову с особой любовью — «...какой-то ласковой, какой любят умного старшего брата». Глубоко знал его творчество. Михаил Афанасьевич восторгался записными книжками Антона Павловича, а многие его письма знал наизусть.

Чеховские мотивы постоянно звучали в произведениях Булгакова. То это слова Сони из «Дяди Вани» — «Мы отдохнем, мы отдохнем» в устах Лариосика («Дни Турбиных»), то московский рефрен трех сестер в «Записках на манжетах», то снег на Караванной из пьесы «Бег», который ассоциируется с чеховской «Тоской». Художественный опыт «Черного монаха» отразился в рассказе Булгакова «Морфий» (1927).

Чехов служил для Михаила Афанасьевича духовным магнитом. Имя писателя Булгаков услышал еще в детстве. «Чехов читался и перечитывался, непрестанно цитировался, его одноактные пьесы мы ставили неоднократно...» — вспоминала сестра Булгакова Надежда Афанасьевна. Одним из первых университетских наставников студента-медика Булгакова, как выяснил киевский историк медицины Ю. Виленский, был друг Антона Павловича, биолог и путешественник профессор А.А. Коротнев. Но, очевидно, наиболее сильный импульс к осуществлению желания вдохнуть воздух Чеховского дома дали встречи М.А. Булгакова с М.А. Волошиным. Волошин в период его исключения из университета в конце 90-х годов позапрошлого столетия посетил Антона Павловича в Ялте. Возможно, сама идея строительства дома поэта в Коктебеле возникла под влиянием Чехова.

В очерке «Путешествие по Крыму», который публиковался с продолжением в ленинградской «Красной газете» (август 1925 года), описаны впечатления от города и экскурсия по Чеховскому дому. Булгаковы побывали на пляже возле набережной, в Ливадийском дворце, в Доме-музее А.П. Чехова. К сожалению, в тексте не названо место ночлега, однако по характеру местоположения можно предположить, что это была или вилла «Елена», или гостиница «Россия». Первое предпочтительней, поскольку в воспоминаниях жены писателя Л. Белозерской о втором приезде в Ялту фамилия владельца виллы Тихомирова упоминается как «знакомого М.(ихаила) А.(фанасьевича)». Вероятно, благодаря этому знакомству Булгаковы поселились в пансионате Василия Тихомирова.

Первый визит Булгаковых в Ялте — в Дом-музей А.П. Чехова. «В верхней Аутке, изрезанной кривыми узенькими уличками, вздирающимися в самое небо, среди татарских лавчонок и белых скученных дач, каменная беловатая ограда, калитка и чистенький двор, усыпанный гравием, — так пишет М. Булгаков. — Посреди буйно разросшегося сада дом с мезонином идеальной чистоты, и на двери этого дома маленькая медная дощечка: "А.П. Чехов".

Благодаря этой дощечке, когда звонишь, кажется, что он дома и сейчас выйдет. Но выходит средних лет дама, очень вежливая и приветливая. Это — Марья Павловна Чехова, его сестра. Дом стал музеем, и его можно осматривать.

Как странно здесь. <...> В столовой стол, накрытый белой скатертью, мягкий диван, пианино. Портреты Чехова. Их два. На одном — он девяностых годов — живой, со смешливыми глазами. "Таким приехал сюда". На другом — в сети морщин. Картина — печальная женщина, и рука ее не кончена. Рисовал брат Чехова...

В кабинете у Чехова много фотографий. Они прикрыты кисеей. Тут Станиславский и Шаляпин, Комиссаржевская и др. <...> Верхние стекла в трехстворчатом окне цветные; от этого в комнате мягкий и странный свет. В нише за письменным столом белоснежный диван, над диваном картина Левитана: зелень и речка — русская природа, густое масло. Грусть и тишина. И сам Левитан рядом. При выходе из ниши письменный стол. На нем в скупом немецком порядке карандаш и перья, докторский молоток и почтовые пакеты, которые Чехов не успел уже вскрыть. Они пришли в мае 1904 года, и в мае он уехал за границу умирать...

В спальне на столике порошок феналцетина — не успел его принять Чехов, и его рукой написано "phenal...", и слово оборвано. Здесь свечи под зеленым колпаком и стоит толстый красный шкаф — мать подарила Чехову. Его в семье назвали насмешливо "наш многоуважаемый шкаф", а потом стал "многоуважаемый" в "Вишневом саду"».

— Мака, ты хотел бы иметь такой кабинет? — спросила Любовь Евгеньевна при повторном посещении Чеховского дома, и Булгаков, не говоря ни слова, утвердительно кивнул.

Если внимательно прочитать очерк Булгакова о посещении Чеховского дома, то возникает ощущение дома, где все приспособлено для творчества: письменный стол, фотографии дорогих людей, большое венецианское окно («мягкий и странный свет»), картина Левитана, которая отвечает общей тональности дома. Тут Булгаков увидел в спальне «свечи под зеленым колпаком» (зеленая лампа — воспоминание о киевском доме на Андреевском спуске), увидел тот самый шкаф, который стал «многоуважаемым» в пьесе «Вишневый сад». Это — обстановка дома, которая порождает образы, создает атмосферу для творческой работы... Тишина — ценность, о которой автор не забыл упомянуть в романе «Мастер и Маргарита», когда повествовал о «вечном доме», заслуженном приюте Мастера. Именно тогда, в Чеховском доме, у Булгакова родилась мысль о тишине как особой ценности творческого бытия: он отмечает, что больного Чехова лишали тишины и здесь, в ялтинском доме. «В особенности донимали Антона Павловича начинающие писатели...» — цитирует он рассказ экскурсовода.

Бесспорно, что в образе булгаковского «вечного дома» присутствуют явственные черты чеховской Белой дачи в Ялте, где в саду журчит ручей, над которым весна вскипает белым цветением вишен и черешен, где причудливо изгибается старая виноградная лоза, а в сиреневых облаках глицинии вьется серебряная нить песни дрозда, где в кабинете писателя, наполненном светом большого венецианского окна, играют цветные зайчики витража и где вечером над столом горят четыре белых свечи, где в гостиной на пюпитре раскрыты клавиры Шумана и Шуберта, любимых композиторов Чехова. О Шуберте говорит и возлюбленная Мастера Маргарита.

Очерк Булгакова, опубликованный осенью 1925 года, рисует Чехова без ретуши и фальсификаций. Не случайно Ольга Леонардовна Книппер-Чехова, вырезав публикацию из «Красной газеты», тут же переслала очерк в Ялту сестре писателя.

В начале лета 1926 года Булгаковы провели месяц в Мисхоре, который считался лучшим курортом для лечения заболеваний нервного характера (неврастения). В 1927 года Булгаковы снова в Крыму — на этот раз в Судаке, на даче у композитора А.А. Спендиарова. Отсюда они совершают переезд на моторной лодке в Ялту. И вот Любовь Евгеньевна и Михаил Афанасьевич сходят на берег... Михаил Булгаков вновь в Ялте, вновь посещают музей Чехова. Его ласково примет Мария Павловна Чехова и опять поведет по комнатам. В эти дни Михаил Афанасьевич познакомится с младшим братом Чехова Михаилом Павловичем.

Л.Е. Белозерская пишет: «Когда мы приехали в Ялту, у меня слегка кружилась голова и рябило в глазах. Остановились мы у знакомых М.А. (память, память, правильно ли донесла ты фамилию этих милых гостеприимных людей — Тихомировы?)».

Кто такие Тихомировы, и где поселились Булгаковы? Со слов Евгении Михайловны Чеховой, племянницы Антона Павловича, известно, что Тихомировы держали небольшой пансионат в Ялте в районе Боткинской улицы. Отсюда до моря пять минут неспешным шагом. Елизавета Тезе, супруга Василия Тихомирова, была хорошей портнихой и обшивала Марию Павловну. В 1930-х годах Тихомировы переехали в Москву и до самой смерти М.П. Чеховой состояли с ней в переписке, которая хранится в Российской государственной библиотеке.

Уточним, что пансионат Тихомировых находился не на Боткинской, а рядом, на Виноградной улице. Как выяснил краевед В. Навроцкий, Иван Васильевич Тихомиров являлся крупным домовладельцем, построил по проекту Л. Шаповалова комфортабельную виллу «Елена». В этом же доме на Набережной, согласно «Списку владений по улицам Ялты», жила и семья Тихомировых. Его брат Василий Тихомиров приобрел доходный дом по Виноградной, 8 (ныне — ул. Чехова, 8), сооруженный в начале века. Сейчас здесь частная гостиница «Палас»

«На другой день мы пошли в Аутку, — вспоминает Л.Е. Белозерская. — Все вверх и вверх. Нас ласково приняла Мария Павловна. В это время здесь жил еще брат Антона Павловича Михаил Павлович, первый биограф писателя. Особенно нам понравился кабинет Чехова. М. А. здесь не в первый раз...»

Вместе с Чеховыми Булгаковы были гостями Ванды Станиславовны Дыдзюль (Дижулис), близкой знакомой чеховской семьи. Мария Павловна и Михаил Павлович познакомились с ней в 1923 года, придя на прием как пациенты (Дыдзюль по специальности была зубной врач). Кабинет ее располагался на втором этаже бывшего доходного дома Мордвинова (ныне гостиница «Крым»). Здание находится в районе порта, недалеко от Набережной.

Судя по всему, перед приглашенными Булгаков предстал в роли «свадебного генерала», и Михаил Павлович не без иронии описывал это событие жене в Москву в письме от 13 мая 1927 года: «...Наши здешние дамы стали являть свое искусство перед приезжими и, главным образом, перед Булгаковым. Он ведь теперь знаменитость! <...> Я дирижировал гран-роном, были и фокстрот, и вальс, и канкан, — чего только не было. Пели соло, пели под скрипку, пели хором. ...Даже Маша досидела до такой поры и плясала...». Марии Павловне тогда было 64 года.

Накануне именин состоялась поездка по Бахчисарайской дороге на водопад Учан-Су — одну из самых живописных достопримечательностей Южного берега.

Обстоятельства поездки описаны в письме М.П. Чехова жене в Москву от 12 мая 1927 года: «Вчера утром за Женей и Колей (Е.М. Чехова и ее муж Н. Блюме. — Примеч. авт.) заехали Вася, Лизочка и автор "Турбиных" Булгаков, который живет сейчас у Тезей, чтобы ехать на Учан-Су. Стали тащить и меня <...> пришлось ехать и мне <...> Взлезали на крепость в Исаре, были около водопада и там же завтракали. Хорошо закусили и порядочно выпили. Булгаков был очень мил, хотя грусть все время светилась у него в глазах, несмотря на это и он тоже выпить был не дурак. Обратно ехали верхней дорогой, на Ливадию, когда доехали до дворца эмира Бухарского, то я <...> пошел домой пешком <...> Остальные объехали Ялту и пили чай у Тезей».

Интересно замечание Михаила Павловича о грусти, которая все время светилась в глазах Булгакова. Расстреляна здесь была и родственница Булгакова.

За год до этой поездки Михаил Чехов написал пьесу «Цветная кожа (колонизаторы)». Действие ее происходит в Индокитае. Судя по всему, пьеса заинтересовала Булгакова, и Чехов писал жене Ольге Германовне в Москву: «27 отсюда уезжает Булгаков. Он хотел бы познакомиться с моей пьесой, чтобы дать совет и продвинуть ее. Кажется, она в кожаном портфеле <...> Если успеете по расчету дней, то пришлите...» Письмо было отправлено 9 июля 1927 года, и неизвестно, держал ли Булгаков эту пьесу в руках.

На Белой даче в комнате Марии Павловны наверху Михаил Афанасьевич читал письма А.П. Чехова и очень хотел иметь на память автограф писателя. Мария Павловна возражала. В личном альбоме Марии Павловны Михаил Афанасьевич сделал запись: «Напрасно Вы надеетесь, дорогая Мария Павловна, что я умру по дороге. Я не умру и вернусь в Ялту за обещанным Вами письмом».

Зимой 1928 года Михаил Афанасьевич отправил в Ялту свою книгу «Дьяволиада», изданную двумя годами ранее. «Дорогой и милой Марии Павловне Чеховой искренне Михаил Булгаков. 21.11.1928 г.», — написал он на обложке. Впоследствии, когда имя Булгакова оказалось фактически под запретом, М.П. Чехова распорядилась, чтобы «Дьяволиаду» не давали посторонним.

По сведениям жены писателя Е.С. Булгаковой, в 1929 году Булгаков вновь побывал в Ялте и получил в подарок от Марии Павловны конверт, адресованный Чехову, веточку из его сада и маленький список книг, написанный характерным бисерным почерком Чехова. Вероятно, это был один из многочисленных листков, на которых Чехов записывал названия книг, отправленных в Таганрогскую библиотеку. Булгаков подарил 18 апреля 1936 года чеховские реликвии зарубежному поклоннику и исследователю Чехова, американскому дипломату Дж.-Ф. Кеннану. Возможно, в США они сохранились.

Но вернемся к чеховской ноте, постоянно звучавшей в душе Булгакова. Невозможно отделаться от чувства, что в словах о вечном приюте Мастера отразился и облик, и сама духовная атмосфера Белой дачи. Однажды в разговоре с чеховедом Евгенией Михайловной Сахаровой жена Булгакова Л.Е. Белозерская подтвердила эту догадку: вечный приют Мастера — зеркальное отражение ялтинской Белой дачи Чехова.