Глава I. Легенда о золотой колыбели

На лес опускались сумерки. Оранжево-красное солнце уже скрылось за деревьями. Между изогнутыми стволами буков и грабов таился полумрак. Добраться до Биюк-Узенбаш надо было до наступления темноты.

По старой дороге, местами едва различимой под слоями опавших и давно сгнивших листьев, на лошадях ехали два человека: пожилой татарин и еще нестарый русский, похожий на отставного чиновника.

Татарин усмехался, глядя на то, как беспокойно озирается по сторонам его спутник. Сам-то он не в первый раз шел по этой тропе и был уверен, что найдет дорогу и в полной темноте с закрытыми глазами.

«Странные гости, однако, зачастили в наше село», — думал татарин. Только год назад по приказу хозяина провожал он в гроты Каплу-Кая каких-то заезжих греков. Они приехали со старинными картами и что-то долго искали в горах. Но так ничего не нашли и уехали ни с чем. Высокомерные греки сразу не понравились ему. От отца он слышал, что эти урумы, ныне живущие где-то далеко на севере, были презренными муратами на крымской земле, гнувшими спину на правоверных. Теперь же они вели себя как хозяева. Этот русский был непохож на них. Он уважал обычаи, хорошо говорил по-татарски и расплачивался звонкой монетой.

Так размышлял проводник, а маленький чиновник думал о том, какой прием будет оказан ему в Петербурге, удастся ли ему пробить глухую стену недоверия столичных чиновников и получить деньги на продолжение своей работы.

Внезапно раздался треск ломающихся веток и человеческий хрип. Прежде чем двое успели опомниться, из лесной чащи выскочил страшно изуродованный, обросший длинной бородой татарин с безумными глазами.

«Ты, верно, ездил, чтобы похитить у меня золотую колыбель!» — вскрикнул он, в исступлении размахивая палкой, и попытался схватить за уздцы лошадь путника. Та, испугавшись, рванулась в сторону и понеслась по лесу галопом...

Вечером в Биюк-Узенбаше за чашкой душистого чая усталый путешественник беседовал с хозяином дома. Рассказав о странной встрече в лесу, он поинтересовался, что это был за сумасшедший, который спрашивал о золотой колыбели.

— Извольте видеть, — ответил хозяин, — несколько лет тому назад этот несчастный человек был нашим десятником. Претерпевая ужасную бедность, он только и думал о том, каким бы образом обеспечить себя со своим многочисленным семейством. С этой мыслью он вслушивался в рассказы о кладах и постоянно приходил в отчаяние оттого, что не знает места, где бы мог найти золото. Однажды он пришел ко мне по делу и затеял свой любимый разговор. «Знаешь что, приятель, — сказал я, — ты ищешь клад, а между тем он у тебя под боком». Селим недоверчиво покачал головой. «Ты не веришь, — продолжал я, — в таком случае я передам тайну более счастливым, чем ты». При этой угрозе бедняк побледнел и умоляющим голосом просил не скрывать от него истины. «Ну, слушай, — сказал я. — Ты знаешь ту скалу за деревней, которую называют Каплу-Кая?» — «Как не знать, знаю». — «В этой скале есть пещера. У конца этой пещеры, по словам бывших у меня недавно мариупольских греков, хранится золотая колыбель. Если ты не трус и желаешь быть богатым, отправляйся туда в ночь на пятницу и иди назад без оглядки; если за тобой послышится свист, хохот, плач или угрозы — не обращай внимания. В противном случае ты лишишься ума и на всю жизнь останешься таким». Выслушав меня, Селим неоднократно спрашивал, не посмеиваюсь ли я над ним. Наконец, уверенный, что я точно сообщил ему то, что слышал от людей, предки которых жили в Крыму, он с сияющим лицом простился со мною... А несколько дней спустя я и вся деревня увидели его в том ужасном положении, в каком он явился и вам в лесу.

— Так он лишился рассудка? — спросил чиновник.

— Совершенно.

— Отчего же?

— Он входил в эту таинственную пещеру, и, вероятно, злые духи сумели заставить его оглянуться назад...

В глазах русского появился живой интерес:

— А не знаешь ли ты, кто поставил в эту пещеру золотую колыбель и с какой целью?

— Чтобы ответить вам на этот вопрос, мне придется рассказать целую историю, сообщенную гостившими у меня мариупольцами.

— Ты окажешь мне большое одолжение.

Гость, а им был известный этнограф и собиратель крымских легенд Василий Кондараки, вынул карандаш и приготовился записывать.

Татарин набил трубку и после минутного молчания начал свой рассказ.

«Когда-то в отдаленные времена в Крыму существовало два сильных и богатых царства. Одно из них называлось Урумским, а другое Френкским. Эти два царства граничили между собою и постоянно вели отчаянные битвы: одни за независимость, другие за господство. Однажды князья этих народов решили заключить мир. В столицу Урумского царства прибыл френкский полководец с предложением, что если оно желает навсегда сделаться другом френков, то пусть отдаст в залог дружбы и союза золотую колыбель и наковальню, которые составляют священную эмблему княжества.

Урумский визирь, выслушав дерзкие требования, схватился за меч:

— Какое святотатство! Неужели вам не известно, что в этой колыбели были вскормлены все царствующие у нас князья, а перед наковальней клялись в верности мы и все бывшие до нас подданные?

— Я требую только потому, что знаю, как высоко вы цените эти два предмета. Если вы передадите их в жертву дружбы, то мы убедимся, что вы ничего не замышляете против нас. Мы жаждем мира и готовы дать вам в залог то, чем сами обладаем.

Урумский царь, узнав о требованиях френков, решил не отдавать им святынь и в ответ выдвинуть столь же невыполнимое требование — о передаче ромеям^* документов на право владения френкской землей.

Визирь вышел к френкскому полководцу и объявил волю своего государя. Последний, в свою очередь, отправился на совет к своему повелителю и вскоре принес ответ, что требование урумов ни в коем случае не может быть выполнено.

— Но ты же мне обещал словом честного воина доставить все, что я потребую, — сказал урумский посол.

— Я не вправе был исполнить обещания: но ты властен отобрать силою документ — так точно, как и мой господин — колыбель и наковальню. Мы силою отберем от вас ваши святыни, если вы не отдадите их добровольно, — заявил френкский посланник.

— Ты угрожаешь нам, — отвечали урумы, — в таком случае приводи угрозу в исполнение. Мы не боимся вас, а скорее все до единого умрем, чем отдадим на поругание священные для нашего народа предметы.

Вновь начались отчаянные битвы между двумя царствами. Люди дрались как львы и гибли тысячами. Вскоре в рядах урумов оказался огромный недочет лучших воинов и предводителей; княжеству угрожала серьезная опасность. Френки продолжали требовать золотую колыбель и наковальню, обещая прекратить войну.

Тогда урумский князь собрал своих подданных и спросил, согласятся ли они удовлетворить требования врагов.

— Нет, — было ответом, — мы не допустим этого и лучше все погибнем.

— Дети мои, — сказал растроганный князь, — я никогда не отдам колыбели, в которой были вскормлены я и мои отцы. Еще выше я ценю наковальню, перед которой вы приносили клятву верности. Если вы умрете, клянусь вам, я заморю себя и семью голодом на этих священных предметах и скрою их заклятьем, чтобы никому во веки веков не пришлось притронуться к ним.

Сказав это, урумский князь с рыданиями простился с воинами и, забрав священные реликвии и семейство свое, прибыл к пещере Каплу-Кая.

— Я не буду принимать пищи, — сказал он удаляющимся слугам, — пока вы не принесете мне известия о победе над врагами; если же я умру раньше, чем вы их одолеете, то пусть смерть мою сочтут за жертву, принесенную добровольно за спасение самых драгоценных святынь моего народа.

Когда все разошлись, урумский князь отнес колыбель в глубину пещеры, опустился на колени и, подняв руки к небу, произнес заклятье:

— Всеведущие духи! Призываю вас в эту мрачную глубину быть свидетелями моей предпоследней воли! Алчные и ненавистные френки задумали лишить нас священных предметов: колыбели и наковальни. Наш народ погибнет ради спасения этих святынь. Погибну и я, охраняя наши общие святыни. Вы, добрые духи, будете видеть мои предсмертные муки и слышать вопли невинных детей моих. Умоляю вас, ради пожертвовавших собою подданных моих, ради смерти моих детей, отныне принять на сохранение эти бесценные вещи, за принадлежность которых умирает целый народ с государем!

— Аминь! — послышалось в отдаленных гротах.

— Заклинаю кровью нашей, — продолжал царь, — того, кто решится взглянуть на эти сокровища с умыслом похищения; пусть он лишится рассудка и подобно бешеному волку, рыщет по горам, до тех пор пока погибнет таким же жалким образом, как и я, последний хранитель народных святынь!

— Аминь! — повторили духи.

— Но если милостивый Бог совершит чудесное спасение моего княжества и я останусь в живых, то пусть тридцать третий первенец моего поколения воспользуется правом свободного приобретения этих предметов. К тому времени, без сомнения, наши враги будут изгнаны с благословенной земли Крыма. Заклинаю их погибнуть от измены друг друга и от руки безжалостных палачей!

— Аминь! — произнесли таинственные голоса.

В этот момент перед изнуренным князем показался старец в белой одежде и сказал ему:

— Не отчаивайся, владыка ромеев, твои подданные скоро восторжествуют над твоими врагами, и ты будешь долго царствовать. Но печален будет конец царствования твоей дочери. Ты счастлив, что не доживешь до этого ужасного дня; счастлив и тем еще, что глаза твои не увидят ручья крови от всеобщей гибели защитников твоего княжества.

— Кто же несет такую гибель?

— Теперешние враги ваши.

— Неужели Господь допустит их до этого?

— К тому времени поколение ваше заслужит гнев и кару неба.

— А что станет с френками после их торжества?

— Твое заклятие исполнится в точности. Они все погибнут от рук чужестранного народа, и только немногим удастся или бежать или принять религию победителя, между тем остаток ромеев размножится и снова доживет до счастливого времени.

— Благодарю создателя моего за эту милость.

Князь протянул руку, чтобы поцеловать одежду святого человека, но того уже не стало.

Несколько дней спустя к князю приехали гонцы и действительно сообщили отрадную новость о поражении френков. С той поры золотая колыбель и наковальня стоят в гроте Каплу-Кая и бдительно охраняются духами в ожидании тридцать третьего наследника урумского князя»¹.

Такую легенду поведал нам выдающийся крымовед Василий Кондараки в вышедшем в 1883 году сборнике «Легенды Крыма». До нас дошло несколько вариантов легенды, заметно отличающихся друг от друга (известно около десятка мест предполагаемого нахождения золотой колыбели: Каплу-Кая, Басмановы пещеры, Крестовая гора на Южном берегу, Бешик-Тау около пещерного города Чуфут-Кале), но объединенных общей символикой.

В легенде с поразительной точностью отражена реальная политическая ситуация конца XIV века (сейчас она реконструирована на основании сохранившихся исторических документов). Главная тема: противостояние между Урумским (государство Феодоро в Юго-Западном Крыму) и Френкским царствами (генуэзцы, занимавшие в это время Восточный Крым). Нашел отражение в ней и тот факт, что в период активного наступления генуэзских колонизаторов, поддержанных татарами, в православном княжестве происходило «объединение людей вокруг церковных реликвий, получавших в тяжелые минуты значение народных святынь»².

Но можно ли вообще верить легендам и мифам? И если да, то насколько? По мнению замечательного русского философа А.Ф. Лосева, «миф не есть выдумка или фантазия, не есть фантастический вымысел. Это заблуждение почти всех «научных» методов исследования мифологии должно быть отброшено. Мифология есть выдумка, если применить к ней точку зрения науки, да и то не вечной, но лишь той, которая характерна для узкого круга ученых новоевропейской истории последних двух-трех столетий... Миф есть (для мифологического сознания, конечно) наивысшая в своей конкретности, максимально интенсивная, и в величайшей мере напряженная реальность. Это не выдумка, но наиболее яркая, самая подлинная действительность»³.

Любая легенда, любое сказание имеет два смысла: исторический и символический. При этом не следует думать, что они противоречат друг другу. Религиозно-символическая точка зрения помогает подчеркнуть значимость исторических событий, понимая их как выражение высших реалий⁴. Поэтому она не только отображает исторические факты, но имеет в себе скрытый смысл, послание, направленное потомкам через века. В ней содержится то, что было самым главным, самым сокровенным для авторов сказания.

Что же сокрыто, «зашифровано» под главным символом легенды — «золотой колыбелью»? Что хотели сообщить нам, живущим сегодня на этой земле, гордые феодориты? Какую загадку хранят руины города Феодоро на плато Мангуп? Ответить на эти вопросы мы попытаемся в ходе нашего повествования. Но сначала нам надо обратиться за помощью к истории и вернуться в глубь веков — почти на два тысячелетия назад в эпоху Великого переселения народов, когда писался пролог к драматическим событиям, развернувшимся на древней земле Таврики в XIV—XV веках.

Примечания

*. Ромеи — название греческого народа в эпоху Византийской империи. — Прим. ред.

Список цитируемой и упоминаемой литературы

1. Легенды и предания Крыма/ Под ред. А.Е. Тархова. — Симферополь: Реноме, 1998. — С. 286—295.

2. Домбровский О. Фрески средневекового Крыма. — Симферополь, 1965. — С. 19.

3. Лосев А. Диалектика мифа // Философия, мифология, культура. — М., 1997. — С. 4—5.

4. Фадеева Т.М. Крым в сакральном пространстве. История, символы, легенды. — Симферополь: Бизнес-Информ, 2000. — С. 275.