Учение о катехоне

Главной аксиомой византийской политической и теологической мысли была идея космократии. Константинополь считался столицей мира (его так и называли — Город, вкладывая в это слово значение единственного настоящего Богоспасаемого града), император — правителем мира, чья власть распространялась на всю православную ойкумену. В «Книге церемоний» X века отражена концепция иерархии подчиненных государств, которые располагалась как звезды вокруг трона вселенского автократора. Историк Дмитрий Оболенский назвал это сообщество народов и государств «Византийским содружеством наций», или «Византийским миром» — Pax Byzantina.

«Византия — культура, неповторимая и многообразная, выплеснувшаяся далеко за государственные границы константинопольской империи. Брызги ее золотого сияния застывали на зеленых равнинах Ирландии (Иоанн Скотт Эригена), в дремучих лесах Заволжья (Нил Сорский и нестяжатели) в тропических нагорьях вокруг озера Цана (Аксум) и в Великой Евразийской степи», — писал Лев Гумилев¹.

Особый статус византийского императора коренился в учении Православной церкви.

В посланиях святого апостола Павла к римлянам и фессалоникийцам формулируется концепция божественного происхождения царской власти, восходящая к восточным представлениям.

«Ибо тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор пока не будет взят от среды удерживающий теперь, — тогда откроется беззаконник, сын погибели», — писал апостол.

Святые Иоанн Златоуст, Кирилл Иерусалимский, Тертуллиан, комментируя эти слова, сходились во мнении, что под «удерживающим» апостол Павел имел в виду римского императора. Принятие христианства императором Константином Великим означало принятие государственной властью Благой Вести и переход ее на совершенно новый сакральный уровень.

Христианский писатель Евсевий Кесарийский считал, что император, приняв христианство, стал образом Божиим, находящимся в особых отношениях с Логосом, и должен был «создать свое правительство по модели божественного происхождения, находя силы в согласии с Богом». Чтобы преодолеть языческую традицию, святой император Константин построил на Босфоре Новый Рим — Константинополь, в противовес Риму древнему. Римская империя стала Византийской.

«В православном Царстве возникла принципиально новая реальность, — утверждает Александр Дугин, — Здесь между кораблем Церкви и уделом «князя мира сего», «дьявола», появилась промежуточная область, в пределах которой в природе, в обществе существовала некоторая благодатная свобода, принципиальная защищенность от полновластия дьявола, изъятие из-под его власти. Именно эта промежуточная реальность и была «катехоном», «удерживающим», тем таинственным препятствием, которое не давало сыну погибели, антихристу, утвердить всю полноту своего господства над миром... «Катехон» был обещанным «тысячелетним царством», в границах которого власть сатаны была временно урезана (хотя и неокончательно, как явствует из текста Апокалипсиса)»².

С точки зрения богословия идея Православного царства давала возможность через рассмотрение Божьего творения в рамках империи приблизиться к пониманию самого Бога.

Не представлял ли собой византийский опыт по созданию совершенной земной империи разновидность хилиастической ереси (учения о «земном», «материальном» царстве Божием, восходящем к иудейским теократическим представлениям о мессии как о земном царе)? Отнюдь нет. Православная империя предоставляла возможность для обожения всех людей, ее населяющих. Однако в Византии прекрасно понимали: факт экуменического оглашения означает, что «много званых», но совсем не значит, что «избранных» столь же много. Вот как писал о византийском опыте автор «Византийской теократии» английский историк С. Рансимен: «Они [византийцы] глубоко веровали в вечную жизнь, но также и в то, что Божественное бытие находится за пределами человеческого сознания и может быть передано лишь посредством символов. Земное царство не может быть больше, чем земной тенью Царства Божия, символом, средством приготовления к вечности. Однако в мире произрастает грех. Византийцы прекрасно понимали, что их история полна слабости, глупости, гордыни, тщеславия, алчности. Они верили, что так проявилась их греховность, ставшая причиной их упадка и разорения. Однако идея сохранила свое высокое достоинство. В Византии искренне пытались создать христианскую общность, которая была бы созвучна небесной»³.

Царский чин рассматривался византийскими богословами как чин церковный, подобный монашескому. Возведение в этот чин осуществлялось особыми таинствами церкви: священным коронованием и священным миропомазанием. В функции православного государя входила защита церкви и всех православных христиан, независимо от страны, в которой они проживали, изъятых, благодаря царской власти, из под власти «князя мира сего». Эти страны и составляли «византийский мир» — в противовес миру варваров, пребывающих в духовном ослеплении и не признающих Христа.

Постепенно территория империи уменьшалась из-за постоянных войн с народами Запада и мусульманами Востока. Византийские автократоры старались сдержать наступавшее со всех сторон зло, но империя была обречена. К XIII веку авторитет императорского имени в мире значительно поблек. Но уже в следующем XIV столетии, несмотря на то что в это время территория, подвластная императорам, была ограничена одним Константинополем, мы наблюдаем парадоксальный процесс — восстановление во всей Восточной Европе и на Востоке авторитета «ромейских самодержцев».

Этот процесс был обусловлен развитием исихазма, который способствовал укреплению межгосударственных православных связей. Для греческих, сербских или русских исихастов национальные различия не были столь уж важны: они ощущали себя частью единой Матери Церкви и гражданами «Ромейской империи», в которую «Христос вписался». Сложилась уникальная ситуация. Правители восточно-христианских государств, образовавшихся на обломках Византии, таких как государство Феодоро, не теряя своей самостоятельности, признавали духовный и политический авторитет византийского императора. Они носили византийские титулы и саны, перечисленные в книгах о церемониях константипольского двора, и декларировали свою хотя и номинальную, но зависимость от имперского центра в Константинополе.

Вновь возродилась идеальная иерархия, вверху находился император — «правитель ойкумены», а под ним располагались деспоты («владыки»), архонты («князья»), которые были не только независимыми правителями, но и сановниками василевса. Пусть политически это всеподданство всего православного мира Новому Риму было лишь придворной иллюзией, но каноническая власть василевсов ромейских действительно простиралась на всех православных по делам общецерковного значения⁴.

Каким же было место правителей Феодоро в иерархии «византийского мира»? Для этого нам необходимо обратиться к саморепрезентации, отображенной в их титулатуре.

Официальным титулом правителей Готии был: Αυθέντης πόλεως Θεοδωρούς και Παραθαλασιάς «Государь города Феодоро и Поморья».

Точный перевод титула Αυθέντ — «государь». Судя по всему, этот титул соответствовал весьма высокому положению в рамках «византийского мира». Один из наиболее ранних эпиграфических памятников с упоминанием этого титула относится к началу XIII века. В надписи из трапезундской церкви Святого Иоанна Крестителя дается полный титул понтийского императора: «Святой государь и царь Великий Комнин»⁵.

В других надписях и летописных заметках титул Αυθέντ употребляется в словосочетаниях «государь и базилевс», «государь и автократор», «государь и деспот». Известно, что этот титул носили некоторые деспоты (правители) Пелопонесса из императорского рода Палеологов, а также мать последнего византийского императора Константина Елена Драгаш. В монастыре Святого Дионисия на Афоне сохранился подаренный ею крест, в которой она именуется «государыней Драгаш»⁶.

Всё это заставляет нас предположить, что во времена Палеологов титул «ауфент» был равен или даже стоял выше другого важного титула — «деспота». Деспотами в Византийской империи последних веков называли родственников императора, правивших де-факто самостоятельными государствами, входивших ранее в состав империи и продолжавших декларировать номинальное подчинение имперскому центру в Константинополе^*.

В пользу тесной связи государей Феодоро с константинопольским царствующим домом говорит и заимствование палеологовской родовой эмблемы. С начала XV века гербом Готии становится двуглавый орел. Первые его изображения в Таврике связаны с именем государя Алексея I.

Двуглавый орел — один из древнейших символов. Первые его изображения найдены на хеттских барельефах II тысячелетия до н. э. Из империи хеттов он проник в Халдею, а затем в государство Сасанидов. К XI веку орел широко использовался на Востоке в качестве элемента орнамента. Татарский хан Джанибек чеканил его на своих монетах в 1341—1357 годах.

В Древней Греции и Риме орел был символом победы и олицетворял архетип Солнца. В раннем христианстве трактовка образа орла подверглась переосмыслению в рамках христианской догматики. В памятниках греческой патристики орел считается одним из устойчивых уподоблений Христа. Его образ также интерпретировался в контексте вечности, судьбы, христианской души, церкви⁷.

В свою очередь двуглавый орел означал единство, преодоление двойственности, победу духовного над материальным. В Византии он выступал в качестве символа духовной и светской властей. Двуглавые орлы были изображены на патриаршьем знамени и на знамени Патмосского монастыря. Со времен последних Комнинов орел превратился в отличительный признак принадлежности к императорскому двору, а его использование стало свидетельством высшего положения в византийской иерархии. Императоры из династии Палеологов приняли его в качестве родового герба.

Двуглавый орел — родовой герб династии Палеологов

Впоследствии эту эмблему заимствовали правящие дома Пелопонесса, Сербии, Черногории, а после брака Ивана III и Софьи Палеолог двуглавый орел появился и в Московском царстве. Обязательным условием использование орла в качестве династического знака было родство с византийскими императорами.

О том, что Гаврасы были родственниками Палеологов, мы писали выше. В 1426 году состоялся брак Марии, дочери Алексея I, с деспотом Давидом Великим Комнином. Позже, в 1440 году, Иоанн Гаврас сочетался браком с Марией-Асаной Палеологиней, по отцу «происходившей из пурпурно-цветущего корня императоров Палеологов».

Но все эти родственные союзы были заключены уже после того, как Гаврасы начали изображать на своем гербе двуглавого орла. Впервые в качестве династической эмблемы его использовал Алексей Гаврас в 1425 году. По мнению исследователей, основанием для включения императорского герба в символику княжества мог быть брак Алексея с представительницей рода Палеологов, однако сведения об этом отсутствуют.

Именно со времени Алексея в Феодоро начинается активное подражание константинопольским образцам в искусстве. Помпезные и в чем-то даже вычурные надписи и монограммы с именем этого правителя указывают на «характерное для византийских династов этого времени повышенное стремление к прославлению и возвеличению своего рода, утверждению своих династических прав»⁸.

Княжество Феодоро накануне завоевания его турками
1 — территории Мангупского княжества; 2 — границы владений Генуэзской республики; 3 — Крымское ханство

В отечественной историографии бытует мнение, что Феодоро было «полуварварским» осколком византийского мира, потерявшим после 1204 года связи с метрополией. Однако это далеко не так. В Средние века море не столько разъединяло, сколько объединяло людей. Через Таврику в XIII—XV веках проходил Великий шёлковый путь — главная торговая магистраль между Западом и Востоком. Особенно возросла роль Феодоро в международном товарообмене после основания порта в Каламите, потеснившего генуэзскую Кафу.

Правители Феодоро были хорошо известны при константинопольском и трапезундском дворах и в торговых домах этих государств. Виднейшие представители византийской аристократии имели в городах Таврики деловых партнеров, владели землями и недвижимостью. О владениях Палеологов в Готии мы уже писали в предыдущей главе. Близкая к Палеологам семья Нотарасов активно размещала капиталы в Крыму и имела на полуострове свои предприятия. Родственник последнего императора Константин Палеолога Лукас Нотарас, ставший незадолго до падения Константинополя командующим византийским флотом, в 1443 году получил от правительства Генуи право осуществления перевозок по Черному морю на льготных основаниях. Аристократические роды Мамонас и Софианос были связаны с крымскими соляными компаниями⁹.

Конечно же, Феодоро оставалось провинцией византийского мира, но в последнее столетие его существования именно провинция дала самые яркие шедевры культуры и искусства. У провинциальных династов, богатевших за счет транзитной торговли, было намного больше средств, чем у обнищавших императоров в окруженном турками Константинополе. Поэтому они имели возможность привлекать лучших мастеров — зодчих и иконописцев, собирать при своих дворах богословов и философов, бежавших из голодающей столицы. Пелопонесская Мистра снискала славу главного очага византийского возрождения, посылавшего культурные импульсы на католический Запад. Но не меньшим культурным уровнем обладало и государство Феодоро.

Вышеупомянутый экзарх Матфей был поражен богатством и великолепием столицы княжества. В своей поэме он пишет, что город Святого Феодора на плато Мангупа может сравниться с Константинополем. По словам Матфея, никто не способен словами выразить красоту его зданий, украшенных портиками и колоннадами. Эти живописные улицы с хорошо ухоженными парками и садами, в которых бьют фонтаны холодной, искрящейся на солнце воды, производят на странника чарующее впечатление. Никто не в состоянии описать сказочно неповторимые храмы с их сферическими и удлиненными куполами, полы которых выложены причудливой мозаикой, эти дворцы в обрамлении мраморных скульптур и белоснежные башни его укреплений. Чтобы удивить жителя Константинополя — культурной столицы христианского мира — город Святого Феодора должен был обладать поистине замечательным величием и красотой.

Об изменениях, произошедших в начале XV века в государственной идеологии княжества, можно судить и по памятникам искусства. Сохранившиеся фрески крымских храмов дают наглядное представление об этом перевороте в сознании феодоритов, вызванном изменением политической обстановки в «византийском мире».

Скромные провинциальные деисусы росписей XIV столетия сменяются первоклассными фресковыми росписями с многофигурными сценами. Христос изображается в них уже не в виде «доброго пастыря», а в виде «сурового, недоступного владыки, восседающего на царском троне в пышном облачении среди атрибутов верховной власти, окруженного небесными силами, отделяющими его от представителей «церкви земной». Во фресках Южного монастыря на Мангупе, расписанного в годы правления Алексея I, даже фигуры Марии и одного из апостолов приобретают аристократический характер: изящно драпируясь в богатые одеяния, они склоняются перед Вседержителем в придворном поклоне¹⁰. Но не следует видеть в этом исключительно имперский пафос. Фрески мангупского монастыря, созданные за несколько десятилетий до гибели «византийского мира», несут в себе отпечаток тревоги и печали. Суровый Спас в Силах напоминает о страшном суде, а лицо Богородицы не спокойно и безмятежно, как на классических византийских изображениях, а выражает скорбь и печаль.

Подражая византийскому двору, ауфенты Феодоро изображают в храмах свои пышные царские генеалогии. Посетивший Крымское ханство во второй половине XVI века польский посол Мартин Броневский еще застал их в храмах Константина и Елены и Святого Георгия на Мангупе. Он писал, что стены их «украшены изображениями (ликами) и знаками власти (Habitus) тех царей и цариц, от крови которых они (князья. — Прим. авт.), видимо, происходили». Пытаясь уточнить это наблюдение, Броневский беседовал с греческим священником, который поведал ему, что «перед самой осадой города турками там имели пребывание два греческих правителя (duces), дядя и племянник, о коих кажется несомненным, что они были константинопольской или трапезундской царской крови»¹¹.

Так в ожиданий событий, потрясших весь христианский мир, формировалась идеология государства Феодоро — одного из последних оплотов византинизма.

Примечания

*. Классической считается следующая иерархия титулов в поздней Византии: деспот, севастократор, кесарь, великий доместик, протовестиарий, паниперсеваст, мегадука, протостратор, великий логофет, доместикий, великий стратопедарх, великий примикрий, великий коноставл, протосеваст, пинкерн, куропалат и т.д.

Список цитируемой и упоминаемой литературы

1. Гумилев Л. Поиски вымышленного царства. — М.: АСТ, 2004. — С. 41—42.

2. Дугин А.Г. Мы церковь последних дней // Завтра. — 1998. — № 1. — С. 8.

3. Рансимен С. Восточная схизма. Византийская теократия. — М.: Восточная литература РАН, 1998. — С. 225—226.

4. Карташов А.В. Судьбы Святой Руси // Православная мысль. Труды Православного Богословского института в Париже. — Вып. 1. — Париж, 1928. — С. 134—156.

5. Успенский Ф.И. Очерки истории Трапезундской империи. — Спб.: Евразия, 2003. — С. 289.

6. Описание монастырского музея. — http: // www.ec-patr.gr/ mones/dionysiou/gr_thisavros_10.htm.

7. Ошарина О.В. Мотив орла в коптском искусстве // Античная древность и средние века. — Екатеринбург, 1998. — С. 265—266.

8. Малицкий Н.В. Заметки по эпиграфике Мангупа // Известия Таврической ученой архивной комиссии. — 1933. — Вып. 71. — С. 20.

9. Еманов А.Г. Studia Byzantina Taurica в университетах Германии // Античная древность и средние века. — Екатеринбург, 1998. — С. 22—23.

10. Домбровский О. Фрески средневекового Крыма. — Симферополь, 1965. — С. 95—96.

11. Броневский Мартин. Описание Крыма // Записки Одесского общества истории и древностей. — 1867. — Т. 6. — С. 343.