Глава III. Степной район Карасубазара и Симферополя

В отличие от предыдущего, район Симферополя и Карасубазара представляет собой область, где условия степной равнинной природы, связавшие его судьбу со степями Юго-Востока России и внутренней Азии не благоприятствовали появлению здесь оседлой жизни и сохранению тех местных традиций земледельческого быта, древнейшими памятниками которой являлась трипольская культура, до сих пор однако не обнаруженная в Крыму. Но степной Крым не оставался совершенно чуждым оседлых традиций. Даже при условии постоянной смены одних кочевых племен другими, какую мы находим на территории Северного Крыма, начиная с Геродота и кончая XVII веком, в степной Крым необходимо должны были попадать и развиваться навыки оседлой культуры вместе с теми этническими передвижениями, политическими и экономическими связями, которые включали степной Крым в культурные области, где удерживались формы оседло-земледельческого хозяйства. История застает Крым заселенным скифами-кочевниками, и их быт, описанный Геродотом и Гиппократом, во всех деталях совпадает с известными описаниями кочевого быта более поздних турецких народов внутренней Азии и почти в неизменном виде сохраняется там и до сих пор. Проникшая оттуда в Крым восточная группа скифов не могла поэтому принести с собой земледельческих навыков, известных, однако, оседлым скифам, обитавшим, по Геродоту, в бассейне Буга и Днестра. Этнический состав крымских скифов, как и скифских народов вообще, до сих пор не может еще считаться вполне выясненным. Казалось, наиболее твердо установленное Мюлленгофом¹ положение об иранском происхождении скифов все более начинает колебаться и встречает возражения. Уже В.Ф. Миллер,² пересматривая в «Осетинских этюдах» вопрос о происхождении скифов, приходит к заключению об этнической разнородности скифских племен и, считая безусловно иранским их древнейший оседлый слой, он возражает против возможности говорить не только об иранизме, но, и вообще, об индоевропеизме скифов восточных. Он видит в них более поздние волны азиатских кочевников урало-алтайского происхождения, получивших иранский элемент из Мидии, куда они проникли значительно раньше, чем появились в причерноморских степях. В Ассирии³ они под именем ашкуза стали известны в VIII веке до нашей эры. Однако, достаточных данных об урало-алтайском происхождении скифов Миллер не приводит, считая совершенно ненаучной попытку Neuman'а объяснить скифские имена из урало-алтайских языков. Мадьярский ученый Geza Nagy⁴ в статье о национальности скифов дал доказательства урало-алтайского происхождения их. Minns находит попытку G. Nagy удачной и сам присоединяется к мнению его об урало-алтайских элементах в скифской народности, попавшей в море иранских племен, издавна господствовавших в причерноморских степях. Иранцами Minns склонен иногда считать даже тавров⁵ и киммерийцев⁶, принесших, по его мнению, иранский элемент и в Ассирию, хотя в других местах он отрицает иранское происхождение киммерийцев. Во всяком случае, возможно говорить не столько об этнической принадлежности скифов к монголоидными народам Азии, сколько о действительных культурных связях скифов причерноморских с далекими областями южной Сибири и Монголии, содержащих в себе археологические памятники одного, так называемого, скифского стиля. В причерноморских степях скифы исчезли тотчас за своим пышным расцветом в IV веке до нашей эры. В Крыму скифская народность продолжала существовать значительно дольше, достигнув еще раз могущества во II веке до нашей эры, когда они угрожали Херсонесу и Босфорскому царству при скифском царе Скилуре. К этому времени скифы, заключенные в тесных пределах Крымского полуострова, неизбежно теряли свой кочевой быт, становясь полуоседлыми и земледельцами. В это время они имели уже постоянные города, как например, столица Крымских скифов — Неаполис близ Симферополя. Возможно, что это был полугреческий город, выросший среди полукочевого и полуоседлого населения. Известна также крепость Хавен, упоминаемая в надписях во время войны с Митридатом⁷.

Каковы были народные жилища кочевых скифов в Крыму в период оседлости, мы не знаем, но надо думать, что сюда должны были проникать или типы жилищ скифов земледельцев, с территорией которых царские скифы были связаны, как с местом погребения своих знатных покойников и царей, или же формы жилищ, господствовавшие у издавна оседлых туземных народов по восточным берегам Черного и Азовского моря, так называемых меотийских племен, влияние которых сказывалось как на живших рядом с ними скифах и сарматах, так и на полугреческом населении Боспорского царства. Диодор Сицилийский⁸ сохранил нам от III века до нашей эры превосходное описание одного укрепленного замка, принадлежащего меотийской народности татам: «Замок стоял у реки Тата, которая обтекала его и, вследствие своей значительной глубины, делала неприступным. Он был окружен высокими утесами и огромным лесом, так что имел всего два искусственных доступа, из коих один, ведший к самому замку, был защищен высокими башнями и наружными укреплениями, а другой был с противоположной стороны в болотах и охранялся деревянными ограждениями. Здание было на свайных столбах и жилье находилось над водой». Надо думать, что на сельских постройках крымских скифов отражались и навыки городского строительства, которое находилось всецело под греческим влиянием, сообщавшим и всей культуре крымских скифов скифо-эллинский облик. Еще в IV веке до нашей эры новая кочевая народность — сарматы, продвинувшаяся с востока, оттеснила и растворила в себе скифов причерноморских степей и, заняв их территорию, постепенно начала проникать и в Крым по мере ослабления там скифской державы. Этническое происхождение сарматов, также как скифов, нельзя считать выясненным. Возможно говорить только о значительном иранском элементе в их культуре. В римское время часть сарматов была оседлой, у некоторых сарматских племен — сираков и аорсов в Предкавказье имелись укрепленные города. Так, Тацит⁹ описывает город Успу, расположенный на возвышенности и снабженный рвами и стенами, которые были построены не из камня, а из плетня и прутьев с насыпанной в середине землей. По-видимому, этот способ постройки из плетня сарматы усвоили от местного земледельческого населения Меотийских племен, живших по восточным берегам Азовского моря. До сих пор этот тип строительной техники является характерным и национальным у черкесской народности этого района.

Наиболее важную роль в Крыму играла самая молодая отрасль сарматского племени — аланы, иранское происхождение которых может считаться наиболее доказанным. О территории аланских поселений и их судьбе в Крыму мы уже говорили выше.

С IV века нашей эры мы имеем дело с поглощением иранского элемента турками, которые, подобно скифам и сарматам, вступали на территорию Крыма типичными скотоводами и кочевниками. Не многие из них создавали прочную оседлость в Крыму, большинство также быстро исчезало, как и появлялось. После двукратного нашествия гуннов Крым видел нашествие аваров в VI веке, за ними следовал непомерно раскинувшийся на запад из далекой Монголии авангард, с центром в Алтае, империи Турков, будущих создателей орхонского алфавита, затем мадьяры, находившиеся в IX веке в живых сношениях с Босфором, где покупали ткани за рабов, и память о которых, по-видимому, хранит название распространенного до сих пор здесь четырехколесного экипажа «маджары», потом хазары, печенеги, половцы и, наконец, татары. Из всех них, не считая татар, только хазары проявили некоторые признаки оседлой жизни, что выражалось в наличии постоянных опорных пунктов, как, например, крепость Саркел (Белая Вежа) при устье Дона, построенную однако византийцами по просьбе хана в 839 году.

Нельзя, все-таки, думать, чтобы в рассматриваемом нами степном районе за все это время совершенно не существовало оседлых пунктов. Уже самое появление в первую пору развития татарской культуры в Крыму их столичного города Солхата (Старый Крым), на месте, где сохранились свидетельства некогда бывшего здесь селения или города римского времени на важном торговом пути из Феодосии (фрагмент греческой плиты, римские монеты, найденные здесь) заставляют предполагать, что в средние века здесь продолжал существовать оседлый центр; возможно, именно здесь находился загадочный город Фулла, о котором имеется целый ряд упоминаний, между прочим пребывание в нем Константина Философа в IX веке, когда он нашел среди его жителей обычай жертвоприношения дубу¹⁰, что, возможно, связано с культом деревьев дуба и бука у яфетидов¹¹, хотя, вообще, культ деревьев имеет широкое распространение в Европе, особенно у финно-угорских племен. О значении города Фуллы свидетельствует то, что он упоминается, как центр самостоятельной епархии наряду с Сугдейской. По-видимому, существовало также селение до татарского времени на реке Карасу в районе нынешнего Карасубазара.

Расширение Золотой Орды вплоть до Крыма включило его в тот круг золотоордынской культуры, которая, хотя и была в основе кочевнической, но в то же время являлась проводником высоких форм оседлого быта и искусства, которые процветали в то время в странах передней Азии и Востока, захваченных исламом. Раскопки на Волге, на месте Сарая, столицы Золотой Орды, обнаружили там признаки блестящей культуры¹², указывающие на значительное влияние Туркестана и Персии и влияние арабо-персидских мотивов на татарское строительство конца XIV и XV века.

В это время Крым по отношению к Сараю мог являться не только далекой провинцией, но и одним из центров золотоордынской культуры. Еще задолго до пышного расцвета Сарая при ханах Узбеке и Джанибеке крымский Салхат обнаруживает непосредственную связь с мусульманскими странами на переднем Востоке, растущей Сельджукской державой в Малой Азии и арабским халифатом в Египте. В 1288 году египетский султан Мамелюк Бейбарс в воспоминание о своем половецкой происхождении сооружает в Салхате великолепную мечеть, в подражание которой в 1314 году была выстроена здесь вторая огромная мечеть золотоордынским ханом Узбеком.

Наряду с этим монументальным строительством естественно развивалось и частное. Арабский географ Ибн Батута, посетивший Салхат в XIV веке, говорит о нем, как о богатом большом городе. Но как и во всех больших восточных городах, главная часть населения жила в маленьких домиках, скученных вместе, вероятно, близких по типу тем глинобитным мазанкам, которые известны из раскопок В.А. Городцова¹³ в Маджарах. В Крыму, однако, кроме форм степных золотоордынских, очевидно, жили и те самые конструктивные мотивы, которые мы наблюдаем и в настоящее время в татарской архитектуре городов и селений данного района.

Эти современные формы знакомят нас с теми местными традициями, которые в степной полосе значительно отличаются от рассмотренных нами в городе Бахчисарае, и тем более, в предгорном Бахчисарайском районе. Тип такого строения является общим для обширного района причерноморской степной полосы, Бессарабии и северных частей Балканского полуострова. С другой стороны, мы встречаем в нем заметное влияние тех мотивов, которые характерны для черкесского дома на восточных берегах Черного моря. Степь с ее отсутствием природных границ способствует слиянию отдельных форм жилища и вырабатывает некоторый общий тип, но все-таки отдельные этнические группы сохраняют заметные местные отличия.

Татарские деревни района Карасубазара отличаются беспорядочным расположением домов, с пустынным двором, окруженным низенькой каменной оградой и имеют неправильные, но довольно широкие улицы. Низенькие одноэтажные домики под двускатной черепитчатой крышей помещаются в глубине почти ничем незанятой пустынной усадьбы. Дома построены из обмазанного глиной плетня или воздушного кирпича и по плану чаще всего состоят из двух-трех комнат или из одной комнаты и сеней, обычно отопляемых очагом. Вход часто расположен со стороны, противоположной улице, так что дом на улицу выходит задней глухой стеной. Дверь с высоким порогом ведет в комнату, которая является и сенями и кухней. У стены, отделяющей ее от другой комнаты, помещается обширный очаг, с широкой трубой, из плетня, обмазанного глиной. Труба покоится на четырехугольной раме, образованной из вделанных в стену двух горизонтальных жердей на высоте около 1,2 метров от пола, длиною каждая около 1 метра. Балка, лежащая параллельно стене на концах жердей, образуя нижний край трубы очага, называется здесь «даул-бас», т. е. глава тяги. В этой же комнате у стены недалеко от двери стоит хозяйственная утварь, как то: кадушка с соленьем (помидорами, перцем и пр.), с кислым молоком, чугунные котлы, ступа для толчения соли и проса. Здесь же обычно располагаются земледельческие орудия — лопаты, мотыги и пр. Из кухни или сеней дверь, открывающаяся внутрь, ведет в комнату, служащую спальней или женской половиной, или, если дом состоит из трех отделений, и спальня расположена в противоположной стороне, то в гостиную. В спальне у стены, отделяющей ее от кухни, устраивается куполообразная печь, служащая для обогревания этой комнаты и для выпечки хлеба Ее отверстия — устье и дымоход — выходят в кухню в стенку очага. Обстановка комнат мало отличается от таковой же домов Бахчисарайского района.

Существенным различием между домами последнего и домами степных татар является, во-первых, то, что при доме имеется хлев, построенный в одну линию с домом и находящийся с ним под одной крышей. Хлев обыкновенно делается без передней стены, так что открыт со стороны двора. Крыша дома двускатная, крытая землей и соломой, сверх которой кладется черепица на всю крышу, или только над жилой частью дома. Напоминая собой по внешности рассмотренные типы Бахчисарайских, крыша резко отличается от них своей внутренней конструкцией, имеющей иную историю развития.

Главной опорой служат два врытых в землю, в середине узкой стороны дома, довольно толстых деревянных столба с развилкой на верху, на которые настилается длинная слега, являющаяся гребнем крыши. Она подпирается для устойчивости еще такими же снабженными развилками наверху столбами у внутренней стены дома. Сверх нее настилаются на расстоянии 75 ст. друг от друга значительно более тонкие стропила, которые нижними концами выходят за край продольных стен, образуя навес крыши, иногда подпираемый в землю рядом врытых в землю стоек. Подобного рода стойки ставятся также снаружи около глинобитных стен, особенно по углам дома, и врезаются в проходящие вдоль горизонтальные слеги, образуя основной деревянный каркас дома. Хотя такого рода каркас мы встречаем здесь в домах, стены которых построены из воздушного кирпича, но по своему развитию он связан, очевидно, с другим материалом, т. к. глиняные стены сами представляют достаточную опору для установки крыши. Всего скорее мы здесь имеем дело с вытеснением калыбом плетневых стен, при которых описанная конструкция, снимающая со стен опору крыши, является наиболее естественной. Совершенно такого рода вильчатые подпорки под коньковой слегой известны в наиболее примитивном типе плетневых построек черкесов¹⁴, их сараев и курятников, где они вполне гармонируют с общим устройством крыши и всего помещения.

Этот тип дома не ограничивается указанными пределами, а имеет более значительное распространение в области восточной Украины, как это видно на карте типов жилищ Ф.К. Волкова¹⁵. Жилища из плетня известны также на Балканском полуострове в Сербии, в Белопавличах около Косова Поля¹⁶. Плетневые же фрагменты во фронтонах двускатных крыш, потолка, дымчика у очага и т. д. имеют там значительно более широкое распространение. Местами, например, в южной Бессарабии, Приднепровье, в местности, прилегающей к Дунаю и Пруту, Хворостяный плетень заменяется Камышевым. Сверху такие жилища, называемые у молдаван «коса», покрываются плотно Камышевой крышей и обмазываются глиной¹⁷.

Мы видим, что плетневый тип, генетически отличный от построек из глиняного кирпича, имел более широкое распространение по всему рассматриваемому району и был связан с какой то культурно-этнической группой, внесшей его элементы также в бытовавший в предгорном районе тип строений. Традиции плетневого жилища с данной территории уходят в Трипольскую культуру, где подобный тип жилища был обычен и встречался наряду со свайными сооружениями. Мы видели плетневые части, входившие в конструкцию татарских домов, в основе сложенных из камня или, по-видимому, явно заменяющего камень, воздушного кирпича. В Бахчисарайском районе и в самом Бахчисарае, обыкновенно из плетня делается фасадная, снабженная дверями и наибольшим количеством окон, стена. Но в отличие от степного района, где сохраняется выработавшаяся в плетневой постройке крыша, даже в случае замены стен иным материалом, мы видим в Бахчисарае конструкцию крыши, подчиненную устойчивым местным формам, сложенного из камня здания. При этом двускатная крыша могла оказаться здесь более поздним явлением, чем каменная конструкция стен, для которой в районе южного берега Крыма, Кавказа, Малой Азии и в значительной части востока Средиземноморской области характерна плоская крыша. Двускатная крыша греческих каменных храмов, как показал Саразин¹⁸, выработалась на основе деревянного зодчества и некогда бытовавшего в Греции свайного типа построек, дожившего до конца бронзовой эпохи в Альпах и в историческое время существовавшего на восточных берегах Черного моря, как мы видели выше, у приазовских татов, а также знаем из известного описания Гиппократа (Peri Aer. 22) условий жизни на реке Рионе (Фазисе): «люди проводят свою жизнь в болотах, их деревянные или тростниковые хижины построены на воде; они мало ходят пешком, только в город или на рынок, а обыкновенно разъезжают на однодревках вверх и вниз по каналам, которых там множество».

Следовательно, двускатная крыша в Крыму, в свою очередь, имеет значительную древность в Средиземноморье и не должна, таким образом, рассматриваться ни как более старый, ни как более новый генетически тип сравнительно с плоской крышей. Двускатную крышу в применении к плетневому дому можно видеть на глиняных моделях нижнедунайской культуры¹⁹. Будучи связана в своем развитии с иною культурною областью, она действительно может быть свидетелем исторических процессов, захвативших ряд самостоятельно развившихся областей в общий круг этнокультурной жизни. Но здесь не место останавливаться на эволюции и классификации различных типов двускатных крыш вообще и касаться сложного вопроса об их происхождении, территории и путях, на которых происходило их распространение и развитие. В данном случае нас интересуют детали конструкции наших двух типов двускатной крыши и развившейся из них вторично четырехскатной, приводящих нас к значительно более новым культурно-историческим процессам, характер которых определяется той территорией, где в настоящее время мы встречаем типы жилищ, родственные рассмотренным нами крымским.

Очень пологая двускатная крыша, со стропилами в виде козел («макас») и опорой на горизонтально положенные на стены брусья, известна и в степном Симферопольском и Карасубазарском районах, ограничиваясь, однако, только городами, где этот тип, по-видимому, связан со старыми традициями местных греко византийских опорных пунктов. Так, этот тип совершенно близкий Бахчисарайскому району, до сих пор можно встретить в старинных, сохранивших свой тип, татарских домах Симферополя, также в жилище городских цыган. Последнее является особенно интересным в виду того, что в нем сохранился образец некогда воспринятого и удержанного консервативным бытом цыган, наиболее примитивного типа такого рода жилищ, послужившего исходным пунктом для более сложных двухсоставных и трехсоставных, а также двухэтажных форм рассмотренного нами татарского дома.

Цыгане занимают в Симферополе отдельную слободку в конце Салгирной улицы и являются представителями трех различных групп. Надо сказать, что цыгане заслуживают в Крыму большого внимания. Если даже не принимать слишком смелую и неубедительную гипотезу Шантра²⁰, считавшего цыган древнейшими аборигенами Кавказа, потомками хорошо известной в истории и Боспорского царства народности синдов (по созвучию с «синтами», как называют себя сами цыгане), все-таки возможно предполагать сохранение в них некоторых особенностей (например, у цыган, живущих в пещерах) культуры древних аборигенов Крыма.

Кварталы, занимаемые цыганами группы «Дай-фа» или «туркмен», как они сами себя называют, не имеют подобия улиц. Маленькие квадратного плана домики с очень пологими двускатными и односкатными крышами, наставлены как попало. Иногда несколько домиков выстроены в одну сплошную линию, а пространство между ними и другими домами служит открытым двором, где течет жизнь цыганской семьи. Домик, в котором помещается целая семья, представляет из себя одну комнату, размером 3×3 метра. Никаких других дополнительных помещений, в виде кухни, сеней, чуланов, нет. Дверь из комнаты ведет непосредственно наружу. Стены дома сложены из воздушного кирпича, имеют толщиной 50—50 см, высотой до 2 метров. Перед дверью дома вдоль всей стены возвышается площадка — «тап-чан», шириной 1,4 метра, длиной 3,6 метра и высотой 20—25 см. С одной стороны этой площадки возводится глинобитная стенка высотой 90 см. для защиты от ветра очага, который помещается на этой площадке. Иногда над последней с крыши спускается навес, поддерживаемый колонками.

По своему устройству крыша напоминает таковые же Бахчисарайского района, покоится здесь на двух парах стропил, опирающихся и врезанных нижними концами в поперечные брусья — «тарткы», положенные на переднюю и заднюю стены дома. Верхние концы стропил пересекаются, врезываются друг в друга и образуют козлы, на которые кладется слега — хребет крыши. С боковой стены дома конек крыши опирается на вершину фронтона, который представляет продолжение боковой стены дома. На стропила прикрепляются слеги по две с каждой стороны и на них настилаются доски, и накладывается глина, смешанная с соломой. Некоторые сверх глины настилают черепицу.

Внутренность цыганского дома совершенно лишена какой бы то ни было обстановки, часто нет даже очага. Одно небольшое окно освещает комнату, а зимой оно затыкается тряпкой. В стене устраивается небольшая ниша, служащая полкой.

Наиболее интересной чертой рассмотренного цыганского жилища безусловно является вынесение очага из дома наружу. Эго явление, мало понятное в бытовом отношении, имеет свое объяснение, по-видимому, в эволюции цыганского жилища, не касаясь по существу самого дома с двускатной крышей, который развился в иных условиях и был заимствован цыганами. В Салачике, пригороде Бахчисарая, группа цыган, «Елекчи» (делатели сит), жила до последнего времени (совершенно вымерли во время голода в Крыму в 1922 году) в искусственных пещерах по склону горы. При осмотре этих пещер в 1924 году, когда там уже никого не было, среди полного разрушения удалось обнаружить несколько пещер, более или менее сохранивших подобие прежнего устройства. Такого рода пещеры представляют собой углубление в отвесной каменной стене, с плоским полом, неправильно сводчатым потолком, с более или менее отвесными стенами, размером около 2,5 метров в глубину, 3,5 метров в ширину и 2 метра в высоту.

Снаружи широкий вход в пещеру загорожен довольно толстой стеной из дикого камня на глиняном цементе. В этой стене оставлено отверстие для входа, снаружи к ней пристроен каменный очаг, топка которого обращена внутрь пещеры, а дымоход проходит вдоль по отесу скалы. С одной стороны от входа пол представляет собой характерное плоское возвышение, по-видимому, служившее для сиденья и спанья. По верхнему наружному краю пещеры высечен желоб для отвода дождевой воды, чтобы она не затекала на потолок и стены пещеры. В одном из углов жилья можно было наблюдать углубление в виде бассейна, очевидно для воды. Положение очага в этом незатейливом жилище за наружной стеной объясняется самой структурой пещеры, в которой дымовое отверстие не может быть проделано в потолке. Возможно, что именно этот тип взаимоотношения жилища и очага отразился на более совершенном жилище симферопольских цыган.

Все рассмотренные выше типы татарского дома обладают рядом общих признаков, связующих их с жилищами Балканского полуострова. Если исключить из них явные признаки османского городского строения, то даже при этом условии между ними останется много общего. Наиболее близко стоит к татарскому жилищу дом гагаузов Бессарабской губернии, выселившихся сюда с Балканского полуострова. Эта народность образовалась, по-видимому, из оттесненных на Балканский полуостров из южнорусских степей родственных половцам узов или торков²¹. Мы наблюдаем у них тот же характерный план с очагом в сенях (хаят) и чистую половину с крытой хлебной печью, устьем выходящей через стену в очаг. Двускатная крытая черепицей крыша также покоится на стропилах («макас») козлами, и один ее скат образует навес, поддерживаемый столбами балкона; но стропила здесь иначе связаны со стенами дома, и поперечные брусья отсутствуют. Напротив, мы находим у гагаузов продольную балку — матицу — «зифть киреиш», не наблюдаемую у крымских татар.

Поскольку гагаузы являются выходцами с Балканского полуострова из области Бальчика, к северу от Варны, они принесли сюда тип дома, бытующий там.

Действительно, элементы его мы встречаем и у южных славян, которые, поселившись на Балканском полуострове, сменили общеславянский тип деревянного дома на каменные, связанные с албанским и фракийским строительством. Такого рода дома мы находим у болгар, сербов и черногорцев, при чем замечается широкое заимствование даже у последних, наименее подвергшихся османскому влиянию строительной терминологии, общей в ее турецкой части с рассмотренной нами у крымских татар. Двускатные крыши также крыты желобчатой черепицей византийского типа или пластинами дикого сланца, послужившего древним прототипом плоской черепицы римского времени.

Существенным отличием славянских жилищ от крымского является огнище, расположенное в середине жилого помещения, чего у татар мы не замечаем, хотя эго было бы наиболее естественным найти у осевшего кочевого населения. Однако, напротив, у южнославянского населения огнище только в том случае получает турецкое название «оджах», в форме «очаг», широко распространенное и у восточных славян, когда оно переносится к стене и над ним развивается дымоход. Это свидетельствует, что южными славянами, принесшими с собой на Балканский полуостров центральное огнище, очаг был заимствован через турецко-османскую среду, а не обратно, как полагает K. Rhamm²², считающий, что южные славяне тип дома кучи с центральным огнищем приобрели на Балканском полуострове, сменив на него общеславянскую избу. Ниже нам придется еще на этом несколько остановиться, в связи с вопросом о распространении среди южных славян и в Крыму альпийского типа двухкамерного дома.

Примечания

1. Müllenhoff. Deutche Alterthumskunde. III. Berl., 1892, стр. 122.

2. Миллер В.Ф. Осетинские этюды, т. III. Экскурс о скифах, 117—136.

3. Winckler H. «Kimmerier, Aŝguzäer, Skythen» Altorientalische Forschungen. I. 1897, 484—496 стр.

4. Nagy G. Aszkithák Nemzetisége. Néprajzi Füzetek. 1895. № 3, цит. no Minns E. Scyth. a. Gr. 99 стр.

5. Minns E. Scythian and Greeks C. 1913. стр. 101.

6. Loc. cit стр. 115.

7. Latyschev V. Inscriptiones antiquae orae septentrion. Ponti Euxini. v. I.

8. Диодор Сицилийский. История Боспорского Царства, кн. XX, 23. Латышев В.В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе, т. I стр. 475, греческий текст (русс. перевод средактирован несколько иначе).

9. Тацит. Летопись, книга 12, глава 16, перевод В.И. Модестова. Сочинения, т. II, 1837. стр. 337.

10. Василевский В.Г. Житие Стефана Сурожского. Труды, т. 13, стр. CLXV.

11. Марр Н.Я. Талыши. Петр. 1922, стр. 5.

12. Терещенко А. Окончательное исследование местности Сарая. Учен. Зап. Ак. Наук I и III отд. т II, в. I. 1833 г. стр. 89—105.

13. Городцов В.А. Результаты археологического исследования на месте развалин г. Маджар в 1907 г. Тр. XIV Арх. Съезда т. III, стр. 199.

14. Миллер А.А. Черкесские постройки. Материалы по этнографии России т. II, стр. 75, рис. 34.

15. Волков Ф.К. Этнографические особенности украинского народа. Украинский народ в его прошлом и настоящей. Петроград, 1916, т. 11, стр. 520.

16. Ровинский П. Черногория в ее прошлом и настоящем. СПБ. 1897, т. II, ч. 1, стр. 461.

17. Харузин А. Славянское жилище в С.-З. Крае. Вильна. 1907 г. стр. 70.

18. Sarasin P. Ueber die Entwickelung des griechischen Tempels aus dem Pfahlhau. se. Zeitschr. f. Ethnol 1907 H. 1—2, стр. 58—79.

19. Chantre E. Recherches anthropologiques dans le Caucase. I. Paris. 1885, стр. 85—87. См. также Mortillet G. Origine du bronze. Paris. 1876.

20. Городцов В.А. Нижнедунайская культура в Болгарии. «Нов. Восток» № 4.

21. Машков. Гагаузы Бендерского уезда. «Этнограф. Обозрение» 1900 г. Kal.

22. Rhamm K. Die altslawische Wohnung. Ethnogr. Beiträge z. Germ.-Slaw. Altorthumskunde B. II. Teil. 2. Buch. 1. Braunschw. 1910, стр. 233, 395.